355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кейт Тирнан » Вечная жизнь » Текст книги (страница 5)
Вечная жизнь
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 23:22

Текст книги "Вечная жизнь"


Автор книги: Кейт Тирнан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Я стиснула зубы. То, что он каким-то непостижимым образом попал в самую точку, лишь подлило масла в огонь моего бешенства.

– Все тебя поймут, – он протянул мне последнюю тарелку и опустил руки в чистую воду. – Ривер поймет. Ты не первая пропащая душа, которая является сюда в надежде на быструю и простую починку. Ривер вечно приманивает таких, словно голодных дворняжек. – Он опустил закатанные рукава на свои сильные руки, покрытые рыжеватыми волосками. – Мой тебе совет – поезжай в Нью-Йорк, Рим или Париж. Там тебе самое место. Огни большого города, одним словом. – Он улыбнулся мне быстрой насмешливой улыбкой. – И никакой Массачусетской глуши, где нет ничего, кроме работы, воздуха, наблюдения за звездами, опадающей листвой и луной в фазе между второй четвертью и полнолунием. Просто забудь о нашем существовании и все.

Он в упор посмотрел на меня, словно хотел, чтобы я прямо сейчас последовала его совету. Будто пытался воздействовать на меня какой-то магией. Кто их знает, может, они тут всю дорогу используют магию? На подоконнике над раковиной росла какая-то травка в горшке, и я невольно покосилась на нее, ожидая увидеть, как она вянет и съеживается под взглядом Рейна. Однако растение выглядело бодрым и вполне жизнерадостным, а когда я перевела глаза на Рейна, тот слегка приподнял брови.

Прошу считать ступенью моего личностного роста тот факт, что я не разбила ему о голову тяжелую тарелку, чтобы стереть с его физиономии эту высокомерную усмешку.

Я клокотала от бешенства, что было весьма странно, поскольку обычно моих душевных сил хватает разве что на раздражение или скуку. Даже не припомню, когда я в последний раз испытывала такие энергозатратные эмоции. Своей красотой и откровенным презрением Рейн ухитрился каким-то образом прорвать мою защиту, заставив меня мысленно визжать от злобы и ярости. По крайней мере, я до сих пор надеюсь, что делала это только мысленно.

Сделав глубокий вдох, я порылась в голове, подыскивая какое-нибудь язвительное замечание, чтобы одним махом поразить и уничтожить его прямо посреди этой маразматической кухни. А потом...

– Ты... Знаешь, на самом деле ты не такой уж красавчик, – выпалила я. Его глаза слегка расширились – очевидно, он ожидал более квалифицированного отпора. – Кончик носа у тебя чересчур заостренный. – Я с ужасом увидела, как тяжело вздымается моя грудь, втягивая воздух. – Губы чересчур тонкие, ты ужасно долговязый, а волосы у тебя все-таки не золотистые, а просто светло-каштановые. А глаза маленькие и косые!

Теперь он смотрел на меня так, словно впервые в жизни видел настоящую ненормальную и находил это зрелище весьма завораживающим.

Я швырнула на пол кухонное полотенце, проклиная себя за этот пошлый жест.

– И еще, – прошипела я, – ты полный придурок!

Развернувшись, я распахнула тяжелую деревянную дверь и выбежала из столовой.

Будь я Скарлетт О'Хара, он бросился бы за мной следом, подхватил бы в свои сильные объятия и понес наверх, чтобы там без помех поставить, вернее, положить, на место. Но дверь за моей спиной осталась закрытой, и я поняла, что выставила себя полной идиоткой. В довершение всего снаружи послышался радостный смех и уверенные шаги счастливых, уравновешенных людей, возвращающихся с познавательной вечерней прогулки.

Перепрыгивая через две ступеньки, я ринулась наверх и в панике заметалась по коридору, от волнения забыв, где моя комната. Наконец отыскав свою дверь, я распахнула ее, с грохотом захлопнула и, тяжело дыша, привалилась к ней спиной. Все как в плохом кино.

