Текст книги "Секрет ее счастья"

Автор книги: Клаудиа Дэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Какая женщина взбесила бы ее больше всего? Он усмехнулся, так как это была самая смешная мысль из тех, которые забавляли его всю эту неделю.

Элинор наблюдала за индейцами у себя дома и испытывала такой восторг, что едва могла дышать. Самые настоящие индейцы у нее дома, и ей удалось как следует их рассмотреть. Все, что о них говорили, оказалось правдой.

Это была красивая раса. Абсолютная правда. Они были дикарями и в одежде, и в манерах. Тоже правда.

Они были скрытны и беспощадны. Очевидная правда, ведь они тайно проникли в ее дом и держали их в плену так, что даже никто из прислуги об этом не знал.

Великолепная работа. Она была глубоко потрясена. У Элинор и в мыслях не было, что они могут причинить ей физический или какой-либо моральный вред, потому что эти мужчины, такие дикие, были родственниками Софии Далби, а она была графиней, и, ей-богу, разве нужно остерегаться родственников графини?

– Хоксуорт, – понизив голос, сказала Амелия, чтобы ее никто не расслышал, хотя, конечно, ее слышали все, – сделай что-нибудь.

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался Хоксуорт совершенно обычным голосом, что тотчас взбесило Амелию.

По наблюдениям Элинор, у Амелии с братом были особенные отношения. Амелия была спокойнейшей и тишайшей из всех женщин, в любой ситуации и в любом обществе. Разумеется, она была так же тактична и добра с Луизой. Пожалуй, Элинор лучше всех знала, насколько это сложно. А вот с Хоксуортом Амелия совершенно теряла дар самообладания и кротости. Конечно, Хоксуорт сильно раздражал, Элинор не могла с этим спорить, но Амелия полностью теряла чувство, юмора и терпимость в его присутствии.

У самой Элинор с Луизой было то же самое. Конечно, она искренне надеялась, что их отношения улучшатся, когда Луиза выйдет замуж, потому что тогда, очевидно, они будут видеться гораздо реже.

– Вы ее сестра, – обратился к Элинор один из индейцев.

Он был младшим из трех сыновей, и у него были самые поразительные голубые глаза. Его ноги как-то чересчур привлекали внимание, темная грудь ясно виднелась под распахнутой рубахой. Что ж, он был практически обнажен. Элинор не могла оторвать от него глаз. Слава Богу, она выросла в таких условиях, которые никак не стесняли ее исследовательских порывов. Она очень интересовалась индейцами в целом и этими – в частности. Особенно интересен был тот, кто стоял сейчас перед ней.

Он был очень, очень красив, как-то изумительно дико.

У нее даже мурашки побежали по коже.

– Чья сестра? – тихо переспросила она, потому что, исследуя что-либо, она не привыкла демонстрировать тете Мэри многообразие своих интересов.

– Другой рыжеволосой, – сказал он, – Луизы. У вас такие же волосы.

На самом деле ее волосы были не совсем такие; они были темнее, чем огненно-рыжие волосы Луизы, и совершенно прямые, в то время как волосы Луизы сильно завивались. Но, да, у них обеих были рыжие волосы. Она даже подумала, не может ли такого быть, что все рыжеволосые с белой кожей для индейцев на одно лицо.

– Леди Элинор Керкленд. А вы?

– Мистер Мэтью Грей, – сказал он.

– Но это же не ваше настоящее индейское имя! – выпалила она, потому что, и правда, разве не было бы так мило, если бы у него было такое великолепное имя, как, например, Быстрый Волк, Высокое Пламя или что-нибудь вроде этого?

– В самом деле? – спросил Мэтью, и потому, какими серьезными были его голос и выражение лица, она поняла, что он смеется над ней.

Странно, но, думая об американских индейцах, Элинор никогда не представляла, что у них есть чувство юмора, и, разумеется, в своих тайных мечтах, никогда не могла подумать, что американский индеец вздумает смеяться над ней.

Иногда реальность слишком разочаровывала.

– Естественно, нет, – сказала она с невероятным чувством собственного достоинства.

В конце концов, она прочитала все про индейцев, в том числе целую главу об их именах, хотя, допустим, это и была короткая глава в очень старой книге. И все-таки.

