Текст книги "Завещание ночи. Переработанное издание"

Автор книги: Кирилл Бенедиктов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

ДЕВУШКА С ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ

Москва, Алексеевская, 1990-е

С вечера я предпринял кое-какие меры предосторожности: заблокировал дверь обрезком железной трубы, закрыл все форточки, сунул под подушку пистолет, а под тахту – на всякий случай – нунчаки. Спал я чутко, приготовившись ко всякого рода сюрпризам, и не слишком удивился, когда обнаружил, что сижу голый около заливающегося телефона с пистолетом в отведенной руке. Ночной морок никак не хотел отпускать меня, но я все же сообразил, что трубку надо взять, поднес ее к раскалывающейся голове и тупо сказал:

– Алло!

В трубке были слышны далекие шумы и помехи, что-то потрескивало и пищало, и я хотел уже буркнуть «перезвоните, пожалуйста», как вдруг откуда-то из-за этой шумовой завесы пробился тонкий знакомый голос, безнадежно повторявший:

– Алло, алло, алло…

– Наташа! – заорал я, машинальным жестом смахивая со своей сонной морды остатки наваждения (при этом я больно расшиб себе бровь пистолетом). – Наташа, слышу тебя, говори!

Несколько секунд трубка пищала, потом слабый Наташин голос сказал:

– … из Новосибирска, у нас тут пересадка… Я сегодня буду в Москве, смогу позвонить тебе после двух часов дня… Ты будешь дома?

– Да! – прокричал я в ответ. – Конечно, обязательно! Какой у тебя рейс?

– Что? – переспросила она, и тут нас разъединили.

Минуту я бессмысленно вслушивался в короткие гудки, потом положил трубку и швырнул пистолет на раскиданную тахту.

– Ох, – сказал я, с силой проводя ладонью по опухшему лицу. – Ну и жизнь пошла…

Было девять утра – время для меня довольно-таки раннее. При других обстоятельствах я бы с удовольствием поспал еще пару часов, но приезд Наташи делал обстоятельства чрезвычайными. Поэтому я, кряхтя, поднялся и поплелся в ванную – приводить себя в чувство.

Кряхтел я скорее для проформы – боль после укусов и побоев, как ни странно, почти прошла, хотя ощущение разбитости в теле оставалось. Я ненавижу такое состояние. Я привык чувствовать себя молодым, здоровым и сильным, а не такой старой развалиной, как сейчас. Но для того, чтобы перестать быть старой развалиной, мне следовало, как минимум, принять контрастный душ, а на мне места живого не было от всех этих повязок, бинтов и пластырей.

Поразмыслив немного, я содрал с себя повязки, рану на ноге замотал полиэтиленовым пакетом и включил воду. Ощущения были своеобразные, я стонал и повизгивал, но через пятнадцать минут старая развалина превратилась в покрытого шрамами, закаленного в боях ветерана. Я критически оглядел себя в зеркале, налепил пару пластырей на особо неприглядные царапины, накинул халат и пошел на кухню варить кофе.

Душ сделал меня человеком, а две чашки кофе – человеком разумным. Я позвонил в справочную «Аэрофлота» и узнал, какие рейсы прибывают в первой половине дня в Москву из Якутска через Новосибирск. Рейсов таких было два, и, проведя несложные подсчеты, я установил, что Наташа прилетает в половине второго.

Я прикинул, сколько у меня в запасе времени. Времени было совсем немного. Я вихрем, так, что заныла укушенная нога, пронесся по квартире, пытаясь привести ее в тот образцовый порядок, который всю жизнь остается для меня недостижимым идеалом, застелил тахту, протер стекло телевизора, убрал из прихожей лишнюю обувь, вынес мусор и перетащил в лоджию немалое количество стеклотары, замаскировав ее вьетнамской циновкой. Заглянул в холодильник – там было, пожалуй, пустовато, но на яичницу с ветчиной и помидорами – коронное мое блюдо – компонентов хватало. Я быстренько пропылесосил ковер, по которому топтался вчера в своих ублюдочных ботинках лысый хмырь, и снова взглянул на часы. Пока что в план я укладывался.

