Текст книги "Тонкие грани (СИ)"

Автор книги: Кирико Кири

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

В городе осталась Сюин, и я предположил, что можно попробовать с её стороны зайти. Нет, не вызнать, кто ему нравится, а попробовать ей протолкнуть предложение отпраздновать сделку. Фея восприняла это немного скептически, но всё же согласилась. В конце концов, они обе женщины, обе криминальные элементы и обе имеют детей. Им точно должно быть о чём поговорить. Глядишь, и найдут общий язык, а там две подружки захотят провести времени чуть больше.

Но и здесь мы потерпели фиаско. Когда я зашёл к Фее спросить, как дела, она лишь пожала плечами, сказав, что они поговорили о том, о сём, но ни к чему не пришли. То есть совсем не сдвинулись в нужном направлении. А это значит, что как минимум здесь уже ничего не получится и надо приглашать Бао к нам. Причину, думаю, придумать можно. Другое дело, получится ли? Здесь мы тоже думали, что нет ничего проще, чем подложить девку под бандита, а вон как оказалось.

И всё же какой бред… я отстроил картель, взял под контроль город, столько сделал, а сейчас занимаюсь какой-то ересью, чтоб получить разрешение на пользование портом от дома Ли. Так послушать, и становится даже немного стыдно за себя.

Оставался ещё один вариант, конечно, но его бы мне хотелось избежать. Джек верно понял – мне не нравится подобное, и если есть возможность этого избежать, я постараюсь так сделать. Что-то… внутри против подобного.

С этими невесёлыми мыслями я лёг в кровать. Завтра, скорее всего, у нас ещё будет время придумать что-нибудь. Поэтому стоило поспать и не грузить мозги на сон грядущий, иначе не высплюсь и буду ходить убитым, когда надо быть наоборот, во всеоружии. Завтра мне предстояло самому закинуть удочку, а это значит, что надо иметь ясный ум.

А ночью меня посетил неожиданный гость.

Глава 244

Я не верю в шестое чувство. Не верю в мистику и всё, что с ней связано, пусть и сталкивался с призраками. Однако и не могу отрицать того факта, что можно почувствовать присутствие другого человека, даже если ты его не видишь. Ты просто чувствуешь его присутствие. Возможно, это связано с тем, что мы чувствуем тепло, слышим дыхание, мельчайшие колебания. Они настолько неприметны, что ты их не замечаешь, но замечает организм, сообщая, что ты здесь не один.

Но проснулся я отнюдь не из-за того, что почувствовал чужое присутствие. Совсем нет. Моей щеки кто-то коснулся. Я бы сказал, едва-едва, самыми кончиками провели по щеке, будто пушинка соскользнула. Но этого оказалось достаточно, чтоб выдернуть меня из сна.

И в первые секунды пробуждения я даже не совсем понял, показалось ли мне это или просто случайно во сне сам как-то коснулся. Но ответ пришёл с другой стороны – в этот самый момент я и почувствовал чужое присутствие в комнате. Я не стал отмахиваться от этого, как и не стал резко вскакивать, пытаться включить свет и оглядеться. Лишь продолжил спокойно лежать, будто сплю.

Я прислушался. Тишина была абсолютной, разве что сквозь окна был слышен гул машин и вой сирен, будто они были в другой вселенной. Но ни дыхания, ни скрипов или чего-то подобного. И я не чувствовал потоков воздуха, как иногда бывает, когда кто-то проходит рядом с тобой или дышит рядом.

Но чувство, будто кто-то здесь есть, меня ни капельки не покидало.

Вот так, прислушиваясь и пытаясь почувствовать кого-то или что-то, я пролежал, наверное, около десяти минут. Передо мной был телефон с тревожной кнопкой. Казалось бы, протяни руку и нажми, но я боялся, что если кто-то здесь есть, при первом же движении я выдам то, что не сплю, и получу себе пулю в лоб. Или в затылок. Можно, конечно, рискнуть, но ставить свою жизнь так глупо…

В этот самый момент, когда я раздумывал, рискнуть или нет, кровать с другого края слегка прогнулась, как если бы кто-то на неё сел. По спине побежал холодок, а сердце, казалось, пропустило удар, будто тоже замерло, и тут же понеслось галопом. Хотелось вскочить прямо в этот момент и броситься… куда? К двери? К противнику? А если у него пистолет? Или к телефону? А успею ли?

