Текст книги "Десять тысяч небес над тобой (ЛП)"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 27

Дрожащими руками я ввожу координаты, данные мне родителями, которые должны вести к последнему осколку души Пола. Я закрываю глаза, жму…

…и падаю в себя как раз вовремя, чтобы упасть.

Я еду на велосипеде, думаю, какую-то долю секунды, прежде, чем упасть в канаву.

Со стоном я выбираюсь из-под велосипеда, вижу своё ободранное красное колено, где начинают собираться маленькие капельки крови. Кто-то проходящий рядом говорит:

– Ты в порядке, милая?

Честно, в эту минуту иметь ссадину на колене в качестве самой большой проблемы кажется почти облегчением.

– Всё хорошо, спасибо.

Это тоже сказано с британским акцентом. В этом мире я тоже живу в Лондоне? Кажется, здесь слишком зелено для Лондона…

Я смотрю вверх и сразу же понимаю, где я. Большинство людей бы не поняли, но они не выросли среди аспирантов, которые часто носили брошюры с лучшими физическими факультетами в мире, пытаясь придумать, куда пойти работать.

Увидев Мост Вздохов, я понимаю, что я в Кембридже.

Это имеет смысл. И мама, и папа оба легко могли преподавать здесь, и в этом мире они преподавали. Теперь мне нужно понять, что ещё изменилось.

Моя первая задача при прыжке в новое измерение – это понять ситуацию, насколько могу, где я, кто я. В этом случае я отчаянно хочу найти Пола сразу же. Он нужен мне больше, чем когда-либо ранее. Но секунду я сижу в траве, дрожа, думая о лунатичных версиях моих родителей, которых я только что оставила позади.

Зелёные деревья. Красивый старый университет. Отдалённые звуки дороги. Студенты смеются и бегут по траве. Триада может уничтожить и эту вселенную тоже.

Сосредоточься, говорю я себе. Будешь сходить с ума потом. Сейчас найди Пола. Начинай изучать этот мир.

Для начала я осматриваю свою одежду: джинсовая юбка, гольфы, туфли Мери Джейн, и колючий серый шерстяной свитер (или нужно сказать джемпер?). Достаточно обычно, только более скучно, чем я обычно одеваюсь. Однако, мне нравится шарф в цветочек вокруг шеи. Такой велосипед я бы тоже выбрала в своём мире, старомодный с широкими шинами, выкрашенный в счастливый оттенок бирюзового.

Моя сумочка – это сумка почтальона, выполнена в чёрной коже. Я открываю её, чтобы узнать, что я там найду. Моя ладонь и предплечье болят, пока я копаюсь в вещах, может быть я ударилась сильнее, чем думала. Эта Маргарет, должно быть, более практична, чем я, и слава богу, потому что одним из первых я вытаскиваю лейкопластырь. Я накладываю его на рану на колене, потом возвращаюсь к поискам. Помада, какой-то бренд, который я не узнаю под названием Sisley, но примерно того же цвета, что я ношу дома. Солнечные очки, дешёвая аптечная версия, и я всегда покупаю такие, потому что не могу провести и двух месяцев, не потеряв ни пары. Электронная книга, с этой моделью я не знакома, но смогу разобраться позже. Мой телефон, ура. Когда я смотрю, не tPhone ли это, я в замешательстве. В этом мире у меня что-то под названием iPhone. Интересно, кто их делает.

И да, бумажник. Я открываю его и нахожу водительское удостоверение с домашним адресом. Куча британских денег, королева строго смотрит на меня с банкнот различных цветов и размеров.

Красная отметина обезображивает кожу на моей правой руке. Подняв рукав свитера, я обнаруживаю длинный синевато-багровый шрам. Это не гротеск, но от этого вида я вздрагиваю от боли. Из того, как он выглядит, я догадываюсь, что это произошло в последние несколько месяцев, может быть, со временем шрам поблекнет.

Но сжав кулак, я чувствую боль, взбирающуюся по моей руке, и понимаю, насколько серьёзной была травма. Не просто царапина на коже, мышцы и кость были задеты.

