Текст книги "Айсберг"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Питт позволил собравшимся целых десять секунд усваивать его слова; сам он невозмутимо сидел в кресле, держа в одной руке сигарету, в другой стакан с бренди – воплощение расслабленности и скуки. Другое дело Рондхейм и остальные члены «Хермит лимитед». На их лицах было такое выражение, словно каждый вернулся домой и застал свою жену в постели с другим. Глаза Келли расширились, он словно перестал дышать. Но постепенно взял себя в руки и превратился в спокойного дельца, который молчит, пока не подберет нужные слова.

– В ваших компьютерах, должно быть, что-то перегорело, – продолжал Питт. – Мы с адмиралом Сандекером с самого начала следили за доктором Ханневеллом, – солгал Питт, зная, что Келли и Рондхейм не могут его опровергнуть. – Как и почему, вас не должно интересовать.

– Ошибаетесь, майор, – нетерпеливо сказал Келли. – Это нас как раз очень интересует.

Питт глубоко вдохнул и очертя голову ринулся в бой.

– Первый намек мы получили, когда был спасен доктор Лен Матаджик…

– Нет! Этого не может быть! – выдохнул Рондхейм.

Питт про себя поблагодарил Сандекера за дикий план воскрешения призраков Матаджика и О’Рейли. Ему преподнесли шанс на блюдечке с золотой каемкой, и он не видел причины не воспользоваться им, чтобы потянуть время.

– Возьмите телефон и попросите заморского оператора соединить вас с палатой 409 больницы Уолтера Рида в Вашингтоне. Просите частный разговор, так запрос пройдет быстрее.

– Незачем, – сказал Келли. – У меня нет оснований вам не верить.

– Как хотите, – беззаботно ответил Питт. Он старался сохранить серьезность, чтобы успешно блефовать и дальше. – Продолжу: когда доктора Матаджика спасли, он подробно описал «Лакс» и его экипаж. Его ни на минуту не обманули изменения в надстройке корабля. Но, конечно, вы и сами все это знаете. Ваши люди перехватили его сообщение адмиралу Сандекеру.

– И что дальше?

– А вы не понимаете? Остальное – вопрос простой дедукции. Благодаря описанию Матаджика удалось без особого труда определить, где побывал корабль со времени исчезновения с Кристианом Файри на борту до появления у айсберга, где разместил свою исследовательскую станцию доктор Матаджик. – Питт улыбнулся. – Благодаря его наблюдательности – загар экипажа не мог говорить о рыбной ловле в Северной Атлантике – адмирал Сандекер сумел установить курс «Лакса» вдоль побережья Южной Америки. Тогда он и начал подозревать доктора Ханневелла.

Теперь, оглядываясь на прошлое, я нахожу адмирала очень проницательным.

– Вы исключительно хорошо информированы, – сухо сказал Келли. – Но вряд ли все это доказательства.

Питт ступил на скользкую почву. До сих пор он избегал упоминать Национальное разведывательное агентство в связи с «Хермит лимитед». Но у Келли надо было как-то выудить новую информацию. Пора, улыбаясь про себя, подумал Питт, надо сказать правду.

– Доказательства? Слова умирающего. Прямо из его уст. Речь идет о самом докторе Ханневелле.

– Я в это не верю.

– Прежде чем умереть у меня на руках, он сказал: «Господь с тобой…»

– О чем вы? – крикнул Рондхейм. – Чего вы пытаетесь добиться?

– Я хотел поблагодарить вас за это, Оскар, – холодно ответил Питт. – Ханневелл знал, кто его убийца, точнее, кто отдал приказ его убить. Он пытался процитировать стихи из «Поэмы о старом моряке». Там ведь все это есть. Вы сами процитировали:

 
«Как смотришь ты? – Моей стрелой
Убит был Альбатрос».
 

Ваш логотип, Оскар, – красный альбатрос. Вот что имел в виду доктор Ханневелл. «Птицу ты убил, что ветер принесла». Вы убили человека, который помогал вам исследовать дно моря. – Питт чувствовал себя дерзко и уверенно; тепло от бренди расходилось по всему телу. – Не могу сравниться с вами и цитировать все стихотворение наизусть, но, если память мне не изменяет, Старый Моряк и его призрачный экипаж в конце концов встретили отшельника [24]24
  По-английски отшельник – hermit, «хермит».