Мысли лихорадочно забегали в поисках ответа, которого не наблюдалось.

Вот кровать прогнулась ещё сильнее – ночной гость кажется… лёг на неё?

Так, секунду…

На кровать легли, а это явно не поступок убийцы. То ли это девушка, то ли…

Словно в ответ на догадку носа коснулся мягкий аромат. Я бы назвал его ароматом девушки. Нечто похожее исходило от Марии, когда я её целовал. Естественный запах человека, если так можно выразиться. И такой нежный запах не мог исходить от мужчины уж точно.

Поэтому, сложив всё вместе: что меня ещё не убили, что это, судя по всему, девушка, нетипичное поведение и что она рядом со мной лежит, я рискнул просто протянуть руку вперёд к лампе на тумбочке. Комнату озарил свет, тёплый, мягкий, не режущий глаза после темноты. А я в свою очередь медленно обернулся и…

– Ишкуина?

Вот кого я не ожидал увидеть, так эту личность. Её рыло я ни с кем и никогда не спутаю. Особенно эти наглые глаза конченной стервы, которые смотрят на меня сейчас и улыбаются. Мои страхи и неуверенность как ветром сдуло, а на смену пришла ярость.

Эта сука мало того, что внаглую припёрлась сюда, ко мне в номер, так ещё и легла с таким видом, будто здесь её место, при этом осмеливаясь улыбаться мне в лицо! Чьорт, да это просто плевок в мою сторону, типа смотри, как я могу!

– Проснулся? – с издёвкой спросила она, глядя на моё немного охреневшее лицо. – А я тут те… кх-х-х-х…

Я даже подумать не успел, как ладонь сама легла на её шею, такую тонкую, податливую, хрупкую шею этой мрази. Такую нежную, будто стебелёк…

КОТОРЫЙ Я СЕЙЧАС СЛОМАЮ!!!

Не успела Ишкуина оглянуться, как я уже сидел на ней верхом, сомкнув обе руки на её шее, и душил. Это произошло так быстро, что даже попытайся она сопротивляться, ничего бы не получилось. Всё моё тело будто только и ждало такой чудесной возможности поквитаться с ней.

За какие-то мгновения меня накрыло ненавистью и перекосило от эмоций. В голове билась только одна понятная и предельно чёткая мысль: убить. И я был готов отдаться этой цели с радостью.

Я чувствовал спазмы в её горле, чувствовал биение артерий под кожей. То, как что-то хрустит под ладонями. И… Ишкуина не сопротивлялась. Лежала смирно, глядя на меня и улыбаясь, как безумная. Ей было больно, она мучилась, я видел это, но, тем не менее, не сопротивлялась ни капельки, будто покорно принимала свою судьбу и позволяла довершить начатое. Лишь когда взгляд начала затухать, Ишкуина немного двинулась – её рука потянулась к моему лицу. Я думал, что она сейчас мне в глаз ткнёт или ещё что-то, от чего зажмурился, но щёк коснулись прохладные пальцы, и…

Я перестал чувствовать под ладонями признаки жизни.

Мышцы шеи под моими пальцами перестали сокращаться, и я больше не ощущал биение её сонных артерий. Ишкуина лежала подо мной, закатив глаза, с наитеплейшим отсутствующим выражением лица. Именно с такой гримасой умирают торчки и другие не самые приятные личности, я уже успел повидать таких на своём веку.

Я медленно убрал руки с её шеи, чувствуя лёгкое напряжение в предплечьях. Пальцы слегка подрагивали, будто от волнения. Сердце билось как бешеное, а в голове до сих пор стучала кровь, и казалось, что ладони ещё чувствуют её шею. Глубоко дыша, я оглядывал её, как окидывает взглядом охотник свою добычу. На какое-то мгновение я было даже обрадовался, но…

Она бессмертна…

Голос Нинг пронёсся в голове словно тихий ветерок.

И это сразу испортило мне настроение.

По правде говоря, я не верил в бессмертие, но учитывая мир, в которым мы живём, не отрицал возможность подобного. Ишкуина уже доказала, что имеет свои фокусы, которыми может активно пользоваться, и не факт, что бессмертие не входит в их состав. Всё же не зря ведьмы меня об этом предупредили.