Но всё равно, он явно заживает, и сейчас я могу с этим справиться. Я начинаю листать телефон, и в нём оказывается такая же интуитивно-понятная операционная система, как на моём собственном tPhone дома. Камера показывает множество снимков моей семьи, и Джози тоже, и это облегчение, и разнообразных друзей, которых нет в моём собственном измерении.

Но быстрый поиск не обнаруживает фотографий ни Пола, ни Тео.

Время поискать в контактах. Неа, их нет.

Однако, Джози там есть, и после того, что случилось в Главном Офисе, мне нужно с ней поговорить. Поэтому я нажимаю на «вызов». Через несколько звонков она отвечает, задыхаясь:

– Мардж?

Мардж? Слава богу, моя Джози никогда до этого не додумывалась.

– Привет. Как ты?

– Ну, я в порядке, – она так странно разговаривает с английским акцентом. – Дома что-то случилось?

– Нет, нет! – надеюсь, это правда. – Я просто… не знаю… хотела поговорить с тобой.

Её голос становится мягче.

– Всё хорошо?

– Да, конечно. Но я хотела узнать, как у тебя дела.

– Я прекрасно провожу время! – я словно вижу улыбку Джози. – Ривер Финдхорн серьёзно недооценивают в плане рафтинга. Она великолепна, Мардж. Абсолютно великолепна!

Неважно, насколько отличается акцент. Это определённо Джози, которую я знаю.

– Рада, что ты веселишься.

– Ты должна поехать со мной в следующий раз. Я знаю, ты не спортивная, но обещаю, тебе понравится! И.… правда думаю, что ты справишься. Несмотря ни на что.

Я ещё раз смотрю на ужасный шрам у себя на руке.

– Обещаю, в следующий раз, – что за чёрт. Держу пари, этой Маргарет тоже понравился бы рафтинг. И конечно, что бы там ни было с моей рукой, мне скоро станет лучше.

– Ты уверена, что всё хорошо? – Джози очевидно находит странным, что я позвонила ей посреди её большого приключения без всякого повода.

Я пытаюсь замести следы.

– Правда, да. Но… хм… у меня был странный сон, что тебя нет, и я думаю, что стала скучать по тебе.

Через несколько секунд Джози смеётся:

– Ты никогда не признаешься в этом мне в лицо.

– Неа. Так что наслаждайся.

Мы ещё немного болтаем, по большей части о красавчике-шотландце, который ведет группу рафтов, и потом Джози вешает трубку. Просто от звука её голоса в течение нескольких минут мне становится лучше, как будто она снова со мной.

Сейчас, я думаю, вспоминая о том, чего хочет Главный офис. Что они могут сделать с этим измерением, или с другим таким же.

По моей спине пробегает дрожь. Я встаю, выравниваю велосипед, потому что от этого я чувствую себя немного сильнее, но ещё не уезжаю. Сначала я открываю браузер и ищу Пола Маркова, физика. Результат высвечивается сразу же, и я улыбаюсь. Он здесь, в Кембридже.

Он здесь. Я буду с ним ещё до конца дня, может быть, как только доберусь домой. Я не понимаю, почему у меня ещё нет его фотографий, но может быть он не стал аспирантом в таком юном возрасте в этой вселенной. Пол может быть здесь новичком.

Мне нужно сделать всё правильно, думаю я. Если ты когда-либо думал, что я не люблю тебя таким, какой ты есть, Пол, ты ошибаешься. И ты можешь помочь мне придумать, как остановить Триаду.

Потом я ищу Тео Бека, физика, потому что Тео, должно быть, прыгнул в это измерение сразу после меня. Хотя я доверяю сказанному группой наёмников Пола и Главном Офисе, я всё равно буду чувствовать себя лучше, поговорив с ним. Но когда появляются результаты, я хмурюсь.

Тео в Японии?

Я пишу ему письмо, полагая, что прыжок разбудил его. Конечно, мой телефон звонит через несколько секунд.

– Что за чёрт? – говорит Тео вместо приветствия. – Я сплю на полу в какой-то групповухе. У них даже нет кроватей…

– Это не похоже ни на одного японца, о котором я слышала, – не то, чтобы я изучала легенды и сказания о жизни аутентичных японцев, но, если бы их студенты жили группами без кроватей, думаю, я бы об этом знала.

