Текст книги "Секрет ее счастья"
Автор книги: Клаудиа Дэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Его собственный голос как-то невнятно отдавался в ушах. Но он не обращал на это внимания.
Блейксли улыбался. Точнее, это скорее походило бы на улыбку, закрой Даттон один глаз.
Он закрыл один глаз.
– Вы пьяны, – сказал Блейксли.
– Не стоит беспокоиться.
– Откройте оба глаза и повторите, – весело сказал Блейксли.
Даттон открыл оба глаза и оторвал голову от спинки кресла.
– Я предлагаю сделку, – сказал Даттон.
– Вы не заключали такой же сделки с Эшдоном?
– В результате нее я и стал обладателем жемчуга Мелверли.
– Но не женщины, которую он мог бы украсить, – сказал Блейксли.
– Не смешите. У меня будет любая женщина, какую я пожелаю, с жемчугом или без.
– Будет ли?
– И Луиза Керкленд в том числе, само, собой.
Блейксли наклонился, упершись в Даттона ледяным взглядом.
– Вы регулярно и фамильярно пятнаете ее имя, Даттон. Я бы на вашем месте поостерегся.
– Вы правы, Блейксли, – сказал Даттон, игнорируя леденящий взгляд и угрожающий тон.
У него возник план, который нужно было осуществить, несмотря на тупое упрямство Блейксли и некоторые препятствия.
– Возьмите жемчуга. Дайте ей повод добиваться вас. Делайте с... с ними что и когда захотите.
Оба ясно поняли, что он собирался сказать: «Делайте с ней что захотите». Но он был не настолько пьян.
– Звучит так, будто вы мне ее продаете.
– Оставьте, – сказал Даттон. – Я просто продаю ее увлечение мной. На время.
– Ее внимание стоит жемчуга.
– Для начала это сработает. Уверен, у вас найдутся средства для возможности выстроить продолжение на этом фундаменте.
На самом деле он в этом не был уверен. Луиза Керкленд со слепым упорством преследовала его уже больше двух лет, а Генри Блейксли все это время следовал за ней по пятам, позволяя петлять, как ей угодно. Нелепо. Все, что относится к женщине, как и к любому удовольствию в жизни, попадает в руки лишь благодаря обстоятельствам и самой женщине. Как Блейксли до сих пор не сумел понять этой истины, оставалось загадкой.
Хотя, возможно, такой недостаток знания женщин был связан с его матерью, Молли, герцогиней Хайд, уроженкой Бостона, штат Массачусетс. Предыдущее поколение жителей колоний всюду славилось своей необыкновенной своеобразностью. И не исключено, что лорд Генри Блейксли перенял ее странные привычки.
Блейксли холодно наблюдал, прищурив глаза. Пока он обдумывал предложение, Даттон воспользовался моментом, чтобы смочить горло еще парой глотков. Чертовски хорошее виски.
– А какая выгода для вас от этой сделки? – учтиво осведомился Блейксли.
– Немного покоя, например, – промычал Даттон. – И немного развлечения.
– Возможно, с недосягаемой миссис Уоррен? – спросил Блейксли.
– Возможно, – заносчиво ответил Даттон, насколько это позволяли пять бокалов виски.
Блейксли саркастично улыбнулся:
– Если и жемчужное ожерелье ее не сразит, то, я полагаю, ее не сразит ничто больше.
– Не все можно получить за жемчуг.
– Это так, – сказал Блейксли, отодвинув кресло на место. – Наверное, вам стоит сразу попробовать бриллианты.
– Не каждая женщина стоит драгоценностей, – проворчал Даттон.
– Неужели? Я и не знал, что вы такой романтик, Даттон.
– Зато я знал, что вы...
Даттон внезапно остановился. Да, он захмелел, но не забылся. Если бы он продолжил свою мысль о том, что считал Блейксли шутом Луизы Керкленд, то дело кончилось бы дуэлью на рассвете. А он просто терпеть не мог рано вставать.
– ...что вы – циник, – договорил он.
В ответ Блейксли только саркастично улыбнулся.
– Я могу прожить и без вашего жемчуга, Даттон.
– Я полагаю, вопрос в том, сможет ли Луиза Керкленд прожить без него. И увенчаются ли успехом ее попытки вернуть жемчуг.
После этого замечания, достаточно грубого, надо признать, равнодушные глаза Блейксли вспыхнули.
Но Даттону не было дела до глаз Блейксли. В этот момент он задумался о причинах собственных огорчений, не зная почему. Ему доставляло удовольствие жить, не вдумываясь в причины того, что происходит. Но нужно признать, это тоже вело к скуке.
А Даттон, как правило, остерегался скуки и делал все, чтобы разнообразить свою жизнь. Все каким-то странным образом возвращало его к мыслям об Энн Уоррен.
Глава 6
Даже самому невнимательному наблюдателю было бы очевидно, что маркиз Даттон напился. Для Генри Блейксли было к тому же очевидно, что Даттон разрушил вполне достойный план.
Луиза видела, как жемчуг Мелверли, ее жемчуг, самым ужасным образом, какой только можно представить, чуть было не перешел к другой женщине; а вместе с ним и человек, к которому ее болезненно и необъяснимо тянуло, человек по имени лорд Даттон. Он обладал тем, что она, ни на секунду не усомнившись, считала своим. Это не давало ей покоя, заставляло проявлять характер. Несмотря на все очарование Луизы, не всем это было по вкусу.
Пожалуй, Блейксли не мог объяснить, что так влечет его. Но все же... Пленен. Возбужден. Очарован. Вся эта нелепая и бестолковая чушь, описанная поэтами и глупцами, – и вот он сам в ней погряз.
Он был влюблен в Луизу. Глупо. Нелепо. Странно. Глупо, потому что она не любила его. Она была безоглядно очарована Даттоном, и ничто не могло сбить ее с толку. Блейксли пытался. Это было смешно. Он увидел Луизу на вечере у своих родителей два года назад, и ее взгляд, посланный через всю Желтую гостиную, пленил его. Отважная и дерзкая, интересная и превосходная, ее рыжие, горящие, как факел, волосы в переполненной гостями комнате, ее безупречно белая светящаяся кожа... можно было бы еще долго перечислять. Короче говоря, он пообещал себе с этого момента всюду быть с ней.
А Луиза абсолютно нелогично решила с того самого момента всюду быть рядом с Даттоном.
Однако не стоит забывать, что Луиза встретила лорда Даттона на том же вечере, и с тех пор ее смелые и призывные взгляды были адресованы только ему.
А поэты писали о любви. Они заслуживали голодной смерти.
То, что Блейксли подарил Кэролайн жемчуга, стоившие целого поместья, на глазах у Луизы, не было случайностью. Все происходило в этой гостиной всего пару дней назад. Парадоксальность ситуации придавала остроту изысканному вкусу мести.
На ее месте должна была оказаться Луиза. Она могла стать обладательницей его жемчуга. И его фамилии.
Но ей нужен был Даттон, а она Даттону была не нужна.
А еще ей нужны были ее жемчуга.
Исходя из этого, предложение Даттона имело свои достоинства. Даттон – джентльмен высшей пробы, но это не мешало ему быть порядочным мерзавцем. Скорее всего, эта смесь и притягивала Луизу. Девушки из хороших семьей непременно находили привлекательными мужчин сомнительного нрава. Если хотите – закон природы, который Блейксли постиг, когда встретил Луизу.
– Если я заберу у вас жемчуга Мелверли, – сказал Блейксли, – что вы потребуете в качестве компенсации?
Даттон открыл один глаз, чтобы лениво взглянуть на него.
– А что вы можете предложить?
Блейксли шел на сделку ради внимания Луизы Керкленд и прекрасно отдавал себе в этом отчет. Крайне неприятно, но крайне необходимо.
– Я не уверен, что у меня есть что-либо интересующее вас, – сказал Блейксли.
Глаз Даттона снова закрылся, и он вздохнул:
– Боюсь, что так и есть. Полагаю, вся трудность ситуации в том, что у меня есть кое-что весьма интересующее вас. Вот какая незадача.
– Есть – слишком сильно сказано, – мягко заметил Блейксли.
– Неужели? – протянул Даттон, не открывая глаз. – Если бы жемчуг был у вас, это можно было бы проверить. – Он поднял веки, пронзив Блейксли знаменитым синим взглядом. – Возьмите жемчуг. Посмотрим, что ей нужно. Если она продолжит всюду искать моего общества, все станет ясно.
– А если она начнет преследовать меня? Значит, ей нужен только ее жемчуг? Не очень-то лестно.
– Дорогой Блейксли, – сказал Даттон, – если суть в том, чтобы найти способ польстить вам, то нам нужно затеять другую игру. Я думал, что все дело в Луизе.
Что, разумеется, так и было. Последние два года практически все в жизни Блейксли было связано с Луизой. Это оказалось изнурительно однообразно, но, к сожалению, ничуть ему не надоедало. Ни в малейшей степени.
– Она должна знать, что жемчуг у меня, – сказал Блейксли, – иначе нет смысла.
– Я позабочусь об этом, – сказал Даттон, – потягиваясь в кресле.
– Здесь нужно быть поделикатней, – сказал Блейксли, имея в виду обращение с Луизой. Ей вряд ли понравилось бы, узнай она об этом уговоре. – А я все же должен знать, что вы ждете взамен от меня. Я не хочу слепо бросаться в омут, Даттон.
О чем говорить, если он уже ослеп от любви. Два предыдущих года доказывали это, а последние две минуты – подтверждали.
Это безумие. Но он сам не мог осознать всю его глубину.
– Давайте заключим пари, – сказал Даттон. – Обыкновенное пари с обыкновенными ставками.
Любой в Лондоне понимал, что нет ничего хуже обыкновенного пари с обыкновенными ставками. Но, как всякий безумец, Блейксли отбросил доводы разума, если еще можно было устроить иначе с Луизой Керкленд, то он уже не мог остановиться.
– И что на кону? – спросил Блейксли.
Даттон пожал плечами и праздно провел взглядом по убранству Белой гостиной.
– Я все устрою. Завтра утром станет известно, что жемчуга Мелверли у вас. Если, скажем, через три дня она не... о, как бы это назвать поделикатнее?
– В данной ситуации предпочтительнее определенность, – с притворной улыбкой сказал Блейксли.
– Тогда извольте, – фыркнул Даттон. – Мне нужно это сказать? – Даттон холодно ответил на улыбку Блейксли. – Если она не потеряет мой след и не помчится по вашему, тогда будет ясно, что ее интерес вовсе не в жемчугах. Так ведь?
– Не совсем, – сказал Блейксли. – Как мы оценим ее интерес? Ни один из нас не объективен.
Даттон посмотрел на него в упор. Казалось, он кипит от негодования и готов испепелить любого. Однако Блейксли не собирался проигрывать ни пари, ни Луизу по прихоти человека, который был чаще пьян, чем трезв.
– Вы думаете, я буду мошенничать? – воскликнул Даттон. – Притворяться?
– Я думаю, вы себя переоцениваете, – сказал Блейксли, положив ногу на ногу и откинувшись в кресле. – Ведь для вас это так характерно. Я просто отстаиваю свои интересы. Едва ли вы можете придраться к этому.
– Тогда давайте привлечем третью, объективную сторону для оценки, – ухмыльнулся Даттон.
Не дай Бог! Чего Блейксли уж точно не хотел, так это чтобы кто-то еще знал о происходящем. Если у Луизы возникнут подозрения, она будет вне себя от ярости.
Само собой, она ни о чем не должна была догадаться.
– Хорошо, – сказал Блейксли, бегая глазами по комнате, стараясь второпях подобрать подходящий вариант. – Обратимся к герцогу Кэлборну?
– Давайте, – сказал Даттон и, пошатываясь, встал.
Герцог Кэлборн был самым величественным и неподкупным герцогом в Англии. То, что он был вдовцом с юным сыном, что его поместье было гигантским, что он был доброжелательным, хотя и сдержанным человеком, означало, что он был вовлечен в самые интересные сплетни. Такое создавалось впечатление. Кэлборн не был склонен к болтовне, чем, естественно, только подхлестывал слухи.
Кэлборн, в одиночестве сидя в кожаном кресле и потягивая, бренди, не приподнялся, чтобы поприветствовать их. Блейксли это даже обрадовало; не стоит привлекать внимание к такому внезапному визиту. Чем быстрее и тише будет улажено дело, тем лучше. Кэлборн с нескрываемым удивлением выслушал пьяные объяснения Даттона по поводу Луизы и жемчуга Мелверли.
Это конец. Вот до чего любовь довела человека. Блейксли предпочел бы дуло пистолета, лишь бы покончить со всем этим побыстрее.
– Похоже, что жемчуг пользуется спросом, – усмехнулся Кэлборн. – Еще неделя, и стоимость жемчуга, без того необоснованно высокая, утроится.
– Никто его не собирается покупать, – сказал Блейксли. – Мы просто собираемся использовать тот, что у нас есть.
– Все-таки собираетесь. – Кэлборн откинулся в кресле. – Какова моя роль в этом деле?
– Роль наблюдателя, – сказал Даттон. – Просто наблюдайте, чем заинтересуется леди Луиза.
– Я осмелюсь предположить, – лениво улыбнувшись, сказал Кэлборн, – что она вообще не уделит этому внимания. Как вы могли этого не учесть?
– Вряд ли, – сказал Даттон.
– Вы уверены?
– Держу пари, – процедил Блейксли.
– Итак, никаких отклонений в ее предпочтениях, – сказал Кэлборн, в глазах которого искрился смех. – Тогда все гораздо проще. Для меня. Очень хорошо. Я рассужу ваш спор. Есть ли какие-то временные ограничения или я должен буду наблюдать за Луизой Керкленд весь предстоящий сезон?
Было что-то в интонации Кэлборна, какие-то намеки на добродушный подвох, которые уже просто осточертели Блейксли. Не исключено, что Кэлборн, усердно наблюдая за Луизой, сам поддастся соблазну.
– Три дня, – сказал Блейксли.
– Всего три? – вздохнул Кэлборн. – Не уверен, что этого достаточно, чтобы определить склонность женского сердца. Кроме того, леди недурна собой. Я бы не отказался провести больше времени в ее обществе. Или вы полагаете, истина будет настолько очевидна, что хватит и дня? А может быть, мы разрешим это пари за час? При определенных обстоятельствах все может выясниться за час.
В этот момент Блейксли удивился, как вообще можно было считать Кэлборна добропорядочным. Его ум кишел злыми умыслами.
– Две недели, – сказал Даттон, тяжело моргая.
– Три дня! – прорычал Блейксли.
Он не хотел, чтобы Кэлборн, единственно подходящая кандидатура, обхаживал Луизу на протяжении двух предстоящих недель, к тому же он достаточно хорошо знал Луизу, чтобы понимать, что может случиться уже через час. Нет, этого нельзя было допустить.
Он представил себе Луизу.
Даттон поднял бровь.
– Вы абсолютно уверены?
– С нетерпением жду, – ответил Блейксли.
– Будет видно, – оскорблено сказал Даттон.
То, что случилось потом, выходило за рамки правил Белой гостиной.
Хотя если бы это произошло двумя днями раньше, с этими же самыми джентльменами, можно было бы сказать, что нормы джентльменского поведения соблюдены. Как иначе объяснить тот факт, что лорд Генри Блейксли ударил Даттона в живот еще сильнее, чем недавно позволил себе лорд Эшдон? Начинало казаться, что присутствие герцога Кэлборна на месте боевых действий не случайно. В обоих случаях на его долю выпала миссия прервать схватку. Трудно вообразить, что именно Кэлборн являлся искусным подстрекателем обеих драк.
Ему это было бы как минимум не к лицу.
Глава 7
Причина визита лорда Пенрита к леди Далби в тот вечер была очень проста. Приглашения, разосланные Софией, овдовевшей графиней Далби, предназначались лишь для избранного круга. Большинство гостей составляли мужчины. Подобные приглашения очень редко отклонялись и уж точно никогда не игнорировались.
– Дорогой Пенрит, очень мило с вашей стороны, что вы так скоро пришли навестить меня, к тому же я уверена, что у вас могли быть более интересные планы на этот вечер, – сказала София, удобно прильнув к спинке молочно-голубого дивана.
Пенрит не менее удобно устроился на таком же диване, расположенном напротив мраморного камина. Именно в этой приятной и располагающей обстановке София весьма удачно устраивала любые дела.
– У всех всегда есть планы, леди Далби, – ответил он в своей медлительной манере, – но осуществляются они или нет – это воля судьбы.
– Судьбы? – спросила она, посмеиваясь. – Мы всерьез будем рассуждать о судьбе? И в такой ранний час? Мне думается, судьба подождет хотя бы до полуночи.
– Подождет ли? – сказал Пенрит с улыбкой, придававшей особую соблазнительность его львиным чертам. – А какая же участь постигнет меня сейчас?
– Вы полагаете, я имела честь познакомиться с судьбой?
– Леди Далби, не секрет, что вы с ней на короткой ноге.
– Лорд Пенрит, это лучший комплимент за весь день, – сказала она улыбаясь. – Могу я отблагодарить вас тем же? – Он кивнул, и она продолжила: – Вы самый обсуждаемый человек в Лондоне, мой дорогой лорд, причем только в самом лестном смысле. Это редкость, чтобы одновременно и обсуждали, и осыпали любезностями.
– Что, должно быть, не слишком подходит для моего положения и моих лет, – слегка нахмурившись, сказал он.
– Мой дорогой лорд Пенрит, я не совсем понимаю, о чем вы.
– Моя дорогая леди Далби, я уверен, что вы все прекрасно понимаете. Ни один мужчина не хотел бы, чтобы о нем думали только хорошо. Это наталкивает на мысль о том, что он мерин. Самое досадное, что я все же не кастрирован.
София смеялась от души. Какого же милого сына завела и воспитала себе Джулия Осборн. Пенрит в самом деле был драгоценным камнем в ее короне.
– Не смешите, лорд Пенрит. Мы ведь оба знаем, что даже молодая женщина самых непорочных взглядов начинает нервничать, оказавшись рядом с вами за одним столом. Ваша скандальная репутация держится на должной высоте.
– Если вы и впрямь так считаете, то склонен довериться. Вот только совместимы ли превосходные отзывы со скандальной репутацией?
– О, я уверяю вас, вполне, – коварно улыбнулась София.
– Вы меня убедили, леди Далби, – усмехнулся в ответ Пенрит.
Он был чертовски красив, этот лорд Пенрит, и очаровательно податлив. Было несравнимым удовольствием проводить время в компании такого молодого, привлекательного, готового соглашаться собеседника.
– Конечно, я полагаю, даже лилию не портит немного позолоты, – сказала она, разглядывая Пенрита.
– Сначала позолота, а теперь лилия, – суховато заметил Пенрит. – Моя репутация пошатнулась. Что вы посоветуете, леди Далби? Я в вашем распоряжении.
Какой восхитительный мужчина отдался полностью и безоговорочно в ее руки! Вряд ли можно предложить больше, разве что вознаграждение. Но она не могла принимать вознаграждение, по крайней мере, от него и при своей хорошо отлаженной жизни.
– Дорогой, – обещающе улыбнулась София, – вы насладитесь каждой минутой.
Даттон выпил столько, что не чувствовал ничего – ни рук, ни ног, ни языка. Элементарно ходить и говорить было для него сложной задачей, но иногда он радовался таким трудностям. Это был как раз тот случай.
Они с Блейксли большую часть дня провели, попивая отменное виски с ищущим развлечений герцогом Кэлборном. Каких развлечений ждал герцог, он себе не представлял, да и не старался представить. Даттон был не в том расположении духа, чтобы прилагать усилия к чему бы то ни было, включая и завоевание прелестной миссис Уоррен.
Миссис Уоррен, как он понимал, собиралась упасть его достойнейшие объятия. Когда он покончит с этим, он не сомневался, что покончит, если только придумает как начать, то, может быть, он даст Луизе Керкленд второй шанс. Все рыжие только и мечтали о подобном шансе, и Даттон нисколько не сомневался, что миссис Уоррен с ее ярко-рыжими волосами не исключение.
– Зачем мы вообще отправились к вам? – ворчал Блейксли.
– В самом деле, стоит ли тащить Блейксли с собой, чтобы иметь возможность послушать, как он ворчит? Понятно, что Блейксли хочет найти свое счастье, получив жемчуг и Луизу Керкленд, если он еще помнит об этом.
– Да, совсем неудивительно, что он все время ворчит. Ему не везет с женщинами, по крайней мере, с такими, как Луиза Керкленд.
– Мне просто хочется протрезветь, – охотно откликнулся Даттон.
Если он не был сейчас самым душевным, дружелюбным парнем из всех знакомых Блейксли – значит, он ничего не понимает в дружелюбии.
– Оптимист, – уже мягче сказал Блейксли.
Ясно, что Луиза не посмотрит на него во второй раз, если он будет постоянно ворчать. Даттон хотел было вновь остроумно возразить, но так и не смог совладать в тот момент с языком. Они свернули на Джермин-стрит и сразу же оказались у его дверей. Наконец-то. Он не был одет для ужина в Хайд-Хаусе. Там он предполагал сообщить Луизе, что ее жемчуг находится теперь в глубоком кармане Блейксли. Могло показаться, что единственное, к чему стремился сын герцога, пусть и четвертый, – это переодеться в более подходящий костюм. Также можно было заключить, что единственное к чему стремится Блейксли, была Луиза Керкленд. Хотя кто его разберет...
А ведь женщины намного покладистее, если не делать из них центр внимания, как это произошло, например, с Луизой Керкленд. Хотя кто их знает...
Даже с жемчугом Мелверли шансы Блейксли были призрачны. Поэтому Даттон и рассчитывал на выигрыш. Он полагал, что будет весьма занимательно наблюдать, как Луиза будет выслеживать его. Блейксли не поможет даже такой стимул, как жемчуг в его неумелых руках. И не исключено, что миссис Уоррен сочтет продолжительный взгляд леди Луизы, преследующий его во всех гостиных Лондона, подходящим поводом поддаться чарам.
В общем, это был план, который даже в случае провала обещал развлечения.
Глава 8
Уильяму Блейксли, маркизу Айвстону, наследнику герцога Хайда, в этот день исполнялось двадцать девять лет, он был чрезвычайно избирателен и избегал всех, кто знал об этом. Естественно, кроме членов его собственной семьи. Такой редкий обычай собирать всю семью в одно время и в одном месте завела его мать, Молли, много лет назад, организовав ежегодные праздничные ужины в честь Айвстона.
Генри Блейксли никогда их не пропускал. Как никто из его четырех братьев. Даже его отец, питавший отвращение к такого рода мероприятиям, тоже не думал их пропускать.
Тот факт, что Луиза непременно будет присутствовать на ежегодном праздновании дня рождения Айвстона в Хайд-Хаусе, не имел никакого отношения к тому трепету, с которым Генри Блейксли ожидал этого ужина, до которого оставался всего час. Он еще не был одет, что вызвало недовольство Молли.
– Блейкс! – резко сказала она. Так она ласково звала сына. К счастью, ни у кого вне его семьи не было такой привычки. – Ты еще не одет! Полагаю, в этом виновата Луиза Керкленд?
– Простите? – недовольно ответил он.
Ни разу еще его мать не упоминала имени Луизы при нем. И это радовало.
– Стоило бы поторопиться, – сказала она, откладывая свое вышивание. – Я только недавно поняла всю глубину и масштаб твоих отношений с леди Луизой. Конечно, она – сомнительная личность, мягко говоря. О ее поведении в отношении лорда Даттона уже ходит молва. То обстоятельство, что ты с ней связан, – не что иное, как позор.
– Не имею привычки позориться, – сказал он сквозь зубы.
– Боюсь, это далеко не так, Блейкс. Ты всегда подвергаешься осуждению там, где она замешана.
– Она просто мой друг, не больше.
Молли вытянулась во весь свой миниатюрный рост и припечатала его яростным взглядом.
– Ты и сейчас смешон, Блейкс. Женщина и мужчина никогда не могут быть просто друзьями. Неоспоримый факт, что единственная цель мужчины в дружбе с женщиной – соблазнить ее, чего при твоей продолжительной дружбе, я уверена, ты так и не добился.
Блейксли только раскрыл рот, уставившись на свою мать. Уроженка Бостона, она имела обыкновение высказываться прямо, но не на такие темы.
– И конечно, тебе и не стоило добиваться, – продолжала Молли, выходя из комнаты и призывая его пойти за ней. – Не важно, что ее отец так небрежно воспитывал ее, не важно, что она так безнравственно ведет себя с лордом Даттоном. Важно то, что ты никогда не должен соблазнять девушек из хороших семей. А ее семья достаточно благородна, даже несмотря на то что лорд Мелверли оставляет желать лучшего.
– Нельзя судить о леди Луизе по тому, как с ней обращался ее отец, – сказал Блейксли.
– Может, и так, но о ней можно судить по ее отношению к самой себе. А она ведет себя очень дурно. В обществе только и делают, что говорят о ней и, если уж на то пошло, о тебе. Это совершенно невозможное положение дел, Блейкс. Ты же понимаешь, – сказала она, нисколько не интересуясь, понимает ли он. – Подумай о репутации Айвстонов, если тебя никак нельзя заставить подумать о своей.
– Прошу вас, не беспокойтесь об этом, – сказал Блейксли, процеживая слова сквозь зубы.
Молли взглянула на сына с безмолвным скептицизмом.
– То есть ты исправишь свое ужасное поведение в отношении леди Луизы?
– Несомненно, – сказал он, хладнокровно кивнув головой. – Вы довольны?
– Так-то лучше, – твердо заявила Молли, хлопнув веером в такт своим словам. – Слишком неприятно, когда твоего сына так публично унижают. Если бы его достоинство унизили лично, это было бы уже достаточно неприятно. С меня хватит Айвстона с его специфическими взглядами на общение с людьми его круга. Нелепо избегать людей так, как он это делает. Как будто он был изуродован самым ужасным образом, хотя он самый что ни на есть красивый и приятный человек. Но мы сейчас не об этом, – сказала Молли. Блейксли кивнул и хмуро вперился в пол. – Ты просто должен контролировать себя, Блейкс. Вся эта любовная чепуха хороша только для сцены, но в жизни она не значит ничего. Нужно держаться своих приоритетов.
– Например? – любезно осведомился он.
В самом деле, это становилось уже невыносимо. Его отчитывали, как трехлетнего сопляка.
– Удачно жениться, разумеется! – чуть ли не фыркнув, сказала его мать. – Абсолютно очевидно, что Луиза Керкленд – неподходящий вариант. Любую женщину, которая, подобно ей, стала бы носиться по всему городу за мужчиной, едва ли можно было принять в качестве матери своих наследников за невозможностью удостовериться, твои ли это наследники вообще!
– Вероятно, есть вещи, в которых мужчина разбирается лучше, чем женщина.
– Очень сомневаюсь, – сказала Молли, – но я бы предпочла покончить с обсуждением Луизы Керкленд вообще!
– Равно как и я, – подтвердил Блейксли, с трудом сдерживаясь.
С этими словами он вышел из зала для музицирования, и каждый его шаг по мраморному полу отдавался с резкостью выстрела.
– Все, что тебе нужно сделать, – это найти ее, – донесся голос Айвстона из глубин удобнейшего красного кожаного кресла. Золотистые отблески пламени камина тепло мерцали на нем. – Женщину, которая приняла бы тебя. А ты нашел Луизу Керкленд.
– Если ты скажешь еще что-нибудь о любви, намечающейся в моей капризной судьбе, я, пожалуй, поставлю тебе фингал. Объясняй потом это своим гостям, – сказал Блейксли, сидя в несколько меньшем кресле коричневой кожи, точно так же обращенном к золотистому пламени.
– Ради Бога, – согласился Айвстон. – Это обеспечит мне восхитительную причину не присутствовать сегодня вечером на этой пытке. А вдобавок поможет посадить маму тебе на хвост и стряхнуть с моего.
Блейксли заворчал и поежился.
– Она исчерпала мое терпение, большое спасибо. Сегодня твоя внешность не пострадает. По крайней мере, от меня. По моим сведениям, как минимум десять молодых и весьма родовитых дам придут сегодня вечером исключительно ради того, чтобы продемонстрировать себя. А заодно и попристальней взглянуть на тебя.
Айвстон уселся глубже, скрипя красной кожей.
– Вот так всегда. Я пришел к выводу, причем достаточно неутешительному, что мама устраивает эти ужины в честь моего дня рождения не для того, чтобы показать семейную любовь и привязанность, а для того, чтобы устроить что-то вроде свадебной ярмарки для незамужних девиц. И даже слепому очевидно – я выступаю в качестве приза.
– Как долго ты шел к этой мысли, Айвс? – саркастически спросил Блейксли.
Айвстон откинулся на спинку кресла, вытянув свои длинные ноги и страдальчески закатив глаза, его светлые ресницы отбрасывали тень на голубые глаза.
– Я думаю, эта мысль посетила меня тогда, когда я жевал ужасно жесткий кусок баранины и заметил, что не меньше восьми самых замечательных маминых знакомых уставились на меня своими чрезвычайно обольстительными и неприкрыто изучающими взглядами. Мне тогда было семнадцать, то есть двенадцать лет назад. Двенадцать лет быть приманкой для этих достопочтенных гончих, с охотником в лице собственной матери. Если бы я не видел, как чертовски нелепа и бесконечно забавна твоя история с Луизой Керкленд, я бы решил, что я самый непривлекательный мужчина в городе. Но, само собой, это твоя привилегия.
Блейксли не составило труда извлечь старшего брата из кресла и скрутить, повалив плашмя. Но увы, он не смог удержать Айвса. После чего, в абсолютно дружеской потасовке, нанеся по меньшей мере по три удара, мужчины доказали, что ни один из них не потерпел бы, чтоб его считали нелепым или забавным. По крайней мере, больше не потерпел бы.
Затем, поправив манжеты и приведя в порядок галстуки, они с непринужденностью заняли расслабленное положение у камина, сердито пофыркивая и скрипя креслами.
Уильям Блейксли, больше известный как Айвстон, и Генри Блейксли, нежно прозванный своими близкими Блейкс, были по-братски схожи во всем. Оба блондины, оба пресыщены достойным и ценным образованием, и оба они обладали весьма саркастическим складом ума. Того, что Айвстон был наследником солидного герцогства, было более чем достаточно, чтобы убедить даже самого придирчивого наблюдателя в том, что его остроты были блестящим примером выдающегося ума. В случае с Блейксли остроумие воспринималось как повод для осуждения и разговоров о нем, как о мерзавце чистой воды.
Так он расплачивался перед обществом за то, что был четвертым сыном герцога.
– Я поддерживаю Луизу, – пробормотал Айвстон, теребя ухо. – Она не гоняется за тобой и никогда не гонялась за мной. Она слушает свое сердце, а не кошелек.
Блейксли фыркнул и съехал вниз.
– Что делает ситуацию с жемчугом еще более сомнительной.
Айвстон обернулся к Блейксли и мягко сказал:
– Ты решил забросить свои сети в другой пруд?
– А ты подумал о том, чтобы покончить со всей этой погоней и жениться на огромном приданом в привлекательном обличье?
– Вообще-то да, – вздохнул Айвстон. – А что же поделать? Приданое, наследство, семейный долг, выраженный абсурдно простым способом. Разве это может сильно обременить?
Блейксли весело запыхтел. В ответ Айвстон шутливо пнул его по ноге.
– Но тебе же нужна любовь, – сказал Блейксли, все еще посмеиваясь. – Да, ты хочешь страдать, как страдаю я.
– Не говори ерунды, – обиженно ответил Айвстон. – Я устрою все более обдуманно, чем ты. Любовь вовсе не предполагает страданий. Это благородное чувство, с которым нужно только уметь правильно обращаться.
– Да, – сухо сказал Блейксли, – ты доказал это. Я бы хотел увидеть, как тебе удастся завоевать женщину с той же легкостью, с какой ты говоришь о завоевании любви. Двое, к сожалению, должны быть в одной упряжке, а с женщинами это не так уж просто.
– Я бы сказал, это зависит от мужчины, – заносчиво отозвался Айвстон.
Вследствие чего Блейксли, естественно, решил привести старшему брату физические аргументы.
Леди Далби выглядела как женщина, готовая в любой момент к тому, чтобы ее физически атаковали и ей бы это понравилось. Это был вид, присущий именно Софии. В этом, по мнению мужчин, крылась причина ее впечатляющего успеха в обществе и вне его. Она была похожа на женщину, умоляющую соблазнить ее, хотя было хорошо известно, что леди Далби никогда никого ни о чем не просила.
Герцог Кэлборн попал под ее очарование, как любой мужчина. Казалось, он готов был совратить ее, дай она только знак, что заинтересована именно в его услугах. К несчастью, она не подавала этого знака.
