Текст книги "Завещание ночи. Переработанное издание"

Автор книги: Кирилл Бенедиктов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Какое письмо?

– Дед рассказывал тебе, что в текстах Итеру был фрагмент, написанный китайскими иероглифами?

– Да, он вроде бы отдал его на расшифровку какому-то китаисту. И что?

– Тот прислал файл с переводом. Послушай, это может быть важно.

Он близоруко склонился над монитором и принялся читать.

«Тысячи лет Нирах Проклятый рыщет по свету в поисках Трех Сокровищ, и тысячи лет идет по его следу Гончий. Один наделен бессмертием тела, другой бессмертием души. Тысячи раз Нирах убивал Гончего, и тысячи раз Гончий воскресал в новом обличье, чтобы убить Нираха. И так будет всегда, потому что (фрагмент поврежден).

И сказано древними, что Нить жизни Нираха Проклятого порвется, когда Змеяужалит его в третий глаз. Цвет Змеи – нефритовый, а жало Змеи—хрусталь. В правление императора Минга оружейник Цао, Итеру второго круга, создал Нефритового Змея. Ван Мин, воин, получил приказ передать Нефритового Змея офицеру Когорты Незримых в Ктезифоне, которого считали воплощением Гончего. Однако не смог (фрагмент поврежден). Змей бесследно исчез».

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я его, когда он дочитал эту галиматью до конца. – Я – нет.

– Текст, конечно, туманный. Но это вообще беда всех древних текстов. Особенно эзотерических. Впрочем, мы всегда можем спросить у Шмигайло…

– У кого?

– Шмигайло, – ДД ткнул пальцем в монитор. – Лев Михайлович. Это тот самый сотрудник музея, которого дед просил перевести китайский фрагмент…

– Лев Михайлович Шмигайло, – повторил я задумчиво. – Знакомая какая-то фамилия…

– Он у нас на первом курсе семинар по истории древнего мира вел. Доцент. Помнишь, странный такой, все время ходил в спортивной куртке? А потом ушел работать в музей. Но специалист очень хороший!

– Кто бы сомневался, – пробормотал я.

Вчера Роман Сергеевич рассказал, что фотографию хрустального Черепа бросили ему в почтовый ящик спустя три месяца после того, как «один хороший знакомый» расшифровал последний фрагмент текстов Итеру. Совпадение?

– Надо брать его за жабры, Дима. И чем скорее, тем лучше.

– Шмигайло? – изумился ДД. – Зачем?

– Потому что, во-первых, он может объяснить нам смысл этой дурацкой загадки про третий глаз. А во-вторых, я подозреваю, что именно он вывел Хромца на твоего деда.

– Не может быть! Лев Михайлович, конечно, человек со странностями, но зачем ему…

– Я же не утверждаю, что он сделал это намеренно, – успокоил я его. – Но если от него тянется ниточка к Хромцу, то мы обязаны по этой ниточке пройти… Позвони-ка ему, Дима.

– Сейчас? – ДД посмотрел на меня так, будто я предложил ему плюнуть в тарелку английской королеве. – Половина двенадцатого ночи!

– Ну хорошо, – смилостивился я. – Сегодня беспокоить доцента не станем. Но завтра звони прямо с утра и договаривайся о встрече. Будем его колоть.

– Колоть? – переспросил ДД, но прежде чем я успел объяснить, что не собираюсь использовать в разговоре со Шмигайло тиски и щипцы, из коридора раздался отчаянный крик Наташи.

Мы рванулись на крик одновременно, но у меня имелось преимущество – я стоял ближе к двери. И успел подхватить Наташу прежде, чем она упала на пол. Она была очень легкой, почти невесомой, и казалась такой беззащитной, что у меня закололо сердце.

– Что с ней? – выдохнул подоспевший ДД.

– Обморок, – успокоил я его. – Видишь, бледная какая… но дышит, так что все нормально…

– А почему она кричала?

Действительно, почему? Вышла из кухни, пошла искать нас и что-то увидела? Что?

Я развернулся в том направлении, куда, вероятно, смотрела Наташа прежде чем упасть в обморок, и увидел хорошо знакомые мне двери полупрозрачного стекла, за которыми находился кабинет покойного Романа Сергеевича. И еще я успел увидеть, как на фоне этих дверей чернильным пятном расползается бесформенный громадный силуэт, словно просачивающийся сквозь стекло.

