Текст книги "Драгоценность, которая была нашей"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава  пятьдесят третья

И резюмировал все настолько ловко, что получилось намного больше того, что сказал свидетель.

Льюис Кэррол. Мечта адвоката

Несколько озадаченная, доктор Мол, которую пригласили, если она хочет, остаться, заняла место в первом ряду. Этот человек говорит, скорее, как оксфордский дон, чем как детектив.

– Позвольте мне обрисовать всем вам это дело, вернее, два этих дела. Первое: из комнаты миссис Лауры Стрэттон в «Рэндольфе» были украдены драгоценности. В то же самое время – не известно, до или после этого, – умирает миссис Стрэттон. Медицинская экспертиза установила, что она умерла от коронарного тромбоза, и ни о какой насильственной смерти тут речь идти не может, разве только она умерла от шока, когда застала кого-то, покушавшегося на кражу драгоценности, которую привезла из Америки, чтобы передать Эшмолеанскому музею, а точнее – доктору Теодору Кемпу как представителю музея. Я пытался выяснить, надеюсь вы простите меня, кому выгодна кража драгоценности, и от мистера Брауна (все головы повернулись в его сторону) узнал, что миссис Стрэттон всегда старалась уходить от разговоров о ее финансовых делах. Поэтому я, естественно, должен был допустить возможность, что драгоценность вообще никто не крал, то есть никто из посторонних, но что, скажем так, ее «заставили пропасть» сами Стрэттоны. Драгоценность принадлежала первому мужу миссис Стрэттон, и это он выразил желание, как зафиксировано в его завещании, чтобы она была возращена в Англию и помещена в постоянной экспозиции вместе со своей половиной, Волверкотской Пряжкой. В качестве сокровища, имеющего существенную историческую важность, Волверкотский Язык, конечно, бесценен. Сам по себе, однако, как произведение искусства, украшенное драгоценными камнями, он поддается оценке, и миссис Стрэттон застраховала его на полмиллиона долларов. Я еще не совсем знаком с условиями страховки, но, как представляется, в случае кражи драгоценности, либо до, либо после смерти миссис Стрэттон, страховка выплачивается мужу, а не переводится в тот или иной опекунский фонд. Во всяком случае, так себе представлял, точнее, представляет себе Эдди Стрэттон, ибо большую часть из сказанного мною я выяснил у самого Стрэттона, находящегося в настоящий момент в Америке, – Морс сделал паузу и обвел сидящих перед ним взглядом. – Вероятно, нет необходимости обрисовывать вам соблазн, который испытывал мистер Стрэттон, не имеющий практически ни гроша за душой, человек, знавший, и знавший, вероятнее всего, наверняка, что жена потратила почти все значительное состояние, оставленное ей мужем, то есть первым мужем.

На нескольких лицах появилось выражение сожаления и недоверия, но Джанет Роско оказалась единственной, кто предпочел не скрывать своих сомнений:

– Но этого не могло быть, инспектор! Эдди не было в гостинице, он ушел гулять...

Морс остановил ее, подняв руку, и мягко проговорил:

– Пожалуйста, выслушайте меня, миссис Роско... Совсем несложно определить промежуток времени, в который могла произойти кража, и не составляет особенной сложности установить, где находилось большинство из вас в течение этих главных сорока пяти минут. Не все из вас были расположены быть со мной полностью откровенными, но я не хочу сейчас вдаваться в это. Как мне представлялось – как представляется мне и сейчас, – вором должен был быть один из вас, один из группы туристов, включая и вашего руководителя (головы снова как по команде повернулись), или один из служащих «Рэндольфа». Но последнее предположение можно было быстро проверить и сбросить со счетов, как это и было сделано. Таким образом, леди и джентльмены, вам нетрудно увидеть, в каком направлении развивалось дело...