Бессмертная мразь…

– Но попытка не пытка, верно? – спросил я труп под собой. Заодно сам убежусь, что это так.

На всякий случай я проверил пульс, а после приложил ухо к груди. Нет, никаких признаков. По всем правилам Ишкуина мертва. По крайней мере сейчас. Но чтоб быть уверенным на все сто процентов, я подхватил её тело, после чего схватил голову и очень резко выкрутил под неправильным углом. Раздался характерный звук, будто кто-то хрустнул пальцами. Плюс почувствовал руками, как ломаются её шейные позвонки.

Теперь она мертва, на сто процентов. Не может быть человек живым с шеей под таким углом.

Я бы сказал, что мне с трудом верится, что после такого она оживёт, но раньше я не верил и в призраков, и в изменение реальности, и во многое другое. А сейчас… А сейчас верю. И глядя на труп Ишкуины, вполне мог себе представить, что она может ожить.

И всё же она выглядела такой мёртвой…

Будучи человеком осторожным, я не поленился раздеть её догола, сняв даже нижнее бельё. Мало ли что она там спрятала, верно? Ко мне Ишкуина пробралась, одетая в самую обычную блузку с длинными рукавами и юбку по колено. В этой одежде она больше походила на офисного планктона, не вызывающего никаких подозрений.

В мёртвом состоянии она выглядела несколько иначе, более спокойной и обычной. Самой заурядной личностью, которых бродит по улицам миллионами. Зубы действительно были акульими и явно не подпиленными. По форме они слегка напоминали треугольники, а следов каких-то видимых операций не видно. На самом теле никаких шрамов или следов операции. Разве что татуировки на руках несколько выделялись, да ещё несколько на других местах, но больше ничего особенного. У неё даже пирсинга не было или следов от него.

После беглого осмотра, связав по рукам и ногам ремнями, утащил её в ванную комнату, где бросил в ванну. Проверил одежду, но ничего не нашёл – ни оружия, ни документов, ни личных вещей. Если нечто подобное у неё было, то явилась ко мне Ишкуина без них.

Немного подумав, я прошёлся по номеру, на всякий случай осмотрев его. Нет, никаких искривлений реальности и бесконечных комнат. Я даже выглянул в коридор на наш этаж, чтоб проверить. Прошёл по нему, дошёл до лифтов, после чего вернулся обратно. После этого сходил к барной стойке, которая служила в номере и кухней, где взял тесак, нож для колки люда и обычный. Посмотрим, насколько она у нас живучая. Вернулся в ванную комнату и…

– Ты уже приготовил для меня развлечения! – радостно пискнула Ишкуина, совсем не показывая даже капельки страха. – Колокольчик, ты лучший! Такая чуткость, такая любовь! Иди, выеби меня, сучонок!

Я молча смотрел на довольную рожу вполне себе живой Ишкуины.

Чьорт… кажется, меня не обманули…

Разочарование, которое я почувствовал, не сравнить с какой-то внутренней обидой, будто всё нутро кричало: ТАК НЕ ЧЕСТНО!!! Нет, серьёзно, это читерство. Эта мразь… её даже убить нельзя. Не сказать, что я был прямо очень сильно удивлён, но… всё равно странное чувство присутствовало. Это как фокус – ты знаешь, что всё это ловкость рук, но всё равно немного охреневаешь, глядя на него и силясь понять, как такое возможно. Одно дело знать, а другое – видеть. И пусть удивления я не показал, внутри чувствовал смятение.

Передо мной был тот самый фокус, о котором я знал, но который для меня был противоестественен.

Меня аж перекосило от её довольного вида. Эта сволочь лежала в ванной совершенно живая со здоровым цветом лица. И голова была под правильным углом. Единственное, что сильно выделялось – синяки на шее, но и те уже были жёлтыми, будто были оставлены несколько дней назад.

– Давно не виделись, Ишкуина, – прохрипел я, демонстративно взвешивая тесак.

– Точно-точно, я же не поздоровалась, – показала она мне свой оскал. – Здравствуй, мой любимый девственник. В прошлый раз, когда я тебя видела, ты засадил в меня несколько пуль.

– Смотрю, не помогло.

