Текст книги "Десять тысяч небес над тобой (ЛП)"
Автор книги: Клаудия Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
На самом большом экране позади нас проигрывается видео с логотипом Триады в правом нижнем углу. Яркий аквамариновый цвет облегающего костюма Джози напоминает мне плавательные костюмы, в которых она сёрфит. На её шее висит немного другая версия Жар-птицы. Она сидит за столом, разговаривая с помощниками. Она кажется деловитой, но полной энтузиазма.
– Очевидно, греко-романский паганизм выжил в измерении 101347. Храмы Зевса, Аполлона, Афины и Афродиты были расположены на главных улицах, но я видела поклонение божествам из других культур, таких как Одину и Изису. Разнообразные формы паганизма должно быть сосуществовали в течение длительного промежутка времени…
Я не могу это осознать. Холодная правда затмевает все эти видео, всю эту информацию: родители сказали мне, что в этом измерении моя сестра мертва.
– Она вызвалась сама, – папа говорит так, что я думаю, что он часто повторяет это себе. – Джози хотела путешествовать через измерения. Её любовь к приключениям… ей всегда не хватало их. Она всегда хотела больше.
Конли смотрит на лицо Джози на экране.
– Поэтому, когда она захотела быть нашим первым путешественником, идеальным путешественником в нашем измерении, казалось таким естественным сказать да. Кто бы справился с этим лучше? Кому бы это понравилось больше?
Никому, понимаю я. Джози всегда немного нервничала, когда мы разговаривали о путешествиях в разных мирах. Дома, однако, у неё своё научное приключение, погружение в океанографию, каламбур, над которым они с папой всегда смеялись. Она никогда не хотела быть частью работы родителей. В этом мире, однако, она пошла по их стопам.
До тех пор, пока…
– Если бы это произошло в одном из более опасных измерений, я думаю, мы бы были более готовы к негативным последствиям, – голос мамы кажется тонким. Натянутым. – Но Джози была в мире, похожем на твой. Технологии были более примитивны, но ей нравилось медленное течение жизни. Доступ к лесам и морю. Она постоянно возвращалась туда, предположительно, чтобы обнаружить эффекты от повторяющегося входа в измерение. На самом деле она возвращалась, потому что ей это нравилось.
Конли закрывает глаза:
– Я позволял ей. Я подбадривал её. Это казалось безобидным. Она столько для нас сделала. Почему не позволить ей отдохнуть? Я… я никогда не мог запретить то, чего она на самом деле хотела.
Никто не продолжает, поэтому мне приходится спросить:
– Что произошло с Джози?
Никто из них не хочет произнести это. Папа говорит первым.
– Случайный несчастный случай оказался ужасающим.
Кается, папа не может продолжать, поэтому говорит мама:
– Без сомнения, ты думала о том, что произойдёт если путешественник находится внутри своего другого воплощения, когда оно умирает.
У меня определённо были причины для волнений. Мысль о том, что Джози умерла таким образом – ужасна, но я видела измерения без неё. Измерения, где наши родители мертвы, измерения где все они умерли, когда я была ребёнком. Мне больно об этом думать, но я научилась жить с этим. Я думаю о своей семье дома и напоминаю себе, что я скоро буду с ними.
Для этих версий мамы и папы и Ватта Конли, как бы странно это ни было, такого успокоения нет.
– Как умерла Джози? – спрашиваю я так мягко, как могу. – Авария, когда у неё не было времени прыгнуть оттуда?
Мама качает головой.
– В каком-то смысле, да. Но правда была гораздо хуже.
Я вдруг понимаю:
– Она расщепилась, да?
Конли отвечает мне:
– Джози пыталась прыгнуть в момент смерти. Она не смогла завершит прыжок. Кусочки её разума рассеялись по меньшей мере по сотне измерений, которые она посещала ранее, как будто… – он пытается найти правильные слова. – Как будто Жар-птица пыталась найти для неё безопасное место и не смогла. Она вероятно сделала ошибку в настройках, у неё было так мало времени, и она должно быть была так напугана…
Теперь папа сидит, сжав голову руками. Конли быстро и прерывисто дышит через нос, как делают парни, когда сдерживают слёзы.
