Текст книги "Умирать вечно"

Автор книги: Кирилл Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Разве плохо, когда человека учат быть добрым и отзывчивым? Это Церковь во главе с нечестивыми, погаными подонками, которых во все времена хватало с лихвой, устроила из религии извращенный танец вокруг костров. Всегда подстраиваясь под конкретное место и конкретное время, Церковь искусно манипулировала массовым сознанием, оставаясь всегда безнаказанной, бесконтрольной, ведь везде она отделена от государства. Я был атеистом до сих пор (ныне, знаете ли, уже и не знаю, что по этому поводу думать), поддерживаю тех, кто считает: в церкви вы не найдете Бога; Бога вы найдете лишь в себе самом. Бог не нуждается в проводнике вроде храма или пастыря, ведь каждый сам себе пастырь. Не знаю, кто вас надоумил, что мир создан Сатаной, но я склонен думать иначе. Мир создан Богом, а уж Сатана, кем бы он там ни приходился Создателю, привнес в этот мир все то говно, которое мы в итоге получили.

Я вновь разлил водку по стаканам, заметив мимолетно, что с каждым новым словом язык мой все более заплетается.

– Сатана, между прочим, вовсе не пропагандировал зло как таковое, – не согласился Александр. – Вот, например, я могу вам рассказать о тех советах, которые Сатана дал людям, сотворив их. Эти советы известны ныне лишь потому, что всегда наравне с официальной религией существовала, скажем так, антирелигия, которую можно окрестить сатанизмом. Но! Виктор, прошу вас опять же отринуть привычные ассоциации, связанные со словом «сатанизм». В мире действуют различные силы, каждая из которых оказывает свое влияние на все, что происходит вокруг нас. Есть среди них сила, которая стремится способствовать изменению и эволюции всего, чтобы мир не остановился в своем развитии. Ведь все, что не развивается, – мертво. А сила, способствующая изменениям, поддерживает в мире жизнь. Эту силу можно представить именно как темное божество, а сатанизм, собственно, – это не совсем религия, а, по мнению некоторых – совсем не религия. В сатанизме нет главной составляющей религии – веры. Сатанисты не верят в Сатану в общепринятом понимании. Точнее даже будет сказать, что сатанисты ни во что не верят полностью, как ничего и не отрицают полностью. Сатанист принимает к сведению любую информацию, но не считает ее абсолютной истиной. Поэтому в сатанизме нет постулатов о строении неизученных наукой областей мироздания, он не берется отвечать на вопросы о том, откуда произошел мир, что с нами будет после смерти и так далее. Ведь гораздо честнее в ответ на такие вопросы сказать: «Не знаю», чем выдвигать произвольные, совершенно ничем не подтвержденные предположения и выдавать их за истину, что является излюбленным занятием массовых религий вроде христианства. Имеющиеся в обществе представления о сатанизме как о религии со всеми религиозными атрибутами – культом, обязательными обрядами и прочим, а также мнение, что сатанизм есть просто антихристианство, далеки от реальности и обязаны своим происхождением людям, не имеющим отношения к сатанизму. Сатанинские тенденции существовали в самых разных культурных традициях задолго до появления христианства, только назывались они по-другому. Упоминание же Сатаны в христианской библии ничего не значит: сатанисту совершенно безразлично, что и как написано в этой книге, пусть и поучающей добру, но извратившей само понятие «добро» до маразма.

Так вот, собственно, теперь о тех советах, или правилах, которым следует подчиняться человеку, будь он сатанистом или не будь таковым (в мире, созданном Сатаной, трудно представить себе человека не-сатаниста, не правда ли?). Всего правил одиннадцать.

Первое гласит: «Не высказывай своей точки зрения и не давай никаких советов, если только тебя об этом не попросят». По сути – не будь выскочкой. Не лезь с медвежьими услугами, не сбивай людей с их пути, ведь каждый человек уникален и идет лишь тем путем, каким ему суждено идти. И каждый путь сей отличен от любого другого, как отличен человек от иного человека.

