Текст книги "Айсберг"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В полной, напряженной тишине шли минуты. Наконец Питт понял, что готов заговорить. Но его голос оказался напряженным шепотом. «Почему шепотом?» – подумал он.

Ханневелл прощупывал лед в тридцати футах от него; русская подлодка неподвижно лежала на поверхности моря в четверти мили от айсберга. Наконец Питт (его голос по-прежнему звучал словно в тишине кафедрального собора) сумел привлечь внимание Ханневелла.

– Время выходит, док.

Ему все казалось, что его подслушают, хотя русские не могли бы услышать его слова, даже если бы он кричал во всю мочь.

– Я не слепой, – резко ответил Ханневелл. – Сколько еще времени до того, как они сюда доберутся?

– Им надо спустить на воду шлюпку и проплыть четыреста ярдов… минут пятнадцать-двадцать.

– Нельзя терять время, – нетерпеливо сказал Ханневелл.

– Что-нибудь есть?

– Ничего! – ответил Ханневелл. – Корабль, должно быть, вмерз глубже, чем я думал. – Он снова погрузил щуп в лед. – Он здесь, должен быть здесь. Корабль длиной сто двадцать пять футов не может просто исчезнуть.

– Береговая охрана не видела корабль-призрак?

Ханневелл помолчал, поправляя очки.

– Можно обмануть глаза ледового патруля, но не их радары.

Питт придвинулся к открытой дверце вертолета. Он посмотрел на Ханневелла, потом на лодку, а мгновение спустя уже всматривался в бинокль, разглядывая крошечные фигуры, выбиравшиеся из люков низко сидящей в воде субмарины и торопливо бежавшие по залитой водой палубе. Не прошло и трех минут, как была спущена шлюпка на шесть человек и в нее села группа людей с автоматами.

Над волнующейся синей водой разнесся характерный хлопок.

Этот звук заставил Питта решительно изменить собственную оценку времени.

– Они идут. Пятеро или шестеро; точно не скажу.

– Вооружены? – тревожно спросил Ханневелл.

– До зубов.

– Господи, молодой человек! – раздраженно крикнул Ханневелл. – Не стойте просто так и не зевайте! Помогите мне искать корабль.

– Забудьте о нем, – неторопливо ответил Питт. – Через пять минут они будут здесь.

– Пять минут? Вы сказали…

– Я не подумал, что в их шлюпке может быть навесной мотор.

Ханневелл потрясенно взглянул на субмарину.

– Как русские узнали о корабле? Откуда они могли узнать его координаты?

– Ну, это нетрудно, – ответил Питт. – Один из агентов КГБ в Вашингтоне, несомненно, раздобыл отчет береговой охраны о находке, едва ли отнесенный к совершенно секретным, и все их корабли-шпионы и подводные лодки в этом районе Атлантики получили приказ обыскивать ледяные поля. Простое совпадение – неудачное для нас, но счастливое для них, – что мы нашли айсберг одновременно.

– Похоже на игру в мяч, – мрачно сказал Ханневелл. – Только мы продули, а они выиграли. Черт возьми, если бы мы нашли корабль, то могли бы уничтожить его термитными бомбами, чтобы он не попал в руки русских.

– Добычу получает победитель, – сказал Питт. – Весь миллион тонн лучшего, чистейшего подлинного гренландского льда во всем Атлантическом океане.

Ханневелл удивился, но ничего не сказал. Явное равнодушие Питта не вязалось с происходящим.

– Скажите, док, – продолжал Питт. – Какое сегодня число?

– Число? – ошеломленно переспросил Ханневелл. – Двадцать восьмое марта, среда.

– Рано, – сказал Питт. – До первого апреля еще целых три дня.

Ответ Ханневелла прозвучал жестко:

– Сейчас не время для легкомысленных шуток.

– Почему? Кто-то чрезвычайно хитроумно разыграл и нас, и вот тех шутов. – Питт показал на быстро приближающуюся группу высадки. – Вы, я, русские дружно становимся величайшим посмешищем в истории Северной Атлантики. И кульминация наступит в тот момент, когда мы узнаем, что никакого корабля в айсберге нет. – Он помолчал и выпустил струю дыма. – И кстати, никогда не было.