Это кажется задачей с очевидным решением.
– Вы не можете просто собрать её с помощью Жар-птицы? Так же, как Пола?
– Нет, – говорит мама. – Мы пытались. Мы знали, что осколки слишком малы, что мы никогда не найдём их все, и что их будет слишком сложно извлечь из других Джозефин, но мы всё равно пытались.
Мои родители всегда мечтали о великом. Но они не пытаются сделать невозможное, вместо этого они раздвигают пределы возможного. Что означала для них попытка сделать что-то без шанса на успех? Это было отчаяние. Или может быть это безумие, которое иногда следует за большим горем, то же самое безумие, которое заставило меня преследовать Пола сквозь измерения, когда я думала, что он повинен в смерти моего отца. Мысль о том, что я тогда чувствовала, как потрясена была, как ранена, что-то раскалывается внутри меня.
Эти грустные, отчаявшиеся люди – то что осталось от моих родителей в этом измерении. Как бы я ни злилась из-за того, что сделала Триада, я не могу не чувствовать сострадания к ним, даже к этой версии Конли, совсем чуть-чуть.
Я помню, каково это так сильно страдать. Я ещё помню, что это проходит. Скорбь никогда не умирает, у меня всё ещё бывают кошмары о том, как полицейский пришел в наш дом и сказал, что папа был убит, даже несмотря на то, что всё завершилось хорошо. Но горе меняется. Оно становится мягче, меняет форму и становится частью тебя. Такая скорбь не становится легче, но ты привыкаешь к весу и несёшь её.
Со временем, может быть, мама, папа и Ватт Конли из этого мира смогут преодолеть это. Они поймут, каким сумасшествием это стало.
– Мне жаль, – по какой-то причине, кажется, папе от этого только хуже, он вздрагивает. – Я знаю, что это тяжело, правда. Когда я думала, что папа умер и видела его в других измерениях… это помогало мне, ненадолго. Если вам нужно навещать Джози, другие её версии, это нормально. Но это не значит, что можно позволять двум другим Конли делать то, что они хотят. Я имею в виду, они специально расщепили Пола! Подумайте о том, что они делают! Они расщепили Пола и держат каждую частичку его души в заложниках, позволяют Тео болеть от Ночного Вора, даже похитили другую версию тебя, папа – это настолько переходит границы, что ничто не может оправдать такое!
Они обмениваются взглядами, и Конли тяжело вздыхает:
– Всё дошло до того момента, что мы намереваемся вмешаться. Через несколько недель двое других уже не будут для тебя проблемой.
Это должно быть огромным облегчением. Но почему я вместо этого напрягаюсь?
Может быть из-за того, что они многое объяснили, но не ответили мне на самые важные вопросы. Время выдвигать требования.
– Я хочу то, что мне обещали. Я хочу координаты, чтобы найти Пола, и я хочу лекарство от Ночного Вора.
Я ожидаю возражений, продолжения торга. Вместо этого, Конли улыбается, словно с гордостью, в мама с папой обмениваются взглядами, которые значат, что они опять что-то забыли. Фраза «рассеянный профессор» имеет под собой основания. Рука Конли двигается по ноутбуку, который, как я понимаю, больше похож на тачскрин, и через секунду обе Жар-птицы на моей шее жужжат, получив новые данные.
– Вот, – говорит папа. – Мы запрограммировали следующие координаты, плюс отправили тебе данные о лечении от Ночного Вора. В ту же минуту, когда ты уйдёшь, ты сможешь собрать Пола, и узнать, можно ли вылечить Тео. Это же Тео страдает от побочных эффектов, так?
Он кажется таким добрым, но ему совершенно всё равно, какие последствия будут иметь его действия.
– Да, это Тео.
– Формула средства, которую тебе дали, это не лекарство, – объясняет мама. Мне требуется секунда, чтобы понять, что она имеет в виду средство в химическом смысле. – Однако, оно сильно уменьшает интоксикацию организма, дает возможность иммунной системе пациента самой излечить его.
– Да, – говорю я бесцветным голосом. – Я знаю.
