Текст книги "Праведные клятвы (ЛП)"

Автор книги: Киа Кэррингтон-Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 45

Хани

Доусон забирается ко мне на кровать, и я толкаю его плечи, а затем перекидываю ногу через его бедра, чтобы оседлать его. Он смотрит на меня, и я нежно целую его в губы, не торопясь ощущать его вкус. Мы оба обнажены, и такое ощущение, будто прошла целая вечность с тех пор, как мы были вместе в последний раз, хотя это было всего несколько дней назад.

Чувствую его твердость между ног, но пока не беру его. Я трусь об него вверх и вниз, давая себе необходимую стимуляцию, а его руки сжимают мою задницу. В наших прикосновениях есть неспешность. Новый тип исследования друг друга. Снова смотрю на его грудь, мое внимание привлекает татуировка.

– Когда ты сделал эти татуировки? – спрашиваю я.

– Хани, – рычит он.

– Ох, заткнись. Я знаю, ты считаешь мои вопросы милыми.

Он хватает меня за волосы и оттягивает мою голову назад, чтобы поцеловать меня в шею. Я смеюсь.

– Я думаю, что многое в тебе милое. Но я не разделяю идею расспрашивать о прошлом, когда мой член находится всего в нескольких дюймах от того, чтобы войти в тебя.

Я посмеиваюсь, когда он отпускает мои волосы и хватаю его член, направляя его к своему входу. Но потом останавливаюсь. Его руки сжимаются на моих бедрах, когда он рычит.

– Обещай, что расскажешь после?

– Ты меня шантажируешь? – усмехается он.

Я уже над его кончиком, прежде чем отстраняюсь. Он ворчит. Касаюсь его губ своими губами.

– Думай об этом как о сделке, – шепчу я.

– И это ты говорила, что не разбираешься в бизнесе, – говорит он с усмешкой. – Обещаю. А теперь трахни меня, Хани.

Я смеюсь, когда он крепко сжимает мою задницу, прежде чем шлепнуть по ней. Я чувствую жжение от отпечатка его руки, но это только подстегивает меня. Наши поцелуи приостанавливаются, но наши губы не отрываются друг от друга.

Я приподнимаюсь чуть выше, пока не чувствую его у входа, а затем скольжу вниз, толкая его полностью внутрь себя.

Доусон стонет мне в рот, прежде чем прикусить мою губу, и я стону от наполненности. Начинаю двигаться, прежде чем успеваю об этом подумать. Одна часть меня хочет двигаться быстро, чтобы чувствовать его везде, а другая – не двигаться, пока он глубоко во мне, чтобы ощутить с ним связь.

Решение, с которым я боролась, принимают его руки, и он тянет мою задницу вверх и вниз, раскачивая меня на своем теле.

И это хорошо.

Действительно хорошо.

Чувствовать, как он скользит во мне, когда я полностью контролирую ситуацию, но он руководит движениями, слишком хорошо.

Будет ли каждый наш секс ощущаться так же?

Потому что с ним у меня ни разу не было плохого опыта. Даже когда я потеряла девственность, поначалу это было потрясающе, но под конец мне стало больно, что было ожидаемо.

Не могу удержаться, и продолжаю двигаться, сажусь и сжимаю свою грудь.

– Блядь, ты прекрасна, – говорит он, и когда я смотрю вниз, я обнаруживаю, что он наблюдает за мной. Я кладу руку ему на рот, а он хватает мой палец губами и сосет его.

Я скачу на нем до беспамятства, испытывая то же желание заставить его кончить, и он кончает в меня. Я испытываю удовлетворение от этого. От осознания, что могу доставить ему такое удовольствие. Что мы можем разделить этот момент. Это заставляет меня чувствовать себя сильной и сексуальной.

Мы представляем собой горячий, потный беспорядок. Наше дыхание – это лишь резкие движения воздуха в легких. Поворачиваю к нему лицо, наши головы лежат на одной подушке, и смеюсь.

Он откидывает назад мои волосы.

– Над чем ты смеешься?

– Честно говоря, не думаю, что смогу когда-нибудь этим насытиться.

Рука Доусона замирает, обводя линию моей челюсти. Я чувствую, как в нем что-то меняется, прежде чем он продолжает движение. И это приятно, почти как если бы меня погладили.

– Точно. Ты должен рассказать мне историю об этом. – Я указываю на татуировку. Вряд ли кто-то подозревает, что она скрывается под его одеждой.