С Наташей нас связывают странные отношения. Видимся мы редко, и каждый раз я с ума схожу от радости, когда она приезжает в Москву из своей богом забытой тундры, но в то же время ни на секунду не забываю о том, что впереди – чертовски трудное испытание, а значит, надо быть предельно собранным, как перед схваткой, и готовым к любым неожиданностям, и не потерять голову, и не показаться смешным, и не сморозить какую-нибудь глупость, и вообще быть неотразимым, умным и уверенным в себе, но главное – не сморозить какую-нибудь глупость!

Разумеется, я с того и начал. Я стоял сбоку от стеклянных дверей зала прилета, мусоля в руках дурацкий букет вялых, замученных жарой роз, и Наташа проскочила мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Я догнал ее, забежал вперед и, сунув ей розы, сказал:

– Ну, ты, родная, совсем ослепла, что ли, своих не узнаешь? Подозреваю, что более всего я в этот момент напоминал радостного идиота.

– Ой, Ким, – воскликнула Наташа (от неожиданности она пропустила мою блестящую приветственную речь мимо ушей). – Привет, как здорово, что ты меня решил встретить… Спасибо, розы замечательные… А как ты узнал, каким рейсом я прилетаю?

– Работа у нас такая, – важно ответил я, целуя ее. – У тебя багажа много?

Она засмеялась.

– Боишься надорваться? Узнаю гигантского ленивца Кима. Только этот баул. Ну, пошли на автобус?

– Обижаешь, – я взял ее сумку. – Мы на автобусах не ездим. Нас ждет роллс-ройс.

Сумка была нетяжелая, отсутствие другого багажа наводило на мысль, что визит планировался краткосрочный. Жаль, подумал я. Мы вышли из зала ожидания и двинулись к стоянке такси.

– И почему у тебя до сих пор нет своей машины? – разочарованно спросила Наташа. – Ты же говорил, что у тебя хорошо оплачиваемая работа…

– Потому что за рулем нельзя пить, – нашелся я. – Ты же не хочешь, чтобы я кого-нибудь сбил?

Взгляд, которым наградила меня Наташа, лучше всяких слов выражал ее мнение о моем так называемом остроумии.

– Ладно уж, – сказала она со вздохом, – поехали на такси, алкоголик…

Когда такси остановилось во дворе моего дома, я постарался реабилитироваться – подал Наташе руку и гордо прошествовал с ней мимо оккупированной старушками нашего подъезда лавочки. С большинством старушек я в хороших отношениях, поэтому на Наташу они смотрели вполне доброжелательно.

– Вот и занятие пенсам, – усмехнулась Наташа, – обсуждать твою новую пассию…

– Кто сказал, что новую? – вывернулся я из хитрой ловушки. – Мы с тобой уже полтора года знакомы…

За эти полтора года, однако, вряд ли набралось две недели, когда мы были вместе. Обычно Наташа вырывалась из своей вечной мерзлоты на два-три дня, а когда она уходила в отпуск, я лежал в больнице далекого южного городка с тяжелым сотрясением мозга, но она об этом, к счастью, не знала.

– Надолго ты приехала? – спросил я ее в лифте.

Мы стояли, прижавшись друг к другу, я чувствовал ее твердую маленькую грудь под туго натянутой майкой, и мне хотелось, чтобы лифт поднимался до восьмого этажа не меньше суток.

– Навсегда, – ответила она хрипловатым голосом и облизнула пересохшие губы.

Я был настолько заворожен этим зрелищем, что не сразу понял, что она мне сказала.

– Как – навсегда? – пробормотал я ошеломленно. – Ты что же, уволилась?

Она согласно прикрыла веки.

– Кажется, да…

Наступает светлая полоса, подумал я, не зря меня били и кусали…

Пашка по-прежнему торчал на боевом посту. Если бы утром я не видел, что дверь его квартиры заперта, можно было бы подумать, что он не покидал позиции со вчерашнего дня.

– Познакомься, – сказал я Наташе. – Это Пауль, мой сосед. Прошу любить и жаловать. Пауль, это Наташа.

Пашка застеснялся и отвернулся, сосредоточенно ковыряя носком сандалии кафельный пол.

– Смешной, – сказала Наташа, когда мы зашли в квартиру. Тут меня вдруг осенило, и я бросился обратно в коридор.

– Пашка, – спросил я строго, – ты здесь вчера долго стоял?

– До-олго, – задумчиво ответил он.

– Ты видел человека, который выходил из моей квартиры после того, как я вернулся?

– Не-а, – уверенно сказал Пауль.

