Текст книги "Тот самый парень (ЛП)"

Автор книги: Ким Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Я бы заплакала, если бы не была так чертовски голодна.

За несколько минут проглатываю сэндвич целиком.

– Восхитительно.

– Знаю.

Я ухмыляюсь самоуверенному мужчине. Удивительно, но он улыбается в ответ. И, как и Джейка, улыбка делает его потрясающе красивым.

– Так вы хотите знать правду… Причину? Почему я здесь? – спрашиваю я, облокотившись о стойку и устраиваясь поудобнее.

– Это не важно. Джейк – взрослый мужчина. Он может делать все, что захочет. Мне просто любопытно. И я не могу получить от него ответы, поэтому спрашиваю вас.

Я делаю глоток пива. Оно придает мне немного смелости.

– Могу я быть с вами откровенной, мистер Суэггер?

– Был бы за это очень признателен.

– Вы такой дерьмовый лгун.

Его бровь приподнимается. Прежде чем он успевает что-то сказать, я продолжаю:

– Вы разыскали меня не для того, чтобы сделать сэндвич. Точно так же, как вы оставили своих гостей не только для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Правда важна для вас. И если вы хотите ее от меня услышать, тогда мне нужно знать вашу настоящую причину.

Он кривит губы в усмешке.

– Проницательная маленькая штучка, да?

– Нет. Просто очень любознательная.

Несколько мгновений он молчит. Затем, будто решив наплевать на все, ослабляет галстук и откидывается на спинку стула.

– Джейк никогда не действует по наитию. Его стратегия заключается в том, чтобы всегда быть на три шага впереди. Он такой дотошный. Так было всегда. Я достаточно хорошо знаю своего внука, чтобы понять, что вы не были частью его плана. Он ведет себя так, словно у него не было другого выбора, кроме как привести вас сюда. И мне нужно знать, почему человек, в чьи руки я собираюсь передать свою компанию, ведет себя так нехарактерно.

– Ого. Да. Хороший вопрос. Интересно, почему он просто не сказал вам правду вместо того, чтобы рисковать тем, что вы усомнитесь в его способности управлять вашей компанией?

– Наверное, потому, что не знает, что я оставляю ее ему.

Я чуть не падаю с табурета.

– Что? Он не знает?

– Нет. И я был бы признателен, если бы это осталось между нами.

Почему он должен обременять меня такой огромной тайной? Необходимость держать ее в себе почти меня убивает. Мне буквально потребуется вся сила воли, чтобы не повторять: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты».

– Итак, если он не в курсе, что вы отдаете ему компанию то, что, по его мнению, произойдет, когда вы уйдете на пенсию?

– Он предполагает, что после этого я останусь единственным владельцем и оставлю совет директоров управлять компанией. Но единственный способ для меня уйти в отставку – это уйти полностью. Поэтому я планирую передать ему единоличное владение, и он сможет решить, хочет ли назначить совет директоров, будет ли управлять сам или объединит свою компанию с моей.

– Подождите. Вы работаете не вместе?

– Мы – два отдельных предприятия. Он инвестирует в идеи людей. Я скупаю целые корпорации. Его страсть – помогать людям. Моя – деньги. Я упорно трудился всю жизнь, чтобы однажды насладиться плодами своего труда. Но не хочу видеть, как все, над чем я работал, рушится без моего руководства. Не думаю, что Джейк бросит свою компанию, чтобы управлять моей, но не сомневаюсь, что он позаботится о том, чтобы компания продолжала процветать под его руководством и руководством назначенного совета директоров. Он не подведет. Такое слово ему просто не знакомо.

– Но что, если он откажется? Что, если компания ему не нужна?

Он усмехается.

– Власть – очень захватывает, Пенелопа. Сейчас она владеет Джейком, но с моей компанией это перейдет на новый уровень. И у него будет моя компания и все, что с ней связано. Никакие ваши слова не изменят моего мнения по этому вопросу. Но они удовлетворят мое любопытство. И хотя вы сомневаетесь, что это причина моего пребывания здесь, могу вас заверить, что это не так. Я просто хочу знать историю необычного поведения моего внука.

Я вздыхаю. Почему я не родилась в богатой семье? Джейку чертовски повезло. Он станет миллионером. Благодаря мне. А я ничего не получу.

Вот она – история моей жизни.

