Текст книги "Режим черной магии (Санкция на черную магию) (ЛП)"

Автор книги: Ким Харрисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

Глава 24

Входная дверь Дженкса открылась в черный тоннель, который был немного выше, чем дверной проем. Чтобы войти, нам пришлось спуститься на ступеньку вниз, и неожиданно спуск в глубину вызвал у меня дрожь по позвоночнику. Здесь было темно, свет доходил только из-за наших спин, и не было эха. В воздухе пахло имбирем, и мои сжатые челюсти расслабились. Я почувствовала в своем сознании легкое поглаживание, и у ноги Пирса возникло мягкое свечение. Это были земные лей-линейные чары света, которые он знал, и я осторожно подняла шар, способная справиться с ним там, где Пирс не мог. Если бы он попытался, его аура, скорее всего, разрушила эти чары. Шар безвременья был холодным на ощупь, и скользким, словно он мог просочиться сквозь мои пальцы.

Пирс снял шляпу и закрыл за нами дверь. По его лицу пробежало изумление, и я проследила за его взглядом, направленным на потолок и стены. Пыльца пикси покрывала все, она ловила свет и источала его, делая еще более ярким. Естественные углубления были покрыты резьбой, чтобы собирать пыльцу пикси, и они светились наиболее ярко, представляя фантастические узоры из завитков и спиралей. Это было очень красиво, и я подумала, что это было сделано меньше чем за два года. Семья Дженкса была поразительной.

– Дженкс? – позвала я тихо, помня, что нас не приглашали внутрь.

Рука Пирса опустилась на мое плечо, тяжелая от предостережения.

– Подожди.

Я повернулась, чтобы возразить, но увидела зеленый купол безвременья, внезапно возникший вокруг нас.

– Святое дерьмо! – закричала я, прижимаясь к нему, когда оса размером с верхнюю часть моего тела приземлилась на круг, ее жало исследовало купол, ища путь внутрь. – Что, черт возьми, это такое?

Пирс обнял меня рукой, чтобы я не разбила его круг.

– Это прекрасная живая охранная собака, вот что это такое, – сказал он, и запах красного дерева сильно ударил в меня. – Я не думаю, что мы бы пахли правильно, даже если бы искупались в пыльце пикси, – пробормотал Пирс, и я молча согласилась, думая, что Пирс и сам по себе неплохо пахнет.

Я не боялась ос, но эта особь размером с гуся ползала по кругу, и ее крылья были сердито наклонены.

– Я собираюсь сжечь ее на счет три, – произнесла я, думая, что некоторое количество сырой энергии безвременья должно было, по крайней мере, ошеломить ее. Я не передумала убивать осу, это было просто – поскольку осы глупы. – Один, два, три!

Круг упал, и я потянулась к линии, бросая в насекомое шар грязного золота. Страх сделал его еще более сильным, чем обычно, и мои глаза расширились, когда энергия забурлила над осой, и та свернулась, упав к нашим ногам. Пирс одобрительно хмыкнул, и я вздохнула с облегчением, видя, что оса лежит на полу, где Пирс может попросту заколоть ее… а потом она взорвалась.

Закричав, я пригнулась, и горячие брызги врезались в стены с мерзким звуком. Над нами прокатилась ужасная вонь, и я выпрямилась, шокированная. Световой шар Пирса покатился, потом уперся в стену и остановился. Смущенная, я повернулась к Пирсу и засмеялась. Он стоял совершенно прямо, брызги из осы были на его бороде и груди.

– Пирс, мне так жаль! – сказала я, потянувшись, чтобы стереть их с него, и его губы сжались.

– Ты не контролируешь себя, – процедил он с нескрываемым раздражением. – Совершенно.

Став серьезной, я поискала что-нибудь, чем можно было бы его вытереть, но была вынуждена воспользоваться подолом своего прекрасного одолженного платья. Собрав подол, я вытерла его лицо, вздрогнув, когда Пирс выбросил руку мне за спину. Взорвались две яркие вспышки света, и тени сдвинулись, когда свечение угасло. Развернувшись, я увидела еще две осы, свернувшиеся на полу, и одна еще двигалась, когда Пирс оттолкнул меня и проткнул ее голову своей «Арканзасской зубочисткой». Из расплющенного насекомого выступила слизь, и я поежилась.

Глядя на потолок, я сделала несколько шагов, чтобы поднять световой шар.

– Как думаешь, здесь есть еще осы?

Пирс приблизился. В его глазах стояло беспокойство, он осмотрел меня и стер капли слизи у меня со скулы большим пальцем.