Всё это – самое большее, что я могу сделать, чтобы дать Тео шанс. Я думаю о его лице в Мулин Руж, об искренности, которую я там увидела, и моё горло сжимается.
Мама подходит ко мне и обхватывает меня рукой за плечи.
– Ты устала. Поедем с нами домой ненадолго. Отдохни. Узнай побольше о нашем мире.
Напряжение в груди немного слабеет. Что-то в этом всём кажется мне неправильным, но теперь я понимаю, что лучше буду иметь дело с родителями, чем с любой версией Ватта Конли, где угодно.
– Хорошо. Мне нравится, – я с усилием говорю следующие слова обычным тоном: – Только мы?
Конли смеётся:
– Не волнуйся, я не пойду с вами. Я не виню тебя за то, что ты мне не доверяешь, Маргарет. Фактически, я бы сказал, что это доказательство твоего ума.
Я поднимаюсь на ноги, и мои родители начинают вести меня к выходу. Папина рука дотрагивается до моего плеча, может быть, ища успокоения от единственной дочери, которая у них осталась. Но я пока не могу заставить себя выйти из этой комнаты.
Я говорю Конли:
– В Нью-Йорке ты тоже влюблён в Джози. В Нью-Йорке, который я только что посетила. Если у другого Конли есть такой доступ, почему он не пошёл сам не саботировал проект Жар-Птица сам?
– Я сказал ему так не делать, – его голос резок. – Во всех измерениях, в которых у нас с Джози есть шанс на счастливую жизнь, им не дозволено вмешиваться. Никогда. И я уже предупредил их насчёт Джози в обоих измерениях Триады. – Его глаза ищут мои, и на этот раз я не вижу в них тени его обычной самоуверенности. Сейчас ему так же больно, как и мне. – Они её не заслуживают, разве нет?
Раз в жизни мы с Ваттом Конли согласны друг с другом.
Мы с родителями едем домой на монорейле. Монорейлы, к которым я привыкла, однако, медленные, неторопливые конструкции, которые предназначены для того, чтобы везти людей между терминалами аэропорта или вокруг тематического парка. Этот обтекаемой формы и двигается с ужасающей скоростью.
Выглядывая в окно, я вижу переплетение зданий под нами, небоскреб на небоскребе, но ни кусочка земли.
– Я вообще хочу знать, насколько мы высоко?
– Вероятно, нет, – говорит папа, улыбаясь, но это всего лишь тень от его обычной весёлости.
Рассвело меньше часа назад, и это значит, что в вагоне всего несколько пассажиров. Они тоже предпочитают монохромную одежду, хотя я начинаю замечать мелкие детали кроя и оттенков, это, кажется, зависит от названий компаний, вышитых на рукаве или вороте нитью почти того же цвета, как ткань. Интерьер кабинки выполнен в бежевом цвете, ни одного постера с рекламой газировки, ботинок или чего-либо ещё.
– Где вся реклама? – спрашиваю я.
Один из других пассажиров смотрит на меня так, как будто я только что сказала что-то неприличное. Мама шепчет:
– Общественный транспорт объявлен нейтральной территорией.
Ну ладно.
По мере того, как монорейл извивается выше и солнечный свет становится ярче, отталкивающие тени этого мира тускнеют, открывая взору металл и стекло. Высокие здания и переходы теперь отсвечивают серебром или бронзой, и я понимаю, что это место может быть почти красивым, если жить и работать на такой высоте.
Ниже, ближе к земле? Я сомневаюсь, видят ли эти люди хотя бы отсветы солнца.
Относительно спокойное небо вокруг нас неожиданно начинает жить бурной жизнью, тысяча маленьких серебристых летающих машин взмывает в воздух почти одновременно. Я думаю, что так же выглядит, когда одним усилием сдуваешь пух с одуванчика. Папа замечает мою реакцию:
– Личный транспорт запрещён до определённого времени.
Значит ли это, что Тео сейчас едет?
Я ещё раз беру в руку Жар-птицу в поисках Тео. На этот раз я получаю более содержательный ответ, он недалеко отсюда, просто гораздо ниже. Без сомнения, он видит это измерение совсем с другой стороны. Нам нужно сверить впечатления.
