Текст книги "Колыбель тишины (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Один из тех, кто ей всё показывает, зовётся Каспером. Если бы Диану просили его описать, она сказала бы: «Интересный», она обо всех так говорит. У феи иного не бывает, уж тем более в подобных вещах. Но Каспер и правда интересный. Он богат на эмоции, хотя не проявляет и половину; это он – тот, кто никогда не отказывает ей и демонстрирует истинную суть своих чувств. Даже если внешне он спокоен, Диана, подойдя, может тонким вмешательством коснуться обнажённой честности, и Каспер показывает ей разницу между обидой и горечью, разочарованием и тоской, радостью и восторгом, нежностью и симпатией. Он показывает всё – кроме любви.

Когда Диана пытается дотронуться до этого чувства, она Каспера ломает. Она причиняет ему боль – страшную, осознанную, какой он, должно быть, никогда не испытывал. Фея и сама отшатывается, понимая, насколько глубоко в этот раз погрузилась, впервые испугавшись чего-то – испугавшись себя. Она не ведала, что может ломать. Вернее, понимала, но впервые видела отчётливо. А Каспер лежал, закрыв лицо руками, и плакал, плакал, плакал, и тем это было страшно, что он никогда не был настолько уязвим и уязвлён, никогда не позволял себе такую слабость при чужих людях. Это Диана сделала его таким. Это Диана его ранила.

«А, – думала она, присев около него, ловя ненависть в его взгляде и боль в голосе, – значит, людей тоже можно сломать». Они как куклы. Но их чувства настоящие.

Однако Каспер их больше не показывает. Диана кривит губки и уже на себе, не принимая на себя чужое, а генерируя собственное, ощущает недоумение и тоску. Люди из отделения говорят самой попробовать с этим разобраться. Диана не понимает. Она не может понять. До такого уровня сложности она не доходила. Она не пробовала… сама.

Коридоры столичного отделения – что таинственный лес. Корни сплетаются порогами, поднимаются стволами, ветви переплетаются потолками и шепчутся ветристо шебуршанием ламп. Диане места эти знакомы, она тропы эти сама украшала, она голоса эти слышит, как слышат их другие – с другими ей, правда, интереснее. Они живые и сложнее. Феи с людьми не общаются, но Диана так и так особенная. Она двигается по отделению чудесным видением – шелковистые волосы колышутся светло-сереневым, пышная тёмная юбка шуршит, каблучки туфель цокают. Она поворачивает по интуиции, приоткрывает дверь тихого кабинета и погружается в его оголённую правдивость.

Он похож на класс в школе, Диана видела такие. Она листала альбомы и спрашивала, что там за места, и ей рассказывали – о школе в том числе. В этот кабинет Диана приходит, когда хочет побыть человеческой школьницей, какой по возрасту должна быть. Но сейчас она сворачивает просто так, притворяет дверь за собой, мягко и тихо, потому что ей не надо шуметь. Она видит парты, рабочие столы, стулья и окна без штор, с широкими подоконниками. За стёклами разливается потрясающе рыжий закат, вечер апельсиновый, странный такой, красивый.

Он сидит, прислонившись к парте, прямо на полу, подтянув одну ногу и положив на колено локоть, голову склонив. Между ним и окном расстояние достаточное – отсюда столы отодвинуты, образуя широкую полосу пустоты. Косые широкие лучи падают плоским спектром, сгущая тени и высвечивая остальное, в том числе и спокойное лицо. Его обрамляют чёрные волосы, чуть волнистые из-за недавней сырости в густом воздухе. Он в белой футболке с широким вырезом, чёрных джинсах и кроссовках, у него на ногах свернута кофта. Он не выглядит как тот, кто мог бы плакать от отчаяния и чудовищной боли, проснувшейся от соприкосновения с самым жестоким чувством человеческой психики.

Диана приближается шлейфом сна, призраком меняя восприятие реальности: не чувствуй меня, не просыпайся. Присаживается на корточки рядом; с плеча соскальзывает длинная светлая прядь. Аметистовые глаза, не знающие тепла, смотрят внимательно и ровно на человека спящего.