– Ладно, Дедуля. Я вам расскажу. – Я указываю на него пальцем. – Но в таком случае вы будете у меня в долгу.

Он кивает.

– Справедливо, мисс Харт.

– Что же… наверное, стоит начать с самого начала. Так что, устраивайтесь поудобнее. И, полагаю, нам понадобится еще пиво.

***

– И я думаю: роботы. А когда думаешь о роботах, на ум приходят Трансформеры, верно? Поэтому с невозмутимым видом я спрашиваю их… – делаю паузу, чтобы подавить очередной смешок, а затем наклоняю голову набок и прищуриваюсь. – Вы что, хотите превратиться в «Камаро» или типа того?

Вся кухня взрывается смехом. И громче всех звучит глубокий баритон Джесси Суэггера. Дедули. Или, как он теперь согласился позволить мне называть его, Деды.

Вместе с кухонным персоналом мы провели последние полчаса, высмеивая всех мисс Симс на вечеринке. У сотрудников нашлось несколько интересных историй, которыми они поделились. У меня, естественно, была своя. А Дедуля просто слушал. Он с отвращением качал головой от некоторых поступков женщин, и от души смеялся, когда они получали по заслугам… то есть, всегда.

Но прежде чем персонал вернулся на кухню, и начались веселые времена, я все рассказала Дедуле. От начала и до конца. И снова он просто слушал. Как только правда выплыла наружу, мы поговорили о моей жизни в Миссисипи. Моей маме. Моей карьере писателя. Взлетах и падениях жизни в маленьком городке.

Затем он рассказал о своей жизни. О своей покойной жене, которая умерла, когда Джейку было всего два года. О своем сыне, отце Джейка, который женился на матери Джейка, своей школьной любви, на первом курсе университета. Что он стал работать профессором английского языка, и в нем отсутствовала корпоративная жилка. Как он вместе с мамой Джейка позже вступил в Корпус мира и теперь преподавал английский деревенским детям в Африке.

У меня было так много вопросов. Я хотела узнать о детстве Джейка. Когда он в последний раз видел своих родителей. Были ли они близки? Имелись ли у него проблемы с обязательствами? По шкале от одного до десяти, каковы были мои шансы заставить его жениться на мне?

Но потом вернулся персонал. За те несколько секунд, что мы оставались одни, прежде чем они добрались до нас, Дедуля взял меня за руку. Устремил на меня задумчивый взгляд. И сделал то, что, я уверена, такой человек, как он, делал всего несколько раз в своей жизни.

Извинился.

Он сказал, что сожалеет о том, что обвинил меня, по сути, в том, что я шлюха. И за то, что обращался со мной так, намекая, что у меня нет ни достоинства, ни ума и я ниже его – человека, который честно зарабатывал на жизнь.

Я приняла его извинения.

Так между нами создалась связь.

И теперь я почти уверена, что он меня любит. Я бы не удивилась, если бы он начал посылать мне поздравительные открытки со стодолларовыми купюрами и говорить людям, что я его давно потерянная внучка.

Кто-то прочищает горло.

Наступает тишина.

Мне не нужно смотреть, чтобы знать, что позади меня стоит Джейк. У него типичное присутствие Того Самого Парня – его можно почувствовать еще до того, как его увидят. Я все равно оглядываюсь через плечо. Потому что прошло много времени с тех пор, как я видела его в последний раз. И хотя последний час я провела, разглядывая его более взрослую версию, ничто не сравнится с ним настоящим.

Его взгляд перемещается на меня, сидящую на табурете. В моей руке холодная бутылка «Bud». Ноги скрещены. Разрез на платье обнажает бедро до неприличия. Затем он смотрит на дедушку. Пиджак снят. Рукава рубашки закатаны. Галстук ослаблен. В руке пиво. Зажженная сигарета свисает с губ. Он откинулся на спинку вращающегося кресла, которое прихватил из комнаты отдыха персонала.

Джейк обводит взглядом остальную часть помещения – обслуживающий персонал, шеф-повара и повара в белых халатах, все потягивают виски или пиво. Одни сидят на столешницах, другие на ящиках с молоком, а парочка небрежно прислонилась к стене. В конце концов, его глаза снова останавливаются на мне.

– Пенелопа.

Я киваю.

– Джейк.