– Погоди. Я не хочу никого будить, дай мне выйти отсюда, – я слышу какую-то возню, и звук раздвигающегося экрана. Наконец, Тео снова говорит: – Ладно, я на крыльце. Совершенно глухая ночь, и, погоди, здесь какая-то брошюра на нескольких языках… вот дерьмо.

Он, кажется, в шоке. Моя рука напрягается на руле велосипеда, потом начинает болеть запястье и мне приходится расслабиться.

– Что? Что такое?

– Я на Горе Фуджи.

– Как ты… – мне очень хочется рассмеяться. Ужасное напряжение немного спадает. – Зачем ты поднимаешься на гору?

– Я не знаю. Но по какой-то причине я решил сделать это сегодня. – Тео вздыхает. Я не смогу приехать в ближайшее время. Из твоего акцента, я полагаю, ты в Лондоне?

– В Кембридже.

– Понял. Пол там?

Большинство людей бы не услышало напряжения в его голосе.

– Да, я имею в виду, он сейчас не рядом, но он тоже в Кембридже. Я смогу найти его сегодня.

– Хорошо. Это хорошо, – после длинной паузы Тео говорит: – Ты получила объяснения насчёт разрушенных измерений?

Напряжение возвращается, в груди снова мёртвый груз.

– Это правда. В Главном офисе мои родители думают, ну знаешь, ерунда, если несколькими вселенными больше или меньше?

– Это настолько хреново, насколько может быть. Насколько они близки к возможности совершить такое? Им нужно устройство, которое сможет перемещаться между Вселенными как Жар-Птица, которое может повлиять на фундаментальный резонанс…

Он уже всё обдумал. Это даёт мне надежду, что мы может быть сможем перехитрить Главный Офис.

– У них нет устройства, но они собираются экспериментировать. Осталось недолго.

– Проклятье. Может быть, мне нужно отправиться домой. Чем скорее я туда попаду, тем скорее смогу рассказать Генри и Софии, что происходит.

– Они должны знать, – но мне странно говорить «да, конечно, иди без меня».

Тео был рядом со мной в течение всего путешествия. Более того, я поняла, кем мы можем быть друг для друга. Пол – моя единственная любовь, но я связана с Тео совсем по-новому. Друг, которого я так любила прежде, чем Вселенная Триады и Главный офис стали портить нам жизнь, снова со мной. И я так рада.

Я не могу говорить об этом здесь и сейчас. Тео не захочет это слушать, не так, и ещё слишком рано. Поэтому я говорю только:

– Если я не вернусь домой в течение двадцати четырёх часов, возвращайся и забери меня, ладно?

– Всегда, – говорит Тео.

Тон его голоса должен казаться обычным. Это не так. Прямо под поверхностью прячется тоска, с которой я не знаю, как справиться, но я и не должна. Тео вешает трубку, даже не попрощавшись.

Секунду я просто стою, глядя на экран телефона, желая позвонить ему, и я почти хочу сказать ему то, что он на самом деле хочет услышать. Но я не должна, и я не могу.

Вместо этого я нахожу приложение с картами и ввожу адрес с водительского удостоверения. Пора отправиться домой.

Моя поездка почти полностью проходит вдоль реки Кам, так что я могу наслаждаться пейзажем и первозданным теплом весеннего дня. От того, как я сжимаю руль, болит рука под шрамом, но я могу с этим справиться. В этом измерении, кажется, мы живём в викторианском таунхаусе недалеко от Университета и центра города, и совсем недалеко от реки. Перед домом припаркована абсурдно маленькая машина яркого яблочно-зелёного цвета. Поначалу большой каменный особняк выглядит слишком похожим на чей-то чужой дом, так что я неохотно вхожу внутрь.

Потом я вижу мандариново-оранжевый отблеск в одном окне, это ловец солнца, висящий на стекле так же, как и дома. Приободрившись, я проезжаю по подъездной дорожке, пристегиваю велосипед и направляюсь внутрь.

Открыв дверь, я слышу дребезжащий звук и меня бежит встречать чёрный мопс, сморщив нос и высунув язык. Смеясь, я наклоняюсь, чтобы погладить его.