– Ты хочешь спросить об этой, а не о той, что возле моего члена в виде твоих губ?

Я пожимаю плечами.

– Там я присутствовала.

Он шутливо выдыхает.

– Это не очень приятная история, Хани, – говорит он, задумчиво откидывая назад мои волосы.

Я хватаю его за руку.

– Перестань пытаться показать мне только хорошие стороны. Я хочу знать о бородавках и обо всем остальном.

Его губа поднимается в забавной улыбке.

– У меня нет бородавок.

– Ты уклоняешься.

Он вздыхает.

– Однажды я подумывал удалить ее лазером. Я был молод, когда набил ее. Злой на весь мир и на то, что со мной сделали. Думал, что татуировка сделает меня… не знаю… страшнее… может быть, менее желанным.

Я хмурюсь.

– Почему тебе хотелось быть более страшным или менее желанным?

Он отводит взгляд, и это первый раз, когда он от меня отворачивается. Я глажу его по щеке, и нежное прикосновение возвращает его ко мне. Он, кажется, не решается продолжить, но я ничего не говорю, медленно и терпеливо вытягивая из него все, что можно.

– Когда мне было пятнадцать лет, меня насильно привели в индустрию. Меня и мою мать.

Я хмурю брови.

– Когда ты говоришь «индустрия»…

– Мы занимались проституцией. Мне было пятнадцать, когда меня впервые заставили взять клиента. У нас не было денег, и моя мать связалась не с теми людьми. А в качестве оплаты они взяли не только ее, но и сказали, что у меня красивое лицо и телосложение, поэтому было решено, что я помогу ей погасить карточный долг.

Моя кровь застывает в венах.

– Поэтому я покорно занимался этим в течение трех лет и сделал эту дурацкую татуировку, думая, что это отпугнет клиентов.

– Доусон, это ужасно.

Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза.

– Все не так плохо, как у некоторых. Некоторые даже не выживают. Был еще один парень моего возраста. Мы много тусовались вместе, пытаясь пережить это. Когда мне исполнилось восемнадцать, мы с матерью смогли выкупить наш долг, но он не смог. И я ненавидел это. Я ненавидел то, что у нас отобрали все.

– Это никогда не бывает просто сексом. Это компромисс. Но там столько денег. После того, как ее долг был погашен, моя мать ушла. Я ненавидел ее за то, что она поставила нас в такое положение. Я до сих пор обеспечиваю ей роскошный образ жизни. Но все еще ненавижу ее.

Я провела большим пальцем по его сжатой челюсти. Может ли кто-нибудь винить его? Теперь я чувствую себя виноватой за все то время, когда я думала о нем плохо.

– Так почему ты о-остался? – Мой голос срывается, и он переводит взгляд на меня. Доусон улыбается, рассеянно вытирая мои слезы.

– В восемнадцать лет у меня не было других навыков, поэтому я занялся эскортом и понял, что хорош в этом деле. И я подумал, что если смогу создать безопасное место для договоренностей, то, возможно, все было бы не так уж и плохо. И, возможно, я смог бы вернуть все те деньги, а может и больше, которые были выручены за мои услуги, которые я оказывал принудительно на протяжении тех трех лет.

Тогда меня осеняет: он не хотел лишать меня девственности. Я подозревала, что есть какая-то более глубокая причина, но это ужасно.

– Девственность? – Мне нужно знать. Нужно подтвердить.

Он вздыхает.

– Я согласен, что на правильных клиентах можно зарабатывать ебаную кучу денег. Моя девственность была куплена за сто долларов, и это была пятидесятилетняя женщина.

Я в шоке подношу руку ко рту.

Он заправляет мои волосы за ухо.

– Я не хочу, чтобы ты жалела меня, Хани. Это сделало меня тем человеком, которым я являюсь сегодня. Это причина, по которой я защищаю своих сотрудников и построил прибыльный бизнес. Контракты и все такое. Но да, из-за этого я не хотел когда-либо прикасаться к девственнице. Для меня это было… непривлекательно.

Я нахмуриваю брови и чувствую, как по щекам текут слезы.

– Так почему же ты взял мою? – Чувствую себя ужасно.

Было ли ему больно?

Сожалел ли он об этом?

Было ли ему от этого некомфортно?

