Текст книги "Айсберг"
Автор книги: Клайв Касслер
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Значит, злодеем вы назначили Оскара Рондхейма, – сказал Лилли. – Но никаких осязаемых улик у вас нет.
– Согласен, все улики косвенные, – ответил Питт. – Больше всех это выгодно Рондхейму. Следовательно, у него есть мотив. Он убивал, чтобы заполучить подводный зонд и чтобы скрыть следы.
– Он мог бы действовать и хитрее.
Питт посмотрел на Лилли.
– Ладно, излагайте ваш более хитрый план.
– Как агент, которым довольны на службе, должен признать, что я в некотором замешательстве.
– В замешательстве. – Питт с деланной печалью покачал головой. – Не скажу, что меня очень успокаивает то, что безопасность моего государства находится в ваших руках.
Лилли улыбнулся уголками губ.
– Виновник замешательства вы, майор. Это вы разорвали цепь.
– Какую цепь? – спросил Питт. – Или я должен сам догадаться?
Лилли помедлил, прежде чем ответить. Наконец он прямо посмотрел на Питта.
– В последние восемнадцать месяцев в государствах, в одном за другим, от южного края Чили до северной границы Гватемалы, начала возникать цепь странных обстоятельств. Тайно, с помощью множества секретных маневров основные горнорудные компании Южной Америки объединились в гигантский синдикат. Внешне это обычное предприятие, но негласно все приказы администраций исходят из одного неизвестного источника.
Питт покачал головой.
– Невозможно. Я могу назвать по меньшей мере пять стран, которые национализировали свои горнодобывающие картели. Они не могут участвовать в частных предприятиях за своими границами.
– Тем не менее это доказанный факт. Там, где шахты национализированы, управление осуществляет некая организация за пределами страны. Высококачественная железная руда из Парнагус-Жаниоса в Бразилии, бокситовые шахты в Доминго в Доминиканской Республике, правительственные серебряные копи в Гондурасе – все они получают указания от одной неизвестной личности. Или личностей.
– Как вы получили эту информацию?
– У нас много источников, – ответил Лилли. – В том числе в самих горнодобывающих компаниях. К несчастью, наши контакты не доходят до высшего уровня менеджмента.
Питт погасил сигарету в пепельнице на дверце.
– Нет ничего загадочного в том, что кто-то пытается установить монополию. Но если у них получится, они получат огромную власть.
– Монополия – это само по себе плохо, – сказал Лилли. – Среди тех, чьи имена находятся на верху этого тотемного столба, – двенадцать богатейших людей Запада, сплошь обладатели огромных состояний в горнорудной промышленности. И у каждого такие длинные щупальца, что тянутся по меньшей мере к двум сотням других промышленных корпораций. – Лилли помолчал, глядя на Питта. – Получив монополию, они смогут вздуть цены на медь, алюминий, цинк и еще нескольких коммерчески важных материалов до небес. Возникшая в результате инфляция подорвет экономику тридцати государств. И, конечно, одними из первых будут поставлены на колени Соединенные Штаты.
– Необязательно, – возразил Питт. – В этом случае пострадают и финансовые империи этих олигархов.
Лилли улыбнулся и кивнул.
– В том-то и дело. Эти люди – Ф. Джеймс Келли из США, сэр Эрик Маркс из Великобритании, Роже Дюпюи из Франции, Ханс фон Хуммель из Германии, Тан Махани из Ирана и остальные, всего примерно десять человек, – все верны своим правительствам. Любой из них может уклоняться от уплаты налогов, но ни один не станет добровольно вызывать экономическую катастрофу.
– Так кому же это выгодно?
– Мы не знаем.
– И какая связь с Рондхеймом?
– Никакой, за исключением его контактов с Кирсти Файри и ее зарубежными интересами в горнодобывающей промышленности.