У Каспера ресницы чуть трепещут. Они короткие, но густые, и глаза у него, когда открыты, напоминают глаза хищника – уголки острые, радужка широкая и ярко-жёлтая. Сейчас его лицо расслабленно, но это не удивительно. Диана вспоминает, что он редко расслаблен – лишь раз она видела подобную мягкость: он позволил коснуться своего сознания в момент, когда смотрел на Роана. Открытость. Интимность как способность оставаться открытым тому, кому можешь позволить себя ранить. Можно ли сказать, что он был открыт Диане, раз позволял исследовать свои эмоции?

Диана не знает, что такое дружба, доверие, ответственность. Она ещё так мало знает о мире. Взгляд скользит по шее – очертания подбородка, адамово яблоко, выемка между ключицами. Сами ключицы красиво очерчены. Может, это как раз то, что называется изящным, эти две косточки. Диана касается своих, не скрытых платьем. Смотрит на руки Каспера, изукрашенные чернилами – вьются узоры, словно мантры, молитвы, заклинания. Диана опускает ресницы, оранжевое солнце играет на них.

Фея садится рядом с человеком и слушает его сон. Легкое дыхание, умиротворенную негу, сковавшую тело. Диана думает, что люди очень беззащитны, особенно в такие моменты – но и всегда тоже. Они слабы и легко ломаются. Их можно ранить. Почему же она пытается их понять? Хочет ли она быть такой же, как они?

Свои желания Диана не выражает осознанно, но думает сейчас: она не хотела. Она не хотела тогда причинять ему боль. Она хотела лишь понять, какое чувство в человеке самое сильное. Что ж, теперь она знает, но от этого пострадал Каспер. Ему обидно. Он её ненавидит? Диане не хочется, чтобы её ненавидели, но подвох он поймёт. Он сможет её простить?

Люди спят так спокойно. Их фантазии прекрасны. Диана может брать их в руки, как бабочек с прозрачно-красочными крыльями, и сдувать пыльцу. Наверно, стоит попробовать, но не сейчас. Диана прислоняется к парте и слушает дыхание Каспера, сама закрывает глаза. Она не хочет больше его ранить. И не будет.

Видимо, любовь – не то, что ей суждено понять. И ладно. Так тоже живут. Каспер говорил. Диана засыпает, пронзительный закат щиплет кончики губ.

Просыпаясь, она обнаруживает на себе ту самую кофту, что была у Каспера на коленях. Вздыхает и снимает её – холод феям не страшен, как и любая опасность. Просто Диана не знает, чего от себя ждёт, чего от себя хочет. Возможно, прежде чем с Касом мириться, ей стоит понять себя. Или хотя бы выспаться. Начнёт она со второго…

========== «Не прикасайся» (Настя) ==========

Комментарий к «Не прикасайся» (Настя)

На майско-июньский челлендж.

День 8: «Нежелание беспокоить».

– 2017 год, июнь

Каждый раз, когда она молит о спасении, она получает его – в форме порой неожиданной. Она может получить всё, чего пожелает, она может обрести любое сокровище, любым даром любоваться – если сама о том попросит. Её молчание – это её выбор. Личный и ненавистный. Она закусывает губу и натягивает тонкие перчатки, гасящие звуки. Она прячется от самой себя, чтобы больше никого не ранить.

Стёкла разлетались вдребезги. С ними вдребезги разлеталась и сама Настя.

Она никогда не хотела быть кому-то помехой. Она чувствует собственную слабость так же ясно, как собственное отчаяние; погружается с головой и зажимает рот ладонями, когда сердце рвётся из груди, когда хочется кричать, кричать, кричать, до боли в лёгких, до севшего голоса, лишь бы хоть кто-нибудь услышал. Берёт трубку и говорит дяде, что с ней всё хорошо. Закрывает глаза и сползает вниз по стене.

Михаил звонит и разговаривает с ней, отправляет ей подарки. Он никогда не приезжает, на вопрос о причине честно признаётся: «Не жалуют меня твои родители, Настюш». Да, мать действительно его на дух не переносит, а поддерживаемую с ним связь порицает усиленно. Настя слабая и не может сопротивляться давлению, но за дядю хватается, как за последнюю соломинку, и с таким жаром в глазах доказывает, что он ей необходим, что родители впервые сдаются и позволяют ей поддерживать отношения. Дядя не приезжает, но остаётся единственным человеком, которому до Насти в этом мире есть дело.

