Текст книги "Драгоценность, которая была нашей"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать шестая

Берешь ли ты эту женщину в жены, чтобы жить с ней по закону Божию в святом лоне брака? Будешь ли ты любить ее, заботиться о ней, уважать и не оставлять в болезни и здоровье и, забыв всех других, оставаться верным только ей одной до последних ваших дней?

Книга повседневных молитв. Церемония бракосочетания

В 9.30 с чем-то Морс сидел с Льюисом, Ашенденом, Шейлой Уильямс и управляющим «Рэндольфа» (теперь уже посвященным в курс дела) в салоне на втором этаже, где совсем недавно, с любезного предложения управляющего, располагались полицейские чины. Никем по прерываемый, быстро, негромким голосом Морс проговорил:

– У меня нет ни малейшего желания задерживать туристов ни на одну минуту дольше необходимого, мистер Ашенден, но я попросил бы вас оказать мне известную помощь в этом деле. Точно так же, сэр, – обращаясь к управляющему, – я был бы весьма признателен, если бы вы сделали одну или две вещи – какие, скажу через несколько минут. Миссис Уильямс, я... мы, сержант Льюис и я, будем вам благодарны, если и вы поможете нам.

Затем Морс изложил задуманную им стратегию.

Группа, которая по программе должна была выехать из «Рэндольфа» в 9.30, теперь не может этого сделать раньше, чем после легкого обеда, если этот обед возможно организовать, то есть если с этим справится кухонный персонал (управляющий кивнул). Мы сейчас соберем всех туристов (Ашенден  почувствовал, как на него неподвижно смотрит пара немигающих глаз), соберем их где-нибудь в отеле (управляющий еще раз кивнул – салон «Сент-Джон» не занят), и Морс сам обратится к группе и сообщит ей ровно столько, сколько сочтет необходимым, полагая, признался он, что слухи за это время уже утратили свою будоражащую силу и что большая часть туристов уже составила себе представление о случившемся. Полиции очень помогло бы, если бы после этого собрания туристов заняли на все оставшееся утро. И если бы миссис Уильямс – кстати, Морс очень ей благодарен за согласие присоединиться к ним сегодня, которое она дала ему по телефону! – если миссис Уильямс смогла бы придумать какое-нибудь развлечение... какую-нибудь беседу, какую-нибудь прогулку. Да, это было бы превосходно.

Так вот! За очень короткое время предстоит сделать очень и очень много, они согласны?

Ашенден тут же убежал, ему предстояло собрать свое стадо, сообщить водителю автобуса, что отъезд откладывается, позвонить в Брутон-Касл и отменить специально организованную для группы экскурсию, которую обычно в это время года не проводят, уведомить гостиницу в Стратфорде об отказе от тридцати обедов, заказанных на час дня, и, наконец, успокоить приглашенного из Королевской шекспировской компании лектора, что полагающийся гонорар ей все равно будет выплачен.

Следующим вышел управляющий, пообещав, что его секретарша очень быстро размножит тридцать копий короткого вопросника, тут же набросанного Морсом:

а) Фамилия, имя ...

б) Домашний адрес...

в) Местонахождение между 15 – 18.30 дня в пятницу 2 ноября ...

г) Имя туриста из группы, могущего подтвердить сведения, указанные в пункте (в)...

д) Дата приезда в Соединенное Королевство...

с) Подпись... ...Дата

Однако Шейла Уильямс оказалась менее готовой оказать требуемую помощь, чем ее коллеги:

– Я охотно согласилась прийти сюда, инспектор, вы это знаете. Но я специалист только по средневековым рукописям, и, честно говоря, немногие из этой компании приходят в экстаз по поводу их, так ведь? Я могла бы – я смогу, учитывая безвыходное положение, прогуляться с ними по этим населенным руинам и попытаюсь вспомнить какие-нибудь байки, но, как и доктор Джонсон в свое время, я должна признаться в своей полной некомпетентности и невежестве, инспектор, невежестве чистейшей воды.

Здесь в разговор вмешался Льюис:

– А что, если спровадить их в какой-нибудь тур по городу, знаете, есть такие, на автобусах?

Морс кивнул.

– Или, – с энтузиазмом продолжал ободренный Льюис, «Оксфордская история» – чудесно, лучше не придумаешь!

