Текст книги "Потерянная империя"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Грант Блэквуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 25

Саванна, Джорджия

Выслушав окончание лекции о Блэйлоке, дополненной соображениями Джулианн, где дальше распутывать очередной клубок загадок, Фарго заказали билет на дневной рейс из Даллеса. В Саванну самолет прилетел в четвертом часу.

Пока Сэм оформлял у стойки бумаги на прокат автомобиля, Реми проверила голосовую почту и, когда муж подошел с ключами, радостно объявила:

– Сельма получила утром колокол!

Издав вздох облегчения, он широко улыбнулся.

– После всех злоключений, что мы пережили ради этой железяки, мне уже рисовались всякие жуткие картинки – вроде как он выпадает из самолета в океан…

– Мне тоже! Сельма говорит, колокол в отличном состоянии. За трофеем едет Добо.

Собственно, Добо звали Александру, но он предпочитал, чтобы к нему обращались по фамилии. Заядлый серфингист, он дни напролет крутился на пляже, на полставки подрабатывал реставратором плюс иногда консультировал Фарго по вопросам, находившимся вне их компетенции. Прежде Добо возглавлял факультет архитектуры, реставрации и консервации в румынском университете Овидия, а кроме того, занимал должность старшего консультанта в Музее румынского мореходства и Национальном музее истории и археологии. Не встречался еще такой артефакт, который он не смог бы отреставрировать.

Добо с Сельмой, уроженкой страны-соседки Румынии, частенько предавались воспоминаниям о прошлом, время от времени вступая в ожесточенные споры из-за «старушки-родины».

– По словам Сельмы, Добо провозится с ним всю ночь, – добавила Реми.

– Неужели волны нынче не задались? – улыбнулся Фарго.

– Да просто из рук вон.

– Как журнал продвигается?

– Сказала: «Пока работаем».

На языке Вондраш это означало, что работа идет, медленно, но верно, – дальнейшие же вопросы только помешают ее успешному завершению.

– Она еще упомянула спираль и числа Фибоначчи – они повторяются по всему тексту. Точно мантра. До чего ж интересный парень этот Блэйлок!

Сэм позвенел ключами.

– В путь!

– Ты какую взял?

– «Кадиллак-эскалада».

– Сэ-э-эм…

– Гибрид!

– Ладно, уговорил.

Для Фарго Саванна олицетворяла очарование и историю Юга – изгибами тенистых улиц, обрамленных раскидистыми дубами в завесах испанского мха; ухоженными монументами, площадями в пене цветущих вишен; каскадами гортензии и жимолости, струящимися с балконов и каменных стен; фасадами плантаторских усадеб с колоннами в неогреческом стиле и обширных неоклассических поместий. Даже звон цикад создавал тут особую, неповторимую атмосферу. Собственно, из любви к Саванне они без лишних раздумий и согласились на предложение Северсон. На просьбу хоть намекнуть относительно предмета поисков библиотекарь с улыбкой ответила:

– По-моему, там вы обнаружите кое-что знакомое.

Несмотря на жару, Фарго опустили тонированные стекла «кадиллака», чтобы любоваться пейзажем во всей его красе.

– Так куда мы едем? – обмахиваясь панамой, уточнила Реми.

– На Уитакер-стрит, около Форсит-парка. По-моему, оттуда недалеко и до Хейворд-Хаус.

Хейворд-Хаус – в прошлом летняя резиденция плантатора, представлявшего штат при подписании Декларации независимости, – вошел в число многочисленных достопримечательностей, внесенных в Национальный реестр исторических мест города Блаффтона. Прогуляться по Блаффтону было все равно что прогуляться по страницам истории.

Припарковав машину под раскидистым дубом у восточной стороны Форсит-парка, Фарго прошли пешком один квартал и оказались перед темно-серым особняком с мятно-зелеными ставнями. Сэм сверился с адресом, который им дала Джулианн.

– Это он.

