Текст книги "Разбитые сердца (ЛП)"

Автор книги: Колин Гувер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Что делает меня счастливой?

– Не знаю. – Я смотрю на воду за окном и чувствую, как меня накрывает волна спокойствия. – Наверное, океан.

– Значит, нужно насладиться им, пока у тебя есть такая возможность. Не надо устраиваться на работу. И так будешь работать всю оставшуюся жизнь. Посвяти это лето себе. Мне кажется, ты заслужила право хоть раз побыть немного эгоисткой.

– Правда, заслужила, – согласно киваю я.

– Рада, что ты это понимаешь, – Сара улыбается и встает с кровати. – Я обещала Маркосу, что схожу с ним в парикмахерскую, а потом пообедать. Можешь пойти с нами, если хочешь.

– Нет, мне нужно принять душ. Может, позже прогуляюсь на пляж.

Сара спиной выходит из моей комнаты.

– Хорошо. Мы вернемся через пару часов. Не ужинай, сегодня мы будем готовить на пляже.

*

Сара упоминала, что на полуострове Боливар есть обширная область, которую пренебрежительно называют звериным пляжем. Там разрешено ездить на транспорте прямо по песку, в том числе на гольф-карах, поэтому оживленное движение и вечеринки там не прекращаются никогда.

Часть этого движения затрагивает и ту область, где живет Сара, но там оно не такое оживленное, как в некоторых частях полуострова. Но всего в паре километров от дома Сары начинается совсем другая жизнь. И необязательно лучшая. Думаю, все зависит от настроения, но я сейчас точно не в настроении для громкой музыки и нездоровой энергичности.

Я поворачиваю обратно, пока не зашла слишком далеко в людную область. В кузове грузовика сидят двое парней и приманивают собаку гамбургером.

У пса под шкурой выступают ребра. Я смотрю, как собака подходит к парням, будто знает, что за еду, которую она вот-вот получит, придется отплатить.

Я тотчас проникаюсь к псу состраданием.

– Вот так, – зовет один из парней, протягивая бургер. – Чуть ближе.

Когда собака оказывается в зоне досягаемости, парень убирает еду, а второй быстро обступает собаку и зажимает ее между колен. Они со смехом надевают псу на глаза головную повязку и отпускают. Собака мечется, ничего не видя.

Она пытается лапой снять повязку с глаз, и я бросаюсь к ней. Снимаю ее с головы пса, и он, испуганно глядя на меня, срывается с места.

– Да ладно тебе! – говорит один из парней. – Мы просто развлекаемся.

Я бросаю в них повязку.

– Тупые засранцы. – Собака бежит прочь. Я подхожу к парням, выхватываю гамбургер из рук одного из них и иду вслед за собакой.

– Сука, – бормочет кто-то из них мне в спину.

Я возвращаюсь туда, откуда пришла, подальше от толпы и ближе к собаке. Бедняжка прячется за голубым мусорным баком и жмется к земле. Я медленно подхожу к псу, пока не оказываюсь в паре метров от него, и осторожно бросаю ему бургер.

Собака обнюхивает его с мгновение и начинает есть. А я иду дальше, разозлившись. Порой я не понимаю людей. И меня это бесит, потому что я ловлю себе на мысли о том, как же мне хочется, чтобы человечество страдало чуть сильнее. Быть может, если бы все испытали на себе хоть каплю того, что пережил этот пес, то подумали бы лишний раз, стоит ли поступать, как сволочь.

Я уже прошла полпути к дому, как вдруг понимаю, что пес идет за мной. Наверное, думает, что у меня есть еще бургеры.

Я останавливаюсь, и пес тоже встает на месте.

Мы пристально смотрим друг на друга, изучая взглядом.

– У меня больше нет еды.

Я иду дальше, и собака опять бежит за мной. Его то и дело что-то отвлекает, но, подняв взгляд и увидев меня, он тотчас меня нагоняет. Когда я наконец подхожу к дому, пес следует за мной по пятам.

Уверена, что мне нельзя приводить в дом такую грязную собаку, но я могу хотя бы принести ему немного еды. Подойдя к лестнице, я оборачиваюсь и указываю ему пальцем.

– Место.

Собака садится в точности туда, куда я указала. Меня это удивляет. Во всяком случае, он послушный.

