Текст книги "Пилигрим (СИ)"

Автор книги: Кир Луковкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Уже встаю, Шис.

Паренек выдал серию гласных на разной высоте и добавил:

– Я думал, вы в обмороке и придется тащить тело на себе...

– Обойдешься, – Онерон лихо вскочил на ноги, кровь ударила в голову, его качнуло, но равновесие удержать удалось. Хотя голова заметно кружилась, и его слегка шатало, в целом самочувствие было нормальное.

– Все в порядке?.. – паренек вскинул хлипкие руки.

– Да, давай уходить. Того, что я узнал, вполне достаточно.

Шис удовлетворенно кивнул и быстро скрылся во тьме. Онерон чуть помедлил, впервые обратил внимание на чернильный полумрак, затопивший кратер. Теперь звезды сияли в полную силу – колко и яростно блестели они на ночном небе. Едва заметно под ногами дрожала земля. Слышался отдаленный рокот. Онерон оглянулся. Пространство кратера окутало сизой дымкой. Где-то справа вспыхнули бортовые огни. Онерон тут же, без промедления зашагал к ним, отметив, что при движении сочленения скафандра похрустывают. Тревожный знак. Сердце человека забилось чаще.

Спустя три сотни шагов он уже хотел начать беспокоиться, когда же закончится спуск, но вот впереди показалась освещенная площадка, овал корабля, человеческий силуэт в кабине. Онерон проворно, насколько позволяла конструкция скафандра, прыгнул внутрь. Момента взлета он даже не заметил: пробирался к своему креслу. В какой-то момент человека укусило чувство страха. Их окружала кромешная тьма, слегка приправленная сверху рассеянным звездным свечением. И эта тьма казалась живой – она угрожающе ревела, ворочаясь где-то внизу. Словно гигантское чудовище, в шкуре которого блохой засел их корабль. Онерон вцепился в свое кресло и часто моргал в ночь. Первые слабые толчки, настигшие его у самой кабины глайдера, становились все сильнее и громче: он это чувствовал, ощущал, как ходят ходуном каменные стены, и от их движения свистит воздух. Ему оставалось благодарить судьбу и своего пилота, что корабль находился сейчас в воздухе; место их посадки уже вполне могло уйти под землю. Теперь-то Онерон понимал обеспокоенность Шиса, который на этот раз самостоятельно пилотировал их суденышко. Эри сосредоточенно молчал, поглощенный управлением и полковник решил, что извиниться еще успеет. Попутно отметив, что почему-то мало опасается за навыки пилотирования эри.

Глайдер несся с такой скоростью, с какой сознание спящего человека может витать в мирах, созданных работой его бессознательного. И действительно, Онерону все происходящее показалось нереальным, очертания предметов смазывались, звуки пропадали, пропадало само физическое ощущение тела. Кратер давно остался позади, перед обзорным экраном неслись стенки ущелья, будто бы покрытые шипами, но странно белесыми и... растущими. Шипы вытягивались из трещин, из основного стержня сразу же выстреливали вбок ответвления шипов, из которых выбивались новые, образуя симметрично правильный узор, так напомнивший Онерону родной мир с его бархатными зимами и хрустящим под ботинками снегом. Ощетинившиеся белыми иглами стены стали исчезать под плотным покровом все новых и новых колючек, сплетающихся между собой, вонзающихся друг в друга навылет, перед носом глайдера росли целые изгороди, и Шису приходилось искать все более узкие зазоры между ними, и виражи становились все круче, а скорость возрастала, и обзорное окно подернулось сначала тонкой плёночкой, затем, словно бы белыми трещинами, совсем как окна в чудесном доме его детства, закрывая обзор, и Шис нажал на что-то, по окну пробежала горизонтальная синяя линия и обзор расчистился, открывая впереди плотную белую стену, распухающую шипами, без единой щели, и тогда Шис сделал что-то во второй раз, из-под днища глайдера вырвалась желтая струя, ударила, что-то брызнуло взрывом, и затем стена удивленно распахнула глотку, глайдер, прорываясь сквозь клубы пара, влетел в нее – навстречу оползням и лесу, тоже скрученному в белесые оковы; сверху летели осколки, в воздухе колыхались облака инея, и тогда Шис что-то крикнул, но Онерон не расслышал, пытаясь понять, дышит ли он или все это иллюзия, а когда Шис рванул штурвал на себя, глайдер встал на дыбы и ринулся напрямик к звездам, Онерона вжало в кресло с такой силой, словно это был пресс, превращающий тело в лепешку, и что-то горячее потекло у него из носа и в глазах потемнело, картинка поплыла, звезды превратились в короткие черточки, в ушах раздался тонкий громкий звук, и такое же горячее закапало с подбородка на шею, и тут сознание у него не выдержало, сдалось, и Онерон окунулся в забытье.