– Мы можем взять Тео? – спрашиваю я. Когда родители непонимающе смотрят на меня, я задаюсь вопросом, знакомы ли они в этой вселенной, хотя они должны знать о нём после всего, что случилось. Я уверена, что он спрашивал о Тео. Даже Ромола знала его, в конце концов. – Тео Бека? Того, кто путешествует со мной? И… я не знаю, работаете ли вы с Полом здесь или нет…
– Нет, – говорит папа. Это было бы облегчением, если бы не тон, которым он это сказал.
Папа говорит так, когда злится.
Мама наклоняется ко мне и твёрдо говорит:
– У Пола Маркова и Тео Бека нет роли в текущем проекте Жар-Птица. Ты сможешь встретиться с ними, когда перейдёшь в другое измерение. Здесь в этом нет необходимости. Ты поняла?
– Да.
Я поняла больше, чем они хотели.
Мои родители не стали бы себя вести так, если бы просто не знали Пола в этом мире. Мама не сказал бы «текущий проект Жар-птица». Все они работали здесь раньше, до тех пор, пока Пол и Тео не обратились против них. Как именно, или почему, я не знаю. Если бы версии Тео и Пола в этой вселенной были такими же неправильными, как мои родители, они могли оставить Триаду по плохим причинам. Очень плохим причинам.
Я уже знаю, что нужно найти Пола и Тео, неважно что говорят мои родители. Но когда я это сделаю – смогу ли я доверять им?
В этом измерении я могу оказаться одна.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
Глава 25
Монорейл поднимается выше и выше. Я никогда не боялась высоты, но, когда он начинает пролетать над крышами небоскребов, мой желудок переворачивается от страха.
Но опять же, это может не иметь отношения к высоте.
Мои родители сидят с обеих сторон от меня, оба чувствуют себя легко и, кажется, не беспокоятся. Я не сомневаюсь в их любви – к их дочери из этого измерения и даже ко мне. Но, однако с каждой проходящей секундой их холодные слова насчёт Пола и Тео всё громче звучат у меня в голове.
Мы с Полом не единственные, кому предназначено судьбой встретиться, бесконечная симметрия мультивселенной касается всех, по-разному. Кажется, я нахожу Тео почти так же часто, как Пола. Джози и Ватт Конли тоже часто встречаются, несмотря на то, что я бы этого не хотела.
И загадочные законы судьбы и математики приводят Пола и Тео к моим родителям.
Они изобретают вместе. Создают вместе. Технологии, которые они разрабатывают, меняют саму мультивселенную. Я видела это в бесчисленных измерениях. Даже в Военной Вселенной, когда моим родителям было неловко с Полом из-за меня, они всё равно работали с ним и понимали его гениальность.
В этой вселенной, мама и папа говорят, что Пол и Тео ничего не значат.
Почему они мне лгут?
Я украдкой бросаю взгляд на отца, который улыбается мне с обычной мягкостью. Они не намереваются причинить мне зло: я уверена в этом. Но они также не намеревались причинить мне зло, когда основали Триаду, когда стали работать с Ваттом Конли, когда они позволили похитить Пола и отравить Тео. Их намерения могут быть хорошими, но их методы – нет.
Вес Жар-птицы у меня на груди напоминает мне о том, что у меня есть информация, за которой я пришла. Я хочу узнать побольше об этой вселенной, и что основатели Триады собираются дальше делать, но в кои-то веки, я бы предпочла, чтобы наше измерение не оставалось в неведении. Было бы хорошо узнать другую точку зрения.
И если бы эта точка зрения была точкой зрения Пола или Тео, у меня есть ощущение, что я узнала бы гораздо больше.
Монорейл скользит во влажную тень, напоминая мне о туманах на пляже Сан-Франциско. Только тогда я понимаю, что мы заехали в облако. Мы слишком высоко. Мы начинаем останавливаться, на секунду я думаю, что водитель со мной согласен, но потом мы прибываем на другую станцию. Мои родители встают, это должно быть наша остановка.
– Мы живём так высоко от земли? – я рада, что есть облако, потому что по меньшей мере я больше не вижу, как далеко придётся падать.