Выведенная от руки надпись на самодельной вывеске над крыльцом гласила: «Музей и галерея мисс Синтии».

Когда они двинулись вверх по ступеням, тощая енотовидная собака, приподняв белую морду, разок протяжно взвыла – и снова задремала на коврике.

Парадная дверь распахнулась; за второй, сетчатой, дверью показалась сухонькая старушка в белой юбке и розовой блузке.

– Добрый день, добрый день! – мелодично протянула она, как все южане.

– Добрый день, – ответила Реми.

– Как видите, дверной звонок у меня Бубба.

– У него отлично получается, – улыбнулся Сэм.

– Да, к работе он относится серьезно. Пожалуйста, проходите. – Она отомкнула замок, приотворив «сетку» на несколько дюймов.

Сэм распахнул дверь перед женой и вошел следом.

– Мисс Синтия – это я, – сказала женщина, протягивая руку.

– Реми…

– Фарго, я знаю. А вы, наверное, мистер Сэм Фарго.

– Совершенно верно, мэм. Откуда вам…

– Джулианн предупредила о вашем приезде. Посетителей у меня, как видите, немного, так что ошибиться трудно. Проходите. Я как раз завариваю чай.

Ступая неуверенно, но, как ни странно, грациозно, мисс Синтия повела их в гостиную. По крайней мере, так решили Сэм и Реми. Тяжелая резная мебель, тюль, обитые бархатом канапе и стулья точно перенеслись сюда со съемок «Унесенных ветром».

– А как вы познакомились с Джулианн, мисс Синтия? – поинтересовался Сэм.

– Раз в год я стараюсь выбраться в Вашингтон. Мне нравится история города. Так, пять лет назад, во время поездки я и познакомилась с мисс Джулианн. Видимо, ее тронули мои докучливые расспросы, мы начали поддерживать связь. Если я нахожу что-нибудь новое, не поддающееся идентификации, то сразу звоню ей. Она меня тоже как-то навещала… Ах да! Простите, нужно проверить чай. – Мисс Синтия выскользнула в другую дверь и через пару минут вернулась. – Пока чай настаивается, покажу то, что вы ищете.

Миновав фойе и короткий коридор, они оказались в просторной, залитой солнцем белой зале.

– Добро пожаловать в Музей и галерею мисс Синтии! – объявила хозяйка.

Фарго сразу вспомнили мортоновский Музей и Лавку древностей. Мисс Синтия собрала обширную коллекцию артефактов, связанных с Гражданской войной, начиная от мушкетных пуль, винтовок и заканчивая дагерротипами и нашивками.

– Все собрала собственными руками, – с гордостью сказала мисс Синтия. – На полях сражений, на распродажах… Чего там только не найдешь, если, конечно, знаешь, что тебе нужно. О господи, вот сказала! Здравое наблюдение, правда?

Фарго рассмеялись.

– Но ведь действительно здравое, – заметила Реми.

– Старею, старею, а кусочки прошлого плывут и плывут в руки. Потом осмотритесь в свое удовольствие. Пока покажу вам это…

Мисс Синтия направилась к северной стене, от пола до потолка увешанной эскизами и фотографиями в рамках. Поджав губы, она сосредоточенно скользила взглядом по экспонатам.

– Ах вот ты где!

Женщина, прихрамывая, прошла в угол, сняла изображение в черной рамке четыре на шесть дюймов и медленной походкой вернулась к Сэму.

На зернистом дагерротипе застыл стоящий на якоре трехмачтовый корабль.

– Боже… – выдохнула Реми. – Он.

– Реми, взгляни-ка. – Фарго поднес фотографию ближе к глазам.

В нижнем правом углу снимка виднелся потускневший чернильный оттиск: «Офелия».

Пять минут спустя они уселись с чаем в гостиной, не в силах отвести потрясенных взглядов от фотографии.

– Но как вы?.. Откуда?.. – ошарашенно проговорил Сэм.

– Это у Джулианн отменная память – эйдетическая… Кажется, так называют.

– Фотографическая.

