Текст книги "Умирать вечно"

Автор книги: Кирилл Алейников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Морские глубины и космические просторы останутся непокоренными, а все инопланетяне уже сбежали в ужасе с Земли, едва осознали: тупиковая раса третьей планеты от Солнца совершенно безнадежна. Когда на Земле останется лишь два человека, то один из них непременно захочет покататься на спине второго, а тому, второму, естественно, такой расклад не понравится, и он пришибет несостоявшегося ездока каким-нибудь тяжелым предметом. Пришибет, да так, чтоб насмерть. А потом будет сидеть в гордом одиночестве на заваленном дерьмом берегу радиоактивного океана и мечтать о светлом будущем.

А может, будет иначе. Двое оставшихся, последних, вступят в схватку, потому что, как уже говорилось, калечить и убивать почем зря без видимых, логических, серьезных оснований у сапиенсов в крови. И будут они колошматить друг друга, пока не лягут мертвые оба подле друг друга.

Я всегда считал, что человек слишком рано и опрометчиво обозначил себя разумным…

Homo idiotis, вот кто мы все…

Но раз уж так исторически сложилось, раз уж человечество мы считаем шагающим семимильными шагами по дороге прогресса – хрен с ним. И с человечеством, и с прогрессом.

И вот, почившие в Срединном мире, души реинкарнируются в мире параллельном. Меняется оболочка, меняется внешняя среда, но суть остается прежней. Суть тупоголовых идиотов с неуемным стремлением разрушить собственную оболочку, обгадить окружающую среду и притом как можно больше досадить ближнему своему. Ударили по правой щеке, подставь левую, гордо вытерпи, а потом приди темной ночью к обидчику своему и перережь ему глотку; для верности режь глотки всем его близким и родным. Оскорбили словом – терпи; но потом вылей ведро помоев не только на того, кто тебя оскорбил, но и на тех, кто просто был рядом. Кто-то украл у тебя монету – не отчаивайся; укради по монете у каждого…

Такие вот души и попадают что в Яугон, что в Актарсис. Души мелких пакостников и жестоких убийц, ничем по сути не разнящиеся, разве что смелостью. Пусть и не помнят они прошлых жизней, но это ничего не меняет.

Этот проклятый Судный день не мог не настать на планете, населенной столь незадачливыми (самое мягкое слово из всех, какие можно тут употребить) существами. Он стал логическим завершением «прогресса» и «развития». Удивляет, как планета еще держится на своей орбите, а не падает на Солнце или не улетает прочь за пределы солнечной системы. Люди ведь и такое способны сделать, дайте только время.

Так что Слияние – это не результат интриг сущностей Света и Тьмы, а последствие человеческого существования в разладе с прочей вселенной. Существует теория, что человек – человеческий организм – это вирус планеты Земля. Вот так вот просто и банально: вирус. Не венец чего-то там, не последняя ступень эволюции, а всего лишь сложный, совершенствующийся из года в год, но все ж нацеленный на конкретную задачу вирус. А задача какова? Уничтожение носителя, вот какова. Уничтожение Земли…

Человек, астер и демон – одно и то же. Лишь разные обертки, а начинка одна. Потому глупо разделять Свет и Тьму, ведь это тоже суть одно.

…Из забытья меня вывел тревожный писк приборов броневика. Рядом уже копошилась Ника. Девушка пробежалась пальцами по клавиатуре, потом всмотрелась в экран монитора.

– Что там? – не поворачивая головы, поинтересовался Георгий Виссарионович жестким голосом.

– Похоже, кто-то летит в нашу сторону. Скорость небольшая. Думаю, это вертолет.

– Охотники? Или это патруль Виссена?

– До зон патрулирования еще далеко. Да и охотничьих баз поблизости нет. – Девушка гадала. – Наверное, это путешественники какие-нибудь…

– Ага, – крякнул Гоша. – Марко Поло, мля, с компанией.

Я поднялся, опершись локтем о койку.

– Что, опять проблемы?

– Пока неясно, – ответила Ника. Потом обратилась к водителю: – Гоша, давай на обочину и в лес. Мало ли что там летит…

«КамАЗ» свернул к зарослям деревьев и вскоре замер под их надежным прикрытием. Теперь с воздуха нас заметить было очень сложно, если заранее не знать, что мы тут.