С другой стороны, хорошо, что он её не видит – он спросил бы про перчатки. Перед родителями отмазалась, в школе пришлось повозиться, но со временем все привыкли. Настя по ночам стягивает ткань и боится даже вдохнуть.

Она не хочет нести разрушение. Она не хочет доламываться. Она не хочет никого беспокоить.

Ей всё равно, кто её родители, что с её наследством, что с её авторитетом. Настя учится идеально, потому что на остальное у неё нет желания. Играет на фортепиано. Слушает голос далёкого-далёкого Михаила и с потерянностью думает, что не сможет никогда его посвятить в свою боль. Настя не хочет, чтобы он тревожился. Её голос – её дело, её беда. Нельзя никого вмешивать.

Настя сворачивается клубочком на кровати и дышит на костяшки – тихо-тихо, чтобы не будить свою страшную силу. Дни сливаются в серую череду. Она лжёт, глядя в глаза родителям, а с дорогим близким просто не может быть честной. Настя сама должна сражаться. Она не может полагаться на кого-то ещё.

Поэтому переезда в Авельск она не только ждёт, но и боится. Ещё и когда светловолосый парень – это не дядя, но она не уточняет – со странным именем Роан открыто заявляет, что знает, кто она такая; Настя боится, честное слово. Если она закричит, наверняка мир взорвётся. Будет хаос. Настя хаоса опасается. Настя сбегает, потом Дмитрий, потом…

Она всё же возвращается. Она склоняет голову, когда с ней разговаривают, и не смотрит в глаза этим людям. Они знают, и они могут ей помочь. Проблема лишь в том, что она не позволит им помочь.

Вечером Роан уходит, а они остаются на кухне с Антоном, и Антон – красивый парень, которого она ещё немножко стесняется – долго смотрит на неё, ровно и бесстрастно, а затем садится напротив.

– Я такой же, как ты, – говорит он размеренно, и каждое слово весомостью касается обнажённого волнения. – Не бойся. – Его глаза красновато-винного оттенка, они мерцают. – Я защищу тебя.

Но, когда он чуть вытягивает руку, Настя вздрагивает:

– Не прикасайся!

– Почему? – он хмурится, и ей отчего-то становится больно, как будто она ударила кого-то ей совершенно открытого, пусть они и знакомы без году неделя.

«Потому что я раню тебя, – хочется ей закричать. – Так же, как и всех. Я не хочу причинять вам вред. Я не хочу вас беспокоить. Не прикасайся ко мне!»

Он не такой же. Он не знает, каково это – вечно молчать. Настя опускает взгляд: ей всё-таки стыдно. Но и поделать она ничего не может; она решила идти навстречу риску одна, она не хочет вмешивать других, тем более тех, кто к ней добр. Это только её битва.

Это только её война.

========== «Вечернее солнце» (Каспер, Юра, Роан) ==========

Комментарий к «Вечернее солнце» (Каспер, Юра, Роан)

На майско-июньский челлендж.

День 9: «Ребята падают в фонтан».

Улыбнись, Рей!

Смех тает в ласковом вечернем воздухе, рассыпается на то, что однажды назовут воспоминаниями; вместе с лампово-розовым градиентом предпозднего часа город красит тени в мягкие оттенки синего и сонно потягивается автомобильными пробками. У торгового центра шумят этажи, парковка сигналит приветствиями и прощаниями, на главной городской площади играют поздно выбежавшие детишки. Бьющие из большого фонтана струи отражают золотистым в закатных лучах, пробивающихся через облака.

Каспер отходил по необходимости: выходного он не знает, вернее, его не знают другие сотрудники NOTE, названивают ему со всякими делами, которые так просто не отбросишь. Каспер по пути, сходу со всем разбирается, отписываясь на тайный почтовый ящик для других версий. Кто-то из них закончит: сообщение отмечается галочкой. Касперу не нужно благодарить самого себя; он чуть улыбается удовлетворённо и закрывает почту. На заставке телефона – какие-то геометрические узоры; фотографии он не ставит, чтобы не отвлекаться. Блокирует экран, убирает мобильный во внешний карман короткой куртки.