– Именно. Она часами рассматривала музейные экспонаты. А сегодня утром прислала мне по электронке карандашный эскиз и попросила сравнить с моим. Полагаю, ваш рисунок?

– По-моему, скорее ваш, чем наш, – ответила Реми.

Мисс Синтия с улыбкой беспечно махнула рукой.

– Я сказала Джулианн, что картины похожи как две капли воды, несмотря на разницу в средствах изображения. Вплоть до подписей в нижнем правом углу…

– «Офелия».

– Да. К сожалению, мы практически ничего о ней не знали.

– Что? – удивился Сэм.

– Прошу прощения. Что-то я забегаю вперед. Видите ли, Уильям Линд Блэйлок – мой прапрапра… не знаю, сколько «пра-»… Словом, он мой дядя.

Мило улыбнувшись, мисс Синтия отпила глоток чая.

Фарго быстро переглянулись. После краткого раздумья Реми спросила:

– Вы – Блэйлок?

– Нет-нет! Я Эшворт. И Офелия носила эту фамилию, пока не вышла замуж за Блэйлока. После убийства тети Офелии прапра… бабушка Констанс продолжала поддерживать отношения с Уильямом. Разумеется, исключительно дружеские… Но по-моему, не обошлось без нежной симпатии. Он часто слал ей письма. Как отправил первое через несколько месяцев после возвращения из Англии, так и писал… до последнего. До тысяча восемьсот восемьдесят третьего года, если не ошибаюсь.

– До последнего… – повторил Сэм. – В смысле, пока не умер?

– Чего не знаю, того не знаю. Да и никто не знает, что с ним сталось. Я говорю о последнем письме бабушке Констанс. – Взгляд мисс Синтии оживился. – Боже мой, их ведь целая кипа, с чудесными марками, штемпелями со всего света. Уильям был таким чудаком! Бесконечные авантюры, поиски… Кажется, бабушка Констанс опасалась, что у него с головой не все в порядке, и особенно не доверяла его рассказам.

– Вы упомянули письма, – начала Реми. – Они по-прежнему…

– Да, разумеется, у меня! В подвале. Хотите взглянуть?

Не веря своему счастью, Сэм просто кивнул.

Хозяйка провела их через кухню к узкой лесенке у черного входа; подвал был, естественно, темный, сырой, с неровными каменными стенами и бетонным, испещренным прожилками полом. Струившийся с лестницы свет немного рассеивал царившую внизу черноту, так что мисс Синтия быстро отыскала выключатель. На потолке вспыхнула лампочка, тускло озарив штабеля картонных коробок всевозможных форм и размеров.

– Видите во-о-он те три коробки из-под обуви? – спросила мисс Синтия. – Около коробки из-под елки?

– Видим, – ответил Сэм.

– Там и хранятся письма.

Открыв в гостиной заветные картонки, Сэм и Реми с облегчением обнаружили, что бесценные письма рассортированы и разложены по герметичным пакетам.

– Мисс Синтия, вы нас спасли! – с чувством сказал Сэм.

– Чепуха! – рассмеялась она и строго добавила: – Только у меня условие. Слушаете?

– Конечно, мэм.

– С письмами обращайтесь аккуратно. Как закончите дело – вернете.

– Не поняла… – растерялась Реми. – Вы разрешаете нам…

– Ну да! Джулианн хорошо о вас отзывалась. Сказала, что вы пытаетесь выяснить судьбу дядюшки Блэйлока, разузнать о его жизни в Африке – или где он там закончил свои дни… На протяжении ста двадцати семи лет это оставалось для семьи загадкой. Как было бы славно разрешить ее наконец! Я-то уже слишком стара для приключений, так хоть вас потом послушаю. Только сперва пообещайте вернуться и все рассказать!

– Непременно! – заверил ее Сэм.

ГЛАВА 26

Голдфиш-Пойнт, Ла-Хойя, Калифорния

– Пит, Венди, отнесите это в хранилище и пролистайте, – велела Сельма, толкая обувные коробки через стол.