Наступила долгая тишина, потом Питт медленно проговорил:
– И главный вопрос: каково ваше место во всем этом? Какое отношение к Исландии имеет захват горнорудной промышленности в Латинской Америке? ЦРУ послало вас притворяться таксистом не для того, чтобы узнать систему местных дорог. Пока другие агенты из укрытия за фикусами в горшках следят за Келли, Марксом, Дюпюи и остальными, ваша задача – следить за другим участником этой финансовой группы. Назвать его имя, или вы сами напишете его на листочке и запечатаете в конверт со штампом «Прайс Уотерхаус»? [19]19
Крупнейшая компания, проводящая аудиторские проверки.
[Закрыть]
Лилли несколько мгновений задумчиво смотрел на него.
– Вы стреляете наугад.
– Неужели? – Питт чувствовал, что целится верно. – Ладно, на мгновение забудем чувства и прочее, не имеющее отношения к делу. Адмирал Сандекер рассказал, что связывался с руководством всех портов от Буэнос-Айреса до Гуз-Бей [20]20
Порт и канадская база на полуострове Лабрадор.
[Закрыть]и установил: в эти порты двенадцать раз заходило судно, похожее на переоборудованный «Лакс». Но он не говорил, что выяснял это сам. Кто-то проделал работу за него. И этот кто-то – ЦРУ.
– В этом нет ничего необычного, – спокойно ответил Лилли. – Получить данные нам часто бывает легче, чем правительственным агентствам, связанным с морем.
– Только вот информация была у вас еще до того, как ее запросил Сандекер.
Лилли ничего не ответил. В этом не было необходимости. За него говорило его мрачное лицо. Это сказало Питту все, что было нужно.
– Однажды вечером, несколько месяцев назад, я встретился в баре с армейским офицером связи. Вечер был спокойным, нам обоим не хотелось гоняться за девушками, поэтому до самого закрытия мы сидели и выпивали. Он только что закончил службу на Смитфордской радиокоммуникационной станции в Хадсон-Бей, в Канаде; это комплекс из двухсот с лишним радиомачт, занимающий участок в тысячу акров. Не спрашивайте у меня имя и звание того парня, чтобы прижучить его за разглашение военных тайн. Я их уже забыл.
Питт помедлил, удобнее устроил ноги и продолжал:
– Он очень гордился своими установками, тем более что был среди тех, кто их разрабатывал и строил. Он рассказал, что это сложнейшее оборудование способно прослушивать любые радиопереговоры севернее Нью-Йорка, Лондона и Москвы. После установки оборудования его и других армейских офицеров вежливо попросили перебраться в другое место. Это, конечно, только его догадка, но он считал, что станция перешла в ведение Национального разведывательного управления с задачей добывать данные для Министерства обороны и ЦРУ. Интересное предположение, особенно если учесть, что Смитфорд рекламируют как спутниковую станцию слежения.
Лилли наклонился вперед.
– И к чему все это ведет?
– К двум джентльменам по имени Матаджик и О’Рейли. Оба покойные.
– Думаете, я их знал? – с любопытством спросил Лилли.
– Только по именам. Не вижу причин объяснять, кто они такие. Вы это сами знаете. Ваши люди в Смитфорде перехватили сообщение Матаджика Сандекеру относительно местонахождения давно потерянного «Лакса». В то время это могло ничего не значить для ваших аналитиков, но их электронные уши, несомненно, насторожились, когда услышали последнее сообщение пилота за несколько секунд до того, как черный реактивный самолет отправил всех троих в море. В этот момент началось расследование.
Адмирал Сандекер играл хитро – он рассказал береговой охране вымышленную историю о пропавшем оборудовании и просил организовать поиски на месте исчезновения самолета. Ничего не нашли… вернее, ничего не сообщали о находках. Береговая охрана вышла из игры, но не ЦРУ – ведь там с самого начала знали, где судно с исчезнувшим экипажем. Всякий раз как судно сообщало на свою базу в Исландии свои координаты, компьютеры перехватывали радиограмму. Специалисты в вашей конторе в Вашингтоне учуяли связь между пропавшим подводным зондом и захватом горной промышленности в Латинской Америке, поэтому вернулись в прошлое и проследили за всеми передвижениями судна вдоль Атлантического побережья. Когда Сандекер запросил те же сведения, они выждали несколько дней, а потом, стараясь не улыбаться, передали ему заранее заготовленный экземпляр.
