Текст книги "Секрет ее счастья"
Автор книги: Клаудиа Дэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Не то чтобы, – сказал Даттон.
В этот момент он выглядел как человек, вознамерившийся снова ее поцеловать; теперь у нее был опыт с двумя мужчинами. Не скромничая, она считала себя экспертом в такого рода делах.
К великому счастью Луизы, когда Даттон снова собрался прижать ее к стене, он покинул свой пост у двери, которая отворилась, издав резкий звук, заставивший Даттона обернуться, а ее – отпрыгнуть. И кто же еще мог там оказаться, как не Блейкс, выглядевший, словно гнев Господень, облаченный в сапфирово-синий жилет. Быстро окинув взглядом Луизу и Даттона, ее обнаженную руку и перчатку в руке Даттона, он сказал:
– Сабли на рассвете?
– Сабли на рассвете, – подтвердил Даттон, поклонившись Блейксу и возвращая Луизе перчатку с улыбкой, призванной изобразить сожаление, но так и не изобразившей.
А затем, не успела она набраться духу, чтобы объяснить Блейксу, как ее занесло в гардеробную, их гардеробную, с Даттоном, Генри сказал:
– Если вы хотели раздеться, Луиза, вам следовало сказать об этом мне. Я бы с радостью оказал вам такую услугу.
Как раз в этот момент она подумала, что вряд ли для Блейкса большая удача – оказаться в этом месте и в это время.
Глава 19
– У вас не будет дуэли с ним, – сказала Луиза, потому что казалось разумнее говорить о чем-то еще, все равно о чем, но только не о раздевании.
– Не надо об этом, – сказал Блейкс. – Сейчас я собираюсь снять с вас некоторые вещи, чтобы напомнить получше, что вы выходите замуж за меня.
– Разумеется, я выхожу за вас! – выпалила она. – Никто и не думает иначе.
– Правда? – спросил он. – Я бы хотел, чтобы в этой комнате был замок. Думаю, Эшдон мечтал о запертых дверях так же, как и я сейчас.
Сглотнув, она провела рукой по смятой перчатке. Все знали, что случилось в этой комнате меньше недели назад с дочерью Софии – Кэролайн. Она была обесчещена окончательно и вынуждена выйти замуж за графа Эшдона на следующий же день. Что из того, что об этом еще продолжали говорить, тем не менее, признавая, что Кэролайн кажется очень довольной тем, что ее обесчестил лорд Эшдон?
Несомненно, так и есть.
– Я думаю, нам нужно вернуться к ужину, – сказала она. – Сейчас.
– Потому что я заговорил о закрытых дверях? – тихо спросил Блейксли. – Не переживайте. Я не допущу, чтобы сюда вошли и увидели вас, будет заперто или нет.
– Лорд Генри! – твердо сказала Луиза. – Это совершенно недопустимо! И кажется, вам в голову пришла совершенно неверная мысль по поводу того, что я... то есть... как мы с лордом Даттоном... то есть... – торопливо заговорила она, видя, как наполняются гневом глаза Блейксли. – Мы говорили о вас!
– Как убедительно! – комически восхитился он. – А ваша перчатка?
– Это всего лишь перчатка!
– Вы ее сняли или он? И не пытайтесь врать, Луиза. Вы знаете, что это первое, что он мне расскажет завтра на дуэли. Мужчины, как вам, наверное, доводилось слышать, говорят о такого рода подробностях... и такого рода женщинах.
Какого рода женщинах?
– К чему все это?!
– Перчатка? – сказал он, улыбаясь как...
Ну, как акула. Совсем не обнадеживающе.
– Он снял ее! – сказала Луиза, чувствуя, что это может ее как-то оправдать.
Она поняла, что все пошло совсем не так, судя по тому, что выражение лица Блейксли стало еще более угрожающим.
– Ничего не остается. Придется следовать великому примеру Даттона! – прорычал он. – Он ведь кумир, не так ли? Это ведь его вы добивались целых два года, правда? Нет лучшего пути для меня, человека, который женится на вас, как последовать по его стопам и довести дело до конца.
О Боже! Это встревожило Луизу еще больше, чем любые попытки ухаживаний.
Блейкс выглядел ужасно злым и пугающе раздосадованным, но таким невероятно мужественным, каким она его еще никогда не видела, – настоящим хищником!