– Тень! – крикнул я.

ДД повернул голову и замер, по-дурацки раскрыв рот. Тень уже почти преодолела прозрачную преграду и клубилась теперь сгустком мрака с той стороны стекла.

– Держи Наташу! – приказал я.

Вытащил из-за пояса пистолет и двинулся к двери. Взялся за гладкую бронзовую ручку и начал поворачивать.

В следующий момент я отчетливо понял, что не хочу открывать дверь и заходить в комнату.

Тень за стеклом исчезла. Испарилась, как и положено привидению. Но теперь в кабинете горел свет. Тихий, приглушенный свет настольной лампы – той самой лампы, что освещала вчера наше бесславное побоище с Тенью лысого урода. В этом свете не было бы абсолютно ничего страшного, если бы я не помнил, что, вытолкав из кабинета ДД, я автоматически щелкнул выключателем на стене, и в комнате стало темно. Если бы я не помнил темных дверей кабинета, на которые оглянулся, когда мы шли на кухню.

Я повернул ставшую холодной и скользкой ручку до упора и слегка толкнул дверь. В ноздрях у меня защипало – воздух в комнате, казалось, был перенасыщен озоном, в нем чувствовалось потрескивающее напряжение, словно под линией высоковольтных передач. Я сделал два очень коротких шага, держа пистолет наготове, и остановился.

Голова Романа Сергеевича свешивалась с кушетки.

Я заставил себя приблизиться. Было такое ощущение, что тело старика наполовину сползло на пол. Одна из его худых длинных рук пальцами касалась паркета. Страшный фиолетовый отпечаток по-прежнему выделялся на сухой желтой коже, обтягивающей лоб старика. Но появилось и кое-что другое, что было, на мой взгляд, похуже всяких фиолетовых пятен.

Глаза старика были широко раскрыты. В них застыл непередаваемый словами невыносимый ужас. Эти глаза видели что-то такое, от чего хотелось умереть, превратиться в пыль, исчезнуть… Но я твердо помнил, что розовощекий врач закрыл Роману Сергеевичу глаза перед тем, как уехать со своей реанимационной бригадой.

Дрожащими руками я осторожно взял голову Романа Сергеевича и с усилием – мешали закаменевшие мышцы шеи – переложил ее обратно на подушку. От явственного следа на накрахмаленной наволочке до края тахты было сантиметров тридцать. Я попытался уверить себя, что это ДД в панике задел своей нескладной рукой подушку и сдвинул голову старика на край. Затем я подумал, что, быть может, розовощекий ошибся, и Роман Сергеевич не был еще мертв некоторое время после отъезда «скорой». Но я своими глазами видел застывшее, отмеченное печатью смерти лицо, безжизненно упавшие руки, видел то, что несомненно и бесповоротно указывает на наступление смерти.

Все еще содрогаясь, я положил ладонь на глаза Романа Сергеевича и опустил ему веки. Потом прикрыл ему лицо простыней, испытав болезненное облегчение, когда фиолетовый оттиск черепа оказался спрятан под белым полотном. Сзади скрипнула дверь, и я обернулся, чувствуя, как исчезает пол под ногами.

Но это был всего лишь ДД. Он вошел и тут же потянул носом воздух. Откуда этот странный запах озона? Что произошло в этой комнате, пока ДД читал мне дурацкий текст про змею и третий глаз?

– Все нормально, – сказал я, делая шаг навстречу ДД и отсекая его от кушетки. – Просто мы забыли закрыть твоему деду лицо, и я сделал это. Пойдем, Дима, здесь нет никаких следов Тени…

– Запах, – произнес ДД странным голосом. – Ты чувствуешь запах, Ким?

– Ну, – неуверенно ответил я. – Ну, пахнет чем-то… В чем дело-то, Дима?

– Факелы Аннунаков, – непонятно пробормотал он. – Мне это не нравится… Совсем не нравится, Ким!

– Ладно, – сказал я, крепко беря его под руку. – Пошли к Наташе. Почему ты ее оставил, кстати?