Непосредственные последствия кражи значительно уменьшились как благодари смерти Лауры Стрэттон, так и убийству на следующий день доктора Кемпа, человека, которому предполагалось в тот день вручить Язык на небольшой официальной церемонии в Эшмолеане. Должен вам сказать, одна из задач полиции, особенно той ее службы, которая занимается расследованием убийств, заключается в том, чтобы выявить систему в преступлении, если это возможно, и в данном конкретном случае мы с сержантом Льюисом не могли не полагать, что между этими двумя событиями имеется связь. Вполне возможно, что это чистой воды совпадение, но связь может существовать, разве не так? Сам доктор Кемп! Человек, которого в один прекрасный день лишили драгоценности, разысканной им самим, ради которой он прошел по длинной цепочке, пока не попал к американскому коллекционеру, драгоценности, по поводу которой он вел переговоры, драгоценности, найденной в воде под мостом в Волверкоте в 1873 году, драгоценности, которая, будучи соединенной со второй деталью предмета, будет, вне всяких сомнений, представлять собой значительную историческую ценность, привлечет к себе большое внимание и принесет ему, Кемпу, на какое-то время славу и на долгое время продвижение по службе. Фотография воссоединенных Языка и Пряжки должна была украсить обложку выходящей в скором времени книги Кемпа. И что же, на следующий после этого день Кемпа убивают. Интересно, не правда ли? Я спрашивал себя, один ли и тот же человек совершил и кражу и убийство? Мне это представлялось все более и более вероятным. Таким образом, мне, возможно, нужен был только один преступник, а не два, но мне нужна была также и причина. И моя мысль развивалась немного дальше в том направлении, правильном направлении. Если преступник один и тот же в обоих случаях, то не был ли одним и тем же мотив? В этих преступлениях наибольший ущерб понес одни и тот же человек, Кемп. В первом у него отняли нечто дорогое его сердцу, во втором – жизнь. Почему? Вот о чем спрашивал я себя. Или, вернее, вот что я сначала не спрашивал себя, потому что склонялся к точке зрении совершенно неверной, будто между двумя преступлениями  не может быть связи.

Так что давайте вернемся к самому Кемпу. При расследовании убийств общепризнанно считать, что об убийце можно узнать гораздо больше по убитому, нежели из других источников. Так что же мы знаем о жертве, докторе Кемпе? Он был хранителем древностей в Эшмолеане, любил кричащие цвета в одежде и имел вычурные манеры, слыл не просто дамским угодником, а самым большим ловеласом в университете. Достаточно было единожды увидеть его, чтобы понять, какой это эгоцентричный и самовлюбленный человек. Однако жизнь совсем не улыбалась ему, даже напротив. В университете раскусили его, карьера продвигалась медленно, его обошли при назначении члена ученого совета, семья не состоялась, жилье – более чем скромная квартирка в северном Оксфорде, а главное, огромная личная трагедия. Два года назад он попал в страшную аварию на западной части кольцевой дороги, в результате которой жена – она сидела рядом с ним на месте пассажира – получила настолько серьезные травмы нижней части тела, что на всю жизнь, которая трагически окончилась на прошлой неделе, оказалась прикованной к инвалидной коляске. Но это было только полбеды. Водитель второго автомобиля скончался на месте – некая миссис Майо из Калифорнии, прибывшая в Англию для работы над исследованием романов Троллопа. Вопросы, связанные со страховками и компенсациями разного рода, в частности касавшиеся ответственности водителя, – кстати говоря, оставшегося живым и невредимым, – были в конце концов урегулированы. Однако юридические хитросплетения вокруг проблемы «виновности» так и не были распутаны: не было очевидцев-свидетелей, эксперты дали противоречивые заключения относительно возможных механических дефектов, имелись расхождения в определении времени, отмеченного при проведении проверки на алкоголь. Все это способствовало тому, что Кемп отделался едва ли не легким испугом, у него отобрали права, но всего на три года, и он уплатил, как считали многие, совершенно смехотворный штраф в размере четырехсот фунтов. Что возмутило всех, так это тот факт, что Кемп постоянно возил с собой в бардачке фляжку с коньяком и что до приезда машины «скорой помощи» он дал жене сделать несколько глотков из нее и даже отпил сам! Все, кому становилось известным об этом, высказывали возмущение, назвав этот поступок глупым и безответственным, но, может быть, здесь можно было бы сделать некоторую скидку на то, что человек находился в глубоком шоке. Во всяком случае, этот довод он выдвинул в свое оправдание.