Второе правило: «Не рассказывай о своих неприятностях другим, если только не уверен, что тебя хотят и способны выслушать». То есть не плачь в жилетку приятелю, не уподобляйся никчемному существу, не способному самостоятельно решать проблемы, принимать самостоятельные решения и нести персональную ответственность.

Третье правило: «Проявляй уважение к дому, в котором ты гостишь». Справедливо, вы не находите? Неблагодарный гость заслуживает гонения и презрения.

Четвертое правило – несколько видоизмененное третье: «Если гость твой досаждает тебе, выгони его и никогда более не допускай к своему дому». То, о чем я только что сказал.

Пятое правило: «Не навязывай себя в плотской любви, если только не получил явный намек на оную». Как вы можете заметить, это правило исключает сексуальное насилие.

Шестое правило: «Не бери вещь, тебе не принадлежащую, пока хозяин этой вещи сам ее не отдаст тебе по собственному желанию». Правило порицает воровство.

Седьмое правило: «Не выражай своего недовольства по поводу того, что не имеет к тебе никакого отношения».

Восьмое правило: «Не обижай детей». Ну, тут можно обойтись и без комментариев.

Девятое правило: «Не убивай животных просто так, лишь ради пропитания или защиты от них». Правило осуждает бессмысленную жестокость по отношению к прочим живым существам, что воспитывает в человеке любовь к жизни вообще как высшему из чудес.

Десятое правило: «Существуя, не старайся кому-то мешать, не будь преградой для чьих-то порывов, но и не позволяй никому чинить препятствия на своем пути».

Одиннадцатое правило: «Признай силу магии, если воочию убедился в ее существовании». Убедиться мы смогли все, всё человечество…

Вот и получается, что темное божество учит человека быть скромным, справедливым и честным как к себе, так и к другим. В то же время, темное божество сформулировало не менее основательные грехи, то есть деяния, за которые человек уже не может считаться человеком в полном смысле этого слова. К ним относятся: глупость, претенциозность, солипсизм, самообман, гордость, мешающая работе, отсутствие эстетического начала, отсутствие широты взглядов, стадное соглашательство… Все эти грехи превращают человека в существо никчемное, не способное созидать.

– Все это есть и в официальной религии, – подумав, сказал я.

– Конечно, есть, но вывернутое на изнанку, не поддающееся опознанию! С какой целью религия принуждает человечество слепо идти намеченным ею путем? Почему Церковь так критично относится к любому проявлению индивидуальности? Зачем светлому божеству толпа безликая и безынтересная? Какой толк в зомбировании людей, в подгонке каждого под определенный стереотип? Помните старые советские мультфильмы о фашисткой интервенции? Там фашисты представлялись как роботы, будто собранные на одном заводе по одному и тому же чертежу. Никакой индивидуальности, никакого характера, никакой самостоятельности, лишь тупое подчинение приказам. Этакая безликая масса, если и способная на что-то, то лишь будучи именно массой. Темное божество ценит в человеке прежде всего уникальность и стремление быть непохожим на других, быть не-таким-как-все, но соблюдать притом элементарные правила общечеловеческой морали и этикета, быть гордым, но не горделивым.

– И все же я не согласен, что этот мир создан Сатаной.

– Но Бог не мог его создать, ибо Бог есть воплощение абсолютного добра, о чем толкуют проповедники его религии! Разве же добро окружает человеческую жизнь?

– Да кто ж может знать истинное положение вещей? – воскликнул я, не сдержавшись. – Вы? Или те проповедники? Я вот сейчас тоже брякну какую-нибудь чушь о сотворении мира и начну с бешеными глазами орать, что это и есть единственная истина! Да и уж, если начистоту, Саша, то почему Сатана, такой хороший и справедливый, вверг человечество в колоссальную войну?

