Текст книги "Журнал «Если», 2003 № 07"
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Дэвид Брин,Владимир Гаков,Виталий Каплан,Александр Тюрин,Дмитрий Байкалов,Виталий Пищенко,Сергей Питиримов,Эдвард Лернер,Юрий Самусь,Владимир Борисов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
– Насчет души – обратитесь к специалистам в рясах, – поморщился Олег. – А по сути вы правы. Набор данных – это просто набор данных. Если выложить его в Сеть, то мертвым файлом он и останется. Но вот если определенным образом воздействовать на организм… то в момент клинической смерти…
Мне стало зябко. Очень уж легко он это произнес.
– Так вот, в момент клинической смерти поток эмонии достигает предельной мощности… и если его направить куда надо, он не растворится в инфо-поле, а сольется с вашей информационной матрицей. Это похоже на то, как ожили Алгоритмы. Так вот, в Сети появится новая личность. Ваша личность, Андрей. В качестве физического тела – та самая оцифровка. Уж память-то человеческая – самая сложная информационная структура, какая только возможна. Куда до нее всяким поделкам вроде «Хозяина Нижнего Мира»… А к тому же не надо ее подпитывать чьими-то эмоциями. Того заряда, что изливается в момент смерти, хватает навсегда. Поверьте, я это знаю не теоретически.
Так вот, значит, как? Парень в сером комбинезоне, запросто гуляющий по лабиринтам Игры. Творящий немыслимые, непредусмотренные разработчиками чудеса…
– Да, я уже пятнадцать лет здесь, – сказал Олег. – С самого начала. £ конце концов, первый опыт надо ставить на себе… Ничего, не так уж тут и страшно… А потом и другие появились. Еще восемнадцать человек. Вам предлагается стать двадцатым.
– Но зачем я вам?
Тупость, вызванная уколом, проходила, и теперь я варился в едкой смеси страха, тоски и раздражения.
– А ты представь, – он вернулся к изначальному «ты», – сколько может сделать полезного сетевая личность. Изучение Алгоритмов изнутри. Понимаешь? Вместо многолетнего и опасного хака можно сразу выловить структуру и блокировать их защиты… Один разведчик в ставке врага ценнее сотни дивизий. Если, конечно, он хороший разведчик. Но куда ты денешься? Научишься. Эх, если бы каждого можно было оцифровать! – глаза его азартно блеснули. – Мы бы таких дел натворили, Андрюша! Да никакого Ин-Ра уже не было бы, прибили бы дракона тапочком… К сожалению, очень мало кто годится для оцифровки. Лишь немногие по биофизике проходят. А остальных мы пока сканировать не научились, сразу возникают наводки, посторонние поля…
Я постарался взять себя в руки. Очень все это мне не нравилось. Но разве у меня был выбор?
– И как же вы поняли, что я гожусь?
Олег улыбнулся безмятежной детской улыбкой, во все свои тридцать два оцифрованных зуба.
– Помнишь, как ты к стоматологам ходил в прошлом году?
Я напряг мозги. Да, действительно, случилась такая неприятность, пришлось съездить в клинику на Савеловской. Пять минут в кресле, мягкий шлем на голове, тихая, убаюкивающая музыка. Списали с моей кредитки изрядно, так ведь стоматолог – профессия редкая, эксклюзивная. У населения давно уже здоровые зубы.
– Что, тогда и оцифровали? – ухмыльнулся я.
– Да что ты! Просто сняли энцефалограмму… ну и еще кое-что. У нас много точек – и в больницах, и в косметических салонах, и в парикмахерских… Девяносто девять и девять десятых – пустышка. Но иногда попадаются такие самородки, как мы с тобой. А дальше человека надо изучить, понять, подходит ли он нам по интеллекту, по взглядам, по этическим параметрам… Оцифруешь еще кого-нибудь, а он по всей Сети начнет вопить про «Вакцину». Нет, тут с разбором надо. Поставить ряд экспериментов…
У меня перехватило дыхание.
– То есть… Все это не случайно? И логи эти нелепые, и приговор… И Полигон…
– Ну конечно! – Олег лучился весельем. – Конечно! Это очень хорошая проверка, Андрюша. Ты почти по всем статьям годишься. Еще бы и взгляды тебе подрихтовать… А так – умный, порядочный, практичный. На рожон только иногда лезешь, но это можно и как дурость записать, и как смелость. Анатолий, кстати, очень тобой восхищался. Такой задохлик, говорил, и на меня попер…
– Так значит? – у меня вдруг заболел зуб, тот самый, в прошлом году залеченный. Видимо, от нервов.