Вот поэтому я так долго и старательно вытравляла в себе любые чувства.

Потому что они причиняют боль.

Глава 6

Чего в этом странном месте было с избытком, так это горячей-прегорячей воды. Правда, по ходу выяснилось, что находится эта горячая-прегорячая вода в общей женской ванной в конце коридора. Там был небольшой закуток, в котором помещалась одна-единственная гигантская ванна на львиных лапах, несколько туалетных кабинок и пара тесных душевых. Вдоль одной стены, как в интернате, выстроились в ряд пять умывальников с сиротскими зеркалами над каждым. Никакой подсветки для макияжа, никаких зеркал в полный рост, иными словами – никаких соблазнов суеты и тщеславия. Как раз для тех, кто уже несколько десятилетий тому назад забил на все заботы о своей внешности.

Опустившись в глубокую ванну, я вдруг вспомнила другую столь же роскошную ванну, стоявшую в одном ветхом, но прекрасном доме в Новом Орлеане, где я одно время жила. В той ванне можно было запросто выкупать белого медведя. Риэлтер сказал мне, что ванна делалась под заказ для одного судьи, жившего там в тридцатые годы XX века – это были две обычные ванны, распиленные пополам, а затем сваренные вместе, так что в результате получился колоссальный бегемот на когтистых львиных лапах, в котором можно было лежать в полный рост.

Но эта ванна тоже была совсем неплоха, несмотря на ужасные лампы дневного света, заливавшие все помещение неестественным мертвенным светом.

Вода была горячая, как кипяток, мыло домашнее с кусочками сухой лаванды, на краю ванны стояла небольшая деревянная коробочка с высушенными травами. Это дело! Зачерпнув горсть травы, я сунула ее под толстую струю воды, хлещущую из крана. Когда густой травяной запах защекотал мне ноздри и наполнил легкие, я с наслаждением откинулась на спину и закрыла глаза.

Горячий запах перенес меня в Тайвань 1890 года.

У меня тогда открылся туберкулез, и постоянный кашель сводил меня с ума. Я перепробовала все мыслимые лекарства, пока, наконец, кто-то не порекомендовал мне горячие целебные источники на Тайване, возле горы Янминшан.

С одной стороны Янминшан стеной стоял густой запах тухлых яиц, окутывавший зеленую гору тончайшим газовым шарфом. Поначалу запах сероводорода вызывал тошноту, но уже через пару дней я просто перестала его замечать. Ежедневно, утром и вечером, я сидела в кресле у края естественного горячего источника и по часу дышала густым паром.

На Янминшан приезжали люди с самыми разными заболеваниями, но больше всего здесь было страдающих болезнями кожи и легких.

Местные жители частенько сидели на мелководье, где вода источника неторопливо бежала по песку. Несколько раз я видела, как они приносят с собой палочки для еды, втыкают их по кругу в песок, огораживая небольшой участок, а потом кладут туда сырые яйца, чтобы сварить их прямо на горячей воде источника. Приготовленные таким способом яйца почему-то считались исключительно полезными. Я прожила там два месяца, наслаждаясь пышной красотой Тайваня и сернистым воздухом источников. За это время мой туберкулез полностью излечился, и я снова была здорова.

Теперь, больше чем через сто лет, я вновь вдыхала густой пар, правда, без малейшего запаха серы. Неужели всего два дня назад я была в Лондоне? Неожиданно я вспомнила лицо таксиста, и из-под зажмуренных век снова брызнули слезы. Жив он или умер? И что делает, думает, чувствует сейчас его семья?

Я села и схватила шампунь. Чувство вины прилипло ко мне, как навязчивый шлягер. При чем тут я? Это сделала не я – это все Инки. Я всего лишь... повернулась и ушла.