– Это не Сатана начал войну, а светлое божество…

– Бросьте! Едва открылись врата Ада, как оттуда хлынули потоки зла, сметающие все живое на своем пути. А ангелы, тоже получившие доступ к Земле, поначалу все-таки пытались людей защитить! Это уже потом, когда люди атаковали их крепость, ангелы посходили с ума…

Александр хитро подмигнул и усмехнулся:

– А вы вообще знаете, кто такой Сатана? Знаете, откуда он?

– Ну… Судя по слухам, когда-то он был хранителем Небесного Трона…

– Ха! Он был не просто хранителем! Он был создателем этого Трона, понимаете? Он был тем самым главным светлым, который затем стал самым главным темным!

– Но тогда это идет вразрез с вашими же утверждениями, что Сатана создал этот мир…

– Разве? Сатана создал мир материи, мир осязаемый и видимый для нас с вами. Результатом, а вернее, последствием создания материального мира стало самопроизвольное возникновение еще двух смежных миров. Но самопроизвольное только при первом неглубоком анализе! Вдуматься, и мы непременно придем к выводу, что Сатана сотворил все доступное нашим сущностям, то есть душам.

Александр нахмурился, потер переносицу, и, не дожидаясь, пока я опустошу свой стакан, порывисто выпил. Задним числом крякнул: «За нас».

– Пойдем следующим образом, Витя. Смотрите… – Собеседник принялся загибать пальцы на рабочей левой руке. – Сатана был хозяином Преисподней. Раз. До того он был, по легенде, хранителем Небесного Трона, на котором якобы должен восседать сам Господь. Два. Ныне доподлинно известно, что создателем Небесного Трона (а ведь это ни что иное как Ключ к Икстриллиуму) был также Сатана, в те времена носивший имя Люцифер; он же был наиглавнейшим астером до собственного низвержения. Три. Используя метод аналогии, мы можем отождествить Сатану-Люцифера с самим Господом, чье место он и занимал в иерархии Актарсиса.

Главенствующее место в двух смежных с Землей мирах, бесспорное превосходство над всеми сущностями Царствия и Преисподней… Разве этого мало, чтобы смело сделать предположение: Сатана некогда жил и на Земле еще до того, как образовались смежные миры. И на Земле он так же был высшим существом.

Александр, довольный собой, закусил мяском и вновь налил в свой стакан водку. Мне он уже отчего-то забывал подливать.

– Это лишь предположения, притом весьма и весьма надуманные, – упорствовал я. Некоторые фразы собеседника мне и вовсе были непонятны. Например, что это за Ключ от Икстриллиума, о котором он упомянул?

– Согласен, – легко пошел навстречу Александр, – но разве не вы только что сказали, что ни одной душе не дано знать истинного положения вещей? Более того, на верность моего предположения показывает еще и то, что существование Сатаны ныне более не отрицается. Вернее, он существовал, потому что сами астеры прямо говорили о низвержении Люцифера и о том, что после своего падения в Преисподнюю Люцифер занял там главенствующее место. Итак, Сатана, темное божество, сотворившее и вдохнувшее жизнь в осязаемый мир, существует, так почему же нет никаких доказательств существования его вечного противника – светлого божества? Сатана есть, ну или, во всяком случае, был, что доказано. Но существование Бога не доказано!

Выдержав театральную паузу, Александр громко спросил:

– Почему?

Я мигнул глазами пару раз и глупо повторил:

– Почему?

– Да потому что светлое божество, правящее нематериальным миром, не способно проникнуть в наш мир! Оно когда-то послало своего, с позволения сказать, сына, и тот организовал церковь и религию, в итоге породившую бесчисленные горечи, но сам здесь оказаться не в состоянии! И, по-видимому, не способен повторить трюк с сыном…

Почему-то мне казалось, что Александр только что пересказал историю об антихристе, но вывернутую внутренней стороной наружу, где теперь поменялись верх и низ, право и лево… Я уже не сомневался, что передо мною сидит сатанист, в той или иной мере верующий в превалирование Сатаны над Богом.

