Текст книги "Умирать вечно"

Автор книги: Кирилл Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 12

– М-да, – чмокнул я губами, сложенными в трубочку. Заметно подрагивали руки, скорбно свешенные меж колен. – Наверное, я туповат, потому что все равно ничего не могу понять. Как же кучка простых смертных может избавить Землю от зла, если это не удалось армиям солдат?

– Сама не знаю, – пожала плечами в ответ Ника. – Но то не моя задача. Моя задача – доставить тебя в Виссен, а там уже проверят, Энвиад ты или нет. Если нет…

Она умолкла. Я же вздрогнул от ее невольной паузы, заметил, как девушка быстро отвела взгляд. Не надо было спрашивать, что ждет меня, окажись я простым «симулянтом», но я все ж спросил.

– Если повезет, тебя оставят в городе. Будешь работать, воевать… В общем, заниматься всем тем, чем занимаются жители Виссена.

– А если не повезет?

– Тебя выгонят за пределы купола. Без еды, воды и оружия.

Почему-то я сильно сомневался, что меня действительно выгонят. Скорее всего, пристрелят на месте. Во всяком случае, Гоша точно пустит в мой высокий лоб одну из пуль, сидящих в его автомате.

– Значит, нам предстоит добраться до Австрии, – отвел я разговор в другое, более приятное для меня русло. – Наверное, это дней десять пути на ваших броневиках.

– При самом удачном раскладе на «Чертах» мы доберемся до Виссена дней через двенадцать, если быть точнее. Но путь до города сложен, местами лежит по территориям, оккупированным демонами, бандами и сектами. Все уцелевшие дороги одинаково опасны.

– Особенно севег Повши, котогый нам ну никак не обвехать, – «обрадовал» Хакер. – Там, есви хочешь знать, запгаввяют ни демоны, ни вуди, а астегы!

– Астеры? – переспросил я. – Хм, мне казалось, астеры, то бишь ангелы, должны быть самыми миролюбивыми из всех появившихся на Земле существ. И вообще, они же наши союзники!

– Хотелось бы так, но, к сожалению, астеры обезумели сразу после падения их главной крепости Икстриллиума. Ее ведь разнесли в пух и прах войска Сибирского военного округа России, то есть люди. Так что теперь все ангелы относятся к нам, к людям, как к скоту, с которым не стоит иметь общих дел. А на севере Польши вообще психопаты все, в том числе ангелы.

– Чем же они страшнее демонов?

– Тем, что убивают с особой жестокостью…

Броневики развернулись на запад. Дорога впереди была свободной, практически нетронутой вторжением. По бокам лежали хмурые, но в общем-то обычные поля, местами припорошенные снегом, местами перечеркнутые лесополосами. Нас догонял закат, а вместе с ним и стремительно летящие свинцовые облака, набитые снегом. Мы подкрепились прямо на ходу, Гоша даже не вылезал из-за руля, пока ближе к полуночи его не сменил апатичный Молот. Хакер, настоящее имя которого я так и не узнал, развалился на прикрученной к стене броневика койке и тихонько посапывал в обнимку с автоматом. Ника, сбросив тяжелую амуницию, приводила в порядок свое оружие, затем тоже легла на соседнюю койку, свернулась калачиком и уснула. Я же некоторое время глядел на горящие впереди нас красные фонари второго броневика. Уснуть я не мог, потому что мысли вертелись в голове хороводом, настолько стремительным, что уловить отдельную доставляло массу проблем. Я с удивлением обнаружил, что испытываю странное ощущение, будто бы мысли вертятся не только в голове средь извилин из серого вещества, но и в районе легких, и в желудке, и даже где-то внизу живота. Все тело словно привыкало к окружающей действительности, привыкало нехотя и крайне медленно, но все ж… Ведь иначе, если не привыкнуть, можно сойти с ума.