Честно говоря, все было достаточно трогательно, хотя Луиза полагала, что вряд ли он обрадуется, услышав это в тот момент, когда старался выглядеть очень грозным. Блейкс на самом деле был грозен, но это лишь возбуждало ее. О, ну что ж. Она проявит благоразумие – лучшую сторону храбрости – и постарается попридержать свой язык, хотя бы пока он прижимает ее к стене и... что – раздевает ее?
О Боже...
В том, что она была уже обесчещена, разумеется, есть свои преимущества.
– Вы вовсе не выглядите напуганной, хотя должны бы, Луиза, – сказал он, медленно приближаясь.
Ему не нужно было далеко идти; это ведь не та большая комната. Луиза попятилась, не отрывая взгляд, пока все не кончилось столкновением со стеной.
– Не хотелось бы мне думать, что в ваши планы входит пугать будущую жену, – смело парировала она, подняв подбородок и гордо глядя ему в глаза.
– Вы явно ничего не знаете о правильном браке, – сказал Блейкс.
Подняв руками ее лицо, он запустил пальцы в ее свисающие локоны, окончательно и безжалостно уничтожая самые безупречные из них.
– Зачем же вы мне нужны, если не боитесь вести себя неподобающе?
– Вовсе не уверена, что струшу, Блейксли, независимо от того, правильное или неправильное мое поведение, – сказала Луиза.
– Думаете, не струсите? – сказал он, улыбаясь, как черт из ада. – Может, попробуем? Что касается меня, я предпочитаю вашу непристойность. Что же до всего остального мира, вам нужно научиться вести себя так, чтобы не выставлять меня посмешищем. Простая формула успеха. Вы учтете, ладно?
– Блейксли, у вас прекрасное чувство юмора, – сказала она, усмехаясь ему в ответ, ее глаза возмутительно бросали ему вызов. – Вы и вправду считаете, что можете меня принудить к чему-либо? Что ж, много лет я бросала вызов Мелверли, и все, чем он в результате смог ответить – седая голова и отсутствие четырех зубов. Думаю, вам стоит позаботиться о своих волосах и зубах, вряд ли вы будете нравиться мне без них. А вы сейчас так привлекательны. Давайте начнем с этого, ладно?
– Вы считаете меня привлекательным? – спросил он, поднимая ее подбородок большими пальцами и нежно охватывая ладонями ее лицо.
– Полагаю, у вас есть зеркало? – попробовала съязвить Луиза. – Вы сами можете убедиться в том, что чертовски красивы, ну если вы знаете, как выглядит черт. Как вам повезло, что я знаю!..
Он ухмыльнулся, прижал ее щеку к своей и поцеловал. Ах, как она этого заслуживала. Каким облегчением был поцелуй Блейксли после всей этой беспомощности и неумелости Даттона. Она почувствовала, как упало ее сердце, закружилась голова и участился пульс – словом, все, как и должно быть согласно ее ожиданиям, когда правильно целуют женщину. Луиза совершенно не понимала, как Даттону удавалось держаться все эти годы. Он явно жил только за счет легенды, и она даже не могла представить, с чего эта легенда началась. Может быть, с его отца?
В любом случае у нее не было времени думать о Даттоне, особенно в тот момент, когда Блейкс прикладывал все усилия, чтобы возбудить ее.
Блейкс так хорошо умел это.
Его язык поддразнивал ее язык, а его руки играли ее волосами, перебирая локоны, прядь за прядью, одну за другой, пока ее волосы не рассыпались по плечам спутанными кольцами, не оставляя следа от продуманной привлекательности. Казалось, Блейкс даже не заметил, что с ее волосами что-то не так. Он был слишком занят. Он прижал ее к панельной двери и целовал сильно-сильно, пока у нее не сбилось дыхание, и она не обвила руками его шею, вдыхая его запах, чувствуя, как он прижимает ее к своей груди. А как она, оказывается, по этому изголодалась!
На этот раз Блейкс не отталкивал ее. А она так крепко держала его, как будто он преступник, пойманный за поругание ее чести. Великолепное сочетание. Было ясно только, что они погрузятся в это так глубоко, насколько им только позволит бесчестье.
И она застонала, требуя от него, чтобы он шел все дальше и дальше – распаляясь страстью и сходя с ума.
