Текст книги "Секрет ее счастья"
Автор книги: Клаудиа Дэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Бифштекс.
Блейксли готов был вцепиться в мистера Грея, что очень мило и по-рыцарски с его стороны. В самом деле, Блейксли всегда был более внимателен к ней, чем любой из мужчин, каких она когда-либо знала.
Конечно, это мало о чем говорило.
– Правда, Блейкс, – сказал Роберт Блейксли, – ты должен учесть предложение мистера Грея. Это прекрасный вариант. Более чем.
Роберт Блейксли, второй сын Хайдов, больше известный как Крэнли, всегда немного волновал Луизу. Светло-русый, с глазами льдисто-голубого оттенка – казалось, он так же легко плюнет королю в лицо, как и поклонится. У него был такой же задиристый вид, как и у его матери, – совершенно американский вид, как она теперь понимала, что совершенно не привлекало. Возможно, это было связано со все более близким знакомством с Молли и не имело непосредственного отношения к Крэнли. Она, ясное дело, не была склонна разбираться в этой проблеме. Создавалось впечатление, что братья Блейксли и без того готовы покончить с ней.
– Нет, – сказал Блейкс, пристально посмотрев на Луизу, как будто в ней кроется причина беспорядка.
Что на самом деле так и есть. Но к разговору это отношения не имеет.
– До чего же неожиданный и странный поворот, – довольно игриво сказала София. – Возможно, это стоит обсудить. Так ужасно видеть, когда кого-то насильно выдают замуж. Поэтому я вынуждена согласиться с Джорджем. Он абсолютно прав – женщина должна выбирать. Это, как ни странно, совершенно нормально в Америке – и особенно среди ирокезов. Что, собственно, Джордж и принял во внимание в данный момент. И кто же может винить его за это? Леди Луиза – достаточно видная женщина, и любому мужчине доставило бы удовольствие... простите за такое выражение... доставило бы удовольствие получить ее. Так ведь, Джордж?
– Да, – ответил Джордж без тени смущения.
Очень своеобразно.
И все же необычайно привлекательно.
Возможно, есть что-то особенное в культуре этих американских индейцев, такое, что заслуживает более пристального внимания.
– Но если уж говорить об этом, и если это были только один-два поцелуя, и если лорд Генри и леди Луиза точно не имели никаких связей до сегодняшнего вечера, может быть, будет разумно обратить внимание на... другие варианты? То есть на других мужчин, – сказала София самым рассудительным тоном.
Хотя что это за рассудительность? Обсуждать другие варианты? Прямо сейчас? Это вовсе не уместно.
С другой стороны, целоваться с Блейксли и быть пойманной вместе с ним в гардеробной, тоже совсем не уместно.
Но разве сейчас имеет значение, что твердыня рассудительности пала?
Луиза посмотрела на Софию более пристально, чем делала это до сих пор, с несколько раздражающим любопытством. И была удивлена, встретив в ответ подбадривающий взгляд Софии.
Вопреки обычаю Луиза предпочла попридержать язык.
– Как я сказал, – настаивал Блейкс, – это было больше, чем один-два поцелуя, и я не остался безразличен.
– Но вы не были зачинателем, – нежно сказала София. – Конечно, вы заслуживаете некоторого снисхождения, лорд Генри. Это ведь не ваша вина, не так ли? Разве вы должны расплачиваться? Это было бы нечестно в любом случае.
– Послушайся ее, Блейкс, – сказал Джошуа Блейксли, который был младше на год или два. – Это отчасти так. И не забывай, что ты наполовину американец. Это могло бы быть нашим преимуществом при правильном использовании.
– Джошуа, – резко сказал герцог Хайд, – попридержи язык! Это не к месту.
Однако следует заметить, он не предложил Софии держать свои мысли при себе. О, напротив, поудобнее устроившись на стуле, скрестив ладно обтянутые бриджами ноги, он не без удовольствия произнес:
– Простите, что перебил, леди Далби. Так вы говорили?..
Как мило. Как прекрасно быть востребованной.
– Разумеется, никто в этой комнате и не думает принижать вашу мужественность, лорд Генри, – сказала София.
