Текст книги "Айсберг"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Питт стоял посреди обожженной палубы, не шевелясь и не отвечая. Стоял, как ему казалось, много дней, пока мозг пытался объяснить присутствие Коски. Он ожидал, что коммандер обязательно появится на сцене, но не раньше, чем через три часа. Теперь было очевидно, что Коски не стал ждать условленного времени встречи; как только вертолет скрылся из виду, он изменил направление движения «Катавабы» и курсом, намеченным Ханневеллом, на полной скорости пошел к ледяному полю.

Коски повернул луч в сторону лестницы, осветив лицо стоящего за ним Довера.

– С вашего позволения, нам нужно о многом поговорить, майор Питт и доктор Ханневелл.

Питт придумал хитрый ответ, но отбросил эту мысль.

– Пошевеливайтесь, Коски! Спускайтесь. И берите с собой этого высокого рохлю, своего помощника, если так меньше опасаетесь.

Почти минуту царило разъяренное молчание, прежде чем Коски ответил:

– Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования.

– Почему? У нас с доктором Ханневеллом на кону слишком много, чтобы спокойно наблюдать, как вы играетесь в детектива-любителя.

Питт понимал, что его слова звучат высокомерно, но ему нужно было обязательно взять верх над Коски.

– Не грубите, майор. Мы ждем правдивого объяснения. Вы лжете с того момента, как ступили на мой корабль. Какой там «Новгород»?! Самый зеленый кадет Академии береговой охраны не опознает в этом корпусе русский траулер-шпион. Антенны радаров, сложнейшее электронное оборудование, которое вы так авторитетно описывали, – все это что, испарилось? Я с самого начала не верил вам с Ханневеллом, но ваш рассказ звучал убедительно, а мое начальство почему-то вас поддержало. Вы использовали меня, майор. Меня, мой экипаж, мой корабль – использовали, как такси или станцию обслуживания. У вас есть объяснение? И кстати, я не думаю, что прошу слишком много. Только ответьте на один простой вопрос: какого дьявола происходит?

Теперь Коски в игре, подумал Питт. Настырный маленький коммандер не приказывал, он просил.

– Вам все равно нужно спуститься на наш уровень. Часть ответа здесь, в золе.

Недолгое колебание, и они спустились. Коски, за которым двигалась огромная фигура Довера, сошел по лестнице и остановился перед Питтом и Ханневеллом.

– Ладно, джентльмены, выкладывайте.

– Вы многое осмотрели на этом корабле? – спросил Питт.

Коски кивнул.

– Достаточно. Восемнадцать лет спасательной службы на море, но впервые вижу так сильно пострадавшее судно.

– Узнаете его?

– Это невозможно. Не осталось ничего, что можно было бы узнать. Развлекательное судно, яхта. Это точно, а что касается остального, тут бабушка надвое сказала. – Коски с легким удивлением смотрел на Питта. – Это я ожидаю ответов. К чему вы ведете?

– Слышали когда-нибудь о корабле под названием «Лакс»?

Коски кивнул.

– «Лакс» исчез год назад со всем экипажем, включая владельца, исландского горнорудного магната… – он запнулся, вспоминая, – Файри, Кристиана Файри. Половина кораблей береговой охраны искала его много месяцев. Не нашли ни следа. Так что насчет «Лакса»?

– Вы на нем стоите, – медленно сказал Питт, позволяя слушателям усвоить сказанное. Он осветил фонариком палубу. – А вот эти обгорелые останки – все, что осталось от Кристиана Файри.

Глаза Коски округлились, лицо побледнело. Он сделал шаг вперед и посмотрел на останки в желтом круге света.

– Милостивый боже! Вы уверены?

– Мягко говоря, их невозможно опознать. Но доктор Ханневелл на девяносто процентов уверен насчет личных вещей Файри.

– Да, кольца. Это я слышал.

– Может, и не очень много, но гораздо больше, чем удается найти на других телах.

– Никогда ничего подобного не видел, – удивленно сказал Коски. – Это невозможно. Судно такого размера не может бесследно исчезнуть, а через год возникнуть пеплом в середине айсберга.