– Я слышал, что личинки ос выращиваются в качестве часовых, – сказал он, – но я никогда не думал, что увижу это настолько близко и собственными глазами. Предлагаю двигаться дальше.

– Да, но ты не думаешь, что здесь могут быть еще осы? – настаивала я.

Пирс ничего не сказал, он положил руку мне на плечо и повел меня мимо упавших насекомых. Он был спокоен, но я продолжала смотреть через плечо, пока мы шли вниз по плавному склону. Свет, идущий от стен, стал ярче, и я не была удивлена, когда коридор перешел в огромное открытое пространство, размером примерно со святилище в храме.

– Ну, если это так, то это переходит все границы, – выдохнул Пирс, его светящийся шар стал светиться в два раза ярче, и я подняла его выше. Даже так свет едва касался дальних стен. Зал, казалось, находился наполовину под землей, наполовину в пне, черные камни размером с мою ладонь, были вкопаны в землю, удерживая ее. В центре помещения светился очаг. Под нашими босыми ногами чувствовался пластик, и я узнала в нем фишки для покера, сложенные в приятной палитре цветов.

– Дженкс? – прошептала я, слыша лишь свой голос, отражающийся от стен.

– Я присмотрю за очагом. А ты попробуй найти дверь, – сказал Пирс, и я осторожно направилась к стене, когда шар Пирса поднялся выше. Вскоре свет от костра усилился, поскольку Пирс подбросил в него дров из коробки от леденцов с кроликом. Все вокруг говорило о брошенных и недоделанных делах – прерванной жизни. Среди этого живого беспорядка лежали остатки вещей, принадлежащих нам с Айви. Сначала они меня удивляли, а потом стали вызывать раздражение. В одном углу лежал маленький калькулятор, про который я думала, что потеряла, а грифельная доска и мел, расположенные рядом с ним, заставили меня подумать о том, что здесь была импровизированная классная комната. Тиканье исходило от часов, потерянных мной в прошлом году, и лента, которая использовалась неизвестно для чего, сейчас держалась на небольшом лоскутке кружева, которое было с черных трусов Айви. Не то, чтобы я обращала внимание на такие вещи, но время от времени я складываю одежду.

Ближе к костру, на полу, покрытом покерными фишками, лежал мягкий серый мех. Мышиный, решила я по его мягкости под моими босыми ногами. Заколку, которую я уронила за комод и не удосужилась достать, использовали для того, чтобы держать магнитный календарь от Верстраха. Почтовые марки на разной высоте украшали стены. На некоторых из них были рамки, сделанные из садовых материалов. Фотографии, решила я, увидев, что большинство из них были сделаны снаружи.

Я остановилась, добравшись до огромной сверкающей цифры восемь на стене. Вытянув руку, я коснулась нижней петли, и решила, что она сделана из рыбьей чешуи. Может быть, чешуя принадлежала золотой рыбке, которую Дженкс и его семья случайно съели. Восьмерка выглядела внушительно, вытянувшись вверх в почти четыре моих полных роста. Пока я смотрела, пятнышко света опустилось из скрытого верхнего окна и медленно скользнуло на чешую, заставив ту засверкать.

– Полдень, – сообщил Пирс из ямы с костром, и я посмотрела на свои одолженные часы, которые говорили, что сейчас 12:35, не полдень. Но потом я поняла, что это был не наш полдень, а настоящий полдень, когда солнце достигает своего пика. Цифра восемь была часами, показывающими сезоны, а не время. Это было то, в чем пикси должны были быть уверены, чтобы холод не застал их врасплох.

– Круто, – сказала я, затаив дыхание и проследив за лучом до маленького клочка солнечного света над нашими головами.

– Ты видишь дверь? – спросил Пирс, удовлетворенный состоянием костра и присоединившийся ко мне.

– Я думаю, они все там, – предположила я, указывая на открытые шахты высотой в два пикси над своей головой. Пирс вздохнул, и я оглянулась, чтобы найти что-нибудь, на что можно было бы встать. Вокруг лежали подушки и стулья в яме, чуть ниже, которые были бесполезны. Но между ними и весело полыхавшим теперь огнем стоял длинный стол, сделанный из палочек эскимо, покрашенных в красный цвет и связанных вместе, чтобы сделать поверхность длиннее. Может, мы могли бы приставить его к стене, как пандус.

Я уже хотела было предложить это, когда шаркающий звук привлек наше внимание вверх.