Луизе показалось, что она заметила, как лорд Даттон слегка дернулся, но она не была уверена и не собиралась думать об этом. Первый раз за два года Луизу совершенно не волновало то, что делал лорд Даттон и чего он не делал. Если уж на то пошло, хоть какое-то утешение.
– В интересах честной игры я сочла благоразумным заявить, что почти уверена – есть другие варианты, – сказала София. – Есть мужчины, которых пока не упомянули.
Луиза взглянула на Амелию, которая расположилось на другом конце того же маленького диванчика, что и похрапывающая тетя Мэри. Амелия сидела, неестественно выпрямившись, едва сдерживая дрожь. Луиза хорошо знала это чувство. Они обменялись тревожными взглядами и, как мудрые женщины, понимающие, у кого все козыри, предпочли сохранить молчание. София Далби была способна на все, кроме глупости.
– Это абсурд, – сказал Блейксли, расхаживая по комнате, как тигр в клетке. – Я намерен жениться на ней. Она обесчещена, и я в ответе за это.
– Как благородно с вашей стороны, – протянула София, – и как это похоже на вас, лорд Генри. Я не помню, чтобы вы когда-то вели себя иначе. Но давайте не будем пренебрегать и леди Луизой...
– Я и не собираюсь! – рявкнул Блейксли.
– Я имею в виду, – миролюбиво заметила София, невозмутимо улыбаясь, – не учесть ли нам то, что было бы лучше для самой леди Луизы? То есть, чтобы она вышла за мужчину, который и в самом деле хочет ее и который выразил желание жениться на ней еще до этого печального события? А такой найдется.
– Кто бы это мог быть? – спросил лорд Даттон, вклиниваясь в дискуссию, предметом которой, по существу, не являлся.
Подобный вопрос можно было принять за оскорбительный выпад, и в первый раз Луиза осознала это. Оказывается, лорд Даттон умел быть оскорбительно груб.
– Вы хотите сказать – кроме меня? – угрожающе произнес мистер Грей, что странно отразилось на лорде Даттоне.
Было очевидно, хотя Луиза даже не могла подумать о чем-то подобном, что лорд Даттон почти нервничал. И, правда, казалось, Даттон не мог прямо взглянуть в лицо мистеру Грею.
Однако Луиза не могла винить Даттона за это. Мистер Грей, одетый по английской моде, тем не менее, наводил на мысли о дикой и необузданной непредсказуемости.
– Разумеется, кроме вас, дорогой, – ответила София за Даттона, так как, похоже, он сам не был расположен отвечать. – Мы все уверены в ваших чувствах и в ваших намерениях относительно прекрасной леди Луизы. При этом нужно признать, что у вас отличный вкус.
София с пониманием и с какой-то гордостью улыбнулась своему племяннику. Так было принято у них в семье, и это нравилось Луизе больше, чем то, что она наблюдала у Блейксли в Хайд-Хаусе. Она так высоко оценила это, что не преминула взять на заметку.
Случается и похуже, чем выйти за индейца, к тому же – родственника графа. На какие только глупости не способны девушки!
Она не отдавала себе отчета, почему ее взгляд при этой мысли вернулся к Даттону, но, тем не менее, это было так.
– Продолжайте, – сказала Молли. – Вы полагаете, есть еще кто-то, кто сделал бы ей предложение, спасая от публичного позора?
– Ну, я думаю, не секрет, – пожав плечами, сказала София, – что в определенных обстоятельствах, когда имя женщины у всех на устах, это ей даже на пользу. Я думаю, данный случай только подтверждает правило, судя по тому, что у леди так много предложений. Вы все еще не отказываетесь, лорд Генри?
– Разумеется, – бросил он, – и это вам не общественный аукцион, леди Далби. Я единственный, кто обесчестил ее. И я тот единственный, кто женится на ней.
– Думаю, это решать Луизе, – сказала София, – обесчестили вы ее или нет! Не так ли, леди Луиза?