– Они вчера ходили туда – большинство из них, – разочаровала его Шейла.

– А нельзя ли их просто попросить оставаться в своих комнатах и посмотреть телевизор? – сказал Морс, но тут же взял свое предложение назад – Нет! Будут  приезжать новые люди...

– Они могли бы просто пройтись по Оксфорду, правда, сэр? Я имею в виду, что здесь столько интересных мест.

– Боже мой, Льюис! Я же предлагал это с самого начала. Ты что, забыл?

– А что, если Седрик, инспектор? Я совершенно уверена, он сегодня утром свободен, и он поразительно интересный человек, если только разойдется.

– Он может провести беседу вроде той, которую должен был вчера провести доктор Кемп?

– Ну, в общем, не совсем то. Но он настоящий человек Ренессанса, если вы понимаете, что я хочу сказать. Единственно, он терпеть не может современной архитектуры.

– Отлично! Так и сделаем. Вы не смогли бы позвонить этому своему приятелю-энциклопедисту, миссис Уильямс?

– На него произведет больше впечатления, если позвоните вы, инспектор. И... возможно, он еще не знает о...

– Если только не он убил Кемпа, – негромко перебил ее Морс.

Седрик Даунс уже минут пять висел на телефоне, безнадежно пытаясь дозвониться до железнодорожной справочной, чтобы узнать расписание поездов на Лондон на сегодня, и не имел ни малейшего представления о том, какое бешеное нетерпение испытывал человек, пытавшийся дозвониться до него, человек, ругательски ругавший Британскую службу телекоммуникаций и проклинавший последними словами все мироздание в целом.

– Алло! Это железнодорожная справочная? – Судя по голосу, это наверняка была миссис Даунс.

– Что? – ответил Морс.

– О, прошу прощения. Это мой муж не мог дозвониться до железнодорожной справочной и позвонил телефонистке, дежурной, и я думала...

Ясно было, что миссис Даунс плохо представляла себе, что она думает. Но она произнесла эти слова с такой милой растерянностью, что Морс не мог не заговорить, как он сам считал, с некоторой долей очарования:

– Я понимаю, что вы хотите сказать. Я пытался набрать ваш номер... миссис Даунс, правильно?

– Да, я миссис Даунс. Чем могу служить?

– Если можно. Это главный инспектор Морс.

– О!

– Послушайте, я поговорил бы с вами с большим удовольствием, чем...

– Да-а?

Голос, как и до этого, звучал чуть-чуть беспомощно, но теперь еще и беззащитно. Морсу это понравилось.

– ... но ваш муж дома?

– А! Вам нужен Седрик? Минуточку.

Наверное, подумал Морс, прикрыла рукой трубку или сам Даунс молча стоял рядом (зачем?), потому что не слышно было, чтобы миссис Даунс позвала его, но в трубке сразу зазвучал мужской голос:

– Инспектор? Это Седрик Даунс. Чем могу служить?

– У нас тут небольшой кризис с американским туром. Я говорю из «Рэндольфа», между прочим. Печальная новость...

– Знаю. – Голос звучал вяло и безразлично.– Умер Тео. Я уже знаю.

– Не могли бы вы сказать, откуда вы это знаете?

– Часа два назад звонил Ашенден.

– А, ясно! – В общем, нельзя было сказать, что Морс недоволен тем, что Ашенден всем звонит об этом. – Я звоню вам, сэр, чтобы спросить, не могли бы вы приехать сегодня утром в «Рэндольф».

– Сейчас? Ну... э... э... Могу, у меня занято время после ленча, насколько помнится.

– Если бы у вас это получилось, я был бы вам очень признателен, сэр. У нас дел совершенно невпроворот.

– Конечно.

– Если бы вы смогли...

– Еще раз пройтись с ними по Оксфорду?

– Может быть, другим маршрутом?

– Или я мог бы договориться, чтобы для нас несколько раньше открыли Музей Оксфордского университета, знаете, инспектор, птица дронт и Дарвин, динозавры.

– Прекрасная мысль!

– Рад быть полезным, честное слово. Все это страшно, ужасно, правда? Ну, в отношении Тео.

– Вы позвоните в музей, сэр?