Вывод, что стоит отныне поменьше думать о действительности, позволил мне немного успокоиться и задремать. Тихо пищали системы Хакера, в том числе GPS и радары, тихо пела резина «Черта» по холодному асфальту, тихо сопели охотники. Нагнавшая нас ночь разразилась снегопадом, густым и пугающим, так что автомобили снизили скорость и на малых оборотах двигались куда-то вдаль, на запад, к городу-куполу, к неизвестной, пугающей, но неизбежной судьбе…

А мне снился сон, навеянный, должно быть, снегопадом. Сон странный, туманный, поверхностный. Сон, воспринимаемый скорее не разумом, но душою, видимый не глазами, но всей поверхностью тела. Мне снилось, будто я стою на невообразимо высокой горе, такой высокой, что не видать даже ее склонов, затянутых белесой дымкой тумана. Гора будто плыла в потоке молочных облаков, настолько стремительно несущихся по небу, что разглядеть их отдельные черты не представлялось возможным. Я чувствовал, что где-то внизу, за туманом, раскинулись земли, где живут люди, звери, птицы, где текут быстрые реки и цветут благоухающие цветы. Там, внизу, идет обычная жизнь, тихая и размеренная, не сметенная ордами демонов и ангелов, не потревоженная несчастьями и лишениями. Но во сне я будто бы знал, что скоро всему этому придет конец. Мир рухнет, реки станут ядовитыми, цветы иссохнут и превратятся в прах, а люди начнут убивать друг друга.

Казалось, должна прийти жалость или, по крайней мере, некое разочарование, что идиллия разрушится. Но нет, я ощущал спокойствие, какое ощущает человек, почти достигший главной цели всей своей жизни. Спокойствие, постигаемое, наверное, лишь единицами из когда-то живших и живущих ныне. Воспоминания всей прошлой жизни ушли в темноту, стерлись из памяти, и взамен пришли другие, неясные, нечеткие как пустынный мираж.

Я умер. Точно, я уже умер! Семь лет, проведенных мною в беспамятстве означают лишь то, что я был мертв, но вот вновь воскрес. Вновь!

Вновь…

Почему меня это так обескуражило? Разве жить – плохо? Разве жизнь – не главная и подчас единственная отрада, дарованная высшими силами? Нет, жизнь – хорошая штука, как ни крути, с этим не поспоришь. Жизнь прекрасна, она дает радость познаний и открытий, отворяет дверь в многочисленные миры фантазий и воспоминаний, она дает надежду на рано или поздно достигаемое счастье… Счастье…

Все ж глупое это слово – счастье… Бессмысленное. Кто скажет, в чем оно состоит, тот ошибется, потому что счастье невозможно постичь, познать, увидеть или потрогать. Счастье так же ускользает из наших рук, как ускользает вода, как обдувает руки ветер, как летят по высокому и низкому одновременно небу белые облака. Белая река облаков… Каким видится счастье человеку, людям? Примитивным, банальным, обывательским, материальным… Недаром ведь испокон веков ходят поговорки, мудрствующие о счастье: не в богатстве, не во власти, не в здоровье оно… Наверное, в поиске? В поиске счастья и заключается само счастье? Возможно… Когда веришь, что счастье есть и его можно найти, ты уже, фактически, счастлив. Вероятно… И ведь я искал его! Искал, потому был уверен, что найду, потому был счастлив, когда до окончания поисков, до логического завершения моей жизни осталось лишь мгновение!

Но как же я теперь разочарован! Как слеп был я, как заблуждался, что иду верной дорогой, что дошел до конца и осталось сделать лишь единственный шаг! Нет, не разочарован я, не обескуражен… Я подавлен и несчастен…

Вновь я стою здесь, на этой вышине мира, на самой высокой точке, какую только можно себе представить. Тут и облаков-то быть не должно вовсе, и воздух разрежен до боли в легких и головокружения. Но, тем не менее, я вновь стою тут, откуда, пожалуй, все и началось…

Началось… что? Моя жизнь? Моя смерть? Мой путь? Не знаю… Трудно взять под контроль скачущие галопом мысли, трудно усмирить бушующее сердце. Ничего не складывается в голове, но как будто бы… как будто бы…