Было трудно прочесть, что хотела сказать взглядом София в этот момент, но Луиза была уверена в одном: это и есть тот самый взгляд, который придал ей новую силу. У нее никогда в жизни не было даже малой толики этой силы. Она потерпела провал в охоте за Даттоном в течение двух долгих лет и только сейчас почувствовала уверенность в себе. А теперь ее готовы отдать, связав по рукам и ногам, заткнув рот, в руки Блейксли, не такие уж и желанные.
Ну а может быть, и нет.
Конечно, принимая во внимание факт ее падения, вряд ли что-то могло ранить больше.
– Разумеется, – сказала она, вторя Блейксу. – Не вижу причины не рассмотреть мои варианты. Кого вы имеете в виду, леди Далби? – вежливо осведомилась она.
– Оставьте это, Луиза! – завопил Блейкс.
Волнения за музыкальным залом уменьшились, и толпа затихла, прислушиваясь. О, ну что ж. Она уже была опозорена. Сколько еще зла могло это принести?
– Блейкс! Лучше опомнись! – сквозь стиснутые зубы сказала Молли.
– Конечно, мы могли бы обсудить это приватно. Но из чувства справедливости мне хочется, чтобы джентльмены, присутствующие здесь и проявляющие интерес к этому вопросу, получили возможность бороться за вашу руку, – спокойно сказала София, и в этот момент всякому стало очевидно, как ей удавалось вести к успеху бесчисленные переговоры со многими сторонами.
Женщина трезво мыслит, идет вперед и не проявляет излишней сентиментальности. Луиза откровенно восхищалась ею.
– Благодарю вас, – несколько высокопарно произнес мистер Грей.
Блейкс фыркнул, воздержавшись от грубого замечания, и гордо проследовал в ту часть комнаты, где была Луиза, став за ее стулом. Очевидно, это должно было восприниматься как угроза. Если бы Луиза была пугливой, она бы непременно запаниковала. Но это было не в ее характере. София осталась абсолютно спокойна, что придало храбрости и Луизе. Она гордо выпрямила спину, втайне подумав, что это открывает Блейксу прекрасный вид на прикрытые корсажем очертания, и ждала. Она была вознаграждена, услышав, как Блейкс тихо вздохнул и чуть отошел назад.
Луиза постаралась сдержать усмешку. Не то чтобы ей это удалось.
– Маркиз Пенрит, очевидно, – сказала София, поправляя сережку.
– Очевидно? – выпалил Блейксли. – Она едва знакома с ним!
– Да, – очаровательно просто откликнулась София. – Так мило, когда мужчина четко знает, чего хочет, и так непреклонно добивается цели. Лорд Пенрит встретился с Луизой не ранее чем сегодня, но уже совершенно определился в отношении ее. Я полагаю, он надеялся на более долгий период знакомства, но, поскольку он, прежде всего, мужчина, не думаю, что столь малая заминка заставит его отказаться от борьбы за руку леди Луизы.
– И он признался во всем этом вам? Сегодня? – настаивал Блейкс, явно не веря.
Неужели она способна так скоро очаровать и захватить любого? Проклятие.
– Сама я не отважилась бы спросить, – призналась София, – но все так и есть. Пенрит сам готов это подтвердить. Можно даже сказать, с радостью подтвердить. Вы удивлены, лорд Генри? Это весьма... неожиданно.
– Чертовски неожиданно, – пробормотал Даттон и плюхнулся в кресло.
Это было довольно изящное кресло некрупных размеров, совсем не подходящее для него. Луиза позлорадствовала.
– Прошу прощения, милорд? – переспросила София.
– Ничего, – пробормотал Даттон приглушенным голосом.
– Здесь что-то не так. Вы договорились с Пенритом, – сказал Блейкс, пристально глядя на Софию.
Она спокойно выдержала его взгляд.
– Я? Какое невероятное предположение, лорд Генри, – невинно откликнулась София, удивленно приподняв соболиные брови. Этого не могло быть; все, что угодно, но выглядеть невинно было совсем не в ее духе. – Если вам интересно, в чем причина, то она прямо перед вами. Только не говорите, что вы никогда не замечали, как прекрасна и необычна леди Луиза. Лорду Пенриту тоже не составило труда осознать ее неотразимость.