– Похоже, дело обстоит именно так, – заметил Ханневелл.

– Простите, док, – сказал Коски, глядя Ханневеллу в глаза. – Я первый готов признать, что не вхожу в вашу лигу, когда речь идет о науке про лед, но я достаточно долго бродил по Северной Атлантике и знаю, что айсберг может отнести в сторону течением, он может дрейфовать кругами или ползти вдоль побережья Ньюфаундленда года три – этого времени достаточно, чтобы «Лакс» по какой-то невероятной случайности попал под него и был там погребен. Но, если простите мне игру слов, в вашей теории есть течи.

– Вы совершенно правы, коммандер, – ответил Ханневелл. – Такое происшествие чрезвычайно маловероятно, но все же шансы существуют. Как вы знаете, сгоревшее судно остывает много дней. Если течение и ветер прижмут его к айсбергу и удержат в таком положении, понадобится всего сорок восемь часов или даже меньше, чтобы весь раскаленный корпус исчез под ледяной мантией. Можно достичь того же результата, если прижать раскаленную докрасна кочергу к ледяной глыбе. Кочерга будет погружаться в лед, пока не остынет. Потом лед окружит металл. Намерзнет и прочно его закрепит.

– Ладно, док, очко в вашу пользу. Однако никто не учел один важный фактор.

– Какой именно? – подталкивал Питт.

– Последний курс «Лакса», – твердо сказал Коски.

– В этом нет ничего странного, – возразил Питт. – Все было в газетах. Утром десятого апреля прошлого года Файри с экипажем и пассажирами вышел из Рейкьявика и прямым курсом пошел в Нью-Йорк. Последним его заметил танкер «Стандард ойл» в шестистах милях от гренландского мыса Фаревелл. После этого никто не видел «Лакс» и не слышал о нем.

– Все это прекрасно. – Коски плотнее закутал меховым воротником уши и постарался не стучать зубами. – Вот только судно видели на пятидесятой параллели, намного южнее области, где встречаются айсберги.

– Хотел бы напомнить вам, коммандер, – сказал Ханневелл, негодующе поднимая брови, – что ваша береговая охрана зарегистрировала за год свыше полугора тысяч айсбергов ниже сорок восьмой параллели.

– А я хотел бы напомнить вам, док, – упрямился Коски, – что в этом году число айсбергов, замеченных ниже сорок восьмой параллели, стремится к нулю.

Ханневелл только пожал плечами.

– Я был бы очень вам благодарен, доктор Ханневелл, если бы вы объяснили, как айсберг появился в районе, где айсбергов не существует, потом с вмороженным «Лаксом» одиннадцать с половиной месяцев шел против всех течений и прошел на четыре градуса к северу, в то время как все прочие айсберги в Атлантике дрейфуют на юг со скоростью три узла в час.

– Этого я объяснить не могу, – просто ответил Ханневелл.

– Не можете? – Лицо Коски выразило крайнее недоверие. Он посмотрел на Ханневелла, потом на Питта, потом снова на Ханневелла. – Проклятые сволочи! – свирепо сказал он. – Не лгите мне!

– Многовато соли, коммандер, – хрипло сказал Питт.

– А чего вы ожидали? Оба вы очень умны, а ведете себя как дебилы. Возьмем доктора Ханневелла. Ученый с мировым именем не может объяснить, как айсберг может дрейфовать против Лабрадорского течения! Либо вы мошенник, док, либо самый тупой из профессоров. Истина в том, что для айсберга обратный дрейф так же невозможен, как леднику ползти вверх по склону холма.

– Совершенных людей не бывает, – беспомощно пожал плечами Ханневелл.

– Ни вежливости, ни честного ответа, так, что ли?

– Дело не в честности, – сказал Питт. – Мы, как и вы, получили приказ. До последнего часа мы с доктором Ханневеллом действовали по четкому плану. Теперь этот план можно выбросить в форточку.

– Хм. И каков следующий шаг в нашей игре в шарады?