Я в изнеможении сел на корточки и закрыл лицо ладонями, совершенно обессиленный от странных мыслей и ощущений, пришедших будто бы и не ко мне вовсе на этом высочайшем пике. Долго сидел я, обдуваемый ветрами, не чувствовал холода. Когда, наконец, я отнял руки от лица, то заметил, что нахожусь вовсе не на пике горы: под ногами были светло-серые, почти белые плиты, аккуратные квадраты мелкозернистого материала вроде бетона…

Где же я все-таки? Вначале… Опять…

Опять…

Я проснулся так резко, что едва не вылетел из кресла. Броневик бросало из стороны в сторону, по кабине туда-сюда летали какие-то вещи. Ника в черной футболке и камуфлированных штанах что-то кричала Молоту, взбираясь при этом по небольшой лесенке наверх, в башню с пулеметным гнездом.

– Опять эти подонки! – Лишь это смог я разобрать в крике девушки.

Тут же до слуха донесся глухой бас пулемета, крупнокалиберного, судя по звуку.

Ба-ба-ба-ба-ба…

Короткая очередь. Броневик вновь бросило в сторону. И вновь:

Ба-ба-ба-ба-ба…

Я заметил ноги Хакера, быстро скрывшиеся во втором пулеметном гнезде. Теперь орудия долбили в унисон, приглушенные толстыми стенами броневика. Молот крутил руль и был напряжен до предела, о чем свидетельствовали вздувшиеся на спине и руках мышцы; Гоша визгливо орал проклятия и посылал короткие автоматные очереди в отверстие рядом с бронированным лобовым стеклом.

Нетрудно было понять, что на нас кто-то напал. Кто – я не знал, но крики экипажа «Черта» недвусмысленно намекали на опасность, исходящую от нападающих. Трясущимися руками я поднял оброненный Никой автомат (вроде бы АК-74 с укороченным стволом), подскочил к закрытой бойнице в боку броневика, затем привычным движением снял оружие с предохранителя и дослал патрон (как-никак я работал в охранной структуре и умел обращаться с оружием, а с армии остались навыки стрельбы и из пулеметов, и даже из минометов). Открыв узкую бойницу, я поначалу ничего не заметил, лишь белесую пелену снега и тьму. Однако тут же трассирующие пули вырвались откуда-то слева, несущиеся в нашу сторону; ответный залп сразу двух гнезд поразил цель во тьме, и она взорвалась яркой вспышкой. То был автомобиль.

Я метнулся к бойнице в задней части корпуса броневика. Открыв ее, я сразу увидел мощный свет фар. Кому принадлежат эти фары, друзьям или врагам, мне почему-то стало плевать. Высунув ствол автомата в бойницу, я нажал на гашетку, и тут же оружие задрожало в руках, поливая огнем преследователей. Израсходовав весь магазин, я отыскал на полу еще один и снова принялся палить, ориентируясь на свет. Сколько продолжался бой, я не мог сказать, как не знал, какое количество патронов израсходовал.

Но вот броневик остановился, замер. Не слышно было более выстрелов и криков экипажа. Ника, Хакер и Гоша быстро нацепили бронежилеты и шлемы, ощетинились автоматами и выскочили наружу. Из стоящего поодаль второго «Черта» так же высыпали охотники. Группами по три человека они быстро добежали до горящих остовов чьих-то автомобилей, хлопнуло несколько выстрелов. По внутренней связи, выведенной в кабину броневика, пришла команда от Ники возвращаться, и вскоре весь экипаж был вновь на борту.

Я держал автомат в каменных руках, по лицу тек пот. Усмехнувшись, Гоша полез на сиденье рядом с Молотом, а Ника хлопнула меня по плечу:

– Молодец, Витек! Я не думала, что ты такой снайпер! Молодчинка!

– Поздгаввяю с боевым кгещением! – улыбался Хакер, потный, с горящими от азарта глазами. – Кгуто ты увожив две тачки!

– Я?

– Ага, – рассмеялась девушка. – Две машины прямой наводкой! Они, суки, подобрались под пулеметы, я достать не могла. А ты молодец, Витя!

Я отдал автомат Хакеру и рухнул в кресло. В голове гудело от напряжения, уши были забиты будто ватой.

– Кто это хоть был?