Луиза почувствовала внезапный прилив удовольствия. Она не расположена была верить ни одному слову, но все же это такие прекрасные слова. Время от времени полезно искупаться в лести. Она чувствовала себя лучше, чем когда-либо за все эти годы.
– Что именно вы сказали Пенриту? – спросил Блейксли, покинув Луизу и оказавшись перед Софией, которая расположилась по соседству с Даттоном.
– Что за подозрения, лорд Генри? – протянула София, улыбаясь с наигранным кокетством. – Можно подумать, вы прирожденный интриган, но это ведь не так, не правда ли?
При этих словах Блейкс сердито, но сдержанно посмотрел на Софию и раздраженно вздернул подбородок. Именно такое выражение Луизе уже приходилось видеть на его лице. Оно указывало на затаенную тревогу, а значит, София попала в цель.
– Я всего лишь указала на очевидное, – продолжала София, – а именно: репутации человека хорошо воспитанного и благородного только на пользу сердечная привязанность к леди Луизе. Думаю, так. Или вы не согласны?
– Не согласен, – резко, ответил Блейкс, быстро взглянув на Даттона.
Даттон сразу отвел взгляд и уставился в пол. Луиза до сих пор недоумевала, почему Даттон находился в этой комнате. Он ведь таки не проявил своей заинтересованности в этом... торге. Или все-таки он решится поучаствовать в нем?
От этой мысли у нее пошли мурашки по коже. Странно, но ее не столь уж волновало, что он мог бы сказать, да и стал бы высказываться вообще. Луиза смотрела на него со своего места, пытаясь разглядеть в нем какие-то признаки того, что называется переломом. Он, как всегда, оставался равнодушен.
Ничего не поделаешь.
Может, кто-то, кроме него, все же питает к ней достаточно сильный, так сказать, брачный интерес?
– Рада слышать, – бодро сказала София, обращаясь, минуя Блейксли, к герцогу и герцогине Хайд. – Но прежде чем мы продолжим эту дискуссию, думаю, я должна упомянуть герцога Эденхема.
Амелия чуть не задохнулась.
Все взгляды тут же устремились на Амелию, которая ловко сделала вид, что закашлялась и не может отдышаться. Но ее глаза все выдали, из их голубых глубин поднимался упрек в предательстве.
На самом-то деле Луиза ничего не предпринимала в смысле... сближения с герцогом Эденхемом. И даже не разговаривала с ним.
А что, если бы и разговаривала?
Хорошая идея, между прочим.
– Вот как? – сказала Молли, мрачно поглядывая на Луизу из-за плеча Софии. – Что с Эденхемом? Не хотите ли вы сказать, что он тоже как-то связан с этой девушкой? Не подозревала, что она так много успела.
Судя по ее тону, это было вовсе не лестное замечание.
– О, он пока не представлен ей, – жизнерадостно ответила София. – Или я ошибаюсь? Вас представили герцогу Эденхему, леди Луиза?
– Нет, что-то не припомню, – сказала Луиза, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.
Кажется, у нее получилось.
– По герцогу в день, не так ли? – пробормотал Даттон, не обращаясь ни к кому в частности.
– Ну, если на то пошло, я тоже познакомился с Луизой, и она мне понравилась, – сказал Айвстон, что явило образец хороших манер.
Луиза могла бы поцеловать его за это, целомудренно и в пределах дозволенного, естественно. Она не намеревалась никого целовать, если бы вновь смогла поцеловать Блейкса. Даже Даттон больше не привлекал ее, былые чувства к нему казались теперь, как ни странно, просто помрачением рассудка. В лучшем случае.
– Вы не герцог, – сказал Даттон, что даже для него было слишком грубо.
– И с радостью еще повременю, – заметил Айвстон, очень нежно поклонившись своему отцу в знак уважения.
Разве Айвстон – не лучший из мужчин? Ах, почему Блейкс так не похож на него?
Тут Луиза услышала, как Амелия громко вздохнула. Она обернулась посмотреть, что это значит, и была одарена раздраженным взглядом и презрительным кивком Амелии.
Еще не будучи знакомой с Эденхемом, как бы опасен он ни был, Амелия уже рассматривала его как собственность, которую надо либо принять, либо отвергнуть.