– Не-а, ни капельки. Тебя разве не учили, что нужно засаживать в девушек? Или будешь повизгивать, как сучка, о том, какой ты обиженный жизнью и мной?

– Знаешь, учитывая, что ты в моих руках сейчас, я не такой уж и обиженный жизнью.

– Мной не обиженный, я сама тебе себя дарю. Ну что, выебешь меня или пока будем играть в пытки? Девушкам нравится прелюдии. Тебе нравится делать больно женщинам, колокольчик? Кончаешь от этого? А насиловать? Хочешь изнасиловать?

– Я бы на твоём месте не радовался так, – негромко произнёс я. – Ишкуина, ты действительно страха не ведаешь?

– Так я же бессмертная. Нахуй страх – даёшь драйв! – рассмеялась она. – И я смотрю, ты подготовился.

– Я же убью тебя, – нахмурился я. – Ты это понимаешь?

– Пожалуйста, – оскалилась Ишкуина. – Только так, чтоб я больше не воскрешалась, хорошо? Давай, мой гениальный девственник, я верю в тебя.

И ведь действительно, даже капли страха не показала.

– Ты настолько веришь в свою бессмертность? – спросил я, чувствуя злость.

– Конечно, – невозмутимо произнесла она. – Иначе бы сунулась бы я к тебе? М-м-м… да, сунулась, – одарила Ишкуина меня безумной улыбкой. – Ну давай! Начинай уже. Я обычно не сильно люблю умирать, вернее, попытки умереть, но для тебя готова сделать исключение. Можешь… поиграть со мной…

Последние слова она произнесла томным голосом.

Я рассматривал голую связанную девушку перед собой, чувствуя какую-то безумную ненависть к этой особе.

– А если я не буду тебя убивать, а буду делать больно очень и очень долго?

– Думаешь, я боюсь, мой голубок? Думаешь, меня пугает боль? Какой же ты наивный глупый дурачок. Ну, хочешь меня трахнуть, пока я беспомощна? Можешь даже рукой, для тебя я на что угодно готова!

Всё моё «Я» хотело её скорейшей и, желательно, мучительной смерти. Ишкуина меня так выводила, что о жалости не могло быть и речи. Но учитывая тот факт, что убить её будет проблемно, я решил для начала посмотреть, что будет, если воспользоваться классическими методами умерщвления. Убить несколько раз да поглядеть, как будет возвращаться к жизни. Заодно и злость спущу на неё.

– Ну так что? Ты ссыкло по жизни или возьмёшь свои трусливые яйки в кулачки да сделаешь, чего хочешь? – оскалилась она. – Сделать мне больно. Давай же, сучонок, я послушная сучка, обещаю далеко не убегать. Или мне тебя умолять? Или отсо…

Нож для колки льда вошёл ей прямо в глаз. Едва заметное сопротивление в виде задней стенки глазницы, хруст, который я как слышу, так и чувствую рукоятью ножа, и он погружается ещё глубже. От такого удара голова Ишкуины ударилась затылком об стенку ванны, а я ещё и навалился, вгоняя нож глубже, пока сама рукоять на одну пятую не утонула в её глазнице. Её тело секунду другую дёргалось в судорогах, после чего затихло.

Из глазницы, в которой торчала деревянная лакированная рукоять, потекла кровь. Оставшийся глаз Ишкуины закатился. Кровь стекала по её щеке, будто она плакала, после чего на грудь и в ванную.

Такой удар не оставит никому шансов. Если и он не возьмёт Ишкуину, – а мне уже казалось, что не возьмёт, – то я уже и не знаю, что делать. В голову сразу лезли воспоминания о разговоре с Нинг. Если уничтожить тело или сделать так, чтоб оно не смогло восстановиться, её душа просто найдёт новое пристанище, не более. Можно, конечно, и так сделать, но сейчас я хотя бы знаю, как выглядит угроза, а там хрен знает, какой она станет.

Ишкуина пришла в себя где-то минут через десять. Хотя пришла в себя – не совсем правильная формулировка. Она вернулась к жизни. Всё это время я внимательно наблюдал за ней и смог лично узреть тот самый момент, когда жизнь вернулась к ней.