– Да сволота местная, – откликнулся Гоша. – Эти пи…ы всегда нападают на проезжающие тачки. Мудаки, прости господи, еб…е…

– Клан бандитов, которые любят грабить караваны, – более понятно объяснила Ника. – Мы на этой дороге уже третий раз с ними столкнулись. Для них, видимо, дело чести уничтожить нас. Но «Чертей» не так-то просто одолеть!

Оказывается, пока я спал, нас нагнали несколько автомашин, набитых головорезами. Используя антирадарные устройства и не включая фары, бандиты под прикрытием снегопада приблизились к нашей группе вплотную и напали. Девушка посетовала на собственную неосмотрительность и немедленно приказала обоим броневикам потушить фары на всю ночь, ориентируясь на дороге по приборам ночного видения.

– Впереди может оказаться засада. Лучше уж двигаться на ощупь, но прорваться, чем лететь на всех парах прямо на гранатометы.

Впрочем, дальнейшая ночь прошла спокойно. За рулем Молота сменил Хакер, и остальные члены экипажа мирно уснули. Только я не спал, до сих пор оставаясь под впечатлением от нападения, лишь сидел и тупо разглядывал мониторы радаров. С наступлением утра, к слову, я все-таки уснул…

ГЛАВА 13

К концу второго дня без всяких приключений мы добрались до Минска, объехали его по широкой дуге (город был уничтожен тремя ракетами «Тополь-М», пущенными с территории Карелии, вследствие чего радиационный фон в Минске и его окрестностях превышал допустимый уровень в сотни раз). Ника говорила, что по летней дороге броневики прошли бы больше, но повсеместные снежные наносы и гололед не дают «Чертям» идти с максимальной скоростью. Топливом мы заправлялись на встречающихся по пути перевалочных пунктах, принадлежащих в основном той или иной банде. В обмен на топливо охотники предлагали хмурым типам-заправщикам лекарства, таблетки для обеззараживания воды, наркотики, еще массу мелких вещей, имеющихся на броневиках, впрочем, с избытком. Мне советовали оставаться внутри, пока девушка договаривалась о бартере, со мной же оставался Хакер, на всякий случай дежуривший в пулеметном гнезде. Таким образом, за двое суток практически беспрерывного движения мы преодолели более тысячи километров.

На ночлег мы остановились в хорошо укрепленном форте, служившим опорной базой охотничьей сети. Здесь, в отличие от иных мест остановки, нас встретили тепло и дружелюбно, сразу предложили горячий душ и отличную еду. Помимо еды нас угощали спиртными напитками, из которых я почему-то предпочел водку. Веселая компания захмелевших охотников и защитников форта шумно разговаривала в невысоком здании-столовой, а те, кто желал отойти ко сну, располагались в невысоком же подобии американского загородного мотеля. Толстые железобетонные стены с поперечными ребрами усиления надежно защищали укрывшихся в форте людей от внезапного нападения; четыре наблюдательных вышки с прожекторами по углам прямоугольного периметра укрепзоны то и дело освещали грязные окна столовой.

Как рассказали мне Ника и Хакер, подобные форты, построенные почти всегда по одному образцу, существуют во многих местах и служат, прежде всего, для нужд охотников, странствующих по миру, ищущих и собирающих различные вещички, так называемые «артефакты», сохранившиеся с довоенных времен. Некоторые из находок, по словам моих спутников, обладают магическими свойствами и особенно ценны, но ходят слухи о вовсе уж бесценных реликвиях, дающих владельцу огромную силу, небывалые способности или даже бессмертие. Впрочем, я предпочел слушать рассказы об артефактах вполуха, так как до сих пор не был свидетелем каких бы то ни было проявлений магии.

Ближе к полуночи, когда мои спутники разбрелись кто куда, ко мне, довольно уже пьяному, подсел незнакомый тип, некрасиво скособоченный, с почти не работающей правой рукой. Седые волосы незнакомца были собраны сзади в короткий хвост, на лбу алел недавний шрам толщиной в палец. Ранее я не заметил этого человека, хотя не заметить его, признаюсь, трудновато. Подумалось, что он принадлежит к группе прибывших до нас странников.

