Текст книги "Драгоценность, которая была нашей"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать вторая

Обязанности – это то, чего ожидают от других, а не то, что выполняют сами.

Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания

Льюис без особого труда нашел квартиру Кемпа в Черуэлл-Лодж, она располагалась на первом этаже трехэтажного здания, и только в ее окне, выходившем на улицу, в без четверти часа ночи горел свет. К тому времени Льюис уже показал Морсу желтый листочек, и Морс пришел от находки и такой восторг, что не стал ждать, пока они остановятся, и зажег свет в салоне во время движения. Он сложил листочек по сгибу и прятал его во внутренний карман, когда Льюис мягко затормозил у дома номер 6.

– Можно будет позвонить отсюда, так много проще, – предложил Морс, показав на владения  Кемпа, – Нам понадобится женщина-полицейский, в участке должна быть, а?

Льюис кивнул.

– И врач, – продолжал Морс. – Ее врач, если только он не погрузился в сон или вино, да так, что его оттуда не вытащить.

Льюис снова кивнул:

– Вы совершенно правы, сэр. Чем больше, тем веселее, правда, когда доходит до этого? Это, наверное, единственное, что я ненавижу на работе, знаете, когда бывают несчастные случаи и так далее... и приходится сообщать родственникам и тому подобное.

Теперь наступил черед  Морса кивнуть:

– Это всегда очень тяжело, верно, Льюис? Я тоже терпеть этого не могу, ты же знаешь.

– Да, сегодня нас по крайней мере двое, сэр.

– Пардон?

– Я сказал, сегодня по крайней мере нас двое...

– Ну, нет. Только ты, Льюис. Нам нельзя разбрасываться бесценными ресурсами в такое время.

– Вы хотите сказать, что вы не...

– Я? Я собираюсь сейчас навестить другого нашего свидетеля.

– Кого же?

– Это, Льюис, миссис Шейла Уильямс. Очень возможно, ей есть что рассказать нам, и очень важное. Вспомни, такси вызывала миссис Уильямс...

– Но она же будет в постели!

Ни одним движением брови Морс не показал и малейшего интереса к перспективе допросить соблазнительно сложенную и (скорее всего) не очень одетую женщину в столь неподходящее время.

– Ну, что же, придется разбудить ее, Льюис. Как ты совершенно верно выразился, наша работа связана с трудными и порой неприятными обязанностями.

Льюис не мог скрыть улыбки. Он никогда не мог объяснить самому себе, почему ему нравится работать с этим странным, нередко весьма несимпатичным, внешне лишенным юмора человеком. Он даже не знал, нравится ли это. Но его жена знала. Потому что всякий раз, как ее супруг работал с Морсом, в его глазах появлялось странное удовлетворение, которое было хорошим признаком не только для него, но и для нее. Очень хорошим. И каким-то странным образом она была почти таким же большим почитателем Морса, как ее преданный муж, чье счастье всегда было ее собственным.

– Может, мне подвезти вас, сэр?

– Нет, нет, Льюис! Мне полезно прогуляться.

– Как скажете...

– Э... только еще одна вещь, Льюис. О «ягуаре». Я оставил его на Сент-Джилсе. Да, по-моему, там. Если э...

Он подал ключ от своей машины, держа его большим и указательным пальцами правой руки, как будто какой-нибудь вонючий носовой платок. Потом вылез из  машины.

Льюис смотрел, как  он пошел вдоль Гамильтон-роуд, и старался догадаться, что происходит в голове Морса, как он находит ключи к разгадке непонятного, ключи, которые не удается подобрать никому другому, те проблески мотива, о которых никто и не подозревает, те ответы на вопросы, которые никто еще  не успел начать задавать...

Открывая разболтанную калитку, ведущую к дому под номером 97, он предвкушал самую интересную встречу. Если больной диабетом нуждается в так называемом «балансе», а именно в инъекции человеческого инсулина для контроля за уровнем сахара в крови, то Морс в равной степени нуждался в умеренном эротическом возбудителе, что до недавнего времени он определял как достаточно здоровое либидо. В начале этой самой недели даже случилось следующее. Он остановился на бензоколонке заправиться и увидел там стенд с полупорнографическими журнальчиками, они лежали на самой верхней полке, над ежедневными газетами. Он освежил в памяти такие сравнительно знакомые названия, как «Только для мужчин», «Эскорт», «Валет», «Видео ХХХХ», и многие другие, соблазнявшие впечатлительных водителей обложками с изображенными на них женщинами в пикантных позах, с пышными грудями и сладострастной улыбкой. Не успел он перелистать один из них, как вошел констебль-детектив Ходжес (черт бы его побрал), подошел к газетному стенду и взял экземпляр «Дейли миррор» из большой стойки газет. Морс тут же выхватил из другой стопки номер «Таймс» и, пока стоял рядом с Ходжесом перед выходом из лавочки, прикрывался  газетой, как рыцарь щитом с нарисованным на нем крестом.