– Сейчас же. Я знаком с одним человеком, все еще пытающимся классифицировать нескольких крабов из Южной Америки, которых Дарвин оставил музею. Потрясающие вещи, эти крабы, знаете ли.

– Ну, еще бы! – промолвил Морс. – Очень вам благодарен, сэр.

– Но так или иначе, я заскочу в «Рэндольф», так что скоро увидимся.

– Э, пока вы не повесили трубку, сэр...

– Да?

– Было бы неправильно не предупредить вас, что всем здесь мы будем задавать вопросы о том, что они делали вчера после обеда.

– Это ваш долг, инспектор.

– И вам тоже.

– Мне?

– Я спрошу вас, куда вы ехали на велосипеде вдоль Сэнт-Джилса в направлении северного Оксфорда. Это было после обеда, вчера. Так что не можете ли вы сказать об этом сразу, сейчас? Это, конечно, простая формальность.

– А что, на все вопросы будет так просто ответить?

– Так куда вы ехали, сэр?

– Я ехал домой, чтобы взять новый слуховой аппарат. Я почти всегда ношу с собой запасной, но вчера не захватил. Во время обеда тот, что был у меня, стал плохо работать, и я вдруг понял, что не дотяну до вечера...

– А ведь вы не так плохо слышите, сэр, разве не так? Незаметно, чтобы вы испытывали какие-нибудь трудности, разговаривая сейчас со мной.

– Ну, что вы, просто мне удивительно повезло. Моя дорогая женушка, Люси, купила мне специальный аппарат, приставку к телефону, подарила мне ее на последний день рождения, хорошая моя.

Что-то шевельнулось в голове Морса, и он постарался протянуть разговор:

– Похоже, вы очень любите жену, сэр?

– Больше всего на свете. Вас это удивляет?

– И ради нее вы пойдете на все, на все, только бы сохранить ее?

Ответ прозвучал неожиданно резко и очень странно, но не похоже было, чтобы он смутил Даунса:

– Да! Конечно.

– В том числе на убийство Кемпа?

На другом конце провода не раздалось ни маниакального смеха, ни жалких протестов, ни угрозы адвокатом. Даунс произнес просто и без обиняков:

– О да, в том числе и на это, инспектор.

На миг Морс даже растерялся и закончил бы разговор, быстро закруглившись, только не успел, потому что Даунс еще не договорил до конца:

– Это Шейла... Я знаю, кто видел меня вчера днем. И нисколько не виню ее за то, что она рассказала вам. Если произошло убийство, мы все обязаны сообщить обо всем, что может иметь отношение к делу, какой бы это ни казалось мелочью. Так что могу сообщить вам тоже сразу. Когда я проезжал вдоль Сент-Джилса вчера после обеда, то обогнал одного из членов группы, шагавшего в сторону северного Оксфорда. Вы хотите знать, кто это был, инспектор?

Глава двадцать седьмая

Весьма грустно сознавать, что многие низкие, грязные подозрения оказываются небезосновательными.

Эдгар Уотсон Хау. Размышления о здравом смысле

Насколько видел Льюис, беседу Морса с туристами нельзя было бы отнести к самым впечатляющим действиям шефа. Он сообщил слушателям о смерти – просто «смерти» – доктора Кемпа, объяснил, что в интересах установления... э... общей картины необходимо, чтобы все заполнили небольшой вопросник (который им раздадут), подписали его и поставили дату, а потом вручили сержанту Льюису, что отъезд автобуса будет отложен, возможно, где-то до конца дня, обед любезно организован администрацией «Рэндольфа», что мистер Седрик Даунс вызвался утром устроить для них что-нибудь, примерно от 10.45 до 12.15, что (как считает Морс) активность лучшее лекарство от превратностей судьбы и он надеется, что вся группа воспользуется любезным предложением мистера Даунса, а если они попытаются вспомнить события предыдущего дня, то не придет ли им на память что-нибудь, пусть даже на первый взгляд несущественное, но необычное, удивительное, несвойственное кому-нибудь или чему-нибудь – видите ли, именно такого рода вещи часто оказываются решающими для раскрытия уголовных преступлений. А здесь, как это ни печально, речь идет более чем об одном преступлении, не только о краже драгоценностей, но и двух убийствах: человека, который должен был подарить эти драгоценности Эшмолеану, и того, кто должен был официально принять этот подарок.