– Вы ведь не охотник, верно? – неожиданно приятным, мягким голосом спросил он.

Я прожевал кусок мяса, затем кивнул:

– Угу.

– Значит, вы один из тех, кого называют Энвиадами? – задал новый вопрос незнакомец, хотя в его интонации было больше утвердительного, нежели вопросительного.

– Я предпочитаю думать иначе, – ответил я, сделав неопределенный жест рукой. – Кстати, а вы кто будете, если не секрет?

Незнакомец встрепенулся, затем подал мне свою парализованную руку:

– Ой, простите меня за бестактность. Мое имя Александр, но вы можете звать меня Саша.

– Витя.

Мы обменялись рукопожатием. Затем Александр приметил стоящую подле бутылку водки, налил себе и мне по половине стакана.

– За знакомство!

Мы выпили, закусывая жареным мясом. На другом конце стола охотники, в том числе и ребята из экипажа первого «Черта», что-то громко обсуждали и беспрерывно гоготали.

– Как вам у нас? – поинтересовался Александр, окинув взглядом окружающее пространство.

– Ничего, – нейтрально ответил я. – Милое местечко.

– Да нет, вы не поняли. Как вам вообще? В новом мире, в новом окружении? Ведь, согласитесь, сменить обычную, мирную, размеренную жизнь на полное опасностей существование ныне не так-то легко для психики.

Я сощурился и хмыкнул:

– Вы на самом деле полагаете, что я Энвиад?

– Безусловно. Взять хотя бы вашу одежду: в таком наряде люди не ходят уже семь лет.

Я вынужден был согласиться. Тряпье, в которое превратилась моя одежда после семилетнего забытья, не шло ни в какое сравнение с военно-полевой формой всех, кого я успел встретить после «спячки».

– На меня не хватило комплекта, – попытался я отшутиться.

– Да ладно вам, в самом деле, – улыбнулся Александр. – Ведь вовсе не постыдно быть Энвиадом, но даже наоборот – это честь! Честь, которой удостоились лишь немногие. Вам, наверное, уже рассказали о предназначении Энвиадов?

Я кивнул, соглашаясь.

– Сразиться с ангелами смерти, уничтожить какой-то Источник зла, спасти мир от окончательной гибели… Только и всего. Еще, правда, говорили, что я могу оказаться вовсе не спасителем…

– У вас есть чувство юмора, – то ли всерьез, то ли, опять же, в шутку похвалил Александр. – Однако я хотел узнать, известно ли вам, почему, собственно, произошел Апокалипсис?

– Люди оборзели, отвернулись от Бога и впали в кураж.

– В общем-то, так, но это не совсем точно. Главное здесь, Виктор, ясно понимать, совершенно точно для себя уяснить, каково происхождение нашей вселенной. Вот, по-вашему, кто создал вселенную?

– Бог. Ну, по крайней мере, я не вижу иного претендента на это место.

– А что есть Бог в вашем понимании?

Я вынужден был задуматься, ведь никогда ранее всерьез не рассуждал об этом даже наедине с самим собой. Наверное, зря. Ведь человек, настоящий человек, непременно должен время от времени задумываться о своем происхождении, о своем предназначении, о прочих метафизических вещах. Задумываться не для того, чтобы найти какие-то ответы, но просто ради повышения собственной духовности, ради просветления морального облика, если можно так выразиться. Думать о Боге полезно, пока это не превращается в манию, и я с этим совершенно согласен. Есть он или нет его, не важно, ведь человеку все равно не дано познать суть божественного духа, однако рассуждения и внутренние дискуссии такого рода уже не дают право конкретному человеку считать себя кем-то или чем-то особенным, уникальным, высшим. Естественно, каждый по-своему уникален, неповторим, но неповторимость эта не может возводиться в некий абсолют, ведь, по большому счету, все мы равны. И стар и млад, и он и она – все. Вероятно, и нет никакого предназначения, нет особого смысла в происхождении, но думать об этом все же стоит, хотя бы изредка. Мысли о всеобъемлющем, вечном, недосягаемом стимулируют в человеческом духе склонность к самоанализу, к ответу на вопрос: «А достоин ли я быть человеком, быть частью этого всеобъемлющего, вечного?». По сути: «Достоин ли я того, чтобы жить?». Когда человек задает себе этот вопрос, он невольно начинает анализировать собственные поступки и мысли, желания, амбиции; подсознательно он хочет стать хотя бы немного лучше, дабы ответ в итоге прозвучал утвердительно.