– Хороший денек, сэр?

– Очень хороший.

Морсу показалось, что в тот момент и бесцветных глазах Ходжеса не промелькнуло ничего похожего на подозрение в отношении слабости Морса. Но даже Морс – особенно Морс! – иногда давал маху.

Глава двадцать третья

Однако приносить дурные вести —

Неблагодарный долг.

  Шекспир. Король Генрих IV. часть 2 (Перевод Б. Пастернака)

Льюис наблюдал, как за матовым стеклом в верхней половине парадной двери медленно вырисовывается неясный силуэт.

– Кто там? – Голос звучал напряженно.

– Полиция, миссис Кемп. Вы звонили...

– Ладно! Ладно! Вы не очень-то спешили... Теперь позвольте и мне не торопиться.

После долгого бренчания ключей в замках и позвякивания цепочки дверь наконец открылась, и Льюис с плохо скрытым удивлением посмотрел сверху вниз.

– Ради Бога! Вам что, не сказали, что я калека? – И прежде чем Льюис успел ответить: – А где женщина полицейский?

– Э... какая женщина-полицейский, миссис Кемп?

– Вы что, думаете, что сами уложите меня в постель – все должно быть ясно с самого начала!

Если бы не тяжелый груз сообщения, которое он должен был передать, эта перепалка могла бы позабавить Льюиса, но, увы!

– Не мог бы я на минутку войти...

Марион Кемп развернула свое кресло на сто восемьдесят градусов и затем, быстро и умело перебирая жилистыми руками, покатила в гостиную.

– Пожалуйста, закройте за собой дверь. Кстати, а вы кто?

Льюис назвался, показал удостоверение, к которому  Марион Кемп не проявила особенного интереса.

– Вы его еще не нашли?

Льюису показалось, что она чуть-чуть утратила контроль за своим голосом, и он у нее немного задрожал. Миссис Кемп быстро провела платочком по лицу, чтобы стереть выступившие на верхней губе бисеринки пота.

– Боюсь... – начал Льюис.

Марион не дала ему договорить, на мгновение попытавшись разыграть из себя гостеприимную хозяйку:

– Присаживайтесь, сержант! Диванчик очень удобный, хотя я сама не имела, конечно, возможности испробовать  его. Так вот, единственная причина, по которой я позвонила, главная причина, в том, что мне нужна некоторая помощь. Да вы и сами видите.

– Да, я вижу. Я, э... простите...

– Вам нечего извиняться! Мой муж умудрился врезаться в автомобиль на кольцевой неподалеку от Ботли.

– Э... я сейчас... э...

Льюис видел  телефонный аппарат в прихожей и с позволения миссис Кемп вышел из комнаты, чтобы позвонить в участок с просьбой прислать женщину-полицейского. Он чувствовал себя страшно неловко, потому что уже несколько раз сталкивался с такой же ситуацией: родственники погибшего склонны безостановочно много говорить, словно боятся услышать страшную новость.

– Она скоро будет здесь, мадам, – сообщил Льюис и снова сел. – Это очень опасное место у поворота на Ботли...

– Но только не для водителя, сержант! И не в данном случае. Сломана ключица, царапина на плече – и даже та кровоточила какие-то две минуты.

Она произнесла эти слова с такой горечью, что у Льюиса не нашлось что ответить, даже формально, какого-нибудь пустяка.

– Уж лучше бы он убил меня и покончил со всем этим! Уверена, что он так и думает. Понимаете, он не может избавиться от меня так, как избавляются от нормальной жены. Ему приходится все время приходить домой, чтобы ухаживать за мной, в то время... когда он бы с удовольствием занимался своими собственными делами. Вы понимаете, о чем я говорю, сержант, или нет?