Неизвестный объект приближался. Ника сказала, что объект движется прямо на нас. Будто уже знает заранее, где мы остановились. Девушка поднялась в пулеметное гнездо, я последовал в другое; Георгий Виссарионович бросился было к ящикам, расположенным под нижними койками, в поисках гранатомета, но такого оружия у нас, к сожалению, не имелось. Тогда охотник с до невероятности злым лицом проверил боекомплект автомата, вернулся на место водителя и замер.

Через несколько минут мы втроем услышали рокот несущего винта. Как и предполагалось, то оказался вертолет, и вскоре шум его превратился в свист, а над дорогой хищно зависла боевая машина, некогда принадлежавшая миротворческим силам, на что указывали почти стертые буквы «UN».

– «Апач», – идентифицировал Гоша вертолет. – Наверное, с английской базы ВВС в Западной Франции. Бывал я там однажды, там таких вертушек как грибов после дождя. И все без охраны. – Охотник рассказывал, очевидно, о временах, наступивших после Слияния. – Подходи, заправляй любую, поднимай в воздух да лети бомбить неверных. Вот такая-то хрень, друзья мои…

– Он нас видит? – робко спросил я непонятно кого.

– Вряд ли, – подумав, ответила Ника. – Но он не улетает. Значит, знает, что мы тут.

Вертолет висел прямо над дорогой в опасной близости от верхушек деревьев. Поднятая винтом снежная пыль вихрями мчалась сквозь заросли.

– Откуда он, мать его, знает, что мы тут? – шипел Гоша. – Ведь он нас не видит и вряд ли засек по своим радарам! Мы ж, мля, не пассажирский «Боинг» на курсе, мы в горах на машине!

Я попытался рассмотреть, кто сидел у штурвала «Апача», но блики на стекле кабины мешали этому. Пулемет, установленный между стойками шасси вертолета, вдруг пришел в движение и независимо от летающей машины начал рыскать из стороны в сторону. Пулемет искал цель.

– Кстати, – неожиданно нейтральным голосом обратился Георгий Виссарионович, – на этой штуке стоит инфракрасная система наведения.

– И? – забеспокоилась Ника, потому что догадалась, что значит «инфракрасная система наведения».

– У нас двигатель горячий…

Но договорить Гоша не успел. Тридцатимиллиметровая пушка вертолета нацелилась точно на то место, где под прикрытием ветвей стоял наш «Черт», и ударила длинной очередью. Я будто во сне видел каждый момент полета пуль: как они во вспышке пламени вылетают из ствола пулемета; как пронзают холодный воздух, вращаясь против часовой стрелки; как стремительно несутся сквозь ветви, не задев ни одной, не сорвав ни снежинки с деревьев; как вонзаются в накрытую снегом почву леса, выбивая фонтаны земли и льда. Дорожка из таких фонтанов началась в десяти мерах от броневика, но невероятно быстро достигла машины. Несколько пуль пронзили броню «КамАЗа» наискосок от правого переднего края к левому заднему, две или три пули срикошетили.

Поднялся рев. Я так и не смог понять, что явилось причиной рева: глотка рассвирепевшего Гоши (некоторые люди в критические моменты впадают в панику или страх. Георгий Виссарионович вопреки всему в такие моменты начинает наливаться гневом, яростью и злобой, какой позавидовал бы самый опасный тираннозавр эпохи царствования ящеров) или внезапно заработавший двигатель броневика. Машина сильно дернулась и рванула сквозь чащу, ломая деревья. Я больно ударился головой о защитный колпак турели, так что запоздал с огнем. Ника тряслась всем телом от отдачи пулемета, что-то кричала на своем стрелковом месте. Пулеметы «Черта» были посолиднее, так что вертолету пришлось залечь на крыло и нырнуть в сторону, спасая баки и пилота. Однако «Апач» имел, помимо пушки, еще и ракеты, которые применит сразу же, едва займет удобную позицию.