VI. Предназначение

Мимолетное, похожее на кошмар, пробуждение вбросило его в стеклянную колбу, наполненную жидкостью, куда было погружено его изуродованное тело с культями вместо правой руки и правой ноги. Жидкость циркулировала, и его проворачивало вместе с потоком. Прежде, чем сознание погасло, он запомнил синюшно-черные пятна, во множестве покрывавшие уцелевшие участки плоти. И разрывы.

Окончательно он очнулся в том помещении, где накануне впервые повстречал Шиса. Тот стоял и спокойно разглядывал его своими нечеловечески внимательными глазами. Сознание кольнула неприятная мысль: эри мог часами простоять так, возле его постели. Полковник облизнул пересохшие губы, осторожно пошевелил руками и ногами. Конечности находились на своих местах. Больно не было.

– Кхм... Похоже, я уснул.

– Все хорошо, Со. Нам повезло. У тебя очень крепкий организм.

О Септа, подумал человек, только не рассказывай мне подробности.

– Шис, я... приношу извинения. За то, что заставил тебя отправиться... туда.

– Все в порядке. Так было нужно. Мы узнали суть, и это самое главное. Но если бы опоздали еще на несколько минут, мы остались бы там – в качестве ледяных изваяний.

Онерон медленно вращал глазами, чувствуя, какие они воспаленные.

– И поэтому ты врубил ускорение? Решил перепрыгнуть через лес?

– Да, – коротко отрубил Шис.

– Гм... – Онерон с трудом глотнул. – Ты поступил правильно. Избавь меня от подробностей нашего побега.

– Как скажешь. Сожалею, но человеческое тело, каким бы выносливым оно ни было, нуждается в долгой регенерации. Тебе придется подлечиться. Встретимся позже.

И позже, через три дня, опираясь на трость, человек пришел на мансарду, где раньше они сидели с Оззи, а теперь в морфологическом кресле восседал Од-Шис. В компании кого-то еще. От потолка исходил мягкий, размытый свет. Витражи были затянуты нано-пленкой неопределенного цвета, скрывающей пейзаж. Похоже, ти-боты по-прежнему несли службу.

– Сейчас ночь, – произнес Шис, поймав его взгляд. – Улей застыл в спячке. Смотреть особенно не на что. Прошу.

Онерон сел, слегка поморщившись. Вернее, плюхнулся в кресло, дрогнувшее от удара.

– Это Од-Лек, третий Узел, – Шис невозмутимо махнул рукой в сторону рослого человека, стоявшего слева от него за креслом. – Самый старший из нашего поколения. К сожалению, Од-Каа присутствовать при разговоре не может – возникли трудности с защитными установками. – Названный человек сделал шаг вперед – зрелый мужчина, кареглазый, жилистый. С крупными чертами лица, выражение которого так же спокойно-неопределенно, как и у остальных его сородичей.

– Приветствую вас.

Онерон кивнул:

– Взаимно, Лек. Приношу извинения – вставать не буду, нет сил. Я чувствую слабость, – вздохнул он. – Мое тело отказывается слушать меня.

– Не беспокойся, – заверил мужчина.

– Это нормально, после испытанных перегрузок, – добавил Шис. – Наберись терпения.