На лице Ханневелла отразились и полнейшее недоумение, и зарождающаяся надежда.

– Продолжайте, – попросил он.

– Мало того, что его засек радар, – экипаж патрульного самолета доложил, что видел очертания корабля во льду. Но мы перед посадкой ничего не видели. Это само по себе не имеет смысла. Патрульный самолет летел со скоростью примерно двести миль в час; наши шансы заметить корабль с парящего вертолета гораздо выше.

Ханневелл задумался. Он как будто взвешивал слова Питта.

– Не совсем понимаю, на что вы намекаете. – Потом он улыбнулся и снова стал прежним, бодрым и жизнерадостным. – Но начинаю привыкать к вашему способу рассуждать, у вас что-то припрятано в рукаве.

– Никакого волшебства. Вы сами сказали, что с учетом законов течения и дрейфа айсберг должен быть юго-западнее, в девяноста милях отсюда.

– Это верно. – Ханневелл с новым уважением посмотрел на Питта. – Что же в таком случае у вас на уме?

– Не что, а кто, док. Кто-то сознательно уводит нас на напрасные поиски. Кто-то убрал красную краску с айсберга, в котором заключен корабль, и выкрасил другой айсберг в девяноста милях от первого.

– Ну конечно, айсберг, над которым мы пролетели несколько часов назад. Тот же размер, форма и вес, но никакой краски.

– Вот где мы найдем наш загадочный погибший корабль, – сказал Питт. – Точно там, где он должен быть по вашим расчетам.

– Но кто играет в эти игры? – задумчиво спросил Ханневелл. – Очевидно, не русские: они обманулись, как и мы.

– Сейчас это не имеет значения, – ответил Питт. – Важно побыстрей распрощаться с этим плавучим ледяным дворцом и улететь. Наши незваные гости прибыли. – Он кивнул в сторону подножия айсберга. – Или вы этого не заметили?

Ханневелл действительно не заметил. Зато увидел теперь. Первая группа подводников выбралась на айсберг и осторожно шла по краю льда к Питту и Ханневеллу. Все были в темной русской морской форме и вооружены. Даже за сто ярдов Питт безошибочно узнал людей, хорошо знающих, что им предстоит.

Он небрежно забрался в кабину вертолета, повернул ключ зажигания и нажал на стартер. Не успели винты сделать первый оборот, как Ханневелл благополучно занял второе сиденье и застегнул ремни.

Перед тем как захлопнуть дверцу, Питт высунулся из кабины, сложил рупором ладони и крикнул приближающимся русским:

– Счастливо оставаться, только не забудьте убрать за собой мусор!

Офицер, ведущий группу с подводной лодки, прислушался, но потом недоуменно пожал плечами. Он был уверен, что Питт не станет ради него кричать по-русски. Но, как бы обозначая свои мирные намерения, офицер опустил автомат и козырнул. Питт и Ханневелл отказались от временного владения айсбергом и поднялись в сверкающее голубое небо.

Питт не торопился и на минимальной скорости в течение пятнадцати минут летел на север. Потом, когда они стали невидимы для радаров подводной лодки, заложил широкий вираж на юго-запад, и в одиннадцать пятнадцать они нашли то, что искали.

Опускаясь на ледяной гигант, Питт и Ханневелл испытывали странное ощущение пустоты. Не потому, что кончились долгие часы неопределенности и время, отведенное коммандером Коски, почти истекло, – действовал сам вид погибшего корабля.

Ни один человек никогда не видел ничего подобного.

Вокруг айсберга царили ужасающие одиночество и запустение, словно они очутились не на Земле, а на какой-то далекой, мертвой планете. Только лучи солнца нарушали это ощущение безжизненности; проникая сквозь лед, они искажали очертания корпуса и надстройки судна, превращая их в постоянно меняющиеся призрачные тени. Зрелище было настолько неправдоподобное, что Питт с трудом признавал его реальность. Работая у приборов управления, осторожно опуская вертолет на лед, он ждал, что в любой миг заключенный в ледяной покров корабль вот-вот исчезнет.