– А ты не видел, никто ко мне не заходил, пока меня не было?

Он помотал головой – мой допрос его явно утомлял – и вдруг спросил:

– Ким, а это твоя любовница? – последнее слово далось ему с трудом, но он мужественно его выговорил.

Я обалдел.

– Что ты, Пауль, – пробормотал я, – что ты, где ты слов-то таких нахватался? Это моя девушка. Понял?

По выражению лица юного энциклопедиста трудно было определить, уловил ли он разницу.

– Красивая, – флегматично сказал он и полез пальцем в нос. – Глаза зеленые…

– Мне тоже нравится, – признался я. – Ты, Пауль, если что, приходи к нам вечерком чай пить, не стесняйся. Лады?

– Лады, – вяло отозвался он.

Пашка у нас – любимец всего подъезда, и поскольку он вечно торчит, как беспризорный, его постоянно зовут в гости и угощают конфетами. От этого он избаловался и постоянно ходит с какой-то сыпью.

Я подмигнул ему и ретировался в квартиру. Наташа стояла перед зеркалом и вертела в руках обломок трубы, на который я запирал дверь.

– Это что, – спросила она, – вроде дубинки для непрошеных гостей? Открываешь дверь – и по башке?

– Какие у тебя фантазии мрачные, – сказал я смущенно. – Это я, знаешь ли, водопровод все никак починить не могу – труба у меня в ванной течет. Все течет и течет…

– Ага, – понимающе отозвалась она и, легкомысленно помахивая трубой, прошла в комнату.

Я бросился за ней, обнял и заглянул через плечо ей в лицо. Лицо у нее было недовольное.

– Ким, – сказала она. – Я с дороги, я устала и проголодалась. Тебе не кажется, что ты очень торопишься?

– Нет, – ответил я, – мне кажется, что я безумно по тебе соскучился. Мы не виделись почти четыре месяца. Сто шесть дней, я считал. Каждый день из этих ста шести я помнил о тебе и хотел быть с тобой. Теперь ты приезжаешь и говоришь, что я тороплюсь.

Она засмеялась.

– Ты все врешь. У тебя здесь миллион женщин, и ты не вспомнил обо мне ни разу. Каждый раз ты думаешь только о той, которая с тобой в данный момент. Я ведь достаточно хорошо знаю тебя, Ким…

Я не люблю оправдываться и не люблю врать. Я развернул ее лицом к себе и не без труда сомкнул свои руки у нее на спине.

– В Москве четыре миллиона лиц женского пола, – нудным голосом сказал я. – Если отбросить малолетних и старух, остается где-то миллиона два. Исходя из твоей логики, среди моих женщин есть косые, слепые и горбатые, не говоря уже о парализованных и страдающих болезнью Дауна. С полным основанием заявляю тебе: это клевета.

Она отстранилась.

– Ты и вправду думаешь, что это смешно?

Итак, это была не дежурная подколка. Просто она хотела выяснить отношения – сразу и круто, вполне в ее стиле.

– Бог с тобой, – вздохнул я. – Я пытался только объяснить тебе, что ты не права. Все это время я помнил о тебе. Я ждал тебя, я звал тебя, я хотел тебя. И вот ты здесь, и я счастлив, я совершенно ошалел от своего счастья и несу какую-то околесицу. Так что не принимай мой бред близко к сердцу, родная, а лучше скажи, какой коктейль ты предпочитаешь в это время суток? Или, подожди, что же это я, ты же хочешь есть, правда?

– Хочу, – быстро ответила она и улыбнулась. У меня отлегло от сердца – хитрый Ким опять вывернулся из всех расставленных на его пути силков. – Яичницу с ветчиной и помидорами. Можно?

– Запросто, – отозвался я и поцеловал ее в ухо. Она недовольно дернула головой. – Ты пока развлекайся тут, как можешь, хочешь, вон в компьютерные игры поиграй, там на дискетках написано, где какие, хочешь, мультики посмотри, вон кассета валяется, знаешь, как включать?

– Иди работай, – сказала Наташа.

Я взял под козырек и четким строевым шагом отправился на кухню. Через пять минут я вкатил в комнату столик на колесиках и торжественно объявил:

– Кушать подано!

– Какой ты умница, Ким! – воскликнула Наташа, глядя на сооруженный мной натюрморт. – За тебя и замуж выходить не страшно – прокормишь. Правда?