Да, Льюис понимал, но промолчал, кивком выказав этой женщине сочувствие. Она поведала то, что у нее так наболело.

– Когда ваш муж ушел сегодня утром? – тихо задал он вопрос и увидел, как нервно поблескивающие глаза вдруг сверкнули на него.

– В половине восьмого. Вызвал такси. Муж уже три года не имеет прав после того, как убил меня.

Льюис беспомощно покачал головой:

– Он вас не убил, мадам...

– Нет, убил! Он убил женщину в той машине – и меня тоже убил!

Затянувшееся после этого молчание прервал Льюис, вынувший при этом свою записную книжку:

– Вы знаете, куда он собирался поехать?

– К своим издателям. Он только что закончил книгу, а теперь пишет несколько глав для новой «Кембриджской истории Британии ранних веков».

– И он туда поехал, так?

– Не говорите глупостей! Конечно, поехал. Он звонил мне из Лондона. Когда он уехал, почту еще не приносили, и он хотел узнать, не прислали ли ему гранки.

– В какое время вы ждали его домой?

– Я не знала в точности. Там, в «Рэндольфе», были какие-то неприятности. Вы ведь об этом знаете?

Льюис снова кивнул, он все больше начинал бояться того неотвратимого момента, когда и она тоже должна будет узнать обо всем.

– Они изменили программу, не помню точно, что он сказал. Но после половины одиннадцатого он уже должен был быть дома. Он никогда не приходит позже...

Болезненная, черненькая, выглядевшая простоватой, женщина в инвалидном кресле стала проявлять признаки безотчетной тревоги. Говори, говори же, Льюис! Записывай что-нибудь в этой своей маленькой записной книжке. Делай же что-нибудь!

– Вы не знаете, куда он мог пойти после возвращения из Лондона?

– Нет, нет, нет, сержант! Откуда мне знать? У него не хватило бы времени, чтобы встретиться со своей бесценной Шейлой, этой гадиной Уильямс, правильно? С этой самкой, жалкой алкоголичкой...

Не молчи, Льюис.

– Наверное, он очень расстроился по поводу пропажи волверкотской реликвии.

– Он так давно ждал, когда сможет посмотреть на нее.

– Отчего же не поехал посмотреть в Америку.

– Я не пустила его.

Льюис перевел взгляд на пол и спрятал записную книжку.

– О нет! Я совершенно не собираюсь оставаться здесь одна. И это после того, что он сделал со мной.

– Миссис Кемп, боюсь, и должен...

Но Марион неподвижно уставилась в какую-то беспросветную бездну. Только что голос ее мстительно звенел, а теперь задрожал, в нем послышался страх:

– Я не очень хорошо  поступила по отношению к нему, да?

К счастью, зазвонил звонок у входной двери, и Льюис встал.

– Это женщина-полицейский, миссис Кемп. С вашего позволения, пойду и... Видите ли, мы должны вам кое-что сообщить. Пойду открою ей дверь и тут же вернусь.

– Он умер. Он умер. Сержант, это так?

– Да, миссис Кемп, он умер.

Она не издала ни звука, только кончики ее нервных бескровных пальцев впились в виски, словно стараясь разорвать нервы, по которым это известие передалось от ушей к мозгу.

Глава двадцать четвертая

Существует несколько неплохих средств от соблазна, но самое верное – трусость.

Марк Твен. Вдоль экватора

– Садитесь, инспектор! Будете пить?

Шейла Уильямс сравнительно трезво и абсолютно респектабельно пила кофе.

– Что – кофе?

Шейла пожала плечами:

– Чего хотите. У меня есть почти все, что угодно, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Я вообще-то пью мною.

– Я тоже.

– Послушайте, я понимаю, что сейчас поздно...

– Я никогда не ложусь раньше часа – в том случае, если одна!

Она безжалостно засмеялась над собой.

– У вас был такой длинный день.

– Длинный, пьяный день, что верно, то верно. – Она сделала несколько глотков горячего кофе. – Где-то у Киплинга есть о человеке, утверждавшем, что он знает, почему у него сгнила душа, – это потому, что он больше не может пить. Вы это слышали?

Морс кивнул:

– «Любовь к женщинам».

– Верно! Один из величайших рассказов двадцатого столетия.

– Думаю, девятнадцатого, можете проверить.

– О Боже! Никак полисмен – филолог!