– Хорошо известный факт, что индейцы как северного, так и южного континента наделяют своих отпрысков значимыми именами личного характера, – пояснила она.

– Мэтью Грей не значимое имя? – поинтересовался он.

И снова становилось очевидным, что он высмеивает ее. Она не находила в этом ничего хоть сколько-нибудь занимательного, и ей все больше и больше становилось понятно, почему Луиза не хотела обсуждать родственников Софии.

Они были, как оказалось, чрезвычайно непредсказуемы.

– Не в том смысле, как хотелось бы, – сказала она. В самом деле, ему что, нужна инструкция по обычаям и привычкам своего собственного народа? Какая нелепость. – К примеру, как зовут вашего отца?

– Мистер Джон Грей, – торжественно ответил Мэтью.

Что же еще она могла услышать в ответ?

– Я хотела сказать, как вы его зовете?

– Я не часто его зову. Обычно он меня зовет, – любезно ответил Мэтью.

Это очень раздражало.

– Ну, хорошо, а что касается ваших братьев? Они ваши братья?

– Ага, – подтвердил он. – Джордж – старший, а Младший – младший. Я самый младший.

– Ах да, Младший, – сказала она, обрадовавшись, что это было уже ближе к делу. – Итак, откуда же произошло это имя?

Мэтью удивленно взглянул на нее и сказал:

– Потому что он – Джон Младший. Младший по сравнению с Джоном, его отцом.

Боже, как это раздражает.

– Мэтью, – крикнул Джон старший через комнату, – подойди сюда!

Мэтью повернулся и отошел, оставив ее без любезностей и извинений. Младший и Джордж уже стояли рядом с отцом – Джоном Греем, если только настоящий индеец вообще может носить столь обычное имя, и дружно смотрели на тетю Мэри. Это было очень своеобразно. Даже Хоксуорт сидел на диване довольно ровно, а этого он не делал уже лет десять.

– Это леди Джордан, – представил Джон Грей.

После чего мальчики поклонились и поцеловали руку тете Мэри, что выглядело нелепо, поскольку Элинор была абсолютно уверена, что индейцы не целуют дамам руку на французский манер, и, что еще более нелепо, тетя Мэри невероятно гордо выпрямилась, чего Элинор не могла припомнить за ней, и скорее тепло, чем вежливо, улыбалась мистеру Джону Грею. Самый необыкновенный момент за весь этот необыкновенный вечер.

Тетя Мэри выглядела так, как Элинор редко приходилось видеть ее, и намек на былую красоту, присущую ей и двум ее сестрам, снова стал проступать бледным заревом. Ее волосы, тусклые, серовато-седые, какими их помнила Элинор, сейчас отливали серебром в свете свечей, голубые глаза мерцали. Она казалась, можно сказать, красавицей, стоя вот так и улыбаясь мистеру Джону Грею, как старому знакомому. Как теперь стало ясно Элинор, тетя Мэри вовсе не была обеспокоена неожиданным появлением четырех индейцев.

Она казалась вопреки всем законным ожиданиям даже довольной.

Все, что Элинор знала о людях, событиях и вещах, она знала из книг. По какой-то особой причине, которую она не могла понять, события последних пятнадцати минут не вписывались ни во что из прочитанного.

Это очень опечалило ее.

– У вас прекрасные сыновья, Джон, – сказала тетя Мэри, что, нужно признать, было слишком фамильярно, даже невзирая на то, что он был индейцем. – Так рада, что мне представилась возможность познакомиться с ними.

– Мы уже встречались, – криво улыбаясь, сказал Джордж, – но я был занят соблазнением вашей племянницы. Извините.

– Да, что ж, – сказала тетя Мэри, – вы явно в этом подражаете своему отцу. Хотя, насколько я помню, он был более удачлив.

Казалось, Джон ухмыльнулся, хотя было трудно сказать наверняка, поскольку черты его лица отчетливо напоминали тесаный гранит.

– Ну, не списывайте меня со счетов, – сказал Джордж. – Едва ли это честная борьба. Ее сердце было занято, и это вряд ли возможно было изменить.