Но позвольте мне вернуться к преступлениям, совершенным на прошлой неделе. Центральным событием, как бы ни смотреть на вещи, оказался телефонный звонок Кемпа. У меня сложилось несколько версий в отношении этого звонка, но все они были неверными, так что я не буду говорить о них. Кемп сообщил, что приедет в Оксфорд в три часа дня, и самым простым здесь явилось то, что он и в самом деле приехал в Оксфорд в три часа. И кто-то знал об этом звонке и встретил его на железнодорожном вокзале, перед этим, безусловно, сообщив вызванному таксисту, что он больше не нужен.

Джанет Роско открыла рот, словно собираясь нарушить возникшее вдруг молчание, но Морс опередил ее, продолжив:

– Как вы понимаете, таксиста очень нетрудно разыскать, поэтому действовали по следующему плану. Кто-то пошел в пункт проката в северном Оксфорде, это было сразу же после полудня, и нанял «воксхолл-кавалер». При этом возникла только одна трудность: после того как официально проверили водительские права, кредитную карточку и т. д., фирма проката потребовала поручительство какого-нибудь лица. Но это затруднение быстро и без малейшей задержки преодолели. Мужчина, взявший  машину напрокат, – да, да, мужчина! – назвал телефон «Рэндольфа» и, когда служащий фирмы стал набирать номер, сказал ему как бы между прочим, что телефон заместительницы управляющего отелем имеет такой-то добавочный номер. Туда позвонили, получили подтверждение, а затем выдали машину. Вы, конечно, согласитесь, что в подобной ситуации необходим сообщник, но не просто кто-то, согласившийся оказать услугу хорошему человеку. Нет! Похоже, это был некто, готовый соучаствовать в убийстве. Между тем я считаю, что действительно – до начала этого тура все вы, за одним исключением, не были знакомы между собой. Исключение составляли мистер Стрэттон и мистер Браун – они встречались во время службы в армии. Но в то время как брали напрокат автомашину, мистер Стрэттон ехал в Дидкот, на выставку паровозов, в этом нет никаких сомнений. А мистер Говард Браун (Морс на миг запнулся) дал полный и сравнительно удовлетворительный отчет о своих перемещениях в этот день, отчет, который впоследствии полностью подтвердился.

У Льюиса при этих словах полезли вверх брови, но он надеялся, что этого никто не заметил.

– В тот день отсутствовали также еще один или два человека. Например, мистер Ашенден.

Руководитель тура уставился в пол, тщательно рассматривая рисунок ковра под ногами.

– Но он был весь день в Саммертауне, встречался с друзьями, как нами было проверено и полностью подтвердилось.

(Льюису удалось справиться с непослушными бровями.)

– Ну и, наконец, у нас остается мистер Олдрич.

Головы повернулись теперь на все сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть на последний ряд, где сидел Фил Олдрич, кивая головой в знак подтверждения и при этом криво улыбаясь.