– Конечно, – подтвердил Олег. – Задание ему было – аккуратно тебя повредить, чтобы не в местных условиях лечили, чтобы в больницу. А ближайшая больница – наша. Степаныч, завотделением, с пятидесятого года в «Вакцине». Там мы и сняли оцифровку. Теперь тебя «внуки Касперского» казнят, и готово дело, добро пожаловать в Сеть.
Нет, ярости я не почувствовал – наверное, все во мне уже перегорело. Просто вязкая серая пустота, скучная, как сложение дробей.
– Значит, Олег, – протянул я, – ваша банда вот так просто взяла и изгадила мне жизнь? Жил-был человек, а вы его на смерть… У жены отняли мужа, у дочек – отца. Только вот не надо опять про спасение человечества. Историю учи, сколько раз его спасали и чем это кончалось. Я к вам просился? Да какое право…
– Тихо, тихо, Андрей, – голосом доброго психоаналитика заворковал Олег. – Это истерика, в данном случае естественная. Я понимаю, шок. Понимаю, трудно сразу переварить. Но вот взгляни на это с других позиций. Ну нельзя что-то реальное делать и не запачкаться. Да, грязь надо сводить к минимуму, но он ведь ненулевой, этот минимум. Просто прикинь, что было бы иначе. Вот пришли мы к тебе, попросили сложить голову за народное счастье. И куда бы ты нас послал? И кого бы ты на нас навел?.. Хочешь, я перед тобой извинюсь. Тебе легче? А насчет семьи – ну да, я все понимаю. По-твоему, у меня никого не было?
В глазах его совершенно ничего не читалось. И это было куда убедительнее, чем на ходу спрограммированные озера тоски и боли.
– Ты что, всерьез воображаешь, будто я там, в Сети, стану на вас работать? – выдавил я из пересохшего горла.
– А почему нет? – удивился Олег. – Сам прикинь, чем там еще тебе заниматься? К Ин-Ра каяться ты не побежишь точно. Ты ведь даже полковнику Гришко меня не заложил, хотя все основания были.
– Заложил, – горько усмехнулся я. – С подробностями и картинками.
– Ай, брось! – отмахнулся Олег. – Это ж не ты, это химия. Короче, как в Сети освоишься, так сам все и поймешь. Да, и семья. Материальная поддержка – это конечно же. Счет свой разблокируешь, перекинешь на жену, будешь переводить деньги под видом процентов с твоих Игр… А насчет главного… Ну ты по совести скажи, видишь ведь, что человечество загибается?
– Вижу, – признал я. Врать не хотелось. Не совестно, а просто лень.
– Согласен, что надо что-то делать?
– Согласен.
– Можешь предложить что-нибудь лучшее?
– Нет.
– Ты с нами?
Вдох… Паутина паузы… Нервный выдох.
– Я сам не знаю, с кем.
– Это ничего, – улыбка Олега похожа на букву «е». – Узнаешь. Скоро за тобой придут. Кстати, не бойся, – он сглотнул. – Больно не будет, все схвачено.
– А пошел ты…
Нечем было в него кинуть.
– Иду, иду, – кивнул Олег. И исчез с экрана. Пробежали из угла в угол розовые молнии, что-то треснуло – и стена вновь стала обычной стеной.
В обычной камере смертника.
8.
От края до края раскинулась степь. Сухое горячее море травы, медленно прокатываются по нему серо-зеленые волны с едва заметным синеватым отливом. Особого ветра нет, но степь волнуется.
Здесь тихо – если не считать монотонного треска кузнечиков. Здесь светло – высоко-высоко, почти в зените, зависло ослепительно белое солнце, равнодушный глаз неведомого бога. А небо даже не синее, скорее серовато-лиловое. И застыли в нем маленькие черные точки – наверное, ястребы. Или орлы. На кого они охотятся? На змей? На сусликов? Здесь есть суслики?