– Загвоздка в том, что мы можем объяснить очень мало. На самом деле очень мало. Я вам расскажу все, что знаем мы с доктором Ханневеллом. А выводы делайте сами.

– Могли бы сделать это пораньше.

– Вряд ли, – сказал Питт. – Как капитан, вы обладаете всей полнотой власти. Имеете право не подчиниться приказам вашего командования или отменить их, если считаете, что корабль и экипаж в опасности. Я не мог рисковать. Нужно было обмануть вас, чтобы вы с нами сотрудничали. К тому же нам не давали права посвятить вас в суть дела. Делая это сейчас, я нарушаю приказ.

– Возможно, это очередной обман?

– Возможно, – с улыбкой ответил Питт, – но так ли это? Мы с Ханневеллом больше ничего не выигрываем. Мы умываем руки и отправляемся в Исландию.

– Оставляете все на меня?

– А почему бы и нет? Брошенные и дрейфующие суда – ваша доля. Вспомните девиз береговой охраны. Semper paratus – всегда готов. Береговая охрана всегда готова спасать.

Выражение лица Коски невозможно было описать.

– Я был бы благодарен вам, если бы вы придерживались фактов и не опускались до пошлых замечаний.

– Хорошо, – спокойно сказал Питт. – История, которую я сочинил на «Катавабе», в определенном смысле верна… конечно, я заменил «Лакс» «Новгородом». На яхте Файри не было секретного электронного оборудования, вообще никаких секретных механизмов. На борту яхты восемь первоклассных инженеров и ученых из «Файри майнинг лимитед» направлялись в Нью-Йорк для тайных переговоров с двумя самыми крупными правительственными оборонными агентствами. Где-то на судне – возможно, в этом самом помещении – находились результаты геологического обследования морского дна. Что именно команда Файри обнаружила на дне, остается тайной. Эта информация была необычайно важна для очень многих; наше военное министерство отчаянно хотело заполучить ее. Русские тоже – и не гнушались никакими средствами, чтобы ее раздобыть.

– Это многое объясняет, – сказал Коски.

– А именно?

Коски обменялся с Довером понимающим взглядом.

– Мы входили в число кораблей, искавших «Лакс». Это было первое патрульное плавание «Катавабы». И всякий раз стоило нам зазеваться, и оказывалось, что мы пересекаем кильватерный след русского корабля. Мы самонадеянно полагали, что они наблюдают за нашими поисками. Выясняется, что они сами искали «Лакс».

– Это также объясняет, почему мы сейчас вмешались, – сказал Довер. – Через десять минут после того, как вы с доктором Ханневеллом поднялись с площадки, мы получили от командования береговой охраны предупреждение: русская подводная лодка патрулирует ледовое поле. Мы пытались связаться с вами, но не смогли.

– Неудивительно, – перебил Питт. – Как только мы направились к кораблю, необходимостью стало полное радиомолчание. Из предосторожности я вообще выключил радио. Мы не могли ни передавать, ни принимать.

– После того как коммандер Коски известил штаб, что связаться с вами не удалось, – продолжал Довер, – мы получили строжайший приказ проследить за вами и действовать как эскорт, если субмарина проявит активность.

– Как вы нас нашли? – спросил Питт.

– Миновали всего два айсберга и увидели ваш желтый вертолет; он был похож на канарейку на простыне.

Питт и Ханневелл переглянулись и рассмеялись.

– Что смешного? – с любопытством спросил Коски.

– Везение, обычное парадоксальное везение. – Питт улыбался. – Мы летали целых три часа, пока не нашли этот плавучий ледяной дворец, а вы наткнулись на него через пять минут после начала поисков.

Затем Питт вкратце рассказал Коски и Доверу об айсберге-приманке и о встрече с русскими.

– Милостивый боже! – сказал Довер. – Вы хотите сказать, что не первыми высадились на этот айсберг?

– Доказательства очевидны, – ответил Питт. – Красящее пятно, оставленное патрульным самолетом, сколото, а на корабле мы с доктором Ханневеллом нашли отпечатки почти во всех каютах. Но есть нечто большее, гораздо большее, что переводит это дело из загадочных и таинственных в страшные и преступные.