– Но ведь и мистер Олдрич никак не мог совершить этот преступный акт, согласитесь? В тот день он ездил в Лондон, и получилось так, что они ехали в одном поезде со Стрэттоном, возвращаясь в Оксфорд. Мистер Олдрич утверждает, и я готов ему поверить, что он не видел в поезде мистера Стрэттона. Но мистер Стрэттон видел мистера Олдрича,  и таким образом, даже если бы у нас не имелось доказательств, что мистер Стрэттон побывал и Дидкоте, они оба, сами того не подозревая, подтвердили неоспоримое алиби друг друга. К тому же мы теперь знаем, что в тот день Стрэттон был в Дидкоте и провел там большую часть дня. Знаете ли, леди и джентльмены, по законам мироздания, что бы ни случилось и жизни, никто не может находиться и двух разных местах одновременно. И человек, осуществляющий свои планы в Оксфорде, человек, получивший в свое распоряжение красный «кавалер», должен был переделать много дел, и в самое короткое время, ведь у него на счету была каждая минута, но сделать все он должен был в Оксфорде. Возможно, стоит упомянуть еще об одном обстоятельстве. Я подумал, что если Стрэттон и Браун знали друг друга, то весьма вероятно, были знакомы и их жены. Но одной из жен уже не было в живых, и в тот день нанимал машину мужчина, — Морс проговорил это слово медленно, специально фиксируя внимание слушателей на нем, – а не женщина.

Значит, у нас, в сущности, не остается подозреваемых? Согласен, почти не остается. С самого начала тура у вас были только три супружеские пары, правильно? И мы с вами сняли со счетов две – Стрэттонов и Браунов.

В комнате воцарилась мертвая тишина, все глаза обратились на чету, которую только что извлекли из их номера, чету, которая решила, что еще одна порция восхитительной архитектуры будет для них равносильна принудительному питанию. Но повернувшиеся к Сэму и Вере Кронквист взгляды почти сразу возвратились к главному инспектору Морсу, который продолжил:

– Но мистер Кронквист, как некоторым из нас уже известно, большую часть дня помогал миссис Шейле Уильямс с весьма темпераментным аппаратом, которым ее снабдили для иллюстрирования лекции об «Алисе». Конечно, мистер Кронквист, может быть, очень умный человек, но и ему не дозволено отменять физические законы Вселенной. И вы видите, не правда ли, что и миссис Уильямс теперь тоже нужно вычеркнуть из списка подозреваемых? И наконец, мы вычеркнем Седрика Даунса, и все по той же причине. Если кто-то из вашей группы и встретил Кемпа в три часа дня, то только не Даунс, потому что человек девять-десять из вас охотно подтвердят неоспоримый факт, что именно с этого времени он беседовал с вами и еще долго продолжал беседовать. Я ведь сказал, что мы исчерпали список подозреваемых? И все же, леди и джентльмены, в тот день кто-то встретил-таки Кемпа на железнодорожном вокзале.

И это был один из вас.

Глава  пятьдесят четвертая

Или какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдет...

Евангелие от Луки. 15(8)

Все утро того дня, когда Морс держал речь перед аудиторией в Бате, развенчивая заблуждения и полуправды, которые до того окутывали истину расследуемого им дела, бурная деятельность  разворачивалась в гостинице «Форель», маленьком постоялом дворе на берегу реки между водосбросом и Годстоузским шлюзом в деревне Волверкот, что находится милях в двух от западной окраины северного Оксфорда. В летний сезон здесь наблюдается наплыв приезжих, собирающихся не спеша поесть и попить на мощенной каменными плитами террасе между фасадом гостиницы из тесаного песчаника и рекой. Многие усаживаются на низеньком каменном парапете и всматриваются в  чистую зеленоватую воду, чтобы полюбоваться пятнистыми коричневато-серебристыми спинками карпов, которые поднимаются к поверхности в погоне за крошками и корочками хлеба, разбрасываемыми для них отдыхающими здесь людьми.

