Текст книги "Ужасы"

Автор книги: Клайв Баркер

Соавторы: Джозеф Хиллстром Кинг,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Дэвид Моррелл,Чайна Мьевиль,Стивен Джонс,Кэтлин Кирнан,Роберта Лэннес,Адам Нэвилл,Брайан Ходж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

Чайна Мьевиль, Эмма Бирчем, Макс Шафер
Игровая комната

Чайна Мъевилъ, дипломированный специалист по социальной антропологии и международным отношениям, а также доктор наук в области международного права, родился в Норидже, но вскоре вместе с семьей переехал в Лондон.

Первый роман, "Крысиный король" ("King Rat"), был написан Мьевилем в 1998 году под влиянием Джона Гаррисона, Джина Вулфа, Дамбудзо Маречеры и Говарда Лавкрафта. За ним последовали "Вокзал потерянных снов" ("Perdido Street Station"), награжденный премией Артура Кларка и Британской премией фэнтези, "Шрам" ("The Scar"), также удостоенный Британской премии фэнтези, и "Железный совет" ("Iron Council"), завоевавший премию Артура Кларка.

Среди прочих работ Мьевиля можно назвать повесть "Амальгама" ("The Tain"), вышедшую в "PS Publishing", сборник рассказов "В поисках Джейка" ("Looking for Jake") и исследование международного права "Между равными правами" ("Between Equal Rights").

Удивительная писательница Эмма Бирчем также живет в Лондоне.

Макс Шафер родился в Лондоне в 1974 году и находится в постоянном творческом поиске.

"Мы никогда прежде ничего не сочиняли вместе, – объясняют авторы, – но сейчас это получилось само собой. Мы просто шатались по магазинам, и вдруг один из нас подбросил идею о том, что некоторые уголки мегамаркетов внушают страх, затем другой развил ее в сюжет, а третий записал получившуюся историю".

Честно говоря, я даже не сотрудник этого магазина. Зарплату мне выдают в другом месте. Я – представитель охранной фирмы, с которой у магазина уже давно заключен договор. Здесь я работаю почти с самого начала и со всеми хорошо знаком. Мне приходилось охранять разные объекты – и сейчас иногда подрабатываю от случая к случаю, – и до некоторых пор мне казалось, что этот магазин – лучшее место из всех, куда мне удавалось устроиться. Приятно работать там, куда люди приходят с удовольствием.

Магазин наш находится на окраине города – такое огромное здание из металла. Внутри все пространство разделено перегородками на множество секций, открытых в один проход, в которых, будто в комнатах, полностью созданы интерьеры из той мебели, что продается в магазине. Тот же товар в разобранном виде упакован в плоские коробки и уложен на складе в высокие штабеля. Все для удобства покупателей.

На самом деле я понимаю, что я здесь только для вида. Я просто прохаживаюсь по магазину в форме, заложив руки за спину, – и продавцы с покупателями чувствуют себя под защитой, и товар охраняется. Хотя наши товары не из тех, что можно запросто стащить из магазина. Мне вообще не часто приходится вмешиваться.

Последний такой случай произошел в игровой комнате.

В выходные здесь творится просто безумие. Народу столько, что не протолкнуться: все больше пары и молодые семьи. Мы стараемся, чтобы людям у нас было удобно. В магазине есть недорогое кафе и бесплатная парковка, а самая существенная наша услуга – это детские ясли. Они расположены сразу у главного входа, если подняться вверх по лестнице. И рядом с ними, справа, – игровая комната.

Стены игровой комнаты сделаны из оргстекла, чтобы из магазина было видно, что там происходит. Покупатели любят поглазеть на детей: постоянно кто-нибудь стоит снаружи и пялится на них с широкой глуповатой улыбкой. За теми типами, которые не очень-то смахивают на родителей, я приглядываю.