– Вы ждете, что я соглашусь со всем…
– Мне все равно, с чем вы согласитесь, – устало сказал Питт. – Я просто указываю вам на некоторые объективные факты. Сопоставьте их, и они сами назовут имя мужчины, за которым вы ведете наблюдение в Исландии.
– Откуда вы знаете, что это не женщина? – спросил Лилли.
– Оттуда, что вы пришли к тому же заключению, что и я: Кирсти Файри может управлять «Файри лимитед», но самой Кирсти Файри командует Оскар Рондхейм.
– Значит, мы возвращаемся к Рондхейму.
– А разве мы от него уходили?
– Очень умное рассуждение, майор Питт, – сказал Лилли.
– Не заполните ли некоторые пробелы?
– Без приказа я не могу разглашать постороннему подробности наших операций. – Лилли говорил официально, но не слишком убедительно. – Однако я могу подтвердить ваши заключения. Во всех своих выводах вы совершенно правы. Да, мы перехватили послание Матаджика. Да, мы следили за «Лаксом». Да, мы считаем, что Рондхейм каким-то образом связан с горнорудным синдикатом. Помимо этого я мало могу добавить к тому, что вы уже знаете.
– Мы стали близкими друзьями, – с улыбкой заметил Питт. – Почему бы вам не звать меня Дирк?
Лилли благородно признал свое поражение.
– Как хотите. Но не смейте звать меня Джеромом. Я Джерри. – Он протянул руку. – Отлично, напарник. Не заставляйте меня жалеть, что принял вас в фирму.
Питт ответил на его улыбку.
– Держись этого вот парнишки и где только не побываешь.
– Этого я и боюсь, – вздохнул Лилли и некоторое время смотрел на голую местность, обдумывая поворот событий. Наконец он взглянул на часы. – Нам лучше вернуться в Рейкьявик. Благодаря вам меня ждет занятой вечер.
– Что на повестке?
– Прежде всего, я должен связаться со штаб-квартирой и передать серийный номер черного самолета. Если повезет, к утру там сумеют выйти на владельца. Надеюсь, это даст ценный след. Во-вторых, я собираюсь побродить по округе и посмотреть, где стояло судно на подводных крыльях. Кто-нибудь обязательно что-нибудь знает. Невозможно на таком маленьком острове держать в секрете подобное судно. В-третьих, два этих макета правительственных зданий в Южной Америке. Боюсь, выудив их из пучины, вы дали очень странный поворот всему делу. У них должна быть какая-то функциональная цель. Для того, кто их заказал, они чрезвычайно важны. А может, и нет. Для страховки нужно запросить Вашингтон, мнение специалиста по таким миниатюрам: пусть их внимательно осмотрит.
– По-деловому, изобретательно, профессионально. Продолжайте в том же духе. Со временем это может произвести на меня впечатление.
– Постараюсь, – саркастически ответил Лилли.
– В помощи не нуждаетесь? Я вечером свободен.
Лилли чуть улыбнулся, и Питт сразу насторожился.
– Ваши планы на вечер уже определены, Дирк. Хотел бы поменяться с вами местами, но долг зовет.
– Боюсь даже спросить, что вам рисует ваш мелкий грязный умишко, – сухо сказал Питт.
– Прием, о счастливчик. Вы отправляетесь на поэтический вечер.
– Шутите!
– Нет. Я совершенно серьезен. По особому приглашению самого Оскара Рондхейма. Хотя, подозреваю, это идея мисс Файри.