– Попробуй сначала, – самокритично отозвался я. – А потом уже и решишь, страшно или нет.

На самом деле я встревожился – впервые за полтора года Наташа сама заговорила на тему, которая уже давно волновала меня и, казалось, оставляла ее совершенно равнодушной.

Она со скучным лицом съела половину своей яичницы (у меня кусок не лез в горло), подняла на меня свои чуть раскосые малахитовые глаза и серьезно сказала:

– Не страшно.

Я всегда предполагал, что если чудеса совершаются, то именно так – просто и обыденно. Выдержав длительную паузу – уголки моих губ уже почти соприкасались с ушами, – я пробормотал:

– Тогда – выходи.

Уж сколько раз твердили миру, что нельзя демонстрировать свою слабость перед женщиной. Если бы я произнес те же слова так же буднично, в тон Наташе, все, возможно, решилось бы в одну минуту. Но моя дурацкая ухмылка, фонтанирующая из меня во все стороны собачья радость и прочие характерные черты обалдевшего от счастья кретина наверняка навели ее на мысль, что если подержать меня в подвешенном состоянии еще некоторое время, хуже не будет. Она снова улыбнулась и вынесла свой вердикт:

– По-моему, ты очень торопишься.

Тут я не выдержал. В конце концов, у меня тоже есть нервы, хотя многие об этом забывают. Хорошо рассчитанным движением я оттолкнул столик в угол, прыгнул к Наташе и вжал ее в кресло. Некоторое время она отбивалась и пыталась отговориться тем, что устала с дороги, но я был глух и безжалостен. Через час тахта пребывала в состоянии крайнего разорения, а мы лежали на полу, в пушистом мягком ковре, и не было у нас никаких сил, чтобы перебраться обратно наверх.

– У тебя все лицо в яичнице, – сказала Наташа. – Варвар.

– А у тебя как будто нет, – огрызнулся я.

Она протянула руку и принялась гладить маленькой твердой ладошкой мое лицо.

– Зверь, – ласково сказала она. – Зверюга здоровый, тигра… Глупые игры нашего тигры…

Я поймал губами ее руку. Кожа у нее была сухая и чуть шершавая, пахла почему-то хвоей.

– Откуда столько шрамов, Ким? Смотри, они совсем свежие…

Пара царапин действительно разошлась – возможно, Наташка сама разодрала их своими ногтями – и сейчас они медленно сочились кровью.

– Собака покусала, – сказал я. Она не поверила.

– Доиграешься ты когда-нибудь со своим консалтингом…

– Наташка, – спросил я, чтобы сменить тему, – а ты правда сюда навсегда приехала?

Она лениво сощурилась.

– Скорее всего… Меня тут в одну контору приглашали на работу, я взяла отпуск и решила подумать. Надоело быть провинциалкой задрипанной, хочу быть москвичкой…

– Слушай, москвичка, а не поехать ли нам в Крым? – Я глядел на нее во все глаза, ожидая реакции. – Недели на две, а? Лучшие отели, комфортабельные теплоходы, Ялта, Коктебель, Феодосия?

Ресницы ее чуть заметно дрогнули.

– Аксеновщина, – сказала Наташа. – Когда?

– Хоть сегодня, – бодро сказал я. – Билеты – не проблема, у меня свой человек в авиакассах. Номер я могу забронировать прямо отсюда…

– Не сегодня, – прервала меня Наташа. – И не завтра. У меня в Москве есть неотложные дела. Мне к тетке надо съездить, к девчонкам в общагу обещала заглянуть… Через пару дней, не раньше.

Это был миг исполнения желаний. И, как назло, именно в этот самый миг пронзительно заверещал входной звонок. Кого там еще черт принес, подумал я и вскочил.

– Я их задержу, – пообещал я, одеваясь со скоростью поднятого по тревоге десантника.

Пробегая в прихожей мимо зеркала, стер с физиономии наиболее заметные остатки яичницы и ястребом вылетел в коридор, готовый растерзать любого, включая малолетнего Пашку. Но это был не Пашка. Это был изрядно поднадоевший мне за последнее время Дмитрий Дмитриевич Лопухин собственной персоной.