Она виновато посмотрела на стол, потом снова подняла глаза на Морса, который пояснил:

– Это был Малвани, правильно? «Когда не берет алкоголь, в человеке загнивает душа». Я это помню много-много лет.

– Боже! – прошептала Шейла.

Комната, в которой они сидели, была обставлена со вкусом, особенно украшали ее несколько очень добротных предметов и любопытных и необычных репродукций голландцев семнадцатого века. У нее недурной вкус, подумал Морс, и чувствуется женщина – на диванчике рядом с хозяйкой сидит большой игрушечный мишка, весь разукрашенный лентами. И здесь, в этой самой комнате, Морс спокойно и просто рассказал ей о смерти Теодора Кемпа, полагая, по своему странному обыкновению, что выбрал для этого время, которое никак не может оказаться неподходящим.

Шейла Уильямс застыла не шевелясь, ее большие карие глаза постепенно увлажнились и заблестели, как мостовая  от неожиданно налетевшего дождика.

– Но как... как?

– Мы не знаем. Мы надеялись, может быть, вы поможете нам. Вот поэтому я и здесь.

Шейла уставилась на него непонимающими глазами:

– Я?

– Мне сказали, что у вас было... ну, как бы это сказать... что-то вроде ссоры.

– Кто это вам сказал? – В голосе зазвучала сталь.

– Один из группы туристов.

– Эта сучка Роско!

– Попробуйте угадать еще раз.

– А, ладно, забудьте! Мы поругались, да. Боже, уж если кто и собирался после этого покончить с собой, так это я, инспектор, – не он.

– Послушайте! Мне жаль, что приходится задавать вам вопросы в такое время...

– Но вы же хотите знать, что произошло между нами – между Тео и мной.

– Да. Да, хочу, миссис Уильямс.

– Шейла! Меня зовут Шейла! А вас?

– Морс. Все зовут меня Морсом.

– А, все одно и то же, от меня только требовали, и ничего взамен.

– Так что же было между вами и доктором Кемпом, миссис Уильямс... э... Шейла?

– Ничего, ровным счетом ничего, кроме  моей жизни! Вот и все.

– Продолжайте.

– Ах, но вы все равно ничего не поймете. Уверена, вы женаты, у вас милая жена и пара милых деток...

– Я холост.

– Ах, вот как. Тогда другое дело, согласитесь? Для мужчины это не страшно.

Она проглотила остатки кофе и сначала с ненавистью, потом с грустью обвела комнату взглядом.

– Джи и Ти?[11]11
  Джин с тоником.


[Закрыть] – предложил Морс.

– Почему бы и нет.

Морс налил ей (и себе), и она стала рассказывать вялым, подавленным голосом, словно убитая услышанным:

– Знаете, Морс, я была один раз замужем. Вот откуда большая часть всего этого. – Она обвела комнату рукой.

– Очень приятная... комната, – проговорил Морс, заметивший, что убогий внешний вид дома создавал неверное представление о довольно элегантном интерьере, и секунду-другую задержался на мысли, можно ли то же самое сказать о самой миссис Уильямс...

– О да. У него был безупречный вкус. Потому-то он и ушел к другой, она не пила, не шокировала его своими поступками, всегда пребывала в ровном настроении, не говорила глупостей и не пугала страстностью.

– И доктор Кемп – он тоже ушел к другой женщине? – спросил Морс, безжалостно добиваясь своего.

Ее ответ смутил его:

– О нет! Он давно уже нашел ее, нашел задолго до того, как нашел меня!

– Кого это?

– Да жену, черт бы ее побрал, жену! Он не переставая смотрел на часы и говорил, что ему пора...

Из ее глаз хлынули слезы, и Морс, неуверенно подойдя к диванчику, отодвинул мишку, сел, обнял рукой за плечо, притянул к себе и дал ей хорошенько выплакаться.

– Прямо не знаю, то ли это от шока, то ли с похмелья.

– Какое же похмелье посреди ночи?

– Утра!

– Утра.

Она потерлась щекой о его лицо.

– А вы милый.

– Вам приходит в голову какая-нибудь мысль, почему доктор Кемп?..

– Мог бы покончить с собой? Нет!

– А я не сказал «покончить с собой».

– Вы хотите сказать... – На несколько секунд она отпрянула от него, от ужаса у нее округлились глаза. – Вы не можете... Вы же не хотите сказать, что его убили?