Я аплодирую его стоическому выражению лица. По большей части, открывшаяся перед ним сцена, похоже, не оказывает на него никакого эффекта. Но я вижу в его глазах вопросы. Сомнение. Жгучее желание броситься ко мне, стянуть со стула, затащить в холодильник и потребовать, чтобы я рассказала ему, какого хрена происходит.

Затем измерить мне температуру с помощью своего большого градусника…

Дедушка встает и расправляет рукава рубашки.

– Было приятно, но, полагаю, мне пора возвращаться к моим гостям. – Он застегивает запонки и берет предложенный ему пиджак. – Благодарю, Джефф. Было очень приятно. Как всегда.

– Для меня это удовольствие, мистер Суэггер. Поздравляю вас с выходом на пенсию.

Они пожимают друг другу руки. Дедушка смотрит в глаза каждому сотруднику, благодаря их молчаливым кивком. Что я нахожу милым. Затем он поворачивается ко мне, поправляя галстук.

– Как я выгляжу?

– Как жеребец.

Он смотрит на Джейка и ухмыляется.

– Слышал? Я жеребец.

Он подмигивает мне, в последний раз кивает присутствующим в комнате и со вздохом превращается из крутого Дедули в Джесси Суэггера.

– Я выступлю с речью через десять минут. Жду тебя там, – говорит он Джейку, пересекая кухню. Оказавшись рядом с ним, он задерживается и наклоняется, чтобы сказать что-то, чего я не слышу.

В попытке прислушаться, чуть не падаю с табурета. Джейк поднимает на меня глаза, Дедуля хлопает его по плечу и выходит из кухни.

Шеф-повар начинает выкрикивать приказы. Персонал стонет, но все оказываются на ногах, и вскоре на кухне снова царит хаос.

Мощное тело Джейка заслоняет меня, когда он подходит и встает передо мной.

– Похоже, ты очаровала моего дедушку.

Я пожимаю плечами.

– Очаровывать – это то, что я делаю.

– С каких это пор вы стали лучшими друзьями?

– С тех пор, как я, наконец, убедила его, что я не мисс Симс, и он осознал свою ошибку и извинился передо мной.

– Не неси чуши.

– Клянусь сердцем. – Ставлю на сердце крест.

Он помогает мне встать, и его руки опускаются на мои бедра. Он изучает меня с нежным выражением. Я смотрю на него. На эти губы. Интересно, поцелует ли он меня. Внезапно, я нуждаюсь в его поцелуе так сильно, что почти прошу о нем. Его глаза следуют за его рукой, когда он поднимает ее к моему лицу и убирает назад выбившуюся прядь, прежде чем провести большим пальцем по виску.

– Что мне с тобой делать, Пенелопа Харт?

Трахни меня.

Люби меня.

Женись на мне.

Накорми куриными крылышками…

Я с трудом сглатываю.

– У меня есть несколько идей.

– У меня есть несколько своих, детка.

Не уверена, в чем дело: в его словах, в том, как он их прошептал, в его нежном взгляде, в том, что он только что назвал меня деткой – самое неоригинальное и в то же время самое нежное обращение на свете, – или в его ласковых прикосновениях, от которых у меня мурашки по всему телу. Будто по моим венам текут конфеты-шипучки. В ушах щекочет. Тяжелое тепло давит на грудь. И все же я не могу отделаться от боли, вызванной зияющей пустотой, которую не описать. Одно дело, когда он возбуждает сексуально. А это… это что-то другое.

Мне нравится.

Но не нравится, что мне нравится.

Из бального зала доносятся громкие аплодисменты и радостные возгласы. Джейк моргает, и туман в его серо-зелено-голубых глазах рассеивается.

– Нужно вернуться на вечеринку.

Он забирает у меня бутылку пива и кладет мою руку на сгиб своего локтя. Весь путь обратно я пытаюсь отвлечься от этого чувства. Думая о черепахах.

Каймановые черепахи.

Морские черепахи.

Коробчатые черепахи.

Черепашки-ниндзя.

В панцирях герои.

– Черепашья сила!

Твою. Мать.

– Что такого в этом коридоре, что заставляет тебя нести всякие глупости? – спрашивает Джейк, не замедляя шага, и смотрит на меня сверху вниз этим своим взглядом «ты-выжила-из-гребаного-ума».

– Тебе удается не напевать эту песню, когда думаешь о Черепашках-ниндзя?