– Иисус тащил на себе крест как символ искупления всех людских грехов, свершенных уже и имеющих место быть свершенными, – почему-то вспомнилось мне. – Разве это не верх благодетели?

– Я тоже не считаю, что Иисус хотел тот крест стырить, – залыбился Александр, – но об искуплении грехов не может быть и речи! Нет, своим поступком сын светлого божества хотел лишь поселить в сердцах людей смуту, слепую и безнадежную веру в вечное блаженство. Но для живого существа не может быть понятия вечности, как и понятия вечного блаженства. Впрочем, то самое и было доказано, когда проявился Актарсис: в нем немало нашлось астеров, отживших в измерении не одну сотню лет, но так и не нашедших там никакого блаженства, тем уж более – вечного…

Сквозь алкогольные пары я переварил сказанное Александром.

– Что? Астеры были недовольны своей жизнью в Раю?

– Ага… Притом в Царствии, как и в Преисподней, существовал свой Источник, некий магический котел, где души умерших держались в самом настоящем заточении…

На удивление быстро в моей голове пронеслась догадка, сначала едва ли осознаваемая, но тут же вырисовавшаяся в осмысленное предположение:

– Слушайте, Саша! А что, если Бога нет вообще? Кто знает, что там, за пределами материальной вселенной?! Ведь раз даже Рай и Ад являются так или иначе материальными, а постичь большее нам не дано, то не все ли равно, есть Бог или нет?

– Но ведь есть Сатана, а следовательно…

– Да что с того, что он есть? – бестактно перебил я. – Ведь это то самое, о чем вы твердили: темное божество управляет миром материальным, а светлое – всем прочим. В начале нашего разговора я полагал, что Рай и Ад были все-таки объектами нематериального мира, но теперь понял, что ошибался. Значит, все равно, есть ли светлое божество. Нам не дано…

Но тут меня прервала длинная автоматная очередь, которая быстро превратилась в звонкую канонаду выстрелов из всех видов ручного оружия. Разорвавшийся вблизи нас реактивный снаряд (а может быть снаряд минометный, кто его знает) швырнул меня в сторону и на некоторое время оглушил. Когда я пришел в себя, то увидел изуродованное тело Александра с нелепо выгнутой парализованной рукой. Со стороны мотеля длинными прыжками бежала взлохмаченная Ника, на ходу натягивая свои штаны цвета хаки. Криком, которого, впрочем, я не слышал, девушка звала меня к броневикам. Едва я оказался внутри «Черта», как входной люк наглухо задраился. Экипаж уже был в полном составе.

– Что происходит?

– Нападение белорусских партизан, черт бы их побрал! Все не могут простить уничтожение Минска!

Двигатель «КамАЗа» взревел, броневик дернулся и полетел за периметр форта в составе группы подобных автомобилей, хорошо бронированных, с установленными на корпусах пулеметами и пушками. Как и в ту ночь, когда нас атаковали бандиты, Ника с Хакером заняли места в пулеметных гнездах, а я рыскал меж бойниц, стараясь выхватить в ночи цель и направить на нее автомат. За рулем теперь был Гоша. Остаток ночи пришлось гоняться за плохо вооруженными, но чрезвычайно мобильными белорусами, и когда, наконец, взошло солнце, мы вернулись в форт. От опьянения не осталось и следа, зато усталость закрывала глаза и опускала руки. В бессилии я рухнул на одну из коек, что мне предложили в номере мотеля, и проспал как убитый до следующего вечера.

ГЛАВА 14

Я умер? Верояно… Хотя постойте, ведь мы успешно отбили нападение партизан, после чего я добрался до постели и заснул… Хм, что за бред, какие партизаны? Ведь я стою вовсе не на земле бывшей Белоруссии, не сплю на какой-то пропахшей клопами шконке охотничьего форта, а нахожусь здесь, на вершине мира, на самой высокой точке, какая только может существовать…

Вверху плывут облака, молочно-белые, стремительные и неуловимые. В ушах поет ветер. Глаза слезятся и от ветра, и от ослепительной красоты, какая открывается с такой высоты. Пусть я ничего не вижу кроме тумана снизу и молочной пелены сверху, но отчего-то это зрелище кажется самым красивым на свете… Потому что напоминает о единственном счастье, какое только способно испытать живое существо: о свободе.