– Пока еще мы не можем утверждать с уверенностью. Но, пожалуйста, будьте со мной откровенны. Вы знаете кого-либо, кто хотел бы его убить?

– Да! Я, инспектор. И его жену в придачу!

Морс медленно снял руку с плеча миссис Уильямс.

– Послушайте, если есть какие-то вещи, которые, по вашему мнению, я должен знать...

– Вы что, в самом деле думаете, что я имею отношение к чему бы то ни было, что там случилось?

– Вчера сразу после обеда вас видели идущей вдоль Сент-Джилса в сторону северного Оксфорда. И на этот раз тоже не миссис Роско. Это был сержант Льюис.

– Я собиралась... – с расстановкой произнесла Шейла, – я шла в «Птичку-невеличку». Теперь догадайтесь вы! Догадайтесь, зачем я туда пошла?

– Вы пошли туда одна, в паб?

– Д-да, – не совсем уверенно протянула она.

– Но вы кого-то встретили там?

– Нет, но я видела кое-кого... В сторону Бенбери-роуд ехал на велосипеде Седрик. Седрик Даунс. И он меня видел. Уверена, он меня видел.

Морс молчал.

– Ведь вы верите мне, правда?

– Один из секретов раскрытия убийства состоит в том, чтобы не верить никому – то есть абсолютно, полностью и уж наверняка не в самом начале расследования.

– Но вы ведь не можете считать меня подозреваемой!

Морс улыбнулся:

– Обещаю вычеркнуть вас из списка, как только представится первая же возможность.

– Знаете, меня еще никогда не подозревали в убийстве. Большое вам спасибо, что вы это делаете так деликатно.

– И было бы очень хорошо, если бы вы ничего не говорили об этом группе. До тех пор, пока мы немного не продвинемся вперед.

– А вы пока еще недалеко ушли?

– Недалеко.

– Ну а мы-то с вами можем пойти немного дальше, Морс?

Пальцы ее левой руки теребили верхнюю  пуговицу ярко-красной блузки, и над ухом Морса разливался голос сирены:

– А как вы смотрите на то, чтобы выпить еще по маленькой, прежде чем вы уйдете?

– Я бы сказал на это «нет», моя милая девочка, ибо, если я не проявлю разумную предусмотрительность, если выпью еще, если я вообще останусь здесь, даже не выпив больше ни капли, то, возможно, предложу вам углубиться – не забудьте, у нас в полиции не принято говорить «идти дальше», мы «углубляемся», – и...

Морс неопределенно повел рукой, допил стакан, встал с диванчика и пошел к двери.

– Вы бы остались довольны!

– Вот это-то и беспокоит меня.

– Так отчего же «нет»?

Шейла осталась сидеть на диванчике, и Морс, остановившись в дверях, обернулся к ней:

– А вы не знаете?

Через несколько минут, когда он поворачивал на Бенбери-роуд, к нему стала возвращался способность мыслить более или менее рационально, и Морс задумался, всю ли правду рассказала ему свидетельница. Всего за десять минут до этого, возвращаясь в Сент-Олдейт, Льюис подумал то же самое о миссис Кемп, особенно не выходил из головы тот факт, что женщина, которая столь демонстративно показывала ненависть к мужу, при известии о его смерти пришла в такое отчаяние.

Глава двадцать пятая

Поездку на поезде я не считаю путешествием – тебя просто «пересылают» в какое-то место, и ты превращаешься в самую обыкновенную посылку.

Джон Рескин. Современные художники

В Кидлингтонском полицейском участке Морс и Льюис закончили рапорты без четверти восемь утра. Оба валились с ног от усталости, но ни тот ни другой в этом не признавались, а у одного из них к тому же раскалывалась голова, но он также не показывал виду. Утром «ягуар» стоял у дверей его дома, а ключи лежали на коврике под дверью. Но так же, как он не выдавал ни усталости, ни похмелья, так  Морс и не подумал сказать спасибо.