Брови Питта сошлись над проницательными зелеными глазами.
– Откуда вы знаете? До того, как вы подобрали меня у консульства, никакого приглашения не было.
– Тайна профессии. Иногда мы тоже умеем вытащить из шляпы кролика.
– Ладно, очко в вашу пользу. Можете приколоть себе за день золотую звезду. – Становилось прохладно, и Питт закрыл окно. – Поэтический вечер, – с отвращением сказал он. – Боже, вот это повезло!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Исландцы спорят, что элегантнее: большой дом, раскинувшийся на самом высоком холме над Рейкьявиком, или президентская резиденция Бессастадир. Этот спор может продолжаться до тех пор, пока оба сооружения не превратятся в пыль, потому что подлинной основы для сравнения нет. Дворец исландского президента – образец классической простоты, в то время как современное здание Оскара Рондхейма кажется порождением необузданного воображения Фрэнка Ллойда Райта. [21]21
Фрэнк Ллойд Райт (Frank Lloyd Wright, 1867–1959) – знаменитый американский архитектор.
[Закрыть]
Целый квартал перед нарядными резными воротами был уставлен самыми дорогими автомобилями производства всех стран: «роллс-ройсами», «линкольнами», «мерседес-бенцами», «кадиллаками». На подъездной дорожке стоял даже русский «ЗИС»; из него выходили наряженные для вечернего приема пассажиры.
Восемьдесят или девяносто гостей заходили в мраморную гостиную и выходили из нее, бродили по террасе, разговаривая на множестве языков. Солнце, спрятавшееся было за случайное облако, теперь, хотя шел уже десятый час, ярко светило в окна. В конце длинной гостиной под массивным гербом с изображением красного альбатроса Кирсти Файри и Оскар Рондхейм приветствовали длинную вереницу гостей.
Кирсти в ослепительно белом платье с золотой отделкой была невероятно хороша, светлые волосы ее были убраны в классическом греческом стиле. Рондхейм, рослый, похожий на ястреба, возвышался над ней; его тонкие губы растягивались в улыбку, только когда того требовала вежливость. Он как раз принимал русских гостей и умело направлял их к длинному столу, уставленному рядами блюд с икрой и лососиной и увенчанному огромным серебряным сосудом с пуншем, когда глаза его чуть округлились, а принужденная улыбка застыла на губах. Гомон гостей неожиданно стих, а Кирсти напряженно замерла.
Питт вошел в зал с уверенностью поп-идола, для которого производить впечатление своим появлением – хлеб насущный. На последней ступени лестницы он извлек лорнет на тонкой золотой цепочке, висевший у него на шее, прижал стекло к правому глазу и принялся разглядывать пораженную публику, которая с таким же изумлением разглядывала его.
Никто не мог бы упрекнуть гостей, даже воззвав к строгим правилам этикета. Наряд Питта представлял собой костюм придворного времен Людовика XI, дополненный бог знает чем еще. Воротник и рукава красного пиджака украшало роскошное кружево, желтые бархатные брюки-дудочки исчезали в замшевых красных сапожках. Талию обвивал коричневый шелковый шарф, концы которого свисали до колен. Если Питт хотел произвести впечатление, ему это удалось в полной мере. Выждав, пока напряжение достигнет апогея, он изящно прошел по салону и остановился перед Кирсти и Рондхеймом.
– Добрый вечер, мисс Файри… мистер Рондхейм. Спасибо за любезное приглашение. Поэзия – мое любимое занятие. Я бы не пропустил ваш вечер за все кружева Китая.
Кирсти смотрела на Питта, полураскрыв рот. Потом хрипло сказала:
– Мы с Оскаром рады, что вы пришли.
– Да, рад снова видеть вас, майор…
Слова застряли в горле Рондхейма, словно он никак не мог вспомнить имя гостя; он схватил руку Питта и пожал ее.