Он возвращается к площади, огибая ребятишек на самокатах и их обеспокоенных надзирателей-родителей. Весной мир замирает на стыке лёгкой прохлады и лёгкого тепла, колеблясь на грани – ощущение надежды, оправданной и неоправданной одновременно, мешается с привкусом распустившейся молодой зелени. Главные фонтаны образуют целый комплекс, вода в них холодная, брызги пляшут в воздухе.

Некоторые дети резвятся у фонтанов, и Каспер, подходя, замечает и знакомые два силуэта, тех, кого оставил всего на пару минут. Впрочем, пока что ничего не происходит.

Эти ребята, несомненно, выделялись бы даже среди себе подобных: один удивительно ярок, другой удивительно светел. Каспер, замирая в стороне, вздыхает, закрывает и открывает глаза: ему сейчас хочется увидеть без знания, всего на мгновение понять их нормально.

Первый взгляд падает на парня в пёстрой одежде. У него улыбка такая заразительная, что и с расстояния Каспер может согреться. Солнечные лучи теряются в растрёпанных волосах, окрашивая их в литое золото, каждая прядь – драгоценность. Этот парнишка держит за руки второго – в более скромной одежде, со спадающими на лицо светлыми волосами. Тот учится стоять на ярко разукрашенном скейте, одолженном в лавочке неподалёку; оба юноши кажутся радостными, они похожи на обычных подростков, развлекающихся вечером в парке. Каспер тоже улыбается, наблюдая за ними, пока…

Пока Роан не сбивается с ног пронёсшимся мимо дитём, пока его скейт не подрезает Юру – и пока они оба с размаху не валятся назад, в фонтан, вызывая тучу брызг и плеска. Каспер, чертыхнувшись, спешит к ним; обливаемые холодной водой, ребята смеются – они вымокли до нитки, облеплены одеждой, а Кас то ли ругается, то ли сам веселится, вытаскивая их за шкирку из фонтана. Теперь они сидят на бортике, нахохленные и мокрые, но со сверкающими глазами; струи сбегают по волосам, коже, ткани.

– Вы что, дети малые? – бранится Каспер. – Бориса на вас не хватает!

– Не ворчи! – смеётся Роан, выжимая край рубашки. Юра рядом трясёт головой, и бессмертный чихает с ним синхронно, хотя заболеть не может, потому и кратко покачивает головой, когда Каспер сбрасывает куртку. Куртка опускается на плечи Юры, Кас всё ещё ворчит, потом смотрит на ребят, целиком окидывая их взглядом.

В мокрых волосах застывает солнце. Роан убирает со лба чёлку. Юра улыбается, как ясно солнышко. Каспер качает головой – и сдержанность валится крахом.

– Ого, ты впервые при мне смеёшься! – восклицает Юра.

Каспер треплет его по голове и советует не рассказывать Лису – ещё больше ругани будет.

Небо над ними раскидывается предвкушением тёплого лета.

========== «Командная работа» (Авельск) ==========

Комментарий к «Командная работа» (Авельск)

На майско-июньский челлендж.

День 10: «Готовишь на двоих, приходит много».

– 2017, август

Жизнь с кем-то – это всегда упрощение. Так гораздо легче, Каспер уже проверял: дело даже не в том, что есть, кому о тебе позаботиться в случае чего, а в том, что экономятся силы и время. Достаточно одного разговора, пары напоминаний, и теперь жизнь довольно комфортна. Каспер, живя несколькими версиями, может сравнивать, и жизнь с сестрой – явно то, что в его глазах выигрывает. Например, удобно готовить – по очереди. Сегодня Каспер как раз задумывается об этом, пока экспериментирует, пробуя разные добавки; на обед сгодится что-нибудь поизобретательнее утренней яичницы, но Кас не приверженец высокой кухни и ограничивается обычно чем-то простым. Да и готовить надо лишь на себя и сестру, не так много.

Каспер честно так считает, не подозревает ни о чём, когда в двери щёлкает замок – это Люси возвращается. Бросаются ключи, слышатся голоса… Так. Голоса. Каспер хмурится и поворачивается – как раз вовремя, чтобы увидеть столпившихся у поворота на кухню гостей.