Георгий Виссарионович направил броневик на шоссе, надеясь, вероятно, оторваться от вертолета. Ника кричала, чтобы водитель немедленно вернулся в лес, где нас хоть немного защищают деревья, но тщетно. «КамАЗ» стал набирать скорость, но оторваться от преследования не смог бы в любом случае. Наши пулеметы в адском хоре исторгали свою песню, не давая возможности противнику навести ракеты, но «Апач» увеличил расстояние между собой и нами, чуть поднялся над дорогой, секунду казался застывшим, а затем выпустил целый рой ракет. С шипением ядовитой гадюки ракеты нагнали броневик, разорвались сразу повсюду: справа, слева, впереди, позади, даже, казалось, под днищем машины. «КамАЗ» швырнуло в сторону, послышался треск сгибаемой брони; Ника не удержалась в турели и свалилась на пол, попутно свернув столик. Я, оглушенный разрывами ракет, палил наугад, пока пулемет не сожрал весь боезапас.

Прошло, должно быть, минут пятнадцать с момента нашего обнаружения. Георгий Виссарионович гнал машину по дороге, которая поднималась все выше и выше в горы. Ника за приборами пыталась найти исчезнувший из виду вертолет, а я перезаряжал пулеметы.

– У нас осталось пало патронов к пушкам, – посчитал я нужным заметить. – Совсем мало.

– Целься ему в винтовую втулку, – посоветовала Ника. – «Апачи» делают бронированными, очень хорошо бронированными. Официально разработчики заявляли, что броня выдерживает попадание снарядов калибром до двадцати трех миллиметров, но на самом деле даже наши «сорокашки» ему нипочем. Тут надо бы гранатомет…

– Наш достопочтенный господин Энвиад-мать-его-так изнахратил все снаряды на танки, – съязвил Гоша.

– Иначе танки изнахратили бы нас! – встал я на свою защиту. – И вообще, хватит меня постоянно упрекать в чем-то!

– А кого мне упрекать-то? – хмыкнул охотник. – Не Господа же Бога, верно?

– Мне плевать, – бросил я громче, чем следовало.

Ника прикрикнула на нас, и спор не получил дальнейшего развития. Напряжение витало в воздухе душным туманом. Где-то совсем рядом рыскал вертолет, но мы не могли его обнаружить. Точно так же мы не могли избавиться от него.

Наконец, дорога превратилась в серпантин. Броневик опасно преодолевал резкие повороты, иногда разметая на пути снежные наносы. Следовало бы поставить на колеса цепи, но времени на сие, естественно, у нас не нашлось. Все выше и выше, все ближе к конечному пункту нашего опасного вояжа, все ближе к небу, холодному и равнодушно-белому. Небу ведь все равно, что с нами произойдет, доберемся ли мы до Виссена или подохнем в горах.

Небо… Оно единственное, кому дозволено видеть историю во всем ее размахе…

– Да где же он! – не удержалась Ника, ударив кулаком по экрану монитора, выводящему информацию с радиолокационной станции.

Врезался в гору или потерял нас…

Но едва эта молебная мысль оформилась в моей голове, свист несущего винта «Апача» перечеркнул ее. Вертолет завис в паре метров от шоссе прямо на нашем пути. Заметить его ранее помешал резкий поворот серпантина.

– Держитесь крепче! – заорал Гоша.

Ракеты опять засвистели и огненным шквалом обрушились на броневик. В воздухе мгновенно оказались тонны песка и камней, а так же «Черт», беспомощно вращающий колесами. Тяжеленный броневик пролетел с десяток метров, прежде чем рухнул наземь, перевернувшись на бок. Нам повезло: ни одна ракета не попала точно в цель…

Повезло ли? Теперь мы совершенно беззащитны…

Я вновь погрузился в какой-то липкий, вязкий, тормозящий время эфир. Свист лопастей вертолетного винта разделился на отдельные звуки, наполовину механические, наполовину мистические; едва соображая, я через задний люк вывалился из броневика, оставляя кровавый след. Пыль от разрывов еще не улеглась, а пушка вертолета заголосила вновь. Треск выстрелов и грохот пронзающих броневик снарядов слились воедино. Я, поддавшись дикому паническому чувству, отползал от «Черта» дальше и дальше, хотел спрятаться средь камней, зарыться в землю, пропасть навсегда.

Что вообще надо этим подонкам? Кто они? Те идиоты из Регеля? Или вольные мародеры, решившие поиграть с нами?

Ветер от винта трепал порванную куртку, забивал глаза снегом и пылью. Не видя толком, я полз с единственным желанием: выжить во что бы то ни стало. Не сразу даже и понял, что один из снарядов задел ногу – только задел, потому она не оторвалась и не отлетела в сторону, а лишь превратилась в бесформенный кусок фарша. Но никакой боли не существовало теперь для меня, увязнувшего в болоте ужаса и инстинкта самосохранения. Ослепший, оглохший от взрывов, рева винта и выстрелов пушки, я продолжал ползти, не выбирал дороги, не чувствовал холода и режущего ладони льда. Я полз, наверное, год или два, а может и целую вечность, пока сзади не пришла горячая волна, вмиг опалившая тело. Меня швырнуло туда, куда я полз, швырнуло сильно и больно. Врезавшись в скалу, я скатился в сугроб, проглотив попутно несколько зубов.

Я упал удачно. В том смысле, что мог хорошо видеть, как пылает взорвавшийся броневик. Длинные языки пламени вырывались из открытых люков и растерзанного корпуса; на заднем плане миротворческий «Апач» раздувал огонь, висел в воздухе кошмарным драконом, гораздо более страшным и опасным ныне, чем Абадонна.

Как медленно вращаются лопасти, подумал я. Как вертолет может парить с почти застывшими лопастями?..

В голове гудело. Там, под черепными костями, мозг перемешался в кашу, уже не могущую думать и анализировать. Глаза смотрели, но не видели, уши не слышали. Чудом я смог догадаться, что вертолет уже не висит в воздухе, но приземлился. Его кабина открылась, оттуда быстро выскочила широкоплечая фигура в грязном комбинезоне. Фигура осторожно обогнула костер броневика, держа наготове автомат. Двигался человек немного странно, рывками, будто движения давались ему с трудом, или же он позабыл их.

Можно ли позабыть, как двигать собственным телом?..

Я еще не видел лица пилота, но уже догадался, кто он.

…Можно, если ты сначала умер, а потом ожил вновь…

Пилот минуту разглядывал пылающие недра броневика, затем взгляд его совершенно черных, лишенных белков глаз упал на меня. От такого взгляда захотелось кричать, и я бы непременно закричал, но сил на такое уже не осталось. Пилот, оказавшийся бывшим охотником по кличке Молот, зашагал ко мне. Лицо его было серым и ничего не выражающим, рот плотно закрыт, широкие скулы выдают скандинавское происхождение.

Разве скандинавы отличаются широкими скулами? Я думал, они светловолосые…

Молот завис надо мною, как скала. Черные глаза казались не глазами вовсе, но впадинами, отверстиями на лице, безобразными и мрачными. И в тех отверстиях обитает злобная темная сила, сила самого Сатаны, переданная Абадонной.

Когда-то он был человеком, а теперь лишь ходячий труп. Боже, разве трупы могут ходить, стрелять, управлять вертолетом? Трупы должны гнить в земле или на земле, гореть в крематории, закапываться в могилы, но не летать на вертушках…

Я вдруг ощутил совершеннейшее безразличие ко всему. Мне больше не хотелось кричать и пытаться спрятаться. Не хотелось чувствовать боль. Легкость накрыла тело приятной теплой мантией, убаюкала, успокоила. Я разглядывал автоматный ствол, зная, что спустя секунду он изрыгнет огонь и разнесет мою головушку в клочья, но не испытывал беспокойства по этому поводу.

Молоток стал худее? Или мне кажется?..

Мертвец тянул с расправой. Хотя, скорее всего, мне всего лишь мерещилось, что он тянет. Субъективное время для меня изменилось, поменяло скорость и направление хода. Я впал в настоящий бред.