[Закрыть]– вот вам еще одна увязка. Да, там, в этом стихотворении, все. Ханневелл перед смертью показал на вас пальцем. Оскар, встаньте и признайте себя виновным.

– Вы пустили стрелу в верном направлении, майор Питт. – Келли разглядывал дым своей сигары. – Но прицелились не в того человека. Приказ убить доктора Ханневелла отдал я. Оскар его просто выполнил.

– Зачем?

– У доктора Ханневелла появились сомнения относительно методов «Хермит лимитед» вести дела – очень старомодные сомнения, на самом деле: не убий и все прочее. Он грозил разоблачить нас, если мы не закроем отдел устранения. Но это условие невозможно выполнить, если мы хотим добиться успеха. Следовательно, доктора Ханневелла следовало убрать из фирмы.

– Еще один деловой принцип, разумеется.

Келли улыбнулся.

– Совершенно верно.

– А меня следовало укокошить, потому что я свидетель, – сказал Питт, как бы отвечая на вопрос.

Келли просто кивнул.

– А как же подводный зонд? – спросил Питт. – Со смертью Ханневелла и Файри курочка, которая несла золотые яйца, сдохла. Кто построит прибор второго поколения?

Во взгляде Келли снова появилась уверенность.

– Никто, – негромко ответил он. – Но это и не нужно. Видите ли, вся необходимая информация есть в наших компьютерах. При соответствующем анализе данных мы в течение девяноста дней получим действующую модель зонда.

Несколько мгновений Питт стоял молча: это неожиданное откровение застигло его врасплох. Но он быстро справился с удивлением, вызванным словами Келли. Бренди начинало действовать на него, но мозг по-прежнему работал как хорошо отлаженный генератор.

– Значит, Ханневелл перестал быть вам полезным. Ваш обрабатывающий данные компьютерный мозг узнал тайну производства кельтиния-279.

– Поздравляю, майор Питт. Поразительная проницательность. – Келли нетерпеливо взглянул на часы и кивнул Рондхейму. Потом обернулся и сказал: – Прошу прошения, джентльмены, но время вышло. Прием окончен.

– Как ты намерен поступить с нами, Джеймс? – Глаза Сэма впились в Келли: миллиардер отвернулся, избегая этого взгляда. – Очевидно, ты раскрыл нам свои тайны, отвечая любезностью на любезность. Очевидно также, что ты не позволишь никому из тех, кто узнал твои тайны, выйти из этого дома.

– Верно. – Келли посмотрел на мужчину, стоявшего по ту сторону камина. – Никому из вас нельзя позволить рассказывать о том, что вы сегодня узнали.

– Но почему? – философски спросил старик Сэм. – Зачем было откровенничать перед нами и тем самым подписывать нам смертный приговор?

Келли устало потер глаза и развалился в большом мягком кресле.

– Момент истины. Развязка. – Он печально осматривал лица собравшихся в комнате. Все были бледны от глубокого потрясения и недоверия. – Сейчас одиннадцать. Ровно через сорок два часа десять минут «Хермит лимитед» откроет двери клиентам. Двадцать четыре часа спустя мы уже будем вести дела своего первого клиента, или первого государства, если предпочитаете. Для того чтобы сделать это историческое событие как можно менее заметным, нужно отвлечь внимание общественности. Катастрофой, которая будет на первых полосах газет по всему миру и вызовет озабоченность руководителей государств, тогда как мы практически незаметно будем вести свои дела.

– И отвлекать будем мы, – сказал высокий седовласый мужчина с серьезными глазами.

Келли очень долго смотрел на него, ни слова не говоря, потом просто подтвердил:

– Да.

– Невинные жертвы техногенной катастрофы, и все ради заголовков. Боже, это варварство!

– Да, – подтвердил Келли, – но необходимое. Все вы, каждый по-своему, очень значительные люди для своих стран. Вы представляете промышленность, правительства и науку пяти различных государств. Ваша общую гибель будут рассматривать как мировую трагедию.