Наконец, измерение, где у родителей есть собака! Нужно понять, как Маргарет и Джози добились этого.

– Кто это Ринго, дружище? – голос отца приближается с каждым словом. – Это СяоТинг пришла повидаться с нами… о! Почему ты так рано дома, милая? Билеты на первый сеанс уже распродали?

Он так похож на моего отца дома, в своём старомодном кардигане и постоянно встрёпанными волосами, что мне хочется растаять. Больше нет незнакомого, сумасшедшего папы, манипулирующего и угрожающего измерениями, просто папа, которого я знаю и люблю.

– Ага, – говорю я, не представляя, какой фильм хотела посмотреть. – Я приехала туда слишком поздно.

– Ну ладно, – он делает мне знак пройти в дом, а мопс Ринго бежит рядом с ним, счастливо пыхтя. – По меньшей мере у тебя теперь есть время попрощаться с Сюзанной.

Конечно, войдя в маленькую, но светлую кухню я вижу тётю Сюзанну, одетую в обтягивающее платье с леопардовым принтом и её знаменитую помаду цвета фуксии. Мама, совершенно похожая на себя, кивает с совершенным непониманием, когда тётя Сюзанна говорит:

– И, если вы не летите бизнес-классом, скажу я вам, это того не стоит. Потому что в эконом-классе люди как скот, понимаете… ох, Маргарет, дорогая? Так скоро вернулась?

– Билетов уже не было, – я придерживаюсь предлога, подсказанного папой. Кроме того, я действительно рада её видеть. Дома мы не навещали друг друга несколько лет, но тётя Сюзанна была моей опекуншей в первом измерении, которое я посетила, и услышав о её смерти в военной вселенной, приятно видеть её снова стоящей рядом, живую, здоровую, и яркую, как обычно. – Когда ты уезжаешь?

– Твой папа отвезёт меня на станцию через пятнадцать минут. Так что я смогу дважды попрощаться с тобой!

Она протягивает руки. Обычно я бы попыталась этого избежать, но теперь я подхожу к неё и крепко обнимаю. Её кричащие духи никогда не пахли лучше.

Тётя Сюзанна смеётся, удивленная, но довольная.

– Разве ты не милашка? Генри, София, вы должны отправить её ко мне в Лондон этим летом. Мы накупим одежды по последней моде и в Оксфорде все попадают.

Оксфорд? Я поступила в Школу Изобразительного Искусства Рускин? Во мне разгорается гордость и надежда. Если эта Маргарет могла поступить, возможно, я тоже смогу. Я не знаю, набирают ли они студентов с января, но я могу узнать это на следующем дне открытых дверей.

– Я думаю, поездку в Лондон можно устроить, – говорит папа. – Но, если мы хотим успеть на поезд в шесть сорок пять, нам лучше выдвигаться.

– Точно, – несколько раз похлопав меня по плечу, тётя Сюзанна отпускает меня. Я с удивление чувствую ком в горле, когда она машет. – Тогда уходим. Увидимся, дорогие.

– До свидания, Сюзанна, – у мамы всегда такое выражение лица, когда она рядом с папиной сестрой, – немного оглушённая, немного смущённая, но в этом измерении это ещё глубокая привязанность.

Когда папа и тётя Сюзанна уходят, остаёмся только я, мама и мопс Ринго. Пока мама занята приготовлением ужина, соуса болоньезе, судя по запаху, ням, я быстро исследую дом. Он похож на место, где мы могли бы жить, книги, растения. И моя комната наполнена портретами в масле которые могли бы принадлежать моей кисти дома. Джози, мама и папа в виде триптиха на стене, каждый яркий по-своему. И всё же я узнаю мазки кисти, смешение цветов, свет. Я могла бы нарисовать их сама.

Пол не просто подбадривал меня в тот вечер, когда мы разговаривали в общежитии, он говорил правду. Действительно ли я себя недооценивала всё это время?

Если я смогла поступить в Рускин, Пол мог бы работать там или здесь, в Кембридже. От Оксфорда до Кембриджа недалеко. Мы бы могли видеться каждые выходные, по меньшей мере. Это всё может получиться, если мы только попробуем.