Какой из меня Энвиад… Я всего лишь кучка испражнений жизни, как сказал один герой в одном фильме. А ведь хотел же поймать такси… Так устал на работе, так хотелось побыстрее вернуться домой, покушать, поспать… Нет, полез в метро. Ненавижу метро. Там слишком людно и душно, хочется к солнцу, к небу. А еще эти менты, вечно подозрительные, вечно хмурые. Однажды проводили меня в свою комнатушку для обыска… Я что, похож на этого здоровяка Молота? Не видел сходства… Да, определенно, я никогда не замечал сходства между собой и этим мертвецом. Но сходство вскоре будет, и очевидное: мы оба будем мертвы. Вот только он ходит, а я ходить не буду. Буду лежать здесь, пока мои кости не погребет обрушившаяся скала. А потом, лет через тысячу или миллион, новая раса разумных раскопает то, что осталось от меня, выложит в музей под стекло и напишет на табличке: «Уникальный экспонат! Скелет эпохи Слияния. Жалкая крупица того, что оставили после себя наши предки». А может, напишут что-то иное. Или вовсе не напишут… Кто их знает, наших потомков… Да и будут ли они вообще…

Окончательно теряя связь с реальностью, я краем глаза увидел, как из груди Молота показался острый металл, сверкнувший отраженным пламенем горящего броневика. Я нисколько не удивился, догадавшись, что металл – это кончик какого-то колюще-режущего оружия вроде короткого меча или длинного кинжала. Молот вскинул руки, совершенно беззвучно завопил от боли.

Могут ли мертвые чувствовать боль? Что для них боль? Ведь они прошли уже последнюю черту, отделяющую жизнь от смерти, а значит – боль от отсутствия боли. Ведь жизнь – это боль…

Палец мертвеца надавил на спуск автомата. В низкое небо полетела очередь пуль калибра пять сорок пять на тридцать девять.

АКС-74У. Автомат Калашникова образца 1974 года. Укороченный. Предназначается для десантников, связистов, саперов, танкистов, расчетов пусковых установок и бойцов спецподразделений. Выпуск автомата прекращен в 1997 году…

Кончик лезвия в груди Молота чуть-чуть провернулся в сторону, затем исчез с тем, чтобы спустя секунду появиться вновь, но уже чуть ниже и в стороне от первой раны. На меня, заливая лицо и в особенности глаза, брызнули быстро иссякшие струйки черной и густой точно смола крови мертвяка. А лезвие снова исчезло и снова появилось в новом месте на груди Молота, и каждое исчезновение-появление колющего оружия сопровождалось влажным, омерзительно хлюпающим звуком.

Точно втыкать нож в спелый арбуз…

В конце концов, мертвец закинул голову назад и повалился поперек моего тела. Я же, совершенно обессиленный, едва мог заметить невидящими глазами того, кто спас меня от Молота.

Два мертвеца делят мои потроха… Кажется, тот, с чем-то вроде мачете в правой руке, победил. Ему достался приз: потроха… Мои потроха…

И навалилась тьма. Непроглядная, беззвучная, бесчувственная. Тьма, какая может быть в плотно заколоченном гробу на дне зарытой могилы. Тьма тайного склепа, надежно укрытого в мрачном ущелье. Тьма окраины вселенной, куда еще не дошел свет звезд.

ГЛАВА 21

– Пусть грянет буря, – прошептал Логан, точно заклинание, последнюю фразу перед битвой.

И грянула настоящая буря, да такая, каких еще не бывало в Актарсисе. Если бы Светлейшие были чуточку прозорливее, они смогли бы разглядеть в этой буре предвестие о скором палении Актарсиса. Но Светлейшие и в мыслях не предполагали, что Царствие Небесное может когда-либо пасть. Нет, случится что угодно, какой угодно катаклизм, но Царствие незыблемо, как незыблем и вечен Свет во вселенной и граница, делящая Свет от Тьмы.

Глупцы. Разве не понимаете вы, что нет этого. Нет границы. Нет Света и Тьмы. Есть лишь ваше видение, ваша субъективная оценка реальности. Вы считаете себя воплощением Добра, но так ли на самом деле? Разве добром и справедливостью вы достигли тех высот, на каких ныне находитесь? Разве во имя Света или Добра вы существовали тысячи лет?

Лицемеры… С этим надо кончать.