Она не слишком большая, эта игровая комната. Да это и не комната вовсе, просто отгороженное место. Она здесь давно. Там есть замысловатая конструкция из лесенок и перекладин, по которым можно карабкаться, веревочная сетка, в которой можно запутываться, домик Венди и картинки на стенах. И вся она разноцветная. А пол в ней на два фута покрыт слоем ярких пластиковых шариков.

В шарики не больно падать. Детям слой шариков доходит до пояса, и они бродят по комнате, пробираясь сквозь шарики, будто люди во время наводнения. Они сгребают шарики охапками и швыряют ими друг в друга. Шарики сами полые и легкие, каждый размером с теннисный мячик, так что ушибиться ими невозможно. Они легко отскакивают от стен комнаты и голов детей, издавая глухое "пум-пум" и вызывая бурный восторг играющих.

Не понимаю, что вызывает у них такой восторг. И не понимаю, что такого в этих шариках, почему с ними игровая комната становится гораздо привлекательнее, чем без них, но дети обожают приходить туда. Одновременно там разрешено играть только шестерым, и остальные стоят в очереди целую вечность, чтобы войти. А играть в комнате можно только двадцать минут. И видно, что ребятишки готовы все отдать, чтобы им позволили остаться дольше. Иногда, когда наступает пора уходить, они начинают реветь, и, глядя на них, товарищи по играм тоже заходятся плачем.

У меня был перерыв: я лениво листал журнальчик, когда меня вызвали в игровую комнату.

В коридоре из-за поворота слышался чей-то крик и детский плач, и когда я вышел к игровой комнате, то увидел толпу народа, столпившегося у нее. Мужчина сжимал ручонку своего сына и орал на воспитательницу. Рядом стояла администратор магазина. Малышу было около пяти – он едва достиг того возраста, когда начинают пускать в эту комнату. Громко всхлипывая, он цеплялся за отцовскую штанину.

Воспитательница, Сандра, едва сдерживала слезы. Ей самой было всего девятнадцать.

Мужчина кричал, что она не справляется со своими чертовыми обязанностями, что здесь слишком много детей и за ними совершенно никто не следит. Он был вне себя от негодования, яростно размахивая руками, как в немом кино. Не будь сынишки, гирей повисшего у него на ноге, он бы, наверное, забегал взад-вперед.

Администратор старалась сохранять спокойствие. Я остановился у нее за спиной на случай, если ситуация выйдет из-под контроля, но она как ни в чем не бывало продолжала успокаивать мужчину. Она знала свое дело.

– Сэр, я уже сказала вам, что, как только ваш сын ушибся, мы сразу всех вывели из комнаты и поговорили с другими детьми…

– Вы даже не знаете, кто это сделал! Если бы вы присматривали за ними, что, кажется, входит в ваши чертовы обязанности, вы были бы менее… бесполезны!

Казалось, папаша удовлетворился сказанным и наконец начал успокаиваться, как и его сын, который озадаченно и уважительно смотрел на него снизу вверх.

Администратор сказала, что сожалеет о случившемся, и предложила его сыну мороженое. Напряженность спадала, но, уходя, я увидел, что Сандра плачет. Мужчина выглядел немного виновато и теперь пытался извиниться перед ней, но она была слишком расстроена, чтобы отвечать.

Сандра мне рассказала потом, что мальчик играл за лестницей в углу, около домика Венди. Он с головой зарылся в слой шариков, как любят делать некоторые дети. Сандра поглядывала в его сторону, она видела, как подпрыгивают шарики от его движений, и считала поэтому, что с мальчиком все в порядке. Пока он не выскочил наружу уже с воплями.

В магазине полно детей. Малыши, которые только начинают ходить, проводят время в яслях. Те, что постарше – лет восьми – десяти, – обычно ходят по магазину с родителями, сами выбирают себе покрывала и занавески, письменные столики и все такое. Но те, которым около пяти, всегда приходят в игровую комнату.

Они выглядят так забавно, когда старательно карабкаются по лесенкам. В комнате все время звучит их смех. Иногда они обижают друг друга и даже плачут от этих обид, но прекращают реветь они в считаные секунды. Меня всегда умиляет, как ребятишки это делают: вдруг начинают орать что есть мочи, потом внезапно замолкают в растерянности и убегают со счастливым смехом.