Я достаю из холодильника несколько кусочков индейки, наливаю воды в миску и отношу все это собаке. Сажусь на нижнюю ступеньку и глажу пса по голове, пока он ест. Наверное, было неразумно кормить его возле дома. Он наверняка будет бродить здесь, раз я его покормила, но, возможно, это не так уж плохо. Мне бы не помешала компания существа, которое не осуждает меня.

– Бейя!

Пес поднимает уши, услышав мое имя. Я озираюсь по сторонам, пытаясь увидеть, кто меня окликнул, но никого не вижу.

– Я здесь!

Я смотрю на дом, стоящий по диагонали от нашего во втором ряду за пустующим прибрежным участком. На краю невероятно высокой крыши стоит парень. Он так высоко, что я не сразу понимаю, что это Самсон.

Он жестом подзывает к себе, и я как дура озираюсь по сторонам, чтобы убедиться, что он обращается ко мне, хотя он даже назвал мое имя.

– Иди сюда! – кричит он.

На нем нет рубашки. Я тут же подскакиваю и чувствую себя такой же жалкой и голодной, как эта собака.

Я смотрю на пса.

– Сейчас вернусь. Жди здесь.

Но едва я начинаю переходить дорогу, как пес бежит следом.

Захожу во двор дома, на котором стоит Самсон. Теперь он встал в опасной близости к краю и смотрит вниз.

– Поднимайся по лестнице справа от парадной двери. Потом проходи через первую дверь слева по коридору. Она ведет на крышу. Хочу кое-что тебе показать.

Даже отсюда вижу, как его кожа блестит от пота, и на миг опускаю взгляд себе под ноги, пытаясь решить, как же поступить. Наше с ним общение складывалось не лучшим образом. Зачем мне снова подвергать себя такому дискомфорту?

– Я боюсь высоты! – громко говорю я, глядя на него.

Самсон смеется.

– Ничего ты не боишься, поднимайся сюда.

Мне не нравится, что он говорит об этом с такой уверенностью, будто знает меня. Но он прав. Я мало чего боюсь. Поворачиваюсь к собаке и указываю возле лестницы.

– Место. – Собака подходит туда, куда я указала, и садится.

– Черт возьми, пес. Ты такой умный.

Я поднимаюсь к парадной двери. Нужно ли постучать? Стучу, но никто не отвечает.

Видимо, Самсон здесь один, иначе спустился бы сам и впустил меня в дом.

Я открываю дверь и чувствую себя очень странно в незнакомом доме. Спешно иду к двери по левую сторону и распахиваю ее. За ней лестничный проем, который ведет прямо к небольшой, огороженной зоне отдыха вверху лестницы. По форме она похожа на верхушку маяка и расположена прямо по середине дома. Зона застеклена, и из ее окон открывается вид по всем направлениям.

Она великолепна. Не понимаю, почему такой зоны нет в каждом доме. Я бы каждый вечер поднималась сюда и читала книгу.

Одно из окон открывается с выходом на крышу, где меня ждет Самсон, придерживая створку.

– Как классно, – говорю я, выглядывая из окна. Мне нужна минута, чтобы набраться смелости и выйти на крышу. На самом деле я не боюсь высоты, но дом стоит на высоких сваях и возвышается над ними еще на два этажа.

Самсон берет меня за руку и помогает выйти, а потом закрывает окно.

Я сбивчиво вдыхаю, выпрямляясь на крыше, потому что до этого момента не осознавала, как высоко мы находимся. Я не смею посмотреть вниз.

Отсюда все выглядит иначе. Из-за того, как высоко расположилась крыша этого дома, все прочие дома кажутся маленькими в сравнении с ним.

У ног Самсона валяются куски гибкой черепицы рядом с ящиком с инструментами.

– Это один из пяти ваших домов для сдачи в аренду?

– Нет. Просто помогаю своей подруге Марджори. У нее потекла крыша. – Крыша у дома двухуровневая, один уровень на метр выше другого. Самсон поднимается на второй уровень и опускает руки на бедра.

– Иди сюда.

Когда я встаю рядом с ним, он указывает в противоположном от океана направлении.

– Отсюда виден закат над заливом.