Тщательно намылив голову, я нырнула под воду, чтобы смыть шампунь. Вода уже начала понемногу остывать, поэтому я взяла с крючка морскую губку, намылила ее и принялась растирать себя с такой силой, словно хотела содрать верхний слой кожи. Всюду, куда доставала моя мочалка, тело становилось розовым и начинало приятно пощипывать, а когда остатки воды воронкой ушли в слив, я вдруг почувствовала себя непривычно чистой, с еще более непривычно ясной головой и легким дыханием. Впервые за долгое время я ощущала себя свежей, гладкокожей и живой. Глупо, правда?

Мне повезло вернуться в свою комнату, не встретив ни единой живой души в коридоре, а когда я закрыла за собой дверь, то увидела, что моя постель аккуратно заправлена, а на маленьком приставном столике стоит чашка с горячим чаем.

– А шоколада у вас нет? – пробурчала я, роясь в своем чемодане. Так, пижаму я, разумеется, забыла, зато взяла старую, но вполне удобную футболку. Расчески тоже не оказалось, поэтому пришлось пройтись по волосами пятерней, кое-как распутав взъерошенные прядки. После этого я обмотала шею теплым шерстяным шарфом, забралась в постель и понюхала чай. Как я и думала, он пах травами. Эти люди просто помешались на своих травах! Куда не плюнь, всюду трава.

На вкус чай оказался немного мятным, со слабым привкусом лакрицы, однако в комнате было прохладно, а я сидела с мокрой головой, поэтому теплое питье приятно разлилось по телу. Выключив свет, я забралась под тонкое покрывало и накрылась одеялом, оказавшимся на удивление теплым и уютным. Кровать была узкой и жесткой, но мне доводилось спать на судовых койках, на задних сиденьях автомобилей и в тысяче поездов, так что я не слишком привередлива. Что меня действительно бесило, так это отсутствие запора на двери, но я уснула раньше, чем успела попереживать по этому поводу.

Обычно я сплю не очень хорошо. Мне трудно отключиться. Я могу почти уснуть, и вдруг начать думать о том, что неплохо бы куда-нибудь сходить или переделать старый деревенский дом где-нибудь во Франции, а то и просто начинаю ломать голову над тем, куда я сунула свои туфли или где можно в этом городе купить какую-то вдруг понадобившуюся мне еду.

Когда я, наконец, засыпаю, то мне часто снится всякая гадость. Собственно говоря, это даже не сны в привычном понимании, как если бы я, скажем, разговаривала с солеными крендельками, а потом надо мной начала бы смеяться какая-нибудь сумасшедшая белка, а все это вместе означало работу подсознания, сортирующего очередную порцию дневного мусора.

Мои сновидения больше похожи на воспоминания. Плохие воспоминания. Воспоминания о людях, смертных и бессмертных, которые уже умерли, или о самых страшных годах моей жизни (между прочим, мне довелось побывать в турецкой тюрьме. В семидесятых годах XVIII века. Не пикник, прямо скажу), об эпидемиях, мировых войнах, автокатастрофах и перевернувшихся конных экипажах, о крушении поездов и...

Знаете, за свою жизнь я успела накопить такой багаж страшных событий, что когда я закрываю глаза – вернее, когда я настолько устаю, что уже не могу удержать тяжесть век – ко мне приходят воспоминания и требуют, чтобы я снова и снова их просмотрела, словно пытаются на этот раз выжать из меня побольше чувств.

Обычно я заставляю себя медитировать до тех пор, пока не ухожу в такие дали, что наутро все равно ничего не могу вспомнить. В целом, отличное средство, хотя побочные эффекты бывают довольно тяжелыми.

Когда на следующее утро я проснулась, то прежде чем открыть глаза навстречу розовому свету, льющемуся из окна, первым делом привычно отогнала все воспоминания о прошедшей ночи. Ожидая неизбежного возвращения усталости и ставшего уже привычным ощущения гнетущего несчастья, я лениво обдумывала, сколько шагов идти до ванной и не лучше ли будет отвернуться от света и еще немного вздремнуть.