– Да, конечно. Так что там с нашей миссией?

– Прежде всего, нам хотелось бы выслушать твои догадки относительно коллапса в прошлом.

– Ах, это... Вы знаете факты, Лек?

– Да. Шис передал информацию в полном объеме.

Значит, полдела сделано, подумалось полковнику. Пока заживали порванные сухожилия и гематомы, у Онерона было достаточно времени, чтобы расставить все по местам. Но спешить ему не хотелось.

– Видите ли, мое призвание – военное дело. Такие, как я, тысячелетия хранили и защищали покой граждан Септа Унии от всех мыслимых угроз. У меня нет глубоких познаний в фундаментальных науках. Поэтому развернутый отчет с выкладками рисуйте себе сами. Я могу высказаться лишь в общих чертах.

Онерон сделал паузу и продолжил:

– Ваши проблемы, без сомнений, – из-за той катастрофы. Физика Эридана изменилась, и изменения затронули Дан, его климат, биосферу, включая все живое. Включая вас. Очевидно по этой причине замедлилось развитие. Раньше эри питались светом молодой звезды, а после – жалкими крохами старой. Внешние условия губительно сказались на вашем генофонде. Это пассионарная зависимость: чем лучше условия, тем активнее жизнь. Дайте-ка угадаю... вам холодно даже днем. Свет старой звезды не греет вас.

Двое по ту сторону комнаты переглянулись.

– Верно.

Онерон удовлетворенно откинулся на спинку стула. Он задыхался, ощущал себя немощным стариком. Пальцы мелко дрожали. Это было отвратительно и жутко.

– Ледниковый период... – пробормотал он.

Эри вежливо молчали в ожидании продолжения, которого не последовало.

– То есть, это надо понимать как объяснение проблемы? – через много минут спросил Лек. Получив молчаливый ответ, он продолжил. – Получается, ответ лежал на поверхности, нужно было только добраться до него. Что ж, у меня вопросов нет. Мы можем приступить к обсуждению плана.

Од-Шис тотчас изложил человеку основные моменты их операции. Всю данскую ночь человеку предстояло готовиться к роли мессии, посланника бога. На Люмине уже жили первые люди. Дикари, прячущиеся в степях и джунглях. Несколько общностей на разных континентах. В избранном эри стаде их было около пяти сотен человек. Задачей Онерона было собрать их вместе и показать, что человеческое  общество сильнее одного человека. Дать первичные знания о технике, научить языку, и, самое главное, заложить в их пока еще скудное сознание основы религии.

– Придется повозиться, – ворчал Онерон.

Од-Шис сообщил ему, что все подсчитано. Эри подготовились основательно. Каждое действие и знание, которыми он поделится с новыми людьми, имеют свое значение. Пять лет потребуется Онерону, чтобы сколотить костяк цивилизации и однажды покинуть своих подопечных, с обещанием вернуться.

– Ты снова умрешь и воскреснешь – в последний раз.

– Меня это мало радует... но ради собственной расы я готов на все, – Онерон уже формулировал вопросы и предложения. Предстояли кропотливые приготовления к отведенной роли, и – он чувствовал – многое придется согласовывать заново.

Когда основные детали плана были обговорены, Онерон взял паузу на передышку. Требовалось привести факты к общему знаменателю.

– Только с первого взгляда твоя роль кажется сложной, – сказал Шис, предвосхищая его мысли. – На самом деле ты повторишь старые истины, которые посещают любое человеческое сообщество. Ты пойдешь торной тропой, Со. Зубило, плуг, письменность, колесо, земледелие... Государство и право. Мена, торговля, деньги – все это пройдено и не раз. В различных вариациях это воплощалось на человеческих планетах. Это видовая информация. Так что затруднения могут возникнуть не в том, что ты сделаешь, а в том, как. Твое обаяние, лидерские качества, поступки и харизма могут оказать решающее значение в миссии. Ты должен поверить в свое предназначение. Ты поводырь и спаситель, Со.