– Это какой-то нелепый розыгрыш! – закричал Тамарецов. – Невозможно просто перестрелять два десятка мужчин и их жен, как животных.

– Ваши жены вернутся домой в целости и сохранности, они ничего не знают. И мы не собираемся никого расстреливать. Будем уповать в этом деле на мать-природу – оказав ей небольшую помощь, конечно. В конце концов, расстрел можно расследовать, а несчастный случай вызывает только сожаления.

Рондхейм знаком велел людям в черных комбинезонах приблизиться.

– Пожалуйста, господа, закатайте рукав.

Словно по тому же знаку Кирсти вышла из комнаты и вернулась с небольшим подносом, нагруженным флаконами и шприцами для инъекций. Опустив поднос, она начала заполнять шприцы.

– Будь я проклят, если позволю воткнуть иглу мне в руку! – взорвался один из мужчин в группе Питта. – Расстреляйте меня, и покончим…

Глаза его остекленели, и он упал на пол – один из охранников ударил его прикладом за ухом.

– Довольно споров, – мрачно сказал Рондхейм. Он повернулся к Питту. – Пройдите в соседнюю комнату, майор. С вами я буду иметь дело лично.

И пистолетом, который взял у Кирсти, он махнул в сторону двери.

Рондхейм в сопровождении двух охранников провел Питта по длинному коридору, потом по винтовой лестнице вниз, в другой коридор, потом Питта грубо втолкнули во вторую дверь из тех, что выходили в коридор с обеих сторон. Питт не сопротивлялся, он споткнулся, упал и быстро оглядел комнату.

Помещение было огромное, стены выкрашены белой краской; на полу посередине большой мат, окруженный множеством тренажеров; все это ярко освещалось рядами ламп дневного света. Спортивный зал, оборудованный по высшему классу – такого Питту видеть не приходилось. На стенах не менее пятидесяти плакатов с изображением различных приемов карате. Прекрасное помещение для тренировок.

Рондхейм передал свой небольшой пистолет одному из охранников.

– Я должен ненадолго оставить вас, майор, – сухо сказал он. – Устраивайтесь поудобней, пока я не вернусь. Может, захотите размяться. Предлагаю параллельные брусья.

Он громко рассмеялся и вышел.

Питт остался на полу, разглядывая двух охранников. Один рослый, с ледяным лицом и жестким взглядом – гигант ростом почти шесть футов четыре дюйма. Венчик темных волос на преждевременно полысевшей голове придавал ему сходство с монахом, но эта иллюзия рассеивалась при виде полуавтоматического ружья в огромных волосатых руках. Охранник смотрел на Питта вызывающе, словно упрашивая его попытаться сбежать – эту возможность совершенно невероятной делал второй охранник. Он стоял в двери в коридор, заполняя проем своим телом; плечи лишь на дюйм не доставали до косяков. Если бы не большое круглое лицо и длинные усы, этот человек вполне сошел бы за гориллу. Автомат он небрежно держал в руке, свисавшей почти до колен.

Прошло пять минут – пять минут, в течение которых Питт старательно планировал следующий шаг; охранники не спускали с него глаз. Неожиданно дальняя дверь спортивного зала открылась, и вошел Рондхейм. Он сменил смокинг на белоснежные свободные куртку и брюки каратиста, которые, знал Питт, назывались «ги». Рондхейм остановился с уверенной улыбкой на губах. Потом босиком мягко прошел по полу и ступил на толстый мат лицом к Питту.

– Скажите, майор, вы знакомы с карате или кунфу?

Питт с тревогой посмотрел на черный пояс Рондхейма и искренне пожелал, чтобы бренди смягчило избиение, которое, чувствовал он, ему предстоит. И отрицательно покачал головой.

– Возможно, дзюдо?

– Нет, я отвергаю физическое насилие.

– Жаль. Я надеялся встретить более достойного противника. Но все так, как я и подозревал. – Он лениво поглаживал японские иероглифы, вышитые на поясе. – У меня были сомнения в вашей мужественности, но Кирсти считает, что вы просто притворяетесь. Вскоре увидим.

Питт подавил ненависть и постарался изобразить дрожь страха.