Питт постарался сесть на плоскую площадку у края айсберга, но угол наклона льда оказался слишком велик; пришлось сажать машину непосредственно над кораблем. Ханневелл выпрыгнул из кабины еще до того, как посадочные салазки коснулись льда, и принялся шагами измерять длину судна. Питт присоединился к нему.

– Странно, – сказал Ханневелл, – очень странно. Из льда ничего не торчит. Даже мачты и антенна радара подо льдом.

Питт достал из кармана летной куртки носовой платок и высморкался. Потом принюхался.

– Не чуете ничего необычного, док?

Ханневелл наклонил голову и шумно потянул носом.

– Есть какой-то запах. Но слишком слабый, чтобы я мог его определить.

– Вращаетесь не в тех кругах, – с улыбкой заметил Питт. – Если бы чаще выходили из лаборатории и знакомились с жизнью, узнали бы явственное амбре горелого мусора.

– Откуда оно исходит?

Питт кивком показал на корабль у них под ногами.

– Откуда же, как не снизу?

Ханневелл покачал головой.

– Это невозможно. Научно установлено: нельзя снаружи почувствовать запах органического вещества, находящегося внутри ледяного куба.

– Старые истины никогда не лгут. – Полуденное солнце начало побеждать холод, и Питт расстегнул молнию куртки. – Должно быть, во льду есть трещины.

– У некоторых и носы всезнайки, – ядовито сказал Ханневелл. – Предлагаю вам перестать играть в гончего пса и разместить термитные заряды. Единственный способ добраться до корабля – растопить ледяной покров.

– Это рискованно.

– Доверьтесь мне, – уверенно сказал Ханневелл. – Я не собираюсь расколоть льдину и при этом угробить корабль, вертолет и нас самих. Начнем с небольших зарядов и будем пробиваться в глубину постепенно.

– Я думал не об айсберге. Я думал о несчастном корабле. Весьма вероятно, что топливные баки разорвало и дизельное топливо разлилось по всему корпусу. Если мы допустим ошибку в расчетах и подожжем хотя бы каплю, корабль вспыхнет.

Ханневелл топнул по твердому льду.

– Как же вы собираетесь пробиться через это? С помощью ледоруба?

– Доктор Ханневелл, – спокойно сказал Питт. – Не стану оспаривать тот факт, что ваше имя широко известно благодаря вашему уму суперисследователя. Однако, как большинству очень умных людей, вам не хватает той же глубины в обыденном, повседневном. Термитные заряды, ледорубы, говорите вы. К чему создавать сложные, требующие усилий схемы, когда можно использовать старинный способ «сезам, откройся»?

– Вы стоите на ледниковом льду, – напомнил Ханневелл. – Он очень твердый и прочный. Через него не пройти.

– Простите, дружище, но вы глубоко ошибаетесь, – сказал Питт.

Ханневелл подозрительно посмотрел на него.

– Докажите.

– Я хочу сказать, что работу за нас уже проделали. Наш Макиавелли и его веселые помощники, очевидно, побывали здесь до нас. – Он сделал театральный жест. – Смотрите.

Ханневелл вопросительно приподнял брови и посмотрел наверх, на широкий и крутой ледяной склон. У внешних краев и у основания, в нескольких ярдах от того места, где стояли Питт и Ханневелл, лед был гладким и ровным. Но от вершины до середины склона он был в ямках, как обратная сторона Луны.

– Что ж, – сказал Ханневелл, – действительно, похоже, кто-то приложил массу усилий, чтобы убрать красную краску, оставленную патрульным самолетом. – Он долго молча смотрел на ледяную вершину, потом снова повернулся к Питту. – Зачем понадобилось убирать краску вручную, когда это легко было сделать взрывчаткой?