Кирсти, чувствуя, что складывается неловкая ситуация, спросила:
– Вы сегодня не в мундире, майор?
Питт небрежно помахал лорнетом на цепочке.
– Боже, конечно нет. Мундиры такие скучные, вам не кажется? Я подумал, будет забавно, если я приду в таком костюме, что никто меня не узнает.
Он громко рассмеялся собственной сомнительной шутке, и все в пределах слышимости повернули к нему головы.
К радости Питта, Рондхейм заметно напрягся, чтобы вежливо улыбнуться в ответ.
– Мы надеялись, что придут также адмирал Сандекер и мисс Ройял.
– Мисс Ройял вскоре будет, – сказал Питт, разглядывая комнату в лорнет. – Но боюсь, адмирал не слишком хорошо себя чувствует. Он решил лечь пораньше. Бедняга, нельзя винить его после того, что произошло сегодня днем.
– Надеюсь, ничего серьезного.
Голос Рондхейма выдавал полное равнодушие к самочувствию Сандекера, но одновременно крайнюю заинтересованность причиной его нездоровья.
– К счастью, нет. Адмирал отделался всего несколькими ушибами и порезами.
– Несчастный случай? – спросила Кирсти.
– Это было ужасно, просто ужасно, – драматически ответствовал Питт. – Вы были так добры, что предоставили нам яхту, и мы поплыли на юг острова. Я рисовал берег, а адмирал рыбачил. А в час дня поднялся густой туман. Мы собрались возвращаться в Рейкьявик, и тут где-то в тумане произошел ужасный взрыв. Взрывная волна выбила окна в рубке, и адмиралу поцарапало голову в нескольких местах.
– Взрыв? – Голос Рондхейма прозвучал хрипло. – Вы знаете, что там взорвалось?
– Боюсь, нет, – ответил Питт. – Ничего не было видно. Мы, конечно, пробовали поискать, но видимость двадцать футов… мы ничего не нашли.
Лицо Рондхейма оставалось бесстрастным.
– Странно. Вы уверены, что ничего не видели, майор?
– Абсолютно, – ответил Питт. – Вы, очевидно, думаете так же, как адмирал Сандекер. Корабль мог наткнуться на мину времен Второй мировой войны, или пожар дошел до топливных баков. Мы известили местный береговой патруль. Но им остается только ждать, пока не сообщат о пропавшем корабле. Мы так переживали… – Питт замолк, видя, что подходит Тиди. – А, Тиди, вот и вы.
Рондхейм повернулся, он снова улыбался.
– Мисс Ройял. – Он поцеловал ей руку. – Майор Питт рассказывал об ужасном сегодняшнем происшествии.
Подонок, подумал Питт. Ему не терпится расспросить ее. В длинном синем платье, с распущенными рыжеватыми волосами, падающими на спину, Тиди казалась изящной и оживленной. Питт обнял ее за талию, так что его руки не было видно, и ущипнул за мягкую ягодицу. И улыбнулся, увидев в глазах Тиди понимание.
– Боюсь, я все пропустила. – Тиди убрала руку за спину, незаметно сжала мизинец Питта, вывернула и столь же незаметно сняла его руку со своей талии. – Взрыв застал меня на камбузе. – Она коснулась маленькой припухлости на лбу – лилового синяка, почти полностью закрашенного. – Следующие полтора часа я была не в себе. А бедный Дирк дрожал до самого Рейкьявика, и его постоянно рвало.
Питт готов был расцеловать ее. Тиди мигом разобралась в ситуации и повела себя как настоящий боец.
– Думаю, нам пора пообщаться, – сказал Питт, взял Тиди за руку и отвел к столу с пуншем.
Он передал ей чашку пунша, и они положили себе закуски. Переходя вместе с Тиди от одной группы к другой, Питту приходилось подавлять зевоту. Он часто бывал на приемах и всегда легко вливался в толпу гостей, но в этот раз ему никак не удавалось закрепиться. В этом собрании была какая-то странная атмосфера. Он не мог понять что, но что-то определенно было не так. Присутствовали все обычные разновидности: скучающие завсегдатаи, пьяные снобы, рубаха-парни. Все говорившие по-английски были предельно вежливы. Никаких антиамериканских чувств – а ведь это обычное дело в разговорах представителей разных государств.
Внешне казалось, что это самая обычная встреча. Неожиданно Питт догадался. Наклонившись, он прошептал Тиди на ухо:
– Вы не чувствуете, что мы персоны нон грата?
Тиди с любопытством взглянула на него.
– Нет, все кажутся достаточно дружелюбными.
– Да, они общительны и вежливы, но по принуждению.
– Вы уверены?
– Я умею узнавать теплую, искреннюю улыбку, когда ее вижу. Пока я не видел ни одной. Мы словно в клетке. Зверей можно кормить, с ними можно разговаривать, но их нельзя трогать.
– Это глупо. Нельзя их винить, если они чувствуют себя неловко, общаясь с человеком, одетым как вы.
– В том-то и дело. Чудак всегда оказывается в центре внимания. Будь я абсолютно уверен, решил бы, что мы на поминках.
Тиди с хитрой улыбкой посмотрела на Питта.
– Вы нервничаете, потому что чувствуете себя не в своей тарелке.
Он улыбнулся ей в ответ.
– Может, объясните?
– Видите тех двоих? – Она кивком показала направо. – У пианино.
Питт незаметно взглянул туда, куда показывала Тиди. Маленький, полный, лысый, энергичный человек оживленно жестикулировал, что-то говоря в густую седую бороду, начинавшуюся в десяти дюймах от его носа. Борода принадлежала другому человеку, худому, степенному, с серебряными волосами, падавшими намного ниже воротника и придававшими ему вид гарвардского профессора. Питт снова повернулся к Тиди и пожал плечами.
– Ну и что?
– Вы их не узнаете?
– А должен?
– Видно, что вы не читаете светские обзоры в «Нью-Йорк таймс».
– Я читаю только «Плейбой».
Она с типично женским выражением «мужчины такие тупицы» посмотрела на него и сказала:
– Печально, что сын сенатора Соединенных Штатов не узнает двух богатейших людей планеты.
Питт прислушивался к Тиди краем уха. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить ее слова. Но, когда это произошло, он опять повернул голову и внимательно посмотрел на двоих мужчин, по-прежнему занятых разговором. Потом снова обернулся к Тиди и так стиснул ее руку, что она поморщилась.
Тиди удивленно округлила глаза.
– Толстый лысый – это Ханс фон Хуммель. Второй, почтенного вида, – Ф. Джеймс Келли.
– Возможно, вы ошиблись.
– Возможно… нет, я уверена. Я однажды видела Келли на приеме по случаю инаугурации президента.
– Осмотритесь. Может, еще кого узнаете?
Тиди оглядела гостиную в поисках знакомых лиц. И ее взгляд задерживался не раз, а трижды.
– Старик в необычных очках, сидящий на диване, – сэр Эрик Маркс. А привлекательная брюнетка рядом с ним – Дороти Хауард, английская актриса.
– Она нам не нужна. Сосредоточьтесь на мужчинах.
– Еще только один кажется мне знакомым. Он только что вошел и разговаривает с Кирсти Файри. Я абсолютно уверена, что это Джек Бойл, австралийский угольный магнат.
– Как вы стали таким корифеем в том, что касается миллионеров?
Тиди пожала плечами.
– Любимое занятие одиноких незамужних девушек. Никогда не знаешь, когда с ним встретишься, так что нужно быть постоянно готовой к такому случаю, даже если он воображаемый.
– На этот раз ваша мечта осуществилась.
– И я этого не понимаю.
– Я тоже. Только мне кажется, что это встреча клана.