«Осы?», – испуганно подумала я.

– Дженкс? – позвал Пирс, и я напряглась, когда раздалось и исчезло резкое стрекотание крыльев.

– Кто там? Джакс, это ты? – невнятно произнес голос из высокого солнечного пятна. – Вовремя ты показался. Я должен рассказать тебе о разделе водных угодий с кланом по соседству.

– Это я, Дженкс! – позвала я, думая, что это было самой глупой вещью, которую я когда-либо говорила, но я испытывала такое облегчение, удостоверившись, что он жив, что мне было все равно.

– Рэйч? – тень между нами и светом пошатнулась, потом вернулась обратно. Раздался грохот, за которым последовало слабое «Ой».

Я посмотрела на Пирса, потом на пятно света в вышине.

– Там комната, – сказала я, сделав еще одно блестящее наблюдение. – Как нам туда забраться?

– Ступеньки, – ответил Пирс, на что-то указывая, и я увидела там нечто, похожее на лестницу, без какого либо намека на перила, извивающуюся вверх по широкой спирали вдоль внешней стены главного зала.

– Кто, ради маленьких красных трусиков Тинки, построил здесь пол? – донеслось до нас.

О, Боже. Он был пьян. Я подобрала юбки и бросила в них светящийся шар Пирса, испытывая беспокойство из-за того, что я могла найти наверху. Чем выше я поднималась, тем ярче шар становился. Воздух тоже ощущался по-другому. Более влажным. И я задалась вопросом, зачем здесь вообще были ступени, если пикси могли летать.

Наконец, я достигла вершины, щурясь от яркого солнца. Дженкс лежал на спине рядом с проволочным мягким стулом. Бросив свои юбки и шар Пирса, я направилась к нему.

Пирс подошел ко мне сзади, мягко ступая босыми ногами.

– Клянусь, это самая красивая комната, какую я когда-либо видел, – сказал он, когда я опустилась на колени рядом с Дженксом.

Днища шести стеклянных бутылок были воткнуты в земляную стену, чтобы впускать солнце, но потолок, как ни странно, был деревянным. Вытянутая, изогнутая комната была сырой, и откуда-то доносился успокаивающий звук капающей воды. На полу рос мох, испещренный крошечными белыми цветочками. Даже скамейки под окнами были покрыты зеленым, что придавало им сходство с мягкими болотными кочками. Маленький стол был сделан из большой кнопки и покрытой пластиком скрепки для бумаг, он стоял перед пустым камином, который выглядел, как нижняя часть коробочки для леденцов от горла. Стулья были сделаны из проволоки и подушек, и я поняла, что они выглядят почти точно так же, как столы и стулья с курорта на острове Макино. В углу стояла верхняя часть солонки, наполовину наполненная землей, и под окнами росли маленькие саженцы. Ухоженная трава выросла высокой, чтобы скрывать стену.

«Не удивительно, что Дженкс здесь», – подумала я, потянув его за руку, чтобы поднять его. Изящество Маталины было во всем.

Внимание Дженкса наконец сконцентрировалось на мне, поскольку я поставила его в вертикальное положение, и он сел на пол, подогнув под себя крылья. На нем не было видно мерцания блесток, но пятна битвы все еще покрывали его.

– Поворот возьми это, Рэйч, – сказал он, отталкивая мои руки от себя, затем сел, опершись об кочку. Его крылья застряли под ним, и он переложил высокую склянку с медом в другую руку, чтобы потянуться за спину и выдернуть их. – Ты не могла бы просто позволить мне умереть спокойно? Маталина умерла спокойно.

Пирс вздохнул.

– Он пьян, – заметил колдун, и я посмотрела на него с раздражением.

– Естественно, он напился, – сказала я резко, пытаясь отобрать у Дженкса флакон с медом. – Он только что потерял жену.

О, Боже. Маталина действительно ушла, и мое сердце болело за Дженкса.

Дженкс не отпускал склянку, и я сдалась. Тяжело дыша, он наклонил ее, и медленная лавина из меда прокатилась в его горло.

– Мне нужно напиться, чтобы вообразить, что ты в моем п-пне, – пробормотал он, проглотив. – Одетая в платье Джи. И маленький пушистый мужчина рядом с тобой.

Прищурившись, он пригляделся поближе.

– Пирс! Тинкин ты сын. Что ты делаешь в моем кошмаре?

Застрекотав крыльями, Дженкс начал стремительно заваливаться.

– Рэйчел, берегись! – воскликнул Пирс, рванув вперед, чтобы поймать его в самый последний момент. Со свистом рассекая воздух, он упал на меня, прижав к полу.

– Святое дерьмо, Дженкс, – сказала я, ерзая, чтобы пролезть между двух мужчин и застряв из-за платья Джи, когда поднялась на ноги. – Ты тяжелый.

– Осторожно, крылья! – невнятно пробормотал Дженкс. – Фэйрийская вонючка, что-то я себя нехорошо чувствую.

Дрожа, я наблюдала, как Пирс помог ему сесть на скамейку и накинул на плечи одеяло из жесткого шелка. Пригнувшись, колдун заставил пикси посмотреть на него.

– Давно ты уже в таком состоянии, старик? – спросил он.

Затененные челкой покрасневшие зеленые глаза Дженкса сфокусировались под волосами.

– Вечность.

Он поднял свой пузырек и, отсалютовав, выпил еще немного. Мне не нравилось видеть его таким, но, возможно, лишь из-за того, что он был пьян, он был еще жив. В волне узнавания я поняла, что его сужающаяся книзу склянка – это сломанная лампочка, из которой удалили нить накала.

Пирс выражал глубокое сочувствие и участие, стоя и глядя вниз на Дженкса.

– Пора протрезветь, мужчина пикси. Рэйчел хочет поговорить с тобой.

– Я не мужчина, я подонок, – невнятно произнес Дженкс. – Матти. О, моя Матти.

Его голова опустилась, и немного пыльцы выступило у него на глазах.

– Она мертва, Рэйч, – сказал он, и мое сердце вновь разбилось. – Она мертва, а я нет, – посетовал он, когда я опустилась на колени и обняла его, у меня из глаз тоже покатились слезы.

– Это неправильно, – бормотал он. – Я должен быть тоже мертв. Я уже мертв внутри.

– Это не так, – сказала я, крепко сжимая его.

«Это того стоило. Вся копоть этого стоила».

– Она хотела, чтобы ты жил. Дженкс, пожалуйста. Я знаю, ты любишь ее, но она хотела, чтобы ты жил.

– У меня ничего не осталось, – покрасневшие глаза встретились с моими, когда он откинулся назад. – Ты не понимаешь. Все, что я делал, я делал для нее. Все.

Его голова упала, и он затих. Пальцы разжались, и пузырек с медом ударился об пол.

Пирс подхватил его, прежде чем мед успел разлиться, и отставил в сторону. Вот так быстро Дженкс уснул.

– Хочешь, вынесем его наружу? – спросил Пирс. – Кери сплетет проклятие, делающее его большим, и ты сможешь за ним присматривать.

Дженкс сделал медленный вздох, его медовое оцепенение давало ему передышку. Я медленно встала и посмотрела на него вниз.

– Нет. Он никогда не простит мне этого. Давай дадим ему проспаться.

– Матти, – промямлил Дженкс. – Не покидай меня. Пожалуйста…

Я опустила Дженкса на покрытую мхом скамейку, у меня в груди было тяжело, когда я направилась к столу около очага и села туда, где, должно быть, тысячи раз сидела Маталина. Я поставила локти на стол и опустила голову на свою руку. Ничего не говоря, Пирс присел у огня.

Чувствовала я себя ужасно. В лучше случае Дженкс должен был проснуться через пять минут. И на этот раз он будет трезвым.

– Я совершаю ошибку? – прошептала я.

Пирс поднял голову, его взгляд был направлен на кочергу для очага, пока он пытался сообразить, что это такое. Я также не могла вспомнить тонкий кусок жесткого пластика, но была уверена, что видела его раньше.

– Я не знаю, – просто сказал он. – Самоубийство – это грех, но судить Дженкса по человеческой или ведьмовской морали неправильно.

– Он так сильно ее любил, – сказала я. – Но у него впереди вся жизнь. Он может снова научиться любить. Может, пикси женятся на всю жизнь, потому что их жизнь слишком коротка для второго шанса.

Пирс вздрогнул до кончиков пальцев ног, все еще склоняясь над огнем.

– Спроси у него, чего он хочет.

Его голубые глаза метнулись к начавшему храпеть Дженксу.

– Когда он будет трезв, – добавил колдун.

Я посмотрела на уклон солнца, гадая, как этот день закончится.

– Я эгоистична?

Не ответив, Пирс направился к миниатюрной резной статуе насекомого на камине.

– Красиво, – пробормотал он.