– Замечательная возможность стать божеством. Весьма вероятно, что они превратят меня в идола, а со временем извратят мои заветы. Один человек не способен изменить целый гомеостат! Человечество Люмины, со мной или без меня, само выберет свой путь.

– Это второстепенно. Хотя бы подскажи им направление. И избавь себя от всякой моральной ответственности по поводу их будущего. Поступай так, как считаешь нужным в рамках нашего плана. Остальное мы возьмем на себя.

Онерон думал, методично растирая виски. Почти по плечи утонувший в кресле, он съехал вниз и уже не сидел, а полулежал на спине. Так было легче.

– Каковы границы моей свободы?

– О чем ты?

– Понимаете, я могу создать культ, который превратится в секту уничтожителей, поклоняющихся хаосу и смерти. Без страха и моральных ограничений. Они будут творить, что захотят.

– Кажется, мы поняли. Если ставить проблему таким боком, то краеугольным камнем твоего учения должно стать сострадание ко всему живому. В остальном действуй на свое усмотрение.

 Как просто – сказать! Онерон застыл, пронзенный одной очень значимой мыслью, которая прямо относилась к эри, их судьбе, и он опасался поднять глаза на этих псевдо людей. Мысль формулировала модель человеческого поведения по отношению к Симбиоте и ее мегаспорам. Ее эхо и раньше звучало в голове человека, но он сразу отметал ее прочь. Она была неприятной, но реальной, как ссадина, и, так же как и зарубцевавшаяся ссадина, зудела. Возникала снова и снова.

– Вероятный сценарий, – пошевелившись, сказал Од-Лек. – Мы ждали что-то подобное. Мы знаем. Нет нужды утаивать.

Онерон осторожно отлепил взгляд от пола и невыносимо долго, словно тяжелую гирю, волок его вверх, к бутафорскому лицу, к этой гримасе, к этим вязким глазам.

– Я.. такое тоже может... произойти... – виновато пробормотал он.

– Может. Инстинкт убийцы есть в каждом из вас, включая тебя. Мы будем следить за его проявлениями в человечестве.

Если бы эри произнес это с гневом, Онерон беспокоился бы меньше. Спокойный, деловой тон Чужого вгонял его в оцепенение. Сходное чувство он испытывал в тот раз, когда Шис нес свою вахту возле его постели, присутствующий и отсутствующий одновременно. Но – совершающий нечто скрытое от человека. Как раз это «нечто» и пугало полковника больше всего.

Тело после долгих часов неподвижного сидения онемело. Он встал, растер больную ногу и стал прохаживаться по мансарде. Трость осталась возле кресла не случайно; он, прихрамывая, размеренно перемещался в поле зрения эри. Никак не поменяв положение тел с самого начала разговора, Чужие бесстрастно взирали на него. Отзвука шагов не было, лишь шуршание одежды и дыхание доказывали Онерону, что он еще не оглох в этой стерильной тишине.

– Когда я впервые увидел модуль, – человек глянул на эри, – мои подчиненные загружали его на платформу. Сначала я не мог понять, что это такое. Модуль не был похож ни на одну из наших, даже самых старых машин. Какие-то стальные перекладины, корпус как барабан, костные наросты, один из которых обломан посередине, а другой опален. Сверху торчал огрызок продолговатого крана, или прибора. В общем, нелепая конструкция. Я подошел поближе –  хотел приглядеться к модулю как следует. И еще до того, как заметил золоченую обшарпанную пластинку с иероглифами и схемами, меня посетила одна мысль. Хочу подчеркнуть. Она возникла до того, как я понял, откуда модуль – это важно.

Онерон мимолетно посмотрел на эри, убедился, что они слышат, с успехом имитируя статуи. У одного из изваяний открылся рот:

– Какая мысль?

– У меня возникло ощущение, что модуль живой, – в тишине звуки собственного голоса показались ему слишком резкими. Онерон нервно рассмеялся, качая головой. Какой же бред он несет!

– В каком смысле живой?