Мама качает головой, и я чувствую облегчение, пока она не говорит:
– Отсюда поедем на лифте.
Я надеюсь, в нашем доме нет окон.
Теперь на монорейле остаётся только горстка людей, и по большей части они сходят на нашей станции. Большая часть толпы направляется направо, а мы идём налево. Я смотрю на папу в нерешительности, и он объясняет:
– Большая часть людей едет на лифте вниз. Им нравится сходить на самой высокой станции, с которой можно попасть домой. Это единственный способ, которым люди могут сообщить о своём статусе в общественном транспорте.
– Я думала, посредине здания безопаснее, – говорю я, вспоминая шок Ромолы при мысли, о кабинете руководителей на верхнем этаже.
– Для корпоративных штаб-квартир – конечно, – говорит мама. Она кажется раздражённой, как будто приходится объяснять, почему духовки не ставят в спальнях. – Но Межкорпоративные Соглашения устанавливают санкции, если на сотрудников нападают дома.
Это измерение открывает совершенно другую точку зрения на соревнование Кока-Колы и Пепси.
Здесь станция блестит почти жемчужно-белым, кто-то должно быть полирует пол практически каждый час. Но это не важно. Я понимаю, что, если хочу увидеть ту часть измерения, которую Триада никогда не покажет мне, найти Пола и Тео, это мой последний шанс раствориться в толпе.
Вдалеке справа я вижу два указателя с надписями «ТУАЛЕТЫ», один голубой, другой – розовый. Это мой единственный шанс.
– Мне нужно…
Мама машет мне, и папа улыбается. Они настолько ничего не подозревают, что я чувствую себя немного виноватой. Но когда я иду к розовой вывеске, я слышу, как мама кричит:
– Маргарет? Куда ты?
Ох, чёрт. Я полуоборачиваюсь и пытаюсь улыбаться.
– В комнату для девочек?
Она указывает на голубой знак.
– Разве в твоём мире голубой не для девочек?
Здесь розовый для мальчиков. Детали могут тебя выдать.
– Ох, ладно. Спасибо.
Я ухожу от них, но не слишком быстро. Я пересекаю путь толпы, которая направляется вниз к лифтам, и мне приходится расправить плечи и ступать осторожно, чтобы не столкнуться ни с кем. Это даёт мне повод обернуться назад, и я вижу, что родители оживлённо беседуют друг с другом.
Я меняю направление и смешиваюсь с толпой. Я иду так быстро, как могу, чтобы не привлечь внимание к себе, потому что я не буду в безопасности до тех пор, пока не достигну лифтов. Но действительно ли я буду в безопасности? Смогут ли родители отследить Жар-птицу, висящую у меня на шее? Вероятно, но нужно попробовать.
Думая, что меня уже не видно, я проталкиваюсь вперёд, чем заслуживаю несколько возмущённых взглядов. Но никто ничего не говорит, когда я вжимаюсь в переполненный лифт как раз вовремя, чтобы двери закрылись прямо перед моим лицом.
Моя голова пульсирует. Уши закладывает от быстрого спуска. В любую секунду я ожидаю, что свет станет красным – или может быть зелёным, цвета Триады, и из динамиков зазвучит предупреждение. Но этого не происходит. Остановка за остановкой, мы спускаемся вниз. Я решаю сойти на последней остановке, где бы она ни была. Чем дальше я буду от Триады, тем лучше.
Наконец, я оказываюсь в числе троих, оставшихся в лифте. Он со стуком останавливается, и я догадываюсь, что это значит конец. Я выхожу через двери, в небольшую тёмную станцию – и в хаос.
Электронные плакаты и знаки покрывают каждую поверхность, все сияют такими яркими цветами, что на них смотреть почти больно. Они мигают одновременно, и рекламные записи играют все вместе, повсеместные и невидимые.
«Греческий йогурт Аполлон! До 50 процентов молока!»
«Открой свой мир: Воздушные круизы Викинг»
«Обновление Стража на десять процентов дешевле только на этой неделе! Разве безопасность вашей семьи этого не стоит?»
«Revlon EverLash – испытай его!»