Часто они играют все вместе, но всегда найдется ребенок, который играет сам с собой. Абсолютно счастливый, он сыплет шарики друг на друга, бросает их между перекладинами лесенки, ныряет в них, как утка. Ему хорошо одному.

Сандра уволилась. После того случая прошло почти две недели, а она все еще переживала. Мне трудно было в это поверить. Я пытался поговорить с ней, утешить, но каждый раз видел, что ее глаза снова наполняются слезами. Я хотел убедить ее, что мужчина был не в себе, что в том, что случилось, нет ее вины, но она ничего не хотела слушать.

– Ты не понимаешь, – говорила Сандра. – Дело не в нем. Я просто не могу больше там находиться.

Мне было жаль ее, но она принимала все слишком близко к сердцу. Все же так нельзя. Сандра говорила, что с того дня, как тот малыш вдруг расплакался ни с того ни с сего, она находится в постоянном напряжении. Она все время пытается уследить за всеми детьми сразу. Она помешалась на постоянном пересчитывании.

– Все время кажется, что их слишком много, – жаловалась она. – Я считаю – получается шесть, я пересчитываю снова – их снова шесть, но мне все равно кажется, что их больше.

Может быть, Сандре стоило попросить руководство, чтобы ее перевели на работу в ясли, где ее единственной заботой было бы управляться с именными бирочками, регистрируя детей, которые приходят и уходят, и менять кассеты для видеозаписи, но она даже думать об этом не хотела. Детям нравилась игровая комната. Они вечно торчали около нее. Они бы постоянно изводили Сандру, упрашивая пустить их туда.

Это дети, а у детей иногда случаются неприятности. Когда это происходит, кому-то приходится разгребать все шарики, чтобы убрать лужу на полу, а потом отмывать сами шарики в стиральном порошке.

После увольнения Сандры дети будто сговорились. Почти каждый день кто-нибудь да обмочится. Нам постоянно приходилось вытаскивать шары из комнаты, чтобы вытирать лужицы.

– Чтобы у нас не возникало проблем, мне приходится беспрерывно играть со всеми этими зассанцами, – рассказывал мне один из воспитателей. – Потом, когда они уходят… ты чувствуешь запах. Как раз около этого чертова домика Венди, куда – я мог бы поклясться – ни один из маленьких негодников не приближался!

Этого парня звали Мэттью. Он уволился через месяц после Сандры. Я был поражен. В том смысле, надо было видеть, как эти люди любили детей. Даже несмотря на то что приходится за ними подтирать и все такое. Их уход явился доказательством того, какой тяжелой была работа в этой чертовой комнате. Когда Мэттью увольнялся, он выглядел уставшим и очень мрачным.

Я спросил его, что случилось, но он не смог объяснить. Я не уверен, что он и сам это знал.

Этих детей ни на секунду нельзя оставить без присмотра. Я бы так не смог. Не выдержал бы напряжения. Дети такие непослушные и такие маленькие. Я бы все время боялся потерять их или сделать им больно.

После его увольнения обстановка в магазине была тягостная. Мы потеряли двух человек. В торговом отделе, конечно, штат меняется, как картинка в калейдоскопе, но в яслях обычно дела обстоят получше. Надо быть очень опытным, чтобы работать в яслях или в игровой комнате. Увольнения здесь – плохой признак.

У меня появилась привычка присматривать за детьми в магазине. Когда я делал обход, мне казалось, что дети снуют везде. Я был готов в любую минуту подскочить и спасти их от беды. Куда бы я ни посмотрел, я повсюду видел детей. Они, как обычно, радостно бегали по секциям с интерьерами, скакали на двухъярусных кроватях, усаживались за парты. Но теперь то, как они бегали вокруг, заставляло меня вздрагивать, и все выставленные образцы нашей мебели, которая соответствовала всем самым строгим международным стандартам безопасности, казалось, только и ждали, чтобы кого-нибудь поранить. В каждом кофейном столике я видел только острые углы, в каждой лампе – будущие ожоги на маленькой ручке.