– Огонь?

– Да, огонь.

– Пожар, несомненно, случайность. С тех пор как первая тростниковая лодка тысячи лет назад вышла в Нил, пожары на кораблях случаются постоянно.

– Убийства произошли гораздо раньше.

– Убийства! – повторил Коски. – Вы сказали «убийства»?

– Да, во множественном числе.

– Если не считать крайней степени разрушений, я не заметил ничего такого, чего уже не видел бы. По крайней мере на восьми сгоревших судах за время моей службы в береговой охране: тела, зловоние, опустошение, все такое. Что, по вашему достойному мнению офицера военно-воздушных сил, здесь особенного?

Питт пропустил мимо ушей ядовитое замечание Коски.

– Все слишком образцово. Радист в радиорубке, оба механика в машинном отделении, капитан и помощник на мостике, пассажиры либо в своих каютах, либо в кают-компании, даже кок на камбузе, все точно там, где должны быть. Скажите мне, коммандер, вы ведь специалист. Каким должен быть огонь, охвативший судно, чтобы все сгорели на месте, даже не пытаясь спастись?

– Это ничего не доказывает. Паника, например…

– Что могло бы вас убедить, коммандер? Удар по зубам бейсбольной битой? Объясните поведение радиста. Он на месте, однако точно известно, что в это время ни с «Лакса», ни с другого судна в этой части Северной Атлантики не получали сигнала SOS. Кажется странным, что он не смог послать хотя бы три-четыре слова аварийного вызова.

– Продолжайте, – спокойно сказал Коски. В его проницательном взгляде появился интерес.

Питт закурил сигарету и выпустил в морозный воздух длинную струю голубого дыма; казалось, он ненадолго задумался.

– Поговорим о состоянии погибшей яхты. Вы сами сказали, коммандер, что впервые видите настолько поврежденный и изуродованный корпус. Почему? На судне не было взрывчатки или огнеопасного груза; топливные баки можно исключить: да, они могли вызвать пожар, но не такой сильный и на противоположном конце корабля. Как мог каждый квадратный дюйм так страшно обгореть? Корпус и надстройки стальные. Помимо насосов и огнетушителей на «Лаксе» была весьма совершенная противопожарная сигнализация. – Он замолчал и показал на две бесформенные металлические детали на потолке каюты. – Огонь в море обычно начинается в одном месте: в машинном отделении, или в грузовом трюме, или на складах, а потом распространяется от одного отсека к другому; нужны часы, а иногда и дни, чтобы огонь охватил весь корабль. Спорю на любую сумму, что пожарный дознаватель почесал бы в затылке и отнес этот пожар к числу тех, что за минуты охватывают весь корабль, причем причины или люди, вызвавшие этот пожар, остаются неизвестными.

– А какая причина кажется правдоподобной?

Питт сказал:

– Огнемет.

На минуту воцарилась ошеломленная тишина.

– Вы представляете себе, что это за предположение?

– Еще бы, – ответил Питт. – Вплоть до струй испепеляющего пламени, шума выброса и ужасного запаха горелой плоти. Нравится вам это или нет, огнемет – единственное логичное объяснение.

Теперь все слушали с интересом, смешанным с ужасом.

Ханневелл глухо кашлянул, словно его снова вот-вот вырвет.

– Это невероятно, немыслимо, – произнес Коски.

– Вся эта история совершенно невероятна, – ответил Питт.

Ханневелл мрачно посмотрел на него.

– Не могу поверить, что люди стояли как овцы, позволяя превратить себя в живые факелы.

– Разве вы не понимаете? – сказал Питт. – Наш дьявольский друг каким-то образом отравил всю команду и пассажиров или опоил наркотиками. Вероятно, добавил в еду и питье огромную дозу хлоралгидрата.

– Их всех могли застрелить, – предположил Довер.

– Я разглядывал останки, – покачал головой Питт. – Ни пуль, ни переломов. Предпочитаю думать, что он подождал, пока все не потеряют сознание, кто где, и только потом прошелся по судну с огнеметом.

Коски оставил это предположение без внимания.