– Она очнулась, – ДД по-прежнему принюхивался, и выражение его лица становилось все более мрачным. – Я ей еще коньяку налил. Коньяк сосуды расширяет.

– Пойдем, Дима, – я подталкивал его к дверям, соображая, стоит ли мне рассказывать ему о том, что произошло с его дедом.

С одной стороны, он мог мне просто не поверить – он же не видел, что тело старика свисало с кушетки, не смотрел в его широко раскрытые глаза. С другой стороны, все мы видели Тень за дверями кабинета. Теперь я был абсолютно уверен, что Хромец приходил вновь и что-то делал с телом Романа Сергеевича, но вот что?

ДД вырвал свою руку из моих тисков и двинулся, шатаясь, в сторону кухни. Потом наткнулся на стену и бессильно привалился к ней.

– Все, – простонал он, – все бесполезно.

– Ты что? – я схватил его за плечо. – Что ты, Димка? Что бесполезно?

– Все… Бороться бесполезно… Прятать Чашу… Ким, неужели ты не понимаешь, он неизмеримо сильнее нас! Он может проникать к нам в дома, может подслушивать наши разговоры, может убивать нас на расстоянии… И у него впереди – тысячелетия, а у нас только короткая человеческая жизнь…

Он снова готов был расплакаться. Я сделал два коротких шага и оказался прямо перед ним. Отвел правую руку и влепил ему довольно-таки сильную пощечину. Не скажу, чтобы я сделал это с сожалением.

Он дернулся и уставился на меня удивленными близорукими глазами. Мало я тебе дал, мерзавец, подумал я зло.

– Ты порешь чушь, Дима, – четко проговорил я. – Преимущества Хромца не настолько велики. Да, он может являться к нам в виде Тени, но он не может присутствовать при разговоре, будучи невидимым. Мысли он тоже, очевидно, не читает, иначе ему не пришлось бы допытываться у твоего деда, где спрятана Чаша. Убить нас он может, но для этого, как мы выяснили, ему нужны наши изображения (про то, что Хромец может превосходно расправляться с людьми без всяких там мистических штучек, я предпочел умолчать). И, наконец, главное – мы знаем, где спрятана Чаша, а Хромец этого не знает. А стало быть, мы можем диктовать ему свои условия…

Из кухни вышла Наташа. Коньяк пошел ей на пользу – щеки порозовели, глаза поблескивали. Она даже прическу успела привести в порядок.

– Правда, Дима, – сказала она, нежно беря Лопухина за руку, – наверняка что-то можно придумать…

Прикосновение Наташи подействовало на ДД странно – он вдруг опустился на пол, сложившись, как шарнирная конструкция.

– Я не уверен, – начал он слабым голосом и осекся. – Я не уверен в том, что Хромец не знает, где спрятана Чаша.

– Почему? – спросил я.

– Потому что я не знаю, что сказал ему дед, – голос ДД был неестественно спокоен, и это не понравилось мне больше, чем все его крики и слезы. – Потому что я все время пытаюсь понять, что могло заставить его убить деда – деда, который был Хранителем Грааля. Потому что ответ на этот вопрос может быть только один – дед раскрыл ему тайну Чаши.

– Дима, что ты говоришь! – возмутилась Наташа. – Как твой дед мог рассказать что-нибудь этому… монстру?

– Не понимаю твоей логики, – холодно сказал я. – С какой стати Роман Сергеевич отдал бы своему заклятому врагу секрет, который он оберегал всю жизнь? Из-за которого сидел в лагере. По-моему, Дима, ты плохо думаешь о своем деде… Ни за что в жизни…

ДД поднял на меня полные слез глаза.

– Да, – ответил он все тем же жутковато-спокойным голосом. – Да, ни за что в жизни. Но не после смерти.

Я будто получил удар в челюсть. В уши снова полился зловещий змеиный шепот: «Не забывай, Роман, я умею допрашивать мертвых, а мертвые никогда не лгут», и я понял, что делал Хромец в кабинете Лопухина-старшего.