Стерва, нежелающая умирать нормально, по-человечески, неожиданно дёрнулась всем телом. Судорожно вздохнула полной грудью, выгибаясь дугой, после чего задёргалась, будто у неё начались судороги. Совсем мелкие, как если бы через её тело пустили ток. Кровь из глазницы потекла обильнее. Я даже не стал вытаскивать нож, чтоб посмотреть, что будет. После мелкой дрожи она расслабилась, будто силы в одночасье покинули её, и живучая дрянь медленно повернула голову в мою сторону.

– Здравствуй, сладкий хуй, – улыбнулась она своей коронной улыбкой. – Я вновь с тобой.

Надо сказать, что смотреть на девушку, у которой из глаза торчит рукоять ножа для колки люда, немного… непривычно и противоестественно, если можно так выразиться. И судя по тому, что я видел, Ишкуина была вполне себе жива, хотя, как я могу судить, нож ей мешал.

– Знаешь, слишком слабо, дорогуша, слишком. Давай, попробуй ещё раз.

Меня просить лишний раз было не надо. Я одним махом вырвал из её глазницы нож, после чего, словно маньяк, стал остервенело и быстро наносить удары ей в грудь и живот, чувствуя, как хрустят её кости и рвутся мышцы. Признаться честно, я получал от этого удовольствие и выкладывал в каждый удар едва ли не душу, наслаждаясь тем, как длинный стержень втыкается в её беззащитную тушку. Как он пробивает её органы, заставляя Ишкуину вздрагивать и слегка изгибаться, кривясь от боли – уж её-то она явно чувствовала.

Я, наверное, нанёс ударов двадцать, прежде чем успокоился, глядя на её истыканное тело. Кровь из ран стекла в ванну, уходя в слив. Она же капала с ножа для колки льда и руки. Весь забрызганный кровью, я хмуро наблюдал за Ишкуиной. К моему удивлению, я даже видел, как медленно затягиваются раны, которые оставил нож. И едва она судорожно вздохнула, набросился с новой силой, не дав ей возможности прийти в себя.

Её ночь только начиналась, и раз уж она сама пришла сюда, грех было не воспользоваться этим. Если не убью, то сорву всю злость и успокою собственную душу. Слишком много позволила она себе, слишком долго я терпел её выходки и слишком многое накопилось.

Я бил ножом как одуревший, срывая злость на Ишкуине и наблюдая за тем, как от боли едва ли не судорогой сводит её лицо. Когда уставал бить ножом, бил её по лицу кулаками. Хватал за волосы и дубасил головой об ванну, пинал, прыгал на ней, ломал ей кости. В какой-то момент у меня в руках оказался тесак, который я заносил над Ишкуиной. Тот с мягким чавканьем входил в её тело, перерубая мышцы и кости.

И за это время Ишкуина не издала ни одного звука.

Глава 245

Забавно, но от этой экзекуции устал первым я. Просто физически устал избивать и кромсать Ишкуину, которая лежала ни жива, ни мертва на дне ванны в собственной крови. Сидел на бортике, тяжело дыша и поглядывая на такую же тяжело дышащую сучку, которая и не думала помирать.

Вся ванная комната была в крови, будто кто-то устроил здесь не просто поножовщину, а самую настоящую бойню. Столько крови не было, даже когда я наказывал провинившихся колуном. Дополнительный эффект к жуткости добавлял белый кафель, на котором кровь выглядела особенно выделяющейся. Всё было забрызгано ею. Красные вертикальные дорожки спускались по стенам и зеркалам, сбегая из клякс. Зеркало был исчерчено вертикальными красными дорожками. На полу виднелись кровавые отпечатки ног и следы, словно кто-то намерено размазал кровь по полу. Где-то в углу лежал окровавленный тесак с ножом.

Что я только ни делал с Ишкуиной. Избивал кулаками, ногами, прыгал на ней, ломая кости, ломал конечности, бил ножами и тесаком, буквально измочаливая её в кашу. Специально пробивал ей сердце и печень. Едва ли не вскрывал тесаком грудь. Ломал ей череп, шею, пробивал мозг ножом для колки льда, то же самое делал и с позвоночником.

Не будь у неё такой регенерации, от неё бы сейчас ничего не осталось. Но нет, Ишкуина лежит на дне ванны, тяжело дыша, будто пробежала кросс. Я ей даже кровь пустил – Ишкуина вроде и умерла от потери крови, а потом раны заросли, и она очнулась. Было видно, что регенерация для неё проходит не столь приятно, как это выглядит, но у меня была уверенность, что я могу этим заниматься очень долго, и она всё равно останется живой.