– Чертова правда в том, что я не мог позволить ни одному другому мужчине прикасаться к тебе. Оказывается, я эгоистичный ублюдок. Но я хотел, чтобы твой опыт был…

– Так и было, – быстро говорю я, перебивая его. И между нами возникает понимание. – Я рада, что потеряла ее с тобой, Доусон. Честное слово, я так рада, что встретила тебя. Спасибо тебе. Ты сделал мне прекрасный подарок.

Его большой палец проводит по моей щеке.

– Это взаимно. Даже когда ты устраиваешь мне ад.

Смешок вырывается из моего горла, когда я вытираю слезы и чувствую, как напряжение покидает его тело и покидает комнату.

– Никогда никому этого не рассказывал, – признается он. И мое сердце наполняется теплотой, грустью, желанием и необходимостью защитить подростка Доусона. – Ты знала, что Доусон – это даже не мое настоящее имя?

Я подпираю голову рукой и смотрю на него.

– Правда?

Он качает головой.

– Еще одна причина ненавидеть мою мать. Она много дней употребляла наркотики, и поэтому, когда я родился, дала мне ужасное имя, потому что не могла здраво мыслить.

Он говорит это с оттенком смеха, и я не могу не подыграть этому.

– Теперь мне любопытно.

– Тебе всегда любопытно, Хани. – Он смеется, поворачивает меня к себе спиной и обнимает меня сзади. Я кладу голову на его руку, поглаживая другую его руку, которая лежит на моей талии.

– Как тебя назвали при рождении?

– Если ты кому-нибудь расскажешь, мне, возможно, придется тебя убить.

Я смеюсь.

– Не смеши. Тебе слишком нравится моя паста.

Он смеется, а затем вздыхает, побежденный.

– Беар⁵.

Я кусаю губу и морщусь. Он прав. Это дерьмовое имя.

– Твое молчание говорит само за себя, Хани.

– Ну, теперь я думаю, что ты похож на сурового медведя, – смеюсь я.

– Замолчи. – Он смеется, сжимая меня в объятиях.

Я прижимаюсь к нему, голова кружится от всего, что он мне только что рассказал. Все тайны и маски. Теперь я понимаю, что они были для Доусона способом выживания. У него никогда не было дома, кроме того, который он построил для себя сам.

– Спасибо, что рассказал мне свою историю.

Тишина.

Доусон возится в кровати, а затем накрывает нас обоих одеялом. Он целует меня в щеку.

– Доброй ночи, Хани.

ГЛАВА 46

Доусон

Ее волосы рассыпались по моей кровати, пока она спит, и из ее губ вырывается легкий храп. Я позволил ей уснуть после того, как мы приняли душ и снова поиграли.

Почему я не додумался привести ее сюда раньше?

Вероятно потому, что ко мне никто не приходит. Точнее, я никого никогда не приглашал.

Хани что-то говорит во сне, и я притягиваю ее ближе к себе. Она все еще голая. Никто из нас не удосужился одеться после того, что мы делали всю ночь.

В чем смысл? Я не могу оторвать от нее руки.

И дело не только в сексе, но и в ней самой. Я могу слушать ее часами, пока она задает мне самые случайные вопросы.

И я готов ответить на каждый из них.

Потому что это делает ее счастливой.

Я провожу большим пальцем по ее щеке. Драгоценная. Красивая. Строгая, но справедливая.

Она – единственный человек, которому я когда-либо рассказывал о своем прошлом. О том уродстве, которое я пытался скрыть все эти годы. Почему мне нужно было оттачивать такую отполированную ложь, чтобы никто не догадывался о моем прошлом? Я построил на этом империю, но теперь понимаю, что, помимо денег, власти и признания, у всех моих стараний есть цель, если я могу поделиться всем этим с ней. Удивительная мысль и суровое осознание. Я слишком эгоистичен, чтобы отпустить ее сейчас.

Кто бы мог подумать, что несколько месяцев назад в кладовке я упаду в горшочек с медом?

Попадусь, как на крючок.

Не уверен, что хочу выбираться, чтобы меня привели в чувство.

Ее глаза медленно открываются, и она одаривает меня самой мягкой улыбкой.

– Доброе утро. У тебя удобная кровать, – говорит она и поворачивается так, что ее спина оказывается у меня на груди. Ее задница прижимается к моему члену, который уже стал твердым. – Чувствую, что ты счастлив этим утром. – Она хихикает.