– Добрый день, Ким, – виновато поздоровался он. – Я приношу свои извинения за визит без предварительного звонка… впрочем, я звонил, но телефон не отвечал, я забеспокоился, уж не попал ли ты в больницу, и решил заехать узнать, что с тобой, может, хоть соседи в курсе… Знаешь, я ведь чувствую себя в какой-то мере ответственным за то, что произошло…

– Это трогательно, – сухо сказал я.

Ох, как не вовремя он приперся, не говоря уже о том, что лучше бы ему вообще было забыть о моем существовании! Я облокотился плечом о дверной косяк, показывая, что дальше коридорчика его не пущу. Он смутился еще больше.

– Прости, Ким, с моей стороны было, конечно, чудовищной глупостью не предупредить тебя о возможной опасности… но я и не подозревал, что такое может произойти в отсутствие хозяина. Дед мне потом устроил за тебя хорошую головомойку, да и поделом мне, дураку… Как ты себя чувствуешь?

– Лучше всех, – ответил я искренне. – Я, знаешь ли, с детства привык не обращать внимания на мелкие житейские неприятности.

Конечно, мне следовало выгнать его вон. Зол я на него был, да и вчерашний визит лысого костолома наводил на мысль, что от семейки Лопухиных лучше держаться на расстоянии. Но ДД повезло – он застал меня в счастливую минуту, а счастливый человек не умеет быть решительным. Я стоял и слушал его извинения, пока мне не стало ясно, что где-то в глубине души я его простил.

– Ох, – говорил он между тем, – я так тебя подвел, заморочил голову этим черепом и ничего не сказал о главном… Я и сейчас, наверное, не вовремя, просто хотел извиниться и передать, что дед желает тебя видеть. Мне, наверное, лучше уйти, да?

Ну что ему можно было ответить, этому печальному журавлю?

– Отчего же, – сказал я по-прежнему безразличным голосом. – Проходи. Только предупреждаю – у меня гости.

Я медленно отклеился от стенки и пропустил его вперед. Пока он меня охмурял, прошло минут пять – время, вполне достаточное, чтобы Наташа успела одеться. Она успела: сидела в кресле, положив ногу на ногу, и на ее розовых брючках и белой маечке не было ни единой морщинки. Тахта была идеальным образом застелена, и вообще создавалось впечатление, что мы находимся в мемориальной квартире-музее имени Кима. У меня отвисла челюсть. У ДД тоже.

– Познакомьтесь, – без особого энтузиазма сказал я. – Наташа, это Дима Лопухин, мой бывший однокурсник. Дима, это Наташа.

– Очень приятно, – сказала Наташа, потому что однокурсник Дима временно онемел.

Внезапно он вышел из своего ступора, резко шагнул к креслу, согнулся пополам (я испугался, не упадет ли) и, схватив Наташину руку, поцеловал ее. Вид у него при этом был идиотский.

– Счастлив познакомиться с вами, Наташа, – забормотал он. – Я, признаться, зашел совершенно случайно, вижу, что помешал, и уже ухожу, но хочу, чтобы вы знали: я не считаю, что зашел напрасно. Знакомство с такой очаровательной девушкой, как вы, Наташа, делает день прожитым не зря…

– Дима, – протянула Наташа укоризненно. – Куда же вы уходите? Ничего вы не помешали, нечего выдумывать, и вообще уходить так сразу невежливо. Правда же, Ким, Дима нам совсем не помешал?

– Отнюдь, – откликнулся я. – Тем более, что у тебя появилась редкая возможность познакомиться с выдающимся мастером куртуазного красноречия…

– С кем, с кем? – переспросила Наташа. ДД застенчиво улыбнулся.

– Ким имеет в виду куртуазную риторику. О, это была целая наука, как изъясняться влюбленным рыцарям. Раннее средневековье, прекрасная эпоха… Существовала куртуазная литература – менестрели, миннезингеры – поздние отзвуки этой поэзии воплотились в Стихах о Прекрасной Даме Блока. Впрочем, Ким шутит, Наташа, я совершенно ничего не смыслю в куртуазной риторике, то есть я настолько не специалист в данной области…

– А в чем вы специалист, Дима? – неожиданно заинтересовалась Наташа. – Вы-то, по крайней мере, историк? А то, по-моему, все друзья Кима или какие-то бизнесмены, или бандиты.

Я пропустил мимо ушей этот булавочный укол и, примостившись на краешке письменного стола, стал наблюдать, как будет изворачиваться ДД.

