Текст книги "Анализ на любовь. Результат положительный (СИ)"
Автор книги: Климм Ди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Хуан…
– Эта та мразь, которая с тобой это сотворила? – зло прошипела Соня. Мила кивнула. – Не переживай, с ним уже разобрались.
Слава богу, значит Жанат в безопасности. Значит, вселенная или высшие силы отвели беду от ее любимого.
– Где … Жанат?
– Да тут он, тут. Куда денется твой цербер? Сутками возле тебя торчал, стал на дикаря похож. Мне пришлось выпнуть его отсюда, чтобы хоть душ принял и побрился.
Слабый смех горячими выдохами вырвался из груди Милы, когда она представила это противостояние – Жанат с его невозможно твердым характером и Сонька, милая Сонька, с лицом ангела и нравом дьявола.
– Вот значит, как, – затараторила Соня. – Я тут значит пролетела полмира, прибежала по первому зову к сердешной подруге, а все, что ее интересует, это какой-то мужлан, который весь медперсонал распугал своим рычанием! Ха, знала бы ты, сколько всего я пережила в переполненном самолете!
– Ты летела частным самолетом, со всеми удобствами, так что не верещи.
О, этот ровный бездушный голос! Мила узнает его из тысячи, из миллионов. По каждому полутону она научилась улавливать настроение Жаната. И сейчас чувствовала, что если Соня не заткнется, то ей придется ой как не сладко!
– А, вы тут, – тонкая бровь Сони подлетела, и она благоразумно замолкла.
А Мила во все глаза смотрела на Жаната, застывшего у двери. То есть пыталась смотреть в один более-менее здоровый глаз, так как второй заплыл и не желал открываться.
Жанат подошел к койке и присел на краешек. Мила впитывала его всего – от мощной фигуры в серой футболке и черных джинсах, до влажных после душа волос. А глаза… Запавшие уставшие глаза смотрели на Милу как обычно спокойно и прямо. Но в этих шоколадных озерцах Мила увидела нежность и сожаление.
«Ты ни в чем не виноват!», хотела крикнуть Мила, но вместо этого лишь выдохнула «Жанат» и слабо протянула руку, утыканную иглами.
Жанат осторожно сжал ее тонкие пальцы в широкой ладони и попытался пошутить:
– Даже Семен стал креститься после поездок с твоей подругой в одной машине. А ведь он атеист.
– А-а-а, этот тот милый старикашка, который чуть не въехал в киоск, когда я попросила его достать косячок?
Мила попыталась слабо засмеяться и тут же застонала, когда почувствовала, как ребра впиваются в легкие, не давая дышать. Соня резко склонилась над Милой и серьезно сказала:
– Мила, у тебя очень серьезные травмы. Мы боялись, что… – она не договорила и судорожно вздохнула, а Мила почувствовала, как рука Жаната сильнее сжала ее ладонь. – В общем, теперь ты должна приложить все силы, чтобы выкарабкаться. Я знаю, ты сможешь. Господи, да ты была самой стойкой из всех в сумсуве! Так что отдыхай, спи и ни о чем не переживай. Мы будем рядом.
Мила бросила последний взгляд на двух самых дорогих людей в мире – на любимого мужчину и лучшую подругу, и забылась тревожным сном.
Она не увидела, как Соня метнула на Жаната грозный взгляд и не услышала ядовитого шепота:
– Отпустите вы ее, а то руку сломаете. Она и так вся поломанная, – Соня смахнула слезу и продолжила: – А тут еще вы своей лапищей как схватились!
– Я теперь ее не отпущу, – спокойно ответил Жанат, глядя на искалеченное лицо Милы. Затем отодвинул ошарашенную Соню в сторону, сел в кресле и прижал холодные пальцы Милы к губам.
Глава 15
– Если бы в этой дыре подавали нормальный мартини, мне не пришлось бы давиться этой бурдой из магазина, – капризно выдала Соня и сморщилась, сделав глоток из хрустального бокала на тонкой ножке.
– Ну ты и стерва, – выдохнула Мила, с завистью наблюдая, как подруга отправляет в рот блестящую оливку.
– А что? Неужели даже в самой дорогущей клинике города нет бара? Минус один балл твоему церберу.