Ошарашенная, я наклоняю голову, но это не помогает. Пол густо усеян рекламными листовками туфель, летающих машин, фильмов. Снова Леонардо Ди Каприо. Над головой не лучше – те же постеры, но не испачканные отпечатками ног.
Поначалу я не могу решить, торговый центр это или улица, но потом я понимаю, что в этом мире между ними нет разницы. Какие-то проходы выходят наружу, но магазины и дорожки, кажется, сливаются в одно. Пройти пять шагов, не увидев новой рекламы, невозможно.
Я думаю о поездке в Лас-Вегас, в которую мы с семьей отправились, чтобы отметить окончание Джози старшей школы. Она должна была быть запоминающейся и весёлой, но мы её возненавидели. Я представляла казино, как… ну, казино. Отдельное здание, куда можно войти. Вместо этого, в ту же минуту, как мы сошли с самолёта, всё ещё в аэропорту! Нас атаковали игральные автоматы. Нельзя заселиться в отель, не пройдя сквозь сувенирные магазины и рестораны. Нельзя дойти к лифту от стойки, не проходя мимо столов для рулетки. Вегас – это гигантская протянутая рука, ждущая денег. Вот чем стало всё это измерений.
Осмотрев обстановку, я забилась в угол между двумя стендами с охлаждёнными брендированными сэндвичами. Потом я вынимаю Жар-птицу и ищу Тео.
Сигнал говорит, что он прямо там же, где я, и я чувствую, прилив надежды, прежде, чем понимаю, что он гораздо ниже меня.
Гораздо ниже.
Со вздохом я протискиваюсь обратно через толпу к следующим лифтам, едущим вниз, и на следующем уровне, и на следующем под ним. Каждый раз после пересадки реклама становится более кричащей, продукты кажутся более дешёвыми. И свет в окнах становится тусклее с каждой остановкой.
Когда я наконец вхожу в, кажется, последний лифт, кто-то говорит:
– Юная леди, – я оборачиваюсь и вижу мужчину в яркой розовой униформе, которая, я думаю, здесь выглядит особенно мужественно. – Вы уверены, что хотите этого?
Чего? Сесть в лифт?
– Гм, да.
– Внизу не место для людей вашего возраста, – он говорит это так, что я понимаю: «Внизу» – это их название для того, что меня там ждёт.
– Всё будет хорошо, – говорю я и сажусь в лифт одна. Через сужающийся просвет между дверями я вижу, как он хмурится и качает головой.
Когда двери лифта снова открываются, я вижу всего горстку электронных объявлений, они тускло светятся и изображения сменяются без звука. Пол – это просто пол и платформа выходит наружу.
Снаружи – тёмная ночь.
Я подхожу к перилам и смотрю вниз: теперь я всего в двадцати пяти или тридцати футах от земли. Потрескавшийся асфальт, больше похожий на булыжную мостовую – это всё, что остаётся от того, что когда-то было тротуаром или улицей. Несколько человек торопятся по этим почти пустынным тротуарам недалеко от меня, но никто из них не кажется довольным нахождением здесь. Они бросают на меня оценивающие взгляды: моя чёрная одежда явно выделяет меня из массы более потрёпанного коричневого и бежевого. Я думаю, не нападут ли на меня. Моя рука сжимается вокруг Жар-Птицы защитным движением.
Потом я слышу звук шагов, людей много, и слышу, как кто-то говорит:
– Если я правильно это прочитал, она сразу за углом.
Это Тео. Я начинаю улыбаться и иду к ним.
– Слава Богу, ты…
Мои слова обрываются. Просто из-за того, как он смотрит на меня, жёстко и без выражения, я понимаю, что это не мой Тео. Тот, который пришёл со мной, спит внутри версии из этого мира, который, кажется, совсем меня не знает. Неужели этот Тео просто выслеживает чужака из другого измерения?
Вся группа затихает. И я тоже. Потому что Тео только что вытащил что-то чёрное и угловатое, и я уверена, что это оружие.
И он направил это на меня.
Тео усмехается:
– В этот раз не так весело?
Никто не вмешивается. Несколько человек, находящихся на этом участке дороги намеренно смотрят в сторону, не желая вмешиваться. Полицейских в розовом нигде не видно.