– Привет! – сияет довольной улыбкой Люси. – А я ребят привела!

– Я вижу, – отзывается Каспер без раздражения и не запоздало: вместо него отзывается воспитание, ошалеть и попозже получится. – Что ж… Проходите, рассаживайтесь.

Стол у них на кухне маленький, а гостиной нет, но, кажется, им и так хорошо. Антон стягивает толстовку, оставаясь в белой футболке. Настя чуть робко здоровается, одёргивая блузку, открывающую изгиб плеч. Йорек машет ладонью в приветственном жесте, уже через мгновение устраиваясь на подоконнике в самой естественной позе, будто только так в гости и приходят. Роан улыбается, на нём серая толстовка с закатанными рукавами, скрывающая стройное гибкое тело, и Каспер бросает на него вопросительный взгляд.

– Мы с пташками гуляли, – вещает бессмертный. – А тут Люси и Йорек навстречу… Ой, Кас, да тебе нам всем готовить придётся, давай помогу!

То, что Роан мастерски готовит, Касперу и так известно. Однако хозяину пристало соблюдать статус хозяина, и он галантно отказывается, предлагая им подождать – продуктов хватит, он что-нибудь придумает. Люси ничуть не кажется виноватой, смотрит шаловливо; затем уходит, возвращается уже с собранными в пучок волосами и говорит, что лишние руки всё равно не помешают.

– На такую ораву продуктов не хватит, – замечает Люси.

– Тогда мы сходим в магазин! – тут же отзывается Настя, потянув Антона за рукав. Тот соглашается, Каспер быстро записывает им на бумажке из блокнота список покупок, вручает деньги и отправляет в добрый путь. Антон всегда берёт лишь то, что точно назвали, однако Настя будет половчее, может, что интересное добавит.

Йорек – незаменимый помощник. Ему что не вручишь для использования ножа, то сделает. Получает морковь и в минуту её вычищает, кожица снята почти прозрачная, а смотрит парнишка невинно – нож в его руке опасно поблёскивает. Умения обращаться с холодным оружием уличному не занимать. Пока Каспер отдаёт ему картошку, а сам разбирается с мясом, нарисовавшийся подозрительно близко Роан шинкует овощи. Приходится приставить Люси, чтобы приглядела за этим горе-суицидником.

Каспер всё же признаёт: это весело. На кухне тесно и жарко, принёсшие продукты птички присоединяются к процессу, много суматохи («Руки убери от мясорубки, Ро!»), но это почему-то весело. Много людей, не чужих друг другу, даже в таком простом действии друг друга понимают. Касперу нравится. Каспер улыбается, отодвигая Роана от разделочной доски и советуя Насте добавить в салат соли.

Проблемно, но так даже интереснее. Нужно их, пожалуй, почаще звать на обед.

========== «Ненависть в зеркалах» (Йорек) ==========

Комментарий к «Ненависть в зеркалах» (Йорек)

На майско-июньский челлендж.

День 11: «Жизнь с тяжёлыми воспоминаниями».

Йорек ненавидит зеркала. Причина проста до недоверия: он вовсе не недолюбливает свою внешность или комплексует, но в отражениях он всегда видит себя целиком. Таким, какой он на самом деле. Каким его сделали улицы и каким он сделал сам себя.

Улицы – это звучит так просто. У нормальных горожан максимум с проспектами да площадями ассоциируется. Йорек нормальным никогда не завидовал, а сейчас только покачивает головой – нет, всё же это разное. Обычные люди ему такие же чужие, как он им. Да что там, он и странным чужд, потому что они традиционно выходят из других кругов, тогда как Йорек – это самое дно их океана.

Улицы – это не просто переплетение странностей, сковавших небо и землю. Это не просто оравы голодных и озлобленных странных. В совокупности всё даёт нечто абстрактное – жестокое, отверженное, ненавидящее. Ненавистью улиц пропитан каждый их отброс, в том числе Йорек. Он чувствует эту ненависть на себе временами – она глубже, чем клеймо, незаметная и незабываемая одновременно. Это убивающий яд, который уничтожает; та же Кали сдалась, а вот Йорек почему-то держится.