Но в эту среду утром те немногие клиенты, которые заглянули сюда, чтобы выпить спозаранку, больше интересовались другими подводными созданиями: четыре существа в лоснящихся черных шкурах и с непропорционально большими перепончатыми ногами кругами плавали под берегом, усердно ощупывая дно у водосброса, и из пристегнутых к их спинам цилиндров время от времени вырывались струйки пузырьков, стремительно устремляясь к поверхности. Все они были опытными полицейскими аквалангистами, и каждый из них четко знал, что ищет, знал размеры предмета и расположение трех крупных рубиновых глаз, когда-то вставленных в него. До сих пор им ничего не удалось найти, они только вздымали облака ила, превращавшего хрустальные воды, стекавшие с водосброса, в мутный желтый поток. Но надежды никто не терял. Аквалангистов проинструктировали – и еще с какой уверенностью! – что Язык выброшен в реку с горбатого мостика, и при этом определенно указывалось, с какого именно места. Поэтому они могли организовать свою операцию с достаточной долей целенаправленности: сначала, выстроившись в ряд, проплыли поперек течения, затем повернули назад и переплыли реку чуть пониже, прочесывая дно дюйм за дюймом, и так постепенно спускались вниз к более спокойным местам на реке.

Но ничего, никаких следов.

После того как его нашли в 1873 году, Язык попал и руки перекупщикам, втихую продавших его лондонскому дилеру, который, в свою очередь, перепродал его американцу-коллекционеру, согласившемуся в 1922 году предоставить его для размещения в экспозиции одной из выставок в Филадельфии, что и послужило через шестьдесят пять лет ключом к началу похожего на настоящий детектив поиска, предпринятого Теодором Кемпом из Эшмолеанского музея, человеком, чей труп покоился в настоящий момент в морге Радклиффской клиники. Но человек, согласившийся рассказать главному инспектору Морсу со всеми подробностями, где он стоял и как замахнулся, бросая Язык обратно в реку у Волверкота, этот человек находился, вполне живой и здоровый, в огромном, запутанном комплексе аэропорта Кеннеди. Рядом с ним восседал человек столь необъятных пропорций, что Эдди Стрэттон удивлялся, как только он сможет уместиться в кресле самолета, отлетающего через сорок минут рейсом до Хитроу. Он гадал также и о том, захочет ли тот отстегнуть наручники, врезавшиеся Эдди в правое запястье. Ведь он, Стрэттон, не замышляет ни побега, ни угона самолета во время перелета через Атлантику.

Глава пятьдесят пятая

В серьезных делах следует заботиться не столько о том, чтобы создавать благоприятные возможности, сколько о том, чтобы их не упускать.

Ларошфуко. Максимы

Наступило время для кофе, но казалось, никто этого не заметил.

– Кемпа встретили на вокзале, – продолжал Морс. – Сказали ему что-то, как можно догадываться, убедившее его проехать с водителем до его собственной квартиры на Уотер-Итон-роуд. Возможно, ему сказали, что с его женой стало неожиданно плохо, даже что она скончалась. Возможно, обошлись и менее драматичным предлогом. Там, дома у Кемпа, – это опять мои догадка – разгорелась ссора, во время которой Кемпа ударили по голове, и он растянулся на полу в гостиной, ударившись головой об угол камина, отчего и умер. Поразительно, как трудно бывает иногда убийце прикончить свою жертву. У нас однажды расследовался случай, когда завершить грязное дело не смогли и двадцать три зверских ножевых удара. Но в то же время бывает так легко и просто отнять жизнь у человеческого существа: легкий толчок автомобильного бампера, и велосипедист вылетает из седла, ударяется головой о дорогу и через секунду-другую испускает дух. Вот и у Кемпа оказался тонкий череп, и убить его ничего не стоило. Но тело? Вот тело явилось настоящей проблемой!

Ладно, если убийство произошло около пятнадцати сорока пяти, как я предполагаю, то почему жена Кемпа, Марион, ничего не предпринимает по этому поводу? Ибо мы ни секунды можем не сомневаться, что она находилась там все время. Может быть, причина в том, что она мстительно торжествовала и наслаждалась тем, что ничего не предпринимает, и мнение моего сержанта таково, что она ненавидела мужа почти с такой же силой, как и убийца. Но убить мужа Марион Кемп, по-моему, не могла и уж конечно не смогла бы сдвинуть его тело ни на дюйм. С другой стороны, Кемп отличался худобой, и для большинства из присутствующих здесь, скажем так, людей подвижных и достаточно физически крепких вполне возможно переместить это тело, по крайней мере на незначительное  расстояние. Даже для женщины, если она достаточно крепко скроена.