Свадебный аукцион стоило отложить до лучших времен.
А может быть, лучшие времена уже наступили? Признаться, Луиза не могла и мечтать о таком интересе к себе, если бы... если бы не сегодняшний визит к Софии.
А может быть, Блейкс был прав? Может быть, все подстроила София, а ее достоинства тут ни при чем?
Лучшие времена сразу как-то поблекли.
– Как я и говорила, – продолжала София, – мы с герцогом Эденхемом так мило поболтали до ужина, и имя леди Луизы упоминалось не раз. У меня сложилось впечатление, что он пришел не только на празднование дня рождения лорда Айвстона, но и для того, чтобы наконец воспользоваться случаем и познакомиться с ней. Он очень дальновиден и стремится к новому браку. Нужно ли говорить, что в определенной степени это надо принимать во внимание? Может быть, ему стоит поприсутствовать?
Луиза ничего не могла поделать с собой. Она прихорашивалась – незначительно, но прихорашивалась. Эденхем, со всей его устрашающей репутацией Синей Бороды, был очень красивым мужчиной. А его поместье должно быть в прекрасном состоянии, не требующем никаких значительных обновлений как минимум еще лет десять. Это, естественно, нужно учитывать, ведь постоянно вкладывать хороший доход обратно в поместье было все равно что не иметь денег вообще.
Блейкс, который продолжал перемещаться по комнате, как акула в аквариуме, положил руку, очень тяжелую руку, ей на плечо и сказал:
– В этом нет нужды. Все это очень интересно, леди Далби, даже занимательно, но я с самого начала сказал, что женюсь на Луизе. Я и никто другой.
– Ну, правда, Блейкс, – умоляла Молли, чудо, что она еще не упала перед ним на колени, – ведь есть интересы других сторон! Хоть так и не полагается делать, но ведь то в обычных случаях, а этот вряд ли можно назвать обычным. Эта женщина, – тут она пронзила Луизу язвительным взглядом, а тетя Мэри громко всхрапнула, – эта женщина все подстроила, она своими поцелуями скомпрометировала тебя, а не ты ее, и, Блейкс – закончила она, пытаясь выдавить из себя слезу, – я так надеюсь на хорошую партию для тебя.
Что было, без сомнения, кульминацией вечера.
Даттон выбрал этот момент, чтобы насмешливо фыркнуть.
И тут Блейкс, стоя сзади, приподнял подбородок Луизы. Она посмотрела на него снизу вверх. Пробормотав что-то вроде извинения, он наклонился очень быстро и нежно поцеловал ее. Крепко. В губы.
Прямо в губы.
Она даже почувствовала легкое касание его языка на своих дрожащих губах.
Он целовал ее. Гораздо более основательно, чем требовалось, беззвучно, и через несколько мгновений она почти забыла, где находится, и приятно расслабилась, отвечая ему.
Это было чудесно и вместе с тем – по-другому. Его рука достаточно крепко придерживала ее подбородок, а другая – гладила ее по щеке, так что Луиза была практически захвачена, и Блейкс был полностью в ответе за все это действо, которое она назвала бы поцелуем в музыкальном зале, и не оставалось никакой возможности ни для кого в комнате сказать, что это она втянула во что-то Блейкса.
Самый-самый необычный поцелуй в самых-самых необычных обстоятельствах – вот как все это можно назвать.
Когда Блейкс наконец оторвал свои губы, он продолжал держать ее лицо в своих руках, глядя на нее сверху вниз невероятно нежным взглядом. Она поймала себя на том, что улыбается ему, безотчетно, не понимая причины, что Блейкс только что публично нанес сокрушительный удар по ее чести и тем самым спас ее репутацию.
В этом был весь Блейкс.
Это было его натурой и казалось так прекрасно, что Луиза взяла его руку со своей щеки и поцеловала ладонь с такой нежностью, какой никто из присутствующих не ожидал.
Комната затихла, звуки замерли, что полностью соответствовало моменту.
Раздался вздох. Это Амелия.
Всхрапнула тетя Мэри.
А Луиза усмехнулась, всматриваясь в любимое ироничное лицо Блейксли.