– У меня таких проблем не возникает. Потому что я не думаю о Черепашках-ниндзя. Или любом другом случайном дерьме, всплывающем в твоей хорошенькой головке.

Я смотрю на него и улыбаюсь.

– Ты считаешь меня красивой?

– Я этого не говорил.

– Ты сказал, что у меня красивая голова.

– Лучше ей такой быть, учитывая цену услуг Дэвида Майкла. – Прежде чем я успеваю ответить, он открывает дверь в бальный зал.

Командный голос Дедули гремит по всей комнате. Глубокий и сильный. Но слова звучат мягко. Уверенно. Мощно. Эта речь – нечто большее, чем просто благодарность или прощание. Это свидетельство величия. Обещание, что все возможно, если немного потерпеть и много трудиться.

Охрененно классная речь.

Когда он благодарит весь зал за сорок лет воспоминаний, мы стоим справа от импровизированной сцены рядом с Кэмом. И я хлопаю громче всех. На самом деле, мне хочется, как Джулия Робертс, вскинуть кулак в воздух, издавая при этом «Ура, ура, ура!» Но Джейк, вероятно, прибьет меня. Да и Дедуля, скорее всего, тоже не одобрит такую вспышку эмоций.

– Как вы все знаете, сегодня вечером здесь мой дорогой друг Эд Ширан…

Дедуля смотрит на меня. У меня отвисает челюсть. Я мысленно посылаю ему сообщение, пока он ждет, чтобы толпа перестала хлопать.

Провались ты пропадом, Дедуля Суэггер! Ты не говорил, что он твой друг! «Какой Эд?»… Ах ты, хитрец-жеребец… и старый пердун!

– И в качестве одолжения для меня он согласился исполнить песню, чтобы я мог отплатить за услугу прекрасной девушке моего внука Джейка, Пенелопе.

Где, нахрен, мой телефон…

Эмили не поверит в это дерьмо!

– Дамы и господа, мистер Эд Ширан.

Я все еще стою, разинув рот. Смотрю на огненно-рыжие волосы одного из моих любимых знаменитостей, когда он выходит на сцену. Желая, чтобы он посмотрел на меня. Чтобы я могла использовать свою молчаливую силу передачи мыслей, чтобы сказать ему: «Да. Я рожу тебе детей».

Но прежде чем успеваю помахать ему, как дура, чтобы привлечь внимание, Кэм забирает у меня из рук раскрытый клатч. Затем меня подхватывает и заключает в объятия Джейк Суэггер.

И я.

Не могу.

Дышать.

Конфетки-шипучки, щекотание в ушах, теплая грудь, ощущение зияющей дыры вернулись. Потому что улыбка Джейка – это… все. Может, она для виду. Чтобы доказать что-то своему деду. Не дать присутствующим женщинам вонзить в него свои зубы. Чтобы выглядеть красивым на фотографиях, сделанных всеми этими чертовыми вспыхивающими камерами. И это пугает меня до чертиков, потому что мне все равно, притворяется он или нет. Мне она кажется настоящей.

Он не обнимает меня как любовник.

Он обнимает меня, как женщину.

Его объятия – не странные.

Или слишком крепкие.

Они собственнические.

И успокаивающие.

Мы подходим друг другу.

Мы идеально подходим друг другу.

Песня – Perfect.

Серьезно.

Эд исполняет Perfect.

– Расслабься, Пенелопа. Или ты хочешь, чтобы мы просто стояли и не танцевали, пока все взгляды в комнате устремлены на нас?

Я оглядываюсь вокруг и, конечно же, все смотрят. Танцпол пуст. На нем только мы. Делаю вдох и расслабляюсь в крепких объятиях Джейка. Его улыбка становится шире, и он подмигивает. И мы начинаем двигаться. Не медленно вращаясь по кругу, как танцуют нормальные люди. Нет, он прилагает все силы, чтобы устроить из этого шоу, вальсируя по танцполу длинными, грациозными шагами. А я понятия не имею, какого хрена делаю. Но, так или иначе, все же делаю. При этом задом наперед.

Я повторяю его шаги. Двигаюсь, когда чувствую его толчки. Рука на моей пояснице успокаивает. Если я промахнусь в шаге, не сомневаюсь, он просто усилит хватку, подхватит меня и понесет по полу. С Тем Самым Парнем мои заслуги хорошего танцора даже не учитываются. Все делает Джейк.