Скрытый подтекст этого уточнения показался невыносимым для маленькой женщины в первом ряду, она выслушала последние слова инспектора со страдальческим выражением лица.

– Инспектор! Вернее, главный инспектор! Послушайте, как вы только можете допустить мысль, что я, например, могла перетаскивать тело, это же какой-то абсурд! И если вы думаете, что я буду сидеть здесь...

Морс слабо улыбнулся даме, снова занявшей место в первом ряду, даме, которая вряд ли потянула бы на весах больше тридцати – тридцати пяти килограммов.

– Я бы никогда в жизни, миссис Роско, не обвинил вас в этом. Прошу вас, поверьте мне!

Несколько успокоившись, Джанет снова приняла чопорный независимый вид, но Джон Ашенден, сидевший в том же ряду через проход (рядом с доктором Мол), бросил на нее хмурый тревожный взгляд. А Морс продолжал:

– На бетонной площадке за их домом по Уотер-Итон-роуд стояла легкая алюминиевая тележка на резиновом ходу, которой пользовался один из рабочих в первой половине дня. В эту тележку, а точнее, тачку, около семи вечера и положили тело, прикрыли его пластиковыми мешками, забросав их кучей облетевших листьев, под покровом темноты перевезли через деревянный мостик, потом по хорошо протоптанной тропинке через поле до быстрого потока Черуэлла, где тело бесцеремонно спихнули в воду. И, как я уже сказал, – Морс медленно обвел слушателей взглядом, – эту грязную работу проделал один из вас, член вашей группы, мужнина, человек, который не побрезговал сначала раздеть мертвеца, а это пришлось сделать, потому что пролилось много крови, липкой, запачкавшей все крови. Она почти наверняка запачкала и того, кто избавлялся от тела, человека, который за последние десять лет своей жизни, то есть своей трудовой жизни, вполне сжился с подобным неприятным занятием, будучи достаточно компетентным гробовщиком в Америке.

По комнате пробежал вдруг вздох удивления, и Морсу конечно же можно было бы не продолжать. Но он продолжил:

– Да! Мистер Эдди Стрэттон!

– Нет, сэр, этого не может быть!

Раздавшийся с последнего ряда голос заставил всех обернуться, хотя уже к этому дню всем был знаком мягкий выговор Фила Олдрича.

– У вас, сэр, есть мои показании, а также показании Эдди, что...

– Мистер Олдрич! Я вас хорошо понял и сейчас поясню. Но сначала давайте ненадолго вернемся к Стрэттону. Он стал второразрядным гробовщиком и специализировался на косметической обработке мертвых тел, «украшении», позвольте мне так выразиться! – трупов людей, умерших после тяжелых мучений, исказивших их внешность. И он был холостяком. Холостяком он пробыл два с небольшим года, пока не встретил вдову филантропа средней руки и не женится на ней. Брак оказался обыкновенным соединением взаимных интересов, брак по расчету, если хотите. Эдди ходил по магазинам, занимался садом, чинил краны и водопроводные трубы, ухаживал за автомобилем. Лаура – Лаура Стрэттон, как она стала теперь называться, – была более или менее довольна: ее уже не так пугали воры, ее возили дважды в месяц на регулярные консультации с мозольным оператором, – она забыла, что такое заботы  по дому, и могла отдаваться своей двойной страсти – курению сигарет и игре в бридж.