– Вот и все, – сказал Блейкс, выпрямляясь, чтобы видеть всю комнату, – я поцеловал ее без всякой провокации, не считая очевидно провоцирующего очарования Луизы. Полагаю, теперь ясно, что я вполне способен скомпрометировать девушку и без чьей-либо помощи.
Блейкс жизнерадостно подмигнул ей.
– Теперь ты вынужден жениться на ней, – хмуро сказала Молли.
– Да, я так и сделаю, – ответил Блейкс, глядя через комнату туда, где стоял мистер Грей.
Мистер Грей кивнул, и скрестил руки на груди, чем продемонстрировал признание поражения.
И это стало кульминацией вечера.
Так бы оно и продолжалось, если бы не Даттон. Спроси его, как он сумел не заметить ее отчаянной погони по гостиным Лондона и двух званых вечеров в загородных домах, он бы не ответил. Но сейчас Даттон не мог не высказаться:
– Поймите, это все только ради того, чтобы вернуть жемчуг Мелверли. Сегодня было заключено пари. Оно есть в книге в Белой гостиной. Для того чтобы жемчуг вернулся к Луизе, герцог Кэлборн должен убедиться в том, что она предпочтет Блейксли. Вот и все.
– Абсурд, – сказал Хайд. Он был генералом во время восстания в американских колониях, поэтому умел высказываться очень емко. Да, кратко, но при этом решительно и невероятно авторитетно даже для герцога. – Ни одна девушка не позволит обесчестить себя из-за пари, пусть даже ради жемчуга.
– Проверьте книгу! – воскликнул Даттон. – Спросите у сына, так ли это!
Сыновья Хайда смотрели на своего брата и на нее, явно недоумевая, кому же и чему верить. Луиза тоже не удержалась и посмотрела на Блейксли, желая увидеть его реакцию, проверить, был ли он заинтересован, взбешен или смущен. Она бы убила его, если бы он был смущен, ведь это могло повредить ей и возможной свадьбе. А они собирались пожениться, что бы ни заявлял Даттон. Луиза была обесчещена. Блейксли обесчестил ее. И ей нравилось целоваться с ним.
Только и всего.
– Но, дорогой, – обратилась София к Даттону, явно забавляясь, причем за его же счет; это заставило Луизу успокоиться и отбросить пугающие мысли, – Кэлборна нет в этой комнате, как не было его и в Желтой гостиной. По вашему собственному описанию этого пари, Кэлборн должен присутствовать, чтобы разрешить спор. А его нет. Отсюда следует, что это восхитительный пожар двух, в конце концов, встретившихся сердец, результат чистого желания и ничего больше. Чем бы ни окончился спор в отношении жемчугов Мелверли – это совершенно другая ситуация, не имеющая ничего общего с данной.
– Нет! – настаивал Даттон, откидывая волосы назад одной рукой – жест, который Луиза раньше считала удалым. – Нет, все это из-за жемчуга. Спросите Блейксли.
Но тут мистер Грей, до поры остававшийся незамеченным в своем укромном углу, бесшумной тенью пересек гостиную. Никто, особенно сам Даттон, не успел осознать, как это произошло. Мистер Грей ударил лорда Даттона прямо в челюсть и затем еще раз прямо в глаз.
Лорд Даттон упал, успев только охнуть.
Мистер Грей повернулся к Луизе, стоявшей рядом с Блейксом, который по-собственнически обвил ее руками, и сказал:
– Мой свадебный подарок.
Вот это и оказалось настоящей кульминацией вечера.
В самом деле.
Глава 16
Единственное, за чем стало дело, не считая надвигающейся свадьбы, – это сообщить обо всем Мелверли.
Казалось, каждый страстно жаждал сделать это. Каждый, кроме Луизы.
Она не любила иметь дело с отцом ни по какому поводу и случаю. Данный повод – ее скоропостижная свадьба с Блейксли – тоже был не из тех, которые вызывали хоть какое-то желание с ее стороны.
София, естественно, придерживалась прямо противоположного мнения. Она почти настаивала на своем присутствии, хотя для этого не было никакого формального повода. Странно, но именно поэтому Луиза считала, что не вправе ей отказать. Именно София стояла за всеми событиями, и потому Луиза решительно не могла взять на себя ответственность за ее отстранение.