– Не знаю, – сказал Питт. – Может, боялись расколоть айсберг, а может, просто не было взрывчатки. Кто знает? Но ставлю месячное жалованье на то, что наши умные парни не только обрубали лед. Они определенно нашли проход к кораблю.

– Значит, остается только отыскать указатель «Вход здесь», – саркастически сказал Ханневелл. Он не привык к тому, что кто-нибудь делал более удачные предположения, чем он; выражение лица ясно показывало, что ему это не нравится.

– Слабое место во льду подошло бы.

– Вероятно, – сказал Ханневелл, – вы намекаете на то, что вход в туннель замаскирован.

– Такая мысль приходила мне в голову.

Доктор поверх очков посмотрел на Питта.

– Ну так за дело! Если мы не перестанем спорить, я рискую отморозить мошонку.

Оказалось, что в конечном счете задача не такая уж трудная, хотя и не такая легкая, как полагал Питт.

Непредвиденное произошло, когда Ханневелл поскользнулся и беспомощно заскользил к краю выступа, круто обрывавшегося в ледяное море. Он упал, отчаянно цепляясь за твердую поверхность льда, срывая ногти.

Ему удалось на мгновение затормозить, но это не помогло. Он упал так неожиданно, что, лишь оказавшись на самом краю тридцатифутовой пропасти, позвал на помощь.

Питт старательно убирал кусок льда, когда услышал крик. Он повернулся, увидел отчаянное скольжение Ханневелла, мгновенно представил себе, что невозможно будет спасти доктора, если тот упадет в ледяную воду, одним быстрым движением сорвал летную куртку и ногами вперед прыгнул со склона, нелепо задрав ступни.

Охваченному паникой Ханневеллу поступок Питта показался безумным.

– О боже, нет, нет! – закричал он.

Но он мог только смотреть, как Питт несется к нему, точно санки-боб. Останься Питт на айсберге, подумал Ханневелл, еще был бы шанс. А теперь оба они погибнут в ледяной воде. В голове мелькнули слова коммандера Коски: двадцать пять минут – столько человек живет в воде при температуре в семь градусов. За это время им ни за что не подняться на крутые склоны айсберга.

Будь у него время подумать, Питт, несомненно, согласился бы с Ханневеллом: он поистине походил на сумасшедшего, когда скользил по льду, задрав ноги выше головы. Внезапно, когда до столкновения с Ханневеллом уже было «ногой подать», Питт опустил ноги так сильно и быстро, что даже в этом отчаянном положении поморщился от боли: пятки вонзились в лед, ненадежно впились в него, но Питт – с таким ощущением, будто рвутся все мышцы, – остановился. И, повинуясь инстинкту, бросил Ханневеллу рукав своей куртки.

До смерти перепуганного ученого не понадобилось уговаривать. Он схватил нейлоновую ткань, отчаянно сжал и повис; он висел целую минуту, дожидаясь, чтобы сердце вернулось почти к нормальному ритму. Со страхом посмотрел в сторону и увидел то, чего не зафиксировали остальные чувства: край ледяного обрыва упирался ему в живот в районе пупка.

– Когда придете в себя, – спокойно, но с заметным напряжением сказал Питт, – попытайтесь подтянуться ко мне.

Ханневелл покачал головой.

– Не могу, – хрипло сказал он. – Могу только держаться.

– Опору для ног можете найти?

Ханневелл не ответил. Только снова покачал головой.

Питт пригнулся к своим вытянутым ногам и крепче взялся за куртку.

– Мы остановились благодаря каблукам из твердой резины, но без стальных подков. Лед вскоре может обломиться вокруг них. – Он улыбнулся Ханневеллу. – Не делайте резких движений. Сейчас вытащу вас на край обрыва.

На этот раз Ханневелл кивнул. Живот у него ныл, кончики израненных пальцев болели, на покрытом потом лице были написаны ужас и боль. Только одно проникало в его окутанный ужасом мозг: решительность во взгляде Питта. Ханневелл смотрел на это спокойное лицо и чувствовал, что внутренняя сила и уверенность Питта находят отклик в его испуганном сознании.

– Хватит улыбаться, черт побери, – сказал он, – начинайте наконец тащить.

Осторожно, дюйм за дюймом, Питт начал вытаскивать Ханневелла. Прошло шестьдесят мучительных секунд, прежде чем голова Ханневелла оказалась между колен Питта. Тогда Питт по очереди разжал руки, выпуская куртку, и подхватил Ханневелла под мышки.

– Это была легкая часть, – сказал он. – Теперь предстоит потрудиться вам.

Руки Ханневелла освободились, и он вытер рукавом мокрое лицо.

– Не могу ничего обещать.

– Измерительный циркуль с вами?

Несколько мгновений на лице Ханневелла было недоумение.

Потом он кивнул.

– В нагрудном кармане.

– Хорошо, – сказал Питт. – Теперь переберитесь через меня и вытянитесь во весь рост. Когда ваши ступни окажутся на моих плечах, вонзите циркуль в лед.

– Питон! – неожиданно понял Ханневелл. – Вы чрезвычайно изобретательны, майор.

Ханневелл полз по лежащему Питту. Он пыхтел, как локомотив, поднимающийся на скалистые горы, но сумел справиться. Потом – Питт прочно держал его за лодыжки – Ханневелл достал циркуль, которым обычно измерял расстояние на карте, и глубоко вонзил в лед.

– Готово, – выдохнул он.

– Теперь повторим, – сказал Питт. – Держаться можете?

– Только побыстрей, – ответил Ханневелл. – У меня руки почти отнялись.

Осторожно, на всякий случай упираясь одной пяткой в лед, Питт проверил, насколько надежно выдерживают его вес ноги Ханневелла. Циркуль держал хорошо. Двигаясь быстро и гибко, как кошка, Питт прополз мимо Ханневелла, почувствовал, как его руки нащупывают край, за которым склон выравнивается, и выбрался на безопасное место. И не стал тратить ни секунды. Ханневеллу показалось, что в тот же миг Питт бросил ему из вертолета нейлоновый шнур. Полминуты спустя бледный и усталый океанограф сидел на льду у ног Питта.

Ханневелл с облегчением вздохнул и посмотрел Питту в лицо.

– Знаете, что я прежде всего сделаю, когда мы вернемся к цивилизации?

– Да, – с улыбкой ответил Питт. – Закажете мне лучший обед в Рейкьявике, скупите столько спиртного, сколько я смогу выпить, и представите меня чувственной грудастой исландской нимфоманке.

– Обед и выпивка за мной – я перед вами в долгу. А вот нимфоманку обещать не могу. Я так давно не имел дела с женскими чарами, что, боюсь, утратил навык.

Питт рассмеялся, стиснул плечо Ханневелла и помог ему встать.

– Не печальтесь, старый друг. Девушки – моя сфера. – Он неожиданно смолк, потом резко сказал: – У вас руки выглядят так, словно вы держали их на точильном камне.

Ханневелл поднял руки и равнодушно посмотрел на окровавленные пальцы.

– На самом деле все не так плохо. Немного обеззараживающего, маникюр – и они будут как новые.

– Идемте, – сказал Питт. – В вертолете есть аптечка. Займусь вашими пальцами.

Немного погодя, когда Питт затянул последний бинт, Ханневелл спросил:

– До того как я поскользнулся, вы нашли признаки туннеля?

– Хитрая работа, – ответил Питт. – Вся окружность в наледи, так, чтобы ничем не отличаться от остального льда. Если бы кто-то не проявил небрежность и не оставил маленькую зарубку для рук, я бы прошел мимо и ничего не заметил.

Ханневелл неожиданно помрачнел.

– Проклятый айсберг, – угрюмо сказал он. – Клянусь, он питает к нам личную вражду.

Он согнул пальцы и принялся разглядывать восемь маленьких повязок. В глазах светилось напряжение, лицо выглядело усталым.

Питт подошел и поднял круглый кусок льда диаметром три фута, открыв дыру, едва способную пропустить человека.

Он отвернулся. Из отверстия потянуло горелыми краской, тканью и горючим с примесью запаха обожженного металла.