Наверное, я должна сильнее испугаться, чем сейчас, но у меня в мозгу снова и снова крутится одна и та же фраза:
«В этот раз?»
– Она у нас, – кричит Тео. Его волосы здесь длиннее, и они торчат вверх, а не свисают вниз, и он выглядит как панк-версия Бетховена. Его одежда более мешковатая и многослойная, чем то, что носят наверху, но опять же, она вся одного цвета – тёмно-оранжевого. – Иди сюда, чувак, ты должен это видеть!
И не успела фигура позади него выйти на свет, я понимаю, что это Пол.
Он одет в такой бледно серый, что он почти кажется белым. В отличие от большинства мужчин в этом измерении, Пол коротко стрижёт волосы, даже короче, чем дома. Его длинное пальто достигает коленей, его ботинки – это первые ботинки в этом измерении, которые выглядят так, как будто ходили по земле.
Пол выразительно смотрит на Тео:
– Пистолет правда необходим?
– Как ты можешь об этом спрашивать? – но, когда Пол делает знак, Тео ворчит и убирает оружие.
– Спасибо, – говорю я.
Пол отвечает только кивком.
– Нам нужно поговорить. Очевидно, ты это понимаешь, иначе ты бы ни за что не спустилась Вниз.
– Да, нужно, – я смотрю наверх, представляя, что увижу кусочек неба, но нет. Здесь внизу мир темнее тёмного. – Мои родители смогут выследить меня по Жар-птице? А Конли?
– Им понадобится много времени, чтобы сделать это, учитывая насколько мы ниже их, – говорит Пол, одобряя мое беспокойство. – Пойдём. Нам нужно поговорить.
Тео смотрит на нас, почти комически злым взглядом, но он не пытается остановить нас, или спорить с Полом. Другие члены банды – четыре женщины, трое мужчин, не кажутся более довольными, чем Тео, но никто не возражает.
Они ведут меня по последним ступенькам. Первый раз поставив ногу на землю, я чувствую важность момента. Может быть, так и есть. Но банда Пола привыкла к этому и быстро ведёт меня по неровной дорожке к основанию одного из огромных монолитных небоскребов. Очевидно, какая бы корпорация здесь ни располагалась, они не используют нижние этажи, и не использовали много лет. Я вижу бельё, висящее на верёвках, дым, идущий из окон, может быть производимый самодельными плитами.
Мы входим в тёмные комнаты с низкими потолками, которые освещены только горсткой маленьких светильников. Воздух пахнет знакомо и почти успокаивающе: землёй, кожей, старыми книгами. Тео прислоняется к стене, складывает руки на груди с преувеличенным удовлетворением спрашивает:
– И что теперь?
– Теперь, говорит Пол, – мы поговорим.
Он подходит ближе, светильник медленно освещает его черты. Я в первый раз могу на самом деле посмотреть ему в лицо, и я делаю глубокий вдох. Бледные, неровные шрамы пересекают одну его щёку, но, если не считать этого, он так сильно напоминает мне всех Полов, которых я знаю.
И всё же в эту минуту я не вижу Пола из Вселенной Мафии, который стрелял Тео в колени. Я не вижу Лейтенанта Маркова. Я не вижу влюблённого солдата, которого я предела в Сан-Франциско во время осады, я даже не вижу моего Пола.
Я вижу одного мужчину, одного человека, незнакомого мне. Человека, которого мне надо понять.
Потому что у нас есть возможность, которую никому нельзя терять.
– Вы знаете, что я не Маргарет из этого мира, – говорю я. Они не смогли бы найти меня без Жар-птицы Тео в противном случае. Они бы не знали, что нужно искать.
Пол кивает.
– Ты, однако, Маргарет Кейн, дочь докторов Генри Кейна и Софии Коваленко, путешественница между измерениями.
– Так же как ты – Пол Марков, протеже моих родителей и враг Триады, – я киваю в сторону Тео. – Когда я получу обратно мою версию его?
Медленно Пол улыбается, настоящей улыбкой.
– Осталось недолго. Твоя версия тебе нравится больше?
– Он никогда не был в банде, и никогда бы не позволил никому направлять на меня пистолет.