Ассистенты с материалами тут же исчезли за дверью архива.

Не зная, в каком состоянии находятся письма Блэйлока, Сэм и Реми удержались от искушения вскрыть герметичные пакеты немедленно, в Саванне, дотерпели до дома.

– Похоже, поездка удалась, – заметила Сельма.

– Мягко сказано! – воскликнула Реми. – Твоя Джулианн – просто нечто!

– Ну, мне-то об этом можно не рассказывать, – хмыкнула Вондраш. – Если я когда-нибудь попаду под колеса автобуса, сразу звоните Джулианн, она меня отлично заменит.

– А «скорую» вызвать до или после? – осведомился Сэм.

– Очень остроумно, мистер Фарго. Кстати, эта Эшворт… по-вашему, говорила правду?

– Да, – ответила Реми. – В конце концов, по журналу Блэйлока и биографии Мортона можно легко установить – или опровергнуть – подлинность писем.

Сельма одобрительно кивнула.

– Не хотите взглянуть, как мы продвинулись с журналом, пока Пит и Венди возятся с корреспонденцией?

– Сгораем от нетерпения, – обрадовался Сэм.

Втроем они уселись за стол перед ближайшим экраном.

Вондраш двойным щелчком открыла нужный файл.

– Ух ты! – поразился Фарго, рассматривая появившееся изображение. – До чего же деятельный ум! Бурная работа мысли не то гения, не то законченного психа.

– Не то человека с богатой фантазией, – заметила жена. – Правда, в данном случае Блэйлок не производит впечатления чудака-оригинала. Он явно представлял собой личность типа А, хотя в то время этот термин еще не появился.

– Вполне характерный для него образец творчества. На некоторых страницах, конечно, сплошной текст, но в основном в журнале перемежаются короткие заметки и рисунки, – пояснила Сельма. – Одни выполнены от руки, другие, скорее всего, с помощью трафарета или чертежных инструментов.

– Изображение в верхнем левом углу – нарисованная от руки карта, – определил Сэм. – А текст в середине… «Большая драгоценная зеленая птица». Чуть правее снова текст… не могу разобрать… и в углу какие-то геометрические фигуры. Вы не пробовали увеличить текст?

Вондраш кивнула.

– А как же! Венди настоящая кудесница в таких делах. Однако чем сильнее мы увеличивали буквы, тем они становились размытее.

– Что у нас внизу слева? «Бывал ли тут Орисага»? Сельма, ты видела это еще где-нибудь?

– Имя? Видела. И много где.

Реми подошла поближе к экрану.

– В середине, слева направо… «Лжец Леонардо» и «шестьдесят три замечательных мужа». А между ними числа… «1123581321». С ума сойти, похоже на шифровку!

– А в правом углу справа явно нарисована птица, – добавила Сельма.

– «Большая драгоценная зеленая птица»? – предположила Реми.

– Вполне вероятно. Что касается двух изображений в середине: подобия пещеры и дуги под ней, – то они повторяются на многих страницах.

Несколько минут все трое, умолкнув, сосредоточенно рассматривали экран. Прищурившись, Сэм вдруг подошел к телевизору и побарабанил пальцами по ряду чисел, озвученных Реми.

– Наверное, я устал намного больше, чем казалось. Это ведь последовательность Фибоначчи, – сказал он и, вспомнив, что жена не разделяет его увлечение математикой, пояснил: – Когда складываешь первое и второе числа, то получаешь третье. Складывая третье и четвертое, получаешь пятое, и так далее.

Вернувшись на место, он быстро набросал в блокноте:

1 + 1 = 2

1 + 2 = 3

2 + 3 = 5

3 + 5 = 8

– Уловили общую мысль? Последовательность Фибоначчи лежит в основе так называемого золотого сечения, или золотой спирали. Или же спирали Фибоначчи, – продолжал Сэм. – Сейчас покажу.