Но Блейкс, этот дьявол, вдруг расплел ее руки и отстранил Луизу от себя; его глаза, словно голубые угли страсти, были полны решимости и даже озлобленности. Пусть он будет зол. Пусть он наберется решимости и поддастся своей страсти к Луизе. Разве это так уж трудно?
Криво улыбнувшись, Блейкс взял стул за деревянную спинку и придвинул его к себе. Это был хорошо сделанный стул с обитым нежно-голубым шелком сиденьем и резной спинкой. Хорошенький стул. Блейкс сел на него, даже не предложив Луизе. Деревенщина.
Он сел, вытянув ноги, все еще кривясь в улыбке, и, обхватив ее бедра, затянул ее в область между своими ногами. На ней было платье из тонкого прекрасного муслина, хрупкое и почти прозрачное при свечах, и она чувствовала сквозь него жар его рук.
Ужасно, когда тебя так хватают, как какую-нибудь актрису с соседней улицы.
Но Луизе нравилось. Ей нравилось, как он смотрел и улыбался ей, а еще – та простота, с которой он обращался с ней.
Положительно она была распутницей.
Если бы один только Блейкс знал об этом, ничего скандального и не было бы. Конечно, он никому ничего не скажет. Какой мужчина захочет, чтобы все узнали, что его жена – нераскаивающаяся распутница? Все следовало сохранить в тайне.
– Я собираюсь обесчестить вас, Луиза, – сказал Блейкс почти шепотом, но так низко и страстно, что волосы на задней части ее шеи встали в холодном трепете. – Я собираюсь настолько вас обесчестить, что ни один мужчина вас больше не пожелает – только я. Я собираюсь обесчестить вас настолько, что никакие мужские прикосновения не смогут вас больше удовлетворить – только мои.
– Полагаю, вы собираетесь сделать это словесно, – сказала она, подшучивая над ним, поторапливая его, неспособная выдержать напряжения ожидания.
Блейкс засмеялся, и отголоски смеха эхом наполнили комнату, как рябь света.
– Вы не можете терпеть, не так ли? – сказал он, изучая ее, проводя руками по округлости ее бедер, нащупывая пальцами косточки ее суставов. – Вы и не подозреваете, что я собираюсь сделать, но готовы скорей умереть от моих рук, чем терпеть муки ожидания?
– Какое абсурдное преувеличение, – ответила она, поднимая руки в попытке поправить волосы – бесполезное мероприятие, но Салли Бейтс делала так во втором акте той глубокой пьесы, и это творило чудеса с ее грудью, растягивая ее корсажные ленты так, что они чуть ли не лопались. – Вы всегда были склонны к гиперболизации и мелодраме, Блейкс? Вот уж не думала!
– Есть многое, о чем вы даже не подозреваете. Но скоро не будет.
И с этими словами он сжал ее ягодицы одной рукой и поднял подол ее юбок другой. Холодный воздух обдавал ее ноги каждый раз, когда он поднимал и поднимал их...
– И я видел ваш бюст, Луиза, достаточно часто, чтобы знать, как он великолепен. Расслабьтесь...
Расслабиться? Это невозможно...
Луиза не пыталась спорить, потому что знала, что это только подзадорит его; кроме того, ей было слишком уж любопытно, к чему приведут эти странные и немного необычные ощущения. И она ничуть не сомневалась, что руки Блейксли утолят ее интерес.
Распутница.
Да, здесь должно было свершиться то худшее, что может произойти с женщиной. Но она обдумает это позже, когда не будет так смущена.
– Вы затихли, Луиза. Но не из-за того, что собираетесь упасть в обморок, не так ли? – поинтересовался Блейкс, методично поглаживая ее ногу от лодыжки к колену, причем чулок еще более усиливал ощущения.
Мурашки, снова мурашки от чувств.
– Нет, скорее я могу закричать, – фыркнула она, стараясь сыронизировать.
И поняла, что не удастся. Она едва могла выдержать то, что позволяла себе рука Блейксли. Его глаза, казалось, изучали ее, как будто он ставил над ней эксперимент.
– Именно так я и планировал, – сказал Блейкс, все шире улыбаясь и поднимая руку выше.