Он говорил о Луизе, очевидно, ведь ее сердце было явно и непреклонно занято лордом Даттоном. Все знали это, даже новоявленные в свете индейцы. Бедная Луиза, сделать из себя такой лакомый кусок.

В этот момент Хоксуорт направился туда, где тетя Мэри пребывала в окружении своих, скажем так, обожателей. Очень необычно. А что самое необычное – она была абсолютно трезва.

– Вы знаете мою тетушку, сэр? – спросил Хоксуорт у мистера Грея. Учитывая характер Хоксуорта, это было невероятным усилием. – Хотел бы я поинтересоваться – откуда?

– Я ранее бывал в Англии, – ответил Джон Грей. – Я знаю не только леди Джордан, но знавал и всех женщин Вэли. До их замужества. Да и после.

– Вы знали мою мать? – спросил Хоксуорт.

Он явно был не в восторге от этой мысли. Элинор хорошо его понимала. Ее мать была знакома с индейцем и ничего не сказала ей об этом?

– Да, – ответил Джон Грей, и в его глазах можно было различить искорки удовольствия.

Эти дикари явно наслаждались своими непонятными шутками. И это вовсе нельзя было поощрять в индейцах. Хотя, может быть, то, что они были отчасти англичанами, могло объяснить такое их поведение. Но безусловно, индейцы не должны были потешаться над английскими леди и джентльменами. Это было бы абсурдно.

– Насколько хорошо? – спросил Хоксуорт мистера Грея, совершенно неуместно, тем более в такой широкой компании. – Я хотел сказать, как вы познакомились?

Что ж, так еще куда ни шло. Похоже, холодный взгляд мистера Грея заставил Хоксуорта внести поправки. А Хоксуорт не славился храбростью, но не то чтобы Элинор порицала его за это.

Вот уж что было характерно для индейцев – они умели наводить страх.

– Не думаю, что тебя это касается, Хоксуорт, – сказала Мэри, демонстрируя невиданную за последние десять лет суровость. – Обе мои сестры умерли, и соответственно эти воспоминания похоронены с ними. Мои воспоминания останутся со мной. Я не намерена ими делиться.

Да уж.

Элинор так заинтересованно взглянула на тетю Мэри, как никогда прежде.

– Достаточно, что ты знаешь, – продолжала тетя Мэри, – о моем давнишнем знакомстве с мистером Греем, и что я рада, несказанно рада возобновить его.

«Несказанно рада» она произнесла просто изумительно. Могло показаться, что тетя Мэри была кем-то вроде дамы полусвета – по крайней мере, в отношении мистера Грея.

Рассмотрев мистера Грея и его сыновей поближе, Элинор прониклась симпатией. Все вместе они были восхитительны. По одному, наверное, перед ними нельзя было бы устоять.

– Но если это вопрос чести, – сказал Хоксуорт, обращаясь к Мэри и, следовательно, игнорируя индейцев, что Элинор показалось совсем неразумным, – я вынужден настаивать на...

– И что же вы сделаете? – спросил Мэтью, а ведь это очень вызывающе – перебивать маркиза таким образом.

Так никогда не поступали даже в хорошем обществе, тем более простолюдины. Становилось все яснее, что Греи не считают себя простолюдинами.

– У вас не хватит духу на битву, даже если честь одной из ваших женщин будет на кону.

– Прошу прощения? – вмешалась Амелия, глядя на брата. – О чем он говорит, Хокс?

Хоксуорт смутился; такой вид был ему очень к лицу.

– Даттон и Блейксли сражались на дуэли сегодня утром. Я взял Луизу посмотреть, – ответил Хоксуорт совсем робко.

– Это в высшей степени неуместно, Хоксуорт, – сказала тетя Мэри, что было и в самом деле поразительно, поскольку все, что касалось самой тети Мэри за последние двадцать лет, начинало казаться неуместным. – Дуэль – зрелище не для женщины.

– И не для мужчины, не желающего сражаться, – добавил Джордж.

Хоксуорт откашлялся и сказал:

– Это была не моя схватка.

– А жаль, – сказал Джон Грей, и этим, похоже, тема была исчерпана, так как в комнате повисло молчание.

– Я переживаю, мистер Грей, – сказала тетя Мэри, – за свою племянницу Луизу. Ее нет здесь, хотя она должна быть.