Тео из этого мира начинает хмуриться.
– Зачем вся эта болтовня? На нужны ответы, братишка.
Они снова очень близки. Мне может не нравиться этот вооружённый и опасный Тео, но хотя бы что-то в нём я узнаю.
Пол говорит:
– Терпение, Тео.
– Какие ответы вам нужны? – спрашиваю я. – Если вы против Триады, а я думаю, что это так, то мы на одной стороне.
Тео, Пол и другие обмениваются взглядами. Пол наконец говорит:
– Они – твои родители. Конли был женихом твоей сестры.
– Мои родители горюют и запутались. Ватту Конли нельзя доверять, неважно какие у него мотивы. И Триада – они пытаются соединить три измерения, чтобы властвовать над остальными. Этого не будет, если мы поможем друг другу.
Тео в нетерпении переминается с ноги на ногу.
– Она говорит то, что ты хочешь услышать.
– Это не значит, что она говорит неправду, – Пол делает жест в сторону потрёпанного металлического стула.
Я не сажусь до тех пор, пока он не садится. Его стул дальше, чем необходимо для беседы, это становится больше похожим на допрос. Но я могу с этим смириться. У этой комнаты определённо нет назначения, здесь мебель от офисного стола до этих складных металлически стульев и, честное слово, деревянной кровати с балдахином в дальнем углу. Эти парни тоже не в лучшем положении, поэтому я с большей уверенностью спрашиваю:
– Что вы хотите знать?
– Твою историю, ты не рассказала её.
Поэтому я рассказываю основное: мои родители противостоят Конли, в этом мире, и других, связанных с Триадой. Похищения. Присвоение тела Тео и отравление его Ночным Вором. Намеренное расщепление Пола. Требования Конли, чтобы я работала на него, и его план. Решив закончить с помпой, я говорю:
– В нашей вселенной мы с тобой любим друг друга.
– Любим, – Пол трясёт головой, и я не понимаю, не верит он мне или просто не может это представить.
– Безумно. Глубоко. Но по какой-то причине за несколько последних дней уже второй раз меня держит на прицеле парень, работающий на тебя, – добавляю я. – И меня от этого тошнит.
– Ты пришла в поисках Тео, – говорит Пол. – Ты должна извинить нас за меры предосторожности.
Очевидно, Тео так же не любит, когда о нём говорят в третьем лице, как и я.
– Мы всё ещё не понимаем, чего она хочет.
Пол кивает и испытывающе смотрит на меня:
– Если ты так влюблена в другую версию меня, почему ты не отправилась спасать его? Очевидно, Тео спасение не нужно. Мы бы не стали его здесь задерживать, даже если бы хотели.
– Чего мы не хотим, – добавляет Тео. Он с отвращением указывает на Жар-птицу вокруг своей шеи. – Знать, что этот парень в ауте внутри меня адски жутко.
– Я пришла сюда не спасти Тео. Просто поговорить с ним, и… – как сказать, чтобы они поняли? – Это главный офис. Это вселенная, где зародилась Триада. Это значит, что весь заговор начался здесь. Мои родители и Конли сказали мне что они хотели, и я верю, что они рассказали мне правду, но не всю правду. Есть ещё что-то, не так ли? И это измерение – единственное место, где я получу ответы. Вы парни – это самый лучший источник, который у меня есть.
К моему удовлетворению, это останавливает Тео. Но потом он меняет тактику.
– Нам бы пригодились ещё Жар-птицы, а у неё есть лишняя.
Я кладу руку на грудь, прижимая Жар-птиц ладонью.
– Вторая – не лишняя. Она для того, чтобы собрать моего Пола и привезти его домой.
– От имени моего другого воплощения я ценю твои усилия, – Пол наклоняется вперёд, изучая моё лицо в свете лампы.
Внутри меня вспыхивает надежда.
– Подожди. Ты думаешь… не может ли последний осколок души Пола быть внутри тебя?
– Я сомневаюсь, – говорит он ровно. – Твой Конли дал тебе последние координаты. Он пытается завоевать твоё доверие, так что я сомневаюсь, что он будет фальсифицировать такую информацию.