– Но что потом? Куда делся убийца?

– Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, – устало сказал Ханневелл, – я бы попросил кого-нибудь любезно объяснить для начала, как убийца здесь материализовался. Ясно, что это был не пассажир и не член экипажа: на «Лаксе» плыло пятнадцать человек. Логика подсказывает, что действовала целая команда, высадившаяся с другого корабля.

– Не подходит, – сказал Коски. – Любая высадка с одного корабля на другой требует радиоконтакта. Даже если бы «Лакс» подобрал якобы выживших в кораблекрушении, капитан немедленно сообщил бы об этом. – Коски неожиданно улыбнулся. – Как я припоминаю, в последнем сообщении Файри просил зарезервировать за ним пентхаус в отеле «Стейтлер-Хилтон» в Нью-Йорке.

– Бедняга, – медленно сказал Довер. – Если деньги и успех так кончаются, кому они нужны? – Он посмотрел на останки на полу и сразу отвернулся. – Боже, что за маньяк мог убить пятнадцать человек в один присест? Методично отравить пятнадцать человек, а потом хладнокровно сжечь их из огнемета?

– Такой же, как те, что взрывают пассажирские самолеты ради страховки, – ответил Питт. – Как те, что убивают человека так же легко, как вы муху. Мотивом, очевидно, была выгода. Файри и его люди сделали чрезвычайно ценное открытие. Нужное Соединенным Штатам. Нужное России, но досталось оно какой-то темной лошадке.

– Стоило ли оно того? – с печалью во взгляде спросил Ханневелл.

– Вопрос к шестнадцатому, – сказал Питт, глядя на останки. – К тому неизвестному, который принес смерть остальным.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Исландия, земля мороза и огня, неровных ледников и дымящих вулканов, остров полей красной призматической лавы, холмистой зеленой тундры и мирных голубых озер, вытянулась под роскошным золотым блеском полуночного солнца. Окруженная Атлантическим океаном, омываемая на юге теплыми водами Гольфстрима и на севере застывшим полярным морем, Исландия находится на середине прямой, соединяющей Нью-Йорк и Москву. Необычный остров с его калейдоскопическими видами гораздо менее холодный, чем предполагает его название [4]4
  Исландия – дословно – «ледяная страна», «страна льдов».


[Закрыть]; средняя температура самого холодного месяца, января, редко опускается ниже, чем на побережье Новой Англии в Соединенных Штатах. Того, кто видит ее в первый раз, Исландия пленяет несравненной красотой.

Питт наблюдал, как на горизонте встают снежные вершины острова, а мелькающая под «Улиссом» вода из темно-синей на океанских глубинах становится ярко-зеленой в прибрежном прибое. Он поменял курс, вертолет повернул на девяносто градусов и полетел вдоль крутых лавовых утесов, выраставших из моря. Пролетели над маленькой рыбацкой деревушкой на берегу круглого залива (крыши домов выложены в шахматном порядке красными и пастельно-зелеными черепицами) – сторожевым постом у входа к Северному полярному кругу.

– Который час? – спросил Ханневелл, очнувшись от легкого сна.

– Четыре десять утра, – ответил Питт. – Боже, глядя на это солнце, можно подумать, что сейчас четыре десять пополудни.

Ханневелл громко зевнул и безуспешно попробовал потянуться в тесной кабине.

– Сейчас я бы отдал правую руку за возможность уснуть между накрахмаленными простынями в мягкой постели.

– Не закрывайте глаза, уже недолго.

– Далеко до Рейкьявика?

– Еще полчаса. – Питт замолчал, чтобы свериться с приборами. – Я мог бы срезать, полетев севернее, но мне хотелось взглянуть на береговую линию.

– Шесть часов сорок пять минут как мы вылетели с «Катавабы». Неплохо.

– Могли бы прилететь быстрей, если бы не дополнительный бак с горючим.

– Без него нам пришлось бы плыть четыреста миль до берега.

Питт улыбнулся.

– Мы всегда могли бы послать SOS береговой охране.