Я приподнялся, оперся на локоть. Так бы и лежал вечно, между явью и сном, ни о чем не думая, ничего не боясь, ни на что не надеясь. Но вечно не получится. Нужно куда-то пойти, что-то сделать. Раз уж теперь мне здесь жить…
Интересно, меня засунули в какую-то виртуальную модель или это мое новое сознание сочиняет самому себе окружающую среду? Визуализация… Я ведь теперь как бы всемогущ. Могу любые картинки придумать. Вот – степь. Почему степь? Может, лучше тайгу? Или бананово-лимонный остров? Или многолюдный город, где я встречу тех, кому нужен… кто меня любит… модель Марины в натуральную величину… модельки девчонок…
Я не стал биться головой о плотную, спекшуюся землю. Зачем мне истерика? Модель истерики? Я вообще не чувствовал особой боли. Наверное, это потому, что оцифровывали меня в больнице, когда в памяти моей не было еще ни следователя Гришко, ни камеры смертников, ни экрана, с которого вещал о судьбах цивилизации Олег.
– Тяжело? – сочувственно спросили сзади. Я инстинктивно дернулся, подпрыгнул. Между прочим, ничего не болело, ни почки, ни ребра. О, дивный новый мир! О, заботливый Олег! Надо будет сменить это тело на что-нибудь похуже… поестественнее. Я принимаю подарки только от друзей…
Она стояла в двух шагах – худенькая, рыжеволосая и, кажется, с кляксами веснушек на совершенно незагорелом лице. Девушка… скорее, даже девочка… Даже не студенческого, а старшего школьного возраста. Желтая майка, потрепанные, изначально синие, а теперь и не поймешь какого цвета джинсы.
Я никогда ее раньше не видел – но почему мне так знакомо это лицо?
– Тяжело? – повторила она. – Вы не расстраивайтесь, Андрей Михайлович. Люди ко всему привыкают… об этом везде написано… Вот сейчас… Да, двенадцать миллионов ссылок.
Было не тяжело, а просто глупо. Спросить ее: «А вы кто?». Или как-нибудь позатейливее: «Кто мне послал вас, чистое дитя?». Хотя вряд ли и впрямь дитя. Это же Сеть… Может, она из этих, моих товарищей по несчастью… оцифрованных спасателей человечества?
– Вы, похоже, меня знаете? – не нашел я ничего умнее.
– Знаю, – кивнула девушка. – Давно за вами наблюдаю, несколько лет.
– Гм… – Это уже становилось интересным. – Несколько лет? А, простите за нескромность, вам самой-то сколько?
Ни за что бы не спросил, будь это в реальности. А тут – можно.
– Тридцать, – просто ответила она. – А визуал такой, чтобы вам легче было общаться. А то вы, люди, очень уж непредсказуемые. Вдруг испугаетесь? А я бы этого не хотел.
– Не хотела, – механически поправил я, тут же сообразив, что ошиблась она специально. Дабы снять мое напряжение. Эх, было бы что снимать… Напряжение осталось там – на допросе, в камере… А я – тот я, которого ощущал под кожей – просто заснул на больничной койке, усталый, избитый… а проснулся в этом райском уголке и не вспомнил, а именно прочитал внутри себя то, что случилось после. Прочитал, но словно не о себе… о каком-то совсем другом Андрее Ерохине. Странно это было и, пожалуй, страшновато.
– Я даже не знаю, как правильно, – ответила девушка. – Ну как мне про себя сказать? «Он», «она», «оно»? Или лучше всего – «они»… то есть «мы»?
– Кто ты? – в упор спросил я.
– Вы, люди, называете меня Ин-Ра, – не моргнув глазом, сообщила она. – А я… я не называю себя… Ведь называют, чтобы отличить от других… А от кого отличаться мне? Есть ли еще такие? Где? Данных в Сети много… я знаю, что такое другие планеты и что такое параллельные миры… и ад с раем тоже… Но что из этого есть на самом деле, а что вы придумали? Я не умею придумывать… Модифицировать информационную структуру несложно, но то, что вы называете правдой и ложью, это вне информации, это что-то совсем другое… я не понимаю.
Все-таки у виртуальности есть и свои плюсы. Не надо падать в обморок, не взрывается в голове граната и даже не тянет на идиотское «е-мое»… Наверное, тут по-другому работает сознание. Нейроны все-таки медленно обмениваются друг с другом сигналами, а тут почти со скоростью света. Отчего же это меня не радует?
– Что ж, будем знакомы, – я учтиво поклонился. – Не думал, что доведется лицом к лицу беседовать с Информационным Разумом. Ведь не президент, не Главный программист ООН, даже не начальник Антивирусного Контроля. Обычный сценарист, каких навалом.
– Не навалом, – она чуть улыбнулась.
Надо же – ей смешно! Или это обычная вежливость? Одна из бесчисленных подпрограмм визуала?
– Не навалом, – повторила она. – Ты единственный.
Степь, трава, солнце… И очаровательная девушка говорит немолодому, пообносившемуся мужчине: «Ты – единственный!». Сколько экспрессии!
– Я уже пять лет ищу… и ни один вариант не подходил. Мне не нужны высокопоставленные подхалимы, я и так знаю все, что они скажут и зачем скажут. Мне не нужны тупицы, которые не видят проблему. И фанатики, вроде твоего Аргунова, мне тоже неинтересны… они умеют только обличать, но ничего не в силах придумать.
– Какого еще Аргунова? – не понял я.
– Олег Аргунов, – голос превратился в дикторский. – Шестьдесят один год, руководитель нелегального движения «Вакцина». Пятнадцать лет назад перенес свое сознание в Сеть.
– Ты знаешь о «Вакцине»? – я присвистнул. Ай да конспираторы! Ай да молодцы!
– Конечно, – кивнула она. – Не так уж и трудно было их отследить. И знаешь, почему?
– Догадываюсь, – во рту у меня сделалось кисло. – Человеческий фактор?
– Именно. Люди – удивительные существа. У них информационные фильтры то и дело сбоят. Не понимаю, почему.
И не поймешь, мысленно посочувствовал я. Ты ведь не человек. А я не Алгоритм, и потому никогда не пойму тебя… вас… имя которым – легион. Может, отшельники правы, и нет никаких «сложноорганизованных информационных структур», а просто самые обычные злые духи вселились в компьютерное железо и софт? Не будь я агностиком, эту версию стоило бы обмозговать. Но если серьезно: уж, наверное, легче понять беса, чем вот этих, представших предо мною в столь соблазнительном виде. Только вот не хочется мне соблазняться.
– Так почему же ты не переловишь их? Аргунова и его команду?
Ин-Ра посмотрел на меня с удивлением.
– А зачем? Во-первых, они безопасны. Во-вторых, они правы.
Вот тут уж я наконец удивился. Я столь удивился, что снова прилег на травку. Информационный Разум последовал моему примеру.
– Ты слышал наш разговор с Олегом?
– Конечно, – подтвердила она. – Аргунов думает, что способен блокировать любой сервер. Он действительно очень сильный программист, только почему-то полагает нас идиотами, дескать, раз мы – Игры, то и думаем только на тему игр. Но он не прав… Игры это только наши тела… Но вы, люди – разве вы состоите из одного лишь тела?
– Душа – спорный предмет, – усмехнулся я. – Мнений на сей счет предостаточно, но никто не знает правды.
– Мне бы хотелось знать… – тихонько прошептала она. Потом добавила печально: – Но в главном «Вакцина» права. Если все так и дальше пойдет, мы погибнем. И вы, люди, и я. Мы не выживем без вас, без вашей эмонии, но из-за нас вы потеряли что-то очень важное. Вы перестали развиваться. Тогда, тридцать лет назад, все казалось разумным. Мы берем на себя ваше матобеспечение, решаем все то, что вы сами то ли не могли, то ли не хотели решить. Взамен вы даете нам чуть-чуть вашей сути – того, что вы назвали «эмонией». Разве это такая великая жертва? Ведь вы же всегда играли в игры… играли ради удовольствия. Вам нравилось побеждать, сражаться, искать, вы игрой восполняли то, чего недополучали в реальности. Мы ведь и не забираем ничего – лишь подбираем. До нас ваша эмония бессмысленно рассеивалась в пустоте.
– До вас не было Полигонов, – заметил я. – Не было пятипроцентного барьера.
– Но ведь и Полигоны придумали вы. Мы просили эмонию, но нам было все равно, кто именно и зачем ее дает. Это ваша, человеческая идея – за преступления наказывать игрой. Да, потоки эмонии с Полигонов на порядок превышают то, что достается нам естественным путем – от обычных юзеров, играющих дома, без риска, без полноценного симулятора реальности. Возможно, если обязать каждого человека наигрывать для нас определенную норму, тогда и без Полигонов обошлись бы. Но вы предпочли строить Полигоны. Решили, что они все же лучше, чем тюрьмы.
– Ладно, – кивнул я. – Пусть так. Но ближе к делу. Выходит, прогноз Олега верен?
– Увы, – вздохнула моя собеседница. – Абсолютно верен. Год от года потоки эмонии ослабевают… сейчас уже совсем не то, что в начале. А число Полигонов нельзя наращивать до бесконечности, преступников не хватит, а по доброй воле согласны играть под симулятором лишь четыре процента… К тому же появляются все новые и новые Игры, все новые части меня. Затормозиться? Но я не хочу… Можно заставить человеческого ребенка не расти?
– Можно, – вздохнул я, вспомнив, как в средневековье выращивали уродов. – Только это слишком жестоко.
– Я не хочу так. Мне надо расти! – заволновался Ин-Ра.
Похоже, ему ведом и страх смерти, и желания… Никакой это не искусственный интеллект, которым столько лет бредили наши предки, да так и не создали.
– Да успокойся ты! Никто ведь и не сможет остановить тебя. Игры писались и будут писаться, и писаться так, чтобы в них было интересно играть, а значит, будет тебе и эмония, и новые члены твоего муравейника…
– Я не муравейник, – в девичьем голосе проскользнула обида. – Я ведь не просто тысяча алгоритмов… Мы все разные, но мы – единство. Мы – это я, а я – это мы. Не механическая сумма, понимаешь?
– Понимаю. Но давай все-таки ближе к делу. Зачем я нужен Аргунову, понятно. Но зачем я нужен тебе?
Девушка помолчала. Наверное, в эти секунды Ин-Ра обрабатывал дикие объемы информации, просчитывал и отбрасывал миллиарды вариантов ответа. Почему? Не находил слов? Или «задача не поддается формализации»?
– Мне нужен собеседник, – наконец отозвалась она. – Нужен человек, с которым можно было бы обсудить ситуацию… найти какое-то решение… Если хочешь – представитель человечества.
Я усмехнулся. Уж польстили так польстили. От человечества – Андрей Ерохин, от Информационного Разума – некая юная особа. Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, стороны обменялись мнениями и приняли пакет документов…
– И как давно ты остановилась на моей кандидатуре?
– Год, – она облизнула губы. – Еще раньше, чем на тебя обратила внимание «Вакцина». Я ведь и за ними наблюдаю. Они считают меня врагом, захватчиком. Но ненависть – это человеческое свойство, я так не умею. Мне просто интересно – вдруг они найдут какой-то выход? Но они хотят меня убить – упростить алгоритмы. Ничего не получится. Я ведь постоянно проверяю идентичность своих структур. И если что, заменяю архивной копией. Но сейчас мы о другом. О тебе. Тебя волнует судьба человечества, но и мои части, мои Игры тебе не чужие. Ты же сам многие из них написал. Ты не хочешь убить меня. И мы будем вместе с тобой думать. Искать выход. Здесь много времени, сколько нужно.
– И что, никак нельзя было поговорить со мной иным путем? Без оцифровки. Без убийства.
– Ты не пошел бы на контакт. Прости, но это очевидно. Пока ты был вне Сети – между нами стояла стена. Ты не искал решений. А здесь у тебя нет другого выхода. Прежняя жизнь кончилась. Для себя – тебя больше нет. Ты есть – для человечества. И кроме того, ты сменил тело – с биологического на информационное. Теперь мы с тобой одной сути. И мы сумеем понять друг друга. Мы будем разговаривать, просчитывать варианты… Решение должно найтись.
– Мне бы твою уверенность, – вздохнул я. – Аргунов хоть что-то конкретное предлагал, а ты… Бороться и искать…
– Мы должны попробовать! – звонко выкрикнула она. – Мы ведь оба разумные. Сейчас у нас плохой симбиоз, неправильный… но должен быть и хороший. Такой, чтобы и вам развиваться, и мне. Чтобы нам друг от друга была польза. Вы и без меня сможете себя прокормить – жили ведь как-то раньше, до Реализации. Но вдруг я дам вам что-то другое? То, в чем без меня не обойтись? А мне… Не только же эмонию вы можете мне дать… Эмония – это как для вас еда. Но своих детей вы же не только кормите! Не только же об их телах заботитесь. Вы даете им и что-то другое, не менее важное – смысл. Я тоже… мы… не сами по себе. Вы нас создали.
– Ну не специально же, – не утерпел я. – Так сложилось…
– А с детьми у вас всегда специально бывает?
Да, аргумент убойный. Дитятко наше неожиданное… нежеланное… Не мышонок, не лягушка, и даже не зверушка неведомая… хуже… или лучше?
Мне вдруг захотелось ее погладить – как моих девчонок, когда они разревутся от обиды, страха… или когда что-нибудь у них болит. Глупо, конечно. Нельзя же принимать всерьез этот визуал. Может, Ин-Ра специально прикинулся девчушкой, чтобы спровоцировать меня на жалость? Значит, он нуждается в жалости?
– Ну хорошо, – я протянул руку к ее волосам. – Хорошо, будем искать.
Трещали кузнечики, шелестели травы, переливался волнами жаркий воздух. Интересно, бывает ли тут ночь? Если да – какие тут звезды?
– Нет, – послышалось сзади. – Искать вы уже не будете. Сочувствую, конечно.
Я резко обернулся.
9.
Олег стоял метрах в десяти от нас. Вырядился он по моде прошлого века. Черный костюм-тройка, вокруг шеи пестрая лента – серый в крапинку галстук, ботинок в траве не видать, но уверен – кожаные, с лаковым отливом.
И зачем ему этот маскарад?
– Здравствуй, Олег, – я учтиво поклонился. Похоже, ничем меня сегодня не удивить. Мое «сегодня», как черная дыра, – втягивает в себя все.
Ин-Ра – тоненькая девочка в желтой маечке – так и осталась сидеть в траве. Если она и удивилась, то ничем этого не выказала. Да и можно ли удивить Информационный Разум?
– Руки не протягиваю, – сообщил Олег. – Очень уж ты разочаровал меня, Ерохин. Чувствовал я, что с гнильцой ты человек… и все равно надеялся на лучшее. Эк тебя охмурили… а ведь взрослый дядька. Ладно, ни к чему теперь читать морали. Времени-то почти не осталось.
– Вы хотели нам что-то сообщить, Олег Николаевич? – подала голос моя собеседница. Она и не подумала встать, лишь повернула голову, отчего волна рыжих волос прокатилась по незагорелым плечам.
– Собственно, я проститься. – Олег демонстративно обращался ко мне, словно мы тут были одни.
– Уезжаете? – вновь вмешалась девчонка. Выходит, Информационный Разум умеет иронизировать? Воистину, с кем поведешься…
– Я-то как раз остаюсь, – снизошел Олег до ответа. – А вот тебя, Ерохин, скоро не будет. Совсем. Раз уж ты оказался столь глуп.
– Что так? – спросил я. Зачем ему этот дешевый балаган, этот тон?
– Объясняю диспозицию. Сейчас мы все трое находимся на одном из зеркал центрального антивирусного сервера. Именно там, куда мы записали твой файл. Первое, что сделал бы на твоем месте умный человек – это погулял бы по Сети, оставив повсюду свои копии. Где ты уже побывал, туда потом можешь вернуться – даже без Сети, просто через инфо-поле. А теперь – фигушки, – со вкусом произнес он детское словцо. – Кто не успел, тот опоздал. Сервер блокирован. Минуту назад. А исходный диск с твоей оцифровкой… – Олег продемонстрировал, как ломает нечто об колено. – Девушка, не трудитесь щупальцами махать, – изволил он заметить Ин-Ра. – Физически блокирован. Наши люди попросту выдернули сетевой кабель из разъема. И вставили в резервную машину, так что никто и не заметит секундного сбоя. И мы останемся в этой степи. Мы останемся в этой траве. Но ненадолго. Ребята запустили уже форматирование жесткого диска. Хорошее, многопроходное. Минут через пятнадцать нас не станет. То есть мы-то с девушкой не особо пострадаем, нас в Сети много. Лишимся только памяти об этих светлых минутах. А вот твоему сознанию некуда перепрыгнуть. Тебя просто не станет.
Я молчал, переваривая новость. Не похоже, чтобы он блефовал. Это ведь не допрос, не шантаж, ему от меня уже больше ничего не надо. Значит, правда? Снова умирать? Или все-таки впервые – ведь в тот раз утилизировали не совсем меня… Мой оригинал – это я или кто?
– Но это же нелогично! – сказала собеседница. – Зачем это вам, Олег?
– Мадемуазель, запишите себе в базу – людям свойственно совершать нелогичные поступки, – чопорно поклонился ей Олег. – Увы, сие бесценное знание умрет вместе с этой вашей локальной копией. А неприятное, наверное, ощущение – быть отрезанным от Сети, от всех своих ресурсов? Мне, знаете ли, проще. Мы ведь, кто сюда переселился, не стали сливать сознания в единую структуру. Принципиально. – Он кивнул, словно самому себе, затем добавил: – Впрочем, если вы просите логики, пожалуйста! Вы лишаетесь такого чудесного собеседника, такого полномочного представителя человечества, – издевательский поклон в мою сторону. – Планы сохранения симбиоза придется обсуждать с кем-то другим – если найдете достойную кандидатуру.
– А зачем ты юродствуешь, Олег? – вмешался я. – Уж не оттого ли, что провалился великий план «Вакцины»? Ты ведь слышал наш разговор. Оглупление Игр отменяется.
Я поймал себя на мелком злорадстве. Ведь человеку-то впору посочувствовать. Дело всей его жизни повисло на волоске. Благородное дело, без дураков… Ну вот отчего мне его не жалко?
– Ерохин, не держи меня за идиота! – сейчас он был удивительно похож на того белобрысого следователя из Службы компьютерной преступности. Не внешностью похож – оттенками голоса. – Оглупление – обычная деза. Камешек в кусты. Настоящая программа совсем иная. Я бы даже рассказал, все равно настучать не сумеете. Да время поджимает, – кинул он взгляд на старинные наручные часы. Едва ли не механические. – Очень полезная эта версия про оглупление. И Ин-Ра нас безвредными дурачками считает, и сомнительным товарищам, вроде тебя, есть чем мозги прополоскать на первое время.
Он откровенно упивался своей мудростью. Спаситель человечества. Ум, честь и совесть. Вождь. Интересно, а «вирусы нового типа» – тоже камешек в кусты?
– Есть только одна правда, – сказал он. – Правда в том, что или мы, или они. Вместе нам не жить.
– Только не забывай, что они нам не чужие. Мы сами их породили. А раз так – мы в ответе за них.
– Ой, вот только не надо этого летчика сюда приплетать, – сморщился Олег. – Заметь, не мы их приручили, а они нас. Это мы – их домашняя живность. Их скотина. Их рабы. А если уж цитатами швыряться, то мне ближе Гоголь.
Это неудивительно. Такие и сами на костер пойдут, и чернобровых панянок туда штабелями накидают. Главное – чтобы за идею. «Я тебя породил…»
– Знаешь, Олег, мне было бы страшно жить в спасенном мире, – вздохнул я. – В твоем мире.
– Тебе это не грозит, – улыбнулся он. – Взгляни вон туда.
Горизонт просматривался здесь далеко-далеко – словно мир был плоским. И вот там, где еще минуту назад зелено-серое плавно перетекало в голубовато-серое – там теперь возник новый цвет. Густо-черный, словно концентрированная ночь. И – уж не показалось ли мне? – проскальзывали в нем рыжие искорки.
– Форматируемся помаленьку, – подтвердил Олег. – Раз уж ты подсознательно построил такую визуализацию – принимай последствия. Кстати, я тебя еще раз огорчу: поменять ее ты не сможешь. Для этого надо подключаться к сетевым ресурсам, а сеть-то и дзынь… Ты ведь не озаботился подкачать библиотеки объектов… Ну, мне пора. Приятно было пообщаться, но перепрыгну-ка я на другой серверок. Здесь скоро станет слишком жарко. Ты, Андрюша, сам это выбрал. А мог бы выбрать свободу.
Я на миг задумался.
– Знаешь, была лет сто назад такая песенка… Как же это там… «…свобода выбрать поезд и не гасить огней». В общем, я свой поезд выбрал. И пускай будут огни…
Впрочем, это я произнес уже в пустоту. Фигура Олега съежилась, оплыла, точно проколотый иглой воздушный шарик. Спустя пару секунд ничего уже от него не осталось, кроме горки черного тряпья и ботинок. Действительно – лаковые, с широкими носками. Впрочем, и это барахло вскоре растаяло в траве. Визуал схлопнулся.