Я смотрю туда и вижу, как пылает небо на другой стороне полуострова. Красные, сиреневые, розовые и голубые оттенки вихрем смешались воедино.

– Крыша дома Марджори выше всех в окрестностях. Отсюда виден весь полуостров.

Я оборачиваюсь кругом, любуясь видом. Залив освещают брызги таких ярких красок, что кажется, будто на него наложили фильтр. Я вижу пляж всюду, докуда видит глаз.

– Красиво.

Самсон с минуту внимательно наблюдает за закатом, а потом спрыгивает на нижнюю часть разноуровневой крыши. Подходит к ящику с инструментами и опускается возле него на колени. Затем кладет на крышу полоску черепицы и начинает ее приколачивать.

Глядя, как он передвигается по крыше, будто по ровной поверхности, я начинаю чувствовать себя неуверенно, стоя на ногах, и присаживаюсь.

– Вот чего я хотел, – говорит он. – Знаю, что ты любишь рассвет, поэтому хотел, чтобы ты увидела закат отсюда.

– Вообще сегодняшний рассвет поверг меня в уныние.

Он кивает, будто понимает, что именно я имею в виду.

– Ага. Бывает такая красота, на фоне которой все остальное уже не производит сильного впечатления.

Какое-то время я молча наблюдаю за ним. Парень прибивает около пяти кусков черепицы, пока небо не поглощает почти весь свет, под которым он работает. Он знает, что я наблюдаю за ним, но почему-то на этот раз я смотрю на него без смущения. Возникает чувство, что он предпочитает, чтобы я была здесь, а не где-то еще. Почти такое же ощущение возникает по утрам, когда мы молча сидим каждый на своем балконе.

Его волосы намокли от пота и выглядят более темными, чем обычно. На шее у него висит цепочка, и каждый раз, когда парень двигается, я замечаю белый след под ней на его загорелой коже. Видимо, он никогда ее не снимает. Тонкая черная цепочка с кусочком дерева в качестве кулона.

– У твоей подвески есть значение?

Он кивает, но не объясняет, какое в нем кроется значение, а молча продолжает работать.

– Ты расскажешь мне, что она значит?

Самсон мотает головой.

Ну ладно.

Я вздыхаю. Чего я добиваюсь, пытаясь завести с ним беседу? Я забыла, каково это.

– Ты сегодня завела собаку? – спрашивает он.

– Пошла прогуляться. А он увязался следом.

– Я видел, как ты его кормила. Теперь он не уйдет.

– Я не против.

Самсон поглядывает на меня и вытирает пот со лба рукой.

– Что Сара с Маркосом собираются сегодня делать?

– Она говорила что-то про пикник на пляже, – пожимаю плечами я.

– Отлично. Умираю с голоду. – Он продолжает прибивать черепицу к крыше.

– Кто такая Марджори? – спрашиваю я.

– Хозяйка этого дома. Ее муж умер пару лет назад, так что я помогаю ей время от времени.

Интересно, скольких жителей округи он знает. Он вырос в Техасе? Где он учился? Почему собрался в армию? У меня так много вопросов.

– Давно ты владеешь здесь домами?

– Я не владею домами, – возражает он. – Отец владеет.

– И как давно твой отец владеет этими домами?

Самсон отвечает не сразу.

– Я не хочу говорить о домах моего отца.

Я покусываю губу. Похоже, многие темы с ним под запретом. Меня это раздражает, потому что лишь распаляет мое любопытство. Я нечасто встречаю людей, которые, как и я, хранят секреты. Большинству людей нужен слушатель. Кто-то, кому они могут выговориться. Самсону слушатель не нужен. И мне тоже. Возможно, именно по этой причине наши с ним разговоры воспринимаются иначе, чем разговоры с другими людьми.

Наши разговоры как кучка пятен. Как капли чернил с огромными пустотами на белом листе.

Самсон начинает собирать инструменты в ящик. На улице еще светло, но скоро стемнеет. Он встает и поднимается на второй уровень крыши и садится на край рядом со мной.

Он так близко, что я чувствую жар, исходящий от его тела.

Парень упирается локтями в коленки. Он очень красивый. Сложно не засматриваться на таких людей. Но мне кажется, что его обаяние больше связано с тем, как он себя ведет, нежели с тем, как он выглядит. По-видимому, в нем есть артистизм.