– О чём думаешь? – спрашивает Оля. В мягком дневном освещении она и сама кажется светлой. Наброшенный на плечи цветной плед возвращает воспоминания об осени своей палитрой, хотя снаружи уже зима. Волосы на плече и перевязаны у концов. Она сидит в кресле, а не в инвалидной коляске, и Йореку это кажется знаком исключительного доверия – потому что так она никогда не стала бы встречать кого-то чужого. Он смотрит на её пальцы, а когда она начинает говорить, поднимает глаза на её лицо. Оля смотрит с ласковым укором. – Если мы не будем разговаривать, мы ничего не добьёмся.

Хочет ли он чего-то добиваться? Раньше Йорек двигался по течению. Он не смел задерживаться, не смел останавливаться – это чревато последствиями. Немилосердная судьба стреляла по спинам отступавших. Йореку оставалось лишь идти вперёд. Много ли изменилось?

– Хочу кое-что понять. Скажи, как я выгляжу со стороны?

Задавать такие вопросы – довольно странно. Он и сам должен понимать. Йорек в этой жизни попробовал почти всё, что только можно – это не повод для гордости, но всё же весомый аргумент. Все грехи, что ныне считаются естественными для отбросов общества, он в себе уже несёт. Возможно, их он в зеркалах и видит.

Йорек чуть потягивается. Он сам сидит на подоконнике рядом, но расположился так, чтобы видеть Олю напротив. Девушка, видимо, и это учитывает, потому что задумчивый взгляд окидывает комнату и возвращается к Йореку. Разговаривая с людьми, она всегда смотрит на них и глаз не прячет, это приятно. Йореку вспоминается Имир: «Я все делаю правильно?». Нет, Имир ошибалась. Ей стоило больше внимания уделять собеседнику, если она хотела действовать быстро и ловко. Сейчас, правда, об этом думать не хочется.

Оля опирается на подлокотник и рассматривает его, уголки губ чуть приподняты, но в карих глазах – не скрываемая игра мысли. Йорек любит это выражение. Она ответит честно, потому что он честно спросил.

– Первое впечатление – обычный, – наконец говорит Оля. – Но почти сразу понимаешь, что таких людей никогда раньше не видел и вряд ли увидишь. Я не знаю, в чем это проявляется. Это просто есть, оно с тобой. Ты какой-то особенный. Кроме того… Ты не кажешься закрытым, потому что говоришь свободно, интонации не холодные. Но всё равно близко к себе не подпускаешь. И в итоге никто не знает, что ты хранишь в себе на самом деле.

– А ты хотела бы знать? – слова слетают необдуманно. Здесь, в доме Оли, Йорек не следит за каждым своим словом, как издавна привык. Это всё ещё немного его волнует. А ещё его бросает в жар от собственного вопроса, но Оля смотрит на него спокойно и уверенно.

– Да, – её ответ незатейлив и прост.

Йорек спускает ноги, спускается сам. Покачивается, выбирая, и предлагает переместиться. У Оли чуть дёргается уголок рта, но она соглашается, и Йорек легко её отрывает от кресла. Оля лёгкая и быстро смущается, утыкается лицом ему в кофту. Йорек садится в то же кресло, бережно располагая Олю у себя на коленях, чтобы ей не было слишком неудобно. Вообще-то это и его смущает до ужаса, но, в конце концов… Просто немного приятно. У Оли румянятся щёки, но она терпеливо ждёт.

Йорек закатывает рукава, открывая изрезанную шрамами кожу. Она уже видела это, но выражение в её взоре дороже всех сокровищ. Йорек действительно не думал раньше, что может получать подобное. Раньше он только брал, да и то не касалось чувств и отношений.

– Улицы слишком во мне отпечатались. – Йорек и сам разглядывает разной длины рубцы. То, о чём он не забывал. То, о чём он… Да. – Но я никогда не жалел о том, что был там. Наверно, стоит, ведь у других жизнь спокойнее. Но мне нечему завидовать. Я знаю улицы и знаю их мрак, но не ненавижу их. Можно сказать… я не могу принять себя, но я смирился с прошлым. Оно не давит и не причиняет боль. Моё прошлое – это и есть я.

Оля проводит пальцами по шрамам – аккуратно, нежно, только кончиками. У Йорека вздрагивают ресницы, но больше он ничем не выдает ничего. Девушка пытливо поглядывает на него, и Йорек всё равно смущен. По доброй воле открывать шрамы, ещё и позволять к ним прикасаться – вау, как же глубоко она у него в сердце, если он ей это позволяет? Если он позволяет тому, чем он является, ей позволить?

– Порой мне кажется, – эта откровенность даётся очень трудно, – что я на самом деле и есть улицы. Я взял у них всё, что они дают. Всё, что только можно. И стал их прямым продолжателем. Поэтому я себя ненавижу – каждый раз, глядя в зеркало, я вижу в себе только улицы. Поэтому их яд меня не убивает. Змея же сама себя не укусит.

Оля задумчиво кивает. В её положении получается, и она, протянув руку, положив ладонь за затылок Йорека, притягивает его ближе к себе. Зарывается пальцами в короткие тёмные волосы, её дыхание у макушки, а сам Йорек утыкается ей в плечо. Она тёплая. Закрывать глаза приятно.

– Меня не беспокоит то, что кто-то, если это не ты, может из-за меня пострадать. Ты сама только что сказала, и это правда – я не подпускаю. Но не из-за страха причинить вред. – Уже отодвинувшись, Йорек смотрит ей в глаза. – Но если улицы не сдержу я, то через меня они точно вырвутся. Я не ненавижу этот мир. Я не желаю ему гибели.

Её пальцы всё ещё лежат на его предплечье.

– Йорек… – Оля качает головой. – Ты удивительный.

Убийцы. Воры. Наркоманы. Алкоголики. Шлюхи. Работорговцы. Наёмники. Педофилы. Психопаты. Лжецы. Йорек – такой же, как они. Он говорил Оле, что для неё слишком грязен, но она всё равно…

– Я тоже ненавижу зеркала, – легко произносит девушка.

Йорек поднимает на неё глаза. Оля улыбается.

========== «День за днём» (Каспер/Роан) ==========

Комментарий к «День за днём» (Каспер/Роан)

На майско-июньский челлендж.

День 12: «Сравнение прошлого с настоящим».

– 2017 год

Просыпаясь, Каспер видит склонившееся к нему лицо – на расстоянии таком близком, что дыхание двоих становится дыханием единым, когда дистанция совсем мала, тепло поселяется в ней, не в силах разделить, но в силах сблизить. Глаза пёстрые, рыжий-карий-зелёный-серый, ресницы золотистые, как будто в них солнце запуталось. Светлые волосы спадают вниз, частично заправленные за ухо, не колышутся. Каспер, не задумываясь, приподнимает руку и ласково убирает несколько прядей с лица, оставляя ладонь на тёплой гладкой щеке. Губы трогает улыбка.

– Доброе утро, – шепчет Роан. Когда он смотрит на Каспера, его глаза сияют. Почему он говорит шёпотом и почему он так близко, нет смысла спрашивать. Каспер чувствует чужое стройное тело, льнущее к нему, бедром к бедру, и правая ладонь Роана лежит на его груди, напротив сердца, точно намеренно ускоряя его ритм. Это не столько смущает, сколько приятно волнует. Каспер приподнимает вторую руку, проводя по оголённому плечу Роана и ныряя под одеяло, кончиками пальцев дотрагиваясь до талии. Бессмертный улыбается уже лукаво.

– Одеяло узкое, – шутливо жалуется он. – Почему ты не возьмёшь новое?

С ним можно быть до глубины души честным.

– Потому что мне нравится, что ты ко мне прижимаешься, – с оттенком иронии, но спокойно и всё ещё серьёзно отвечает Каспер. – Доброе утро.

– Оу, я могу прижиматься плотнее.

– Тогда мы точно не успеем собраться.

– А ты не хочешь спешить?