– Бог – это все окружающее, вся совокупность энергии как уже открытой, так и не открытой, по-вашему – магической, – брякнул я, впрочем, первое, что пришло в голову.

Александр скривил рот в снисходительной улыбке:

– Такой тезис особенно популярен был в эпоху неохристианства. По сути, во времена, предшествовавшие Апокалипсису. Однако, Виктор, вы не можете не знать того, что окружающий нас с вами мир полностью греховен с точки зрения христианства. Собственно, получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, религия утверждает, что Бог есть все, с другой же как минимум одна часть этого всего несет в себе зло и грех.

– В чем же здесь парадокс? Я где-то слышал, что Бог есть все в самом широком смысле этого слова: Бог есть и добро, и зло.

– Значит, Бог есть грех? Подумайте, но разве не смешно это звучит? Тогда ради чего тысячелетиями люди поклонялись божеству, греховному, злому по своей сути, пусть даже и частично?

– Люди склонны совершать глупости, – опять без всякой связи ляпнул я, разливая водку по стаканам. Приятное тепло в желудке вводило меня в состояние глубокого наслаждения, тревоги отступили, и теперь любая сложность казалась преодолимой.

– Согласен, – кивнул Александр, принимая стакан. – Как я уже говорил, под христианскую интерпретацию зла подходит практически весь осязаемый мир, а попытка представить Бога как абсолютное добро, не согласуется с проблемой происхождения зла. Действительно, откуда же взяться злу, если Бог есть абсолютное добро? По этой причине еще задолго до нас с вами возникло предположение, что вовсе не Бог создал вселенную, по крайней мере, видимую вселенную. За Богом числится лишь создание мира духовного, невидимого и практически недоступного для нас, а вселенную создал Сатана.

– Сатана?

– Именно так. Позвольте сразу вас предупредить: отриньте стереотипное представление о Сатане как о главном и самом ужасном демоне, о каком-то диком садисте и кровожадном убийце. Просто представьте Сатану как антипод Богу, как ночь, противоположную дню, как темноту и, собственно, отсутствие темноты…

– Как свет и отсутствие света, – перебил я, вставив очередную пьяную глупость.

– Можно и так. Собственно, Виктор, если предположить, что окружающий нас мир создан Сатаной, то все становится на свои места. Светлое божество создало мир бестелесный, нематериальный, где нет ни боли, ни страданий, ни каких-либо лишений. Это мир спокойствия и блаженства, мир, подобный широкой реке, не спеша несущей свои воды в спокойный океан, где не бывает бурь. Темное божество создало мир материальный, полный боли и лишений, заключающийся в постоянной борьбе, в выживании и сравнимый с бурной горной рекой, где пенистая вода постоянно натыкается на многочисленные пороги. Светлое божество ведет в свой умиротворенный универсум через смирение и покаяние, через так называемое духовное развитие, идущее во вред развитию телесному, физическому. Светлое божество советует во всем отказывать телу и практически во всем – духу, обещая вечное спокойствие и блаженство где-то в недосягаемой иными путями тиши. Темное божество поощряет все телесные переживания, все манипуляции с материей и энергией, с самой жизнью. Темное божество ничего не обещает, лишь представляет пред нами материальный мир и говорит: «Это твое, пользуйся же и получай наслаждение от жизни! Коли ты не в состоянии обработать землю и взрастить хлеб, коли не можешь ты добыть себе дичь на охоте, коли не интересны для тебя тайны, сокрытые вокруг – умри, исчезни в светлом универсуме, которого, впрочем, может и не быть». Складывается впечатление, что светлое божество старается переманить на свою сторону людей, изначально материальных, а следовательно – созданных темным божеством. Будто Бог не в состоянии прорваться в материальный мир и дать людям блаженство здесь и сейчас…