– Готова?

– Ммм?

– К поворотам. Готова?

– Что?! Нет! Подожди…

Слишком поздно. Он отталкивает меня от себя. Отпускает мою талию. Крепче сжимает мою руку. Раскручивает. И прежде чем я успеваю все испортить, притягивает обратно к себе. Ни разу не сбившись с шага.

– Не делай так больше, – рявкаю я, все еще пытаясь осознать, что я только что совершила крутое вращение, не упав лицом вниз.

Он смеется. Звук эхом отдается в его груди и ударяется о мою грудь.

– Ты же говорила, что умеешь танцевать.

– Умею. И как только закончится эта песня, продемонстрирую Эду свой ривердэнс.

Он смеется.

Снова.

В его груди снова, будто что-то урчит.

Звук мне очень нравится.

Джейк кружит меня.

А вот это мне не нравится.

– Может, уйдем?

– Почему? Чего ты боишься?

– Эм… шлепнуться на задницу и поставить себя в неловкое положение перед Эдом.

Его взгляд устремляется на сцену.

– Сначала ты говоришь моему дедушке, что он жеребец. Теперь беспокоишься о том, чтобы произвести впечатление на Эда? Есть ли еще мужчины, о которых мне нужно знать?

Моя улыбка немного сникает.

Его тоже.

– Мне не следовало оставлять тебя наедине с Бриггсом.

– Как ты узнал об этом? Тебя даже рядом не было. – Воздерживаюсь от того, чтобы указать, что он тем временем был с какой-то потаскушкой. Хотя мне очень этого хочется, просто для того, чтобы он заверил меня в обратном.

– Беременная жена одного из моих старших сотрудников попросила разрешить дружеский спор между ее мужем и его помощником о том, могут ли они определить пол ребенка по ультразвуковому снимку. Когда я вернулся, Бриггса уже выводили. Я последовал за ним, чтобы узнать, что случилось. Мне очень жаль, Пенелопа. Ты этого не заслужила.

Пытаюсь подавить волнение от того, что та красивая женщина замужем. И беременна. Сейчас мне трудно сохранять безразличие, но я справляюсь с этим как профессионал.

– Ой. Что было, то было.

– Нет. – Он качает головой. – Не отмахивайся от его поступка. Это было неправильно.

– Возможно. Но это не твоя вина.

– Моя. Этим вечером ты со мной. И моя работа – защищать тебя. А я этого не сделал. Но уверяю тебя, с ним уже разобрались.

Я приободряюсь от этого.

– Ох! Звучит как поступок альфа-самца. Что ты сделал? Избил его на парковке? Сломал что-нибудь? Скажи, скажи, скажи.

Его брови сходятся вместе.

– Нет.

Вращение.

Двойное вращение.

– Может, прекратишь? Я серьезно.

Он игнорирует меня.

– Здесь не какой-нибудь бар с музыкальным автоматом или берег реки Миссисипи. Это корпоративный мир, милая. Мы не деремся на кулаках. За нас сражаются наши адвокаты. Это гораздо больнее, чем синяк под глазом. Поверь мне. Я ударил его по самому больному месту.

– Если бы ты врезал ему по яйцам, это было бы действительно больно. Это я так, к слову.

Он ухмыляется.

– Что ж, в следующий раз, когда мне придется защищать твою честь, попробую твой способ.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

– Из-за тебя я заблюю твои ботинки.

– Неа. – Его губы складываются в кривую улыбку. – Я просто разверну тебя к Кэму и позволю наблевать на его ботинки.

– Я бы этого не сделала. Кэм мне нравится.

Не уверена, действительно ли он хмурится.

– Думал, я – твой Тот Самый Парень.

– Да, но Кэм сказал мне, что я красивая. Он свистнул мне. Дважды. Сегодня вечером меня даже назвали воплощением красоты. И сногсшибательной.

Его глаза темнеют.

Вращение.

– Я хочу, чтобы ты забыла все, что Бриггс сказал тебе сегодня. Даже это.

– Может, я бы смогла забыть, если бы для воспоминаний у меня было что-то получше.

Он качает головой.

– Тебе это так нужно.

Я пожимаю плечами. Да, нужно. Меня не волнует, что он это знает.

Он облизывает губы. Бросает на меня серьезный взгляд. Точно так же, как в прошлый раз, когда чуть не сказал мне что-то приятное.