– Мне показалось, он чувствует мой запах. Или мои мысли, – человек осмелился посмотреть прямо в глаза Леку. – Тот эпизод вспомнился мне потому, что сейчас он раскрылся под новым углом. Тогда я подумал: чушь. Совпадение. И при этом чувствовал связующую нить. Будто эта штуковина была тем же звеном в цепи, что и я, но невероятно отдаленным, и будто это звено вырвало и зашвырнуло очень далеко, а потом его, как бумеранг, принесло обратно...

– Так ты думал в прошлой жизни?

– Да.

– Что изменилось с тех пор?

– Метод действия, – голос Онерона окреп. – Это было не совпадение. Я уверен. Он меня выбрал. На моем месте мог оказаться кто угодно, любой кадровый офицер флота, но в тот момент к месту встречи подошел именно мой корабль. Этот металлический чурбан словно просчитал мои действия на сотню шагов вперед, знал, что я защищу и отпущу его. Я говорю о предопределенности, о пересечении событийных линий. Точно так же вы знаете – для предстоящей затеи сойду только я и никто другой. И не потому, что я единственный живой человек. Вы знаете, что я сделаю все как надо. Вопрос в том, кто определяет все эти события и выстраивает их в последовательность. Кто или что. Почему и зачем это нужно.

Завершив круг, бывший полковник космического флота Септа Унии осторожно, превозмогая боль, погрузился обратно в кресло.

– Обидно чувствовать себя марионеткой в руках высших сил, – горько добавил он.

– Со, ты веришь в богов?

– Нет, – улыбнулся Онерон. – Все гораздо проще.

Он продолжал:

– У меня была жизнь. Обычная жизнь. Жены и трое детей. А потом я потерял кое-что. Потерял сам себя. Получается, нынешний я – это даже не я, а кто-то другой. Симулякр с рудиментной памятью. Вырванный из привычного мне мира, без права на уничтожение. Такие простые вещи. Но вам этого не понять...

– Расскажи про свою семью, – попросил Лек. Добавив: – Если можешь.

– Зачем? Вы копались в моих мозгах, наверно, все там вверх дном перевернули. Вы знаете про мою семью достаточно.

– Нет. Это другое. Просто сухие факты. Поделись с нами своими эмоциями. Поведай нам, какими ты видел своих близких.

Онерон вскипел. Как тонко улавливали эти существа его душевное состояние! Словно понимали, как сильно терзают его воспоминания, которыми не с кем поделиться. Онерон поразмыслил и, отбросив сомнение, решил, что делает это исключительно для себя.

– Зерга, – произнес он. Вдруг пленка оконного занавеса моргнула, подернулась зернистой рябью, выводя на поверхности знакомые черты лица. Онерон видел, как лицо и часть груди проступают наружу, приобретают цвет, глубину и объем, а потом оживают. Онерон видел ожившую Зергу. Изображение женщины слегка колебалось, некоторые черточки трепетали, создавая иллюзию движения всей картинки.

– Как это?

– Проекция, – пояснил Шис. – Визуализация мысленного образа.

Онерон вглядывался в изображение и все яснее понимал, что всегда видел Зергу именно такой. Этот выплеснутый на экран образ давно и прочно засел в его голове. Всегда присутствовал там, с самого момента их встречи. Соломенные волосы, пронзительно глубокие синие глаза, пикантно искривленный нос, острый подбородок, изящные губы. Несмотря на свой тридцатилетний возраст, в момент их встречи Зерга была стройной как девочка. Она была очень пунктуальной по жизни. Её окружал образцовый порядок, и этому установленному порядку подчинялось все. Разумеется, это имело границы; не превращалось в чопорность, и Зерга организовывала жизнь семьи так, как требовалось. Все вещи при ней были на своих местах, казалось, что она составляет сложнейший узор их быта, замысловатый, но красивый и элегантный. Она вообще отличалась элегантностью, такой небрежной, что это вызывало восхищение у знакомых людей. Она была образцовой матерью для своих детей и умелой наставницей – для отпрыска Фелены. Как и всякий живой человек, она обладала слабостями и изъянами, и как всякий нормальный мужчина, Со мог замечать или не замечать их – в зависимости от настроения.