Но окунемся вглубь истории. Не знаю уж как, однако светлому божеству удалось проникнуть в материальный мир. Оно явилось в образе собственного сына (созданного из плоти и крови, принадлежащих темному божеству), но явилось, прежде всего, к кому? К нищим, к самым примитивным слоям общества, члены которого были убоги как по интеллектуальному развитию, так и по развитию духовному. Светлое божество начало свою проповедь в стане рыбаков, знавших лишь, как ловить рыбу и как отличить богатый улов от бедного. Оно сказало им: «Будьте такими же нищими и убогими, примитивными и безынициативными, и да прибудет после вам вечное счастье». Светлое божество изначально в совершенно чужом для него мире поощряло убогость и нищету, следствием которых может быть лишь скудоумие и болезни. Оно, божество, по сути, старалось отвернуть человека от его естества, от инстинктов, от выработанного за многие тысячелетия эволюции механизма самосохранения и выживания. То есть – убить. Косвенно, конечно, но… Светлое божество устами своего сына молвило: «Что печетесь вы о хлебе насущном? Зачем стремитесь вы к благам земным, которые скоропреходящи? Какое значение имеет ваша гордость, если высший на земле будет низшим в Царствии Небесном? А плотская похоть ваша, разве она не врата Ада?» Изначально светлое божество стремилось подавить в человеке любовь к жизни, страсть, желание, искоренить данное темным божеством счастье быть живым, любить, желать, испытывать всю необъятную гамму чувств! Взамен же светлое божество предлагало эфемерный, нереальный, расплывчатый мир…

Особенно остро отчего-то светлое божество ненавидело плотскую страсть, что показано даже в мифе о рождении его сына. Скорее всего, светлое божество совершенно не разбирается в биологии и механизмах репродукции живых существ, иначе придумало бы более правдоподобную сказку… Отчего-то сама женщина для светлого божества представляется источником всех бед и несчастий, практическим воплощением зла и негативного начала. Omnia mala ех mulieribus! С другой стороны, во все времена женщин ценили более мужчин, оберегали и хранили как самое ценное, что можно сохранить. Сколько прекраснейших произведений искусства посвящено женщинам! Сколько великолепных историй о чистой любви можно отыскать в фольклоре любого народа! Вспомните, Виктор, вашу собственную жизнь; я уверен, в ней есть место этому светлейшему из светлейших, прекраснейшему из прекраснейших чувству любви к женщине. Воистину, я предвосхищаю это чувство, превозношу над любым другим чувством, какое способен перенести человек. Любовь есть основа мира и процветания, благоденствия и счастья. Так почему же светлое божество так негативно относится к женщинам и к любви к ним, пусть даже плотской? Разве не понимает светлый бог, что без любви, без страсти невозможно продолжение рода? Готов ли светлый бог убивать младенцев лишь за то, что они – женского пола?

Светлое божество, вторгшись в чужой мир, возненавидело все прекрасное, что есть в этом мире. Искусство воспринимается им, как правило, дьявольским наваждением; сие справедливо и для науки. Проповедуя нищету и убогость, светлое божество советует отбросить прочь любое проявление страсти, как плотской, так и интеллектуальной. В конце концов, доходит до того, что amor si vincitur, diabolus vincitur. С каждым новым годом после проникновения светлого нематериального божества в наш материальны мир происходит все большее и большее удаление человека от природы, от естества и внутреннего баланса. Созданная последователями светлого божества церковь бесчинствует, разоряя древние храмы, уничтожая величайшие произведения искусства, вводя мир в длинную – в тысячу лет! – полосу мрака, хаоса и повсеместных гонений. В это время не происходит совершенно никакого развития: ни научно-технического, ни интеллектуального, ни духовного, но лишь деградация и упадок. Светлое божество, потеснив и уничтожив прежний уклад, привело мир к мраку.