– Ты знаешь, чего я хочу. – Каспер ведёт ладонью настойчивее, обнимает Роана за талию, и тот подтягивается, приникая ближе. Расстояние между их лицами становится ещё меньше. Роан опирается на согнутый локоть и смотрит мягко и с ожиданием. Он полон света, олицетворяя собой истинное утро. Утро, о котором раньше Каспер и мечтать не смел.

Ещё несколько лет назад он ни на что не надеялся. Безумное, несправедливо им овладевшее чувство разрывало сердце, и Каспер повторял себе, что нельзя ни в коем случае открываться. Он не хотел беспокоить Роана – единственного, к кому столько испытывал – своей «глупой влюблённостью». Он не знал, что Роан чувствовал то же. Он не знал и не мечтал даже о взаимности. Закрывая глаза, он мог отчётливо вспоминать каждое прикосновение Роана, что ему доводилось получить, и представлять то, от чего бросало в жар и становилось стыдно. Для него это было болезненным наваждением, растянувшимся в целые годы.

Тогда он не воображал, что однажды его несбыточная якобы мечта исполнится. Вот ведь они. Лежат под одним одеялом, в одной постели, обнажённые, и они провели чудесную ночь – и будут проводить другие такие, каждая по-своему особенная, каждая – на взаимной близости и желании сделать эту близость ещё плотнее. Свет пробивается через шторы; Роан прикасается к Касперу так, как никогда бы не прикоснулся к ученику, и смотрит на него с выражением большим, чем мог бы смотреть на любовника. Его голос, улыбка, взгляд, тело, целиком его сердце – это принадлежит Касперу. Каспер ответно отдаётся ему и знает, что его любовь принимается, что она ценна.

– По сравнению с прошлым всё гораздо лучше, – задумчиво говорит Кас. Он поглаживает бессмертного по спине, не опуская руку ниже лишь из-за понимания: они тогда точно не остановятся. Большим пальцем другой руки он проводит по его нижней губе, и Роан прикусывает кончик, в его взгляде искрит смех. Каспер не сдерживает улыбку, но всё же добавляет: – Я раньше не мог так делать. И точно не представлял бы, что ты…

Роан опускает ресницы, у него мягкое выражение лица.

– Если сравнивать, – замечает он, – то всё радикально поменялось.

– Бессмертный спит с бывшим воспитанником. Так услышать – многое представится.

– Звучит забавно. – Роан хмыкает. – Можешь дополнить: бессмертный совратил бывшего воспитанника, а теперь бывший воспитанник не может его отпустить. Я верно понимаю?

– Абсолютно. Но ты не совращал. Ты не принуждал меня. Но я всё ещё не понимаю, почему даже тогда не додумался признаться… было бы проще.

– Опыт бесценен. – Роан обвивает его руками, его колено соприкасается с коленом Каса, заставляя того сглотнуть. – Сейчас мы уже не ошибаемся. Ты нужен мне, Кирилл. Больше, чем можешь представить.

– Ты тоже мне нужен. Давно и до конца. Я ни о чём не жалею, насчёт прошлого.

Возможно, эта безответность его и закалила, пусть и убила в нём всякую веру. Дыхание Роана ощущается на коже; Каспер бережно привлекает его к себе, и бессмертный отвечает на поцелуй ласково и неспешно, на его губах тает солнечный свет. Раньше нельзя было и предположить, что Каспер однажды сможет так нежно целовать – потому что во взаимность он тогда не верил. И тем более нельзя было предположить, что Роан будет с такой страстной теплотой отвечать, каждым выдохом заверяя Каса в беззаветности своей любви.

Их настоящее гораздо приятнее их прошлого. И будущее будет ещё лучше.

========== «Ближе» (Валька/Арина) ==========

Комментарий к «Ближе» (Валька/Арина)

На майско-июньский челлендж.

День 13: «Желание быть ближе».

– 2013 год

Желания подобные – бесполезная и глупая блажь. Возможно, не для девчонки, привыкшей подчиняться сиюминутным порывам, слишком решительной и ни к чему не привязанной, готовой рискнуть всем. Для нее никогда не вставал выбор, чем заниматься – она поступала так, как хотела. Некого было беспокоить. Нечему было беспокоиться. Желания сменяли друг друга, не важно, успевала она их исполнить или не успевала. Это были поверхностные цели, и мечты не задерживались надолго.