– Судя по настроению коммандера Коски, когда мы улетали, вряд ли он откликнулся бы на сигнал, даже если бы мы тонули в ванне, а у него рука лежала на пробке.

– Что бы ни думал обо мне Коски, я голосую за присвоение ему адмиральского звания при первой возможности. В моем представлении он очень хороший человек.

– Вы своеобразно выражаете восхищение, – сухо заметил Ханневелл. – За исключением вашего очень проницательного предположения относительно огнемета – тут шляпы долой, – вы ему, в сущности, ничего не сказали.

– Мы по возможности говорили ему правду. Все остальное было бы на пятьдесят процентов предположениями. Единственное, о чем мы действительно умолчали, это о сути открытия Файри.

– Цирконий. – Взгляд Ханневелла словно устремился куда-то вдаль. – Порядковый номер сорок.

– Я с трудом сдал курс геологии, – улыбнулся Питт. – Цирконий? Что делает его достойным массового убийства?

– Чистый цирконий чрезвычайно важен для сооружения атомных реакторов, потому что он совсем или почти не поглощает радиацию. Любое государство с возможностями атомных исследований отдаст коренной зуб за большие количества циркония. Адмирал Сандекер убежден, что Файри и его команда нашли обширные залежи циркония на дне моря, но достаточно неглубоко, чтобы добыча была экономически возможна.

Питт повернулся и посмотрел сквозь прозрачный корпус кабины на ультрамариновую синеву, которая, почти ничем не нарушаемая, уходила на юг. Рыбацкий корабль в окружении множества шлюпок шел по морю; крошечные скорлупки двигались легко, словно скользя по окрашенному зеркалу. Но Питт едва видел их, он думал об экзотическом элементе, который лежал внизу, под холодными водами.

– Трудная задача, – произнес он достаточно громко, чтобы его расслышали поверх гула ротора. – При добыче руды со дна возникают тяжелейшие проблемы.

– Да, но не непреодолимые. В «Файри лимитед» работают ведущие мировые специалисты по подводной добыче полезных ископаемых. Вы знаете, как Кристиан Файри создал свою империю: он добывал алмазы у побережья Африки. – В голосе Ханневелла звучало искреннее восхищение. – Ему было всего восемнадцать, и он служил матросом на старом греческом торговом судне, когда сошел на берег в Бейре, маленьком порту на побережье Мозамбика. Ему не потребовалось много времени, чтобы заразиться алмазной лихорадкой. Тогда как раз был алмазный бум, но крупные синдикаты завладели всеми месторождениями.

Вот в чем Файри отличался от остальных – он обладал творческим, изобретательным умом.

Если залежи алмазов можно найти на суше в двух милях от берега, рассудил он, почему бы им не быть и под водой, на континентальном шельфе? И вот в течение пяти месяцев он ежедневно нырял в теплые воды Индийского океана, пока не нашел участок морского дна, который показался ему перспективным. Теперь необходимо было найти средства для закупки оборудования. Файри явился в Африку, и всего имущества у него было только рубашка на плечах. Просить деньги у белых финансистов в тех местах значило напрасно терять время. Они отобрали бы у него все и оставили с носом.

– Один процент чего-нибудь всегда лучше девяноста девяти процентов ничего, – вмешался Питт.

– Не для Кристиана Файри, – настороженно ответил Ханневелл. – У него был истинно исландский принцип: делиться прибылью, но никогда не отдавать всего. Он обратился к чернокожим жителям Мозамбика и уговорил их создать собственный синдикат, в котором Кристиан, конечно, стал президентом и генеральным менеджером. После того как чернокожие собрали достаточно средств на покупку баржи и оборудования для драгирования, Файри работал по двадцать часов в сутки, пока синдикат не заработал четко, как компьютер IBM. Пять месяцев работы оправдались: драга почти сразу начала поставлять высококачественные алмазы. Через два года Файри стоил уже сорок миллионов.

Питт заметил темное пятно в небе впереди, на несколько тысяч футов выше «Улисса».

– Вы, кажется, неплохо изучили историю Файри.