Он отошел к компьютеру, забил поиск в Google и вывел на экран новое изображение.

– Все просто: при помощи любых чисел Фибоначчи строишь сетку и накладываешь на нее дуги, – объяснил Фарго. – Первый квадрат может иметь площадь в один квадратный дюйм или фут – на ваше усмотрение.

– То же самое и в журнале, – сказала Реми. – Спираль Фибоначчи.

Сэм, соглашаясь, кивнул.

– По крайней мере, кусочек. На спирали основана уйма священных теорий в геометрии. Спирали много в природе – в изгибах ракушек, в бутонах цветов. Греки часто использовали спираль в архитектуре. Даже веб– и график-дизайнеры пользуются ею при разработке макетов. Согласно научным исследованиям, золотая спираль неизменно приятна глазу. Хотя никто не знает почему.

– С какой же радости Блэйлок так к ней прикипел? – нахмурилась Реми. – Сэм, где еще ее можно применить?

– Да в любой сфере, связанной с геометрией. Слышал, что Управление национальной безопасности использует последовательность Фибоначчи и спираль в криптографии. Только не спрашивай, каким образом. Это выше моего понимания. Сельма, есть еще повторяющиеся изображения?

Вместо ответа Вондраш набрала номер хранилища.

– Пит, помнишь рисунок двенадцать-альфа-четыре? Ага, он самый. Сколько раз на данный момент он встречался в документе? Вы его оцифровали? Отлично, загрузи, пожалуйста. Хочу показать его мистеру и миссис Фарго. Я пока на линии подожду.

Спустя несколько секунд она поблагодарила Пита и, положив трубку, вошла в файловую систему.

– Изображение, которое мы обозначили как двенадцать-альфа-четыре, на данный момент повторяется в записях девять раз, обычно на полях, но иногда и как основная картинка. Вот оно. Венди над ним поколдовала и выкорчевала со страницы. Оно еще грязноватое.

Сельма дважды щелкнула курсором по миниатюре. Картинка увеличилась.

– Похоже на череп, – сказал Сэм.

– И я так решила, – ответила Вондраш.

Фарго обернулся к жене. Реми, склонив голову набок и прищурив глаза, сосредоточенно рассматривала изображение.

– Реми… Ре-е-еми… Ау! – окликнул Сэм.

– А? Что? – встрепенулась она.

– Знаю я это выражение лица. Признавайся, о чем думаешь?

Реми лишь рассеянно качнула головой, встала и пересела за компьютер. Пальцы забегали по клавиатуре.

– Дежавю у меня, – не оборачиваясь, сказала она. – Хоть убей, не идут из головы имена тех мексиканцев. Почему ацтекские имена? Думала, обыкновенная причуда. Я ведь прослушала в колледже курс по древним цивилизациям Мезоамерики… Наверняка видела эту картинку! – Еще несколько раз стукнув по клавишам, Реми пробормотала: – Вот вы где…

Она развернулась в кресле лицом к телевизору.

– Это Микицтли. В ацтекском языке науатль олицетворял смерть.

ГЛАВА 27

– Более чем зловещий символ, – проговорил наконец Сэм.

– Он также означал жизнь после смерти. В зависимости от контекста. Сельма, а еще есть?

– Да, целых три.

Она вывела изображения на экран.

Какое-то время Реми задумчиво изучала рисунки.

– А другие картинки есть для сравнения?

Сельма взялась за телефон.

– Если я не ошибаюсь, они тоже ацтекского происхождения, – продолжала Реми. – Справа Текиатль, символ кремня или обсидианового ножа. В середине Синактли, то есть крокодил. И последний – Шочитль, цветок: он обозначает последний день месяца, который состоял у ацтеков из двадцати одного дня.

– Эти символы тоже выделены отдельно, как и первый? – спросил Фарго Сельму. – Никаких примечаний?

Вондраш положила трубку.

– Ни единого. Венди сейчас пересылает нам хорошие, подчищенные рисунки.