Но их обоих постигло разочарование, когда подошло к концу урегулирование наследства покойного филантропа. Деньги со счетов перекочевали в карманы адвокатов, предметов же искусства действительно оказалось множество, но большая их часть предназначалась для какой-нибудь галереи или коллекции. Получалось, что перспективы хорошо обеспеченного брака таяли на глазах, пока супругам не пришла в голову идея – конечно же Лауре Стрэттон. Волверкотский Язык был застрахован на полмиллиона долларов. Самый безопасный  способ доставить его в Англию – перевезти украшение на себе: мало кто доверит такой предмет почте или курьерской связи, а если кто и решится рискнуть, то страховка обойдется в фантастическую сумму и будет практически запредельной. Поэтому Стрэттоны взяли драгоценность с собой, а затем сделали все, чтобы ее украли. Таков был их план. Причиной того, что этот план столь печальным образом сорвался, является исключительно несвоевременная смерть Лауры Стрэттон, однако нам не суждено узнать, чем была она вызвана – возбуждением, угрызениями совести или еще чем-нибудь другим. План заключался в том – и, нужно сказать, совершенно простой план, – что Язык должен был быть украден сразу же после того, как Лаура водворится в своем номере в «Рэндольфе». Ей необходимо было так разохаться по поводу своих больных ног, чтобы без труда оказаться во главе очереди за ключами от комнаты, естественно, конечно, только после миссис Роско!

В первый раз за все выступление Морса слушатели нехотя заулыбались, признавая тем самым  право первенства за постоянно ворчащей маленькой леди из Калифорнии.

Заполучив ключ, пока муж занимался формальностями у портье, она должна была подняться к себе и положить сумочку с Языком и всем-всем: деньгами, жемчугом и тому подобным – на скамейку для багажа у двери. Дверь нужно было нарочно оставить приоткрытой. Эдди же тем временем должен был разыграть восторженное желание совершить коротенькую прогулку по центру Оксфорда, пока еще не стемнело, и предложение составить ему компанию приняла миссис Браун, женщина, с которой он установил дружеские отношения за время этой поездки  по Англии и которая, очевидно, была польщена приглашением. Ему теперь оставалось только сделать так, чтобы все знали, что он обещал не беспокоить Лауру и дать ей спокойно отдохнуть, а также, извинившись, сказать, что он на минутку отлучится в туалет, и быстро подняться в свою комнату, возможно, лифтом для постояльцев, чтобы просунуть руку в дверь, схватить сумочку, вытащить из нее драгоценность, а потом выбросить сумочку и...

Морс на секунду замолчал.

– Не такая уж убедительная гипотеза, думаете вы? Готов с вами согласиться. В такое время все хотят воспользоваться лифтом, и там обязательно выстраивается очередь. И главной лестницей воспользоваться также трудно, потому что она совсем рядом со стойкой портье. И куда же он выбрасывает сумку? Ее ведь так и не нашли. Как бы быстро он ни двигался, только на одно похищение сумочки потребовалось бы времени больше, чем он располагал, так как Эдди Стрэттона и Ширли Браун видели выходящими из «Рэндольфа» почти сразу же после ухода Лауры, если только, конечно, верить показаниям по крайней мере двоих из вас, показаниям мистера Брауна и миссис Роско. Итак! Я выдвигаю следующую версию, по которой, вероятнее всего, дело обстояло гораздо сложнее. Позвольте познакомить вас со своими мыслями на этот счет. План, каков бы он там ни был, наверное, обсуждался задолго до прибытия группы в Оксфорд, но какие-то изменения, поправки должны были появиться в последнюю минуту, это почти неизбежно. Возможно, вы заметили, как трудно в поезде или автобусе определить, громко или тихо вы говорите? Да? Слишком громко? А где сидели Стрэттоны?

Морс сделал эффектный (в его представлении) жест в сторону двух пустых кресел за спиной миссис Роско.

– Если они обсуждали свои планы в автобусе, кто скорее всего мог их слышать? Мне говорили, например, миссис Роско, что у вас поразительно острый слух дли женщины в вашем...

На этот раз маленькая леди вскочила с места.

– Такой намек, инспектор, совершенно беспочвен, и я хочу довести до вашего сведения, что один из моих друзей дома – один из самых знаменитых адвокатов, ведущих дела о клевете...

Но Морс снова, все с той же терпеливой улыбкой, успокоил ее:

– Вы не были единственной, кто мог слышать их, миссис Роско. По соседству со Стрэттонами, через проход, сидели мистер и миссис Браун... а перед ними, на месте руководителя...

Глаза всех, и Морса тоже, как притянутые магнитом, повернулись к Ашендену, сидевшему в первом ряду с самым неприступным видом и выслушавшему эти слова даже не моргнув глазом.

– Понимаете, – продолжил Морс, – Стрэттон не ходил в свою комнату в «Рэндольфе», то есть в тот момент. Но кто-то это сделал, кто-то из присутствующих здесь, кто-то, подслушавший и узнавший достаточно много из их плана, кто-то, увидевший или  увидевшая в этом на редкость удачную ситуацию для себя и воспользовавшийся ею. Как? Вызвавшись выкрасть Волверкотский Язык, с тем чтобы Стрэттоны могли немедленно востребовать – востребовать, оставшись полностью вне подозрений, – вожделенное вознаграждение в виде страховых!

Позвольте изложить вам все это  самым элементарным образом. Тот, кто подслушал обсуждение замышляемой аферы, выполнил за Стрэттона то, что должен был сделать он: выкрал драгоценность, незаметно скрылся с ней, и потом на холодке избавился от ненужных жемчуга и мелочи. И это, леди и джентльмены, не придуманная мной дикая гипотеза, это правда. Стрэттону сделали предложение, от которого он вряд ли мог отказаться. В то время он, впрочем, не имел представления, какой услуги от него за это потребуют. Но очень скоро узнал. Точнее, на следующий же день, и добросовестно  выполнил свою часть соглашения, проявив при этом удивительную верность данному слову. Кстати, – Морс подчеркнуто посмотрел на часы, – очень скоро он вылетает из аэропорта Кеннеди, рейсом до Хитроу. Он уже сделал признание, очень существенное и подробное, относительно своей роли в необычных обстоятельствах, связанных с Волверкотским Языком и доктором Кемпом. Но – прошу мне поверить! – это не он выкрал первый... или убил второго. И я с нетерпением жду новой встречи с мистером Стрэттоном, потому что он пока что наотрез отказывается назвать мне, кто же убийца...

Четверо аквалангистов сидели теперь перед пылающим камином в баре гостинцы «Форель». Хозяйка, пышная дама за сорок, подала каждому по огромной тарелке мяса с перцем и по кружке пива, чтобы не горело в горле. Никто из четверых раньше не встречался с Морсом и не представлял, как бы тот отнесся к их питью и тем более, с каким бы неодобрением он посмотрел на пиво. Но они знали, что работают для него, и каждый надеялся, что если драгоценность найдется, то найдет ее именно он. Услышать, что он благодарит их, ценит сделанное, – вот что было для них пределом мечтаний.

Но так ничего и не найдено. Ничего, только детский трехколесный велосипед, полусгнившая мишень для детской игры в дротики и что-то, похожее на арматуру от пылесоса.

Когда в прошлом Стрэттону доводилось летать на самолете, у него замирало сердце, стоило ему только услышать «динг-донг» внутренней связи. Он даже думал иногда, что использование в самолете радио для объявлений следовало бы запретить положением международного права, за исключением возникновения крайней опасности. Эдди еще не встречал человека, которому было бы интересно узнать фамилию пилота и чем он занимается. Почему бы им не заниматься своим прямым делом – вести самолет, а не разглагольствовать перед пассажирами о том, какой великолепный вид открывается с высоты на Атлантический океан? Никаких объявлений, никаких новостей – вот чего желают пассажиры. Но вот теперь, за десять минут до взлета, Страттон испытывал странное чувство, у него начисто отсутствовала прежняя тревога по поводу возможной воздушной трагедии. Не будет ли подобный конец желанным освобождением? Нет, ни в коем случае. Он еще раз поговорит с Морсом, да, да, поговорит. Но Морсу так и не узнать – по крайней мере от него – имени человека, убившего Кемпа.