Закончив свое обращение, Морс остро почувствовал, что в косвенно высказанном им предположении содержится не просто частица истины, а наверняка сама истина: между событиями, которые с такой стремительностью разворачиваются вокруг Волверкотского Языка, должна существовать какая-то связь. Больше того, наверняка эту связь нужно искать внутри группы американских туристов плюс их лекторов и гида, именно среди них находится преступник. А через пятнадцать минут, когда были собраны все заполненные вопросники, появилась очень основательная причина предположить, что Морс может быть прав, так как трое – Эдди Стрэттон, Говард Браун и Джон Ашенден пока не смогли дать удовлетворительного объяснения относительно того, где они лично находились в интересующий следствие промежуток времени предыдущего дня, когда первоначальные группы, а точнее три, были несколько перестроены (после звонка Кемпа) и когда любому, хотевшему по какой-то причине отсутствовать, представилась удивительно удобная возможность сделать это. И проверить, кто, когда и что делал, оказалось бы таким же трудным делом, как провести перекличку после Дюнкерка.

Морсу же информация, собранная по крупицам из вопросников, принесла чувство удовлетворения, и, когда в 10.50 утра Седрик Даунс направился от «Рэндольфа» в сторону Саут-Парк-роуд и к университетскому музею, а с ним все (кроме мистера Эдди Стрэттона) члены группы, Морс был до некоторой степени доволен собой. Особенно интересен был тот факт, что один из двоих явно затруднившихся с заполнением пункта (в) вопросника, Говард Браун (Морс не мог понять, почему его жена не захотела прикрыть его), проставил в графе «Дата приезда» 27 октября – или, точнее, .

Морс помнил и о единственном человеке, не присутствовавшем на собрании, человеке, который все еще лежал в постели со страшной головной болью и едва притронулся к поданному в номер завтраку. Он лежал в номере 201, куда проводила его Ширли Браун, когда он ввалился, после так и необъясненного отсутствия, в «Рэндольф» накануне вечером.

Но в данный момент самый большой интерес Морса приковывал к себе Ашенден. Ашенден! Человек, которого, по словам Седрика Даунса, он обогнал на велосипеде, человек, солгавший о Магдалене, о том, что ходил туда, человек, который, как и Говард Браун (а возможно, и Эдди Стрэттон), не сумел представить хотя бы одного свидетеля, подтвердившего бы его местонахождение в послеобеденное время предыдущего дня.

Трое. До чего же просто оказалось немедленно выявить троих подозреваемых в убийстве Теодора Кемпа.

Не слишком ли просто?

Глава двадцать восьмая

И я когда-то к магам и святым

Ходил, познанья жаждою томим,

Я им внимал, но уходил всегда

Чрез ту же дверь, как и являлся к ним.

Эдуард Фицджеральд.

Рубайат Омара Хайяма (Перевод О. Румера)

– Как настроение, Морс?

– Оптимистичное.

– О! – Можно было подумать, будто Макс был разочарован ответом, когда снова повернулся к своей вызывающей у других людей отвращение работе.

В то утро любой человек со стороны поразился бы контрасту между этими двумя людьми. Полноватый горбун-врач, человек осторожный, но в то же время веселый и жизнерадостный, –  и Морс, заметно уставший, плохо выбритый электрической бритвой, давно уже перевалившей пик надежности, и все же откуда-то изнутри светящийся добрыми чувствами.

– Здесь обширная гематома, – Макс показал на левый висок Кемпа, – но главный удар, – он повернул голову на себя и ласково провел рукой по разбитому черепу, – пришелся сюда.

К горлу подступила горечь, Морс постарался проглотить ее, врач понял его и снова натянул на голову трупа простыню.

– Немного грязновато, верно? И вытекло много крови. Тому, кто убил его, пришлось отмывать целое ведро крови.

– Значит, он был убит?

– Что? Ах ты, черт побери! Сказал немного лишнего, а?

– Но его убили, ведь убили же?

– А это уже твоя работа, не моя.

– Который из ударов был смертельным?

– При таком-то тоненьком, как бумага, черепе? Любой мог быть смертельным. Легонько стукнуть в нужное место...

– Возможно, удар по голове сзади, Макс?