Теперь он скользил по ее бедру, лаская ее кожу, нестерпимо поддразнивая.
– Вы затащили меня сюда, чтобы щекотать?
– Я вас вовсе не затаскивал сюда, – произнес он уже без улыбки.
О да, ей не следовало напоминать о Даттоне. Но дело в том, что она забыла о Даттоне. А разве Блейкс ей этого и не обещал?
Прикосновение Блейксли, это невероятное прикосновение, которое он дарил ей, превращалось во что-то примитивное.
– Стойте спокойно, – скомандовал он. – Не двигайтесь и не издавайте ни звука, Луиза. Я собираюсь добиться своего, и вы мне это позволите.
– Или что? – бросила она, дерзя ему.
Луиза, правда, не знала, что на нее нашло.
Конечно, знала. Это все Блейксли. Который обесчестил ее своим поцелуем. Он мог обесчестить ее и своими прикосновениями, которых, если честно, она очень желала.
– Или я не отдам вам жемчуга, – ответил он, глядя ей прямо в лицо.
Вряд ли это было подходящее время, чтобы говорить о том, что она и не думала о жемчугах вот уже несколько часов. Принимая во внимание все обстоятельства, это дело с жемчугом теперь казалось не таким уж и важным. Если Блейкс думал, что можно шантажировать ее жемчугами, то она не собиралась его в этом разубеждать.
– О нет, – проговорила она спокойно, заставив себя повернуться к нему, тогда как сама хотела просто закрыть глаза от стыда.
Его руки были под ее юбками – обе руки, а ее юбки были задраны на бедра. Луиза понимала, что ее ноги открылись ему полностью, абсолютно бесстыдно, так что не осталось ничего скрытого от его глаз, и она казалась себе полной дурой, не сообразившей прикрыться из-за страха и застенчивости.
Конечно, она и боялась, и стеснялась, но это не могло помешать Блейксу видеть ее. Они должны были пожениться, и каждый открытый дюйм ее кожи сильнее скреплял их судьбы. Все, что происходило сейчас, устанавливало их будущую связь. Она не собиралась входить в свое будущее со склоненной головой и трясущимися руками, надеясь на лучшее и готовясь к худшему.
Луиза не собиралась выйти замуж так, как сделала это ее мать.
– Так вам не нужны ваши жемчуга? – спросил он.
Его руки остановились, а взгляд изучал ее лицо.
– Разве я это сказала? – быстро переспросила она. – Скажите, Блейкс, вы вообще меня слушаете?
– Обычно нет, – съязвил он. – Особенно когда вы выглядите так, как сейчас.
Да, как распутница с юбкой, задранной до талии. Какого мужчину будет волновать, что в этот момент говорит женщина?
– Как типично, – буркнула она, глядя на него сверху, на эти золотистые пряди и циничные голубые глаза, которые вовсе не казались циничными сейчас.
Блейкс, милый Блейкс выглядел таким ранимым. Злым и ранимым. Это сочетание она хорошо понимала.
– Я полагаю, вы даже предпочли бы, чтобы я всегда была такая – уязвимая, беспомощная... безропотная.
Блейкс засмеялся коротким грубым смешком и сказал:
– Луиза, вы самый худший лжец из всех, кого я когда-либо знал.
– Полагаю, вы бы предпочли, чтобы ваша жена была искусной лгуньей, – ответила она, улыбаясь вопреки себе своим расставленным ногам и его блудливым рукам.
– Нет, – сказал он, переставая улыбаться. – Нет, но мы оба знаем, что вы никогда не будете безропотны. Во всяком случае, не со мной. Особенно потому, что я рассчитываю заставить вас кричать через несколько минут.
– Если я закричу сейчас, вы перестанете разговаривать и поцелуете меня? – спросила Луиза.
– Сначала поцелуи, – сказал он, обняв ее за шею и притянув к себе, – а кричать будете позже.
И он поцеловал ее. Наконец-то. Так, как нужно было. Глубоко, сильно и горячо. Его дыхание проникло ей в грудь и взорвалось неимоверным пламенем страстного желания. Он целовал ее, а она прогнулась в его руках и стонала, но не кричала. Пока что. Она оставила это на потом.
Его рука двинулась вверх между ее ногами, достигнув извилистой скользкой складки.
Она почувствовала жар. Испарину. Дрожь.