– Она в Королевском театре, леди Джордан, – поддержал разговор мистер Грей, – обесчещенная Генри Блейксли. Снова.

Амелия ахнула и села, положив руку на лоб. Хоксуорт, казалось, сам не знал, куда податься, и тоже сел. Ему нравилось сидеть, и он делал это при любой возможности.

Тетя Мэри, напротив, смотрела на мистера Грея в порыве сильного волнения.

– Мелверли в Королевском театре, я полагаю? – осведомилась она.

– Именно, – сказал Джон Грей. – Это было необходимо. Чтобы направить все в правильное русло.

– Он вынужден был настоять, – сказала тетя Мэри.

– Он настоял, – согласился мистер Грей.

Тетя Мэри с облегчением присела.

– О, слава Богу, – сказала она, что было прямо-таки удивительно, ведь большинство тетушек и наставниц вовсе не желают, чтобы честь их племянниц подвергалась ущербу.

– Благодарите Софию, – заметил Джон.

Тетя Мэри подняла глаза на Джона Грея, задумчивые и, вероятно, покорные.

– Полагаю, я должна это сделать, – сказала Мэри.

Глава 26

Герцогство несло за собой множество преимуществ, одним из которых было исполнение желаний в один момент. То, что старшая дочь Мелверли была неоднократно опорочена и один из сыновей Хайда теперь хотел жениться на ней, было предметом всевозможных сплетен и поводом для получения срочного разрешения на брак.

Свадебная церемония соответственно состоялась в Желтой гостиной Хайд-Хауса.

– Я впервые встретился с вами здесь, в этой комнате, помните? – шептал Блейкс Луизе спустя минуту после церемонии.

– Вы помните, где встретились со мной? – спросила она. – Пытаетесь убедить меня, что вы романтик? Я во все поверю, Блейкс, но только не в это.

– Это было именно в Желтой гостиной, – настаивал он, – два года назад на рауте.

– Все посещают рауты в Хайд-Хаусе, – сказала Луиза, проделав короткий путь до камина.

– Вы разговаривали с Амелией.

– Я всегда разговариваю с Амелией.

– Вы были в белом.

– А кто же не носит белое?

– Это был белый шелк с бледно-голубым поясом и жемчугами Мелверли.

Луиза взглянула на Блейксли, совершенно не замечая никого в комнате, ее глаза были наполнены недоверием и глубокой признательностью.

– Вы романтик, – снова подытожила она.

– Стал им только с тех пор, как встретил вас, – сказал он, взяв ее за руку и подводя к дверям гардеробной.

– Вы говорите очень романтичные вещи, Блейксли. Вы собираетесь завести привычку говорить мне такие прекрасные слова? – Луиза остановилась и оглянулась на гардеробную комнату. – И не собираетесь ли вы также завести привычку говорить мне их в этой гардеробной?

– Я проникся любовью к этой комнате.

– Да уж, я вижу.

– Я проникся любовью к определенным вещам, которые можно делать в этой комнате.

– Только в этой комнате? – сказала она, начиная смеяться. – Это может стать проблемой, вы не находите?

– Только если мои родители будут возражать. А это маловероятно.

– О, ну хватит, Блейкс. Неудивительно, что я им не нравлюсь...

Ее слова оборвались, и она остановилась, опустив взгляд к ногам Блейксли. Настроение было испорчено.

– Мой отец, – сказал Блейкс, поднимая ее лицо за подбородок, – очарован вами, как и я.

– О, ну правда, Блейксли, – тяжело вздохнула она.

– Вы знаете мою мать, совершенно очевидно, что такого типа женщины ему нравятся.

– Да, возможно, но ваша мать...

– Давнишняя подруга Софии Далби, – закончил он. – Не думаете же вы, что все это произошло случайно? Хотелось бы мне знать, как они это устроили. Не знаю, как это сделано, но результат налицо. Нами, моя дорогая, управляли, и очень умело. Я бы хотел выразить им свое возмущение. Но я не могу. А вы? – спросил он страстным шепотом, в котором снова прорывалась его романтическая сущность.

– Вовсе нет, – мягко ответила она.