– О, – сказал Лопухин, – о! Я, конечно, историк. Но, боюсь, Наташа, моя специальность мало кого сможет заинтересовать: я занимаюсь историей древнего мира, а конкретно – царством Митанни…

– Потрясающе! – воскликнула Наташа. – Я даже не слышала никогда о таком…

– Это неудивительно, – сказал я. – По-моему, кроме Димы, о нем вообще никто не знает.

– Ну почему же, – смущенно пробормотал Лопухин. – Вот Немировский с успехом им занимается…

– Но это же безумно интересно, – перебила Наташа. – Изучать царство, про которое никто, кроме тебя, не знает… Дима, расскажите мне о Митанни, еще одним посвященным на земле станет больше…

Я внимательно на нее посмотрел. Непонятно было, притворяется она или ей и вправду интересно. Раньше я у нее такого пристального внимания к прошлому человечества не замечал – правда, об истории мы с ней ни разу не разговаривали.

– Дима – удивительный рассказчик, – сказал я. – Он тут недавно про Вавилон лекцию читал – так увлекательно! (ДД покраснел.) – Девушки слушали, натурально раскрыв рот. Но, поскольку он может распространяться о своем любимом предмете часами, я предлагаю вам занять более непринужденное положение, а сам пойду приготовлю коктейли. Нет возражений?

– Да, Дима, вы садитесь, – подхватила Наташа, изящным жестом хозяйки указывая на кресло, – садитесь и рассказывайте о вашем царстве Митанни… Кимчик, а мне, пожалуйста, коктейль как в прошлый раз, ну, апельсиновый… Дима, вы будете?

Я выслушал, как ДД, млея, произносит: «С удовольствием», и, давясь от смеха, удалился на кухню. Лопухин был готов, причем с первого же выстрела. Ну и Наташка, подумал я, посмотрела и убила, это же уметь надо… Все еще усмехаясь, я смешал два двойных «Алекзандера», посмотрел, понюхал, достал из холодильника лимон и бросил в каждый бокал по внушительному ломтю. Для Наташи я налил почти полный бокал апельсинового сока и добавил туда пару чайных ложек ликера из заветной испанской бутылочки. Поставил все это хозяйство на поднос и отправился в комнату.

В комнате царила идиллия: Наташка уютно, по-кошачьи, свернулась в кресле и внимала рассказу ДД о событиях, потрясавших Древний Восток четыре тысячи лет тому назад. ДД сопровождал повествование энергичной жестикуляцией и вообще выглядел очень комично.

– Коктейль заказывали? – спросил я, прерывая Лопухина на середине захватывающей истории о том, как некоему царю с непроизносимым именем придворные проломили череп тяжелой каменной печатью. Наташа очнулась и взглянула на меня так, будто я и был тем несчастным самодержцем, воскресшим и явившимся в московскую квартиру с подносом в руках.

– Прошу, – любезно произнес я, протягивая ей бокал с соком. Лопухину достался «Алекзандер» послабее, а себе я взял тот, что покрепче. В конце концов, я был самый крепкий человек в компании.

– Великолепно, – сказал ДД, выпустив из губ соломинку. – Чудесно… Вы знаете, Наташа, Ким гениально готовит коктейли. Какими напитками он угощал на новоселье! Жаль, вас тогда не было, коктейли были совершенно незабываемые…

– Да, – подтвердила Наташа, гладя меня по руке. – Это он умеет. Подразумевалось, очевидно, что это – единственное, что я умею.

– А что, может быть, это мое призвание, – предположил я. – Вот состарюсь, уйду на покой, открою при университете свой бар, буду стоять за стойкой, толстый такой, усы отпущу длинные, висячие… Студенты будут приходить ко мне отмечать сдачу экзаменов, а убеленные сединами профессора – спорить о проблемах царства Митанни. И название надо будет выдумать пофирменнее… ну, что-нибудь вроде «Кир у Кима».

– Дурацкое название, – сказала Наташа.

– Не спорю, – кивнул я и чокнулся с ее бокалом. – Какой хозяин, такая и вывеска. А что могут предложить в качестве альтернативы господа ученые?

ДД отмахал уже почти всю свою порцию, и щеки его приятно порозовели. Он по-птичьи наморщил лоб и выдал:

– Ну, может быть, «Привал Скифа»? Знаете ли вы, Наташа, что греки называли «выпивкой по-скифски»? Крепкое, неразбавленное вино. Сами греки всегда разбавляли вино водой.