Ей хотелось выгнуться, выкрикивая его имя или какую-то банальную чепуху. Блейкс мог разочароваться в ней, если бы она сразу раскрылась ему. Она сомкнула колени и продолжала, схватившись за его одежду, впившись губами в его губы, слившись с ним дыханием, отдаваться его ласкам.
Он пальцами провел по чувствительным складкам, мягко выискивая самое нежное местечко. Она стонала и извивалась в его руках. Но не кричала.
Она ни за что бы не закричала, пока еще оставалась хоть малейшая возможность. Ей так казалось.
Блейкс, кажется, думал по-другому.
Он погрузил свой палец внутрь ее, грубое движение, которое очень подходило под ее настроение. Его рот все еще полностью владел ею, его язык был в ней, приказывая ей поддаться. Ей не нужны были для этого приказы. Она вся была его, готовая и дальше быть с ним, вести его, управлять его страстью, как он управлял ею.
– Я внутри вас, Луиза, – сказал он, обжигая ее кожу своим дыханием. – Начинайте кричать.
– Заставьте меня, – сказала она, глядя вниз на него, но ничего в самом деле не видя.
Она ослепла от страсти, ее глаза блуждали, мысли были скованны его руками и губами, атакующими и дарящими наслаждение.
Он нахмурился и начал погружать свой палец быстрее и сильнее, лаская маленький бутон горячих чувств, о существовании которого Луиза и не догадывалась.
Она дергалась, упираясь о его руку и одновременно сопротивляясь его нажиму. Она сама не могла понять, ни чего хочет, ни чего надо хотеть. Все исчезало, стоило ей лишь заглянуть в эти глаза и окунуться в его поцелуи. Или когда его палец окунался в нее.
– Что вы делаете со мной? – шептала она, уткнувшись ему в шею и почти задыхаясь.
– Обесчещиваю вас, – отозвался он хриплым низким голосом. – Обладаю вами.
– Вы... вы делаете это очень хорошо, – призналась она, слыша, как ее голос превращается в пронзительно тонкий выдох при каждом движении его пальцев. – Результат частых упражнений, без сомнения.
– Замолчите, Луиза, и дайте мне спокойно доставить вам удовольствие, хорошо?
– Лорд и господин, я полагаю, вы это имели в виду, – простонала она, когда он развел ее бедра и погрузился глубже, наблюдая за ней своими блестящими голубыми глазами.
– Думаю, я овладел этим искусством, – сказал он, выделывая странные и чудесные вещи пальцами, вещи... вещи, которые... о Боже. – Что вы говорите?
– Замолчите, Блейкс. Мне нужно закричать.
И она закричала.
Блейкс ухмылялся, что, она полагала, было допустимо. И он это заслужил.
Она откинулась, его ноги теперь точно совсем не держали ее, что чрезвычайно нравилось Блейксу. Он убрал руку и дал ее юбкам упасть обратно на пол, а затем опустился на очень симпатичный стул, усадив ее к себе на колени. Луиза понимала, что, обнимая его плечи, она как будто спасалась от падения с самого края мира. Так она себя чувствовала, дыша сильно и порывисто, будто только что побывала на волосок от смерти.
Блейкс, казалось, вовсе не находил это необычным, что чуточку огорчило ее. Ухмылка не сходила с его лица. Но больше всего ее рассердило, когда он вдруг стал насвистывать.
И разумеется, в этот самый момент дверь в гардеробную отворилась. Луиза попыталась вскочить на ноги, но Блейкс, пребывая все в том же расслабленном настроении, быстро усадил ее обратно и обернулся к открывавшейся двери с видом человека, наслаждающегося послеобеденным пирогом на досуге. Она, конечно, и была этим самым пирогом.
– Ах, вот вы где! – сказала Молли, посмотрев сначала на Блейкса, а потом на Луизу. И добавила: – Мне следовало догадаться.
– Нам показалось, что мы слышали... хм, крик, – сказал Айвстон, выглядывая из-за плеча матери.
Определенно он выглядел не слишком озабоченно для мужчины, услышавшего женский крик.
– Я уверен, что вы его слышали, – сказал Блейкс, не успела Луиза открыть рот.
После чего тяжелый взгляд Молли перешел прямо на Луизу. Она и не собиралась сдерживать гнев.