Да, вот оно слово, которое подходит для описания этого счастья.

Свобода.

Не та свобода, о которой грезит узник темницы. Не та свобода, которая поет в душе парашютиста, камнем падающего к земле. Не та свобода, что покупается и продается. Ведь это лишь свобода для тела, но не для души, не для разума и не для воли. Кто-то может утверждать обратное, не соглашаться со мной, кричать, что я несу полный бред, но мне, честно говоря, плевать. Каждый понимает мир по-своему, потому что каждый идет своей дорогой. В конце пути каждый видит что-то свое, непонятное и недоступное другим, но отчетливо осознаваемое самим путником. Точно так же каждый определяет для себя основные жизненные понятия, заключает в них личный смысл, основанный на индивидуальном опыте и индивидуальном мироощущении.

Не так давно я не задумывался о том, что такое свобода. Вернее, та часть меня не задумывалась, что уже начала растворяться в хаосе небытия. Эта обреченная на исчезновение часть рассуждала о свободе с обывательской глупостью и недальновидностью… Свободу попугаям!.. Примерно так…

Но теперь-то я знаю, что такое настоящая свобода. Хотя мне еще неясно, откуда в голове возникают подобные мысли, странные, может даже страшные, словно приходящие короткими пульсациями из глубокого космоса; будто чье-то сознание вливается мизерными квантами памяти, как капает в подставленный сосуд вода.

Поразительное ощущение раздвоенности! Но вместе с тем кажется, что я уже испытывал это ощущение, притом не один раз… Как dИjЮ vu, но все ж не то. Как прозвучавший безлунной ночью далекий паровозный гудок, едва различимый и тут же угасший, но отраженный горами и вернувшийся вновь. Я чувствую, что мне очень трудно управлять ходом своих мыслей; наверное, нечто схожее испытывает и больной шизофренией в моменты обострения, хотя я никогда раньше не страдал этой болезнью.

Зато от четкого осознания понятия «свобода» в моем сердце разгорается холодное, но болезненно-жгучее пламя тоски. Странно, не правда ли? Свобода ассоциируется у меня с величайшим счастьем, но в то же время погружает в пучину глубочайшей тоски… Парадокс, который я не в силах преодолеть; порог, через который я не в силах переступить.

Опять под ногами светло-серые прямоугольники из похожего на бетон материала. Но это не бетон. Я стою на широкой площади, поднятой, очевидно, на огромную высоту над поверхностью. Чувствуется подо мною невероятная тяжесть камня, что скрывается под площадью. Камня, должно быть, складывающего огромную башню или крепость.

Впереди два силуэта. Или мне кажется? Нет, действительно, впереди я вижу два человеческих силуэта. Они стоят лицом один к другому на расстоянии шагов в триста. На одном из них была сверкающая золотом кираса, повторяющая контуры геракловых мышц; золотые накладки на руках и ногах, отполированные до ослепительного блеска; красивый шлем времен гомеровской «Илиады» с витиеватым гербом. Другой же был одет в простой плащ серого цвета, в такие же брюки и черные лакированные туфли. Странно, что я мог разобрать эти детали.

И вовсе уж странно, как, почему и зачем эти два так отличающихся друг от друга человека стоят здесь вместе. Они отличаются не столько внешне, нарядом, сколько по сути. Один, тот, что в доспехах, может быть лишь великим полководцем, прославленным еще при жизни и всегда побеждавшим в боях. Другой же может быть… кем угодно. Они стоят неподвижно, молча, но напряженно. Они готовятся к битве…

К битве за свободу…

Я открыл глаза.

– Что? – хрипло выдал заспанный голос.