– Ну, да, конечно, могло быть и так.

– Или?..

– Да. Могли трахнуть в висок и убить.

– Кто-то мог его ударить, а потом он мог упасть и стукнуться о каминную решетку, дверную ручку, спинку кровати...

– Или о край тротуара или камень, если он был на улице.

– Но ты не считаешь, что это произошло на улице?

– Это уже не моя епархия...

– Не мог ли он получить повреждения, находясь в воде?

– Как сказать...

– И к тому же на нем ничего не было надето, верно?

– Ты это хорошо подметил, Морс. И у меня еще кое-что...

Макс открыл теперь торс Кемпа и на несколько дюймов поднял тело над столом. Сзади по правому плечу тянулась царапина длиной пять-шесть дюймов – легкая, довольно поверхностная царапина, как казалось на первый взгляд, но нанесенная, вероятно, совсем недавно.

– Чем могло его оцарапать, Макс?

–  А я почем знаю, дорогой мой мальчик.

– Подумай!

– Каким-то орудием.

– Не очень тупым.

– Я бы сказал, острым орудием, Морс.

– Поразительно!

– Довольно острым, сказал  бы я.

– Нанесена, когда он, как Офелия, плыл по воле волн?

– О, я не могу этого утверждать.

– Не могло ли это случиться до того, как его убили? Когда он еще был в рубашке?

– О! Вот это вопрос, свидетельствующий об интеллекте!

Оба внимательно посмотрели на небольшую ранку, протянувшуюся по диагонали от шеи сзади к подмышке.

– Могло так быть, Макс?

– Думаю, что нет.

– В таком случае он был убит голым?

– Я бы не стал делать таких далеко идущих выводов. Во всяком случае, он мог оцарапаться о любую корягу.

– Какие еще есть возможные варианты?

– Ранение неглубокое, даже, я бы сказал, поверхностное, он, наверное, был одет в наброшенную на плечи тогу.

Морс закрыл глаза и отвернулся от тела.

– Тога, застегнутая Волверкотским Языком, как пить дать.

– О нет! Могу заверить тебя в одном: на нем этой штуки не было.

– Ты... Не хочешь же ты сказать...

– И он его не проглотил.

– И он не пошел ко дну.

– Нет. Он не утонул, в легких никаких следов грязи, которая попадает туда, когда человек пытается дышать, захлебываясь. Кстати, он умел плавать?

– Не знаю. Я еще не встречался с его женой.

Патологоанатом вдруг отбросил свою обычную насмешливость и посмотрел в глаза Морсу.

– Я понимаю, старина, что у тебя сейчас забот полон рот. Но на твоем месте я бы поспешил встретиться с ней.

– Ты прав, – согласился Морс. – Только скажи мне, пожалуйста, не думаешь ли ты, что он был голым в момент убийства? Это все, что я хочу знать.

– Я же сказал тебе: не знаю.

– Не так уж и много причин, по которым люди оказываются голыми, согласен?

– Чего не знаю, того не знаю. Ну, принимая ванну, взвешиваясь на весах, загорая в Испании, так мне говорили.

– Занимаясь сексом, – медленно проговорил Морс. – Похоже не столько на корягу, сколько на женский ноготь.

– Это менее вероятно, так мне кажется.

– Но ты иногда ошибаешься.

– Не так часто, как ты, Морс.

– Посмотрим.

Макс ухмыльнулся:

– Я рад, по крайней мере, что это ты вспомнил про секс. А то мне начало казаться, что ты совсем забыл про него.

– Нет, ну что ты. Об этом не может быть и речи, Макс. Во всяком случае, пока.

Глава двадцать девятая

В наше время стало ужасно много пьяниц. Меня нисколько не удивит, если в один прекрасный день и сам станешь таким.

Мартин Амис. Другие люди

Если не считать его бывшей жены, мистер Эдуард Стрэттон был единственным членом первоначальной группы, который не слышал в то утро обращения Морса. Хотя нестерпимо болела голова, он достаточно протрезвел, чтобы позвонить и потребовать себе в номер завтрак.