– Я знаю, это звучит странно, – продолжал Ханневелл, – но Файри редко занимался одним проектом больше трех-пяти лет. Большинство вычерпало бы источник прибыли досуха. Но не Кристиан. Заработав огромное состояние, он целиком передал бизнес в руки людей, которые финансировали его вначале.

– Просто отдал?

– Целиком и полностью. Все свои акции распределил среди туземных акционеров, создал черную администрацию, которая могла без него успешно руководить бизнесом, и на следующем же корабле вернулся в Исландию. Среди тех немногих белых, кого уважают черные африканцы, имя Кристиана Файри в самом верху списка.

Питт наблюдал за тем, как темное пятно в северном небе превратилось в стройный реактивный самолет. Он наклонился вперед, защищая глаза от яркого голубого блеска. Новый английский реактивный самолет – быстрый, надежный, способный без дозаправки за несколько часов перенести дюжину пассажиров через полмира. Питт едва успел заметить, что самолет с носа до хвоста выкрашен черной краской, когда тот исчез из поля зрения в другой стороне.

– А что Файри делал на бис? – спросил он.

– Среди прочего добывал магний на острове Ванкувер в Британской Колумбии и разрабатывал оффшорное нефтяное поле в Перу. Никаких объединений, никаких вспомогательных бизнесов. Кристиан превратил «Файри лимитед» в промышленную империю, специализирующуюся на подводных геологических работах, и этим ограничился.

– Есть ли у него семья?

– Нет, родители погибли в пожаре, когда он был еще очень молод. У него осталась только сестра-близнец. Файри поместил ее в школу в Швейцарии, и, по слухам, она стала миссионером где-то в Новой Гвинее. Очевидно, состояние брата для нее ничего…

Ханневелл так и не закончил фразу. Он дернулся на сиденье, повернулся лицом к Питту, глаза смотрели незряче, рот раскрылся, но оттуда не послышалось ни слова. Питт едва успел увидеть, как старик упал ничком, по всей видимости, мертвый и неподвижный, и сразу же плексигласовый фонарь кабины разлетелся на тысячу неравных осколков. Дернувшись в сторону и закрывая лицо рукой, чтобы защититься от потока обжигающе холодного воздуха, Питт на мгновение утратил способность вести вертолет. Аэродинамика полета резко изменилась, «Улисс» задрал нос, почти встав на хвост, и прижал Питта и потерявшего сознание Ханневелла к спинкам кресел.

Только в этот миг Питт понял, что пулеметная очередь сзади рвет фюзеляж вертолета. Неожиданный неконтролируемый маневр спас им жизнь: стрелок на борту черного реактивного самолета был захвачен врасплох; он поздно изменил траекторию, и почти вся очередь ушла выше цели в пустое небо. Не в состоянии поддерживать такую малую скорость, как у вертолета, загадочный реактивный самолет улетел вперед, развернулся по широкой дуге на сто восемьдесят градусов и устремился в новую атаку. Ублюдок описал почти полную окружность, поворачивая на восток, юг и запад, прежде чем напасть с тыла, быстро соображал Питт, стараясь выровнять вертолет – задача почти невыполнимая, когда ветер со скоростью двести миль в час бьет в глаза. Он сбросил скорость, стараясь уменьшить силу, прижимающую его к спинке кресла.

Черный самолет вернулся, но на этот раз не застал Питта врасплох. Он резко остановил «Улисс» на горизонтали. Лопасти винта яростно взбили воздух, и легкий вертолет начал вертикальный подъем.

Уловка сработала. Самолет пронесся под Питтом, и пилот не смог нацелить пулемет. Питту еще два раза удавалось уйти от нападения, но было лишь вопросом времени, когда противник сумеет компенсировать быстро сокращающийся набор хитростей Питта.

Питт не обманывался. Спасения не было: бой мог завершиться только одним. Счет семь ноль в пользу гостей, до конца четвертой четверти матча оставалось несколько секунд. Мрачная улыбка собрала морщинки вокруг глаз Питта, когда послушный ему вертолет снизился до двадцати футов над водой. Победа невозможна, но есть слабый, бесконечно малый шанс завершить встречу вничью. Питт внимательно разглядывал чернильно-черный самолет, который готовился к очередному заходу на цель. Не осталось ничего, кроме грохота стальных пуль, рвущих алюминиевый корпус «Улисса». Питт выровнял маленький беззащитный аппарат, а реактивный самолет, как хищная птица, ринулся на него сверху.