– Оставьте меня, оставьте меня в покое! – Он говорил высоким голосом, почти кричал. – Почему вам непременно нужно сделать мне больно? – Его губы кривились, слова вырывались короткими залпами. – Я солгал вам про взрыв вашего корабля; клянусь, я ничего не видел в тумане. Ну поверьте же!

Охранники переглянулись, но Рондхейм явно испытывал отвращение.

– Хватит! – повелительно крикнул он. – Прекратите болтовню! Я ни на минуту не поверил, что вам хватило мужества уничтожить судно с экипажем.

Питт дико огляделся, во взгляде его был ужас.

– Вам незачем меня убивать! Я никому не скажу. Пожалуйста. Поверьте мне!

Умоляюще вытянув руки, он двинулся к Рондхейму.

– Стоять!

Питт застыл. Его план как будто срабатывал. Можно надеяться, что Рондхейму скоро надоест жертва, которая не защищается, не оказывает никакого сопротивления.

– Майор Военно-воздушных сил США! – Рондхейм поморщился. – Да вы всего лишь бесхребетный гомосексуалист, который использовал влияние отца, – самая отвратительная форма паразита, живущего за счет собственных экскрементов! Скоро вы узнаете, что такое боль от прикосновений рук и ног мужчины. Жаль, жаль! У вас не будет времени даже посмотреть на себя, усвоить болезненный урок самообороны.

Питт стоял, словно парализованный паникой олень, готовый пасть под натиском собак. Он бормотал что-то нечленораздельное. Рондхейм продвинулся на середину мата и принял одну из открытых стоек карате.

– Нет, подождите…

Питт поперхнулся, слова застыли у него на языке, он запрокинул голову и повернулся – все это одним судорожным движением. Он уловил в глазах Рондхейма легкую перемену, начало смертельного удара, нацеленного в челюсть Питту; такой удар причинил бы гораздо больший ущерб, чем синяк, если бы Питт не среагировал вовремя. Он отступил на два шага и стоял, будто бы ошеломленный, шатаясь. Рондхейм медленно наступал, на худом, точеном лице застыла садистская улыбка.

Уклонившись, Питт допустил ошибку: быстрая реакция едва не выдала его. Надо внимательнее следить за собой. Это нелегко. Ни один нормальный мужчина, умеющий постоять за себя, не станет стоять столбом, когда его избивают. Питт стиснул зубы и ждал, пригнувшись, чтобы ослабить удары Рондхейма при следующей атаке. Ждать пришлось всего несколько секунд.

– Давайте, майор, – успокаивающе, насмешливо говорил Рондхейм. – Идите сюда. Урок только начался.

Питт с трудом распрямился и нетвердо, как пьяный, двинулся на мат. Быстрая комбинация сильных ударов в голову, которая, казалось, никогда не кончится, завершилась пинком в открытый бок около ребер, и Питт скорее услышал, чем почувствовал, как одно из них сломалось. Как при замедленной съемке, он медленно опустился на колени и так же медленно упал ничком, кровь и рвота смешались во рту и выплеснулись на мат, образуя расползающуюся лужу. Питту не нужно было зеркало, чтобы представить, как выглядит: лицо изуродовано, оба глаза быстро заплывают, губы превратились в кровавую отбивную, ноздря разорвана.

Рондхейм был в ярости.

– Я еще не кончил с этим жалким геем. – Он сделал знак охранникам. – Приведите его в чувство.

Лысый охранник пошел в туалет, смочил полотенце, не слишком мягко стер кровь с лица Питта, потом приложил покрасневшую ткань к его шее. Когда Питт никак не среагировал, охранник вышел и тотчас вернулся с флаконом нюхательной соли.

Питт кашлянул раз, другой, потом выплюнул на ботинок охранника кровавый комок; то, что это попадание не было случайным, доставило ему мрачное удовольствие. Он повернулся на бок и посмотрел на возвышавшегося над ним Рондхейма.

Тот негромко рассмеялся.

– Кажется, вам трудно продолжить урок, майор. Заскучали? – Голос Рондхейма внезапно стал резким. – Встать! Инструктаж еще не закончен.

– Что? Инструктаж? – Слова сквозь разбитые окровавленные губы звучали искаженно, непонятно. – Не понимаю, о чем вы.