– Помнишь, как мы сидели на моем диване, и ты сказала, что я могу выбрать любую женщину на свой вкус? Что не понимаешь, зачем мне кого-то нанимать?

– Да.

– Ты была права. Я мог бы выбрать любую женщину в Чикаго, чтобы она сопровождала меня сюда. Вместо этого я выбрал тебя. Знаешь почему?

– Потому что я была твоим единственным вариантом. Я уже говорила тебе. Помнишь? В машине по дороге сюда? Когда сказала, что Кэм рассказал мне об этом, а ты сказал, что у него длинный язык.

– Помню. А Кэм – лжец. Я привел тебя не для этого.

– Тогда зачем?

– Я увидел платье. – Его глаза окидывают меня с головы до ног. – Это платье.

Вращение.

Вращение.

Я не ругаю его. Мне слишком не терпится услышать, что он скажет дальше.

– Пока ты разговаривала по телефону со своей мамой, Альфред упомянул его. И я просто не мог выкинуть из головы твой образ в нем. Вот почему попросил тебя, Пенелопа. Потому что должен был увидеть тебя в этом платье. А когда увидел, в тот момент понял, что ни за что, бл*ть, не приду на эту вечеринку без самой красивой женщины Чикаго.

Прочь, странное чувство. Кыш. Кыш. Кыш. Забирай с собой этих порхающих бабочек-засранок. И возвращайся с водой, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. И салфеткой для моей промокшей вагины.

– Я… я не знаю, что сказать.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

Вращение.

Остановка…

Опрокидывание.

– Ничего, Пенелопа. Тебе не нужно ни черта говорить.

Я парю над полом. Он склоняется надо мной. Мышцы его бицепсов туго натянуты под тканью смокинга. Губы слегка приоткрыты и находятся на волосок от моих. Серо-сине-зеленый взгляд пронзителен. Наши носы касаются друг друга. Дыхания смешиваются. Мое – затрудненное. Его – контролируемое.

Он выпрямляется, увлекая меня за собой. Голова кружится. Больше от его признания, чем от вращений и неловкого положения с выгнутой спиной, в котором я только что находилась. Я не отпускаю его рук. Он не отпускает меня. Смотрит еще секунду, затем поворачивается к собирающейся толпе и улыбается.

Я облизываю пересохшие губы. Пытаюсь контролировать дыхание. Замедлить сердцебиение. Улыбнуться. Не выглядеть влюбленной идиоткой. Это сложнее, чем кажется.

Затем мелькает рыжая вспышка. И странное чувство рассеивается, сменяясь всепоглощающим волнением при звуке голоса с ирландским акцентом.

– Итак, я слышал, у кого-то имеются довольно крутые танцевальные движения.

Глава 12

– Нет, Кэм. Это не ковбои и индейцы. Не издавай звука «пию-пию», когда показываешь пальчиковые пистолеты. Можешь только прищелкнуть языком и подмигнуть, но на этом все.

Мы на заднем сиденье лимузина. Я и Виктория – девушка Кэма – на одном сиденье, Кэм и Джейк на сиденье напротив нас.

Кэм стреляет в меня из пальчиковых пистолетов. Издает звук «пию-пию». Сдувает дым со своих «револьверов». Убирает их в кобуру. Затем приподнимает свою воображаемую шляпу.

– Вот как это делается, маленькая леди.

Я смеюсь так сильно, что у меня болит бок, и прислоняюсь к Виктории. Она съеживается и отодвигается от меня. Я смеюсь еще громче. Кэм тоже смеется. Полагаю, он уверен, что сегодня он перепихнется, что бы он ни делал, поскольку заплатил за это. Джейк же, напротив. Не смеется. На самом деле, он ни черта не сказал и не сделал с тех пор, как мы сели в машину, только трахал меня глазами.

На вечеринке он был совершенно другим человеком. Мы оба слишком много выпили. Но Джейк справился с этим лучше меня. В то время, как я все время беззаботна, харизматична и потрясающа, для того, чтобы стать таким, ему потребовалось безбожное количество дорогого алкоголя.