Стрелок, который лежал в грузовом трюме и вел огонь через раскрытый люк, на этот раз действовал хладнокровно. Он бил очередями, дожидаясь, когда зазор между ним и вертолетом сузится. Смертоносный огонь теперь велся всего с тридцати ярдов. Питт собрался, приготовился к удару и бросил вертолет на атакующий самолет; лопасти винта разрезали горизонтальный стабилизатор самолета и разлетелись. Питт инстинктивно выключил зажигание: турбина двигателя, больше не соединенная с ротором, дико ревела, перекрывая лязг искореженного металла. Но вот грохот смолк, и в небе стало тихо, только в ушах выл ветер.

Питт успел заметить, как неизвестный самолет носом вперед рухнул в море; хвостовая часть свисала, как сломанная рука. Питту и лежащему без сознания Ханневеллу было не лучше. Они могли только сидеть и ждать, пока искалеченный вертолет с семидесяти футов камнем упадет в холодную атлантическую воду.

Падение оказалось гораздо хуже, чем предполагал Питт. «Улисс» упал боком в исландский прибой на глубину шесть футов на расстоянии от берега, равном длине футбольного поля. Питта головой вперед выбросило из кабины, погрузив в водоворот тьмы. К счастью, ледяная вода, вызвавшая резкий болезненный шок, заставила его очнуться. Его окатывали волны тошноты, и он понимал, еще чуть-чуть – и он скажет «К дьяволу это все!» и уснет в последний раз.

С перекошенным от боли лицом Питт отстегнул поясной и плечевой ремни, глотнул воздуха, прежде чем волна прибоя прокатилась над вертолетом, быстро отстегнул бесчувственного Ханневелла и поднял его голову над бушующей водой. В этот миг он поскользнулся и потерял равновесие; волна выбросила его из «Улисса» в прибой. Продолжая мертвой хваткой держать Ханневелла за воротник куртки, Питт боролся с прокатившейся над ним волной; та потащила его к берегу по каменистому дну, крутя и переворачивая.

Если Питт когда-нибудь и задумывался о том, каково это – тонуть, теперь он это прекрасно знал. Ледяная вода, точно миллион пчел, жалила каждый квадратный дюйм кожи. Барабанные перепонки грозили лопнуть, голову терзала мучительная боль; ноздри были полны воды, которая как ножом резала гайморовы пазухи, а тонкие легочные мембраны пронзала такая боль, словно их окунули в азотную кислоту. Наконец, разбив колени о камни, он сумел встать на ноги; его голова оказалась на чистом исландском воздухе. Питт выругался и время от времени продолжал браниться: если ему когда-нибудь придет в голову покончить жизнь самоубийством, то только не утоплением.

Он выбрался из воды на усеянный булыжниками берег, наполовину неся, наполовину таща Ханневелла, как пьяный, ведущий пьяного. В нескольких шагах от границы прибоя он опустил свою ношу на землю и проверил пульс и дыхание доктора: и то и другое учащенное, но мерное.

Тут он увидел левую руку Ханневелла. Она была раздроблена у локтя пулеметной очередью. Быстро, насколько позволяли онемевшие руки, Питт снял рубашку, оторвал рукава и плотно обернул ими раненую руку, чтобы остановить кровотечение. Плоть была истерзана, но артерия не задета, поэтому Питт отказался от мысли о жгуте, предпочтя ему прямое давление. Потом усадил Ханневелла, прислонив его к большому камню, изготовил примитивную перевязь и поднял руку доктора повыше, чтобы остановить кровотечение.

Больше он ничего не мог сделать для своего друга, поэтому лег на бугристые камни и сдался на милость боли и ненавистной тошноты. Расслабившись, насколько позволяла боль, он закрыл глаза и перестал видеть великолепное арктическое небо, усеянное облаками.