– Вот что значит просыпаться с тобой, – говорю я ей, моя рука проскальзывает под простыню и нащупывает ее бок, а затем я опускаю ее вниз и к ее бедру. Я тяну Хани назад, чтобы ее задница упиралась в мой член, и она извивается.

– Я никогда не пробовала догги стайл. Не желаешь побаловать девушку?

Видите, идеальная. Всегда рада попросить то, чего она хочет. Это одна из многих вещей, которые мне в ней нравятся. А таких вещей множество.

– У тебя ничего не болит? – спрашиваю я, протягивая руку между ее бедер. Она слегка раздвигает ноги, и она уже мокрая.

– Только в приятном смысле, и я всегда готова к игре, – поддразнивает она. Я убираю руку, скидываю простыню и слезаю с кровати. Подтащив ее к себе, я разворачиваю ее так, что она оказывается на руках и коленях.

– Ноги на пол, руки на кровать, – приказываю я.

Она сползает с кровати и делает то, что я говорю. Я отступаю назад и любуюсь видом. И какой же это потрясающий вид. Подойдя к шкафу, я нахожу одну из своих многочисленных игрушек. Эту я еще не использовал и купил специально для нее. Она обожает стимуляцию клитора, а эта игрушка идеально подходит для этого. Она сосет клитор, если держать ее там.

Я наматываю волосы Хани на руку и толкаю ее дальше вниз, ее попка поднимается в воздух. Другая рука обхватывает ее талию и тянется к клитору. Я включаю устройство, и она мгновенно подскакивает, но я держу ее за волосы, удерживая на месте.

– Боже, что это?

Я игнорирую ее вопрос и говорю ей раздвинуть ноги шире. Она делает, как я говорю, и начинает двигать руками, а я тяну ее за волосы.

– Держи руки на кровати. – Она слушается и стонет, когда вибрация усиливается. Я отдергиваю игрушку и помещаю свой член у ее входа. Хани отталкивается, желая этого, и я медленно проскальзываю внутрь. Прежде чем втолкнуть до упора, я возвращаю игрушку на место, и она громко стонет. Используя свою хватку на ее волосах как рычаг, я вхожу и выхожу из ее идеальной чертовой киски и сразу же чувствую, как она начинает кончать. Ее киска доит мой член, и мне это чертовски нравится. Ей это нравится.

Мне придется не забыть спросить ее после того, как мы поэкспериментируем со всеми игрушками, какие из них она любит больше всего.

– Ох, блядский Боже! Доусон. – Ее голова падает на кровать, когда я отпускаю ее волосы. Я сжимаю ее бедра, трахая ее, и мой большой палец скользит по ее заднице прямо в ее попку. Она задыхается и оглядывается через плечо, закусив губу.

– Со временем эта задница тоже станет моей, – говорю я ей, потому что вижу, как сильно ей это нравится.

– Ты можешь забирать все, – говорит она, затаив дыхание.

Я снова сжимаю ее волосы в кулаке и убираю их назад, улыбка мгновенно озаряет ее лицо.

– Будь осторожна в том, что предлагаешь.

Она трахает себя на мне, звуки шлепков эхом разносятся по комнате, пока я глухо стону. Блядь, мне никогда не будет достаточно. Ее руки сжимают простыни, когда она стонет мое имя, и я знаю, что она близка к краю.

Я перевожу игрушку на следующий уровень, и все ее тело бьется в конвульсиях. Ебать. Еще два толчка и я стону кончая в нее, ее пульсирующая киска выдаивает каждую каплю, пока она теряет силу в руках. Я отпускаю ее волосы, и она падает на кровать, ее бедра все еще высоко подняты и медленно скользят взад и вперед.

– Ух ты, мне очень нравится эта поза, – говорит она, тяжело вздыхая.

Я провожу рукой вверх по ее спине, по шее и к горлу. Она мурлычет от прикосновения, когда я целую ее плечо.

– Твое желание – мой приказ, – говорю я, вырываясь из нее.

Она хихикает, когда я дергаю ее за лодыжку, затем перекидываю через плечо и направляюсь в душ. Я поворачиваю кран и жду, пока вода нагреется, и смотрю в зеркало. Она смотрит на меня горячим взглядом. Я лучезарно улыбаюсь и сильно шлепаю ее по заднице. Она визжит и кусает губу, когда я опускаю ее на ноги. Я откидываю ее волосы назад, пока она проводит по линиям моей татуировки на груди.

Идеальная. Такая чертовски идеальная.