Однако... я чувствовала себя совсем неплохо. Я открыла глаза. Часы на прикроватном столике показывали 6.17. Утра?

Ни фига себе... то есть, рановато. Прошлым вечером – тут я привычно поморщилась, однако в следующую секунду поняла, что самым плохим событием вчерашнего дня была совершенно идиотская перепалка с белобрысым викингом. Сущий пустяк на фоне остальных моих проблем. Я сделана несколько глубоких вдохов и убедилась, что совершенно не чувствую себя разбитой. Более того, мне давно не было так хорошо. Кажется, я по-настоящему выспалась.

Медленно сев в постели я вспомнила, что накануне не выпила ни капли алкоголя и не ела ничего, кроме скучнейшей растительной пищи. Х-ммм. В комнате было прохладно, тихонько шипел радиатор. Выбравшись из кровати, я порылась в чемодане в поисках относительно чистой одежды и торопливо оделась, стараясь не смотреть на облачко пара, вырывавшегося у меня изо рта. Потом покидала все свои вещи обратно в чемодан и застегнула его, решив снести вниз попозже – после того, как выклянчу себе чашку кофе на дорожку.

Оттащив чемодан к двери, я натянула ботинки, машинально ощупав каблук. Возможно, это всего лишь плод моего воображения, но мне кажется, будто я чувствую энергию амулета. Я уверена, что если положить его внутрь какой-нибудь книги, а саму книгу спрятать в огромной библиотеке, то мне достаточно будет провести рукой по книжным корешкам, чтобы отыскать его. Глупо, да?

Автомобильные ключи были у меня в кармане, карта осталась в машине. Доберусь до Бостона, а может быть, тут поблизости есть какой-нибудь местный аэропорт, типа для аэротакси. Я помедлила, взявшись рукой за ручку двери.

Сама мысль о возвращении в Лондон была похожа на черную тучу, повисшую у меня перед носом.

Это был настоящий ужас. Тот самый, который заставил меня солгать Гопале и воспользоваться паспортом, о котором не мог знать Инки. Но откуда взялся этот страх? Да, я действовала, подчиняясь инстинкту, но какому инстинкту? Инки никогда не причинял мне зла. Раздражал? Да. Злил? Еще как. Обижал когда-нибудь? Ни разу в жизни. Пугал? Никогда.

Я не знала, куда бежать, что делать и, главное, зачем. До боли знакомое чувство, правда, проявившееся при совершенно новых обстоятельствах.

Выдохнув, я открыла дверь. Ладно, решу куда бежать, когда доберусь до аэропорта. А сейчас мне нужно кофе – волшебный животворный напиток, который каждое утро открывает мне глаза и смазывает серые клеточки в мозгу. Господи, пожалуйста, пожалуйста-препожалуйста, пусть у них будет настоящий кофе!

В столовой было пусто, поэтому я, принюхиваясь, прошла на кухню. Медленно толкнула тяжелую дверь – и растерялась. По контрасту с тихой, пустой и серой столовой кухня оказалась полна тепла, людей и голосов. Горел яркий свет, люди болтали и смеялись, а в воздухе витали ароматы еды.

– Настасья!

Повернув голову, я увидела улыбающуюся Ривер.

– Я просто хотела выпить кофе, – смущенно начала я.

– Завтрак пока не готов, – пояснила Ривер. – Почти все наши еще заняты своими обязанностями.

– Я никогда не завтракаю, – поспешно ответила я. – Но кофе...

– Подойди сюда, – приказала Ривер, и я, как ни странно, моментально повиновалась. – Покажи-ка мне свои руки.

Это еще что такое? Проверка на чистоту ногтей? Вытянув перед собой руки, я с облегчением увидела, что ногти у меня в пол ном. порядке, спасибо вчерашней ванне. Может быть, Ривер хочет почитать у меня по ладони? От этих типов всего можно ожидать.