– Это доказывает, что я способен ощутить запах сквозь лед, – сказал Питт.

– Да, ваш нос испытание выдержал, – с улыбкой сказал Ханневелл. – Но вот ваша теория термитных зарядов провалилась. Там, внизу, всего лишь обгоревший корпус. – Он помолчал и взглядом ученого посмотрел на Питта поверх очков. – Мы могли бы до следующего лета взрывать заряды без ущерба для этой развалины.

Питт пожал плечами.

– Бывают и проигрыши. – Он передал Ханневеллу запасной фонарик. – Я пойду первым. Дайте мне пять минут, потом идите за мной.

Питт приготовился войти в туннель, а Ханневелл присел у края.

– Две минуты. Даю вам две минуты, не больше. Потом иду за вами.

Туннель, освещенный солнцем сверху, сквозь лед, уходил вниз на двадцать футов под углом тридцать градусов и заканчивался возле почерневших обожженных стальных плит корабельного корпуса.

К этому времени вонь стала такой сильной, что Питт с трудом дышал. Отгоняя едкий запах, он подобрался на фут к обожженному металлу и обнаружил, что туннель поворачивает и десять футов идет параллельно корпусу, заканчиваясь у открытого люка, сильно погнутого и покореженного. Можно было только догадываться, при какой температуре это произошло.

Пройдя в люк, Питт выпрямился и стал водить лучом фонарика, освещая обожженные стены. Определить назначение этого помещения было невозможно. Страшный жар опустошил каждый квадратный дюйм. Питт внезапно ощутил страх перед неизвестным. Несколько минут он стоял неподвижно, стараясь справиться с чувствами, потом, переступая через обломки, пошел к выходу в туннель и фонариком посветил в темноту перед собой.

Фонарик высветил длинную лестницу вниз. Коридор был пуст, если не считать остатков сгоревшего ковра. Странной была тишина. Ни скрипа листов корпуса, ни гудения двигателей, ни плеска воды в обросшие ракушками борта – ничего. Только полное безмолвие пустоты.

Питт помешкал у входа; у него появилась даже не мысль, а убеждение, что в планы адмирала Сандекера вкралась какая-то ужасная, чудовищная ошибка. Этого они никак не ожидали.

В проходе появился Ханневелл и присоединился к нему. Он стоял рядом с Питтом, глядя на почерневшие стены, на изуродованный и кристаллизовавшийся металл, на расплавленные петли, на которых когда-то висела деревянная дверь. Он устало прислонился к косяку, полузакрыв глаза, словно приходил в себя после транса.

– Мы найдем очень мало полезного для себя.

– Мы ничего не найдем, – решительно отозвался Питт. – То, что оставил огонь, несомненно подобрали наши неизвестные друзья. – И, словно подчеркивая свои слова, провел лучом фонарика по палубе, осветив несколько перекрывающих друг друга отпечатков на саже, ведущих от двери и к двери. – Посмотрим, что им было нужно.

Они пошли по коридору, переступая через обломки и пепел на полу, и вошли в соседнее помещение. Здесь находилась радиорубка.

Большинство обломков нельзя было узнать. Мебель превратилась в обожженные деревяшки, радиооборудование – в массу расплавленного металла и затвердевшего припоя.

Обоняние к этому времени адаптировалось к зловонию и окружавшей их гари, но к виду отвратительной, уродливой фигуры на палубе они не были готовы.

– Милостивый боже! – ахнул Ханневелл. Он выронил фонарик, тот покатился по палубе и остановился возле изуродованных остатков головы, осветив череп и зубы, очищенные от сгоревшей плоти.

– Не завидую его смерти, – сказал Питт.

Ужасное зрелище оказалось для Ханневелла чересчур. Он с трудом выбрался в коридор, и его вырвало. А когда вернулся, то выглядел так, словно сам только что выбрался из могилы.

– Простите, – смущенно сказал он. – Никогда раньше не видел сгоревшие трупы. Не представлял себе, как они выглядят, да и не думал об этом. Не очень приятное зрелище, верно?