Так что я не позволяю себе беспокоиться из-за того, что портрета Пола нет на стене.

Самое странное, что мольберт не разобран. Я не вижу коробок с красками, глядя в корзину с бельем, я вижу ровно ноль запачканных краской халатов (я должна стирать их отдельно, но иногда забываю и это несёт плачевные последствия для остального белья). Я должна начать учиться в школе Рускин. Разве я не должна тренироваться?

Я направляюсь обратно в гостиную, которая меньше, чем дома, но такая же уютная. Я падаю на пышную софу и ко мне сразу же присоединяется Ринго, который хочет, чтобы ему почесали пузико. Когда я подчиняюсь ему, из кухни входит мама, вытирая руки о полотенце.

– Ну вот, – говорит она и садится рядом. – Поставим пасту, когда приедет отец.

– Звучит неплохо, – если Пол – студент-физик в Кембридже, если я даже не знакома с ним, мои родители должны его знать. – Ты в последнее время видела Пола Маркова?

Мама садится прямее.

– Ты его видела?

– Я… ух, нет. Не видела.

– Ох, милая, – она придвигается ближе и кладёт руки мне на плечи. – Ты всё ещё расстраиваешься? Я не виню тебя.

Расстраиваюсь?

– У меня всё хорошо. Правда.

– Ты бы не спрашивала о Поле, если бы это было так, – мама вздыхает. – Мы с твоим отцом просили о самых строгих мерах, но университетские правила ясны и снисходительны. Технически, он ничего не нарушил. Так что мы не можем исключить его. Я почти жалею, что мы уже отменили проект Жар-птица, мы бы могли удовлетвориться хотя бы тем, что выкинули бы его оттуда по крайней мере. Но наши профессора должны продолжать работать с Полом! Они должны были держать его от тебя подальше…

– Я его не видела! Ладно? Всё хорошо, – более чем странно видеть, как мама говорит о Поле без следа привязанности, или даже уважения.

В её глазах я вижу чистую ненависть.

Она мягко поглаживает меня по плечу.

– Я обещаю тебе, Маргарет, от всей души обещаю, Пол никогда снова не подойдёт к тебе. Никогда.

Именно тогда, когда я думаю, что я дома и в безопасности, мир снова переворачивается с ног на голову.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 28

На этот раз я обшариваю комнату как криминалист, обследующий сцену преступления. Её шкаф опустошен на кровать, каждый карман в каждом пальто и каждой паре джинсов обыскан. Каждый ящик попадает под обследование. Корешки книг на полке этой Маргарет и заголовки книг в ридере осмотрены. Я кое-что узнала о ней, она уверенно носит высокий каблук, она разделяет страсть моей мамы к йоге, ей больше нравятся сюрреалисты, чем мне. Но я не нахожу того, что мне нужно знать.

Что случилось с Полом?

Нет блога. Нет дневника. У меня тоже нет их дома, но почему она не может отличаться от меня в чём-то? Разнообразные приложения у неё на телефоне показывают мне фотографии, последние обновления, всё это выглядит очень похоже на мой домашний телефон, только, конечно, у неё много фотографий собаки.

Я пролистываю назад до января, и наконец вижу фотографию Пола. На ней он сидит на красном диване и Ринго счастлив у него на коленях. Пол выглядит совершенно беззаботно. Дома. И теперь мои родители даже не хотят видеть его.

Разогревшись поисками в комнате Маргарет, я закатываю рукава свитера. Когда я это делаю, большой палец нащупывает неровную поверхность шрама на моей правой руке. Шрам теперь кажется темнее, и я понимаю, что мозг играет со мной, потому что боль вернулась.

Ну, если я ничего не смогу узнать о Поле из этого мира, я по меньшей мере, могу связаться с ним.

Проведя немного времени за её планшетом, я обнаруживаю, что контактную информацию Пола найти несложно. Списки университета содержат его адрес и адрес электронной почты, по меньшей мере университетский. Движением пальца я открываю окно, чтобы написать ему, потом задумываюсь.