– У тебя удивительные руки, – с искренней радостью сообщила Ривер. – Сильные, крепкие. Ну-ка, давай!

– А?

Ривер закатала мои рукава до локтей, и я невольно сморщилась, когда она взялась за концы моего шарфа и отбросила их назад, за спину. Потом она схватила меня за руки и буквально окунула их в огромную кучу теплого теста, возвышавшегося на деревянном столе, как гора еще не застывшей лавы.

– Э... – я оцепенела, чувствуя, как мои руки погружаются в плотный комок теста.

Ривер пристально посмотрела на меня своими ясными глазами цвета дубленой кожи.

– Я же знаю, что ты умеешь месить тесто, – негромко сказала она. Кровь прилила к моим щекам – я сразу поняла, что Ривер намекает на мой возраст.

Да, я родилась до появления промышленных пекарен. Многие бессмертные, прежде всего женщины, полжизни сами пекли себе хлеб, если, конечно, им не повезло родиться и прожить жизнь богатыми.

Я родилась в богатой семье, но к десяти годам оказалась бедна, как последняя крестьянка. Мне пришлось долго жить в разных деревнях, прежде чем я поняла, что города нравятся мне гораздо больше.

Короче говоря, я знала, как месить тесто.

– Это было давно, – пробормотала я, не двигаясь. Несколько сотен лет назад.

– Да, – еще тише ответила Ривер. – Но такое не забывается.

Она положила руки поверх моих и соединила их вместе. Вдвоем мы потянули массу будущего теста вверх, потом зачерпнули края внутрь и снова смяли в ком.

На другом конце кухни какой-то парень – кажется, этого рыжего зовут Чарли? – достал чугунную сковородку с длинной ручкой и начал обжаривать куски бекона на допотопной газовой плите. Чернокожая девушка – по-моему, Бринн – вытащила из печи две хлебные формы, опрокинула их на расстеленное на столе чистое полотенце и постучала по днищу. Две буханки дымящегося свежеиспеченного хлеба выскочили из форм, аппетитно золотясь в утреннем свете.

О! Я учуяла запах кофе! Да! О, да! Спасибо тебе, Боже, Брахма, святой Франциск и все прочие благодетели. Кофе, кофе, кофе!

Оставив меня, Ривер отошла разливать яблочный сок по кружкам, а я продолжала машинально вымешивать тесто.

На миг подняв голову, я поймала улыбку на лице Бринн.

– У тебя здорово получается, – сказала она, вытирая пот со лба.

В ответ я пробурчала что-то неразборчивое. Мне вдруг впервые пришло в голову, что я не помню, когда мне в последний раз такое говорили. Честно говоря, на свете есть не так уж много вещей, которые у меня здорово получаются. По крайней мере, теперь.

– На-ка, – сказала Ривер, поднося к моим губам грубую глиняную кружку. Не отрывая рук от теста, я сделала огромный глоток горячего кофе пополам с молоком и, кажется, даже с ложкой сахара. Вы будете смеяться, но это был самый лучший кофе в моей жизни!

Наверное, я тоненько заскулила от восторга, потому что Ривер засмеялась, отчего вдруг стала невероятно красивой.

Ее бронзовое лицо раскраснелось от жара плиты, седые волосы, зачесанные со лба в аккуратный узел, слегка растрепались на висках. Отхлебнув еще один глоток кофе, я напомнила себе: «Ей почти 1300 лет!» Довольно необычная мысль, даже для бессмертной, но мне не удалось обдумать ее до конца. Божественный кофе глоток за глотком согревал мне горло, я чувствовала себя здоровой, бодрой и трезвой, а потом в заднюю дверь, выдыхая клубы пара, вошел скандинавский бог, одетый в толстую клетчатую рубашку, как дровосек в знаменитом скетче «Монти Пайтонов»[6]6
  Монти Пайтон (англ. Monty Python) – знаменитая британская комик-группа, прославившаяся несколькими комедиями и культовым юмористическим шоу. Многие скетчи из которого, в том числе «Песня дровосека», разошлись на цитаты.