В противоположность Дневной половине Фелена воплощала собой взбалмошность. Импульсивная, но открытая, она проживала каждый день как последний в своей пламенной жизни. Иногда Онерону казалось, что в ее зеленых глазах тлели электрические разряды, а ее объятия могут оставить ожог... это жаркое, пропитанное густым телесным ароматом, дыхание действовало на Онерона подобно наркотику, погружая его во власть Ночной половины, что так мастерски воплощало потаенные, скрытые прихоти его души – его экспрессию, его эмоции. Животные инстинкты. Нет, разуму там было не место – он оставался с Дневной половиной.

Обе женщины гармонично делали его жизнь цельной, как день и ночь составляют сутки. Одна по левую руку, другая – по правую. Когда ему хотелось высвободить накопленную энергию, он шел к Фелене. Когда хотелось покоя – к Зерге. Они питали его собой, и он был бесконечно благодарен им за это, отвечал искренней любовью. Доказывал свои чувства при каждом удобном случае.

Триптих дал плоды. У Онерона появились дети – два мальчика и девочка. Кальма и Сэт – плоть от плоти Зерги, и Анхель – дитя Фелены. Дети росли дружно, половины следовали за своим предназначением, и Со был безмерно счастлив, наслаждаясь по-солдатски простым, но уютным бытом своего семейства. Друзья завидовали ему, в его доме всегда было много гостей, уважение и почет окружали клан Онерон.

Трудно определить, сколько длится счастье, но правда такова, что оно рано или поздно заканчивается... Дети возмужали. Зерга постепенно увядала, как прекрасный цветок, закончивший свое цветение. Она все чаще посещала санатории. Фелена окунулась в светскую жизнь, подолгу отсутствуя в доме. Завела привычку употреблять психотропные вещества. Обе жаловались на переутомление. Онерон приблизился к тому, чтобы опуститься до подозрений, и не впустую. Раз или два он ловил красноречивые взгляды своих Половин. По правилам Септы, женщины должны были избегать друг друга – чтобы день и ночь не смешивались в блеклые сумерки. Но их интерес друг к другу порой проявлялся уж слишком часто. Онерон гнал глупые мысли подальше, предпочитая отвлекаться важными делами на службе, но что-то давило на него, лишало сна, отнимало аппетит.

А потом, из мрака космоса явился он. Это позволило переключиться, оставить личные проблемы. Припоминая все это, Онерон впервые обрадовался, что конец семейной саги останется для него, дубликата, неизвестным. Кто знает, чем закончил свой славный путь тот Онерон. Звезды падают, как говаривал отец.

– Я утомлен, – сообщил он эри.

– Мы уйдем, но прежде... – Лек выступил вперед, – выслушай. Это касается богов и их марионеток. Вы, люди, отождествляете одно отдельно взятое биологическое существо с одним сознанием. Для вас есть человек, и есть его «я». Один к одному. Но там, где существует популяция особей одного вида, существуют особые связи, которые вы почему-то игнорируете. Кардинальное отличие между нашими расами не во внешности и структуре молекул, а в качестве связи между особями. Мы – завершенная, цельная раса, а вы – нет. Для нас есть множество тел, и есть высшее Я, которому подчиняются другие, локальные «я», вплетенные в одну прочную сеть. Локальные «я» ограничены телами, и когда находятся изолированно от Симбиоты, им трудно понять цели и помыслы эри. У нас имеется такое заболевание – горячка изоляции, это когда мегаспора утрачивает связь с соплеменниками и родительским кустом. Хуже физической смерти. Такие мегаспоры быстро сходят с ума и высыхают. Что-то похожее мы наблюдаем и у тебя. Ты одинок и страдаешь. Значит, ты не можешь быть чем-то единым, завершенным. Тебе нужно быть частью чего-то. И когда ты жалуешься на слепую предопределенность, это вызвано конфликтом между твоим «я» и более глубоким началом, которое диктует правила игры, под названием «жизнь». Вот кто просчитывает все твои шаги и определяет твою судьбу, твой жизненный путь. В тебе дремлет человечество. Увидимся позже.

Эри рассеялись в воздухе как дым.

Онерон возблагодарил их за это, потому что ему стало трудно дышать. Душили давно созревшие слезы. Теперь стерильную тишину нарушали еще и редкие всхлипы самого потерянного на сегодняшний день человека во вселенной.

Просочившись сквозь тоннель мультимира, веретенообразный корабль аккуратно вынырнул в условленной точке на орбите Люмины. Сейчас планета удалялась от солнца, заходя на новый годовой вираж. К северным краям подкрадывалась осень, а за ней и зима. Наступала очередная пора испытаний для всего живого.

Онерон удобно расположился в кресле возле обзорного окна. Шис находился рядом – затаился в углу напротив, словно паук.

– А что собой представляет Мультимир? – Онерон наслаждался видом проплывающего далеко внизу ковра из рек, океанов и шершавых материков, припудренных сверху красивыми завитушками облаков. – Признаться, я даже не заметил прыжка.

– Мультимир – это особая зона в едином поле мироздания. Что-то вроде коридора в человеческом жилище, из него можно попасть в любую комнату, подняться наверх, спуститься вниз, уйти в сторону. Он безграничен. И пуст; там нет ничего.

– Выходит, с его помощью вы можете избороздить всю Галактику. Да что там, наверно все местное скопление.

– Возможно, но это весьма энергоемкое занятие. Вспомни второе начало термодинамики, Со. Мультимир очень напоминает систему с абсолютным нулем – там нет энергии, а чтобы попасть туда, надо потратить энергию домашнего мономира. Мне вообще кажется, что он... искусственный.

– Из-за пустоты? – Онерон отвлекся от созерцания прелестей Люмины.

– Пожалуй, да. Все естественные объекты являются открытыми системами, вещество циркулирует в них, меняя состояние, действуют фундаментальные силы, есть физические константы. А этот промежуток – иной. Там все статично, замкнуто. Он не локализован где-то в определенном месте, он как воздух, заполняющий каждую дырку. Всегда где-то рядом, на изнанке миров.

– Но вы можете летать сквозь него. Как это объяснить?

– Мультимир выполняет роль моста, а вернее трамплина. Сам по себе напрямую он не взаимодействует с физическими телами. Строго говоря, во время прыжков мы даже не существуем в Мультимире, так как обладаем другой метрикой. Вот почему ты ничего не почувствовал. Чтобы воспользоваться им, мы определяем координаты пункта назначения и отправления и проникаем сквозь наши измерения в его недра. Измерений там больше и они позволяют обходить физические ограничения мономира. Такие, как скорость фотонов. Или эффект смещения траектории из-за масс. Короче говоря, это транзитная зона без остановок. Что? Тебе трудно понять механизм?.. Попробую объяснить тебе, как это действует. Для начала, мне хотелось бы, чтобы ты представил себе двухмерную систему координат, с осями X и Y. Представь себе, что в этой системе имеется некая точка, которую можно найти по соответствующим координатам. Представил?.. Теперь, вообрази вторую двухмерную систему. После этого представь, что указанная мной точка существует одновременно в двух системах – является точкой соприкосновения этих систем, не совпадающих друг с другом в пространстве. То есть ты получишь трехмерную картину пересеченных под условным углом плоскостей.

– Они будут пересекаться не только в одной точке, но и по прямой.

– Да, если системы построены по Евклиду. Если же применять риманову геометрию... ответ ты знаешь.

Онерон хмыкнул:

– Приведенный тобой пример характерен скорее для одномерных систем. Там все просто – прямые, составленные из точек.

– Пусть так. Идем дальше. Представь, что, двигаясь в одной системе координат, мы попадаем в эту условную точку, а затем переходим через нее в другую систему координат.

– Представил.

– Отлично. Спроецируй по аналогии мой пример на нашу ситуацию: точка пересечения систем – это вход в мультимир. Двух– или одномерная система – это наш мир и другие миры. Пространство вокруг множества двухмерных систем – мультимир.

– В твоем примере мультимир был бы трехмерным.

– Да. В момент перехода мы воспользовались бы трехмерной метрикой. В реальности измерений гораздо больше.

Онерон вообразил кубы, сцепленные между собой под немыслимыми углами, и внутри этих кубов горели точки входа.

– Точка входа и точка выхода могут иметь совершенно разные координаты в разных системах, – заметил он.

– Разумеется! – сказал Шис одобрительно. – Как раз в этом и заключается принцип. Так можно действовать и в пределах одной системы. Мы рассчитываем координаты, ищем точку входа, выходим из системы и опять входим в нее. Это как пробить шилом выгнутый дугой лист бумаги: плоскость листа не изменится, а короткий путь найден. Чтобы преодолеть оковы двух измерений, мы прибегаем к третьему. Чтобы сбросить оковы этого мира, мы пользуемся мультимиром. Существует прямая зависимость между маршрутом и количеством энергии, расходуемым на его прохождение через мультимир.

– Я, кажется, понял.

– Прекрасно.

– Сколько именно там измерений?

– Одиннадцать.

Онерон заметил:

– Это созвучно одной нашей древней космологической теории. Она говорит, что на разных уровнях физической реальности действуют разные физические законы, образующие единую последовательную цепь взаимодействий. И всю вселенную пронизывают меридианы, с обратной связью. Они образуют одиннадцатимерное пространство, за пределами которого ничего нет. То есть все, вообще все, иссякает в этом пространстве.

Шис кивнул.

– Все разумные приходят к подобному восприятию мира.

– А что будет, если остановиться в Мультимире?

– Не знаю. Теоретически – мгновенное высвобождение энергии в разреженную среду. Тело превратится в облако атомов, едва соприкоснется с местной антиматерией.

– Что ж, понятно... – Онерон хотел вернуться к созерцанию, но Шис перехватил инициативу:

– Итак. Корабль подлетает к расчетной позиции через минуту. Ты готов?

– Давно, – без колебаний ответил полковник. – Начинайте.

Человек был сосредоточен. Он сказал эри правду. К исходу вчерашней данской ночи, после бдений на рассвете, Со Онерон принял твердое решение – развернуться лицом к будущему. К своему будущему. Пусть прошлое останется оригиналу, с которого его скопировали, оно оказалось очень кстати, когда требовалось осознать себя, но задача решена, и теперь оно бесполезно. Мост через пропасть пройден. Нет смысла возвращаться назад.

Шис ограничился кивком и удалился. Сейчас он, вместе с Леком, зафиксирует корабль в пространстве и они не сдвинутся с места ровно семь человеческих суток. За это время корабль будет вспыхивать в строго отведенные промежутки и с определенной продолжительностью, соперничая по яркости с самой Альфой Часов. Яркость его вспышек будет велика ровно настолько, чтобы этот свет был виден днем и ночью со всех материков Люмины. Семь дней над планетой будут светить два солнца – одно большое и надежное, второе – маленькое и мигающее. А ночью оно превратится в самую выразительную звезду, которая потухнет и больше никогда не загорится.

К исходу седьмого дня, перед стартом транспортного челнока, Онерон сказал оставшемуся на корабле Шису:

– Шис, ты помог мне многое понять. Я желаю тебе успехов.

– И тебе удачи, человек.

Челнок падал в объятия материка, по форме напоминающего клешню краба, в северные его широты. Планета увеличивалась, как под микроскопом, становилась отдельным, самостоятельным миром. Окружность вытянулась в кромки горизонта, деля небо и землю. Лек, пилотирующий транспорт, включил маркер и инверсионный след от их двигателя оставил широкую белую полоску в небе, словно художник щедро мазнул кистью по голубому полотну.

Приземление на мыс, возле обрыва, окруженного мачтовым лесом, прошло благополучно. Возле корабля стояли два внешне одинаковых разумных существа, и каждый делал то, что должен был.