У игровой комнаты я задерживался дольше обычного. Внутри всегда был кто-то из воспитателей – встревоженные девушка или молодой человек, пытающиеся уследить за детьми, которые бегали среди волн яркого пластика; глухой стук шариков слышался все время, пока они ныряли в домик Венди и сыпали их на крышу. Дети вертелись до головокружения и смеялись.

Игровая комната плохо влияла на них. Пока они играли, все было хорошо, но, когда наступало время уходить, они выглядели утомленными, возбужденными, капризными. Они противно ныли. Рыдая, они приставали к родителям. Им не хотелось расставаться с друзьями.

Некоторые дети приходили каждую неделю. Мне казалось, их родителям уже нечего было покупать. Они делали какие-нибудь символические покупки – свечи для чаепития, например, – а потом просто сидели в кафе, попивая чай и глядя в окно на серые эстакады, пока их дети получали свою порцию игровой комнаты. Похоже, взрослые не испытывали большой радости от этих визитов.

Угрюмое настроение передалось и нам. В магазине стало тревожно. Поговаривали, что возникло слишком много неприятностей и нам следовало бы закрыть игровую комнату. Но руководство ясно дало нам понять, что это исключено.

Ночные смены неизбежны в нашей работе.

Той ночью нас было трое, и мы распределили между собой участки обхода. Периодически каждый охранник обходил свой участок, а в промежутках мы сидели все вместе в комнате для персонала или в неосвещенном кафе, болтали и играли в карты под мелькание всякой ерунды на экране телевизора с выключенным звуком.

Мой маршрут проходил через улицу – парковка перед главным входом, свет фонарика пробегает вверх и вниз по бетонной площадке. Позади – огромный магазин, вокруг него – кусты, темные и шуршащие, за оградой – дороги и убегающие огоньки машин.

Потом снова внутрь – через спальни, мимо всех деревянных каркасов и перегородок. Полумрак. Огромные спальни теряются во тьме – множество кроватей, на которых еще никто не спал, умывальники без водопровода. Когда я останавливался, было очень тихо, ни движения, ни звука.

Однажды я договорился с товарищами по смене и во время дежурства привел в магазин свою девушку. Освещая себе путь фонариком, мы бродили, держась за руки, среди интерьеров, будто среди театральных декораций. Мы играли в дом, как дети, разыгрывая маленькие сценки, – вот она выходит из душа, а я кутаю ее в полотенце, а вот мы вместе читаем газету за завтраком. Потом мы нашли самую большую и самую дорогую кровать со специальным матрасом, чертеж его с поперечным разрезом висел рядом.

Через некоторое время она попросила меня остановиться. Я спросил, в чем дело, но она ничего не объяснила и выглядела рассерженной. Я вывел ее через запертые двери с помощью своей магнитной карточки, проводил к ее машине – единственной на парковке, – потом смотрел, как она уезжала. Выезд с односторонним движением от магазина на дорогу идет по длинной системе рамп и объездов, но она почему-то не срезала путь и выезжала отсюда очень долго. Больше мы не встречались.

Вернувшись в магазин, я шел между металлическими стеллажами в тридцать футов высотой. Звук собственных шагов напоминал мне поступь тюремной охраны. Мне казалось, что упаковки с мебелью надвигаются на меня со всех сторон.

Я прошел обратно через секции с кухнями и направился вверх по лестнице в неосвещенный проход – к кафе. Мои товарищи еще не вернулись с обхода: большое окно, выходившее на безмолвную игровую комнату, не светилось.

Там было совершенно темно. Я приблизил лицо к стеклу и уставился на темные очертания предметов, которые, я знал, были лесенками; домик Венди – небольшой квадратик, сереющий на фоне окружающей его черноты, – дрейфовал на волнах пластиковых шариков. Я включил фонарик и посветил в комнату. Под лучом света шарики вспыхнули яркими цветами, потом луч сместился, и они снова стали черными.