Даже в мужских брюках пикси, рубашке с длинными рукавами, пиджаке для сада и шляпе он был совершенно не похож на пикси. Не только потому, что волосы у него были не такими, но и потому, что он был слишком мускулист. Почувствовав мой взгляд, он обернулся, и его выражение заставило мое сердце подпрыгнуть.

– Как ты думаешь, где Маталина? – спросила я тихо.

Из-за наших спин донесся смертельно уставший голос Дженкса.

– Она в нашей спальне, притворяется спящей.

Жар затопил мое лицо, и я развернулась, увидев открытые глаза Дженкса, следящие за нами.

– Прости меня, – сказала я, понимая, что он уже трезв. – Я не знала, что ты проснулся. Дженкс, ты как?

Да, это был глупый вопрос, но я не знала, что еще сказать.

Дженкс сел, положил локти на колени и опустил голову, придерживая ее.

– У меня болит голова, – сказал он тихо. – Тебе не нужно было брать копоть, чтобы помочь мне. Я уже мертв. Мое сердце знает об этом, но мое тело не слушается.

Чувствуя себя неловко в чужом платье, я присела рядом с ним. Солнце грело мою спину, проходя через круг из толстого стекла, но внутри меня был холод.

– Что такое еще один слой копоти? – сказала я, веря в это. – Дженкс, извини, если это звучит банально, но все будет хорошо. Просто понадобится время. Сотни человек в Цинциннати теряют любимых людей каждый день. Я выжила, потеряв Кистена. Я…

– Заткнись, черт побери! – закричал он, и я убрала руку. – Ничего хорошего не будет. Ты не понимаешь. Все, чем я был, умерло вместе с ней, я любил ее.

Мое лицо вспыхнуло, и я не смогла сдержаться.

– Я не понимаю? – сказала я, мой страх из-за того, что он собрался умирать, превратился в злость. – Я не понимаю? – я встала, сердце у меня колотилось. – Как ты смеешь говорить мне, что я не понимаю!

Глаза Пирса были широко распахнуты. Он явно не считал, что кричать на Дженкса – самый лучший способ убедить его жить, но я не собиралась позволить Дженксу впасть в синдром «бедного меня» и умереть.

– Ты видел мои страдания, после того, как умер Кистен, – продолжала я, и его мокрые от пыльцы, покрасневшие глаза расширились. – Ты сам говорил мне, что со мной все будет в порядке и что я снова полюблю кого-нибудь. Я потеряла своего отца, когда мне было десять. Я видела, как он умер, так же, как ты видел смерть Маталины. Я держала его за руку и обещала, что со мной все будет хорошо. Моя мать говорила мне, что все будет в порядке, и однажды так случилось. Не надо сидеть здесь и говорить мне, что если у тебя есть крылья и ты плачешь блестками, твоя боль больше моей. Это больно. Это просто адски больно. Но это пройдет! Не смей сдаваться потому, что это тяжело, – сказала я, перед глазами все стало размытым. – Не смей, Дженкс.

Я отвернулась, у меня текли слезы.

– Ты мне слишком нужен, – добавила я, сбрасывая руку Пирса со своего плеча. Черт побери, я не хотела разреветься перед ним – ни перед кем из них.

– Прости меня, – сказала я несчастно. – Я не могу передать словами, как мне жаль Маталину. Вы были прекрасной парой.

Я замерла, уставившись в стену и видя, что она плывет. Сделав глубокий вздох, я вытерла свои глаза.

– Маталина ушла, но ты – нет. Она хотела, чтобы ты жил, и ты мне нужен. Это эгоистично, но это так. Ты сделал слишком много, чтобы сдаться и не увидеть, чем это закончится. В прошлом году ты сказал, что ты зол из-за того, что ты умрешь, а мы с Айви будем жить дальше, – я обернулась, и печаль в его глазах вызвала вспышку вины во мне, – Жизнь сука, Дженкс. Но если ты не проживешь отмерянное тебе время, в чем тогда смысл?

– Я не знал, что будет так больно, – сказал Дженкс, в его глазах была почти паника. – Она сказала мне жить, но для этого нет причины. Все, что я сделал, было для нее!

Ему было всего восемнадцать. Как я могла помочь ему понять?

Голос Пирса осторожно влился в пахнущий мхом воздух так, словно он принадлежал этому месту.

– Живя, ты не предаешь ее, – сказал он, стоя в одиночестве около пустого камина в дальнем конце комнаты.

– Предаю! – Дженкс встал, удержав равновесие благодаря застрекотавшим крыльям. – Как я могу чувствовать что-то, если ее нет со мной? Она сказала жить, но зачем? Это бессмысленно!