Рондхейм ответил пинком в промежность. Все тело Питта содрогнулось, он застонал, боль рвала его на части.

Рондхейм плюнул в него.

– Я сказал встать!

– Н… не могу.

Тогда Рондхейм наклонился и ребром ладони ударил Питта по шее. На этот раз не было ни сопротивления, ни игры. Питт действительно потерял сознание.

– Приведите его в чувство! – как бешеный заорал Рондхейм. – Хочу, чтобы он стоял на ногах.

Охранники не понимая смотрели на него: даже их начала утомлять кровавая игра Рондхейма. Но выбора не было, и, как тренеры с боксером в состоянии грогги, они стали возиться с Питтом. Наконец он начал проявлять признаки сознания. Не требовалось быть медиком, чтобы понять – Питт не в состоянии стоять без помощи. Поэтому охранники держали его с обеих сторон, а Питт висел между ними, как мешок портлендского цемента.

Рондхейм бил по беззащитному изуродованному телу, пока его ги не пропитался потом и спереди весь не покрылся кровью.

В мучительные мгновения между светом и тьмой Питт обнаружил, что не испытывает никаких эмоций, даже боль куда-то ушла, сменившись тупой пульсацией. Хвала Богу за бренди, думал он. Если бы не отупляющее действие алкоголя, ему не выдержать бы избиения без того, чтобы не попытаться ответить. Его физические ресурсы почти иссякли, сознание выходило из-под контроля, он терял контакт с реальностью и, что самое ужасное, – ничего не мог с этим сделать.

Рондхейм нанес особенно злобный и тщательно нацеленный пинок в живот. Свет в глазах Питта в шестой раз погас, охранники разжали руки и позволили бесчувственному телу упасть на мат; выражение садистского наслаждения постепенно сошло с лица Рондхейма. Он взглянул на окровавленные, разбухшие костяшки своих пальцев; его грудь тяжело вздымалась от усилий. Опустившись на колени, он схватил Питта за волосы, повернул его голову так, чтобы обнажить горло, и поднял правую руку ладонью вперед, готовясь нанести смертельный удар – этот удар резко запрокинул бы голову Питта, сломав ему шею.

– Нет!

Не опуская руку, Рондхейм медленно повернулся. В дверях стояла Кирсти Файри, на лице ее был ужас.

– Нет, – повторила она, – пожалуйста. Не нужно.

Рондхейм по-прежнему не опускал руку.

– Что он для тебя значит?

– Ничего, но он человек и заслуживает лучшего. Ты жесток и безжалостен, Оскар. Это мужские качества. Но их нужно сочетать с мужеством. Избивать беззащитного, полумертвого человека – все равно что пытать беспомощного ребенка. В этом нет мужества. Ты меня разочаровываешь.

Рондхейм медленно опустил руку. Встал, устало покачиваясь, подошел к Кирсти, содрал с ее плеч платье и сильно ударил ее по груди.

– Шлюха! – выдохнул он. – Я предупредил: не лезь. У тебя нет права критиковать – ни меня, ни кого бы то ни было. Сиди на своей красивой заднице, смотри, как я делаю грязную работу, и не встревай.

Она подняла руку, собираясь ударить; ее прекрасное лицо перекосилось от ненависти и гнева. Он перехватил ее руку и сжал запястье так, что она вскрикнула.

– Основное отличие мужчины от женщины, моя голубка, это физическая сила. – Он рассмеялся ее беспомощности. – Кажется, ты забыла об этом.

Рондхейм грубо толкнул Кирсти к двери и повернулся к охранникам.

– Бросьте этого ублюдка к остальным, – приказал он. – Если ему повезет и он еще раз откроет глаза, будет знать, что умирает среди друзей.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Где-то в черной пропасти бесчувствия забрезжил свет. Неяркий, туманный – так лампочка работает от садящейся батарейки. Питт устремился к нему. Раз и другой предпринимал он попытки дотянуться до желтого света, понимая, что это окно в сознании, ведущее во внешний мир. Но всякий раз, когда ему казалось, что он дотянулся, свет отодвигался, и Питт снова соскальзывал в пустоту. Мертвый, неотчетливо думал он. Я мертв.