[Закрыть]
.

Стягивая кожаные рабочие перчатки, викинг обвел глазами кухню и увидел меня – исчадие зла и порока, месившую тесто, как заправская булочница, и прихлебывавшую кофе из кружки, которую мне подносила сама хозяйка этой коммуны.

Итак, подобьем итог. Удовольствие месить и мять теплое дрожжевое тесто? Допустим, долларов 20. Идеальный кофе? С радостью отдала бы 75 баксов. Выражение лица Рейна, увидевшего, как я с восходом солнца вкалываю на кухне? Бесценно! Улучив момент, я широко ухмыльнулась ему в лицо и с удовольствием увидела, как он стиснул челюсти.

Рейн широкими шагами отошел к кофейнику и плеснул себе кофе, а я в это время разделила тесто на две равные части, одну часть накрыла полотенцем и отставила в сторону, а вторую принялась раскатывать на столе. Раскатав тесто в пласт толщиной около полдюйма, я принялась скатывать его в длинную тугую змею. Когда рулет был готов, я ловко защипнула шов и подоткнула под него оба длинных конца будущего батона. Потом уложила на противень швом вниз и сделала неглубокий надрез сверху. Первый батон был готов к отправке в печь!

На лице Рейна было написано такое разочарование, что я не удержалась и прыснула. В животе у меня громко заурчало, и не удивительно – на кухне так умопомрачительно пахло жареным беконом, свежим хлебом и яблочным сидром, что я впервые за долгое время почувствовала, что готова позавтракать. Обычно по утрам я не могу проглотить ни куска, аппетит у меня просыпается не раньше полудня, но сейчас я была по-настоящему голодна.

Может, остаться еще на денек? Никто не знает, где меня искать, а мне интересно посмотреть, каким получится мой хлеб.

Глава 7

За завтраком несколько человек улыбнулись мне и поздоровались, а те, кто этого не сделал, больше походили на мучеников раннего вставания, чем на моих личных недоброжелателей. Я съела немного и наелась неожиданно быстро, однако подсушенный хлеб с маслом оказался на удивление вкусным, и даже жареный бекон показался мне намного аппетитнее обычной пересоленной резиновой свинины, хрустящей от пережаренного жира.

Когда я послушно отнесла свою тарелку на кухню, Ривер сказала мне: – Пойдем-ка со мной.

Я натянула свою потертую кожаную куртку и вышла следом за ней на осенний холод. Ривер повела меня вдоль ровного ряда кленов, ронявших на землю алые листья, похожие на капли крови. Признаться, я не на шутку струхнула, когда стая собак бросилась нам навстречу, но Ривер ласково потрепала псов по головам, приговаривая:

– Здорово, Джаспер, привет, Молли! Хорошие, хорошие собаки.

Мы подошли к хлеву с огромными воротами, стоявшему наискосок от главного дома. Следом за Ривер я прошла в небольшую боковую дверь и с удивлением обнаружила, что внутри нет ни скота, ни сена, ни техники, зато есть высокие окна, благодаря которым все огромное помещение заливается солнечным светом.

Внутри хлев был разделен на просторные комнаты, выходившие в общий коридор. Здесь уже было полно людей, которые расставляли стулья и зажигали газовые обогреватели. Я догадалась, что попала в учебную часть Риверз Эдж.

Ривер привела меня в третью по счету комнату. Первым делом я увидела Солиса, сидевшего на плоской подушке, брошенной прямо на облезлый некрашеный пол. Он поднял голову и обменялся с Ривер каким-то загадочным взглядом, которого я не поняла. Затем Ривер улыбнулась мне и вышла, не сказав ни слова.