– Я позабочусь о специальном разрешении! – сказал Хайд, выглядевший по-герцогски грозно. – Я сделаю все, чтобы не выжидать положенный срок – по причине особых обстоятельств и все такое...
– Обстоятельства действительно особые, – сказала Молли и, резко развернувшись, направилась к выходу.
Это заняло у нее некоторое время, потому что путь был прегражден толпой любопытствующих леди и джентльменов.
Луиза толкнула Блейкса локтем в живот, давая понять, что он должен освободить ее. Ее взгляд остановился на распахнутых дверях Желтой гостиной. Дверной проем был заполнен гостями, приглашенными к ужину. Поняв, что лосось не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит в гардеробной Хайд-Хауса, они дружно оставили стол. Всем хотелось посмотреть на нее. Всем хотелось посмотреть на Блейкса. Посмотреть на то, что они там вытворяют.
Все, что требовалось, наглядно демонстрировали избранные места бриджей Блейкса. Не сложно было понять, какого рода вопросы обсуждались между ним и Луизой, Мелверли, если он только услышит об этом, а он, конечно, услышит, вряд ли обрадуется.
Луиза улыбалась.
Глава 20
Даттон ждал Блейксли, прибыв на рассвете в условленное место в Гайд-парке. Разумеется, дуэли не поощрялись и возникла бы куча неприятностей, застань их здесь кто-нибудь. Но подобное развитие событий вряд ли было возможно, поскольку сливки лондонского общества имели отличное представление о том, что должно произойти этим утром, и сделали ставки на развязку событий, было бы очень не красиво, если бы один из дуэлянтов официально заявил о дуэли или предпринял попытку остановить ее.
Пари есть пари, в конце концов.
Говоря о дуэлях, Даттон и Блейксли должны были уладить еще один пункт. Кэлборн, как распорядитель, не постеснялся привести все в соответствие с правилами.
– Прежде чем мы начнем, – заявил он с высоты своего роста, – нужно решить дело с пари о жемчуге. По обстоятельствам дела, совершенно ясно, что леди Луиза выбрала лорда Генри в пределах заявленного промежутка времени и, следовательно, лорд Генри выиграл пари. Во избежание недоразумений я считаю, что ставка должна быть выплачена сейчас же.
– Может, вы думаете, что он отнимет у меня самое дорогое? – сказал Даттон, проверяя свою шпагу. – Я не способен буду выплатить, если умру, так что ли?
– И будет так досадно! – процедил Блейксли сквозь зубы. – Платите, Даттон! Давайте покончим с этим. Через два часа у меня другая встреча, и я не хочу показываться там в мыле.
– Собираетесь просить ее руки у Мелверли, не так ли? – вкрадчиво спросил Даттон.
– Не пытайтесь провоцировать его, ладно? – попросил лорд Пенрит.
Пенрит присутствовал в роли секунданта Даттона. Айвстон был секундантом Блейксли. Это был лучший вариант, поскольку все стороны хорошо знали детали событий прошлого вечера. Потому не требовалось никаких нудных объяснений о причинах неприязни между Даттоном и Блейксли. Хоть мужчинам нравилось считать, что они выше всех этих дрязг, им искренне хотелось знать каждую деталь, а эта дуэль обещала быть одной из лучших в сезоне.
– Вы будете платить свой долг или нет?
– Естественно, я заплачу, – ответил Даттон, передавая сюртук Пенриту. – Разве я не человек чести?
– Не знаю, – тихо буркнул Блейксли. – А вы человек чести?
После чего Кэлборну было сложно оторвать их от глотки друг друга – отсюда вытекало, что как раз пора было начинать дуэль.
Они были под стать друг другу своим внешним видом, ловкостью и темпераментом. Естественно, от этого дуэль становилась еще более интересной и захватывающей, чем обычно.
Рассвет был туманный и сырой, утренние тени лежали на вытоптанной траве, мужчины глухо поругивались, перебиваемые звонкими голосами птиц, запевавших свои первые ноты.
Луиза и ее неофициальный наставник и кузен маркиз Хоксуорт наблюдали за всем происходящим из-за огромного дерева. Она не могла сдержать себя, повторяя за Блейксли все его реплики.
– Они ведь не нанесут друг другу серьезного вреда, не так ли? – спросила она Хоксуорта.