Логан скрестил свой кровавый лиандр с голубым лиандром Игната. Во все стороны полетели искры, жидкие брызги энергии, подобные брызгам расплавленного металла. Противники сцепились, их глаза пылали и пускали густые облака призрачного тумана. Логан, повелитель Яугона, стал теперь сущим демоном с совершенно красными, как и его лиандр, но парящими зеленым туманом глазами. Игнат, облаченный в золотые доспехи, скрестил голубой меч и голубой же взгляд, источающий прозрачные клубы тумана белого цвета.

Взгляд демона всегда пылает огнем Преисподней, но парит ядом смердящего болота. Взгляд астера светел и прозрачен.

Противники развернулись и нанесли новый удар. В искусстве владения мечом Логану не было равных, и это прекрасно знал Игнат. Но архангел был не из тех, что пасуют перед серьезным противником, к тому же за века, прожитые в Актарсисе в качестве генерала гарнизона Икстриллиума, Игнат довел свое мастерство до воистину высокого уровня.

Логан не ожидал, что архангел будет настолько ловок. Скинув плащ, демон взялся за рукоять лиандра двумя руками, прокрутил по нескольким осям с устрашающей скоростью и улыбнулся дьявольской улыбкой всех чудовищ Яугона. А потом прыгнул вверх и подобно пуле взмыл в воздух над стенами крепости. Огромные черные крылья расправились за спиной Логана, сделали его похожим на дракона, на мифическое существо Зла и Смерти. Игнат взлетел следом, расправив свои ослепительно белые, но такие же огромные крылья. Теперь бой завязался на высоте, под грозовыми разрядами и проливным дождем, среди плотной смеси воды, воздуха и электричества.

Они бились как обезумевшие ястребы, сапсанами пикировали друг на друга и терзали, терзали один другого подобно стервятникам. Каждое соприкосновение мечей сопровождалось оглушительным громом, вспышками молний и фонтаном искр; каждый промах поднимал смерч, тут же обретающий собственную жизнь и направление движения по равнинам Актарсиса. Логан и Игнат сражались на пределе своих мистических способностей, но никто не одерживал верх.

Это не последняя наша битва, думал Люцифер. Последняя битва еще впереди. Сейчас мне нужно лишь захватить часть энергии Актарсиса, необходимую для Слияния. И эту часть, сам того не ведая, даст Игнат, так ревностно оберегающий свое измерение.

Крепость высилась уже на горизонте. Противники продолжали бой на высоте, а где-то под ними прорвавшиеся демоны Яугона бились с астерами одной из застав. Грозовые тучи спровоцировали полумрак над приступами к крепости, дождевые потоки ограничивали дальность обзора, ветер заливал воду в глаза и за шиворот, но Логан продолжал наносить удары, парировать, ударять, парировать… Бой превратился в танец смерти, где отдельных движений дерущихся уже невозможно было различить. Логан и Игнат слились в один клокочущий и пылающий искрами ком, точно юла вертящийся в небе.

С первой каплей крови архангела, упавшей на землю Актарсиса, бой прекратился. Небо начало просветляться, смерчи угомонились и растворились в поднятой ими пыли. На заставе последний сраженный демон испустил дух и истлел.

Икстриллиум, гордо и величественно возвышающийся над горизонтом огромным шпилем, озарили лучи заходящего солнца.

Игнат, располосованный вдоль груди и живота, камнем рухнул куда-то в густой лес, вдали от деревень астеров. Прокатившись несколько метров, архангел замер на дне холодного оврага среди сердито квакающих потревоженных лягушек. Не сложенные крылья Игната испачкались грязью, оставленной грозой, и вязкой кровью, брызгающей из распоротого тела.

Когда-то астеры не истекали кровью… Теперь истекают…

Это значит, что Слияние уже началось.

А Логан просто исчез из Актарсиса. Еще до того, как Игнат безвольной куклой свалился в лесной овраг, Логан растворился под тучами и исчез.

Спустя несколько дней по измерениям поползли тревожные слухи. Одни говорили, что верх в битве сильнейших сущностей одержал Игнат, что Логан ныне мертв и Актарсис может праздновать одну из крупнейших своих побед.