Но потом он почувствовал присутствие другой силы, чего-то, чего здесь не должно было быть. Оно приближалось сквозь пустоту и с каждым мгновением становилось сильнее. Потом Питт схватился за него и сразу понял, что еще жив. Это была боль, великолепная, мучительная боль. Она охватила его одной сокрушительной, мучительной волной, и он застонал.

– Слава тебе, господи! Спасибо, что вернул его!

Голос доносился словно издалека. Питт переключил сознание на вторую скорость и снова услышал:

– Дирк! Это Тиди!

Секундное молчание. За эту секунду Питт увидел разгорающийся свет, ощутил пронзительно чистый свежий воздух, почувствовал, что его голова лежит на мягкой руке. Перед глазами все расплывалось, он смутно различал склонившуюся над ним фигуру. Хотел заговорить, но смог только застонать, издать несколько нечленораздельных звуков и посмотреть на туманный силуэт.

– Похоже, наш майор Питт возрождается.

Питт едва различил эти слова. Говорила не Тиди, в этом он был уверен: голос более низкий, мужской.

– Основательно над ним поработали, – продолжал этот неопределимый голос. – Ему было бы лучше умереть, не приходя в сознание. Судя по обстановке, никто из нас не доживет…

– Он выживет. – Это снова Тиди. – Он просто должен выжить. Дирк – наша единственная надежда.

– Надежда… Надежда? – прошептал Питт. – Однажды у меня было свидание с девушкой, которую так звали.

В боку словно устроился кусок раскаленного железа, но, как ни странно, лицо ничего не чувствовало, истерзанная плоть онемела. Потом он понял, почему видит только смутные тени. Зрение, по крайней мере тридцать процентов его, вернулось: Тиди сняла с лица Питта тонкую влажную ткань – обрывок ее нейлонового чулка. Избитое опухшее лицо ничего не чувствовало, потому что Тиди постоянно смачивала ушибы ледяной водой из соседней грязной лужи, стараясь уменьшить воспаление.

То, что Питт вообще мог что-то видеть сквозь распухшие глаза-щелки, свидетельствовало об успешности ее действий.

Питт с трудом сфокусировал взгляд. Тиди смотрела на него, длинные рыжеватые волосы обрамляли бледное, встревоженное лицо. Потом послышался другой голос, и на этот раз он показался знакомым.

– Вы столкнулись с грузовиком, майор, или это бульдозер так подправил вашу уродливую физиономию?

Питт повернул голову и посмотрел на улыбающегося, но напряженного Джерома П. Лилли.

– Поверите в гиганта с мышцами как древесные стволы?

– Вероятно, – ответил Лилли, – дальше вы скажете, что я тоже плохо выгляжу. Но сначала поглядите на других.

– Вы будете разочарованы, но я его и пальцем не тронул.

– Вы не сопротивлялись?

– Нет.

Лилли чрезвычайно удивился.

– Вы стояли, терпели избиение… и ничего не делали?

– Да когда же вы двое заткнетесь! – В голосе Тиди звучало раздражение и отчаяние. – Если мы хотим выжить, нужно поставить Дирка на ноги. Нельзя просто сидеть и сплетничать.

Питт с трудом сел; все вокруг закрыла красная дымка боли: это отчаянно протестовали его ребра. Неожиданное необдуманное движение заставило его почувствовать себя так, словно кто-то зажал его грудь в клещи и повернул. Очень осторожно, очень медленно он наклонился и смог осмотреться.

И увидел сущий кошмар. Питт долго смотрел на невероятную картину, потом недоуменно посмотрел на Тиди и Лилли. Но вот до него начало доходить. Он оперся на вытянутую руку и, ни к кому не обращаясь, прохрипел:

– Боже, не может быть.

Десять или двадцать секунд он сидел в тишине, которую называют «мертвой», сидел неподвижно, как мертвец, глядя на разбитый вертолет всего в десяти ярдах от себя. Куски корпуса глубоко увязли в грязи на дне ущелья, неровные стены которого под углом поднимались вверх и там, на высоте в сто ярдов, как будто встречались под исландским небом. Питт заметил, что разбитый вертолет огромен, вероятно, класса «титан», и способен брать на борт тридцать пассажиров. Какова бы ни была первоначальная окраска корпуса, сейчас разглядеть ее было невозможно. Большая часть фюзеляжа за кабиной сложилась гармошкой, остальной корпус представлял собой груду покореженного металла.