– Промашечка вышла, – сказал я злорадно. – Коктейль-то как раз и есть разбавленная выпивка. Лучше уж тогда – «Привал Грека».

– Гм, – озадаченно пробормотал ДД. – Действительно… Грека… Привал Грека… Одиссея, например… Ты куда, Одиссей, от жены, от детей…

– В кабак, – подхватил я. – Наш мозговой штурм определенно приносит плоды. А что думают по этому поводу представители естественных наук?

– Нам скучно, – капризно сказала Наташа. – Тут Дима так интересно рассказывал о древних митаннийцах, а потом пришел Ким и, как всегда, свел дело к выпивке… Я так не играю, я хочу веселиться…

Я едва успел подумать о том, что мы с Дмитрием Дмитриевичем наверняка понимаем слово «веселиться» по-разному, как Лопухин взял инициативу в свои руки.

– Ким, у тебя есть гитара? – неожиданно решительным голосом спросил он.

Я развел руками.

– Увы…

– Дима, а вы еще и поете? – восхитилась Наташа. ДД смущенно потупился.

– Немного…

– Как здорово, – протянула Наташа. – Ким, бессовестный, ну почему у тебя нет гитары?

– Послушайте, – оживился вдруг ДД. – Мы ведь можем поехать ко мне! У меня есть гитара, устроим прекрасный музыкальный вечер… Наташа, вы ведь тоже поете?

– Чуть-чуть, – кокетливо сказала Наташа и посмотрела на меня. – А как ты, Ким?

– Только если очень много выпью, – честно признался я.

– Нет, я не о том… Как ты смотришь на предложение Димы?

Откровенно говоря, на предложение Димы я смотрел без особого энтузиазма. Но я видел, что Наташке хочется куда-то поехать, да и у меня самого было такое бесшабашное настроение, когда море по колено и можно соглашаться на любые авантюры, поэтому я лишь неопределенно пожал плечами, давая понять, что я не против.

– Тогда поехали, – провозгласил Лопухин и встал. – Машина у подъезда, дамы и господа…

– Подожди, – удивился я, – ты на машине? А как же это? – я щелкнул ногтем по его опустевшему бокалу.

– А, – беспечно махнул он рукой. – Я пять лет езжу без единого прокола, со мной вы можете быть спокойны, как матросы, везущие Цезаря…

Я собрал бокалы и отправился на кухню. Внезапно я понял, почему мне не хочется ехать к ДД, – меня беспокоила возможная встреча с его дедом, который отчего-то вдруг возжелал меня видеть. Было у меня ощущение, что я попал в сердцевину отвратительной паучьей сети, в зону какой-то повышенной активности, где все, кроме меня, знали цели и правила игры. И не могу сказать, что ощущение это мне нравилось.

Слушая доносившиеся из комнаты звуки чеканной латинской речи – ДД, видимо, начал цитировать Цезаря в подлиннике, – я крутил бокалы по полированной поверхности стола и соображал, как вести себя в гостях у Лопухина. Присутствие Наташи, хотел того ДД или нет, сильно затрудняло проведение секретных переговоров. Значит, подумал я, ежели сидеть тихо, не отрываться от компании и порядочно набраться, встречи с дедом можно избежать. В то же время, конечно, было бы безумно интересно узнать, что же все-таки там за возня такая вокруг этих древних побрякушек и каким образом у моего лысого приятеля оказалась натуральная инкская золотая вещица. Но тут уж придется твердо выбирать, сказал я себе: либо Наташа и Крым, либо тайны и подзатыльники. В конце концов, меньше знаешь – крепче спишь.

Окрыленный этой народной мудростью, я вернулся к обществу. И вовремя – общество уже собиралось уходить.

– Натуль, – сказал я, – возьми мою кожанку, вечером прохладно будет…

– Не хочу, – капризно сказала она. – Ты возьми, если замерзну, отдашь.

Я послушно натянул кожаную куртку и ощутил, как что-то больно стукнуло меня по бедру. Я поморщился – это был кастет, который я постоянно забываю в кармане, хотя карман от этого отвисает. Секунду я раздумывал, доставать его или же не стоит, потом все же решил оставить – частично из-за того, что не хотелось демонстрировать его ДД и Наташе, частично из-за смутного предчувствия, что на вчерашнем визите неприятности мои не кончились.