Питт вывел Тиди на террасу, и они неторопливо отошли в угол, подальше от толпы. Питт смотрел, как небольшие группы гостей проходят в дорогие двустворчатые двери, замечал, как они глядят на него и отворачиваются – не в замешательстве, а скорее как ученые, наблюдающие эксперимент и обсуждающие его возможные результаты. У него появилось неприятное ощущение, что прийти к Рондхейму – ошибка. Питт как раз обдумывал возможность незаметно удалиться, как Кирсти Файри заметила их и подошла.
– Не хотите перейти в кабинет? Мы начинаем.
– Кто читает? – спросила Тиди.
Лицо Кирсти просветлело.
– Оскар, конечно.
– О боже, – прошептал Питт.
Он позволил Кирсти отвести себя в кабинет, как ягненка на заклание; Тиди шла следом.
К тому времени как они вошли в кабинет и нашли свободные плюшевые кресла среди расставленных полукругом у возвышения, он был почти полон. Конечно, это было слабое утешение, но Питт считал, что им повезло: они сидели в последнем ряду у выхода, что давало возможность со временем незаметно исчезнуть. Но тут эта надежда рассеялась: слуга затворил дверь и запер ее на засов.
Через несколько секунд тот же слуга повернул выключатель, свет померк и кабинет погрузился в полную тьму. На помост поднялась Кирсти; ее осветили два розовых прожектора, и она стала похожа на мраморную греческую богиню, стоящую на пьедестале в Лувре. Питт мысленно раздевал ее, пытаясь представить себе, как она выглядит без одежды. Он покосился на Тиди.
Ее восторженное лицо заставило его задуматься, не в том ли направлении развиваются и ее мысли. Питт поискал руку Тиди, нашел и крепко сжал пальцы. Тиди была так поглощена увиденным на помосте, что не заметила прикосновения Питта и не ответила на него.
Стоя неподвижно, купаясь во взглядах невидимой публики, Кирсти довольно улыбнулась с той уверенностью, какую способна испытывать лишь женщина, знающая, что она прекрасна.
Наклонив голову к замолкшим в темноте зрителям, Кирсти заговорила:
– Дамы и господа, уважаемые гости! Сегодня наш хозяин Оскар Рондхейм представит вам свою последнюю работу. Он прочтет ее на нашем родном исландском языке. Затем, поскольку большинство из вас понимает по-английски, он прочтет избранные стихотворения замечательного современного ирландского поэта Шона Мэги.
Питт повернулся и прошептал Тиди:
– Следовало подкрепиться по меньшей мере еще десятью чашками пунша.
Лица Тиди он не видел. Но в этом не было необходимости: она резко ткнула его локтем в ребра. Когда Питт опять повернулся к помосту, Кирсти исчезла и ее место занял Рондхейм.
Можно было бы сказать, что следующие полтора часа Питт терпел все муки проклятых. И это была бы неправда. Через пять минут после того, как Рондхейм начал монотонно читать длинную исландскую сагу, Питт крепко уснул, уверенный, что в темноте никто не заметит отсутствия его восхищения поэзией.
На Питта накатилась первая волна сна, и он в сотый раз увидел себя на берегу; он держал в руках голову доктора Ханневелла. Снова и снова он беспомощно смотрел, как в его глаза глядят пустые глаза Ханневелла; тот отчаянно пытался заговорить, сделать свои слова понятными.
Наконец он произнес три слова, как будто не имеющие смысла, облако заволокло усталое старое лицо, и Ханневелл умер.
В этом сне странным было не бесконечное его повторение, а то, что всякий раз что-то изменялось. Всякий раз как Ханневелл умирал, что-то происходило иначе. В одном сне дети, как и на самом деле, находились на берегу. В следующем их не было видно. Однажды над головой пролетел черный реактивный самолет, качнув в неожиданном приветствии крыльями. Однажды даже появился Сандекер, он стоял над Питтом и Ханневеллом, печально качая головой. Погода, очертания пляжа, цвет неба – все это от видения к видению менялось. И лишь одна подробность оставалась неизменной – последние слова Ханневелла.