– Факелы Аннунаков, – продолжал между тем ДД. – Я узнал их, как только вошел в комнату. Электричество, Ким! Им пользовались в Вавилоне жрецы подземных богов, – Апнунаков – чтобы возвращать жизнь в мертвые тела. Электричество и черная магия… У них были специальные батареи, с их помощью можно было гальванизировать трупы, к которым на время возвращалась жизнь. Такие тела были полностью лишены воли, они делали все, что бы им ни приказали. И они отвечали на все вопросы, – память их человеческого существования оставалась нетронутой. Потому-то Хромец и убил деда… Он знал, что дед не сможет сопротивляться ему после смерти. И теперь он знает, где спрятана Чаша… Знает все…

– Прекрати! – рявкнул я, увидев, как побелела Наташа. – Прекрати немедленно! Все это чушь, Дима! Если бы Хромец мог вытворять такие штуки, он узнал бы о том, где спрятана Чаша, еще у первых Итеру!

Глаза, подумал я, вспомни о глазах!

ДД не слушал меня. Он, словно тряпичная кукла, склонил голову на колени, но на этот раз не заплакал – просто сидел, спрятав глаза, как будто смотреть на нас ему было противно.

– А я… – глухо пробормотал он. – Я в это время… мы в это время… Он не договорил.

Наташа рывком склонилась над ним, подняла его голову и прошептала:

– Где спрятана Чаша, Дима? Куда Роман Сергеевич ее спрятал?

И произошло невероятное – ДД улыбнулся. Не усмехнулся кривой и горькой усмешкой, а улыбнулся искренней улыбкой человека, которому есть чему порадоваться в этой жизни.

– Там, куда Хромец никогда не сунется, – сказал он твердо. – Среди тех, кого он боится больше всего на свете. Чаша находится в террариуме, в секторе ядовитых змей.

ОБОРВАННАЯ НИТЬ

Москва, Арбат – Ленинский проспект, 1990-е

Наутро я заставил ДД позвонить Шмигайло. Часы показывали пять минут десятого, и звонок Лопухина застал доцента за утренним кофе.

– Здравствуйте, Димочка, – благодушно произнес китаист (я слушал разговор с параллельного телефона в кухне). – Рад вас слышать. Как поживаете? Как здоровье Романа Сергеевича?

– Он умер, – коротко ответил ДД. – Вчера вечером. Инсульт. Некоторое время доцент молчал. Потом, видимо, сообразив, что пауза слишком затянулась, проговорил:

– Господи, горе-то какое…

Реакция Шмигайло показалась мне странной – он как будто не слишком удивился печальному известию. Впрочем, это могла быть моя обычная паранойя.

– Лев Михайлович, – непривычно твердым голосом сказал ДД, – мне нужно с вами поговорить. Дело не терпит отлагательств, Лев Михайлович.

– Относительно похорон? – деловито осведомился доцент. Нет, хоть режьте меня, неправильно он себя вел! Неискренне.

– Нет, – ответил ДД коротко.

И больше объяснять ничего не стал. Схему разговора мы придумали вместе, но я до последнего момента боялся, не начнет ли он мямлить. Не начал. Растет на глазах, одобрительно подумал я.

– Тогда я не понимаю… – нервно начал Шмигайло.

Это было то что надо. Пусть понервничает, может, быстрее расколется.

– Я вам все объясню, – перебил его ДД. – При личной встрече. Я могу подъехать сейчас?

Эта реплика получилась у него великолепно. Он не спрашивал разрешения, а информировал собеседника, что в ближайший час нанесет ему визит. Мысленно я ему аплодировал, как выражался в подобных случаях мой любимый литературный герой.

– Ну что ж, приезжайте, Дима, – неохотно отозвался доцент после минутного молчания. Тоже мне, мастер драматических пауз. – Я сегодня работаю дома. Вы будете один?

Странный вопрос. Как будто Шмигайло обладал даром ясновидения и знал, что я слушаю их разговор.

– Нет, – сказал ДД. – С вашего позволения, я буду с барышней. Вчера мы договорились, что не будем ходить поодиночке без крайней необходимости. Если Хромец действительно вышел на тропу войны, то каждый из нас подвергался серьезной опасности. Не то, чтобы я всерьез верил в способность ДД защитить Наташу в случае нападения, но лучше такая страховка, чем никакой.

– С барышней? – удивился доцент. Мне показалось, что он немного расслабился. – Ну конечно, Димочка, приезжайте… Угощу вас своим фирменным кофе!