Но казалось, Луиза ни в чем не была уверена и меньше всего – в его заявлениях. Блейксли знал все выражения лица и все оттенки голоса Луизы. Неуверенность была чем-то новым для нее. Он подошел ближе, желая ее обнять, чтобы исчезло это выражение тупой боли из ее глаз.

– Что такое? – тихо спросил он, сплетая руки вокруг ее талии крепким кольцом любви и обладания. – И не думайте врать.

– Я никогда не вру! – воскликнула она. – Вы-то должны это знать.

– Я знаю, и поэтому вы мне все расскажете. В чем дело?

Она вздохнула, и он не столько услышал, сколько ощутил этот вздох под своими руками, которые не могли отпустить ее.

– На моего отца очень хитро повлияли, настаивая на нашей свадьбе, – сказала она тихим и сдавленным голосом, почти по-детски. Очень проникновенно. – Но что повлияло на вашего отца, Блейкс? И на вашу мать? Они с самого начала были против меня, и не имеет значения, что Молли и София связаны прошлым, ваша мать не может быть рада моему присутствию в вашем доме. Она весьма ясно давала это понять, и не один раз.

– Поверьте, это всего лишь видимость, они были заодно...

– Не говорите ерунды, Блейкс, – перебила она его, ее голос дрожал и прерывался от боли. – Ни одна женщина не будет ничего делать, чтобы ее любимый сын женился на мне.

Его руки обняли ее, подчиняясь велению сердца. Дорогая, горячая, пылкая Луиза, разбитая на мелкие осколки еще в детстве отношением отца, она снова восстала в облике женщины, которая сумела противопоставить себя его воле. Все же в ее душе остались шрамы, следы разрушений, делая ее еще более прекрасной, подобно тому как фарфор выходит из огня, сверкая своей хрупкой красотой.

– Она сделала, – сказал он просто. – Ей удалось.

– Она ненавидит меня.

– Как же хорошо, что вы вышли за меня, а не за нее.

Луиза извивалась в его руках, но он не ослабил своих объятий. И никогда бы не сделал этого.

– Я люблю вас.

– Я не верю.

– Дайте мне время, – сказал он, целуя макушку ее огненно-рыжей головы. – Вы поверите.

Он успокоил ее, сам не ожидая, что сможет сделать это. Оказалось, что только безнадежный романтик с душой поэта мог подчинить себе необузданную натуру Луизы. Если бы он только знал об этом два года назад.

– Что вы любите во мне? – спросила она, зарывшись лицом в его рубашку, прячась от его глаз.

– Все в вас достойно любви, – прошептал он в ее огненные волосы. – Но я не такой глупец, чтобы превозносить вашу ценность. Мне конец, если вы узнаете, как слепо и самозабвенно я вас люблю. Нет, мужчина должен иметь какие-то границы.

– Как заносчиво это звучит, Блейкс, – тихо сказала она, и он почувствовал ее улыбку, спрятанную на его груди; ее спина расслабленно прогнулась. – Думаю, мне трудно будет стерпеть подобную самоуверенность.

– Почти уверен, что вы потерпите, – сказал он, улыбаясь стене гардеробной. – Я точно знаю, как с вами обращаться, Луиза. Вы будете довольны.

– Вы говорите очень уверенно, – прошептала она в ответ, прижимаясь к нему губами.

– Я во многом уверен. Во-первых, в том, что мои родители очень довольны вами. Во-вторых, в том, что Мелверли – негодяй.

– Это точно, – сказала она, прижимаясь к нему, крепко сжимая его талию руками.

Над ними повисла тишина, что нисколько не смущало. Они просто не могли оторваться друг от друга. Но все же одна мысль парила в воздухе.

– А что же Даттон? – спросил он, ткнув ее подбородком в макушку.

Луиза высвободилась из его объятий, ее глаза вспыхнули от бешенства. Он был очарован этим бешенством, как никогда.

– Даттон? Да при чем здесь вообще он? Вы считаете, что я такая дура, что, попробовав вас, все еще буду соблазняться Даттоном?

– Но вам все еще хочется его.

– Вы допускаете, что большинство женщин общества считают его обворожительным?! – горячо заговорила она. Не успел он открыть рот, как она продолжила: – И вы признаете, что он красивый, статный и хлыщ?!