В нем точно есть скрытая сторона, из-за чего он кажется погруженным в себя. А может, он просто сдержанный.

Что бы ни придавало его образу целостности, я ловлю себя на том, что рассматриваю его как проект, за который мне хочется взяться. Как сложную задачу. Мне хочется раскрыть его и увидеть, что есть такого внутри него, отчего он оказался единственным человеком на свете, пробудившим во мне искренний интерес.

Самсон потирает нижнюю губу подушечкой пальца, и конечно, когда он заговаривает, мой взгляд уже оказывается прикован к его рту.

– Был тут один рыбак, который часто здесь бывал, – говорит он. – Его звали Рейк. Он жил на лодке и плавал вдоль побережья отсюда до острова Саус-Падре. Иногда он бросал якорь прямо там, плыл до пляжа и присоединялся к разным людям за пикником. Я мало что о нем помню, но точно помню, что он любил писать стихи на клочках бумаги и раздавать их людям. Думаю, это восхищало меня в нем больше всего. Он был этаким бесстрашным рыбаком, который писал стихи. – Самсон улыбается, говоря об этом. – Помню, когда-то считал его недосягаемым мифическим существом. – Его улыбка меркнет, и он замолкает на миг. – В две тысячи восьмом налетел ураган Айк. Он разрушил большую часть острова. Я помогал расчищать завалы и нашел лодку Рейка на краю полуострова в Гилкристе. Она разлетелась в щепки. – Самсон смотрит на свой кулон, теребя его пальцами. – Я взял обломок его лодки и сделал этот кулон.

Он смотрит в океан, водя кулоном вперед и назад вдоль цепочки.

– Что случилось с Рейком?

Самсон смотрит на меня.

– Я не знаю. По сути, он не был местным жителем, так что его не отнесли к числу погибших или пропавших без вести. Но он бы ни за что не бросил свою лодку даже во время урагана. Честно говоря, не думаю, что жители всерьез бросились на его поиски. Сомневаюсь, что кто-то вообще заметил, что он пропал после урагана.

– Ты заметил.

Выражение лица Самсона меняется от моих слов. Он полон печали, которая отчасти вырывается наружу. Мне это не нравится, потому что я, судя по всему, проникаюсь печалью. Я чувствую, будто он этим взглядом цепляет мою душу.

Самсон вовсе не тот, кем я его сочла в нашу первую встречу. Не знаю, как это все осмыслить. Признавая, что он вовсе не такой, как я полагала, я испытываю разочарование в самой себе. Я никогда не считала себя склонной к резким оценкам, но, похоже, что я такая. Я осудила его. Осудила Сару.

Я отвожу от него взгляд и встаю. Спускаюсь на нижний уровень крыши и, дойдя до окна, оборачиваюсь. Мы молча обмениваемся взглядами несколько секунд.

– Я ошибалась на твой счет.

Самсон кивает, не отводя взгляда.

– Ничего страшного.

Он говорит искренне, будто действительно не держит на меня зла.

Я нечасто встречаю людей, у которых, как мне кажется, могу чему-то научиться, но он, возможно, разгадал меня лучше, чем я его. Мне это кажется привлекательным.

Именно по этой причине я ухожу с крыши и спускаюсь вниз, ощущая такую тяжесть, которой не испытывала, поднимаясь сюда.

Когда я выхожу на улицу, пес ждет меня на том же месте. Смотрит на меня с оживлением и начинает вилять хвостом, когда я дохожу до нижней ступеньки.

– Смотри-ка, какой ты послушный. – Я наклоняюсь погладить его. У него спуталась шерсть. Это бедное, не знавшее любви существо напоминает мне меня саму.

– Это твоя собака?

Я следую за голосом и вижу женщину, сидящую за столиком возле дома. Она роется в лежащей у нее на коленях сумке. Она в возрасте, наверное, ей около семидесяти лет. Должно быть, это Марджори.

– Не знаю, – отвечаю я, глядя на пса. – Мы только познакомились.

Я подхожу ближе к столу. Собака идет следом.

– Ты подруга Самсона? – спрашивает женщина.

– Не знаю, – повторяю я свои же слова. – С ним мы тоже только познакомились.

Марджори смеется.