Я вошел в ясли и уселся в кресло воспитателя, маленькие детские стульчики стояли полукругом передо мной. Так я сидел в темноте и слушал. Слабый светло-оранжевый свет фонарей лился сквозь стекло окна, полная тишина чередовалась с едва слышным шумом от дороги за парковкой, когда мимо проезжала машина.

Я взял книжку с подлокотника кресла и открыл ее, посветив себе фонариком. Сказки. "Спящая красавица" и "Золушка".

Раздался звук.

Тихий глухой удар.

Я снова услышал его.

Стук бьющихся друг о друга шариков в игровой комнате.

Я моментально вскочил, вглядываясь сквозь стекло в темноту комнаты. "Пум-пум" послышалось снова. Через секунду я уже стоял вплотную к окну, подняв фонарик. Я затаил дыхание, по телу бежали мурашки.

Луч фонарика скользил над лесенкой, к окну и обратно, отбрасывая тени в проходы. Я направил его вниз – туда, откуда слышался звук ударяющися шариков, и за мгновение до того, как луч осветил их, слой шариков всколыхнулся, и они посыпались друг за другом в маленькую воронку. Будто что-то зарывалось в них.

Я стиснул зубы. Снова направил луч фонарика на шарики, но теперь все было спокойно.

Я еще долго шарил лучом по маленькой комнате, пока рука с фонариком не перестала дрожать. Не пропуская ни дюйма, я обследовал каждый уголок комнаты, пока не заметил шарики на самой вершине лесенки, у самого края. Тогда я понял, что один или два шарика, должно быть, просто скатились вниз, мягко стукнувшись; у меня вырвался долгий и шумный вздох облегчения.

Я тряхнул головой, опустил руку – луч фонарика тотчас скользнул вниз, и игровая комната снова погрузилась в темноту. И в этот самый момент, когда черные тени уже ринулись обратно, у меня внутри все похолодело: я увидел маленькую девочку в домике Венди; она смотрела на меня.

Товарищи по смене не могли меня успокоить.

Они нашли меня в игровой комнате, я кричал и звал на помощь. Я открыл обе двери и вышвыривал шарики в ясли и проходы, они раскатывались и отскакивали во все стороны – вниз по лестнице к главному входу, под столики в кафе.

Сначала я постарался успокоиться. Я знал, что главное было не испугать девочку, она и так, должно быть, уже была напугана. Я прохрипел что-то нечленораздельное, что должно было прозвучать как радостное приветствие, и вошел внутрь, постепенно приближая свет фонарика к домику Венди так, чтобы не ослепить ребенка, продолжая нести всякий вздор, который только мог прийти мне в голову.

Когда я понял, что она снова зарылась в толщу шариков, я прикинулся клоуном и попытался притвориться, что мы играем в прятки. Я с ужасом осознавал, как, должно быть, выгляжу в ее глазах в своей униформе, да еще и неся весь этот бред.

Но когда я добрался до домика Венди, там никого не оказалось.

– Ее оставили! – продолжал вопить я, и когда они поняли, то зарылись в толщу шариков вместе со мной и принялись горстями раскапывать их и разбрасывать в стороны, но оба остановились гораздо раньше меня. Обернувшись, чтобы швырнуть очередную порцию шаров, я осознал, что мои напарники просто наблюдают за мной.

Они не поверили, что девочка была здесь и куда-то исчезла. Они сказали, что увидели бы ее, что она должна была бы миновать них. Они без конца повторяли, что я схожу с ума, но не пытались остановить меня, и наконец я очистил комнату от всех шариков, пока они стояли и ждали полицию, которую я заставил их вызвать.

Несколько дней я был не в состоянии выйти на работу. Меня лихорадило. Я продолжал думать о ней.

Я видел ее всего мгновение, пока не опустилась темнота. Девочке было лет пять или шесть. Она выглядела уставшей, испачканной, бледной и замерзшей, будто я смотрел на нее сквозь толщу воды. На ней была грязная футболка с изображением принцессы из мультфильма.