– Нет, что ты, – заверил Хоксуорт, будто успел повидать несчетное количество дуэлей на своем двадцатилетием веку.
Сомнительное превосходство, которым мужчины так забавно склонны кичиться.. Ну, только посмотреть на Блейксли и Даттона, расталкивающих и разрубающих воздух в попытках пронзить друг друга из-за... ну, из-за нее. Это не льстило ей вовсе. На самом деле – это ужасно раздражало. Что, если Блейкса ранят или – еще хуже – убьют? Кто тогда женится на ней и спасет ее репутацию? Не Даттон, это уж точно.
– Амелия сказала, ты совершенно обесчещена? – спросил Хоксуорт как бы невзначай.
– Совершенно, – ответила Луиза. – Ты тоже собираешься сражаться на дуэли за мою честь?
– Мне кажется, Блейксли для этого отлично подходит, – сказал Хоксуорт, – особенно потому, что именно он обесчестил тебя.
Луиза бросила изучающий взгляд на кузена, один лишь быстрый взгляд, потому что не хотела пропустить ничего из этой дуэли, а как она слышала, такие дела могли очень быстро решиться. Не стоило отвлекаться на пустяки, особенно если уверена, что это твоя первая и последняя дуэль.
– Видимо, ты трус, Хоксуорт, – сказала Луиза. – Чего, конечно, не скажешь о Блейксли, который сражается с Даттоном за мою честь.
– Он сражается с Даттоном за свою честь, Луиза, – уточнил Хоксуорт, поленившись даже обидеться. – Никто не оскорблял ни меня, ни даже Амелии, почему же я должен отчаянно рваться в драку?
– Ты трус, правда?
– Потому что я не желаю быть порезанным на филе? Да еще из-за женщины? – Хоксуорт приглушенно засмеялся. – Ладно. Я трус.
В этот момент, когда она готова была начать серьезно вычитывать Хоксуорта за отсутствие подобающих мужчине манер, шпага Блейксли сделала тонкий разрез на рубашке Даттона, оставив за собой слабый след крови. Луиза ахнула и прикрыла рот рукой! Оказаться замеченной и быть изгнанной – последнее, чего она хотела. Еще ужаснее было бы увидеть окровавленного Блейксли.
Очевидно, Даттон тоже этого не хотел, так как широко расставил руки и, вонзив свою шпагу в землю в знак элегантного поражения, сказал:
– Ваша честь удовлетворена, лорд Генри?
Блейкс выровнял дыхание и, глядя на Даттона в наступающем свете дня, тоже отбросил шпагу.
– Вы хорошо сражались, лорд Даттон, – произнес он.
– Лорд Генри, – сказал Даттон, поклонившись и передав шпагу Пенриту.
– Вы больше не побеспокоите леди Луизу? – заключил Блейкс.
– Ни в коем случае.
После, этого обе стороны быстро уехали из парка, но напоследок Блейкс обернулся в ту сторону, где стояли Луиза с Хоксуортом и сдержанно улыбнулся. Луиза снова тихо ахнула и затаилась за очень большим и очень грязным деревом.
– Думаешь, он видел меня? – спросила она у Хоксуорта.
– Несомненно, – ответил он, поправляя перчатку и томно глядя на нее.
Чертов Хоксуорт, ведет себя так раздражающе; она считала его скорее братом, чем кузеном, и благодаря такой близости он прекрасно знал, как взбесить ее.
– Но как он мог? – недоумевала Луиза, подбирая под себя плащ темно-синего цвета, который должен был сливаться с лесным фоном.
– Может быть, все оттого, что ты ахала и взвизгивала с каждым уколом шпаги Даттона? – спросил Хоксуорт.
– Я ничего подобного не делала.
– Ты именно так и делала, кузина. Меня это очень отвлекало; представляю, какой опасности ты подвергала дуэлянтов своим женским поведением.
– По крайней мере, я не трусиха! – сказала она, уже собираясь уходить.
– Как тебе удалось это определить? – спросил Хоксуорт, едва сдерживая улыбку.
– Заставила я или нет двух мужчин обесчестить меня в один вечер? Если ты думаешь, что не требуется никакой смелости, чтобы дать публично обесчестить себя, то ты определенно молокосос, каким я всегда тебя и считала.