ДД поблагодарил и положил трубку. Я бросил взгляд на часы. Шмигайло жил на Ленинском проспекте, если на Садовом не будет пробок, доберемся за полчаса.

– Одевайся, – велел я стоявшей у окна Наташе. – Доцент вас ждет. Конечно, ехать к Шмигайло надо было мне. Я очень сомневался, что ДД сможет выжать из него ту информацию, которая была нам нужна. Но Лопухин уперся – доцент, мол, пуглив и недоверчив, незнакомому человеку вообще ничего не скажет. В итоге мы договорились, что я буду дожидаться ДД с Наташей в машине. Ну, а если китаист не пойдет на разговор, то я поднимусь и сыграю роль злого следователя.

Машин на улицах было на удивление немного – видимо, жаркие июньские деньки выманили москвичей на дачи. До Ленинского мы добрались даже раньше, чем я рассчитывал. За съездом на проспект бо-летия Октября ДД повернул направо и припарковал машину в тихом зеленом дворе кирпичной «сталинки».

– Ни пуха, ни пера, – пожелал я, когда ДД галантно протянул руку Наташе, чтобы помочь ей выбраться из салона.

К черту меня никто не послал – похоже, они слишком волновались, чтобы обращать внимание на приметы.

Я проследил, как они идут через двор к подъезду. Вокруг царила идиллия: играли в песочнице дети, оживленно переговаривались молодые мамочки с колясками, грелись на солнышке кошки. Но меня не покидало смутное ощущение опасности – как будто мой лысый враг затаился где-то поблизости, внимательно за мной наблюдает и мерзко усмехается своими тонкими бескровными губами. Еще пара дней, подумал я, и можно будет смело ложиться в Кащенко…

Коротко звякнул мобильник. ДД условным сигналом сообщал, что они без приключений добрались до квартиры доцента. Что ж, теперь можно было слегка расслабиться и заняться своими делами…

Для начала я открыл свою записную книжку на странице, исписанной залезающими друг на друга, размашистыми и просто неудобочитаемыми цифрами. Кое-где страница была испачкана пятнами темно-фиолетовой жидкости – судя по слабому запаху, портвейна. Здесь были записаны телефоны компании, с которой мы с ДД познакомились во время незабываемого набега на Малаховку.

Еще вчера я понял, что своими силами обойтись нам не удастся. Хромец был слишком серьезным противником, а я чувствовал себя сейчас не столько бойцом, сколько воспитателем детского сада. Работай я в одиночку, все было бы проще, но парочка инфантилов, за которыми требовалось постоянно приглядывать, осложняла задачу. В то же время привлекать кого-то из профессионалов я не хотел, главным образом потому, что никогда не путаю личные дела с бизнесом. Я полночи провалялся без сна, прикидывая разные варианты, и в конце концов остановился на одной простой, но действенной комбинации.

– Здорово, Джокер! – обрадовался Зурик. – Как сам-то? А я, блин, болею. Выжрали вчера столько… котел теперь как чугунный, прикинь? И какая-то сволочь все время в него такой колотушкой железной – бздынь! Бздынь!

– Сочувствую, – сказал я. – Знаешь, что в одной книжке написано по этому поводу? Лечи подобное подобным!

– Похмелиться, что ли? – с тоской спросил Зурик. – Да я уж пытался… И Светка вон каких-то лекарств нарыла, она ж медсестрица у меня… Все одно не помогает…

– Подъезжай в центр, – предложил я. – Вылечу хорошим чешским пивом. Угощаю.

– Пиво, – задумчиво протянул Зурик. – Чешское… А может, сам приедешь? Я тут в Перово, у Светика…

– Не могу, брат. А вот ты подъезжай, поговорим заодно. Знаешь «Золотой олень» на Маяковке? Вот давай там в два часа.

Что ж, одно дело, можно считать, сделано.

ДД и Наташа появились спустя полчаса – несмотря на обещания угостить кофе, засиживаться доцент им явно не позволил. ДД галантно поддерживал Наташу под руку, и в этом не было бы ничего удивительного, если бы я точно не знал, что она терпеть не может так ходить.

– Ну что? – спросил я, когда они сели в машину. ДД вытащил платок и утер пот со лба.

