Текст книги "Праведные клятвы (ЛП)"

Автор книги: Киа Кэррингтон-Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 41

Хани

Весь вечер они выпытывали у меня всё о моей жизни, и я понимаю их. Им хочется знать, чем я занимаюсь. В последний раз, когда я говорила с ними, у меня была работа, а теперь они хотят знать, почему я уволилась и занимаюсь, по их словам, «какой-то бессмысленной работой онлайн». Я сказала, что решила, что это не мой путь, и что пока разбираюсь в себе.

И это тоже меня беспокоит. Разве я не должна уже точно знать, чего хочу от жизни? Разве моя жизнь не должна уже быть выстроена по всем правилам? Мне кажется, что должна. Моя сестра с самого начала знала, чего она хочет и как хочет жить. А я до сих пор ищу ответы. Да, я понимаю, что все мы разные, у каждого свои трудности, но именно эта неопределенность особенно раздражает меня. Ощущение, будто я проваливаюсь в жизни. Но, с другой стороны, я чувствую, что, живя здесь, наконец начинаю понимать, кем хочу быть, начинаю любить себя и находить свой путь. И всё это никак не совпадает с ожиданиями моих родителей.

– Хани, повеселись здесь и возвращайся домой. Мы никогда не заставляли тебя работать, и в этом нет никакой необходимости, – говорит мама сочувственно, поддевая вилкой листик салата.

Я вздыхаю. Знаю, что она пытается помочь, но на деле – совсем наоборот. Райя внимательно наблюдает за мной, а Крю выглядит… скучающим? Похоже, он раздражён тем, что пришлось задержать их частный рейс ради ужина и слушать, как меня отчитывают.

Отец машет официанту, заказывая еще красного вина. Он и Крю заказали стейки – с кровью, разумеется. Я едва коснулась своей еды.

– Ты здесь уже три месяца, – добавляет отец. – Мы ожидали, что к этому времени ты вернёшься домой.

– Мне здесь нравится, – отвечаю я.

– Но разве ты не скучаешь по дому? – спрашивает мама. – Или есть кто-то особенный, ради кого ты остаёшься?

Взгляд отца обжигает. Я вздыхаю. Они всегда были такими. Мама поощряла мысли о личной жизни, ведь она сама когда-то наслаждалась своей молодостью, прежде чем встретила отца, а отец всегда был категорически против любых отношений, считая, что моя судьба – брак, устроенный его волей. Теперь он, похоже, хочет, чтобы я дожила жизнь в одиночестве – невинной и наивной.

– Хани делает успехи, – вставляет Райя, поддерживая меня. Я ценю это, хотя сама мысль о том, что мне нужна её защита, заставляет чувствовать себя ещё более неуверенно. – Она завела друзей, наслаждается разницей культур. И она учится новому на этой онлайн-работе.

Часть меня так и хочет сказать им, что у меня на счету двадцать миллионов, чтобы они наконец отстали. Но, естественно, я не могу им объяснить, как их заработала.

– Когда ты попросила сестру отправить Марко домой, это нас встревожило, – добавляет отец. – Он очень переживает.

Я закатываю глаза, зная, что это далеко от правды.

– Я вас обоих очень люблю, но мне двадцать семь. Мне не нужна защита. И мне не нужны ваши придирки к моим решениям, учитывая, что я съехала от вас всего три месяца назад.

На мгновение они замолкают, прежде чем отец снова возвращается к допросу:

– И сколько месяцев ты ещё собираешься здесь пробыть?

Я выдыхаю. В который раз мои слова остаются без ответа, как всегда, когда я говорю о своих желаниях.

– Папа, хватит, – одергивает его Райя. – Она взрослая, хватит обращаться с ней, как с ребенком.

Я оседаю в кресле, чувствуя, что это только делает меня ещё больше похожей на ребенка.

– Мне нужно отойти на минуту, – говорю я, отодвигая стул.

– Хани, – зовет меня Райя, но я уверенно направляюсь в сторону туалета. К счастью, там никого нет. Хватаюсь за края раковины и делаю глубокий, неровный вдох. Внутри всё бурлит, и мне хочется разнести здесь всю мебель.

Слева я замечаю высокое окно, и лёгкая улыбка проскальзывает на лице при мысли о том, как мы с Доусоном однажды выбрались через похожее. Интересно, могла бы я провернуть то же самое сейчас. Но кто станет моим напарником для побега в этот раз?

Дверь открывается, и я быстро отворачиваюсь от окна, когда в комнату заходит мама. Она выглядит сочувствующей, кладет руки мне на плечи. Я выдыхаю, стараясь отпустить злость – не хочу выплескивать её на неё.

– Мы не хотим быть строгими. Просто скучаем по тебе, – говорит она. Я знаю, что это из любви, но это чувство удушающее. И когда-то я уже сказала ей об этом, и она расплакалась.

Отец любит нас всех, но даже мама не стала исключением для его требований. Всё должно оставаться в рамках, чтобы поддерживать имя Риччи.

– Мне просто нужно, чтобы вы оставили мне немного пространства. Я приехала сюда, чтобы понять, кто я. Я рада, что вы приехали, но не хочу, чтобы вы меня всё время поучали.

Она понимающе кивает.

– Я поговорю с твоим отцом.

– Спасибо, – благодарно говорю я.

Она дарит мне теплую улыбку и легонько похлопывает по плечу.

– Он просто хочет для тебя лучшего. Ты же наша малышка.

Я снова вздыхаю.

– Я знаю.

Но, черт побери, должен же быть какой-то предел опеке над ребенком. В мире, в котором мы родились и выросли, нас с детства учили осторожности. Если бы я была сыном, меня, возможно, учили бы обращаться с оружием. Но вместо этого, будучи девочкой, я училась улыбаться, быть вежливой и защищаться, но только так, чтобы при этом не покидать дом без телохранителя и никогда не оказаться в ситуации, где эти навыки могли бы понадобиться. С его точки зрения, только мужчина может защитить женщину.

И я не знаю, как изменить такой образ мышления у своего отца.

Но теперь это чувство душит меня, и всё, от чего я пыталась убежать, догнало меня здесь.

ГЛАВА 42

Доусон

Моё нутро буквально кипит от злости на следующий день, когда я вижу её идущей с другим мужчиной. Ревность – чувство мне не знакомое, но сейчас я ощущаю её каждой клеткой. Так вот почему она отменила встречу прошлой ночью? Она была на свидании с кем-то другим?

Я наблюдаю за ними с машины несколько минут, пока они не начинают останавливаться у разных магазинов. В конце концов я выхожу из машины и решаю подойти.

Подойдя сзади, я слышу её смех на что-то, что сказал этот тип, и ненавижу, что кто-то другой смог её рассмешить.

Я что блядь начинаю влюбляться в неё?

Я не должен. Ей наверняка захочется больше жизненного опыта, прежде чем она просто остановится на мне. Я был её первым и единственным, и я знаю, как её тянет к новым открытиям. Она задаёт мне такие вопросы, которые обычно в двадцать с небольшим обсуждают с лучшими друзьями. Да что там, такие вопросы задают подростки.

С одной стороны, мне нравится, что она доверяет моему мнению, но другая часть меня задается вопросом, почему ей никто не рассказал этого раньше. Разве она жила настолько под защитой? Я понимаю, что её семья – из тех, где слово отца – закон.

Но потом я вспоминаю Райю и задаюсь вопросом, почему Хани не такая же.

И не то чтобы я хотел, чтобы она была как Райя. По крайней мере, в плане прямолинейности, которой у Райи намного больше, чем у более сдержанной Хани. Ну, сдержанной – по отношению ко всем, кроме меня.

Она снова смеется, и я в этот момент касаюсь её плеча. Она поворачивается, и рука мужчины по-прежнему держит её под руку. И, когда он оборачивается вместе с ней, я понимаю, что это не просто кто-то.

Это её отец.

Пиздец.

Моё кислое выражение лица мгновенно сменяется на более нейтральное, когда её лицо принимает настороженное выражение.

– Доусон, – сдавленно говорит она, затем берёт себя в руки и продолжает: – Ты помнишь моего отца. – Она указывает на него, и я протягиваю ему руку.

– Да, рад вас снова видеть, сэр.

Он смотрит на мою протянутую руку, даже не пытаясь её пожать, и снова переводит взгляд на дочь.

– Нам пора, твоя мать будет волноваться.

Да, ненависть к моей персоне все еще при нем.

Хани высвобождается из его руки.

– Ты иди, а я хочу поговорить с Доусоном. Это ненадолго. – Она наклоняется и целует его в щеку. Всё это время он сверлит меня ледяным взглядом, а я отвечаю ему лёгкой, почти насмешливой улыбкой.

Он нехотя разворачивается и уходит.

Хани находит узкий переулок между двумя магазинами, чтобы он не мог нас видеть. Как только мы оказываемся в уединении, я притягиваю её к себе, смыкая наши губы в поцелуе, так близко, что между нами не остаётся воздуха. Сначала она отвечает на поцелуй, наши языки переплетаются, руки Хани обвивают мои плечи, а я сжимаю её талию, прижимая её к себе. Но тут она, кажется, осознаёт, где мы находимся, и прерывает поцелуй.

– Мой отец может нас увидеть, – говорит она, отстраняясь.

– Это проблема? – спрашиваю я.

Она убирает мои собственнические руки от своей талии.

– Да.

– Почему?

Она приподнимает бровь, и я уже знаю ответ, но хочу услышать его от неё вслух.

– Отец не любит тебя, но не принимай это на свой счет. Думаю, он не одобрит любого, кто будет рядом со мной. Разве что сам выберет этого человека.

Я молчу, а она продолжает:

– Постой… А как давно ты здесь?

– Недолго. Увидел тебя и захотел увезти к себе. – Я снова тянусь к ней, и на этот раз она не отстраняется. – Скажи мне, что ты приедешь.

Чувствую себя гребанным потерянным щенком. У меня сейчас столько документов и контрактов, которые можно было бы подписать, пока я жду новостей от Генри. Но эта женщина – мое отвлечение.

Моя прокрастинация.

Перекус во время перерыва.

Называйте, блядь, это как хотите, но она мне нужна.

Она качает головой.

– Кто мы друг-другу? – спрашивает она.

– Два взрослых человека, получающих удовольствие, – отвечаю я.

Она выдыхает, и я чувствую напряжение в её голосе.

– Приятель для секса не будет за мной следить на улице, пока я гуляю с отцом.

– Если честно, я не знал, что это твой отец.

Она смеётся.

– Знаешь, секс действительно отличный. И я знаю, что ты заключаешь контракты с большинством своих… партнёров. Так кто же мы? Потому что мы не заключали контракт.

– Ты хочешь контракт?

– Нет! Мне было бы неприятно, если бы ты предложил, – говорит она, и я ощущаю, как её тело напрягается под моими пальцами.

– Я не прошу тебя что-либо подписывать.

– Хорошо. Я бы всё равно не подписала, – она смотрит мне прямо в глаза.

Я понятия не имею, что ещё она хочет услышать. У меня никогда не было отношений без контракта. Конечно, я понимаю, как обычно встречаются люди, но мы с ней – это нечто другое. Наши обстоятельства полностью отличаются от «нормальных».

– Приезжай ко мне. Пожалуйста.

Она кусает нижнюю губу.

– Я могла бы использовать Дафну как оправдание.

Я целую её с улыбкой.

– Вот почему я рад, что вы с ней подружились.

Она хлопает меня по груди.

– Эй! Она вообще-то очень милая. – Хани выглядывает из переулка, проверяя, не виден ли её отец. – Я схожу за вещами и подожду часок, прежде чем расскажу родителям.

– Хочешь, я заберу твои вещи? – предлагаю я.

– Это только всё усложнит, – говорит она. – Я могу заехать к тебе позже, или…

– Я подожду.

Она кивает, и прежде чем она снова отстраняется, я тяну её к себе и целую. Её руки крепко держат меня за талию, и я целую её, как будто компенсирую все пропущенные дни. Она улыбается в поцелуе, прежде чем отступить.

– Я скоро. Мне нужно знать, остаюсь ли я на ночь, чтобы собрать вещи.

– Да, – отвечаю без колебаний. Проснуться рядом с Хани – это как сон, которого я жду с нетерпением.

Она кивает и уходит, а я провожаю её взглядом.

Я готов ждать её всю жизнь.

Но всё-таки лучше бы это был час или около того.

ГЛАВА 43

Хани

Отец смотрит на меня своим «отцовским взглядом», как я его называю. Это не обычный сердитый взгляд, который он бросает на тех, кого ненавидит, или даже на тех, кого уважает. Нет. У него есть другой взгляд, особый для нас с Райей – попытка быть строгим с легким налетом разочарования, смешанного с любовью.

Обычно это не срабатывает, и в итоге мы получаем то, что хотим.

– Ты собираешься увидеться с этим человеком, не так ли? – спрашивает он, и я подхожу, чтобы поцеловать его в макушку.

– Папа, он хороший человек. И нет, не собираюсь. Я встречаюсь с подругой по имени Дафна.

– Он не хороший человек, – заявляет он. – Ты знаешь, чем он занимается?

Мама смеется у нас за спиной, и он морщит нос от её реакции.

– Дорогой, ты забыл, чем занимаешься ты? – напоминает она.

– Но это наша дочь.

– Это не значит, что она выходит за него замуж.

– Пока, – добавляет отец.

– Я же говорю, у меня планы с подругой. Успокойся.

К сожалению, у отца обостренное чутье на ложь, и он всегда подозрителен. Я чувствую лёгкую вину за то, что обманываю его, но так проще. Для всех.

– Ты его любишь? – спрашивает он.

Я смеюсь.

– Папа! Я иду к подруге. Но раз уж ты спрашиваешь, скажу так: ты и Доусон похожи больше, чем тебе кажется.

Он пренебрежительно фыркает.

– Правда. Как и ты, он говорит всё прямо, никакой лжи. И он никогда не обращался со мной плохо, – настаиваю я. Доусон «плохо» обращается со мной только в тех смыслах, которые мне нравятся, но это я оставляю при себе.

Никогда не была бы настолько глупа, чтобы рассказать отцу о том, как моя девственность была продана на аукционе. Если бы он узнал, уверенна, он бы бросился отсюда, заперев меня в собственной квартире, и выследил Доусона, чтобы прикончить его.

А мне всё еще нужен этот мужчина.

Отец остается непреклонным.

– Хорошо. Не позволяй сердцу затмить разум. Только то, что ты здесь и начала встречаться с кем-то, еще не значит, что все мужчины – хорошие.

– Помнишь, как я говорила, что излишняя опека – это уже чересчур? Вот об этом я и говорила, – говорю, указывая на него.

Он скрещивает руки на груди, а я бросаю взгляд на маму за его спиной, которая молча произносит: «Будь осторожна», прежде чем я выхожу из комнаты.

ГЛАВА 44

Хани

Доусон ждет меня там, где и обещал.

– Извини, вышло чуть дольше по времени, – говорю я. Он улыбается, берёт мою сумку и направляется к машине.

– Отец тебя отпустил? – спрашивает он с удивлением.

– Да. Но, разумеется, не без предупреждения, – отвечаю, улыбаясь, когда он открывает дверь машины для меня. Положив сумку на заднее сиденье, он садится за руль.

Я чувствую себя подростком, который тайно встречается и врёт родителям о том, с кем проводит время. И это… забавно. Глупо, но в какой-то странной степени приятно, потому что раньше у меня не было такого опыта.

– Хочешь есть? – спрашивает он, и я киваю. – Есть что-то конкретное, что ты бы хотела поесть перед тем, как мы поедем ко мне?

– У тебя дома есть еда? – уточняю я.

– Да. Я не совсем дикарь, – смеётся он. Если бы он только знал, что у моей сестры вообще не было еды в квартире, пока не появился Крю. Теперь у неё личный шеф, который следит, чтобы она не забывала поесть.

– Хорошо, тогда просто едем, а я что-нибудь приготовлю.

– Ты любишь готовить?

– Да, очень.

– Повезло мне, – говорит он, а затем, после паузы, добавляет: – Так, как долго твои родители будут в городе?

– Точно не знаю. Мы пока не обсуждали это.

Он, кажется, не слишком доволен моим ответом и лишь фыркает в ответ.

Мы едем около получаса, пока он не сворачивает с основной дороги и не направляется на другую улицу. Здесь много зелени, и дома расположены на приличном расстоянии друг от друга. Некоторые из них даже с ранчо, а другие стоят прямо у воды.

Место сильно отличается от особняка, куда он привел меня в ту ночь на мероприятие. Доусон сворачивает к участку с высокими черными воротами. Он наклоняется, чтобы ввести код на панели у ворот, и, когда они открываются, продолжает ехать по дорожке, где по мере приближения включаются уличные фонари.

Я различаю дом, который выглядит так, будто его вытащили прямо из Хэмптонс. Кажется, его цвет кремовый, но ночью сложно разглядеть. Впереди дома – две массивные деревянные двери, и когда гараж автоматически открывается, свет освещает ещё три спортивные машины. Кажется, фраза «Мальчики и их игрушки» здесь вполне уместна.

– Никаких комментариев про Гэтсби? – поддразнивает он.

Я улыбаюсь, выходя из машины, пока он берёт мою сумку.

– Ещё не решила, – отвечаю.

Но здесь, правда, ощущается что-то другое. Да, дом шикарный и внушительный, но в нём есть какое-то чувство уюта. Возможно, потому что Доусон здесь живет, и дом меньше, чем тот особняк, а мне почему-то это нравится. В том доме было… пусто.

Он открывает одну из дверей, и мне сразу бросаются в глаза белоснежные мраморные плитки. Он включает свет и ведёт меня по короткому коридору, пока мы не попадаем в невероятно просторную кухню.

– У тебя есть повара? – спрашиваю я, оглядывая красивую, просторную кухню. Она почти напоминает мне ту, что у нас дома в Италии. Проходя мимо него, я касаюсь мраморной столешницы – белой с серыми прожилками.

– Да, они приходят по выходным, чтобы приготовить мне еду на неделю, – отвечает он.

– Ух ты.

Я поворачиваюсь к двухдверному холодильнику и открываю его. Внутри нахожу кучу разных ингредиентов и начинаю вытаскивать то, что может пригодиться.

– Что планируешь приготовить? – спрашивает он, и я слышу в его голосе скрытое веселье.

Я оглядываюсь через плечо:

– У тебя нет аллергии на что-то? Или, может, есть что-то, чего ты не ешь?

– Только грибы, – отвечает он. – Но их ты там не найдёшь.

– Отлично.

Я достаю кастрюли и сковородки, пока он идёт к другому холодильнику, замаскированному под шкаф, и вытаскивает оттуда бутылку вина. Наливает по бокалу, и я начинаю готовить.

– Паста? Какая? – спрашивает он.

– Та, которую ты называл бы карбонарой, – отвечаю я. Обычно я готовлю пасту с нуля, но у Доусона нет всех необходимых ингредиентов, так что придётся использовать покупную из шкафа. Моя nonna была бы недовольна, но соус – это главное.

На кухне я чувствую себя спокойно. Хотя мне хочется изучить каждый уголок его дома, но я стараюсь не показывать своё любопытство слишком явно.

– Кто научил тебя готовить? – спрашивает он.

– Моя мама не умеет готовить. Если честно, не думаю, что она даже знает, как включить плиту, – смеюсь я. – Бабушка по маминой линии отлично готовила. После того как Райя уехала, я проводила больше времени с ней, и она меня многому научила. А летом я записывалась на кулинарные курсы. Это было чудесно. Я обожаю печь.

– Тогда почему работаешь в сфере нижнего белья?

Я прекращаю помешивать соус и поднимаю взгляд на него.

– Что ты имеешь в виду? Я же уволилась.

– М-м… – он тянет, обвивая руками мою талию. – Слышал, что твой босс был тираном.

– О да, был, – говорю я с абсолютно серьёзным лицом. – Думаю, он этим компенсировал недостаток других качеств.

Он слегка сжимает меня за бока, и я смеюсь. Он кладет подбородок мне на плечо, и это так приятно. Легко и спокойно, и я ловлю себя на мысли, что хотелось бы остаться так навсегда.

– Но я серьёзно. Чем ты хочешь заняться в жизни? – спрашивает он.