Мама хотела, чтобы Пола выкинули из Кембриджа, того же самого парня, которого они практически усыновили в по меньшей мере в дюжине измерений. Всегда, когда мои родители и Пол не ладили, это Пол проводил между ними черту.

Четвёртый и последний осколок моего Пола здесь, заключённый в тело этого другого Пола Маркова. Неважно, что он сделал, неважно, на что он способен, мне нужно встретиться с ним. Мы должны быть наедине.

До тех пор я отказываюсь волноваться. Во время путешествий по измерениям меня похищали, держали под дулом пистолета, бомбили с воздуха, выкидывали в русскую зиму, где я почти умерла от переохлаждения, и за мной гналась толпа с факелами, желая сжечь меня за колдовство. Каждый раз я держала себя в руках. Каждый раз я выживала.

Что бы ни случилось дальше, мне нужно верить, что я смогу с этим справиться. Ради Пола, я смогу.

Я отсылаю Полу простое и прямое сообщение.

«Нам с тобой надо поговорить. Ты сегодня свободен? Если да, сообщи мне время, и я заеду в твою квартиру.»

В последнюю секунду я вспоминаю что нужно говорить «квартиру» а не «апартаменты».

Я бы легко провела следующие часы, глядя на экран и надеясь в любую секунду увидеть его ответ. Но это только сведёт меня с ума и кроме того, мама приготовила спагетти.

– Сюзанна настаивает, чтобы мы навестили её летом в Лондоне, – говорит папа, засыпая тарелку таким количеством пармезана, которое большинство людей не сможет съесть за месяц.

Мама выглядит растерянной.

– Но мы ходим каждое лето, по крайней мере на одну или две пьесы. Кажется, я читала, что в июне в Глобусе поставят «Юлия Цезаря».

Мой отец качает головой.

– О нет, она не ждёт нас на выходные. Сюзанна хочет, чтобы мы приехали недели на две.

Больше, чем на выходные, звучит довольно долго, не говоря уже о двух неделях с тётей Сюзанной. Судя по звуку, который издает мама, она согласна. Как мило, что тётя хочет, чтобы мы приехали к ней. Дома наши отношения гораздо более холодные и отдалённые, потому что папа и его сестра являются практически научным доказательством того насколько разными могут быть дети у одних родителей. Мне нравится, что мы все нашли способ ужиться в этом мире.

Во время еды мне трудно держать в ноющих пальцах что-то столь тонкое, как вилку. Мама смотрит на меня и опускает взгляд, когда видит, как я борюсь со своим столовым прибором. Я быстро меняю тему разговора.

– Прошлой ночью мне приснился странный сон.

– О, правда? – папа поднимает бровь с лёгким любопытством. Ринго сидит у его ног, тяжело дыша, в надежде, что кто-нибудь из нас уронит еду.

Я стараюсь говорить небрежно.

– Да. Во сне мы все жили в Сан-Франциско, выглядели и вели себя как мы, но у нас были другие жизни и тогда я поняла, что это не моё измерение. Я отправилась с Жар-птицей в другое измерение, чтобы посмотреть, как мы там живём. Было так странно узнавать маму, папу и Джози, я видела, что там не было вас, но в то же время вы там были. Мне казалось, что я помню весь дом, весь район, всё.

Мама и папа задумчиво смотрят друг на друга.

– Наверное, так оно и было, – говорит она, лениво вертя вилкой в пасте. – Иногда я всё ещё мечтаю об этом, действительно оказаться в другом измерении.

– Это же ещё может случиться, – рискую я. – Не так ли?

Папа вздыхает.

– Нет смысла возвращаться к этому сейчас. Проект Жар-птица, возможно, и был бы нашей величайшей славой, но также и величайшей глупостью. Лучше направить нашу энергию на более продуктивные цели.

Да ладно вам. Ни в коем случае мама и папа не отказались бы от своей мечты только потому, что считали её непрактичной.

По крайней мере, теперь я понимаю, почему Конли послал сюда последний осколок Пола. Поскольку технология Жар-птицы была уничтожена, не было никаких шансов, что мои родители поймут, что происходит и не было никаких шансов, что они могли бы использовать собственные устройства, чтобы вернуть его домой.