– Перед всем этим женщины не в силах устоять, – равнодушно произнес Блейкс, пытаясь не выдать своего интереса.

– Именно! – язвительно ответила Луиза. – Конечно, он об этом наверняка знает, не так ли? Я даже представить не могла, насколько вы развратны! Разве он может об этом хотя бы мечтать? Я вас спрашиваю, – сказала она вызывающе, улыбаясь ему, – Даттон когда-нибудь обесчещивал девушку в Королевском театре?

– Что ж... – медленно протянул Блейксли, расплываясь в улыбке.

– Конечно, я имею в виду девушку, которая не была бы еще обесчещена каким-то другим образом каким-то другим мужчиной.

– Тогда нет! – торжественно заявил Блейкс. – По-моему, нет.

– Он наверняка завидует вам, Блейкс, – заявила Луиза. – Не побоюсь сказать, что вы показываете высокие образцы того, как нужно соблазнять благородных молодых девиц. Как бы это не вошло в моду – совращать девушек в гардеробных и театрах... Я полагаю, вы могли, бы стать законодателем новой моды.

– Думаю, я смогу с этим жить, – сказал он, притягивая ее к себе в объятия и наклоняясь, чтобы поцеловать, что следовало сделать еще пять минут назад.

Глупый, его нужно было так часто подталкивать. Стоит поработать над этим.

Блейксли крепко поцеловал ее, как она того хотела, и ее юбки тут же взметнулись до талии без всяких намеков с ее стороны, что стало новым достижением. Он почувствовал, какая она горячая, влажная и готовая, и продолжил развращать ее самым восхитительным образом.

На этот раз она не упустила случая обхватить его ногами и целовать, и прижимать к себе без стеснения. Хотя доля стеснения имеет свои притягательные стороны, в чем она, несомненно, даст возможность Блейксли убедиться позже. А пока они бесшумно развращали друг друга, заставляя своих гостей ждать за дверью.

Жадно прислушиваясь к светским новостям, Луиза была прекрасно осведомлена, что Кэролайн Тревельян лишилась девственности именно таким образом меньше чем через час после свадьбы с лордом Эшдоном. Прямо за дверью в столовую, как повествовала молва, в качестве источника указывая на герцога Кэлборна. У Луизы, которая могла составить здоровую конкуренцию Кэролайн, было на свадьбе три герцога, и она была лишена девственности меньше чем через полчаса после последних слов, произнесенных на свадебной церемонии.

Как ни крути, она выиграла. Ведь у нее был Блейксли, не так ли?

– Сердце хорошо видит подходящего для его страсти человека, не так ли? – спросила София у Молли.

– Признаюсь, были времена, когда я сомневалась, что у них получится, – ответила Молли. – Я должна была принять во внимание, что вы присматриваете за всем.

София и Молли улыбнулись друг другу с настоящим женским пониманием. Хайд покачал головой и сказал:

– Слишком много было неразберихи. Мне кажется, что можно было обойтись без такого количества грязи и крови.

– Следует учитывать некоторые обстоятельства, ваша светлость, – сказала София. – Думаю, маловероятно, чтобы Луиза сама бросилась в руки Генри. Им обоим нужна была мотивация. Как удачно, что Даттон оказался под рукой, хоть он об этом и не догадывается, бедненький. Мне кажется, он получил сильный удар по самолюбию. Но ведь он этого заслуживает.

– Я все-таки думаю, что здесь как-то замешан его отец, София, – тихо сказала Молли, отводя ее потихоньку от Хайда, который, будучи отставным генералом королевской армии, не совсем был готов с пониманием отнестись к жестокости военных средств, применяемых женщинами. – Даттон ославился, а Мелверли не на пользу идут его слишком частые появления в свете, – вздохнула Молли. – Мнение о нем улучшится, если он реже будет появляться.

– У вас такой интересный ход мыслей, Молли, – нежно проворковала София, окинув комнату взглядом.

Церемония проводилась в Желтой гостиной, и звуки страсти так блаженно доносились до них из-за двери в гардеробную, но, несмотря ни на что, гости весело продолжали общаться, пока не подали завтрак.