После выступления Эда я показала ему свой риверданс. Он показал мне несколько собственных танцевальных движений. Джейк, казалось, гордился тем, что представил меня как свою спутницу. Мы смеялись. Танцевали. Шутили. Он обнимал меня за талию, когда я стояла рядом. Я льнула к нему, просто чтобы почувствовать, как его хватка усиливается. Потом я наблюдала, как он игнорировал тех, с кем разговаривал, чтобы оглядеть меня с ног до головы и понять, все ли со мной в порядке. Удостоверившись в этом, он улыбался. Иногда подмигивал. И меня одолевало особое чувство.

Но теперь, когда он стал молчаливым, задумчивым и появился этот сексуальный взгляд, у меня возникло другое чувство. Не тепло. Жар. Опаляющий огонь. Возбуждающий и горячий. Горячий типа как «промежность-вот-вот-подпалит-сиденье».

Стряхиваю с себя это чувство и поворачиваюсь обратно к Кэму.

– Готов к следующему?

– Да. Если это хорошо, ты получишь оружие. – Он показывает мне свои пальчиковые пистолеты. – Если это отстой, получишь пальцы.

Он показывает мне оба средних пальца.

– Спрячь их, ковбой. Это считалка для пальчиковых пистолетов, если я когда-либо ее рассказывала.

– Об этом судить мне.

– Нам еще долго? У меня начинает болеть голова.

Я поворачиваюсь к Виктории и встречаюсь с ней взглядом.

– Виктория. У тебя от нас болит голова?

– Да, – невозмутимо отвечает она.

– К счастью для тебя, у меня есть кое-что, что поможет.

– О, слава Богу. – Она выпрямляется на сиденье и протягивает мне руку ладонью вверх.

Я качаю головой и цокаю. Обратная сторона того, что я напилась? Мой рот лишается фильтра.

– Виктория, лучшее лекарство – смех. – Я поднимаю руку вверх. – И прежде чем в тебя вопьются занозы от этой палки, что в твоей заднице, просто выслушай меня. Если не рассмеешься над этим, до конца поездки я не скажу больше ни слова.

Она выглядит сомневающейся.

– Правда?

– Честь скаута. – Показываю ей вулканский салют (прим.: вулканский салют – приветственный жест рукой, поднятая вперёд ладонь с разведёнными средним и безымянным пальцем и вытянутым большим, исполненный Споком, персонажем-полувулканцем телесериала конца 1960-х годов «Звёздный путь». Обычно понимается как «Живи долго и процветай», а также считается жестом согласия). Она ни хрена не понимает разницы.

– Хорошо.

– Твои пальчиковые пистолеты готовы?

Она тяжело вздыхает, поднимает пальчиковые пистолеты и саркастически дергает головой.

– Счастлива?

Я почти теряю самообладание, когда она действительно убирает их в кобуру. Кэм отворачивает голову, чтобы скрыть улыбку, и даже губы Джейка кривятся.

– Да. Спасибо. Итак… Жил-был человек из Гента. Чей член был таким длинным, что загибался. Чтобы избавить себя от лишних хлопот, он сложил его вдвое и вместо того, чтобы кончить, скончался.

Кэм «стреляет» в воздух. Джейк поднимает бокал. Я оглядываюсь через плечо на Росса, тот показывает мне большой палец. Виктория изо всех сил старается не рассмеяться. И терпит неудачу. Покорно вздохнув, она стреляет из своих пальчиковых пистолетов.

Мы с Кэмом подбадриваем друг друга. Он указывает на Викторию.

– Твои пальчиковые пистолеты такие чертовски сексуальные.

Затем Виктория бросает на него мечтательный взгляд и говорит:

– Не могу дождаться, когда проглочу твой член.

Постойте.

Чего?

Эй… откуда, черт возьми, это взялось?

Неловкое молчание.

Даже Кэм не знает, что сказать. Он даже не шевелиться. И стонет. Что усиливает неловкость, потому что теперь все в машине знают, что у него стояк.

– Мистер Суэггер. – Росс объявляет о нашем прибытии и, когда машина замедляет ход и останавливается, быстро поднимает перегородку. Бедный парень. Дорога через весь город до дома Кэма в такую погоду займет целую вечность.

– Не трахайся в моей машине, Кэм. Я серьезно, – предупреждает Джейк, как только дверца открывается. Мне кажется, я слышу, как Росс бормочет «спасибо», но не уверена.

Джейк помогает мне выйти и держит за руку, когда мы ступаем в вестибюль. Но как только мы оказываемся внутри, отпускает.

– Мы сами, Альфред. – Он салютует бокалом, и Альфред кивает.