– Приятных трупов не бывает, – сказал Питт. Его самого начинало тошнить. – Если эта груда на палубе указывает на то, что нас ждет, мы найдем еще четырнадцать таких же.

Поморщившись, Ханневелл наклонился и подобрал фонарик. Потом достал из кармана блокнот, направил на него свет и перевернул несколько страниц.

– Да, вы правы. На корабле было шесть членов экипажа и девять пассажиров, всего пятнадцать человек. – Он отыскал еще одну страницу. – Этот бедняга, должно быть, радист Свендборг – Густав Свендборг.

– Может, да, а может, нет. Точно мог бы сказать только его дантист.

Питт смотрел на то, что когда-то было живым, дышащим человеком из плоти и крови, и пытался представить себе, каков был его конец. Стена красно-оранжевого пламени, как из печи, короткий нечеловеческий крик, обжигающий болезненный шок, мгновенно доводящий до безумия, переплетенные в танце смерти руки и ноги.

Смерть в огне, когда последние мгновения проходят в неописуемой боли, – ее боятся все люди и животные.

Питт наклонился и стал внимательнее разглядывать тело. Глаза его сощурились, губы поджались. Он словно наглядно представлял себе эту смерть. Сгоревшее тело свернулось в позиции зародыша, подтянув колени к подбородку и плотно прижав согнутые руки к бокам, и съежилось под действием страшной температуры. Но внимание Питта привлекло нечто иное. Он направил луч фонарика на пол и осветил изогнутые стальные ножки кресла радиста, торчащие из-под изуродованных останков.

Ханневелл с лицом, окончательно утратившим естественный цвет, спросил:

– Вы нашли что-то интересное в этой отвратительной фигуре?

– Посмотрите, – ответил Питт. – Похоже, бедный Густав сидел, когда умер. Его кресло сгорело буквально под ним.

Ханневелл ничего не сказал, только вопросительно посмотрел на Питта.

– Вам не кажется странным, – продолжал Питт, – что человек спокойно погиб в огне, не пробуя вскочить или убежать?

– В этом нет ничего странного, – с каменным лицом ответил Ханневелл. – Огонь охватил его, когда он сидел за передатчиком и посылал сигнал SOS.

Он закашлялся, борясь со рвотой.

– Господи, от наших предположений ему ни жарко, ни холодно. Пойдем отсюда. Поищем остальных членов экипажа, пока я еще в состоянии ходить.

Питт кивнул, повернулся и вышел за дверь. Они с Ханневеллом двинулись в глубь корабля. Машинное отделение, камбуз, кают-компания – везде им открывалась такая же картина смерти, что и в радиорубке. К тому времени как в рулевой рубке обнаружились тринадцатое и четырнадцатое тела, желудок Ханневелла постепенно вновь успокоился. Ханневелл все время заглядывал в свой блокнот и делал пометки карандашом. Наконец осталось неподчеркнутым только одно имя.

– Все, – сказал он, захлопнув блокнот. – Мы нашли всех, кроме того, за кем пришли.

Питт закурил сигарету, выпустил струю голубого дыма и как будто ненадолго задумался.

– Все они обгорели до неузнаваемости, так что он может быть одним из них.

– Нет, – уверенно возразил Ханневелл. – Опознать тело было бы легко, по крайней мере мне. – Он помолчал. – Понимаете, я слишком хорошо знаю нашу добычу.

Питт приподнял брови.

– Нет, не понимаю.

– Вообще-то это не секрет. – Ханневелл принялся протирать стекла очков носовым платком. – Человек, ради поисков которого мы лгали, строили планы и рисковали жизнью, шесть лет назад посещал один из моих курсов в Океанографическом институте. Талантливый человек. – Он показал на два обгоревших трупа на полу. – Жаль, что он так кончил.

– Почему вы так уверены, что смогли бы отличить его от остальных? – спросил Питт.

– По кольцам. У него была страсть к кольцам. Он носил их на всех пальцах, кроме больших.

– Точное опознание по кольцам невозможно.

Ханневелл улыбнулся уголками губ.