В безумном бою церковь кусок за куском разрывала ту артерию, через которую кровь земли текла в человека. Она уничтожала бессознательный, естественный природный отбор, проявляющийся в красоте, силе и мощи; она охраняла все то, что природа хочет отвергнуть, против чего она так мощно восстает: грязь, уродство, болезнь, калеку, кастрата. Охотнее всего церковь кастрировала бы весь мир, погасила бы свет, отдала бы всю землю в жертву серному дождю; ее единственным стремлением, ее жгучим желанием было одно – чтобы обещанный Страшный Суд пришел, наконец.

И он пришел. Светлое божество, очевидно, позавидовавшее более совершенному устройству изобретенного темным божеством мира, вторглось в этот мир, изуродовало его и попыталось вовсе уничтожить.

Александр умолк. Наверное, выдохся, подумалось мне. Дабы не возникло неловкой паузы, я поднял согретый уже стакан над столешницей и молвил:

– За справедливость!

Мы выпили, бодро чокнувшись. Александр, шумно занюхав ломтем мяса, спросил:

– Вы согласны со мной, Виктор?

– Не совсем согласен, – ответил я. – Вернее, совсем не согласен.

– Но почему?

– Видите ли, Саша, вы говорите о проникшем в наш мир внешнем божестве как о каком-то страшном, смертельном вирусе. Но подумайте, разве религия, в том числе и христианская, проповедует какое бы то ни было зло? Разве она не учит людей быть добрее, терпимее по отношению друг к другу, разве не учит она уважать и ценить природу? Природу, которая, по вашим словам, есть ни что иное как творение Сатаны! Религиозные трактаты вроде Библии не стоит воспринимать как абсолютное учение о верной жизни, но в них же столько всего хорошего написано! Ни Библия, ни Коран не содержат в себе призывов ломать, крушить, уничтожать, ненавидеть, свирепствовать!

– Здесь я позволю с вами не согласиться. Очевидно, вы знакомы лишь с православной Библией, адаптированной версией Священного Писания для конкретного места и конкретного этноса. Но если мы возьмем, например, Библию Аргентины, то не найдем в ней никакого упоминания о том, что следует подставить левую щеку, когда тебе врезали по правой. То же самое и в Коране: отомсти врагам своим и обидчикам, дабы неповадно им было впредь.

– Вот и ответ на вопрос, почему же светлый Бог предстает перед некоторыми как Бог несправедливый, «себе на уме», ввергнувший мир в безумие и хаос, – воскликнул я, невольно завлеченный беседой. – Кто был во все времена проводником между Богом и народом? Церковь! Но мы-то с вами прекрасно знаем, что далеко не в каждой церкви можно встретить Бога, что далеко не каждый священник почитает прежде всего Бога, нежели себя и свои прихоти. Святая Инквизиция, этот страшный Крестовый Поход за Гробом Господнем был ведь ничем иным как разбойничьей войной для обогащения Церкви, для личного обогащения кардиналов и иже с ними. Прикрываясь религией и Библией, они истребляли города, насиловали и убивали, воровали, разрушали. Они, сотворенные, по вашим словам, Сатаной, воплотили собой именно Сатану с его злобной натурой, а не Бога, учившего доброте, терпимости и аскетизму. Эти подонки не имеют никакого отношения к Богу! Иисус, придя прежде всего к нищим, к убогим, как вы сказали, оказался прав, ведь кто иначе стал бы его слушать? Неужели элита, испокон веков эксплуатирующая прочих, живущая за счет чужого труда, за счет чужой пролитой крови, элита, ни за что не желающая терять все свои блага и привилегии ради какого-то там мессии? Иисус дал людям то, чего им так не хватало: надежду на лучшее будущее. Притом он понимал, что взять и освободить весь угнетенный народ от элитарного гнета не удастся хотя бы потому, что это приведет к хаосу. И он начал снизу, с тех, кто более всего нуждался в утешении и поддержке, дабы его учение – учение о доброте и справедливости! – со временем поднялось выше, к власти предержащим, стало по-настоящему всеобъемлющим. И он не сулил вечных благ никому, во всяком случае, задарма. Хочешь жить счастливо – будь терпим, гордо неси свой крест, превозмоги боль от терновой ветки, не дай никому повода для насмешек и упреков! Не смирение с убогостью, но преодоление возникающих на пути трудностей; не унижение, но гордое осознание собственной души, человеческой души.