– Что ж. Если поймешь его, дай мне знать. Этот парень настоящая загадка.

Похоже, не одна я так считаю.

– Он хотел, чтобы я увидела открывающийся с вашей крыши вид. Он великолепен. – Оказавшись ближе, я вижу, что женщина чистит от скорлупы пеканы. Я облокачиваюсь на одну из опор, на которых стоит ее дом. – Вы давно знаете Самсона? – интересуюсь я.

Она задумчиво приподнимает голову.

– Вроде как с начала года. В феврале у меня был сердечный приступ. Не могу управляться, как раньше, так что он заглядывает время от времени, и я нагружаю его работой. Он не жалуется. И не берет с меня плату, так что не пойму, зачем ему это нужно.

Я улыбаюсь. Мне нравится, что он не берет с нее денег. Хотя дело явно не в том, что она не может заплатить за помощь. Женщина живет в самом высоком доме, по всей видимости, в самом хорошем округе на полуострове. Дом не самый современный. Он даже немного устарел, но у него есть характер. Чувствуется, что в нем живут, чего не скажешь о большинстве одинаковых, готовых к сдаче домов.

– Мне очень нравится ваш дом, – говорю я, осматриваясь. – Как называется этот уровень?

– Опорный уровень, – отвечает она и указывает над головой. – Мы считаем этот уровень первым этажом.

Я смотрю на другие дома. У одних опорный уровень закрыт. У некоторых среди опор организованы парковочные места. Мне нравится, как все обустроено у Марджори. Гавайский бар, стол для пикников и пара гамаков, подвешенных к опорам.

– Некоторые люди делают дополнительные комнаты на опорном уровне, – говорит она. – Новоприбывшие идиоты в соседнем доме сделали там комнату для гостей. Не слишком-то находчиво, но их не интересовало мое мнение. Скоро сами все поймут. Иногда океан – наш сосед, а иногда сожитель. – Марджори жестом подзывает меня подойти ближе. – Вот. Возьми. – Она отдает мне пакет очищенных пеканов.

– Не обязательно мне их отдавать, – отвечаю я, пытаясь передать их обратно.

Женщина отмахивается.

– Возьми себе. У меня слишком много.

Ума не приложу, что мне делать с полкило орехов. Отдам Алане, наверное.

– Спасибо.

Марджори кивком указывает на пса.

– Ты уже придумала ему имя?

– Нет.

– Назови его Сыр Пеппер Джек.

– Почему? – смеюсь я.

– А почему нет?

Я смотрю на пса. Он не похож на кусок сыра. Сомневаюсь, что бывают собаки, похожие на сыр.

– Пеппер Джек, – повторяю я, примеряя кличку. – Чувствуешь себя Пеппер Джеком?

– Сыр Пеппер Джек, – поправляет Марджори. – Он заслуживает полного имени.

Мне нравится Марджори. Она странная.

– Спасибо за пеканы. – Я смотрю на пса. – Пойдем домой, Сыр Пеппер Джек.

Глава 11

Я ходила в небольшую начальную школу. Там и познакомилась с Натали. Школа располагалась всего в паре кварталов от моего дома и была настолько мала, что на каждый класс в ней приходилось лишь по одному учителю. Твой класс – твоя компашка. В начальной школе никому не было дела до денег, ведь мы были слишком малы, чтобы понимать, что к чему.

Средняя и старшая школа – совсем другое дело. Школьные городки в них были гораздо больше, и в том возрасте уже деньги определяли твой круг общения. С исключением лишь для редкостно красивых детей. Или, как было в случае с Закари Хендерсоном, известном на Ютьюбе. Он не был богат, но признание в социальных сетях обеспечило ему место в сообществе богатых. Для многих моих сверстников подписчики считаются более значимой валютой, чем деньги.

Я была из худшего района города, и все об этом знали. Дети из моих окрестностей, которые были так же бедны, как я, постепенно начали идти на дно. Многие из них пошли по печальным стопам своих родителей и подсели на наркотики. Я никогда не чувствовала себя частью этой компании, потому что изо всех сил старалась быть полной противоположностью своей матери и подобных ей людей.