С терпением тяжело доставшейся ему мудрости Пирс поднял глаза.

– Смысл будет.

– Откуда тебе знать? – горько сказал Дженкс. – Ты никогда ничего не делал, пролежав мертвым сотни лет в земле.

Со спокойным лицом Пирс сказал:

– Я любил. Я потерял все, потому что смерть пришла слишком рано. Я видел это твоими глазами. Я пережил это в роли Маталины. Она хотела, чтобы ты жил. Любил. Был счастлив. Вот чего она хотела. Я в этом уверен.

– Ты… – начал Дженкс яростно, потом заколебался. – Расскажи, – прошептал он.

Пирс поставил фигурку богомола обратно на каминную полку.

– Я любил женщину всей своей душой. И я покинул ее, хотя не стремился к этому. Она стала жить дальше, нашла свою любовь, вышла замуж, родила детей, которые сегодня уже старики, но я видел ее лицо на их фотографиях и улыбался.

Я фыркнула, думая, что мой приход сюда просто пародия. Я пыталась помочь Дженксу жить дальше, хотя Пирс прожил больше, чем мы оба вместе взятые. Не по годам, а по опыту.

Казалось, начиная понимать, Дженкс рухнул обратно на кочку мха.

– Когда боль уйдет? – спросил он, обняв живот руками.

Я подняла плечо и позволила ему упасть. Мы все были покалечены, но это сделало нас сильнее, наверное. А может быть, это просто сделало нас более хрупкими.

– Твой разум оцепенеет, – сказал Пирс, – воспоминания затуманятся. Другие займут их место. На это уйдет много времени. Может быть, никогда.

– Я никогда не забуду Маталину, – пообещал Дженкс. – Не важно, сколько я проживу.

– Но ты будешь жить, – Пирс посмотрел на нас в упор. – Ты нужен другим. Ты знаешь об этом. Иначе зачем ты сказал Джаксу забрать сад? Это не свойственно пикси. Это против правил, ты знаешь. Зачем было делать это, если ты не чувствовал ответственности за что-то еще?

Дженкс быстро заморгал, думая об этом, и Пирс встал рядом со мной.

– Ты прыгнул выше головы, пикси, – сказал он. – Теперь тебе придется жить за свои идеи. Тебе придется жить ради них.

Легкая серебряная пыльца посыпалась с Дженкса, он беззвучно плакал.

– Я больше никогда не услышу ее, – сказал он тихо. – Я никогда не узнаю ее мысли на восходе или ее мнение о семенах. Откуда я узнаю, что они прорастут? Она была всегда права. Всегда.

На его лице было страдание, когда он поднял голову. Облегчение разлилось во мне. Он хотел жить. Он просто не знал, как.

Пирс протянул ему его склянку с медом.

– Ты узнаешь. Пойдем со мной в первое полнолуние этой весны. Совершим путешествие по кладбищам. Мне нужно найти свою возлюбленную. Надо положить цветы на ее могилу и поблагодарить ее за то, что она стала жить дальше без меня.

В моей груди, казалось, потяжелело, и мое горло сжалось. Я не могла не задаться вопросом, сравнивал ли Пирс меня со своей любовью из девятнадцатого столетия. Она была той, кем я никогда не смогла бы стать. Я даже не знала, хотелось ли мне быть с мужчиной, который хотел такую женщину.

– Я пойду, – сказал Дженкс серьезно, не выпив меда. – А ты споешь вместе со мной о Маталине.

Надежда смешалась с грустью, и я пересекла комнату, чтобы его обнять.

– Ты готов идти? – спросила его я.

Маталина хотела, чтобы он сжег их дом.

Глаза Дженкса метнулись к пузырьку в его руке.

– Пока нет.

Я забрала лампочку из его руки.

– Я скучаю по тебе, Дженкс, – сказала я, обнимая его, и испытала потрясение, нащупав крылья за его спиной. – На какой-то миг мне показалось, что ты ушел. Больше так не делай.

Он сделал вздох, потом другой. Дыхание было рваным, полным эмоций.

– Я так по ней скучаю, – сказал он, и неожиданно крепко обнял меня, изливая злые слезы в мои волосы. – Я так чертовски сильно по ней скучаю.

Так я и держала его, слезы снова полились у меня из глаз, пока мы давали друг другу утешение. Это того стоило. Вся чернота на моей душе стоила этого. И никто не убедит меня в том, что это было проклятие. Такого не может быть.