– Вставай, говорю! – приказала Ника. – Пора ехать.

Я с кряхтением поднялся с кровати, минуту сидел, держа тяжеленную голову в ладонях, потом встал и зашагал к умывальнику. Вспомнилась вчерашняя ночь, пьяные разговоры с Александром, которого теперь уже больше нет в живых. Пришли воспоминания о погонях за напавшими на нас партизанами.

– Боже, я оказался в аду, – простонал я, разглядывая собственное отражение в мутном зеркале.

– Это точно, – согласилась девушка, затем бросила мне чистое полотенце, а на кровати я заметил уже подготовленную для меня форму защитного цвета. – Пошевеливайся, мы отправляемся через десять минут.

Мы покинули форт за час до рассвета и взяли курс на юго-запад по одной из сохранившихся автострад, взяв приблизительный курс на Варшаву. Повсюду, куда падал взор, лежали снежные сугробы, но воздух казался поразительно теплым, не по-зимнему нежным, о чем свидетельствовал и внешний температурный датчик, показывающий минус один градус. К полудню, когда мы преодолели всего триста километров, дремавший доселе Хакер уселся напротив своих мониторов, нацепил на голову большие наушники вроде тех, что одевают вертолетчики, и стал мерно отстукивать по клавиатуре. Встрепенулись и остальные члены экипажа, ставшие будто более бдительными, внимательными. В конце концов, ведущий «Черт» остановился, сдав чуть правее к обочине. Рядом встали и мы.

– Что-то случилось? – спросил я скорее из любопытства, чем из чувства тревоги.

– Пока нет, – не поворачивая головы, ответил Хакер. – Но в этих кгаях всегда может что-то свучиться.

Ника вышла и о чем-то беседовала с командиром второго экипажа. Когда девушка вернулась, вид у нее был более чем обескураженный.

– Нам придется дать круг через Литву. На пути рванула еще одна АЭС.

– В смысле, атомная электростанция?

– Да. Но самое непонятное в том, что эта АЭС была под контролем людей, так что вряд ли произошла авария…

– Тогда что же?

– На них напали, Витя. Скорее всего, на них напали. И я могу догадываться, кто именно. Молоток, разворачивай! Идем в сторону Гродно; так и быть, немного сузим круг.

Броневик развернулся, пропустил вперед ведущего «Черта» и покатил следом. Через полчаса мы свернули на север.

– Кто же мог напасть на станцию и взорвать ее? – сгорая от любопытства, попытался я узнать у своих спутников.

– Астеры, – коротко бросила девушка. Затем, помолчав, добавила: – Будь они прокляты…

Я же все не мог толком уложить в голове факт, что астеры, или ангелы на старый лад, теперь враги для человека не менее опасные, чем демоны. Почему? Ведь испокон веков, с самого зарождения Актарсиса астеры были верными защитниками человеческого рода. Неужели их так обидело, так оскорбило, так разозлило, что люди по своей природной глупости и недальновидности атаковали их крепость? Я спросил об этом Нику, заодно попросив рассказать о Ключе от Икстриллиума.