Все были там, все, кто имел хоть какое-то отношение к происходящему. Ее брат Джон, его сыновья, леди Джордан с племянниками, Мелверли и герцог Олдрет, отец Амелии, все сыновья Хайда, Маркем. Жизни переплетались, сплетенные в клубки двадцать лет назад или больше, все, кажется, располагало к тому, чтобы оставить прошлую ложь в тени, тишине и покое.

Софии это не касалось.

Она ничего не забывала.

Зато ей было на руку, что остальные все забыли. Это многое упрощало.

– Вы не думали о Мелверли и Камберленде, о Уэстлине и Даттоне, когда устраивали все так, чтобы Луизу обесчестил сын Хайда? – спросила Молли, ее ясные глаза оживились интересом без намека на порицание.

Молли была ее старым другом и так часто становилась очевидцем. Но не всего.

Ни к чему было знать все.

– Они хорошо подходят друг другу, не так ли? Она идеальна для него, Мелверли сотворил ее такой или Бог – я не знаю, да мне и не положено. Она пришла ко мне, Молли, а не я к ней.

София добродушно пожала плечами.

– Она как раз для него, – согласилась Молли. – Более того, он сам знает это.

– Зато теперь они получили так много, – сказала София, и как раз в этот момент послышался приглушенный крик со стороны гардеробной комнаты.

Это был определенно мужской голос.

Так держать, Луиза.

Немного спустя Блейксли и Луиза снова появились в Желтой гостиной через двери, ведущие в Красную. Было бы ужасно, если бы они вошли через дверь гардеробной, даже несмотря на то что их ухаживания были намеренно публичны и отчаянно непристойны. Все-таки существуют какие-то границы! В их случае граница лежала у гардеробной комнаты.

Очаровательно.

Мелверли, увидев Луизу и догадавшись, что происходило между ней и Блейксли за дверями, одобрительно кивнул. Конечно, этого и следовало ожидать. Более того, он так расщедрился, что поцеловал Луизу в щеку.

Луиза была удивлена.

Элинор, ее хорошенькая младшая сестра, тоже была глубоко потрясена.

Ну что ж, вполне объяснимо.

– Ты сказала ему, что Уэстлин не ее отец? – спросил Джон, как обычно тихо подкравшись сзади.

Как всегда, она почуяла его приближение.

– Само собой. Это так упростило все для Мелверли.

– Мелверли ее отец, – сказал Джон.

– Разумеется, он, во всех смыслах. У англичан странные понятия о кровном родстве. Мелверли жестоко обращался с Луизой и ее сестрой из-за Уэстлина и его нескончаемого хвастовства.

– Откуда ты узнала, что она не от семени Мелверли? – тихо спросил Джон.

Они разговаривали почти шепотом в отдаленном углу комнаты, окруженные кольцом ее племянников, которое создавало им приватную обстановку в таком публичном месте.

– Семя Мелверли тут ни при чем, – сказала София, глядя на Мелверли, затем – на Элинор. – Все слухи о его внебрачных детях пустила я, все до единого.

– Чтобы защитить их.

– Этого было достаточно, – сказала София. – В основном это было ради Маргарет, а ее уже нет с нами. Что же остается, если только не присматривать за ее дочерьми?

– Уэстлин породил Луизу, – сказал Джон. – А чтобы сотворить Элинор, она тоже его использовала?

– Нет, – сказала София. – Уэстлин на этом остановился.

– Тогда кого?

София посмотрела на Джона и улыбнулась:

– Спроси Мэри.

Эпилог

Наверное, из-за погоды, которая вдруг стала необычно холодной и ветреной для апреля, сразу после свадьбы Керкленд и Блейксли светская жизнь в Лондоне заметно притихла.

Маркем, Джон и его мальчики переехали в Маршфилд-Парк, поместье Далби в Далбишире. Это была идея Младшего, который меньше всех был заинтересован в светской жизни и поэтому потребовал сменить обстановку на леса и поля Далбишира. София не сомневалась, что они прекрасно проводят время, выслеживая что-нибудь то справа, то слева.

Кэролайн и Эшдон все еще были в Челдон-Холле, скорее всего даже не думая о многих вещах, которые нужно было сделать в доме на Керзон-стрит в городе. Этот дом Уэстлин преподнес им в качестве свадебного подарка.