Сельма свернула текущие изображения и отыскала новые, под именами «Кремень», «Крокодил» и «Цветок».

– Похоже на составные части одного целого, – задумчиво проговорила она.

– По-моему, тоже, – отозвался Сэм. – Реми, это ведь из ацтекского календаря, верно? Взглянуть бы на него во всей красе.

– Да у меня есть, Реми присылала.

Вондраш поискала на экране нужный файл и дважды по нему щелкнула.

– Ага, вот и календарь, – пробормотал Фарго. – С ума сойти, как они здесь разбирались?

– Вооружившись терпением, надо полагать, – усмехнулась жена. – Наши символы относятся к месячному кольцу, четвертому от края.

– Неудивительно, что в действительности он такой огромный. Сколько там в цифрах?

– Двенадцать футов в диаметре, четыре фута толщиной.

– Конечно, огромный – чтобы выделяться. Просто завораживает…

– Особенно если вспомнить, что календарю больше пятисот лет. Причем триста из них он пролежал под землей, под главной площадью Мехико. Его обнаружили рабочие, когда проводили ремонтные работы неподалеку от собора. Камень Солнца – одна из последних частиц ацтекской культуры.

В комнате повисло молчание.

У Сельмы зазвонил мобильник. Она нажала кнопку вызова и, выслушав собеседника, ответила:

– Хорошо, ждем. Тащи его к боковым воротам. Пит тебя встретит. – На этом разговор завершился. – Добо везет колокол, – пояснила Вондраш остальным.

– Шустро он управился! – восхитилась Реми.

– Чудеса! Ни дать ни взять рождественское утро, – улыбнулся Фарго.

Спустя двадцать минут в боковую дверь студии вкатилась конструкция из деревянных брусьев – на колесиках, высотой примерно по грудь; с одной стороны ее толкал Пит Джеффкот, с другой тянул Добо. Внутри сооружения покачивался корабельный колокол «Шенандоа». Волшебные руки Добо вывели с металла и пятна, и наросты, осталось лишь несколько потемневших участков. Бронза ярко сияла в свете галогенных ламп.

Облаченный в джинсовый комбинезон и белую футболку, Добо удовлетворенно рассматривал плоды своих трудов.

– Неплохо, верно? – Он упер руки в бока.

– Бесподобно! – похвалил Сэм.

Если бы Александру Добо не отличался редкостной улыбчивостью, его вид казался бы зловещим: лысая макушка, длинные густые усы… Как однажды заметила Реми, он напоминал заплутавшего в лабиринтах времени казака.

– Спасибо, дружище! – Он с чувством хлопнул Сэма по спине. Тот покачнулся, но успел переставить ногу – устоял… и незаметно отступил в сторону, подальше от румына. – А внутри видели? – продолжал Добо. – Ну-ка, загляните! Петр, помоги!

Вдвоем с Питом они сняли колокол с крюка, перевернули его устьем вверх и поместили в таком положении обратно в «клетку».

– Смотрите, смотрите!

Сэм, Реми и Сельма, подавшись вперед, заглянули внутрь колокола. Реми ахнула, а муж спустя мгновение обронил:

– М-да… Только я ничуть не удивлен.

– Думаешь, я удивлена? – отозвалась Реми.

Внутреннюю поверхность колокола усеивали десятки, а то и сотни выгравированных в произвольном порядке символов. Ацтекских символов.

Помолчав, Сэм тихо пробормотал:

– Добро пожаловать в безумный Блэйлок-экспресс…

Фарго собрали за столом всю команду и под пару заказанных в пиццерии пирогов устроили многочасовой мозговой штурм. Суть загадки, по их соображениям, сводилась к двум вопросам:

1. Стоит ли подвергать сомнению ценность находок, учитывая явные психические отклонения у Блэйлока?

2. Почему в дурацкую авантюру ввязалась шайка Риверы – купились на россказни Блэйлока или есть другие улики?

Ясно было одно: Ривера либо что-то искал, либо что-то охранял от посторонних глаз – вероятно, нечто, сохранившееся с ацтекских времен.