– Ну и духотища в салоне, как ты только здесь сидишь?

– Привык. Что сказал доцент?

– Ничего толком не сказал, – недовольно фыркнула Наташа. – Плел какую-то ахинею… Правда, жарко тут. Давайте мороженого, например, поедим. Мороженого хочется – ужас как!

– Погоди, – перебил я ее. – Какое мороженое? Расскажите толком, что вам удалось из него выжать. Если он что-то скрыл, я прямо сейчас это из него вытрясу.

– Он не станет с тобой разговаривать, Ким, – возразил ДД. – Он, по-моему, чем-то очень напуган. Правда, давай отъедем куда-нибудь, здесь неподалеку, кажется, есть летнее кафе. И там спокойно тебе все расскажем, хорошо?

– Потеря темпа, Дима. И потом, вдруг он куда-нибудь сейчас свалит? А так мы его из-под колпака не выпустим.

ДД был готов согласиться, но Наташа, надув губки, открыла дверцу и вылезла из машины. Лопухин, разумеется, немедленно бросился за ней. Догнал, схватил за руку и начал что-то горячо ей объяснять. Я смотрел на этот спектакль с плохо скрываемым злорадством.

В итоге мы, разумеется, поехали есть мороженое. По счастью, ближайшая кафешка – пять столиков под парусиновыми тентами – находилась в сотне метров от дома Шмигайло. Наташа с видом победительницы заказала двойную «фисташковую мечту», ДД взял апельсиновый сок, я довольствовался пивом.

– Лев Михайлович был чем-то напуган, – повторил ДД. – Вел себя очень… странно. Нервничал. Все время пытался свернуть на другую тему. Про расшифровку китайского фрагмента говорить не хотел…

– Но мы его заставили, – добавила Наташа. – Я сказала, что Роман Сергеевич писал книгу, и не успел прокомментировать этот фрагмент. Наврала, конечно. Ну и что, главное, он купился.

– А вы узнали самое главное? – спросил я. – Он кому-нибудь показывал этот фрагмент или рассказывал о своей расшифровке?

ДД пожал худыми плечами.

– Уверяет, что никому. Но…

– Что – «но»?

– Но на эту тему он говорил неохотнее всего. Прятал глаза и всячески увиливал от ответа. Если честно, мне показалось, что он чувствует себя в чем-то виноватым.

– Ясно. Значит, все, чего вы добились – напугали доцента еще больше… Что ж, результативно сходили, ничего не скажешь.

– Уж кто бы говорил! – обиделась Наташа. – Между прочим, он объяснил нам про эту нефритовую змею…

– Про Нефритового Змея, – поправил ее ДД. – Да, это интересно. По словам Шмигайло, Нефритовый Змей – это арбалет, изготовленный в Китае эпохи Тай специально для того, чтобы убить Хромца.

– Это и так было понятно, – сухо сказал я. – Твой дед рассказывал мне, что Ли Цюань перед смертью отдал его какому-то врачу, чтобы тот отнес его в Ктезифон. И что в этом нового?

– А то, – торжествующе заявила Наташа, – что арбалет этот у нас, в России! И даже вроде бы в Москве…

– Да ладно, – хмыкнул я, – может, еще у него дома?

– Нет, он сказал, что вроде бы у какого-то коллекционера. И он даже своими глазами его видел!

– А что за коллекционер такой? Как зовут? Наташа скорчила разочарованную гримаску.

– Не сказал. Извините, говорит, не могу выдавать чужие тайны.

– В каком-то смысле он прав, – начал ДД, но я не дал ему договорить.

– Значит, сдавать твоего деда он мог, а коллекционера этого назвать ему совесть не позволяет?

– Ну мы же не знаем точно, сдал ли он деда… Это меня взбесило.

– А если не он, то кто? Кто еще был в курсе того, что твой дед интересовался тем, как убить Хромца?

ДД опустил взгляд.

– Кроме доцента – только я…

Вид у него был такой несчастный, что мне расхотелось на него ругаться. Я быстро допил пиво, поднялся и сказал:

– Ждите меня здесь. Я сейчас из него все вытрясу.

– Пытать, что ли, станешь? – усмехнулась Наташа.