Во всяком случае, утром совершенно определенно наметился план действий на ближайшее время. Несомненно, самая большая проблема возникала в связи с туром, группа должна была выехать из Оксфорда в половине десятого утра, чтобы уже к обеду быть в Стратфорде-на-Эйвоне. Совершенно необходимо будет дополнительно выяснить у туристов, где они находились в промежутке времени между моментом, когда Кемп вернулся в Оксфорд, и коктейлем перед обедом, где видели всех, кроме Эдди Стрэттона. Ясно, что один из туристов не сможет показать свой экземпляр программы пребывания группы в Оксфорде, так как желтый листок, найденный в Радости Пастора, в данное время пребывал в следственной лаборатории и, возможно, даст какой-то ключ. Но, даже если на нем не обнаружится никаких отпечатков пальцев, даже если несколько туристов выбросили или потеряли свои программки, вряд ли найдется много американцев, которые пишут цифру «семь» по-европейски, перечеркивая ее в середине! Затем нужно разобраться с Седриком Даунсом. Ему придется доказать свое алиби и дать достаточно убедительное объяснение, зачем и в какое время он уходил из «Рэндольфа».

К тому же есть надежда, что Макс сумеет более или менее определенно предположить  причину смерти, возможно даже (если только он решится), что врач в кои-то веки отбросит осторожность и позволит себе выдвинуть гипотетически приблизительное время происшествия.

Часом позже за рулем машины, в которой они с Морсом ехали в центр Оксфорда, Льюис испытывал необычное удовлетворение. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как наблюдать за Морсом, когда он приступает к разгадке таинственного происшествия, – это походило на то, как шеф разделывается с дьявольски закрученным кроссвордом (Льюису часто доводилось видеть это): вот перед ним девственно чистые клеточки, и он почти мгновенно вписывает слова в большинство из них, а потом Льюиса, хотя не слишком часто, озаряет очевидный ответ на самый простой вопрос, именно тот, перед которым спасовал Морс. Льюис не мог сказать, конечно, получится ли это у него в  данном деле. Тем не менее он уже решил один, так сказать, «блиц-кроссворд» и теперь докладывал Морсу о том, что удалось выяснить.

Первая часть дня Кемпа выглядела, вероятно, следующим образом:

Из дома вышел очень рано, чтобы съездить на поезде к издателю, такси отъехало от дома в 7.20 утра, почти наверняка чтобы он успел к поезду 7.59, прибывающему на Паддингтонский вокзал в 9.03. По всей видимости, предполагался недолгий визит, потому что он, вероятно, намеревался встретиться с туристами, как и обещал, в обед в «Рэндольфе», а затем еще раз после обеда. Весьма вероятно, что он намеревался успеть на поезд, прибывающий в Оксфорд в 12.30.

– Ты навел справки в «Бритиш Рейлроудс»? [12]12
  «Британские железные дороги».


[Закрыть]

– Нет необходимости. – Льюис сунул руку в нагрудный карман и подал Морсу расписание поездов Оксфорд—Лондон, Лондон—Оксфорд, но Морс просто пробежал его глазами, не выказав особенного интереса.

– Ты знаешь, Льюис, что до девяти часов утра железнодорожный билет третьего класса...

– Второго класса, сэр!

– ...стоит почти в семь раз – в семь раз! – дороже, чем автобусный от Глочестер-Грин до Виктории?

– В общем-то, в пять раз. Автобус...

– Мы, Льюис, должны дотировать общественный транспорт!

– Политик вы, сэр, а не я.

– Помнишь Кена Ливингстона? Он дал дотации подземке, и все ездили на метро.

– А потом его выкинули.

– Знаешь, как читается анаграмма из его имени?

– Скажите!

– Ленин – кинг. [13]13
  Кинг – король (англ.).


[Закрыть]

– Теперь бы его не выбрали королем.

– Я подумал, что тебе это может быть интересно, вот и все.

– Извините, сэр.

– Почему ты едешь так медленно?

– Я взял за правило никогда не ездить в городе быстрее сорока пяти миль.

Морс промолчал, и через две минуты Льюис подрулил к входу в «Рэндольф».

– Вы не забыли про Ашендена, сэр? Я имею в виду, что он разговаривал с Кемпом по телефону и что он не осматривал Магдалена.

– Я не забыл про мистера Ашендена, – тихо проговорил Морс и открыл дверцу машины. – Я тоже попрошу его кое-что организовать для меня, прямо сейчас. Я уверен, что все эти туристы – почти все туристы – невинны, как твоя благоверная...

– Но один из них пишет семерку по-особенному, так?

– Она не такая уж особенная. Для тех, кто живет на континенте, странной кажется наша семерка.

– А как мы выясним, кто это писал?

Морс снизошел до легкой ухмылки:

– Какого числа начался тур?