– Ну как?.. Я хороша, не так ли?.. – выдохнула Ишкуина, будто я её не убивал, а трахал. – Удовлетворён?..

Мне нечего было на это ответить. Я действительно отвёл на ней свою душу. Выплеснул всю ненависть на ней, от чего теперь чувствовал какое-то облегчение и приятное опустошение. Теперь при взгляде на Ишкуину у меня не вспыхивала бесконтрольная ярость, которая мешала думать. Только раздражение. Такое, что я, глядя сейчас на неё, просто от нечего делать воткнул ей в ляжку нож для льда.

Ишкуина дёрнулась, поморщившись. Я знаю, что она чувствует боль, видел это в её глазах, пусть она старается и не подавать виду.

– Лучше бы ты мне другое и в иное место воткнул, колокольчик, – вздохнула Ишкуина.

– Если я не вытащу из тебя нож, – я немного покрутил его в ране, заставляя её кривиться, – ты не сможешь отрегенерировать?

– Знаешь, что бывает с занозой? – пропыхтела она, терпя боль.

– Её выталкивает в конце концов.

– Вот и это заноза, только большая. Лучше выеби меня уже…

– Не дождёшься, Ишкуина. Лучше ответь на вопрос, – я надавил сильнее, заставляя её завошкаться, – что будет, если я тебя сожгу?

– Я перерожусь. Или вселюсь в какую-нибудь шлюху, – просипела Ишкуина. – Вытащи из меня нож, дорогой. Моей ягодице больно.

– Терпи, – надавил я сильнее, заставив её напрячься. – То есть тебя не убить, а если уничтожить тело, ты всё равно вернёшься?

– Угу.

– А если топить?

– Возрожусь.

– И сколько тонуть ты будешь?

– Долго. Решил меня утопить?

– Да, пожалуй, так и сделаю, – кивнул я, после чего включил воду, наступив ей на грудь ногой.

– Ну ты и срань… – фыркнула она. – Терпеть не могу тонуть.

– Часто приходилось?

– Ой, в средневековье каждый второй город топил. Трахать боялись, так топить начинали, – поморщилась она, после чего улыбнулась. – Но если ты от этого кончаешь, то я потерплю.

Зачем я это делаю? Да просто чтоб сделать больно Ишкуине. Как по мне, это святое – мучить ту, кто тебя чуть не обнулила. Глаз за глаз, как говорится. К тому же, мне надо было подумать, а у этой дряни рот не закрывался. То ли профессиональная привычка, то ли характер, но она меня знатно достала уже.

Я с интересом наблюдал, как Ишкуина сначала набрала побольше воздуха, терпя, а потом начала тонуть. Дёргалась, морщилась, но не пыталась выбраться, будто смиренно принимала свою судьбу. В конечном итоге, Ишкуина перестала дёргаться, напоследок открыв несколько раз рот, словно рыба, и со слегка удивлённым лицом уставившись в потолок. Как и в прошлые разы, её глаза лишились жизни.

Всё так же придерживая её ногой, чтоб не всплыла, я постарался собраться мыслями. После череды издевательств над несопротивляющейся Ишкуиной мысли были словно песок на ветру. Я был как… кот, обожравшийся сметаной, которому ничего теперь не нужно. Я не садист, в конце концов, и не получаю удовольствия от мучений других, если только они не оправданы, но здесь разошёлся не на шутку, наблюдая за болью, которую она пыталась успешно спрятать под своей безумной улыбкой. Но глаза-то не врут. Могу лишь похвалить за выдержку. Зато теперь, когда я выместил на ней всё гнильё внутри меня и буквально отчистился, ненависти, сжигающей изнутри и требующей её крови, не было. Ишкуина мне была противна, да, но не более. Желание мучить её пропало.

И ведь Ишкуина здесь не просто так, могу поклясться. И мне почему-то кажется, что она здесь именно из-за моего плана. Вернее, ради него.

И ради меня.

Я никогда не поверю, что она просто так сюда пришла. Ишкуина как ветер – у неё нет особо того, что её бы держало. Когда остальные борются за власть и влияние, она пускает свои способности на удовлетворение своих прихотей и мимолётной страсти, готовая отдать ради них всё – от жизни до собственной свободы. И здесь она, собственно, из-за своей страсти. Из-за моей девственности.