Она смотрела на меня широко открытыми глазами, плотно сжав губы. Грязные пухлые пальчики крепко сжимали край стенки домика Венди.

Полиция никого не нашла. Они помогли нам собрать шарики и засыпать их обратно в игровую комнату, потом отвезли меня домой.

Я все время думаю о том, как все могло бы сложиться, если бы хоть кто-то поверил мне. Не могу представить, как бы все обернулось. Когда через несколько дней я вернулся на работу, самое страшное уже произошло.

Если вы не понаслышке знакомы с такой работой, как моя, вы знаете, что бояться следует двух ситуаций.

Первая – это когда вы приходите на место и видите там скопление людей, нервных и возбужденных, они спорят и орут, расталкивая друг друга. Вам ничего не видно из-за толпы, но вы понимаете: эти люди так взбудоражены, потому что случилось что-то плохое.

Вторая ситуация – это когда вам тоже ничего не видно из-за толпы, но теперь люди реагируют иначе: они замерли на своих местах и как-то по-особенному молчаливы. Такое случается реже, но это куда хуже, чем первый случай.

Ту женщину и ее дочь уже увезли. Все, что произошло, я увидел позднее в записи.

Девочка пришла в игровую комнату через пару дней после первого визита. Как и в тот раз, она сидела одна, совершенно счастливая, напевая и разговаривая сама с собой. Ее минуты истекали, мать уже погрузила новую садовую мебель в машину и вернулась за дочкой. Женщина постучала в стекло, улыбнулась, малышка выглядела вполне счастливой, пока не поняла, зачем ее зовут.

На пленке видно, что она сразу начала вести себя совершенно иначе. Настроение у нее портится, она хнычет, потом внезапно поворачивается, бежит обратно к домику Венди и с грохотом падает в шарики. Мать терпеливо стоит у двери и продолжает звать ее, воспитательница стоит рядом с ней. Видно, что они разговаривают.

Малышка сидит спиной к взрослым и что-то говорит, обращаясь к пустому дверному проему домика Венди, очевидно упрямо доигрывая какую-то ей одной понятную игру. Другие дети продолжают заниматься своими делами. Некоторые наблюдают за тем, что происходит.

Наконец мать громко требует, чтобы дочь подошла к ней. Малышка поднимается и поворачивается лицом к камере; теперь мать и дочь стоят друг напротив друга, их разделяет лишь море шариков. Девочка замерла, опустив руки вдоль тела, зажав по шарику в каждой ладошке; но вот она поднимает руки и смотрит попеременно то на шарики, то на мать. "Не пойду, – говорит она (это я разобрал потом). – Я хочу остаться. Мы играем".

Она пятится в домик Венди. Мать шагает к ней и на мгновение сгибается в дверном проеме. Чтобы забраться внутрь, ей приходится опуститься на четвереньки. Вот из домика торчат только женские ноги.

На пленке нет звука. Но зато вы видите, как дети вокруг вздрагивают, а воспитательница бросается вперед, и понимаете, что женщина закричала.

Воспитательница потом рассказывала мне, что, когда она пыталась пробраться к домику, ей казалось, что шарики давили на нее своей массой, будто вдруг стали очень тяжелыми. Дети все время лезли ей под ноги. Следом за ней проталкивались еще несколько взрослых; казалось странным и нелепым, что эти несколько футов до домика Венди приходилось преодолевать с таким трудом.

Они не смогли вытащить мать из домика, поэтому взялись за него с четырех сторон и подняли домик над ее головой, разломав игрушечные стены.

Ребенок задыхался.

Разумеется, шарики специально делают достаточно большого размера, чтобы избежать риска подобных ситуаций, но эта девочка как-то умудрилась затолкать шарик глубоко себе в рот. Это казалось невероятным. Но шарик был так глубоко и втиснут так сильно, что его невозможно было достать. Глазки малышки едва не выкатывались из орбит, маленькие ножки были повернуты внутрь носками и коленками.