Праздновать исправление крупнейшей своей ошибки – создания Сатаны…

Другие утверждали обратное, уверяя окружающих в победе Люцифера. Сторонники этого мнения считали, что теперь взять Икстриллиум, а после и весь Актарсис не составит труда для демонических армий.

Третьи считали, что победы никто не одержал. Противники уничтожили друг друга, вот и все. И сейчас надо определить, нарушен ли баланс сил меж Светом и Тьмою, и если нарушен, то какие экстренные меры надо предпринять, дабы не оказаться под угрозой вторжения неприятельских войск.

Но ближе всех к истине были те, которые говорили, что ни Люцифер, ни Игнат не выиграли бой. И архангел, и демон спровоцировали слишком бурный поток энергии, который разметал их по разным уголкам измерений.

На самом деле все было гораздо проще. А может и сложнее. Логан, вспоров светлое тело Игната, переместился (даже не переместился, а вылетел подобно винной пробке в результате энергетического взрыва) в Срединный мир, утянув туда же и энергию Актарсиса, вернее, ее часть, необходимую для начала необратимого процесса смещения параллельных измерений к общему центру – Срединному миру.

Началось Слияние, самое грандиозное событие вселенной. И доказательством его начала стала брызжущая из раны Игната кровь.

Когда-то астеры не истекали кровью…

…Я открыл глаза.

Странно, но почему-то такое простое движение далось с трудом, словно веки были чудовищно тяжелы, словно к ним были подвешены пудовые гири.

Сначала я ничего не видел, и подумал даже, что вовсе не открывал глаз, но вскоре осознал, что смотрю на небо. Звездное небо, усыпанное миллионами крошечных сверкающих точек.

Ночь. Я вижу ночь…

Отчего-то пришло ощущение, что когда-то он я там, на небе… Абсурд. Впрочем, почему абсурд? Вполне вероятно, что когда-то я бывал на одной их тех звезд, ведь их так много… Говорят, астрономы всех стран верят в стопроцентную возможность существования иных цивилизаций за пределами Земли.

К мозгу стали приходить сигналы от тела. Вроде бы тело оставалось целым: ноги, руки – на месте, ран не чувствуется. Зато чувствуется холод. Зимний холод, стужа, мороз. Но этот факт не волнует.

Почему? Я рискую замерзнуть, охладиться до критической температуры и вновь погрузиться в эту вязкую бездну непроглядного мрака. В могильный холод смерти, в ее костлявые объятия. Хотя нет, это ведь не смерть, раз я еще жив. «Мыслю, следовательно, существую». Значит, я пережил не смерть (какая забавная фраза), но что-то вроде обморока или комы.

Я догадался, что лежу в снегу, и сверху также накрыт снежным покрывалом. Нормальный человек давно бы уже окоченел, помер от переохлаждения, от загустения крови, от остановки сердца.

Нормальный человек…

Но кто тогда я? Не человек? Бред… Определенно, я нахожусь в бреду…

Диалог не смог развиться, потому что все тело содрогнулось, сложилось пополам от дикой боли. Я перевернулся на живот, с трудом сгибая онемевшие суставы, и застонал. Застонал странно, как раненый зверь, а не как человек.

Что за боль скрутила тело? Отчего она так знакома? Может быть, дают знать о себе прежние ранения? Ведь меня ранили… Я помню вертолет, стремительное бегство от проклятой летающей машины, разящей смертельно опасными иглами ракет…

…бой у Исктриллиума…

Мы поднимались по северному склону Альпийских гор, двигались к Виссену, где нашли бы убежище от всех опасностей этого кошмарного мира после прорыва инферно. Но помешал «Апач», боевой вертолет американского производства, купленный Великобританией и направленный некогда во Францию вместе с контингентов миротворческих войск ООН. Вертолет расстрелял броневик из-за поворота, мы не успели даже среагировать…

…битва с Игнатом у Икстриллиума. Битва под клокочущим небом Актарсиса…

Броневик перевернуло разрывом одной из ракет и опрокинуло на бок. Я едва ли отполз метров на двадцать от него, после чего броневик разлетелся в клочья, а то, что осталось после него, вспыхнуло ярким костром. Взорвались баки с горючим…