Девушка принялась рассказывать. Оказывается, главная и самая неприступная крепость Актарсиса – Икстриллиум была возведена далеко не сразу после образования этого смежного измерения. Поначалу астеры, возрожденные человеческие души, не чувствовали никакой опасности, потому не нуждались в укреплениях. Но по прошествии определенного времени в Актарсисе стали появляться кошмарные существа, агрессивные и кровожадные. Эти существа, нареченные демонами, стали убивать астеров, фактически беззащитных против острых зубов, когтей и огромной силы чудовищ. Дабы обезопасить население Актарсиса, один из древнейших астеров, носивший имя Логан, решил воздвигнуть в районе, где демоны появлялись чаще всего, хорошо укрепленный форт, крепость. Началось воздвижение той крепости, а одновременно со строительными работами Логан организовал производство особых мечей, заправленных магией, никогда не теряющих остроту клинков. Мечи назвали лиандрами и вручили всем астерам, добровольно согласившимся стать солдатами Актарсиса, защитниками всего измерения. Когда ангелы получили в руки лиандры, дела по отражению демонических атак пошли на поправку, и вскоре чудовища прекратили свои одиночные вылазки в Актарсис, довольствуясь хоть и многочисленными, но все ж редкими атаками. Очень скоро ангелам стало известно, что помимо их «родного» измерения где-то в хаосе «плавает» иное измерение, полностью принадлежащее демонам и нареченное Яугоном. Именно туда попадали и там воскресали души плохих людей, грешников, наломавших при жизни на Земле дров. Астеры поняли, что их предназначение – это борьба с демонами Яугона, и началось великое противостояние Света и Тьмы, пока еще не полностью осмысленное, стихийное, но обратившееся войной. Спустя века (к тому времени Икстриллиум из обычной крепости превратился в мегакрепость, исполинский шпиль, пронзивший самую небесную твердь) астеры обнаружили, что, просто уничтожая демонов, они не выигрывают, но скорее проигрывают войну, ведь с каждой новой победой в бою на Актарсис обрушивались чудовищные катаклизмы, иногда грозившие разрушению селений ангелов и самому Икстриллиуму. Оказалось, что лишь сражаться с демонами – это полдела. Главное – установить прочный баланс на Земле, в Срединном мире; баланс между добром и злом, между Светом и Тьмою. Демоны практически сразу после образования Яугона стали наведываться в Срединный мир, где создали два легиона своих «наземных» солдат, сильных и беспощадных: легион оборотней и легион вампиров. В противовес этим существам астеры учредили на Земле Орден Света, объединивший несколько секретных монастырей, настоятели которого были просвещены о делах «метафизических», творящихся в соседних измерениях. Орден основной своей деятельностью выбрал тренировку охотников, дабы они искали и уничтожали нечисть, а так же направляли человечество на путь Света. С трудом баланс был установлен, жизнь в Актарсисе наладилась.

Но позже стало известно еще кое-что: чем больше душ возрождалось в Актарсисе и Яугоне, тем больший приток этих самых душ должен существовать. Положение, по сути, безвыходное. И в измерениях создали Источники, в которые заточались новоприбывшие души без их материального воскресения. Это уже пошло вразрез с доктриной, выдвинутой Актарсисом: каждый праведник получит новую жизнь в Царствии Небесном. Астеры вылавливали из Источника, как из котла, души лишь по мере надобности, остальные же пребывали там в полном смятении, в изоляции и горе.

Зато вновь Актарсис погрузился в сравнительно спокойную жизнь.

Ключ же, называемый иногда Небесным Троном – это ни что иное как средство самоуничтожения крепости Икстриллиум. Возводя ее, Логан, ставший со временем верховным астером, Светлейшим архангелом, ввел в постройку особый секрет. Это было сделано на тот случай, если крепость вдруг окажется захваченной демонами. Ведь Икстриллиум – действительно неприступная крепость, и чтобы взять ее, надо потратить колоссальные силы. Логан знал это, потому придумал систему быстрого самоуничтожения крепости, дабы враг не завладел ею. Он же, практически единственный кто знал о Ключе абсолютно все, стал хранителем Ключа, хранителем Небесного Трона, что еще больше усилило его позиции в Актарсисе. С тех пор Логана звали Люцифером.

Однажды по неизвестным причинам Люцифер решил воспользоваться Ключом и разрушить Икстриллиум. Это ему почти удалось, но часовые, охранявшие подступы к Ключу, а так же другой архангел из числа Светлейших – Игнат, воспрепятствовали Люциферу. В наказание за попытку уничтожения крепости и убийство архангелов Люцифер был сослан в Яугон, в обитель демонов, где, как надеялись астеры, часы его будут сочтены. Но благодаря огромному везению и неимоверной силе, в Яугоне Люцифер не просто не погиб, но сумел стать во главе всей Преисподней, и вскоре демоны, склонив головы в знаке почтения пред своим, фактически, первым правителем, нарекли Люцифера Сатаной.