Тогда мама говорит:

– Отправлять информацию гораздо полезнее, чем отправлять сознание.

Я останавливаюсь, спагетти соскальзывают с моей вилки, пока я держу её над тарелкой.

– Каким образом?

Она выглядит сомневающейся и мне интересно, разоблачила ли я себя, Маргарет из этого мира наверняка знала бы больше о текущих исследованиях её родителей. Вместо этого мама говорит:

– Ты права в том, что просишь объяснений. Если мы не вернёмся к нашим принципам, мы рискуем потерять правильный путь.

Папа переходит в режим профессора.

– Итак, Маргарет, что ты знаешь об информации? Что в ней самое странное?

Возможно, это звучит как очень обширный вопрос, но я понимаю, к чему он клонит.

– Информация – это единственное, что как мы знаем, может двигаться быстрее скорости света. Вселенная знает то, чего не должна знать, прежде чем она сможет узнать это. Как…как если кварка уничтожается, а другая создаётся мгновенно, чтобы занять её место.

Пол тоже рассказывал мне об этом, когда мы стояли в Редвудском лесу и смотрели в бесконечность.

– Вот именно, – говорит мама. – Передача сознания, как бы захватывающе это не звучало, и как бы революционно это ни было, даже идентификация и изолирование сознания, не лучшие способы узнать больше о других измерениях мультивселенной. Мы можем структурировать «сообщения» в виде асимметричных субатомных последовательностей и посмотреть, как реагируют другие квантовые реальности.

– Если мы выясним, как лучше всего справиться с этим, мы даже сможем напрямую поговорить с другими версиями себя или, по крайней мере, с другими учёными, проводящими такую же работу, – добавляет отец. – Гораздо лучше, чем врываться в чужое тело без предупреждения.

Я думаю о Великой Княжне Маргарите, которая даже сейчас прячется в датском загородном доме, пока не родит ребёнка, которого я зачала за неё. Тео из Нью-Йорка, который до сих пор в больнице, думает, сможет ли он когда-нибудь снова ходить. Лейтенанта Маркова, мёртвого у меня на руках. Я признаю:

– Это гораздо этичнее.

Мама кивает, но я могу сказать, что это только теоретическое соображение, с которым ей никогда не приходилось сталкиваться.

– У нас будет гораздо больший охват. Вместо того, чтобы только посещать вселенные, где мы сами существуем, мы будем в состоянии узнать что-то практически о любом измерении в мультивселенной… Генри. Перестань давать лапшу собаке.

– Он любит лапшу, – говорит папа, когда Ринго заглатывает спагетти.

Мои родители знаменитые учёные начинают спорить, вызывает ли паста газы у собаки. Это даёт мне мгновение, чтобы обдумать то, что я только что узнала, возможности, расширяются в моём сознании каждую секунду.

Главный офис и измерение Триады должно быть не воспринимает этот мир как угрозу, потому что мама и папа забросили проект Жар-птица. Конли никогда не понимал, что вместо этого они обращают внимание на другой способ контакта с другими вселенными. Если бы мы получили эту силу, мой мир, военная вселенная, и даже Пол и Тео из главного офиса, мы могли бы общаться друг с другом постоянно, без риска прыжков через измерения… мы могли бы создать союз, намного больший, чем заговор Триады. Гораздо более мощный. Мы можем подготовиться к любому нападению, которое может совершить главный офис.

Вот как мы можем их уничтожить.

Как бы драгоценно ни было лечение Тео, как бы я ни стремилась спасти своего Пола, теперь я знаю, что приношу домой третье сокровище или, по крайней мере, возможность. Координаты этого измерения могут спасти нас всех.

– Как долго? – спрашиваю я.

Мама хмыкает:

– Пока собака не начнёт вонять в каждой комнате, в которую заходит? Самое большее два часа.

– Нет. Я имею в виду как много пройдёт времени прежде чем вы сможете общаться с другими измерениями?

– Милая, ты же знаешь, что мы не можем точно определить это, – говорит отец, но с улыбкой. – Конечно, если тест в следующем месяце пройдёт так хорошо, как мы надеемся…подожди и увидишь.

Я делаю всё, что могу, чтобы не рассмеяться вслух.