Но в школе это не имело значения. Натали была моей единственной подругой, пока я не стала новичком в волейбольной команде. Несколько девчонок приняли меня, особенно после того, как я стала лучшей в команде, но большинство меня презирали. Они продолжали обращаться со мной так, будто я была хуже них. И не всегда это выражалось в типичной травле. Никто меня не обзывал и не толкал в школьных коридорах. Наверное, многих я слишком пугала, чтобы они могли меня травить.

Они знали, что я дала бы сдачи.

Дело было в том, что меня избегали. Игнорировали. Меня никогда не приглашали ни в чем участвовать. Уверена, это в существенной степени было связано с тем, что у меня одной из немногих в школе не было ни мобильного, ни домашнего телефона, ни ноутбука. Отсутствие средств связи вне школьных занятий в наше время для кого угодно может стать социально вредным обстоятельством. А может, так я оправдываю, почему я была не у дел большую часть шести последних лет.

Сложно не стать озлобленной, когда так много времени проводишь в одиночестве. Еще сложнее не обозлиться на классовую систему общества и богатых людей, ведь чем богаче они были, тем, казалось, меньше признавали факт моего существования.

Вот почему мне так сложно сейчас сидеть на пляже среди людей, для которых в школьные годы я наверняка была бы невидимкой. Мне хочется верить, что Сара относилась бы ко мне так же, как относится сейчас, познакомься я с ней в старшей школе. Чем лучше я ее узнаю, тем меньше вижу в ней девчонку, которая намеренно стала бы паршиво обращаться с другими людьми.

А Самсон. Как он относился к аутсайдерам?

Не все дети из богатых семей в моей школе были говнюками, но многие из них были, и я, по всей видимости, просто сгребла всех под одну гребенку. В глубине души я порой размышляю, стало бы все иначе, если бы я лучше старалась. Больше открывалась людям. Приняли бы меня тогда?

Возможно, единственная причина тому, что меня не принимали, кроется в том, что я не хотела быть принятой. Натали была рядом, когда я в ней нуждалась, но у нее был мобильник и другие друзья, которые не давали ей скучать, так что неразлучными нас нельзя было назвать. Не могу даже сказать, что мы были лучшими подругами.

Я лишь знаю, что никогда ничего подобного не делала прежде. Никогда не зависала в компаниях. Когда я стала старше и смогла устроиться на работу, то старалась работать как можно больше. Поэтому мне чужды костры, пикники на природе и отдых со сверстниками. Я пытаюсь как-то расслабиться среди этой толпы, но на это потребуется некоторое время. Долгие годы я становилась той, кто я есть. Сложно измениться за пару дней.

Вокруг костра собралось человек восемь, но Самсона среди них нет. Он спустился и перехватил бургер, но, поев, сразу вернулся домой. Среди собравшихся я знаю только Маркоса и Сару, но они сидят напротив, и нас с ними разделяет костер. Мне кажется, они других ребят тоже знают плохо. Слышала, как Маркос поинтересовался у одного из парней, откуда тот родом.

Видимо, это пляжная фишка. Тусоваться с малознакомыми людьми. Незнакомцы собираются вокруг костра и задают друг другу поверхностные вопросы, пока не напьются как следует и не начнут делать вид, что знакомы всю жизнь.

Мне кажется, Сара заметила, что я вся съежилась. Она подходит ко мне и садится рядом. Сыр Пеппер Джек лежит на песке рядом с моим креслом. Сара смотрит на пса и почесывает ему макушку.

– Где ты его нашла?

– Он сегодня шел за мной до дома.

– Ты уже дала ему кличку?

– Сыр Пеппер Джек.

– Серьезно? – смотрит на меня она.

Я пожимаю плечами.

– Ну, мне нравится. Надо его потом помыть. У нас есть уличный душ на опорном уровне.

– Думаешь, твоя мама разрешит мне его оставить?

– Не в доме, но мы можем организовать ему место снаружи. Честно говоря, она, наверное, даже не заметит. Они редко бывают дома.

Это я заметила. Алана и Брайан оба приходят поздно и вскоре идут спать. А рано утром уходят снова.

– Почему их так долго нет дома?

– Они работают в Хьюстоне. Движение на дорогах очень плотное, поэтому вечером по будням они ужинают в городе, чтобы не стоять в пробках. Но летом они берут выходной по пятницам, поэтому у обоих по три выходных на неделе.