Теперь мать поднимает девочку и стучит по спине, очень сильно. Дети выстроились вдоль стены, наблюдая за происходящим.

Одному из мужчин удается оттеснить мать, он поднимает девочку, намереваясь применить прием Хеймлиха.[40]40
  Способ удаления посторонних предметов из дыхательных путей, когда пострадавшего переворачивают вниз головой.


[Закрыть] На пленке не очень хорошо видно ее лицо, но можно заметить, что оно теперь потемнело и сделалось синюшным, а голова безвольно повисла.

Как только мужчина обхватывает малышку, он невольно поскальзывается на шарах, все еще прижимая девочку к себе. Они падают вместе. Малышке уже не помочь.

Детей срочно уводят в другую комнату. По магазину сразу проносится слух, что в игровой что-то случилось, сюда сбегаются все родители. Когда прибежала первая мамаша, она увидела, что мужчина, который пытался помочь девочке, проглотившей шарик, теперь кричит на детей, а воспитательница пытается успокоить его. Он требовал, чтобы дети показали ему другую малышку, которая путалась под ногами и что-то болтала, когда он хотел перевернуть задыхавшуюся девочку вниз головой.

Это была одна из причин, почему нам пришлось снова и снова просматривать кассету, чтобы выяснить, откуда взялась таинственная девочка и куда она подевалась. Но пленка ее не зафиксировала.

Конечно, я пытался перейти на другой объект, но для нашего бизнеса, да и не только для него, наступили не лучшие времена. Стало совершенно ясно: если я хочу удержаться на этой работе – мне лучше всего оставаться на старом месте.

Игровую комнату закрыли – сначала на время следствия, потом "на реконструкцию", потом и вовсе на неопределенный срок, пока решался вопрос о ее будущем. Ее закрыли сначала неофициально, а потом объявили об этом от лица администрации магазина.

Взрослые, которые знали о том, что случилось (меня всегда удивляло, как мало их оказалось), шагали мимо комнаты вместе со своими малышами, пристегнутыми к складным стульчикам на колесах, мрачно следуя своим путем по демонстрационным залам, но старшие дети все еще скучали по комнате. Это было заметно, когда они с родителями поднимались по лестнице. Они думали, что направляются в игровую комнату, начинали радостно галдеть, вспоминая лесенку для лазанья и разноцветные игрушки, но при виде запертой комнаты и заклеенного коричневой бумагой большого окна ударялись в слезы.

Для меня, как и для большинства сотрудников, запертая игровая комната стала запретной зоной. Даже во время ночных дежурств я сворачивал в сторону, если мой маршрут пролегал мимо нее. Что проверять, если комната опечатана? Тем более что там все еще была ощутима атмосфера ужаса, стойкая, как дурной запах. У нас, представителей службы охраны, есть специальные пластиковые карточки, которые мы должны каждый раз во время обхода подносить к считывающим устройствам, расположенным в разных местах магазина, чтобы зафиксировать, что мы обошли каждый участок маршрута. К устройству, которое находилось у двери игровой комнаты, я подносил свою карточку, глядя в другую сторону – на стеллажи с новыми каталогами наверху лестницы. Временами мне казалось, что я слышу какие-то шорохи за спиной, похожие на тихое "пум-пум", но я знал, что этого не может быть, поэтому старался не обращать внимания на то, что мне чудилось.

Было странно думать, что игровая комната закрыта навсегда. Что те дети были последними ее посетителями и никто не будет больше играть в ней.

Однажды мне предложили хорошие сверхурочные, чтобы я остался поработать ночью. Администратор магазина представила меня мистеру Гейнсбургу – сотруднику главного бюро, прибывшему из британского правления компании. Мистер Гейнсбург хотел поработать в магазине поздно вечером, и кто-то должен был сопровождать его.