Астеры еще не подозревали, какую беду сотворили своими же действиями, изгнав Люцифера. Помимо самого Люцифера, в Преисподнюю низверглись его ближайшие помощники, архангелы из числа охранников Ключа, которые по приказу Люцифера подняли лиандры против своих братьев – архангелов Игната. Эти падшие архангелы вскоре утратили все светлое, все, что было дано им Актарсисом, и превратились во Владык, сильнейших демонов Яугона, архидъяволов. Они взяли себе имена, известные как имена самого Сатаны, но на деле ему не принадлежащие: Астарта, Бегемот, Белиал, Бафомет, Абадонна, Вельзевул, Дагон, Сэйтэн, Лушер (или Локи). Под управлением Владык дела Яугона пошли в гору, и вскоре Актарсис познал, что такое НАСТОЯЩАЯ война, когда к стенам Икстриллиума впервые подступили поистине несметные полчища демонов.

Но Преисподняя, тем не менее, захватить Актарсис не могла. Тогда основные действия перенеслись в Срединный мир, где появление демонов стало регулярным делом. Противостояние Света и Тьмы вошло в новую фазу, в итоге же случилось то, что предвещал в своем Откровении Иоанн Богослов.

– Честно говоря, – заканчивала рассказ Ника, – я сама не понимаю, как астеры решились отвернуться от людей. В союзе с ними одолеть демонов, расселившихся теперь по всей планете, было бы гораздо проще. А теперь конца этому хаосу не видать.

– Астеры опаснее демонов?

– Не то чтобы опаснее. Тут дело, видишь ли, в том, что демоны валят всех вокруг из чисто инстинктивных побуждений, из врожденной ненависти и злобы. А астеры убивают с особым цинизмом, чуть ли не с упоением…

– Психи, – констатировал я.

– Точно, – поддержала девушка. – Натуральные сумасшедшие.

До заката мы смогли добраться до Гродно, наполовину разрушенного, но все ж населенного людьми. Ника не хотела въезжать в город, но объезда не существовало, поэтому «Черти» медленно, дабы не спровоцировать волну ненужной агрессии местных жителей, колесили по захламленным улицам и проспектам, провожаемые сумрачными взглядами похожих более на крыс, нежели на людей аборигенов. Один раз нам повстречался броневик на базе «УАЗа», похоже, тоже инкассаторский, но теперь выкрашенный, как и «Черти» в антрацитово-черный цвет. На бортах «УАЗа» красовался большой белый череп на фоне пентаграммы – перевернутой пятиконечной звезды.

– Похоже, здесь обосновалось сатанинское движение, – задумчиво и тревожно проговорила Ника. – Этих ублюдков все больше и больше…

Я опять вспомнил Александра с его сатанинскими речами. В принципе, хоть Александр и выглядел отталкивающе, но в душе, я уверен, был нормальным человеком, честным и принципиальным. Но броневик с черепами, молчаливо стоящий на площади и ведущий нас крупнокалиберным пулеметом, внушал опасения, что далеко не все сатанисты так лояльны, как Александр. Я спросил у девушки, угрожает ли нам какая-нибудь опасность.

– Возможно… Сатанисты сбиваются в группы по той же банальной причине, по которой все остальные: из желания выжить. Некоторым удается расположить к себе демонов, и тогда проклятые секты становятся по-настоящему сильными.

– Кстати о демонах, – перебил Хакер. – Я товко что засек навичие этих твагей в гогоде. Будьте начеку, господа!

По моей спине пробежал холодок. Искренне я надеялся, что ни до прибытия в Виссен, ни после прибытия я не повстречаю ни одного демона, хотя бы даже самого слабенького. Теперь же, медленно продвигаясь вглубь темных строений, мы рискуем наткнуться на чудовищ из Ада, и, скорее всего, встреча эта будет не из приятных.