– Что ты скажешь, если мы попробуем? – Спрашиваю я.

Ее серебристый взгляд достигает моего, и ее голова в замешательстве склоняется набок. Мне нравится, когда она смотрит на меня так – невинно и с любопытством.

– Что ты имеешь в виду?

– Вчера ты спросила меня, кто мы. Я ни за что не отпущу тебя сейчас.

Она кусает губу.

– Ты собираешься заставить меня подписать контракт?

Я рассмеялся и наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Поцелуй нежный и сладкий.

– Никакого контракта. Но я волнуюсь, – признаюсь я. – Потому что, если ты скажешь «да» Хани, я не позволю никому другому прикасаться к тебе, ведь я эгоистичный человек. Но и не хочу, чтобы ты чувствовала, будто я – твой единственный опыт.

На мгновение она это обдумывает. Когда она кусает нижнюю губу, я понимаю, что это делает ее счастливой.

– Почему бы нам не стать свингерами, если ты наскучишь мне в сексе?

Я хватаю ее за задницу и сильно щипаю в наказание.

Она хихикает и поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать меня. Но когда она отступает, я знаю, что есть неуверенность. Колебание. Блядь. Может быть, она этого не хочет. Но, черта с два я смогу ее отпустить.

– Если мы это сделаем… тебе придется поужинать с моими родителями.

Я откидываю голову назад и выдыхаю.

– Доусон, я серьезно. Для меня важно то, что думают мои родители.

Я рычу от разочарования, следуя за ней в душ.

– Твой отец ненавидит меня до чертиков.

Вода омывает ее волосы и тело. Я наблюдаю, как она скользит по ее шелковистой мягкой коже, мой член уже дергается от этого зрелища.

– Тогда делай то, что у тебя получается лучше всего, – ласково говорит она, выжимая волосы. – Будь обаятельным.

ГЛАВА 47

Доусон

Единственная ебаная вещь, что меня спасает, – это то, что Крю не в городе и не сидит за этим столом, чтобы подливать масла в огонь.

Отец Хани смотрит на меня через стол с явным отвращением. Его жена накрывает его руку своей, пытаясь разрядить обстановку.

Мы всё еще ждем, когда принесут наши блюда. Я арендовал ресторан целиком только для нас, потому что, честно говоря, кто-то из нас, возможно, в итоге не доживёт до конца ужина. Трое охранников её отца рассредоточились по залу, а официант несмело подходит с бутылками вина.

Хани переводит взгляд с меня на отца. Она в красивом, светло-зелёном, свободно струящемся платье, и, чёрт, она не могла бы выглядеть более невинной, даже если бы попыталась. Я, со своей стороны, выгляжу как большой и злой волк, который умыкнул нежный цветок.

– Итак, Доусон, расскажи немного о себе. Нам не удалось поговорить на свадьбе, – произносит мать Хани, нервно отпивая из бокала. Мистер Риччи продолжает упорно сверлить меня взглядом.

Я одариваю её улыбкой, и краем глаза замечаю, как на виске её отца начинает пульсировать вена.

– Что бы вы хотели узнать, миссис Риччи? – спрашиваю я. И да, на свадьбе у нас действительно было мало времени для разговоров, потому что я загнал их дочь в чёртов кладовку.

– Ну что ж, вы выглядите очень способным человеком. Обеспеченным и представительным. Что привело вас к такому успеху? – спрашивает она. И я понимаю, что она старается помочь в сложившейся ситуации. Несмотря на то, что отец Хани ненавидит само мое существование, её мать рада самой идее.

– Ты когда-нибудь убивал человека? – вдруг вмешивается её отец.

– Папа! – восклицает Хани. – Будь цивилизованным.

Он что-то бормочет по-итальянски, и она снова его одёргивает. Её рука всё это время крепко сжата в моей.

Мне ясно одно: этот человек никогда не одобрит ни одного мужчину рядом с Хани. Крю получил гребанное условное «разрешение», потому что родители подписали брачный контракт. Но Хани осталась последней в гнезде. И хотя она часто сравнивает себя с Райей, её любят так безмерно, что это стало мешать её собственному росту.

– Я предпочитаю обходиться без убийств, чтобы справляться с угрозами, – отвечаю и подношу к губам стакан виски со льдом.

– В нашем доме нужны мужчины, которые сильны, которые могут обеспечить семью и защитить жену и детей.

– Папа! Мы не собираемся жениться, – вмешивается Хани.