– Зачем они приезжают сюда с понедельника по четверг? Разве их основной дом не в Хьюстоне?

– Мама будет слишком сильно за меня волноваться. Она уже не так строга, как раньше, потому что мне почти исполнилось двадцать, но все равно хочет знать, что каждый вечер я дома в своей постели. И она любит океан. Мне кажется, здесь ей лучше спится.

– Кто-нибудь живет в вашем доме в остальное время года?

– Нет, мы берем его в аренду. Приезжаем на праздники или сбегаем сюда на выходные время от времени. – Она перестает гладить Сыр Пеппер Джека и смотрит на меня.

– А где ты будешь жить, когда начнется учеба в августе? Вернешься к матери?

От ее вопроса у меня сводит живот. Все по-прежнему думают, что я поеду в местный колледж в Кентукки. Стоит ли упоминать, что я до сих пор никому не рассказала о матери.

– Нет. Я…

Маркос подходит и поднимает Сару с кресла, перебивая меня на полуслове. Он подхватывает девушку на руки, она визжит и обнимает его за шею, и он бегом уносит ее к воде. Сыр Пеппер Джек подскакивает и начинает лаять от внезапной суматохи.

– Все хорошо, – успокаиваю я, положив ладонь ему на голову. – Лежать.

Он возвращается на свое место на песке. Я смотрю на дом Самсона и размышляю, чем он занят. Он там с девушкой? Это объяснило бы, почему он не общается сейчас со всеми.

Сара с Маркосом ушли купаться, и мне некомфортно сидеть здесь одной. Я никого не знаю из собравшихся людей, а они начинают шуметь. Похоже, я одна не пью.

Я встаю и иду прогуляться, чтобы уйти подальше от толпы, пока они не затеяли игру в бутылочку или что-то столь же ужасающее. Сыр Пеппер Джек идет следом.

Мне начинает нравиться этот пес. Мне приятна его преданность, но кличка у него слишком длинная. Наверное, буду называть его ПиДжей.

В нескольких метрах от толпы на пляже стоит полуразрушенный брошенный замок из песка. ПиДжей подбегает к нему и начинает обнюхивать. Я сажусь на песок возле него и начинаю восстанавливать стены.

Жизнь – странная штука. Вот стоишь и смотришь на тело умершей матери, а несколько дней спустя среди ночи в одиночку строишь замок из песка в компании собаки, названной в честь сыра.

– Его через час смоет волной.

Я поднимаю взгляд и вижу Самсона, стоящего рядом. Увидев его, я испытываю невероятное облегчение, отчего внутри возникает странное ощущение. Его присутствие начинает приносить мне какое-то непонятное чувство комфорта.

– Тогда помоги мне построить подпорную стену.

Самсон обходит замок и садится с другой стороны от него. Затем смотрит на собаку.

– Ты ему нравишься.

– Я его накормила. Уверена, он бы и за тобой ходил по пятам, если бы ты дал ему бургер.

Самсон наклоняется вперед и начинает прилеплять песок со своей стороны замка. От такого вида у меня на лице расцветает широкая улыбка. Парень без рубашки сидит и играется с песком.

Я то и дело бросаю на него взгляд под впечатлением от того, насколько он сосредоточен.

– Его зовут Сыр Пеппер Джек, – говорю я, нарушая затянувшееся молчание.

Самсон улыбается.

– Познакомилась с Марджори?

– Откуда ты знаешь, что это ее идея?

– У нее две кошки. Их зовут Чеддер и Моцарелла.

– Интересная она женщина, – смеюсь я.

– Да, это верно.

Волна накатывает все ближе и немного воды попадает в область, где мы строим замок. Самсон прекращает прихлопывать песок к стенкам руками.

– Ты уже купалась?

– Нет. Я как-то опасаюсь.

– Почему?

– Медузы. Акулы. И все прочее, чего не видно под водой.

Самсон смеется.

– Мы сегодня зависали на крыше трехэтажного дома. В океане гораздо безопаснее, чем на той крыше. – Он встает и отряхивает песок с шорт. – Пойдем.

Он идет в воду, не дожидаясь меня. Я смотрю на Маркоса с Сарой, но они далеко в воде.

Не понимаю, почему отправиться в воду с Самсоном кажется таким интимным шагом, когда океан так огромен. Я встаю, снимаю шорты и бросаю их рядом с Сыр Пеппер Джеком.