– Если понадобится, то и пытать, – утешил я ее. – Но обычно до этого не доходит.

Главное, подумал я, чтобы напуганный доцент открыл мне дверь. Но для этого существует много разных уловок…

– Дай мне шляпу, – велел я ДД.

Он, поколебавшись, подал мне свое роскошное «борсалино». Надевать я ее не стал – шляпы мне вообще не идут.

– Но ты же не причинишь ему вреда, Ким? – неуверенно пробормотал ДД.

– Расслабься, – сказал я и помахал шляпой. – Жить будет…

В подъезде доцента был установлен кодовый замок, но такой простой, что не справиться с ним мог только обладатель очень низкого IQ. Я нажал на кнопки, которые блестели больше других, и услышал характерный щелчок. Лифт я проигнорировал – Шмигайло жил на третьем этаже. На лестничной площадке было полутемно – лампочка не горела, слабый свет лился из давно не мытого окна пролетом выше. Для моих целей этот полумрак подходил как нельзя лучше.

Я нахлобучил шляпу ДД, поднялся на цыпочки (Лопухин выше меня почти на голову, но я надеялся, что доцент не настолько наблюдателен) и позвонил в звонок. Вот сейчас из-за двери послышатся шаги, голос доцента спросит: «Кто там?» и я отвечу: «Простите, ради бога, Лев Михайлович, это я, Дима, я совершенно забыл, в бумагах деда был конверт, адресованный вам…» Не самая лучшая импровизация, конечно, но люди любопытны, и Шмигайло, заглянув в глазок, скорее всего, откроет мне дверь. А если нет… что ж, тогда придется придумать что-нибудь еще.

Время шло, а никаких звуков за дверью я не слышал. Я надавил на кнопку звонка еще раз – да, звонок работал, его эхо заливисто раскатилось в недрах квартиры доцента. Где же, черт побери, Шмигайло?

Ушел, подумал я хмуро. Пока Наташа наслаждалась своим мороженым, а я пил пиво, доцент, которого явно спугнул визит Лопухина-младшего, сбежал в неизвестном направлении, видимо, предчувствуя большие неприятности. Что ж, в некотором смысле он был прав.

Тут внизу хлопнула дверь и от неожиданности я покачнулся. Долго стоять на цыпочках, даже опираясь одной рукой о стену, не слишком удобно. Я инстинктивно выставил вперед вторую руку и уперся ладонью в дверь квартиры Шмигайло. Дверь открылась.

В квартире пахло застарелой кошачьей мочой. Очевидно, у доцента жил кот, который несколько лет подряд метил свою территорию. Еще довольно сильно пахло кофе, и сочетание двух этих запахов придавало атмосфере жилища Шмигайло известную оригинальность.

Я вошел, осторожно притворив за собой дверь. Вытащил из-за пояса пистолет.

Запах кофе доносился из кухни, но там никого не было. На плите стояла еще горячая джезва, до краев полная крепким кофе. Пенка, которая сохраняется на свежесваренном кофе минуты две-три, уже растаяла. На столе голубели две чистые фарфоровые чашечки.

Что же это получается, подумал я, доцент так испугался, что бросился вон из квартиры, не выпив кофе и не закрыв входную дверь?

Держа оружие наготове, я прошел в большую комнату. Нет, Шмигайло никуда не убежал. Он лежал на полу, раскинув руки, словно человек, упавший с большой высоты. На спине у него сидел большой рыжий кот и негромко урчал.

Я смутно помнил, что доцент, читавший нам на первом курсе лекции по истории древнего Китая, был небольшим и щуплым. Но теперь, спустя десять лет, он казался еще меньше и беззащитнее. Похож он был на тряпичную куклу, которую небрежно бросили на пол после представления театра марионеток. Я наклонился над ним, присмотрелся – он не дышал. Несколько секунд я раздумывал, можно ли мне вообще к нему прикасаться. Потом вернулся в прихожую, вытащил из-под телефонного столика полиэтиленовый пакет и обмотал им руку. Вернулся в комнату, согнал недовольно мявкнувшего кота и перевернул легкое тело доцента на спину.

На лбу у него расплывался уже знакомый мне фиолетовый знак – печать Черепа Смерти.