София прекрасно проводила время. Она все еще занималась перестановками в Белой гостиной. Поскольку погода совсем испортилась, торговец приходил к ней на дом со своими коробками и образцами. Было решено оклеить стены розовато-белым дамастом, который смотрелся бы особенно выигрышно ночью при свечах, а мебель, которая должна была остаться прежней, можно перетянуть болотно-зеленым бархатом. София была уверена в этом варианте. Время еще было, и она предавалась размышлениям, когда Фредди вошел в Белую гостиную.

– У вас гость, графиня, – сказал он, широко улыбаясь.

– В такое время суток? – сказала она. Еще не было и полудня. Слишком рано для посетителей. – Я слишком занята, Фредди. Я бы хотела сегодня определиться с тканью, иначе я так и не сделаю этого до вечера, который хочу дать в честь Кэро и Эшдона, когда они вернутся в город.

– А когда это будет? – спросил он.

– К концу сезона, вероятно. Кэро захочет показать Эшдона, а она никак не сможет сделать это в Челдон-Холле. Она также захочет попрощаться с Маркемом, Джоном и мальчиками, пока они не уехали в Нью-Йорк.

– А когда это случится? – спросил он, рассматривая рулоны тканей, прислоненные к окну.

– Я не знаю точно, – сказала она. – Я не уверена, что они сделали все, что могли, чтобы жизнь Англии стала интересней.

– Она уже интересна, – сказал Фредди со сдержанной улыбкой. – Кстати, одна из этих интересностей стоит в фойе и ждет встречи с вами. Леди Джордан.

София тут же потеряла интерес к разнообразным тканям, разбросанным по гостиной.

– Действительно, интересно. Я приму ее немедленно, разумеется. Пожалуйста, проводите ее в Желтую гостиную, ладно? Я буду ждать там.

Не успела София поправить прическу перед зеркалом, как Фредди снова вошел в Белую гостиную. Она отвернулась от зеркала и с удивлением взглянула на него.

– У вас еще посетитель, леди Далби. Лорд Генри Блейксли. Со свертком в руках, похоже, ценным. Он пояснил, что это для вас.

– Подарок? – сказала София. – Как мило. Такой заботливый джентльмен. Я немедленно приму его. Пригласите его сюда, Фредди, хорошо? Думаю, беспорядок очарует его. И позаботьтесь о чем-нибудь бодрящем для леди Джордан. Чашечку шоколада, может быть. По-моему, раньше она его любила.

Немного погодя вошел Блейксли. Он прекрасно выглядел в хорошо скроенных панталонах и отлично сшитом синем пальто из тончайшей шерсти. Женитьба, похоже, пошла ему на пользу.

И он принес подарок. Можно ли быть более любезным?

София тепло поприветствовала его, как всегда делала, когда мужчины приходили с подарком, но в этом случае она в самом деле была рада видеть его. Он выглядел великолепно и удовлетворенно, как никогда. Прекрасно, когда семейная жизнь оказывает столь положительное влияние.

– Лорд Генри, – сказала София, одобрительно глядя на него, – как поразительно вы выглядите. Это новое пальто? Оно безупречно идет вам. Вы нашли нового портного?

– Вообще-то так и есть, – сказал Блейкс. – Луиза настояла.

– У нее отличный вкус, – скромно улыбнулась София. – Все мужчины без исключения выглядят гораздо лучше, когда у них есть женщина, для которой они это делают. Женатые мужчины в любой ситуации одеты лучше, чем холостяки.

– Удивительно, как мы вообще умудряемся жениться с таким неопрятным естественным видом.

– О, женщины видят гораздо дальше грязных манжет, лорд Генри, – сказала София, сев на диван рядом с камином. – Они видят, что может получиться, если приложить определенные усилия и мастерство.

– Вы совершенно правы, – сказал Блейкс, глядя на нее, по обыкновению, цинично.

Ей так легко было говорить с Блейксли – он никогда не упускал сути.

– И это причина моего визита. Вы, леди Далби, очень мудрая женщина по части правильного направления усилий и мастерства, требуемых для любой известной мне ситуации. Я знаю, что как-то, каким-то образом вы напрямую ответственны за... Ну, за Луизу.