Эдуард Стрэттон всегда интересовался машинами, или «рабочими частями», как он любил называть вещи. Учась в средней школе, он перешел от моделей самолетов времен Первой мировой войны к моделям железных дорог, и его мозг и руки лучше всего управлялись со сборкой поршней, клапанов, колес, их подгонкой, смазкой. Он не женился, с головой уйдя в созданный им небольшой бизнес в сфере специализированных сельскохозяйственных машин, который в 1975 году вылетел в трубу. После затянувшегося периода депрессии и недолгого времени, затраченного на учебу, он взялся за новое дело, также требующее проворства рук: он стал гробовщиком. Знает ли кто-нибудь о другой такой странной перемене профессии? Но Стрэттон быстро поднаторел в этом ремесле, порой отвратительном ремесле, и однажды, готовя старца-филантропа к обитому шелком месту последнего упокоения, он встретился с женой усопшего, безутешной вдовой по имени Лаура. А через год женился на ней. Или, вернее будет сказать, она женила его на себе. Для нее это был брак по расчету, точнее, из соображений удобства, ничего более. Может быть, и для него тоже? Он полагал, что у нее есть деньги, все полагали, что она при деньгах. Но он никогда не знал этого наверняка и не знал даже сейчас.

В это позднее субботнее утро он сидел на неубранной кровати, зажав голову руками, и думал только о Волверкотском Языке. Эта штука была застрахована, это он знал точно, и притом очень хорошо застрахована. Разве могло быть иначе? Но вот на случай каких обстоятельств, на каких условиях, Стрэттон не имел ни малейшего представления. Зачем нужно было Ширли Браун заговорить об этом, когда она на минутку заскочила к нему этим утром и посеяла у него семена сомнения? Будет ли иметь значение, если утверждать, что Лаура умерла до того, как украли Язык? Не отойдут ли при этом деньги к Эшмолеану? Но этого никогда не докажешь, а если она умерла после того, как его украли, тогда ее деньги определенно должны быть отнесены к ее состоянию, разве не так? Стрэттон покачал гудящей головой. Он никак не мог понять ситуацию, и чем больше думал, тем туманнее она становилась. Но если он сумеет убедить полицию поверить, что это было после... потому что это будет означать, что вещь была еще в ее владении, когда она умерла... не будет ли это?..

Ох!

Стрэттон встал с кровати и прошел в ванную. Он макал свою страдающую голову в умывальник, наполненный холодной водой, когда услышал громкий стук в дверь. Через несколько секунд он впустил в номер главного инспектора Морса и сержанта Льюиса.

Первый из них сразу же распознал симптомы гигантского похмелья и незамедлительно оказал первую помощь, вынув из кармана две таблетки «Алка-Зельцер», которые, по-видимому, были непременным предметом его экипировки.

И Стрэттон почти мгновенно заговорил, и остановить его было невозможно.

Наверное, они посчитали его таким бесчувственным – взял и убежал, да еще на следующий день после... Но он увидел рекламный плакат выставки «Оксфордская почта», открытой в Дидкоте, и не смог устоять. Он поехал на выставку и обошел все локомотивные депо, сказал Эдди Стрэттон, и долго с любовью разглядывал старые паровозы. Там он видел школьников и людей средних лет, которые тщательно записывали в блокноты цифры, номера и устройство колес. («Все они были абсолютно и своем уме, инспектор!») А потом он с трепетом увидел подлинный «Летающий шотландец». («Всю жизнь мечтал об этом!») Он пробыл там дольше, чем рассчитывал, и, когда наконец оторвался от «Корнуоллской ривьеры» и «Торби-экспресса» и вернулся на станцию Дидкот-Парксвей, то было уже пять часов, и он сел в поезд на Оксфорд, а приехав туда, э... немного посидел в станционном буфете. Оттуда тронулся пешком к «Рэндольфу», но по дороге почувствовал, что просто не может видеть физиономии своих сверх меры внимательных к нему соотечественников, взял и зашел в паб, а там выпил пинты две пива.

– Пабы были открыты, так вы говорите, мистер Стрэттон? – спросил Льюис.

Но ответил ему Морс:

– Если хочешь, Льюис, то могу назвать тебе вместе с адресами три паба, которые открыты весь день. Пожалуйста, продолжайте, мистер Стрэттон.