– Если вы правы насчет убитых туристов, – начал Пит, – то мексиканцы, очевидно, пытаются что-то скрыть. Вряд ли они пошли на преступление лишь из-за Блэйлока. Иначе Ривера с сообщниками задавались бы теми же вопросами, что и мы, относительного этого парня.

– Логично, – согласился Сэм.

– В таком случае, – сказала Венди, – возможно, Блэйлок был не сумасшедшим, а просто несколько эксцентричным и увлекся ацтекской культурой неспроста.

– Так же как и кораблем, – добавила Сельма.

– Ладно, – кивнула Реми, – будем придерживаться этой версии. Нам неизвестно, как и почему Блэйлок прикипел душой к «Шенандоа» или «Эль-Маджиди». Зато известно, что в определенный момент его разум переключился на ацтеков. Прежде чем двигаться дальше, нужно выяснить, когда изменились его интересы и по какой причине.

– Как продвигаются письма мисс Синтии? – спросил Фарго ассистентов.

– Через часок должны закончить, – ответила Венди. – Еще два часа уйдет на сканирование и оптическое опознавание символов компьютером. Тогда мы легко рассортируем их по датам и сможем забивать поиск по ключевому слову.

Сэм улыбнулся.

– Есть на вечер планы?

– Кажется, уже есть, – ответил Пит.

Давно изучив привычки мужа и его манеру работы, Реми ничуть не удивилась, когда, проснувшись среди ночи, увидела Сэма на краю кровати с планшетником «Apple» на коленях. Часы показывали 4.12.

– Муза прилетела?

– Я думал о хаосе.

– Ну разумеется.

– И о том, что большинство математиков в него не верят. Знают о его существовании – есть ведь теория хаоса, – но в глубине души верят лишь в основополагающий порядок. Даже когда им вроде бы и не пахнет.

– Пожалуй.

– Тогда зачем Блэйлок заморачивался с ацтекскими символами? Зачем навырезал их? И почему именно в колоколе?

– Полагаю, вопрос риторический, – усмехнулась Реми.

– Я постоянно об этом думаю. Ты читала в журнале стихотворение Блэйлока?

– Хм… не знала, что там встречаются вирши.

– Сам только наткнулся. Пит и Венди недавно загрузили, – сказал Сэм и принялся читать:

 
Посвящение в сердце любимой пишу
На gyrare Энгаи не сбиться с пути
Сверху видно, разбита земля на квадраты
Две стрелы полуночных на четверти день рассекут
Gyrare раз, gyrare дважды
Слова Древних – слова отца Альгаризмо
 

– Недурно для математика, – заметила Реми.

– Я вот прикидываю: может, он использовал колокол, потому что металл долговечнее бумаги? А может, из-за формы?

– Погоди, ты о чем?

– В первой строке – «Посвящение в сердце любимой пишу» – речь, скорее всего, о жене, об Офелии, в честь которой он переименовал корабль «Эль-Маджиди».

Реми с лету уловила мысль.

– А корабельный колокол – сердце корабля.

– Верно. Теперь вторая строка. «На gyrare Энгаи не сбиться с пути». На суахили «Энгаи» – один из вариантов написания слова «Бог» у масаев. А gyrare с латинского переводится как «вращаться, кружить». Также это синоним слов «вихрь» или «спираль».

– Например, спираль Фибоначчи. Основа божественного мироздания.

– Вот об этом я и размышлял. Блэйлок воспользовался спиралью как путеводной нитью. Сложи обе строки. Возможно, в колоколе выбит ответ на стихотворение-загадку. А техника шифровки основана на спирали Фибоначчи.

– И поскольку к тому времени, как он сделал надпись, Офелия уже умерла, а он нашел корабль «Шенандоа», его «посвящение» превратилось в нечто большее… – сказала Реми. – Ну а спираль? Как она сюда вписывается?

– Нарисуй золотую спираль.

– Минуточку.

– А теперь нарисуй еще раз, только наложи на колокол – сверху, от короны, разверни ее вниз к устью.

Жена согласно кивала.

– И там, где спираль пересечет символ… – Она пожала плечами. – Что будет?

– Не знаю. Может быть, это связано с тремя последними строчками в стихотворении. Я пока их обдумываю. Видишь ли, в журнале чаще всего повторяется изображение спирали Фибоначчи и ацтекские символы. Вероятно, в них ключ к тайне Блэйлока.

Утром Фарго, с полным кофейником, спустились в кабинет Сельмы, озаренный приглушенным светом галогенных ламп. Вондраш спала в углу на раскладушке. За столом перед лэптопами, подсвеченные сиянием мониторов, сидели Пит и Венди.

– А кому кофе? – прошептал Сэм.

Венди с улыбкой отрицательно мотнула головой, кивнув на стоящую перед ними батарею жестяных банок из-под «Ред булла».

– Почти закончили, – сказал Пит. – Герметичные мешки действительно спасли письма. По-моему, о письмах вообще постоянно заботились. Берегли как зеницу ока.

– Со всеми разобрались? – спросила Реми.

Венди кивнула.

– Только в нескольких местах не удалось прочитать. Сейчас загрузим в компьютер и через пару часов рассортируем.

– У Сэма чувство, что Блэйлок хочет поиграть… – проговорила Реми.

– Вот как? Мы все внимание! – оживилась Венди.

Когда Сэм изложил свою теорию, ассистенты задумались, потом дружно закивали.

– Убедительно, – изрек Пит.

– Присоединяюсь, – сказала Венди. – Блэйлок ведь был математиком. Математики обожают порядок, в том числе в хаосе.

Неожиданно с другого конца комнаты раздался скрипучий голос Сельмы:

– Кого провожают?

– Спи, спи! – махнула ей Реми.

– Поздно. Я уже встаю. Так кого провожают?

Выбравшись из постели, она медленно прошаркала к столу. Реми налила кофе и придвинула ей кружку. Пока Сельма завтракала, Сэм вновь изложил свою теорию относительно спирали-колокола-символа.

– Версия стоящая, – признала Вондраш. – Скорее всего, спираль начнет раскручиваться от короны. Но как узнать размах? По-вашему, последний виток приходится на устье. А если нет?

Сэм устало улыбнулся.

– У, кайфоломщица!

Команда вновь засела за обсуждение. В первую очередь их интересовал вопрос масштаба. Спираль Фибоначчи можно было наложить на сетку любой величины. Если Блэйлок действительно использовал спираль, то для первой ячейки взял за эталон определенный размер. Битый час они ломали голову, предполагая то одно, то другое, пока не поняли, что разговоры ни к чему не ведут.

– Тут может быть что угодно! – Сэм потер глаза. – Число, пометка, любые каракули…

– Или то, что мы еще даже не видели, – добавила Реми. – Что мы просмотрели.

Пит Джеффкот, совершенно измученный, уронил голову на стол и вытянул руки перед собой, врезавшись при этом правой в блэйлоковский посох. Тот с грохотом скатился на пол.

– Тьфу ты! – встрепенулся Пит. – Простите.

– Ничего страшного.

Сэм нагнулся за экспонатом.

Язык колокола, прежде примотанный к дереву кожаными обвязками, теперь свободно болтался на одном ремешке. Подняв обе составные части посоха, Фарго вдруг задумчиво уставился на конец деревяшки. Нахмурился.

– Сэм? – окликнула его Реми.

– Дайте-ка фонарик.

Венди достала из ящика светодиодный фонарь и передала Сэму. Фарго направил луч внутрь посоха, пробормотав:

– Он же полый… Мне нужен длинный пинцет!

Инструмент снова принесла Венди.

Сэм очень осторожно просунул кончики пинцета в отверстие, несколько секунд пошарил внутри и потянул обратно.

Из зажима торчал уголок пергамента.