Убрав ногу с её груди, я схватил Ишкуину за плечи и вытащил из ванны, перебросив верхнюю часть тела через бортик.

Её голова безвольна свисала вниз. Через несколько минут Ишкуина резко дёрнулась, будто в неё вдохнули жизнь разрядом тока, после чего изо рта потоком, словно под напором, ударила вода. Тяжело закашлявшись, Ишкуину ещё несколько раз вырвало. Её слегка трясло. Видимо, утопление даётся ей куда сложнее, чем всё остальное. Ну что ж, будем иметь ввиду.

Откашлявшись и немного отдышавшись, Ишкуина приподняла ко мне голову. На лице играла довольная, но слабая улыбка.

– У тебя на утопленниц встаёт, а? А то сейчас вошло так вошло бы…

– Боюсь, я не страдаю некрофилией, Ишкуина.

– Это ты типа расстроился, колокольчик? – усмехнулась Ишкуина, после чего её вновь вырвало.

– Зачем ты здесь? – полюбопытствовал я.

– А то ты не знаешь, сладкий… – прохрипела она, закашлявшись.

– Хочу услышать это от тебя.

– Так вот оно что… – заулыбалась она. – Так я вроде и говорила это раньше тебе – трахни меня хорошенько!

– Нет, я немного о другом…

– А я об этом.

– Почему сейчас припёрлась? Ты знала, что я тебя встречу болью и страданиями, но добровольно пришла.

– Что мне, бессмертной, эти секундные пытки, дурашка, – засмеялась она невесело. – Мне гнобят веками…

– И не удивительно.

– …и мне не привыкать. А вот ты… ты то, ради чего я могу пойти на многое. Давай же! Я заслужила хороший трах! Ты же отвёл душеньку свою девственную уже, отомстил, возместил убытки, отпел поруганную честь своей бабы. Пора бы и вперёд смотреть.

– Зачем ты здесь?

– Я же сказала…

– Я буду повторять этот вопрос до посинения, а ты ничего не получишь, Ишкуина. Так что лучше переходи к делу, если действительно чего-то хочешь, – пошёл я на небольшой шантаж.

– Но ведь ты действительно знаешь, зачем я здесь, – оскалилась Ишкуина, после чего её ещё раз вырвало. Откашлялась, слабо вытерла рот. – Ты не идиот, никогда не был им, так как программа не позволяет…

– Осторожнее, Ишкуина. Ты уже перешла границу в прошлый раз.

– Так ты и оплатил сейчас, нет? Сколько раз убил?

– За такое тебя запытать мало.

– Так пытай, колокольчик, – усмехнулась она. – Давай, я пришла к тебе же. Делай своё дело…

В ответ на это я просто взял и воткнул ей куда-то под лопатку нож для льда. Ишкуина судорожно выдохнула, напрягшись, но так и не издал ни единого звука.

– Я могу делать это дело сколько угодно. Меня не сильно трогают твои страдания, хотя, признаться честно, теперь и не доставляют удовольствия. Однако наказание за содеянное может продолжиться, и мы ни к чему не придём.

Ишкуина вздохнула.

– Не хочешь со мной потрахаться, дорогуша?

– Ты знаешь ответ.

– А если я помогу тебе достать то, чего ты хочешь?

– А откуда ты знаешь, что мне требуется?

– Посмотри на меня, – хмыкнула она. – Твоя неопытность, словно первый раз в девку хуем тычешь, мешает рассмотреть очевидное – я могу получить всё, что хочу, если такова будет моя воля.

– Как видим, не всё, – заметил я.

– Да, бывают в жизни огорчения, – согласилась она. – Но я могу достать то, чего ты хочешь… м-м-м… по щелчку. И будет тебе стоить это всего лишь приятного времени.

– Что мешает мне тебя пытать, пока ты не согласишься? – немного безразличным тоном поинтересовался я, двигая в ней нож. Дыхание Ишкуины участилось, она немного напряглась от боли.

– Ты же знаешь, что я умру, но не сдамся.

– Я могу пытать тебя годами.

– Какой ты твёрдый… надеюсь, ниже пояса такая же твёрдость. Знаешь ли, я люблю всё длинное и твёрдое… – захихикала она. – Но моя воля твёрже. Я умру, и ищи потом меня, а я ведь буду всегда рядом. Может даже окажусь в тех, кто тебе дорог…

Она посмотрела на меня своими холодными безумными глазами. Её улыбка стала зловещей.

– Я могу стать твоей, милашка. А могу стать твоим кошмаром.

– Это я могу стать твоим кошмаром, – надавил я на нож, заставив её зажмуриться и опустить голову. – Я могу превратить твою жизнь до конца своих дней в ад, а после меня хоть потоп.

– Ты настолько не хочешь меня? Настолько боишься присунуть левой девахе, что готов жертвовать всем ради своих принципов? – рассмеялась она. А в глазах уже появились слёзы боли. – Типа я так сказал? А как же бизнес?

– Это и есть бизнес. С тобой никаких дел, – ответил я, продолжая двигать в ней нож из стороны в сторону, словно пытаясь его расшатать.

– И ты не можешь пойти на это даже из жалости? – неожиданно спросила Ишкуина, застав в меня врасплох.

– Дать тебе из жалости? – немного офигел я.

Ишкуина, не ответив, медленно начала выползать из ванны, расплёскивая за бортик воду. Выбралась, будто вывалилась, плюхнувшись на пол с торчащим ножом из лопатки. С трудом взглянула назад на торчащую рукоятку и поморщилась от боли. Тихо вздохнула, после чего подняла ко мне голову.

– В мире не осталось жалости к созданиям, как я, – негромко, с усмешкой отозвалась она. – Я многого прошу? Просто потрахаться.

– Да с чего вдруг мне соглашаться с такой, как ты?

– И так всегда, – вздохнула Ишкуина. – Никого не попросить, колокольчик, всем плевать. Приходится брать самой, – подняла она ко мне голову. От её улыбки осталась лишь блеклая тень.

– Меня не разжалобить этим, Ишкуина.

– Взгляни мне в глаза, колокольчик. Ты хочешь наказать меня за содеянное, но я уже давно наказана. Наказана за то, чего не делала. Обречена влачить своё существование в этом мире.

– Ты бы могла подчинить мир себе.

– Мужчины… – покачала она головой, усмехнувшись. – Я видела, как уходят люди, дорогие даже для такой, как я. Я всех пережила и осталась одна. Я заслужила покой, заслужила смерть, хотя бы грязную, мучительную и бесславную на дне какой-нибудь заблёванной канавы. Даже такую… Но даже такой у меня никогда не будет. Я просто обречена жить вечно.

– Будто что-то плохое.

– Ты хоть раз жил вечно, мальчик? – взглянула она на меня. Взглянула совершенно другим взглядом, полным чего-то древнего, старого, видавшего то, что мне даже в фантазии под наркотиками не явится. От взгляда сумасшедшей похотливой сучки не осталось следа – на смену ей пришла умудрённая жизнью женщина. Словно наблюдающая за всем с грустной усмешкой, как смотрит мать на непоседливого, но глупого ребёнка.

– Я не жил, но…

– Как ты можешь судить тогда, плохо это или хорошо? Что ты знаешь о бессмертии? Что ты знаешь о настоящем наказании? О том, чтобы вечно влачить жалкое существование, вечно помнить и знать, что завтра для тебя будет всегда.

– Но как ты жила до этого?

– Мы были лишены этого.

– Бессмертия?

– Чувства бесконечности. Мы были созидателями. А теперь никто и…

Она вздохнула и потянулась рукой к спине. Ухватилась за рукоять ножа и поморщилась.

– А ведь мне тоже больно… – вздохнула она, после чего зажмурилась, издав едва слышимый стон, и выдернула его из спины. В этот момент я напрягся, готовый отскочить назад, но Ишкуина лишь без интереса осмотрела его и отбросила в сторону. – Ты хоть наигрался? Тебе хотя бы понравилось? Стало легче?

– А тебя это волнует?

– Мне приятно, когда люди получают удовольствие. Это как трахать девушку и видеть, как она извивается от потрясного оргазма… хотя откуда тебе, позорному девственнику, знать… – вздохнула она. – Дать в жопу?

– Спасибо, не надо.

– Тебе понравится.