– И еще на левой ноге у него не хватало мизинца. Это подойдет?

– Пожалуй, – задумчиво ответил Питт. – Но мы не нашли труп с такими признаками. А обыскали уже весь корабль.

– Не совсем. – Ханневелл достал из блокнота листок бумаги и развернул его в луче фонарика. – Это схематический план корабля. Я сделал копию чертежа из морского архива. – Он показал на смятый листок. – Посмотрите сюда. Сразу за штурманской рубкой узкая лестница под фальшивой трубой ведет в небольшое помещение. Тут единственный вход в него.

Питт изучал простой рисунок. Потом повернулся и вышел из штурманской рубки.

– Да, отверстие на месте. Лестница сгорела, но то, что осталось, выдержит наш вес.

В изолированном помещении в центре корабля не было даже иллюминаторов и потому оно пострадало больше прочих: стальные плиты стен вздулись и отслоились, как листы обоев. Казалось, в помещении пусто. После пожара не осталось ничего похожего на мебель. Питт наклонился, разглядывая золу в поисках тела, когда Ханневелл окликнул его.

– Здесь! – Он опустился на колени. – В углу.

Ханневелл направил луч на останки – на то, что когда-то было человеком, а теперь представляло собой едва различимую груду обожженных костей. Можно было узнать только часть челюсти и таз. Низко наклонившись, Ханневелл стряхнул с останков пепел.

А когда встал, в руках у него было несколько кусочков оплавленного металла.

– Возможно, это не окончательное доказательство. Но лучшего у нас не будет.

Питт взял кусочки и поднес к свету.

– Я хорошо помню кольца, – сказал Ханневелл. – Оправы прекрасной ручной работы и украшены множеством полудрагоценных камней, которые встречаются в Исландии. Каждый камень вырезан в виде изображения древнего северного бога.

– Впечатляет, но слишком кричаще, – сказал Питт.

– Для вас, чужака, может быть, – спокойно возразил Ханневелл. – Но знай вы его…

Он умолк.

Питт задумчиво смотрел на Ханневелла.

– Вы всегда так привязываетесь к своим студентам?

– Гений, авантюрист, ученый, легенда, обладатель десятого по величине состояния в мире еще до того, как ему исполнилось двадцать пять лет. Добрый и мягкий человек, которого совершенно не изменили слава и богатство. Да, можно сказать, что сентиментальная привязанность к Кристиану Файри переросла в дружбу.

Странно, подумал Питт. Ученый упомянул имя Файри впервые с тех пор, как они вылетели из Вашингтона. И произнес это имя вполголоса, почти благоговейно. Питт вспомнил, что так же говорил об исландце адмирал Сандекер.

Но сам Питт, стоя над обожженными останками, нисколько не благоговел перед тем, кто еще недавно был одной из влиятельнейших фигур в международной экономике и финансах. Он смотрел на останки и просто не мог связать пепел у своих ног с человеком из плоти, которого газеты всего мира называли высшим воплощением путешественника-интеллектуала… Может быть, будь он лично знаком со знаменитым Кристианом Файри, сейчас Питт испытывал бы те или иные чувства. Впрочем, Питт в этом сомневался. Он совсем не был впечатлителен. Сними с величайшего человека одежду, говорил ему отец, и увидишь чрезвычайно смущенное, голое и беззащитное животное.

Питт некоторое время смотрел на оплавленные куски металла, потом вернул их Ханневеллу и тут услышал слабые звуки движения на палубе. Он замер и внимательно прислушался.

Но звук наверху, в темноте за люком, затих. Было что-то зловещее в тишине, окутавшей опустошенную каюту – возникало ощущение, что кто-то наблюдает за каждым их движением, слушает каждое их слово. Питт приготовился защищаться, но опоздал. Сверху вниз на лестницу ударил мощный луч, на мгновение ослепив его.

– Грабите мертвых, джентльмены? Клянусь Господом, я верю, что вы двое на все способны.

Лицо скрывалось за лучом, но голос определенно принадлежал коммандеру Коски.