Она должна выйти за Блейксли.
Глядя на него теперь, на блеск его волос в свете свечей музыкального салона, на его умный взгляд, она не могла окончательно поверить в это. Более того, она не могла поверить, что совсем не огорчается. Строго говоря, не было ни капли сожалений.
Она бы так хотела снова остаться с ним наедине и ответить ему на тот поцелуй, который он отвоевал у нее на глазах у матери. Она бы отблагодарила его. Луиза не знала точно, как женщины берут верх над мужчинами, используя для этого свое тело, но она знала, у кого уточнить.
Луиза перевела взгляд на Софию, тихо разговаривавшую с Молли и будто обсуждавшую вступление Луизы в семью Хайд.
Но это вряд ли.
Посмотрев на Блейкса, беседовавшего с отцом и братьями, которые, судя по их виду, вовсе не были раздосадованы его внезапным вступлением в брак, она тут же забыла о Молли. Луиза была уверена, что Блейкс все уладит.
– Кажется, ты довольна, – мягко сказала Амелия.
Они сидели на маленьких стульях за арфой. Мэри крепко спала на маленьком диванчике, почти полностью растянувшись на нем; никто не счел необходимым будить ее, потому что ситуация разрешилась – причем вполне удачно – и без нее.
– Признаюсь, я весьма удивлена.
– Скандалом?
– Нет, – сказала Амелия с коротким смешком, – я и так знаю, что скандалом тебя не испугаешь. Из-за Даттона, конечно. Непохоже, что твое сердце разбилось, а ведь казалось, что ты его так любишь. Ты говорила, что тебе никто, кроме него, не нужен.
– Да, я говорила так... и чувствовала так, – сказала Луиза, не сводя глаз с Блейксли.
Мистер Грей, единственный, кто поспешил помочь Даттону подняться, поклонился и вышел, сопровождая его. Вполне возможно, что мистер Грей взял на себя роль некой охраны от будущих нападок со стороны лорда Даттона. Похоже, Даттон требовал проявления особого внимания.
Куда делась эта уверенность Луизы в чувствах к Даттону? Такая твердая уверенность. Два года она никого больше не хотела, ни о ком больше не думала... и все же она поцеловала Блейкса, и с этим поцелуем, с первым прикосновением его губ она полностью забыла о Даттоне.
Разве такое случается? Может, она распутна?
Всю жизнь подобное происходило на ее глазах. С таким отцом, как Мелверли, иначе быть не могло. Хорошенькое личико, пухлые запястья, зрелый... ну, можно перечислить еще много разнообразных женских достоинств, которые могли, могут и еще долго будут затаскивать ее отца в чью-то постель. Она считала его мелочным и легкомысленным, ведомым страстью там, где необходим разум. И вот теперь, когда поцелуй Блейксли еще горел на ее губах, она бросила Даттона без особых переживаний и буквально прыгнула в постель к Блейксли.
Возможно, она и была распутницей.
Знает ли об этом Блейкс?
А если нет, расскажет ли она ему?
– Что касается меня, я рада, что ты, наконец, разглядела, какой он на самом деле, – продолжала Амелия, заставляя Луизу тут же оставить размышления о своем ужасном распутстве. – Даттон – распутник, Луиза, и никогда не был достоин тебя.
Но быть может, именно это и влекло к нему – распутницу к распутнику?
Как бы еще назвать женщину? Распутница? Сладострастница? Развратница?
– Скорее всего, так и есть, – машинально отозвалась Луиза, изучая этих таких разных братьев Хайд. Есть ли среди них кто-нибудь привлекательнее Блейкса? Не будет ли она изменять ему с его же братьями?
Из-за того, что Луиза настолько была занята собой и своими чувствами, вдруг обнаружилось неприятное открытие, что до сегодняшнего дня она не думала об изменах лишь потому, что не могла даже представить, что кто-нибудь захочет... ну, захочет ее таким образом.
Но сегодня произошло разоблачение. Сегодня ей подумалось, что, возможно, найдутся мужчины, способные возжелать ее самым плотским образом, и что она свободно сможет выбирать из множества мужчин.