Так вот, около половины седьмого он зашел в ресторан на Сент-Джилсе, «Браунс», съел недурной стейк с бутылкой красного, в половине девятого вышел из ресторана и пошел к «Рэндольфу» и у самого Тейлориана встретил миссис Шейлу Уильямс, она направлялась к стоянке такси. Они постояли, поговорили, оба были немного навеселе, и она пригласила его к себе в северный Оксфорд на последним стакан на сон грядущий.

Вот и все.

Американец, крепкого телосложения, с грубыми чертами лица, говорил непринужденно и просто. Наблюдая за ним и слушая его, Морс подумал, что с удовольствием посидел бы с этим человеком за кружкой пива. Тем не менее Морс считал, что всегда неплохо задать несколько вопросов, не вытекающих из хода беседы. Так он и сделал на этот раз.

– Говорите, вы выпили на вокзале в Оксфорде?

–  Да.

– На какой это было платформе?

– Хм, на той же стороне, к какой подошел поезд, клянусь!

– И у них продавали алкогольные напитки?

– Да, конечно. Я взял банку, нет, две. Дорого, скажу вам, ужасно.

Льюис нахмурился и поднял брови, потом посмотрел на шефа:

– Боюсь, что-то не то, сэр. Мистер Стрэттон не мог получить пива на Оксфордском вокзале, во всяком случае, вчера. Там вчера висело большое объявление «Напитков нет» или что-то в этом  роде по поводу модернизации.

– В связи с модернизацией, Льюис.

– Представления не имею, что есть разница.

– Ну и не нужно. Просто скажи «из-за», и ты всегда скажешь правильно.

– Короче, как я сказал, буфет был закрыт.

– Интересный момент! – заметил Морс, внезапно поворачиваясь к Стрэттону, который чувствовал себя явно не в своей тарелке, – Значит, если вы не оставались на станции между половиной шестого и половиной седьмого, так где же вы были, сэр?

Стрэттон глубоко вздохнул, и видно было, что он задумался над положением, в котором очутился. Затем он еще раз вздохнул и, разжав кулаки, сконфуженно развел руками.

– Ваш сержант прав, инспектор. Я спросил чего-нибудь выпить, все равно чего. Но, как он говорит, они все там переделывают. Но я все-таки там остался. И оставался там минут тридцать, а может, и больше. Купил «Геральд трибюн» и читал, сидя на красном стуле, которые там стоят.

– Не холодновато было, а?

Стрэттон промолчал.

– Там был кто-то, кого вам не хотелось бы встретить? – предположил Морс.

– Да нет, мне не хотелось уходить со станции. Может быть, мне... э... было как-то не по себе, не хотелось встретить кого-нибудь, кто... кто ждет автобуса или такси.

– В поезде вы заметили кого-то из вашей группы, это вы хотите сказать? Кого-то, кто оказался сидящим напротив вас в купе, когда вы сели в поезд в Дидкоте?

Стрэттон кивнул:

– Он не садился в Дидкоте. Наверное, ехал от Рединга, как мне кажется...

– Или Паддингтона, – тихо добавил Морс.

– Да, от Паддингтона.

Морс посмотрел на Льюиса. Паддингтон начинал вырисовываться несколько существеннее, во всяком случае сделался крупнее: на Паддингтоне стоял Кемп, когда звонил накануне днем в «Рэндольф». Не будет в таком случае натяжкой предположить, что Стрэттон видел Кемпа около пяти часов, так он сказал?

– Вы понимаете, что должны назвать мне его? – мягко произнес Морс.

– Это был Фил Олдрич, – тихо ответил Стрэттон, растерянно  пытаясь перехватить взгляды полицейских, так, словно он совершил предательство.

Уф!

– Позвольте, сэр, задать вам еще  один вопрос. Вы что-нибудь выигрываете от смерти жены?

– Надеюсь, что да, – почти со злобой выдохнул Стрэттон. – Видите ли, я сейчас сижу на мели и, сказать вам по правде, совершенно не отказался бы от каких-нибудь страховых, которые могли бы мне подкинуть.

– Вы честный человек, мистер Стрэттон!

– Не всегда, инспектор!

Морс улыбнулся про себя и пошел к двери, Стрэттон вслед ему сказал:

– Могу ли я попросить вас об одолжении?

– Давайте!

– Не оставили бы вы мне еще парочку этих «Алка-Зельцеров»?