– Приятной ночи, сэр.

– В планах, – голос Джейка звучит хрипло.

Срань господня.

Что это значит?

По пути к лифту он держится от меня на почтительном расстоянии. Оказавшись в ящике смерти, я встаю в один угол, а он остается в другом. Мурлычу свою лифтовую песню. Я ужасно фальшивлю, потому что очень отвлечена сексуальной химией, возникшей между нами, и всеми сексуальными вопросами в своей голове.

Он собирается меня трахнуть?

Будем ли мы заниматься этим всю ночь?

Например, раз шесть?

Прямо как в книгах? Даже, несмотря на то, что мы оба под мухой и никто не хочет просыпаться в четыре утра с похмельем и липкими бедрами, чтобы удовлетворить свои ненасытные желания?

Мы доходим до двери его квартиры. Он открывает ее и отступает назад, жестом приглашая меня внутрь. Мои руки теребят мех шубки. Боясь, что могу общипать чертову штуковину налысо, снимаю ее и кладу на кресло. Затем подхожу к окнам. Потому что мне нужно отвлечься. Это не помогает. Я чувствую себя так, словно нахожусь в пузыре.

Пузырь.

Жевательная резинка.

Сочный фрукт.

Зимняя свежесть.

Двойная мята.

– Заявление о двойной мяте – величайшее достижение жевательной резинки.

Делаю оборот на сто восемьдесят, оказываясь спиной к окну. У меня было отличное финальное движение, но Джейк стоит без пиджака. Галстук-бабочка снят. Первые три пуговицы рубашки расстегнуты. И спасибо вам, боги смокинга, на нем нет этой странной фиговины в виде корсета для спины.

– Судя по всему, дело было не в коридоре. Ты все время несешь странную чушь, да?

– Да. Несу. Вроде как. И много. Особенно, когда нервничаю.

Он идет ко мне. Медленно. Как хищник.

Дыши.

Сглотни.

Соберись с мыслями.

– Ты нервничаешь, Пенелопа?

Моя спина ударяется о стеклянную стену позади. Он берет меня в клетку. Одной рукой опирается на окно рядом с моей головой и смотрит на меня сверху вниз. Я чувствую в его дыхании запах виски. Мой взгляд падает на стакан, и он подносит его к моим губам. Я делаю глоток.

– Отвратительно, – говорю я, пытаясь не подавиться жидким огнем, опаляющим горло.

Его губы кривятся.

– Я спросил, нервничаешь ли ты.

– Н-нет. Нисколечко. Не-а. Нет.

– Твой пульс говорит о другом. – Он проводит пальцем по моему горлу.

– Должно быть, это из-за виски.

Сердце! Перестань так сильно биться!

– Тебе понравилось, когда я поцеловал тебя, Пенелопа?

Почему он так произносит мое имя? Будто ведет грязные разговорчики. Как будто мы в спальне, и он шепчет мне на ухо: «Сними трусики».

Я дрожу.

– Предположу, что это означает «да».

– Да. Это «да». Мне понравилось. Было приятно. Отлично… здорово. Ага.

– Хм. – Он ведет пальцем по центру моей груди. Дно стакана в его руке скользит по коже, заставляя меня извиваться. Он допивает остатки виски и ставит стакан на стол рядом с нами.

Наклоняется ко мне. Его взгляд перемещается с моих глаз на губы. Туда-сюда. Туда-сюда.

– Можно я тебя поцелую?

Я киваю так сильно, что затылком ударяюсь о стекло. Я даже не чувствую этого.

– Скажи это.

Эм. Ладно.

– Поцелуй меня, Джейк.

И он целует. Его поцелуй нежный. Сладкий. Чувственный. Эротичный. Он становится еще более насыщенным, когда виски и присущий Джейку вкус, и мой вкус, смешиваются в самый восхитительный коктейль, который я когда-либо пробовала.

Он целует меня бездумно. Небрежно. Целует так, что я улетаю в другую Вселенную. Чикаго больше не за моей спиной, а за тридевять земель отсюда.

– Моя, моя, моя Пенелопа. – Он прерывает поцелуй, чтобы прошептать эти слова мне в губы. – Какой у тебя сладкий ротик.

– Спасибо. – Прозвучало очень глупо. Почему я так сказала?

– За что? За комплимент или поцелуй? – поддразнивает он.