Он не появлялся в магазине почти до самой полуночи, я подумал было, что Гейнсбург уснул, не сумев приспособиться к другому часовому поясу, и уже сам собирался завалиться спать, как тут он и пришел. Загорелый господин, и одет с большим вкусом. Он рассказывал мне о планах и стратегиях компании, постоянно обращаясь ко мне по имени. Пару раз мне хотелось напомнить ему, что я не член совета директоров, а простой охранник, но, в конце концов, он был моим боссом, и я не решился ничего сказать. В любом случае мне была нужна эта работа.

Гейнсбург попросил проводить его в игровую комнату.

– Со всеми проблемами следует разбираться, как только они возникают, дорогой Джон, – сказал он. – Это первое правило, которое я усвоил и всегда ему следую. Одна проблема создает другую. Если вы не разрешите одну маленькую закавыку, полагая, что все рассосется само собой, то, прежде чем вы узнаете об этом, у вас уже будет две проблемы. И так далее.

Вы ведь проработали здесь какое-то время, не так ли, Джон? Вы видели это место, прежде чем его закрыли. Эти безумные комнатки исключительно популярны у детей. Они теперь есть во всех наших магазинах. Вы подумаете, что это дополнительные расходы? Какие-то благоглупости? Но я скажу вам, Джон, дети любят эти игровые комнаты, и дети… да, дети очень, очень важны для нашего бизнеса.

Двери комнаты уже были широко открыты, так чтобы проход оставался максимально свободным, и я помог ему внести туда небольшой столик с демонстрационного этажа.

– Дети – залог нашего успеха, Джон. Почти сорок процентов наших клиентов имеют маленьких детей, и большинство из них называют наше внимание к их детям среди двух или трех главных причин, по которым они приходят в наши магазины. Это важнее качества продукции. Важнее цен. Вы приезжаете сюда, вы можете здесь поесть, вы можете провести весь день вместе со своей семьей.

Итак, это первое. Кроме того, люди, которые делают покупки для своих детей, придают гораздо большее значение таким вопросам, как безопасность и качество. Как правило, они выбирают товар тщательнее, чем одинокие люди или бездетные пары, потому что хотят быть уверенными, что купили для своих детей самое лучшее. Наша прибыль от продажи дорогих товаров намного выше, чем от продажи дешевой продукции. Даже если взять семьи с низким уровнем доходов, Джон, та часть их денег, которая тратится на мебель и товары для дома, сразу возрастает при наступлении беременности, не говоря уж о том времени, когда появляется ребенок.

Гейнсбург обводил взглядом комнату – массу шариков, снова запестревших яркими цветами в лучах лампочек, которые не включали здесь вот уже несколько месяцев, разрушенный остов домика Венди…

– Итак, на что мы обращаем внимание прежде всего, когда в магазине что-то начинает идти не так? На то, удобно ли у нас покупателям. Возьмем, к примеру, детские ясли, заботу о детях, так сказать. Хорошо, ясли здесь имеются. Но тем не менее ситуация с клиентами в магазине в последнее время просто плачевна. Во многих магазинах показатели стали ниже, но здесь – не знаю, заметили ли вы, – здесь не только снижаются доходы от торговли, но и посещаемость катастрофически падает, что совершенно не укладывается в наши представления о порядке вещей. Обычно в центре города посещаемость на удивление стабильна. Пусть люди покупают меньше товаров, но они не перестают приходить в магазин. Иногда, Джон, мы даже замечаем, что покупателей становится больше.

Но здесь? Покупатели почти совсем перестали приходить. Соответственно пар, имеющих детей, среди них стало еще меньше. Повторяю, посещаемость покупателей с детьми упала ниже всяких пределов. Значит, с этим магазином творится нечто необычное.

Итак, почему они не приходят так часто, как прежде? Что здесь не так? Что изменилось? – Он слегка улыбнулся и нарочито огляделся вокруг, потом снова обратился ко мне: – Все ли нормально? Родители по-прежнему могут оставлять детей в яслях, но дети не просят родителей снова отвести их в магазин, как это было раньше. Чего-то теперь не хватает. Отсюда вывод. Следовательно, мы должны им это вернуть.