Не считая размышления о себе, как о распутнице, это оказалось самой необыкновенной идеей, которая когда-либо приходила Луизе в голову.
Может быть, она... соблазнительна?
События сегодняшнего вечера настоятельно наталкивали на эту мысль.
Быть соблазнительной – вполне приемлемо. Быть распутной – вряд ли.
Другой вопрос – можно ли не быть и тем и другим одновременно? За месяцы пребывания в обществе она определенно не встречала таких примеров. Стоило только оглянуться на Софию Далби, чтобы доказать очевидный факт: женщины, которые соблазняют мужчин, в конечном счете весьма распутны.
Можно ли этому как-то помочь?
Конечно, София не в силах была ответить на ее вопрос, будучи соблазняющей и распутной... К несчастью, больше спросить не у кого. Луиза прикинула, что могла бы поговорить с Амелией, которая сейчас непринужденно болтала о том, как удивил ее этот вечер, неотрывно глядя на лорда Айвстона в томном очаровании. Амелия, к ее чести, никогда не теряла времени даром в непрерывной погоне за герцогом, готовым вести ее под венец. Луиза могла только уважать женщину, настолько сосредоточенную на достижении определенной цели. Хотя Амелия столь же невинна, как и она, ну или, допустим, как и она была час тому назад; все же, обладая умом и развитой интуицией, она могла бы как-то рассудить, можно ли избежать распутства.
Луиза ничего не потеряла бы, обратившись к Амелии, а та должна была знать больше, чем София, о том, как сдержать такого рода аппетит. Хотя, будь Луиза замужней женщиной, не пришлось бы так сильно воздерживаться. Все, что ей нужно было сделать, – это держать свои страсти в границах брачного ложа.
Насколько это могло оказаться трудным?
Не имеет значения, что общество просто переполнено не справившимися с этой задачей. Она была абсолютно уверена в себе, так как обладала отчаянным характером. И не важно, что Мелверли ее отец. Все будет вопреки ему.
О Боже, чем больше она думала об этом, тем более безнадежным все казалось.
Что, если, Боже упаси, Блейкс не будет удовлетворять ее? Что, если ее похоть окажется ненасытной, как это случилось с Мелверли?
– Луиза! – позвала ее Амелия, теребя за руку.
– Да? – откликнулась Луиза, отрывая взгляд от Блейкса, который, как она вдруг поняла, тоже смотрел на нее.
Кто знает, о чем он думал? Вдруг он смог прочесть эти мысли о распутстве по ее лицу? Самое печальное, что она думала о распутстве, а заодно и о том, как спастись от него. Безнадежный случай.
– Это правда тебя не волнует? Я имею в виду, ты сможешь отказаться от Даттона? Твои планы, все твои надежды, что вы вдвоем... – остановилась Амелия, и на щеках у нее стал пробиваться румянец. – Что это было? – сказала она, оставив, наконец, Даттона в покое.
Луиза, конечно, знала, о чем спрашивала Амелия, хотя и не понимала, как ей объяснить, что это было. Ей не хотелось показаться распутной женщиной, к чему все явно склонялось.
– Ты совсем не возражала? – спросила Амелия.
Тут Луиза перевела свой взгляд, который был устремлен на Блейкса к Амелии.
– А что, было похоже, что я возражала?
Возможно, в этом крылась некая помощь. Возможно, она вовсе не распутна. Луиза почувствовала, что в который раз вглядывается в Блейксли и взгляд ее снова и снова возвращается к нему, что, несомненно, уже становится своеобразной привычкой, с которой нужно совладать. Может быть, как-нибудь после свадьбы. Может быть, тогда все это сгладится.
Может быть, может быть, может быть...
Ничто в жизни не безнадежно, если прилагать усилия, чтобы осуществить все эти «возможно».
– Нет, – сказала Амелия, и взгляд ее стал подозрительно мягким и влажным, – ты выглядела так, будто… будто... Тебя это очень преобразило. В самом деле, ты такой не была, пока он не поцеловал тебя. Я не думала, что такое могло случиться, а ты? Ты чувствуешь себя по-другому?