Мистер Риччи поднимает брови.

– Ах, значит, ты просто хочешь «развлечься» с моей дочерью, пока не найдёшь следующую, так?

– Я глубоко забочусь о вашей дочери.

Он смеется, но это смех, полный угрозы и насмешки.

– Что может знать о любви уличный оборванец, если даже от собственной матери её не получил?

– Папа! Как ты смеешь! – Хани возмущена и встаёт, но я поднимаю руку, успокаивая её. Как и ожидалось, он ударил по самому больному месту, и я не ожидал меньшего.

– Мы живём традициями. Верностью. Силой. Я не вижу ни одного из этих качеств в тебе, мальчик.

– А не в этом ли всё дело, – говорю я, – что вы просто не хотите отпустить Хани, чтобы она нашла себя и расправила крылья?

– Я защищаю свою семью, – бросает он.

– Вы ставите её желания и цели в угоду своим собственным интересам, – возражаю я.

Его висок начинает бешено пульсировать, а его жена едва заметно оседает на стуле. Её выражение лица говорит о полном поражении. Этот разговор с самого начала шёл к катастрофе.

– Хани не знает, чего хочет, её нужно направлять, – утверждает он.

Я ухмыляюсь.

– Хани способна на многое. Мы только вчера обсуждали её идею открыть ресторан.

Её родители смотрят на неё, и она бледнеет. Чёрт. Я не думал, что она так быстро уйдёт в себя. Сердце сжимается, когда я вспоминаю, с каким воодушевлением она говорила о своем будущем ресторане.

– Ты хочешь открыть ресторан? – спрашивает её мать.

– Здесь! В Америке? – восклицает её отец.

Взгляд Хани устремляется в стакан, и я понимаю, что допустил ошибку. Но мне хочется встряхнуть её, вывести на поверхность тот огонь, который я знаю в ней есть.

Она расправляет плечи.

– Да, мы обсуждали это вчера вечером. Как идею. Вы оба ведь хотите, чтобы у меня была цель и достижения, верно?

– Но не здесь… не в Америке, – вздыхает мистер Риччи. Он что-то бормочет по-итальянски, и его жена пытается его успокоить.

– И где ты возьмешь деньги на это, Хани? – спрашивает её мать.

Она снова молчит.

– Я куплю его для неё, – говорю я.

Мистер Риччи встает, и его стул со скрипом отодвигается. Я тоже поднимаюсь, возвышаясь над её отцом минимум на фут. Его охранники нерешительно приближаются.

– Моя дочь – это просто что-то новенькое для такого, как ты. Способ провести время, пока ты не устанешь от неё. Ты ей не ровня.

Теперь Хани стоит рядом со мной, её пальцы переплетены с моими. Мы показываем единство, хотя я знаю, что ей страшно. Напряжение можно резать ножом.

Я дарю ему зловещую улыбку.

– Возможно. Но я чёрт возьми сделаю всё возможное, чтобы она была счастлива. В чем вы, похоже, облажались. – Я киваю на нож на столе. – И чтобы ответить на ваш прошлый вопрос, я убивал только тогда, когда это было необходимо.

Ему потребуется лишь знак, чтобы приказать одному из своих людей застрелить меня прямо здесь. Я знаю, что он этого хочет, и знаю, что часть меня буквально дерзит ему это сделать.

– Это была о-ошибка, – говорит Хани, и её дрожащий голос возвращает меня к ней.

– О, Хани, – её мать тянется через стол.

В глазах Хани блестят слёзы, и она тянет меня за руку, чтобы мы ушли.

– Мы уходим. Но, папа, Доусон действительно делает меня о-очень с-частливой. – Её голос срывается. – И если Райе позволено иметь это, то и я имею право. Извините, что не оправдываю ваших ожиданий, но я больше не могу жить в её тени.

Его выражение лица на мгновение становится болезненным. При всей его жестокости, его дочери, без сомнения, знают, как попасть точно в цель.

– Доусон, отвези меня домой, – умоляет она.

Всё моё упрямство и бравада исчезают.

Я подвёл её сегодня. Блядь.

Я киваю миссис Риччи на прощание, позволяя Хани вывести нас из ресторана.

Как только мы уходим, миссис Риччи начинает кричать, а официанты застывают у дверей, сбитые с толку, с тарелками еды в руках.

Чёрт возьми! Мы даже до основного блюда не добрались.