Питта разбудили аплодисменты. Он смотрел в темноту, обалдело собираясь с мыслями.
Загорелся свет; Питт помигал, привыкая к нему.
Рондхейм по-прежнему стоял на помосте, самодовольно принимая рукоплескания. Он поднял руки, призывая к тишине.
– Как почти все вы знаете, мой любимый отдых – запоминать стихи. Без ложной скромности скажу, что мои познания в области поэзии чрезвычайно обширны. Сегодня я хотел бы поставить на кон свою репутацию и предложить любому из присутствующих прочитать первую строчку любого стихотворения, пришедшего ему в голову. Если я не смогу продолжить четверостишие или вообще прочесть стихотворение, я пожертвую пятьдесят тысяч долларов на любимую благотворительность этого гостя.
Он немного подождал, пока не стихли взбудораженные голоса.
– Начнем? Кто первым бросит вызов моей памяти?
Встал сэр Эрик Маркс.
– «Если твой друг-опекун или мать…» Попробуйте для начала, Оскар.
Рондхейм кивнул.
– Говоря тебе мерзостности намеренного расточительства: Отвергни их слова, презри их волнение и заботу; и в конце концов сможешь повеситься или утонуть! – Он помолчал, чтобы усилить впечатление. – «Двадцать и один» Сэмюэля Джонсона.
Маркс подтверждая кивнул:
– Совершенно верно!
Следующим встал Ф. Джеймс Келли.
– Попробуйте закончить и назвать автора. «Мне сны дарят отраду, мечта меня влечет…»
Рондхейм не пропустил ни такта:
– «Той, что в раю», написано Эдгаром Алланом По.
– Поздравляю, Оскар. – На Келли это явно произвело впечатление. – Первый класс!
Рондхейм осмотрел собравшихся; на его лице появилась улыбка, когда он увидел фигуру в последнем ряду.
– Хотите попытать счастья, майор Питт?
Питт серьезно посмотрел на Рондхейма.
– Я могу привести только три слова.
– Я принимаю вызов, – уверенно сказал Рондхейм. – Пожалуйста, прошу.
– Господь с тобой… – медленно произнес Питт, словно не веря в то, что может быть продолжение.
Рондхейм рассмеялся.
– Элементарно, майор. Вы любезно позволили мне процитировать мое любимое стихотворение. – Рондхейм не скрывал презрения: это почувствовали все присутствующие.
«Господь с тобой, моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты?» – «Моей стрелой
Убит был Альбатрос.
Вот солнце справа из волны
Восходит в вышину
Во мгле, и с левой стороны
Уходит в глубину.
И добрый южный ветер мчит,
Но умер Альбатрос,
Он не летит играть иль есть
На корабельный нос.
Я дело адское свершил,
То было дело зла.
Я слышал: „Птицу ты убил,
Что ветер принесла“». [23]23
Перевод Н. Гумилева.
[Закрыть]
Неожиданно Рондхейм умолк и с любопытством посмотрел на Питта.
– Нет необходимости продолжать. Всем присутствующим ясно, что вы попросили меня процитировать «Поэму о старом моряке» Сэмюэля Тейлора Кольриджа.
Питту неожиданно стало легче дышать. Свет в конце туннеля разгорался ярче. Теперь Питт знал то, чего не знал раньше. Еще не конец, но дело становится понятнее. Теперь он радовался, что выстрелил вслепую. Он получил неожиданный ответ. И загадка предсмертных слов Ханневелла больше никогда не будет тревожить его сны.
На его губах появилась довольная улыбка.
– Спасибо, мистер Рондхейм. У вас отличная память.
Что-то в тоне Питта встревожило Рондхейма.
– Спасибо за доставленное удовольствие.
Ему не понравилась улыбка Питта, совсем не понравилась.