…Игнат свалился вниз, едва не разрубленный надвое вдоль тела. Его золотая кираса не спасла от кровавого лиандра…

Меня, должно быть, здорово оглушило взрывом. Мысли путаются, какие-то странные воспоминания лезут наружу. Неужели я так серьезно пострадал, что в голове замкнуло? Как в «Бойцовском клубе», где главный герой свихнулся и стал опасным психом, конченным шизофреником…

…выброс колоссальной энергии. Астерам невдомек, какие потоки энергии можно вызвать, казалось бы, простыми действиями. А если уметь направлять эти потоки в нужное русло, то можно править судьбу всего мира. Всех миров…

Помню, вертолетом управлял Молот. Этот молчаливый (немой?) охотник, убитый и воскрешенный Абадонной, страшным демоном разрушений. Сначала нам пришлось расправиться с Хакером…

…но Игнат не погиб. Нет. Как и я, он еще жив и ждет последней битвы. О, скоро она свершится, эта финальная схватка несуществующего Добра и несуществующего Зла. И тогда…

Они восстали из мертвых, эти два несчастных. Сила Зла воскресила их. Как же все кошмарно, как все пугающе сейчас на Земле. Неудивительно, что я брежу, как сумасшедший. Самые крепкие нервы не выдержат того, что свалилось вдруг на мои плечи. А еще поганое – иначе и не скажешь – ощущение многократной смерти, которую я уже пережил.

Нет, все-таки забавная фраза: пережить смерть. Она еще раз подчеркивает то, что нет особых различий между Светом и Тьмою. И что одна сторона не может существовать без другой. Лишь в тесной связке они возможны, либо невозможны вовсе…

…свободы лишь желаю я. Свободы и вечного покоя. Ибо, как белка заперта в своем барабане и без конца бежит по дорожке, так и я не могу разорвать странный круг своей жизни, не могу выпасть из нее – из этой жизни, и стать ничем. Не частицей Хаоса, ведь частица – это уже что-то. Просто ничем. Вне времени, вне пространства, вне вселенной, вне Хаоса…

Молот остановился надо мной, завис подобно скале. А глаза его были совершенно черны, черны именно так, как показывают (показывали) в своих фильмах режиссеры ужасов. Ведь Молот был уже не человек, но демон, мертвец с сохранившимися моторными функциями и навыками. В руках он держал автомат, по-моему, это АКС образца семьдесят четвертого года с укороченным стволом. Хороший автомат, надежный. Хотя многие его критикуют из-за недостаточной дальности стрельбы. Еще бы, ведь ствол-то укороченный! Хотите выиграть в дальности – берите снайперскую винтовку!

О, бог мой, я в бреду. Я не могу собраться с мыслями. Мысли убегают от меня в разные стороны, врассыпную, как тараканы на кухне ночной порою, встревоженные внезапным включением освещения. Не могу даже толком вспомнить, кто я. Каково мое имя.

Виктор?…

…Логан…

Такое впечатление, что у меня несколько имен. И все они в равной степени отражают мою сущность, мою жизнь, прожитую не ахти как, но все же…

…мои жизни…

Молот хотел застрелить меня из автомата. Он уже поместил указательный палец правой руки на спусковой крючок. И лицо его не отражало совершенно ничего, оно было лишь лицом мертвеца: без эмоций, без мыслей, без чего бы то ни было…

…опять это вечно преследующее меня ощущение повторения событий, ощущение раздвоенности сознания. Оно началось давно, так давно, что я не смогу вспомнить, когда именно. Определенно, не смогу. Наверное, сразу за тем, как я умер впервые, умер в первый раз. Или тот раз уже не был первым?..

Кто-то помешал мертвецу застрелить меня. Кто-то несколько раз пронзил его длинным кинжалом, а звук был такой, будто вонзают лезвие в спелый арбуз. Шлеп… шлеп… шлеп… Не имею никакого представления, кто бы мог оказаться моим спасителем. Вряд ли Ника и Гоша выжили при взрыве броневика. Это мне повезло – успел отползти…