Возвращаясь в свою комнату, я уже разрабатываю стратегию. Я пока не собираюсь «снимать плащ», сначала я должна поговорить с родителями дома обо всём, что мы узнали. Но как только я это сделаю, мы сможем начать планировать моё возвращение в это измерение. Тогда мы сможем сказать правду, всю честную правду, и заставить эти версии самих себя объединиться с нами. Восторг пузырится внутри меня, пока я не хочу вращаться и танцевать глупый победный танец. Как только я останусь одна в своей комнате, я это сделаю.

Тем не менее, когда я смотрю на свою электронную почту, другие мысли исчезают, заменяясь одним лишь именем Пола в почтовом ящике.

Когда я открываю его ответ, там значится только в «8:30 вечера».

Он, как и в моём измерении совсем не болтун. Это вся информация, которую я просила, единственное, что мне нужно.

Всё же, когда я вспоминаю недоверие мамы к Полу, её страх за меня, немногословность Пола становится… пугающей.

Но это не остановит меня от того, чтобы пойти к нему и вернуть моего Пола домой.

Кембридж, должно быть, относительно безопасное место, потому что, когда я говорю им, что хочу пойти на теоретический поздний показ какого-то фильма, который Маргарет этого мира хотела увидеть в кампусе, мама даже не отрывается от чтения, когда она кивает. Папа говорит только:

– Не лучше ли взять машину?

Конечно, он разрешает мне ездить только в той вселенной, где мне придётся оставаться на левой стороне дороги.

– Не надо.

– Я рад, что ты проявляешь интерес к кино, – говорит он. – Определённо, есть на что посмотреть.

Мама неожиданно заинтересовалась.

– Так много талантливых людей в одном виде искусства оказываются талантливыми и в другом.

Может быть, Маргарет в этом мире думает стать кинорежиссёром. Я не могу себе этого представить, но это круто.

Когда я еду по улицам Кембриджа, мой телефон говорит мне, куда повернуть и как далеко нужно будет идти. Не весь город так живописен, как университет, я пересекаю несколько оживлённых дорог, по сторонам которых расположены современные здания. Вывески магазинов освещены для ночного времени и носят незнакомые названия: BOOTS, COSTA, PIZZA EXPRESS. Но указания навигатора держат меня рядом с университетом и, наконец, направляют меня к группе небольших, простых квартир, сразу узнаваемых как кампус для студентов.

Я паркую велосипед, иду прямо к двери Пола и без колебаний звоню.

Прежде чем моя рука успевает опуститься, Пол открывает дверь.

Он выглядит более худым в этом измерении, и не в хорошем смысле, его одежда, слегка потрёпана, но похожа на ту, что он носит дома, но она висит на нём, как будто он даже не заботится о том, чтобы купить что-то подходящее. Тем не менее, он опрятен, и по слабому запаху пены для бритья я могу сказать, что Пол приоделся для меня. Он старается.

– Привет, – говорит он. – Спасибо, что связалась со мной. Это… это много значит.

– Могу я войти?

Пол выглядит удивлённым. Он действительно думал, что я буду стоять здесь и разговаривать с ним через порог?

Но он отступает, чтобы я вошла в его квартиру. Она такая же маленькая и простая, как я думала, с изношенной, неподходящей мебелью, купленной в Армии Спасения или в её британском эквиваленте. Аккуратная, даже для студента мужского колледжа. Мой Пол содержит вещи аккуратнее, чем любой другой парень, которого я когда-либо знала и мне интересно, разделяет ли Пол из этого мира пристрастие к сияющей чистоте с моим Полом, или это подсознательное влияние моего собственного Пола.

Я должна прижать Жар-птицу к нему сейчас же, вернуть моего Пола и убраться отсюда. Но что-то в этом тихом страдании трогает меня. Ему больно, ужасно, и он кажется, думает, что разговор со мной поможет.

Я могу отдать ему должное. Его тело сохранило в безопасности последнюю часть души Пола, мы обязаны ему.

Вместо привет или как дела, Пол говорит:

– Ты позволишь мне объяснить? – когда я удивлённо моргаю, он продолжает. – Наверное, поэтому ты здесь. Если это не…