В комнату вошли сразу несколько человек, среди которых я узнала старика Джеса, улыбчивого японца по имени Дайсуко и хорошенькую чернокожую Бринн с тугими косичками, заплетенными вокруг головы. С любопытством поглядывая на меня, они повесили свои куртки на вбитые в стену крючки, заняли свои места на полу и раскрыли учебники.

«Привет, я в Хогвартсе!» – подумала я, но тут Солис знаком велел мне сесть рядом с ним. Я послушалась, но куртку снимать не стала и потуже обмотала шарф вокруг шеи.

– Настасья, – сказал он так тихо, что его не мог слышать никто, кроме меня. – Ривер хочет, чтобы я учил тебя. Она попросила меня об этом. Но я не могу тебя взять. Никак не могу.

Это было настолько неожиданно, что я не нашлась с ответом. Вообще-то, он был прав. Я собиралась отсюда слинять, но все-таки...

– Да? И почему же? – я старалась говорить тихо, но помимо моей воли вопрос прозвучал с вызовом. От неожиданной обиды у меня даже кровь прилила к щекам.

Солис посмотрел на меня добрым печальным взглядом, став еще больше похожим на мудрого калифорнийского телохранителя, и мне вдруг стало не по себе от того, что я беру его за горло.

– Ты... не готова, – просто и без позы ответил он. – Возможно, ты переживаешь кризис. Возможно, ты подумала, что тебе нужна перемена. Ты вспомнила о Ривер и решила, что этот дом станет для тебя удобной пересадочной станцией. Но пока ты не здесь, ты не хочешь здесь оставаться. Твое сердце не здесь. Ты стоишь одной ногой за дверью. Вот почему я не могу – не хочу попусту тратить время.

Целый вихрь колких ответов пронесся у меня в голове, но с языка сорвалось только одно:

– Вам-то откуда знать, где мое сердце?

Да, я спросила это грубо, как малолетняя уличная дрянь.

Солис поморгал, и утреннее солнце вспыхнуло на его коротких вьющихся волосах.

– Просто знаю, – ответил он, словно я спросила его, откуда он знает, что солнце встанет завтра утром. – Чувствую.

Я почувствовала себя оплеванной и униженной на глазах у остальных учеников. Поэтому ухмыльнулась как можно шире.

– В общем, вы правы, – с отвращением процедила я, вставая. – Проехали. Вы правы, я не хочу тут оставаться. Не хочу тратить ваше время – и свое тоже. – Провожаемая любопытными взглядами всего класса, я прошествовала к двери и взялась за ручку. – Проехали, – повторила я, обернувшись через плечо. Потом шарахнула дверью раза в два громче, чем требовалось, и потопала к выходу, сотрясая пол и стены своими мотоциклетными ботинками.

Рывком распахнула дверь амбара и врезалась в его скандинавское святейшество, которое инстинктивно распахнуло объятия, чтобы меня подхватить.

– Отвали, урод, – прорычала я, как только снова почувствовала почву под ногами. – Ты победил, радуйся! Теперь твой маленький раёк снова принадлежит тебе одному, можешь не бояться за свои игрушки! Я сваливаю.

Рейн, сощурившись, уставился на меня. Похоже, мне удалось снова его удивить. Молодец, Настасья! Так держать.

Я вырвалась из его рук и повернулась к нему спиной. Плевать, что Солис показал мне на дверь – я не сомневалась, что Ривер разрешит мне остаться, если я попрошу ее. Но Солис отказался меня учить, а это было уже слишком. Нет, скажите, вы бы остались после такого?

Через пять минут я уже стащила по ступенькам свой чемоданище, пригодный для транспортировки дохлого пони, и отволокла его к машине. Я чуть не разревелась от ярости и отчаяния, пытаясь затолкать этот чертов гроб в багажник, но скорее надорвалась бы, чем позвала кого-нибудь на помощь.

Наконец, я плюхнулась на водительское сиденье, включила двигатель и выехала прочь, выблевывая камни из-под колес, как свое несостоявшееся взросление.

Да пошли они все к черту!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю