Текст книги "Мир приключений 1971 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Роберт Льюис Стивенсон,Сергей Абрамов,Александр Абрамов,Александр Кулешов,Ариадна Громова,Борис Ляпунов,Ромэн Яров,Зиновий Юрьев,Валентин Иванов-Леонов,Владимир Фирсов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 57 страниц)

ПРОИСШЕСТВИЕ НА УЛИЦЕ ГОРЬКОГО

Около семи вечера движение на улице Горького становится особенно оживленным: кончился рабочий день, скоро начнутся концерты и спектакли, а в сентябре еще многие спешат за город. Может быть, в силу этой последней причины поток машин, стремящихся из города, куда гуще того, что движется в обратном направлении. Черные, бежевые, серые, зеленые “Волги”, “Москвичи”, “Запорожцы”, с затерявшимися среди них редкими машинами зарубежных марок, маршрутными такси, пыхтящими от нетерпения мастодонтами – аэродромными автобусами – или изящными туристскими “карами”, сплошным потоком неслись по главной столичной магистрали, застывая у светофоров, набирая скорость в промежутках.

Невеселое, пасмурное небо нависло над Москвой, дождя не было, но он где-то копился, чтобы вылиться потом, ночью, когда все будут спать блаженным сном. Пока же люди, не задумываясь о дожде, бежали по своим вечерним делам: в магазины, в театры и в гости, просто домой, предвкушая вечер у телевизора, за книгой, за столом…

Спешил, выйдя из сберкассы № 7982, в расположенный по соседству магазин игрушек Степан Степанович Степанов; сжимая в руках резинового бемби, студент Дима шел домой, мечтая о первом свидании с Наташей; в тщетной надежде купить в магазине игрушек никогда там не продававшиеся коньки, торопилась до его закрытия Лидия Романовна, оставив Ксюшку возле окошка, где продавались пончики; заранее переживая радость приобретения нового реле, вел свою “Волгу” инженер Румянцев.

У всех были дела, приятные или хлопотные заботы…

И никто из этих людей не знал, что через несколько секунд, по воле очень красивой, очень влюбленной, опаздывающей на свидание девушки, случится с ними самое страшное, что может случиться с человеком.

Лена мчалась, виляя между машинами, к заветной цели – мелькавшему все ближе зеленому огоньку. На мгновение сплошной, несшийся в направлении площади Маяковского поток машин преградил ей путь. Она замерла, остановившись на узкой полосе резервной зоны. Но огонек все приближался, он был уже рядом; еще немного – и такси проедет, не заметив ее.

К счастью, наметился просвет – огромный рейсовый автобус аэрофлота, приближавшийся со стороны Пушкинской площади, был, как показалось Лене, еще далеко. Ей показалось, что и машины, двигавшиеся по ту сторону автобуса, также не близко. Веселые искорки заплясали у нее в глазах. Она представила себе, как будет ворчать Никитин, когда она расскажет ему о нарушении порядка, совершенном ради него, – она спешила, она летела на крыльях любви. Что по сравнению с этим какие-то дурацкие правила и инструкции! В конце концов, если она заслужила штраф, пусть он купит ей сегодня на рубль меньше цветов. Это была традиционная шутка. Лена часто повторяла ее. Никитин же встречал ее без особого энтузиазма.

Лена, еще продолжая улыбаться, легкая и быстрая, промчалась почти перед самым гигантским тупым носом автобуса, почувствовав жар, услышав над ухом мощный сигнал…

Она бросила быстрый взгляд вправо и похолодела: на нее неслось грузовое такси. Растерянная, в панике, с расширенными от ужаса глазами, Лена каким-то чудом успела прошмыгнуть буквально в нескольких сантиметрах от машины. Дикий воющий скрежет тормозов покрыл все другие шумы Грузовик остановился, а Лена, ничего не видя, кроме спасительного тротуара, рванулась вперед. Она не заметила за высоким грузовиком быстро двигавшуюся в первом ряду “Волгу”, да если и заметила бы, все равно у нее не было иного выхода, кроме движения вперед.

Казалось, третьего чуда для Лены уже не произойдет. Но оно произошло…

Инженер Румянцев вел машину быстро и спокойно. На всем этом участке улицы Горького были подземные переходы, на самой площади Маяковского лишь несколько секунд назад зажегся в светофоре зеленый свет, и не было причин чего-либо опасаться. К тому же слева от него по центральной части улицы быстро двигались другие машины.

Девушка, вылетевшая каким-то непостижимым образом буквально из-под колес соседнего грузового такси, застала инженера врасплох.

Быть может, будь на его месте водитель с тридцатилетним стажем или чемпион по боксу с феноменальной реакцией, они что-нибудь смогли бы предпринять. Хотя вряд ли.

Румянцев же был просто добросовестный, достаточно опытный, осторожный любитель. Но все же любитель.

Девушка была так близко, что, даже мгновенно затормозив, он сбил бы ее; свернув влево, он врезался бы в набитый детьми “Москвич”, который к этому моменту занял место проехавшего вперед грузового такси. Повернув же вправо, на одно из окаймлявших улицу Горького деревьев, Румянцев жертвовал лишь собой.

Таков был ход мыслей инженера, делавший ему честь. К сожалению, не все решения удается осуществить, в особенности если на их принятие и выполнение дается секунда. А у Румянцева не было и этой секунды. Резко, отчаянно крутнув руль вправо, он чуть-чуть не довернул его, совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтобы “Волга”, прочертив по асфальту черный след и содрав с дерева кору, врезалась в огромную витрину магазина игрушек, сметая все на своем пути.

Все и всех…

Визг тормозов, звон разлетающегося на куски гигантского витринного стекла, стук сталкивающихся машин, крики перепуганных люден слились воедино.

Потом наступила мертвая тишина.

Потом понеслись другие шумы – милицейские свистки, клаксоны машин, сирены “скорой помощи”…

Через несколько минут санитары в белых халатах укладывали в свои машины пенсионера Степанова, студента Диму, бывшую стюардессу Лидию Романовну…

Санитары много повидали горького и страшного – такая уж у них работа. Но сейчас и они не могли скрыть подавленности.

Они бережно укладывали тела на носилки, они делали свое дело, и машины на бешеной скорости мчались в Институт Склифосовского. Но они прекрасно понимали, что для спасения этих троих машины могли уже не спешить…

Были раненые. Их перевязывали, накладывали шины, делали им уколы и увозили. Был увезен и инженер Румянцев.

Выездные инспекторы и следователи дежурного по городу щелкали фотоаппаратами, растягивали рулетку, милиционеры, отчаянно свистя и жестикулируя, восстанавливали движение. Вскоре разбитую “Волгу” утащили на буксире, убрали с тротуара стекло и заложили витрину фанерой. Люди разошлись, инспекторы в своих машинах, выстроившихся вдоль тротуара, заканчивали протоколы, опрашивали потрясенных свидетелей.

С ровным гулом мчался по улице Горького поток машин, спешили по своим делам прохожие, зажглись фонари…

Жизнь для тех, кто продолжал жить, входила в нормальную колею.

Для тех, кто продолжал жить.

Для Лены, например.

Где она? Что случилось с ней в эти страшные минуты? Как поступила она, поняв, что совершила, чему была виной?

Быть может, в отчаянии бросилась под машину или рыдала, упав на холодный асфальт? Может быть, оцепенев, стояла недвижимо в толпе? Может быть…

Нет. Лена, озабоченно поглядывая на часы, переминалась у двери вагона метро, мчавшего ее на свидание к Никитину.

Когда, чудом избежав гибели под колесами машин, еще дрожа от пережитого, Лена выскочила на тротуар, она услышала за спиной страшный грохот, звон, крики. Она быстро пришла в себя: о такси теперь нечего и думать, впору удрать от милиционера или от этих активных граждан (есть же такие, вечно лезут не в свое дело) – еще остановят! Плати штраф, выслушивай нотацию. Она и так опаздывает. Она заторопилась ко входу в метро, стараясь не оглядываться, скользя своей легкой походкой между прохожими.

В суматохе и растерянности, царившей в первые секунды после происшествия, никто Лену не задержал, почти никто не заметил.

“Перебегала какая-то девушка…”, “Девчонка выскочила из-под машины…”, “Ну какая? Обыкновенная, юбка короткая, волосы по плечам. Цвет платья? А бог его знает, не заметил…” – так говорили свидетели.

А Лена нетерпеливо царапала резиновые прокладки вагонных дверей, ожидая, пока поезд остановится.

Наконец поезд остановился, двери со стуком разъехались, и она торопливо побежала к эскалатору, стуча каблуками. Эскалатор, по ее мнению, тоже шел медленно. И люди в дверях толклись… Черт! И так опаздывает. Ну ничего, Никитин простит. Она сейчас рассмешит его своей обычной шуткой. Впрочем, нет, на этот раз она ничего не расскажет. Почему? Лена сама не могла бы ответить на этот вопрос. Но настроение ее неожиданно испортилось. Оно стало совсем плохим, когда, войдя под гулкие своды туннеля, туда, где вдоль стен выстроились продавщицы цветов, она не увидела знакомой высокой, широкоплечей фигуры.

Не может быть! Не мог он уйти! В конце концов, это свинство: она опоздала всего минут на пятнадцать – это даже меньше, чем обычно. Неужели он решил ее проучить? Ну погоди! Имеет же девушка право опаздывать! Это испокон веку ведется, это всегда было…

А может, его задержали по службе? Нет, он всегда умудрялся предупредить ее. Да и было так всего раза два. Тогда что же? Лена похолодела. Бросил! Полюбил другую…

Лена почувствовала, как слезы выступили у нее на глазах. Раньше эта мысль даже не приходила ей в голову. Сейчас впервые она вдруг подумала: а что, собственно, она собой представляет? Девчонка как девчонка, таких тысячи по Москве бегают. И такие же красивые, и такие же разодетые, с такими же фигурами и прическами. Что она, очень уж умная или талантливая? Может быть, великая актриса, чемпионка по гимнастике, кандидат наук?.. Да никто она! Никто! Он присмотрелся к ней и бросил.

Потом Лена взяла себя в руки. Нет! Этого не может быть. В конце концов, не так уж много таких красивых, как она, таких обаятельных, кокетливых, изящных… Лена долго пересчитывала мысленно свои достоинства и постепенно успокоилась.

То и дело бросая взгляд на часы, она продолжала ходить вдоль туннеля.

Просто он задержался. Еще несколько минут, и придет.

Но Никитин не пришел…

ПРОИСШЕСТВИЕ НА БЕГОВОЙ

Посматривая на часы, Никитин прохаживался вдоль асфальтовой магистрали. До конца дежурства оставалось не так уж много времени – он успеет. Тем более, что не было еще случая, чтобы Лена не опоздала на свидание.

Лена! Сейчас они встретятся в туннеле у Белорусского вокзала, где такой выбор цветов… Но вообще-то место встреч надо менять – осень, в туннеле продувает, холодно. Вместо цветка придется приобретать шоколадку.

А сейчас он купит ей самый яркий цветок, какой будет, и они отправятся смотреть какой-то приключенческий фильм, который, как всегда, “методом анализа” доски объявлений обнаружит Лена.

Глядя на схватки и происшествия на экране, Никитин, имевший представление о настоящих схватках и приключениях, не смеялся. Он уважал искусство и считал, что хороший фильм не только интересен, но и полезен.

Лена, обожавшая детективы, была разочарована, когда выяснилось, что ее любимый, хоть и офицер милиции, судя по его рассказам, никогда не рисковал жизнью, не был героем немыслимых историй и вообще его имя не связывалось ни с какими кровавыми и жуткими драмами.

Никитин улыбался про себя, но ему было приятно, что он все же нравится Лене как личность, а не из-за каких-нибудь там романтических фантазий. И он сознательно говорил о своей службе, как о чем-то очень будничном, все время эту будничность преувеличивая.

Лена быстро примирилась и стала восхищаться Никитиным как спортсменом. Она ахала и охала, внимая рассказам о его спортивных победах, и здесь, будем откровенны, Никитин порой позволял себе кое-какие невинные преувеличения.

Снисходительно улыбаясь про себя, он представлял, как Лена наводит красоту перед зеркалом, в сотый раз проверяет шов на чулке, высоту пояса, положение волос, черноту ресниц и т. д. и т. п. Затратив на это добрый час, она затем пытается за пять минут доехать от своего дома до места свидания. Такси она, конечно, не находит, на троллейбусе долго, на автобусе неудобно (нет автобусных билетиков), на метро – спускаться-подниматься… Она мечется и опаздывает еще больше.

Наконец, наверняка перебежав улицу где-нибудь в неположенном месте, она самым длинным и неудобным путем добирается до места свидания.

Кстати, эта вот манера Лены пренебрегать правилами уличного движения не только профессионально раздражает Никитина, но, если быть откровенным, беспокоит его.

Уж он-то знает, к чему это может принести. Скольких молодых, еще за минуту до этого здоровых, полных сил, видел он неподвижными на носилках, с восковыми лицами, навсегда изувеченными, калеками, а то и…

И ведь большей частью виноваты сами жертвы, пешеходы, весьма редко, в отличие от водителей, обращающие внимание на какие-то там правила.

Что касается водителей, то тут контроль строгий: малейшее нарушение, малейшая опасность пресекаются.

Для того он и существует, для того и стоит здесь.

…Мысли ни на секунду не отвлекали Никитина от прямого дела. Поэтому его привычный, опытный взгляд мгновенно уловил что-то необычное в движении трехтонки: выехав из туннеля на Башиловку, она повернула направо с намерением, вероятно, попасть на Ленинградский проспект.

Водитель трехтонки ничем, казалось бы, не нарушил правил, и машина его была внешне в порядке, но выработанная годами интуиция, натренированная наблюдательность, а главное, что-то необъяснимое, определяемое банальным, но сколь многозначным словом “бдительность”, подсказали Никитину: остановить! Он засвистел и сделал повелительный знак жезлом, раньше чем понял причину своих действий – водитель наверняка выпил. Смущали неуловимые детали в движении машины, в том, как она делала поворот. Неуловимые, но достаточные, чтобы Никитин мгновенно поднес свисток ко рту.

Грузовик остановился.

Никитин неторопливо пересек дорогу, подошел к кабине водителя и, приложив руку к козырьку, произнес:

– Инспектор Никитин. Пожалуйста, водительское удостоверение и путевку.

Водитель не вылез из машины, не опустил окно. Он открыл дверцу и протянул документы. Его желание держаться от инспектора подальше было настолько очевидным, что если даже у Никитина не было подозрений раньше, они возникли бы теперь.

Лейтенант внимательно рассматривал удостоверение, путевой лист – здесь все было правильно. Но сейчас это не имело значения.

– Машина в порядке? – внезапно спросил лейтенант и, раньше чем водитель успел ответить, легко вспрыгнул на подножку и резко приказал: – Подвиньтесь, проверю.

Этого Николай не ожидал, и на какое-то мгновение его лицо оказалось рядом с лицом лейтенанта. Повернувшись к водителю, Никитин демонстративно вдохнул ноздрями воздух.

Наконец-то Николай понял. Какой дурак! Как он мог на таком деле выпить! И как мог не сообразить, почему остановил его этот чертов инспектор, уж неизвестно каким невероятным путем учуявший неладное. Ведь догадайся Николай, он бы сделал вид, что не слыхал свистка, удрал, а там, когда на базу придет вызов, все будет проще. Ну, ответит за нарушение, которого, кстати, не было. Главное – деталей не будет! А теперь? Что теперь?

– Много выпил? – спросил Никитин.

– Да что вы, товарищ лейтенант! Да ей-Боry… да я…

Никитин только махнул рукой.

– Отстраняю вас от управления! Поедем на экспертизу. – Никитин спокойно нажал педаль и повел машину.

Жаль, конечно, что свидание с Леной сорвется. А может, она дождется? Ведь это впервые. И все из-за этого пьяницы… Никитин бросил в сторону Николая презрительный взгляд. Он, конечно, не пьян, так, едва-едва выпил, но за рулем трехтонки… Даже если был бы один процент риска, этого не следовало допустить. Ничего нет страшней в городе, чем пьяница за рулем. Ладно, надо побыстрей доставить его… Так размышлял лейтенант Никитин, спокойно ведя машину.

Ворча про себя, следовал за грузовиком на своем “Москвиче” капитан Юнков. Отдавая дань бдительности инспектора, восхищаясь его наблюдательностью, он в то же время досадовал, что срывается операция. Но может, он ошибся и водителя выпустят? Или удастся изобличить его прямо в милиции с ворованными деталями, сразу же допросить, выяснить, куда, к кому ехал?

Николай все больше наливался яростью. Накрылся! Кончено дело, теперь срок обеспечен. Был хороший бизнес, были деньги, была клиентура. А теперь из-за этого, из-за этого… все летит прахом!

Николай не желал признаться себе, что виноват во всем сам. Не в воровстве – разумеется, об этом он и не думал, – а в том, что выпил. И именно то, что виноват он, вызывало к задержавшему его милиционеру жгучую ненависть.

Он просто задыхался от этой ненависти, он тяжело дышал, короткие пальцы, сжатые в кулаки, побелели.

При мысли, что его ждет и что он потерял по вине этого… этого (Николай не находил слов), он застонал. Но Никитин так же спокойно продолжал вести машину. Он вывел ее на Ленинградский проспект, повернул налево, на асфальтовый проезд, пересекавший разделительную, усаженную деревьями полосу, и переехал на другую сторону проспекта, чтобы попасть на Беговую. Подобный маршрут не существует для транспорта, но за рулем грузовика сидел милиционер, а следовавший сзади “Москвич”, благодаря своим волшебным знакам, мог вообще двигаться в любом направлении.

Теперь они ехали по Беговой, приближаясь к перекрестку.

И тогда вдруг в затуманенном вином и яростью мозгу Николая возник безумный план, план, который мог прийти в голову только загнанному в угол, потерявшему чувство реальности преступнику.

Николай решил оглушить милиционера, выбросить его из кабины, свернуть влево, на максимальной скорости подъехать к ипподрому, ломая ограждение, выехать на него, пересечь огромное поле и где-нибудь там, в дальнем конце, где нет людей, куда не скоро доберутся, бросить машину и скрыться. Он не подумал о том, что его удостоверение и путевка у Никитина в кармане и что вообще потребуется пять минут для установления личности беглеца, что машина не сумеет преодолеть ограду ипподрома, проехать по пересеченному различными препятствиями полю. Он не думал о том, что в намеченной им гонке могут погибнуть люди, что грузовик его сомнет другие машины (чего ему бояться – у него трехтонка!). И уж меньше всего он думал о том, что произойдет с оглушенным, выброшенным на полном ходу из кабины человеком.

Задыхаясь от ярости, Николай быстрым движением достал из-под сиденья тяжелый гаечный ключ и изо всей силы ударил Никитина в висок…

Рванув дверцу, он торопливо сдвинул милиционера к краю сиденья, взял управление на себя и попытался выбросить безжизненное тело из машины.

Машина шла на малой скорости, и скорей всего Никитин остался бы жив.

Но тут произошло неожиданное. Чудовищным усилием воли стараясь сохранить ускользавшее сознание, почти ничего не видя и не слыша, Никитин вцепился в Николая, не давая ему вести машину. Билась последняя угасавшая мысль: “Задержать, задержать подольше, пока подоспеют люди…”

Не сделай этого, Никитин, вероятно, остался бы жить… А преступник, круша и давя все на пути, умчался бы, осуществляя свой жестокий и бессмысленный план. И сколько других людей погибло бы под колесами его грузовика, трудно и предположить.

Николай изо всей силы пытался вытолкнуть инспектора. Грузовик, вихляя, еле двигался по улице, вызывая недоумение у следовавших сзади водителей.

Наконец, почувствовав, что ничего не может сделать, Николай вновь схватил гаечный ключ и остервенело начал бить лейтенанта.

Но сдавившие его пальцы так и не разжались…

Обезумев от страха и ярости, Николай продолжал бить уже мертвое тело до тех пор, пока с пронзительным визгом тормозов не подлетел к кабине грузовика серый “Москвич” и капитан Юнков, вскочив на подножку, не скрутил убийцу приемом самбо.

…Была предотвращена гибель многих людей. Но спасти жизнь Никитина врачи были не в силах.

Он погиб на посту. Такая у пего была служба, и с самого начала он знал, что ежедневно рискует жизнью, хоть и работает не в Первом отделе Уголовного розыска, а спокойно прогуливается с жезлом в руке по широкой, окаймленной зеленью асфальтовой магистрали.

Не было войны, над городом светлело мирное небо, но он, Никитин, был на фронте, а на фронте нельзя без жертв. Его и наградили боевой наградой – медалью “За отвагу”. Только последним словом в Указе было слово “посмертно”.

Тот номер газеты Лена бережет вместе с самыми дорогими, немногими своими реликвиями.

Не дождавшись тогда своего Валентина, хмурая и злая, Лена возвратилась домой.

Делилась с подругами мрачными мыслями, во всех деталях рассказывая о неудавшемся свидании (о том, что было на улице Горького, она рассказать забыла)… Обсуждали коллективно, строя всевозможные догадки.

Обсуждали, пока не узнали правду…

Прошло время, и Лена снова стала смеяться и кокетничать, флиртовать и веселиться. Она была полна все той же неуемной, жадной любви к жизни. Так же любила вечеринки и танцы, красивых ребят и детективные романы.

И так же забывала порой брать билеты в автобусе, перебегала улицу в неположенном месте.

Но иногда, если случайно заходил разговор с новыми, ничего не знавшими людьми, она вдруг, зло сверкая глазами, требовала для всех этих лихачей, шоферов-пьяниц, нарушителей, из-за которых гибнут замечательные люди, расстрела, а еще лучше виселицы.

И в голосе ее звучала такая ненависть, что собеседнику становилось не по себе и он спешил переменить тему разговора…