Первое впечатление Питта, возникшее в смятенном сознании, было таково: никто не может выжить в такой катастрофе. Но вот же они – сам Питт, Тиди, Лилли, а вокруг по склонам ущелья в неестественных, неудобных позах разбросаны те самые люди, которые стояли рядом с Питтом в комнате для трофеев у Рондхейма, те люди, что противостояли Джеймсу Келли и «Хермит лимитед».

Все как будто были живы, но большинство тяжело ранены. Неестественные углы, под которыми торчали руки и ноги, свидетельствовали о переломах.

– Прошу прощения за неизбежный вопрос, – прохрипел Питт, хотя теперь он справлялся с речью, – но что произошло?

– Не то, что вы думаете, – ответил Лилли.

– А что тогда? Это же очевидно… Рондхейм нас бросил, когда вертолет разбился.

– Мы не разбивались, – сказал Лилли, – обломки здесь уже несколько дней, а то и недель.

Питт недоверчиво посмотрел на Лилли, который как будто удобно лежал на влажной земле, не обращая внимания на промокшую одежду.

– Лучше введите меня в курс дела. Что с этими людьми? Как вы здесь оказались? Рассказывайте.

– Да, в общем, рассказывать нечего, – ответил Лилли. – Люди Рондхейма схватили меня, когда я пытался что-нибудь узнать на причале «Альбатроса». Я не успел ничего узнать, а меня уже отвезли в дом Рондхейма и бросили к этим джентльменам.

Питт сделал движение в сторону Лилли.

– Вы нехороши. Дайте-ка взгляну.

Лилли нетерпеливо отмахнулся.

– Выслушайте меня. Потом постарайтесь выбраться отсюда и позвать на помощь. Пока смерть от ран никому не грозит: Рондхейм позаботился об этом. Главная опасность – холод. Сейчас температура ниже четырех градусов, через несколько часов начнет подмораживать. Тогда будут первые смерти от холода и шока. К утру в этом проклятом ущелье останутся только стылые трупы.

– Об этом позаботился Рондхейм? Боюсь…

– А вы не бойтесь. Помедленней нажимайте на курок, майор Питт. Ясно, что бойня, которую вы видите, не следствие несчастного случая. Сразу после того, как ваш друг садист Рондхейм превратил вас в сырое мясо, нам всем дали сильную дозу нембутала, а потом он и его люди холодно и методично переломали нам все кости, какие ломаются при падении вертолета.

Питт смотрел на Лилли, но молча. Его сознание, потеряв равновесие, погрузилось в водоворот невероятного; он пытался найти какое-нибудь разумное объяснение обстоятельствам, которые невозможно объяснить. В своем теперешнем состоянии он готов был поверить всему, но слова Лилли были слишком чудовищны.

– Боже мой, не может быть. – Питт закрыл глаза и раздраженно покачал головой. – Это какой-то безумный кошмар.

– В его причинах ничего безумного нет, – заверил Лилли. – В безумии Келли и Рондхейма есть и метод, и последовательность.

– Откуда вы знаете?

– Я уверен… я последний, кому вкололи нембутал… и слышал, как Келли объяснял сэру Эрику Марксу, что вся эта нереальная трагедия просчитана компьютерами «Хермит лимитед».

– Но с какой целью? Зачем такая жестокость? Келли мог просто посадить нас в самолет и выбросить в океан: ни следа, ни шанса выжить.

– Компьютеры рассуждают бесстрастно и принимают во внимание только факты, – устало ответил Лилли. – Для своих правительств люди, сейчас страдающие вокруг нас, – влиятельные особы. Вы ведь были на приеме у Рондхейма. И слышали, как Келли объяснял, что они должны умереть: их смерть станет отвлекающим маневром, позволит выиграть время, заголовки будут во всех газетах, внимание мировых лидеров будет уведено в сторону и «Хермит лимитед» совершит свой переворот без международного вмешательства.