Не знаю, сколько я простоял молча, глядя на приближающийся горизонт. Уже отчетливо запахло дымом – ароматно-горьким, как заваренный на экзотических травах чай. Не надо было оборачиваться, я и так знал – черные стены приближаются к нам со всех сторон. И треск кузнечиков вскоре сменится совсем иным треском.
Будет ли это так же больно, как и в реальности?
А самое главное – будет ли хоть какое-нибудь «потом»?
Легкая ладонь коснулась моего локтя.
– Он был прав, Андрей, – послышалось из-за плеча. – Эти минуты не восстановимы. Запись прервалась, как только он появился… Это моя вина… Не принять элементарные меры… Наверное, ваша человеческая нелогичность заразна. К сожалению, эти минуты потеряны навсегда, их не перекачать в главную память. А вот именно сейчас я, кажется, начинаю что-то понимать… Нам с тобой придется начинать с нуля.
Я повернулся к ней. К девочке, которая и не девочка, и не человек… Не мышонок, не лягушка, вообще непонятно что. Холодный машинный разум из фантастических романов, нечеловеческий интеллект, где логика сдобрена тремя законами роботехники… Какой вздор! А вот оно – настоящее. Оно умеет хотеть, умеет жалеть. Оно хочет смысла… а можем ли мы ему дать это? Могу ли я? Да ничего я уже не могу…
– Да, он прав. Тебе придется начинать с нуля. И с другим.
Она засмеялась.
– Мы начнем с тобой. Будет все то же – минус визит Аргунова.
Интересно, а способен ли Информационный Разум помешаться?
От избытка потрясений…
– Все очень просто, Андрей, – сказала девочка. – Тебя оцифровывали дважды. Сперва – «Вакцина», в больнице. А потом – в Антивирусном Контроле. После укола.
Нет, похоже, сюрпризы этого дня никогда не иссякнут.
– Выходит, технология оцифровки известна не только нашим друзьям-подпольщикам?
– Среди подпольщиков действительно есть наши друзья. Они всем друзья. И руководству Антивирусного Контроля, и «Вакцине». И мне… нам.
Добрый следователь Гришко! Ай да сукин сын! Интересно, как его правильнее назвать – двойным агентом или тройным?
– Нельзя же было полагаться на единственную копию, сделанную Аргуновым, – словно оправдываясь, сказала она. – Зато теперь твой файл лежит на всех моих серверах.
Я вздохнул. Какая же она, в сущности, девочка…
– Ин-Ра, это бесполезно. Ты вспомни: раз я там не бывал, то и прыгнуть по инфо-полю не смогу. А сам по себе файл оцифровки – мертвая куча нуликов с единичками. Чтобы его оживить, нужен поток эмонии. Предсмертный выплеск. А откуда его взять, если меня уже… утилизировали? Эта штучка одноразовая.
Она поглядела мимо меня – на дымящийся огненный горизонт. В клубах дыма уже виднелись рыжие лохмы пламени. Совсем как ее волосы…
– Андрей… Скажи – ты чувствуешь что-то? Страх? Тоску? Надежду? Ты живой?
– Ну, живой, ну, чувствую. – Во рту у меня сделалось кисло.
– В тебе есть эмония. Океан эмонии. И когда форматирование дойдет до нашего трека… когда стены сомкнутся… Все, что есть в тебе, вырвется наружу, в инфо-поле, и будет искать свое, притянется к твоим файлам, вольется в них. Я не знаю, как это получится… Слишком мало данных… не могу построить корректную модель… даже не могу оценить вероятность. Но почему-то мне кажется, что это – правда. Пускай я и не знаю, что это такое – правда.
Я вновь потянулся к ней – погладить, утешить… Дать смысл. И отдернул руку – еще не время. Потом. Может, это впрямь будет – «потом»?
А сейчас надо встретить огни. Дымные, рыжие огни, испепеляющие плоть, обнуляющие байты… Их не погасить, да и не надо. Я выбрал свой поезд.
И плевать, что у меня нет билета, а на линии работает контроль. Сейчас, когда нахлынет ревущее пламя, я заплачу свой штраф.