Я тяжело выдыхаю. Вау! Почти как повторение разговора с родителями. Но с Доусоном я не чувствую, что меня осуждают. Знаю, что он меня выслушает честно и без предвзятости.

– Понятия не имею, – говорю я задумчиво. – Я не такая, как Райя. И после того, как сорвалась помолвка, мне хочется немного времени, чтобы понять, чего я хочу. Полагаю, трёх месяцев недостаточно, чтобы разобраться.

Он смотрит на меня, его руки крепко обнимают меня за талию, что внушает спокойствие.

– И ты вернёшься в Италию?

Я помешиваю соус, обдумывая это.

– Честно, не знаю.

Между нами повисает тишина, затем он нежно целует меня в щёку и переходит к разделочной доске, чтобы нарезать бекон на мелкие кубики.

– Не просто красивое личико, – говорит он, и я улыбаюсь.

Это кажется… почти домашним, и я удивлена этой перемене в нём, но благодарна за то, что мы можем проводить время не только в постели. И это… приятно.

И я задумываюсь, останемся ли мы такими, если я решу остаться в Нью-Йорке. Или наша интрижка однажды завершится, и мы просто разойдемся? Эта мысль оставляет после себя горечь, которую я не хочу признавать.

– Я знаю, чем тебе заняться. Я куплю тебе ресторан.

Моё сердце замирает, и я поворачиваюсь к нему. Он правда только что сказал, что собирается купить мне ресторан? Не знаю, как на это реагировать. Разве он забыл, что у меня уже есть двадцать миллионов от него? Он даже не взял свой процент. Сколько денег у этого человека? Открытие ресторана в этой стране, особенно в Нью-Йорке, совсем не дешёвое дело.

А потом где-то внутри меня порхают бабочки.

Вряд ли он предлагает такие вещи каждой девушке? Хотя я была бы наивной, если бы решила, что я особенная. Я отодвигаю эти мысли в сторону, не до конца понимая, что с ними делать.

– Ч-что? – наконец, заикаясь, произношу я.

Он улыбается, будто это лучшая идея на свете. Добавив бекон в соус, он берёт свой бокал вина и делает глоток.

– Это твоя страсть, верно? Так почему бы и нет? Чёрт, уверен, Крю бы одобрил идею – можно будет «отмывать» деньги через него.

Я смотрю на него в полном недоумении.

– Ладно, возможно, без «отмывания». Но если это то, что ты любишь, почему бы не заняться этим?

Он прав, но я никогда не думала об открытии ресторана. Как вообще за это берутся? Хотя идея мне нравится, и в голове уже появляются образы того, какие блюда я могла бы готовить. А может, начать с кафе? Что-то небольшое, где я могла бы печь каждый день? И подавать хороший кофе.

– Ты уже представляешь это, так ведь? – Он улыбается, и я улыбаюсь в ответ.

– Да, возможно, кофейня-пекарня тоже могла бы быть интересной.

– Прекрасно.

– Но я даже не знаю, как начать свой бизнес.

Он подталкивает меня локтем.

– Тебе повезло – ты знаешь человека, который особенно хорош в создании бизнеса.

На сердце становится легко, а тело наполняется возбуждением. Почему я никогда раньше не думала об этом? Это могло бы быть весело.

– Но я не возьму твои деньги на это, – предупреждаю его. – Ты забыл, что у меня уже есть большая часть твоих денег?

– У тебя только крохотная часть моих денег, Хани.

– Вполне достаточная, чтобы начать бизнес. – Я высовываю язык, и он смеётся, как будто совсем не собирается сдаваться.

Я раскладываю пасту по тарелкам и пододвигаю его порцию к нему. Дав ему вилку, я наблюдаю, как Доусон сразу же начинает есть. Он закрывает глаза, тихо стонет от удовольствия, затем смотрит на меня.

– Выходи за меня.

Я смеюсь и машу на него рукой, прежде чем взять себе тарелку и сесть рядом. Пока я сажусь, он уже съел половину.

– Ресторан нужен обязательно. Но если ты печёшь так же хорошо, как готовишь, тогда и пекарня – это идеально.

– Да? – сама не понимаю, почему спрашиваю. – Может быть.

Затем улыбаясь, наконец сама пробую пасту.