– Сидишь, лакаешь мартини, трескаешь оливки, пока я давлюсь этой… – Мила с отвращением зачерпнула ложку скользкой овсянки и со шлепком отправила обратно в чашку, – Бе-е-е! Гадость!
– Жизнь штука несправедливая, подруга моя, – Соня вновь наполнила бокал. – Вот, например, я. Хочу Hennessy X.O., а приходится давиться этой мурой, – эта гневная тирада все же не помешала Соне вновь наполнить бокал и продолжить: – Твой цербер скупил весь магазин и забил холодильник, но врач строго-настрого запретил тебе что-то, кроме больничной еды. Так что терпи, а я за это, пожалуй, выпью.
– Господи, сколько ты уже выжрала? – с укоризной спросила Мила. Но Соню не обманул осуждающий взгляд Милы, и она язвительно отбила:
– Ты все равно пить не умеешь. Так что завидуй молча и давись своей кашкой.
– Стерва, – пробормотала Мила и отодвинула разнос с едой.
– А я твоему церберу нажалуюсь, что ты ничего не ешь. Уж он-то знает, что делать.
– Прекрати его так называть, – скривилась Мила.
– А чего это? За любимого обидно?
– Вовсе он не мой и вовсе он не…
Продолжить Мила не смогла, так как ложь комом встала в горле, что сразу заметила Соня.
– Твой, до последнего клочка шерсти, это твой цербер. А если ты, глупенькая моя, этого не понимаешь, то мне тебя очень жаль.
С этими словами Милы выдохнула и сделала следующий глоток мартини.
– Ух! Как сладко!
Дверь открылась и сердце Милы как всегда сладко защемило, когда она увидела на пороге Жаната. В белоснежной рубашке и серых брюках, он выглядел ослепительно и Мила с ужасом оглядела себя, в широком больничном халате в мелкий цветочек, руки и ноги покрывают уже сходящие ссадины и синяки, а на узких запястьях закреплены тонкие прозрачные стебли капельницы. Что за ужас она из себя представляет! «Уж точно не дотягиваю до того класса девушек, что предпочитает Жанат», печально подумала Мила и неловко спрятала руки с наскоро обрезанными ногтями.
Но даже если Жанат так и думал, то он не подал виду. Бросил быстрый взгляд на Милу, оглядывая ног до головы и после того, как убедился, что с ней все в порядке, он обернулся к Соне. Та полулежала на коротком диване, закинув длинные ноги в лосинах на подлокотник, а полный бокалом мартини чудом держался на ее пышной груди.
– Ты уже опустошила винный прилавок через дорогу, – холодно обратился он к Соне. – В следующий раз Семен не потащит тебя. Останешься тут.
– Ха! С удовольствием побуду возле Милки. А то повадились вы тут ночью оставаться.
Хитрая искра мелькнула в ясно-голубых глазах Сони, и она подмигнула покрасневшей Миле.
Да, Жанат приходил каждый день и уходил поздней ночью, когда Мила забывалась тревожным сном. Во время этих визитов они с Милой тихо разговаривали. Он рассказывал про свое детство, родителей, которых он рано потерял. Показал фотографию бабушки, которая воспитывала его и умерла, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Что потом творилось в жизни этого одинокого мужчины, оставалось лишь догадываться. Но глядя на морщины на лбу и суровый профиль, можно было только ужасаться, через какие лишения и препятствия ему пришлось пройти, чтобы добиться нынешнего статуса и положения.
Мила тоже осторожно делилась с ним той частью жизни, которая была у нее до ВИЧ и после. Она всегда делила эти части жизни и не смогла бы сказать, какая из них была наиболее несчастливой – то ли до диагноза, когда ее душил родительский контроль, смешанный с безразличием, то ли после диагноза, когда дни и ночи наполнились попытками смириться с ВИЧ и с попытками вырваться из адовой клиники, куда запрятал ее отец.
Но одно могла сказать Мила точно – последние два месяца, начиная от первой встречи с Жанатом в пустом сумраке комнаты до сегодняшнего дня, когда он сидел возле нее и с вниманием и интересом слушал ее рассказы – вот оно, ее самое счастливое время.
Боже, прошло всего пару месяцев, а она словно прожила несколько жизней и успела втрескаться по уши в самого недосягаемого мужчины на свете.
Мила совершенно не имела представления, что будет делать, когда она лишиться всего этого. А этот момент рано или поздно придет. Мила уже уверенно шла на поправку. Кости срослись, швы и раны затянулись, а синяки приобрели прощальный зеленоватый оттенок. Лицо перестало напоминать физиономию алкаша, который получил по шее в пьяной драке.
Все время реабилитации Жанат был рядом с ней, помогал ей преодолеть боль и лень ободряющими речами, а иногда задевая колкими ядовитыми шутками, чтобы заставить обозленную Милу встать с постели и сделать еще несколько упражнений. Он как обычно умело управлял ее состоянием и только благодаря его настырности и упёртости Мила преодолела переломный момент, и врачи уже заговорили о выписке.
Выписка, фух! Насколько Мила хотела выйти из больницы, настолько же она боялась, что это будет признаком расставания с Жанатом.
Мила рассказала ему про флешку, как только смогла формировать свои мысли в слова. На ее откровение Жанат лишь пожал плечами и равнодушно бросил:
– Хорошо, ее проверят.
В следующий визит Жанат подтвердил, что флешка со всеми данными действительно была спрятана в пресс-папье. В ответ на радостный вскрик Милы лишь пожал ссутулившимися плечами и бросил:
– Это не важно.
– Как? Почему? Вас опередили? – залепетала Мила.
– Нет, документы будут использованы. Процесс уже пошел.
– А что тогда?
Жанат откашлялся и глянул на Милу таким глубоким пронзительным взглядом, что у нее перехватило дыхание, когда надломленный голос Жаната произнес:
– Это не стоит той цены, что пришлось заплатить.
– Что? Вы кому-то заплатили? Кто? Как…
– Я говорю о тебе. О том, через что ты прошла из-за чертовой флешки. Из-за меня, – выдохнул Жанат, и Мила чуть было не вскрикнула, что при необходимости, прошла бы через все еще раз, только бы Жанат вот так сидел у ее кровати и держал ее за руку.
Но слова не были произнесены, и повисло молчание.
– А Хуан? – просипела Мила, и перед глазами встала темная фигура китайца, в чьих руках покачивалась и слабо поблёскивала длинная цепь. Мила вздрогнула, но голос Жаната – бездушный и хладнокровный, вернул ее в настоящее.
– Его нашли. И тебе не стоит больше об этом думать.
Мила вжалась в кровать, когда представила, что сделал Жанат с китайцем после того, как поймал. Мила слабо усмехнулась:
– Я ему обещала, что вы вытащите уздечку из его, кхе-кхе, причиндалы и сыграете, как на банджо.
Жанат мрачно улыбнулся и ответил:
– На банджо я играть не умею, но у меня получились отличные дальние подачи с его яйцами. Обожаю теннис.
Мила хрипло засмеялась, но Жанат посерьезнел и спросил.
– Почему ты молчала, когда я искал тебя на складе?
– А-а-а, так это был склад. А то я думала…
– Мила, – резко оборвал Жанат Милу, угадав ее уловку с полувзгляда. Мила тихо ответила:
– Я была вся в крови.
В этот момент Жанат с силой сжал кулаки и шумно выдохнул.
– Я прекрасно видел, в каком состоянии ты была. Но ты должна была ответить мне. А что, если бы я ушел? Ты бы осталась там одна…
Жанат откашлялся и отвернулся к окну. Мила любовалась окаменевшим профилем Жаната и мягко сказала:
– Я не хотела, чтобы вы заразились вирусом. Это было очень опасно. Как бы потом вы с этим жили? А я?
Жанат резко повернул голову и впился в нее твердым взором.
– Ты пережила заражение, я бы тоже пережил.
От этих слов дыхание Милы перехватило, а сердце учащенно забилось. Проклятый кардиоаппарат тут же выдал состояние Милы, и она бросила ядовитый взгляд на предателя. Жанат тоже услышал учащенный писк и наклонился к Миле.
– Не будем об этом говорить. Ты в безопасности, идешь на поправку. Вот, что имеет значение.
– А хитро̀ вы придумали, когда сделали вид, что ушли, а потом нашли меня по завываниям, – усмехнулась Мила, на что Жанат прищурился и проговорил:
– Этот твой безумный поступок прибавил еще одно очко в счет, который я тебе еще предъявлю.
Мила неловко поерзала на кушетке и спросила:
– Как вы узнали, что я в опасности?
– Я приходил в твой номер той ночью, – ответил Жанат и тихий хрипловатый голос повис между мужчиной и женщиной в наступивших за окном сумерках, наполнив палату томительной духотой загоревшихся между ними искр вожделения.
– Черт, – пробормотала Мила и бросила испепеляющий взгляд на аппарат, который зашелся в звонком пищании, выдавая состояние Милы с ног до головы.
Жанат самодовольно ухмыльнулся.
– Какая полезная штука.
– Ха, – бросила Мила. – Прицепить бы его к вам в клубе, когда я сидела на вашей руке.
– Тогда он бы сломался уже в машине, до отъезда в клуб.
Жанат замер, и обжигающий огненный взгляд остановился на губах Милы, что заставило ее искалеченное тело забыть об ушибах и налиться жаром.
Аппарат над ухом запищал, словно бешенный и грозил выйти из строя.
– Черт, черт, черт, – бормотала Мила, спрятав пунцовые щеки в ладонях, под веселый смех Жаната.
Вот так проходили ее вечера, полные голоса, смеха или простого молчания Жаната. И это было самое лучшее время за всю ее жизнь.
Но каждый раз, когда Мила смотрела на то, с каким вниманием к ней относятся врачи, как холодильник в ее палате наполняется свежими продуктами, большую часть которых поглощала Сонька, и любуясь каждое утро свежим букетом цветов на тумбочке, Мила с печалью думала, что все это – проявление вины Жаната. Он чувствовал вину, что из-за него Мила пережила кошмарные дни, и возможно была благодарность за то, что именно от Милы он получил необходимую флешку, и теперь его дела получили ощутимый сдвиг. Об этом по секрету делился с Милой Семен, навещавший ее почти каждый день с неизменным аккуратным букетом пионов и коробкой конфет, которые опять-таки проглатывала Сонька. Как только в такую худышку все это влезает?!
Вот и все, вина и благодарность – две старые подруги, которые могут поддержать интерес Жаната к Миле на время, но совершенно исключают возможность того, что это может перерасти во что-то большее.
Даже несмотря на то, что, находясь в клинике, Мила начала принимать АРВ-терапию.
Это решение далось легко и просто сразу после того, как Мила пришла в себя. Мила больше не могла рисковать своим здоровьем. И не могла подвергать окружающих риску заражения в случае чего. А хитрый внутренний голос шептал, что возможно этим самым Мила надеется, что когда-нибудь, может быть, вдруг у Жаната что-то к ней проснется, и Мила сможет со спокойной душой быть с ним рядом, не шугаясь каждой болячки… и близости.
Жанат неизменно был рядом, помогая преодолеть самый тяжелый первый месяц привыкания. Тошнота, рвота, постоянная температура сделали Милу ужасно сварливой и совершенно несносной, но Жанат не подавал виду, а только заставлял ее пить огромные пилюли, зорко следя за правильным режимом.
Мила душила внутренний голос, но каждый раз, когда она смотрела на Жаната, который, как сейчас, стоит возле ее кровати и в защитном жесте держит руку на спинке ее кровати, этот голос оживал и шептал сладкие «когда-нибудь, может быть, вдруг»…
– Хороша! – сочный голос Соньки, выпившей еще бокал, вырвал Милу из задумчивости.
– Сколько в нее еще влезет? – мрачно спросил Жанат у Милы, и та тихонько засмеялась.
– Боюсь, намного больше, чем в самого закостенелого алкоголика.
– А Милка ничего не кушает! – Соня бросила обвинение и ядовито ухмыльнулась в ответ на уничтожающий взгляд Милы, которая прошипела:
– Я окружена предателями.
Жанат повернулся к Миле и склонился над ней, уперев руки по бокам от нее. Он был так близко, что Миле лишь оставалось порадоваться, что ее отключили от предательского аппарата, который выдавал ее состояние в присутствии этого мужчины.
Губы Жаната находились всего в нескольких сантиметрах от губ Милы, и она замерла, когда его теплое дыхание коснулось их:
– И почему же Милка ничего не кушает?
– Нахавалася я, – попыталась пошутить Мила, но была остановлена твёрдым голосом Жаната, который, не оборачиваясь, бросил:
– Софья, оставь нас одних.
– Ха, больно надо смотреть, как вы тут милуетесь, – ухмыльнулась Сонька и пошла к выходу, прихватив полупустую бутылку мартини. У двери она обернулась:
– Она бывает очень настырной.
– У меня есть способы ее уговорить, – хрипло ответил Жанат, не отрывая взгляда от приоткрытых губ Милы и ловя ее прерывистое дыхание.
– Только если вместо ложки вы используете…
– Заткнись, Соня! – крикнула Мила, и подруга с полупьяным смехом вышла из палаты.
– Что ж, над этим стоит подумать, – выдохнул Жанат. Еще несколько секунд жаркой битвы потемневших взоров и Жанат с шумным вдохом откинулся назад, подвинул поднос и зачерпнул кашу.
– Открывай рот.
– Вы не сможете…
– Считаю до трех.
Как они уже знали, способы Жаната были сверхэффективны, поэтому Мила послушно открыла рот.
– Фу, она же без сахара, – захныкала Мила и с трудом проглотила скользкую массу.
Жанат молча подошел к холодильнику и вытащил йогурт.
– Что скажешь, если подсластим ее?
Вот так, раз за разом, исполняя любой каприз Милы, трепетно ухаживая за ней, кормя ее, как сейчас, с ложечки, Жанат каждый раз давал цветку надежды распускаться в ее израненном и недоверчивом сердце.
Думать о том, что будет с Милой, когда она всего этого лишиться, было равносильно тому, как если всадить ржавые ножницы ей меж ребер, вскрыть грудную клетку и удалить предательское сердечко.
И Мила уже ощущала холодящее прикосновение скальпеля на уровне солнечного сплетения и замирала от страха при мысли о расставании.
Глава 16
Мила отстраненно наблюдала, как за иллюминатором земля исчезает в серых клубах облаков. Шум мотора заглушал биение сердца, а легкая тряска заставила Милу вцепиться пальцами в подлокотник сиденья.
Знакомая картина, не находите?
Но теперь Мила летела обратно, в родной город. Всего два месяца перерыва между ее первым пребыванием на этом борту, но уже совсем другая Мила сидела в том же кресле. И совсем другие чувства испытывала к мужчине, который сидел напротив и сосредоточенно просматривал бумаги, тихо переговариваясь с позади сидящим Семеном.
И, конечно, Сонька совершенно преображала атмосферу на борту, вставив в уши наушники и громко коряво голося: «Ай уилл сувайв! Ай уилл сувайв!».
– Она что, опять выпила? – спросил Жанат у Милы как бы между прочим, но она заметила, с каким раздражением он ставит пометки на полях.
– Нет, это ее обычное состояние.
– Да уж, – выдохнул Жанат и вновь углубился в бумаги.
Во время очередного толчка Мила сдавленно охнула и получила встревоженный взгляд Жаната.
– Что? Что такое?
– Нет, просто. Турбулентность мне не к лицу, – сдавленно засмеялась Мила и поправила корсет под грудью. – Корсет кстати тоже.
Взгляд Жаната сразу опустился вниз, из-за чего соски Милы явственно проступили под майкой и натянули мягкую ткань. Через белую материю можно было разглядеть даже нежно-бежевый цвет сосков, чем сразу же занялся Жанат, отложив бумаги. Темный порочный взгляд обрисовал мягкие полушария, мысленно взвесил в руках каждую из них. В его взгляде читалось мрачное удовлетворение, когда он понял, как идеально они лягут в его ладонях и как приятно будет их сжимать и мять, пока сам он будет мощными рывками входить во влажное желанное нутро.
Все это пронеслось в голове Милы, и когда она встретилась глазами с жарким взглядом Жаната, они оба поняли, что думают об одном и том же.
«Слава богу, никто не обращает на нас внимания», подумала Мила с придыханием. Только ей казалось, что воздух сгустился и стал похож на топленое молоко, которое томно и горячо вырывалось из легких.
Но ее предположение нарушил громкий недовольный голос Соньки, которая заорала на весь салон, перекрикивая грохочущую музыку в наушниках:
– Господи, вы хотя бы при людях можете сдерживать свои эмоции или это настолько вышло из-под контроля?!
Мила густо покраснела, а Жанат неловко поерзал на месте, стараясь удобно устроиться с торчащим под штаниной членом.
Телефон Милы, который подарил ей Жанат при выписке, пиликнул, и на экране высветилось сообщение от Сони: «Пусть не старается спрятать свою пизанскую башню. Даже я со своего места могу ее увидеть». Мила прыснула, прижала трубку к груди и прокляла вай-фай, который работал даже на высоте тысячи метров. Следом прилетело еще одно сообщение: «А твоими сосками можно вырезать дырку в иллюминаторе. Что я обязательно сделаю, если вы не прекратите это бесстыдство!»
Жанат подозрительно глянул на пунцовое лицо Милы, затем обернулся и бросил грозный взгляд на Соню, которая строчила следующее сообщение с таким видом, словно писала речь для президента.
Телефон пиликнул еще раз. Мила лишь успела прочесть: «Серьезно, неужели ОН настолько большой, как мне видится отсюда?!», когда твердая рука выхватила телефон из рук Милы, и она с ужасом смотрела, как брови Жаната взлетают вверх, а взгляд скользит по экрану. Он что-то быстро настучал по экрану и телефон Сони пиликнул. Затем Жанат подозвал бортпроводника и ровным голосом приказал отключить вай-фай до конца полета.
Мила поймала горящий взгляд Сони через проход, и ее рука дрожала, когда Жанат с равнодушным лицом передал ей телефон. Она открыла ватсап и перед глазами огненными буквами отпечатался ответ, который Жанат отправил Соне: «скоро узнаю».
Остаток полета прошел в тишине. Жанат вновь углубился в бумаги, и лишь изредка взбудораженная Мила ловила на себе его тяжелый возбужденный взгляд, а его твердые губы складывались в предвкушающий оскал.
Столица встретила их прохладным ветром и моросящим дождиком, непривычные в августе.
Соня спрыгнула с трапа, прижала поля широкой шляпы к ушам и простонала:
– Хуйня, а не погода!
Семен споткнулся на последней ступеньке и буквально выкатился на влажный асфальт.
– Семен, пора уже привыкнуть к этой несносной особе, – посоветовал Жанат, спустившийся следом с Милой на руках.
Семен пробормотал что-то невнятное, когда Сонька взяла его под руку.
– Будет вам обижаться, Семен Семеныч. Как вы раскручиваете баб на джаги-джаги с таким-то нравом?
– Софья! – вскинули сразу Жанат и Мила. Только голос Жаната звучал, как рычание, а тоненький голосок Милы звенел колокольчиком.
Семен обернулся к ним и развел руками:
– Делать нечего, придется заняться перевоспитанием сии несносной барышни.
– Ой, даже мой папашка не озаботился этим, вы-то уж точно ничего не сможете сделать, – бросила Соня равнодушно, но чувствительный Семен уловил в голосе девушки легкую грусть и сжал ее замерзшую руку в мозолистой ладони.
– Что ж, пора исправлять его ошибки.
Теплая улыбка скрасила идеальные черты девушки, и она подняла одну полю шляпы и предложила:
– Залазьте, а то простудите макушку под дождиком.
Они пошли вперед, тихо переговариваясь – Софья в ярко-желтой шляпе и сгорбленный Семен, пытающийся залезть под предложенный козырек.
– Я же говорила, что смогу сама дойти до машины, – Мила тихо прошептала Жанату.
Он даже не глянул на нее и продолжал прижимать к груди, ступая легкими широкими шагами, словно Мила весила не тяжелее зонта, который она раскрыла над их головой. Так они и преодолели расстояние до машины – Мила, уютно устроившаяся в сильных руках Жаната, серый широкий зонт над их головами и тихий перестук теплого летнего дождика.
Их ждали два тонированных джипа. Жанат аккуратно усадил Милу в один из них. Сонька обошла машину с другой стороны и залезла на высокое сидение.
Жанат наклонился к Миле и тихо сказал:
– Меня не было слишком долго, накопились неотложные дела. Но я обязательно приеду вечером. Семен отвезет вас на мою городскую квартиру.
– Ох, мне жаль, что из-за меня вам пришлось задержаться, – печально проговорила Мила и смахнула капельки дождя с бровей Жаната.
– Ничего страшного, – перебил мужчина Милу и прижался губами ко лбу Милы во внезапном порыве и шепотом спросил. – Когда снимают корсет?
– Завтра, – прошептала Мила в ответ, уткнувшись носом в распахнутый воротник рубашки и вдыхая родной запах.
– Я приеду вечером.
Жанат захлопнул дверь. Мила откинулась на сидении, прижав руку к бешено скачущему сердцу. Рядом послышался томный вздох Сони, и Мила грозно предупредила:
– Молчи.
Вопрос: Что может остановить Соньку, которая хочет что-то сказать?
Ответ: Ничего.
– Пресвятые Дева Мария и младенец Иисус!
– Соня! – воскликнула Мила и зыркнула на Соню. – Если после таких слов ты скажешь какую-нибудь пошлость, я потащу тебя в церковь и заставлю отстоять всю утреню на коленях на каменном полу!
Соня закатила глаза, задумалась и выдала:
– Страсти христовы – детские проказы в сравнении с тем, что творится между вами, дети мои.
Мила прыснула от смеха и вдруг с радостью осознала, что больше не чувствует боли в груди.
– Сонька! Сними сейчас же этот чертов корсет! А то он меня задушит.
Соня округлила глаза и в ее голосе прозвучал настоящий ужас:
– Ты знаешь, что со мной сделает твой цербер, если узнает, что я помогла тебе снять корсет на заднем сидении машины, на глазах у Семочки, не доезжая до клиники?
– Барышня права, – весело вставил Семен, не отвлекаясь от дороги.
– Ой, прям тебя это остановит! Лучше помоги.
Пальцы подруги проворно сняли корсет, и Мила впервые за долгое время свободно вздохнула. Соня печально проговорила:
– Будь я мужиком, тоже бы повелся на такие сиськи. Че удивляться, что твоей цербер слюни на тебя пускает.
– Семен, с Софьей определенно пора что-то делать! – засмеялась покрасневшая Мила.
– Для начала – надо отметить то, что мы сняли твой пыточный костюм! – воскликнула Соня и вытащила из сумки непочатую бутылку шампанского.
– Откуда ты… – начала было Мила, затем махнула рукой. – Тут нет бокалов.
– Ничего, с горлышка тоже пойдет.
– Соня, нет! – успела только воскликнуть Мила, но подруга уже вытащила пробку, и половина салона залило пенистой жижей.
– Вот за это он вас точно по голове не погладит, – вздохнул Семен.
– Соня, у тебя кровь! – воскликнула Мила и схватила подругу за руку. Неглубокий порез на большом пальце был не опасен, но все же сильно кровил. – Надо перевязать.
– Ничего, заживет, – равнодушно бросила Соня и вырвала руку.
Семен припарковался, обернулся и обеспокоенно спросил:
– Что такое? Что за порез? Дайте я посмотрю.
– Нет! – в ужасе вскрикнула Соня и прижала окровавленную руку к груди, запачкав голубое платье.
– Соня, Семен прав, нужно перевязать рану, чтобы не было заражения, – пыталась вразумить Мила подругу. Сонька бывает невозможной, но иногда ее безрассудство пересекает все границы.
– Нет! – еще громче крикнула Соня. В расширившихся глазах Сони читался настоящий, не наигранный ужас и Мила осторожно прикоснулась к колену подруги.
– Соня…
– Семен, не смейте прикасаться ко мне! – вскрикнула Соня, когда Семен обернулся с ваткой и пластырем, которые он достал из бардачка.
– Соня, что случилось? – тихо спросила Мила. Крупные слезы градом потекли по бледнющим щекам подруги, и сквозь хриплые рыдания Мила услышала:
– У меня ВИЧ.
– Но ведь ты вылечилась… – начала было Мила, но что-то в глазах Сони остановило ее замолкнуть в давящем ужасе и проговорить: – Семен, пожалуйста, дайте мне ватку. Я сама все сделаю. А вы можете пока ехать.
– Но…
– Семен, – непререкаемым тоном повторила Мила и протянула раскрытую ладонь. Семен со вздохом передал Миле вату и бутылёк, и выехал со стоянки.
«Ну что за святой человек», подумала Мила, когда Семен включил музыку громче, давая возможность подругам поговорить в уединении заднего сидения.
Мила посмотрела в глаза Сони, полные боли и страдания, аккуратно взяла ее руку и осмотрела ранку.
– Ничего страшного, – пробормотала Мила и вытерла кровь с рук смоченной в спирте ваткой. – Обычно от маленьких порезов бывает много крови.
Под грохот «Восьмиклассницы»* Мила перевязала палец подруги, затем сжала тонкие дрожащие кисти меж своих ладоней, пытаясь согреть холодные пальцы.
– Соня, что случилось?
Подруга устало сдула челку и глянула на Милу прямым утомленным взглядом. Слезы высохли, и голос перестал дрожать, когда она тихо прошептала:
– Оказалось, что лечение не помогает.
– Откуда ты… Как ты…
Мила не могла найти подходящих слов. Смятение от услышанного разбередило старые раны, застопорило поток хаотичных мыслей, и потрясенная Мила лишь сильнее сжала пальцы подруги в молчаливой поддержке.
– Почти год вирус не проявлялся, – тихо продолжала Соня. – Меня уже сняли с учета, я тебе писала, – Мила кивнула, и Соня продолжила: – И вот несколько месяцев назад у меня вновь появились старые симптомы – тошнота, диарея, температура. Все, как в первый раз.
Мила живо представила, каким ударом оказалось для Сони второй положительный результат на тест.
– Я сдала анализы, и мой врач подтвердил, что вирус вернулся. Меня опять поставили на учет. Я писала тебе об этом. Но у тебя не было возможности проверять почту в последнее время, поэтому…
– Боже, прости меня, прости, – прошептала Мила со слезами на глазах, на что Соня изумленно воскликнула:
– Ты что, дурная?! Ты ни в чем не виновата! Ты же не могла знать, что такое может приключиться!
– Все равно, пока я лежала в этой клинике, окруженная заботой, я даже не спросила, как ты, что ты, что у тебя.
Соня порывисто прижала Милу к пышной груди и подруги заплакали. Сквозь слезы Соня шептала в волосы Милы:
– Ты была на грани, между жизнью и смертью. Ты намного больше меня нуждалась в поддержке, дурная ты моя. Мы уже все проходили все это с вирусом, так что это как второй раз замуж выходить.
Девушки засмеялись над невеселой шуткой и стали поспешно вытирать слезы. Семен предусмотрительно протянул картонную коробку с салфетками, чему Мила и Соня еще больше умилились и горше заплакали.
Затем Мила попросила Семена прокатить их по родному городу. Сонька легла на колени Милы, и та гладила мягкие волосы подруги и тихо рассказывала, что с ней произошло за последнее время. В нескольких моментах Соня пораженно вскакивала, но Мила успокаивающим движением возвращала подругу обратно и продолжила свою историю.
Долгими часами джип несся по городским дорогам, полным машин и пробок. За тонированными стеклами летели дома и здания, полные для Милы и для Сони воспоминаний, веселых и не очень, и они тут же делились друг с другом очередным кусочком прошлого, которое казалось таким далеким, но так внезапно резко приблизившееся.
Мелкий дождь закончился и, как обычно бывает в столице, тучки быстро разбежались и солнце засветило во всю. Высохли мелкие лужицы, и пешеходы поспешили свернуть раскрытые зонты.
Мила оглядывала родной город и думала. Конечно, ее мысли постоянно возвращались к Жанату. Она уже успела истосковаться по нему, хотя прошло всего несколько часов с момента их разлуки.
Затем Мила вспомнила их странный разговор во время завтрака. Видимо, он периодически просматривал ее почту и первым узнал о положении дел Сони. Уже тогда Жанат будто пытался намекнуть Миле, что мечта ее несбыточна, и ВИЧ все-таки не поддается лечению. А Мила, словно предчувствуя беду, не желала слышать горькую правду, все еще веря в заветную мечту – долгожданное выздоровление.
– Кстати, как ты оказалась в клинике? – спросила у Сони. Та приняла вертикальное положение, поправила прическу и прижалась к плечу Милы.