Питта сощурился.

– Но это не объясняет садистскую жестокость.

– Да, не объясняет, – согласился Лилли. – Однако в глазах Келли цель оправдывает средства. Исчезновение в море, несомненно, вводилось в компьютеры, но было отвергнуто ради более выгодного плана.

– Обнаружение тел в самое подходящее время.

– Да, что-то в этом роде, – медленно сказал Лилли. – Внимание мира к исчезновению в море через неделю или десяти дней поисков ослабело бы: ведь никто не может прожить так долго в ледяной воде Северной Атлантики.

– Конечно, – кивнул Питт. – Идеальный пример – исчезновение «Лакса».

– Точно. Келли и его богатым друзьям нужно максимально возможное время, чтобы укрепиться в стране, которую они собрались захватить. Чем дольше наш государственный департамент будет отвлекать исчезновение высокопоставленных дипломатов, тем меньше внимания он будет уделять действиям «Хермит лимитед».

– Келли сможет использовать время более длительных поисков. – Голос Питта звучал негромко, но уверенно. – Когда надежда начнет таять, он сможет подстроить случайное обнаружение исландцами места крушения и тел. И получит еще две недели, пока мир будет скорбеть, а главы правительств – произносить траурные речи на похоронах.

Учтены все возможности. Мы летели в северное поместье Рондхейма на ловлю лосося. Его группа, руководство «Хермит лимитед», должны были лететь следующим рейсом. Такую историю предъявили бы миру.

– А что помешало бы случайно обнаружить нас раньше? – спросила Тиди, осторожно вытирая кровь с разбитых губ Питта.

– Это совершенно очевидно, – сказал Питт, задумчиво осматривая окрестности. – Нас невозможно увидеть, если не стоять прямо над нами. Добавьте к этому, что нас, вероятно, выбросили в самой ненаселенной части Исландии, и вероятность случайного обнаружения становится бесконечно малой.

– Теперь вы видите всю картину, – сказал Лилли. – Вертолет следовало поместить в узкое ущелье и уничтожить, потому что организовать крушение с такой точностью невозможно. Место, которое нельзя обнаружить. Если вверху пролетит поисковый самолет, у него будет всего секунда, чтобы заметить обломки, – в лучшем случае это один шанс на миллион. Следующий шаг – разбросать вокруг тела. Потом две-три недели разложения, и самый опытный коронер признает, что одни жертвы погибли в крушении, другие – от холода и шока.

– И я единственный, кто может ходить? – хрипло спросил Питт.

Его сломанные ребра болели, как тысяча кровоподтеков, но взгляды, полные надежды, жалкий оптимизм в глазах людей, знающих, что смерть всего в нескольких шагах, заставляли его забыть о боли.

– Ходить могут несколько человек, – ответил Лилли. – Но у них сломаны руки, и им не подняться на верх ущелья.

– Тогда, вероятно, я избранный.

– Вы избранный, – чуть улыбнулся Лилли. – Единственное ваше утешение: Рондхейму противостоит человек, который крепче, чем полагают компьютеры.

Одобрение в глазах Лилли стало тем дополнительным толчком, в котором нуждался Питт. Он неуверенно встал и посмотрел на лежащую на земле неподвижную фигуру.

– Что вам повредил Рондхейм?

– У меня сломаны оба плеча и, думаю, таз.

Лилли говорил так спокойно, словно рассуждал о неровной поверхности Луны.

– Небось, жалеете, что не работаете в Сент-Луисе на отцовской пивоварне?

– На самом деле нет. Старик папаша никогда не верил в своего единственного сына. Если я… если, вернувшись, не застанете меня в живых, скажите ему…

– Свою мятежную прокламацию прочтете ему сами. К тому же я не смогу говорить искренне. – Питт с трудом сохранял спокойствие в голосе. – Мне никогда не нравилось пиво Лилли.

Он отвернулся и наклонился к Тиди.

– А с вами что сделали, дорогая?

– Вывихнута лодыжка, – храбро улыбнулась Тиди. – Ничего серьезного. Наверно, мне повезло.

– Простите, – сказал Питт. – Вы бы не лежали здесь, если бы не моя оплошность.