– Кузина, приношу извинения, – сказал он, взяв Луизу под руку, как достойнейший из мужчин, каковым слыл повсюду за пределами семьи. – Ты не трусиха. Но ты сможешь решиться на брак? Это будет настоящим испытанием твоего характера.
– Конечно, я смогу, – ответила она с уверенностью, окрепшей после того, как стала свидетелем этого удивительного подвига, который Блейксли совершил в ее честь.
– Я счастлив слышать это, – кивнул Хоксуорт, – ведь если бы ты не смогла, мне бы ничего не осталось, как сражаться на дуэли за твою честь. Это было бы совсем некстати, я же признанный трус.
– Он так и сказал, что он трус? – спросил Мэтью Грей.
– Шутка, – ответил его отец, Джон Грей, когда они снова укрылись в тени леса.
Разумеется, они следили за дуэлью. Как воины, они интересовались актами бесстрашия и агрессии и не были разочарованы утренним мероприятием. София рассказала им о дуэли, зная, разумеется, что ее рассказ будет воспринят как руководство к действию. Джон видел достаточно англичан и французов, чтобы понимать нюансы их воинских игр, но его сыновья их не понимали. Или было бы лучше сказать, что его сыновьям стоило изучить такие вещи получше.
Будучи мужчинами, они очень хорошо разбирались в том, как различные нации мира вели войны и строили империи.
А потому необходимо изучить оружие врага, но намного предпочтительнее было бы разбираться в его замыслах и намерениях.
– Она была здесь, – сказал Мэтью, глядя на своего старшего брата Джорджа. – Наблюдала за ним.
– Он сражался за нее. Она имела право присутствовать.
– Но англичане вряд ли так рассуждают, – усомнился Джон.
– И все же он видел ее и не прогнал, – сказал Мэтью.
– Он знает ее, – тихо напомнил Джордж. – Он понимает ее.
– Но я не уверен, что она понимает его, – возразил Мэтью.
Они бесшумно шли по лесу, их тела, одетые в кожу, сливались с тенью, их тихие и мягкие голоса были подобны шороху листьев. Они передвигались быстро, легко, без лишней осторожности, но осмотрительно, обратно в Далби-Хаус. Обратно к Софии и ее миру.
– Он научит ее, – подытожил Джордж, когда перед ними показался белый и мощный Далби-Хаус.
Глава 21
Пока герцог Хайд хлопотал о специальном разрешении, что было совсем не сложно с его связями, Блейкс посетил дом Мелверли для того, чтобы объясниться относительно его женитьбы на Луизе.
Блейкс взял с собой Айвстона, в основном из-за того, что тот отказался оставаться в Хайд-Хаусе. Айвстон ожидал в маленькой гостиной, пока Блейксли встречался с Мелверли в библиотеке, впечатляющей комнате, которая, похоже, пользовалась популярностью. Нужно признать, это поразило Блейксли, поскольку он знал, что Луиза не интересуется книгами. Того же он ожидал и от Мелверли. Отец Луизы был слишком занят погоней за удовольствиями, чтобы найти время поскучать в одиночестве с книгой в руках. То, что доставляло Мелверли удовольствие, едва ли предполагало пребывание в одиночестве, если только мужчина не был совсем уж безнадежен, а Лондон никому не позволял остаться в подобном положении.
Мелверли, распутный и страдающий подагрой, не встал, когда вошел Блейксли. Он отнюдь не ждал его. Старый шалопай, славящийся высокомерием и заносчивостью, вставал только в редких случаях. Он был в хороших отношениях с герцогом Камберлендом, распутным дядюшкой принца Уэльского, а Камберленд, по слухам, перенял все свои беспутные замашки у Мелверли. Говорили, что они одинаково радостно и свободно делили вместе выпивку и женщин. И Блейксли склонен был верить.
Мелверли, рыжий и коренастый, с носом, покрытым паутинкой капилляров, и бледно-голубыми, налитыми кровью глазами, холодно следил за тем, как Блейксли пересекает гостиную. Генри, привыкший иметь дело со своей матерью, которая, хоть и не налитая кровью и не коренастая, как Мелверли, была точно такой же опасной, не был ни напуган, ни встревожен. Более того, он был даже немного заинтригован.