– Приглядывай за ними, – говорю я.

Я захожу в воду. Она теплее, чем я ожидала. Самсон на несколько метров впереди меня. Я иду вперед, дивясь тому, как далеко приходится зайти, чтобы вода поднялась хотя бы до колен. Самсон ныряет навстречу волне и скрывается под водой.

Когда я захожу по грудь, он вновь показывается из воды. Выныривает в паре метров впереди. Он убирает волосы с глаз и смотрит на меня.

– Видишь? Совсем не страшно.

Он приседает и погружается в воду по шею. Мы случайно соприкасаемся коленями, но он делает вид, будто не заметил. Даже не пытается отодвинуться, а я слегка отодвигаюсь, чтобы этого не повторилось. Я еще плохо его знаю и не уверена, что мне хотелось бы подкинуть ему подобную мысль. Еще недавно у него в доме была другая девушка. А я не собираюсь становиться его очередным трофеем.

– Марджори дала тебе пеканы? – спрашивает он. Я киваю, и он смеется. – У меня до хрена пеканов, – говорит он. – Теперь я оставляю их на крыльце у других соседей.

– Она весь день этим занимается? Чистит пеканы?

– Практически.

– Откуда она их берет? У нее такие деревья не растут.

– Понятия не имею, – отвечает он. – Я не так уж хорошо ее знаю. Мы познакомились всего пару месяцев назад. Я проходил мимо ее дома, а она остановила меня и спросила, не собираюсь ли я в ближайшее время в магазин. Я спросил, что ей нужно, и она ответила, что нужны батарейки. Я уточнил, какого размера, а она сказала: «удиви меня».

Я улыбаюсь в ответ, но не от его слов. А потому что мне нравится, как он разговаривает. Его нижняя губа движется как-то по-особенному, когда он говорит, и отвлекает мое внимание на себя.

Самсон вновь смотрит на меня, но не в глаза. Я замечаю, как его взгляд опускается к моим губам, и он вновь его отводит. Затем отплывает чуть дальше.

Вода уже касается моей шеи. Мне приходится грести руками, чтобы оставаться там, где я достаю до дна.

– Сара сказала, что тебе нездоровилось в последние несколько дней, – говорит он.

– Мне было нехорошо, но больше в эмоциональном плане, чем в физическом.

– Тоскуешь по дому?

Я мотаю головой.

– Нет. Совсем не тоскую. – Похоже, он в несвойственном для себя болтливом настроении. Я решаю этим воспользоваться. – Куда ты уходишь каждый день? Чем занимаешься, кроме безвозмездной помощи старушкам?

– Просто пытаюсь быть незаметным, – отвечает он.

– Что это значит?

Самсон отводит взгляд и смотрит на полную луну, зависшую прямо над поверхностью воды.

– Долго объяснять. А я сейчас не в настроении для долгих объяснений.

Неудивительно. Похоже, он не хочет далеко заходить в разговорах.

– Не могу тебя понять, – говорю я.

Выражение его лица не меняется, но в голосе слышится изумление.

– Не думал, что тебе этого хочется.

– Потому что я думала, что уже тебя разгадала. Но, как я уже говорила, я ошибалась. Ты многослойный.

– Многослойный? – переспрашивает он. – Как лук или торт?

– В точности как лук. Твои слои такие, которые нужно снимать один за другим.

– Это ты и пытаешься сделать?

Я пожимаю плечами.

– Мне больше нечего делать. Может, буду все лето снимать с тебя слой за слоем, пока ты не ответишь на мой вопрос.

– На один я уже ответил. Рассказал про свой кулон.

– Правда, – киваю я, – на этот ты ответил.

– Думаешь, тебя легко прочесть? – спрашивает он.

– Не знаю.

– Нелегко.

– А ты пытаешься?

На миг он выдерживает мой пристальный взгляд.

– Если ты пытаешься.

От его ответа мои колени якорем тянет ко дну.

– Сдается мне, мы недалеко продвинемся в изучении друг друга, – говорю я. – Я люблю хранить свои тайны. И мне кажется, что и ты тоже.

Он кивает.

– Могу гарантировать, что ты не проберешься даже под первый слой.