Текст книги "Колыбель тишины (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Их окликают со стороны, и они мгновенно друг от друга отскакивают, словно ничего и не было – это Найто, точнее, естественно выглядит, а вот Дайки на вопросы дотошной Кёко не отвечает, не поворачивается к ней, чтобы случайно зоркая девчуля не заметила, как у него скулы алеют. В принципе, Кёко-то что, она напрямую отпускала шутки, за которые порой её обстричь хочется, но от понимания себя Дайки тошно и неловко.

Что он хотел сделать? Что он мог позволить сделать? Он не остановил Найто. Он вообще его не останавливал, с самого начала, когда партнёр начал сокращать дистанцию между ними – а вот теперь мгновениями сердце замирало в трепетном… предвкушении? Дайки не хочет признавать собственные чувства, это чревато последствиями.

Они напарники. Команда. Друзья. Они должны полагаться друг на друга, но эти странные навязчивые ощущения Дайки могут всё разрушить. Не так легко смириться, что…

Дайки не договаривает даже себе, потому что оформленность неизменно повлечёт за собой смысл. Он прекрасно знает, что испытывает. Даже ему – при всей отчуждённости, отдалённости от людей – понятно, как называется чувство, всякий раз сжимающее сердце, стоит Найто прикоснуться или даже просто взглянуть на него.

Да, прикоснуться. Это мучит больше всего. Найто перехватывает за пояс, чтобы забраться куда-то, оттолкнувшись странностью от бренной земли. Найто щёлкает по лбу, когда Дайки проигрывает в карты – но пальцы вихря при этом замирают на долю мгновения у лба, и лишь затем, точно опомнившись, Найто их убирает. Найто ловит подзатыльники и корчит мордашку, притворяясь обиженным, но в его синих глазах – веселье и лёгкость, головокружительное счастье, обворожительная теплота.

Дайки ерошит его вишнёвые волосы, смеясь. Дайки хлопает его по плечу, говоря не тормозить. Дайки проигрывает желание Кёко и потому целый день ходит, привязанный к Найто за руку шёлковым платком. Это всё не так страшно. Контакт – это необходимость. Но то, что постепенно прикосновения срываются всё отчаяннее в нечто бесформенное, но явно не такое, каким должно быть – это напрягает.

Найто садится рядом, даже если есть другие свободные места. У него чуть лукавая улыбка, он не успевает спрятать выражение глаз. Дайки следит за каждым его жестом, наслаждаясь просто тем, что может находиться рядом, однако – однако этого недостаточно. Дайки никогда себе не лжёт. Юноше не хватает таких простых проявлений привязанности, потому что привязанность – это понятное дело, выращенная их стараниями близость – сокровище драгоценное, но есть ещё чувство иного сорта, и Дайки знает, что долго так не протянет.

Остаётся совсем немного.

Найто ранят. У него прострелено плечо, и всё, конечно, скоро заживёт, ведь они всё ещё делят телесные раны на двоих, но Дайки всё равно чувствует себя виноватым. Вихрь посмеивается и советует не рыпаться: пустяк же, ну. Дайки заматывает его бинтами, касаясь кончиками пальцев кожи, и Найто следит за его движениями цепко и внимательно, без недоверия, с открытым принятием. С ним на самом деле так легко, как ни с кем. Если Найто подпускает ближе – он уже весь лёгкий. Дайки стоит к нему ближе всех.

Диван – не лучшее место для раненых, это вроде как негласный закон квартиры. Дайки – так и быть – позволяет Найто улечься на соседнее место кровати, даже если она узкая. Раньше это не смущало, но ведь раньше Дайки и не колебался на грани, боясь оступиться. Теперь же что? Постель тёплая, но не от тепла в воздухе комнаты, а от лежащего рядом парня с бинтом под футболкой. Найто лежит лицом к Дайки, на раненую руку не поворачиваясь. Да, раньше это не смущало, но это было раньше…

Их дружба трещит по швам.

Дайки с суховатой насмешкой желает доброй ночи и закрывает глаза, но всё равно не спит. Открывает – у Найто лицо спокойное, ресницы опущены, карминово поблёскивают в свете ночника. Между ними расстояние совсем короткое. Как же получилось, что Дайки к кому-то настолько близок? Найто позволил ему это – или Дайки позволил это самому себе?

Чувства рвут сердце. Сдерживать их получается днём, но сегодня – именно сегодня – Дайки думает, что всё теряет, что у него мало осталось сдержанности, что вообще всё катится к дьяволу, совсем… совсем немного осталось. От их дружбы – всё бьющаяся и бьющаяся скорлупа.

Дайки сворачивается – одеяло одно на двоих, но летом, в жару, оно отброшено прочь – дыхание слабо ощущается на макушке. Дайки пробует почувствовать это тепло и не вздрагивает, едва дыша, когда погружается в ощущения и растворяется в этом ровном дыхании. Найто не двигается. Он в штанах и футболке, естественно для пижамы, и Дайки старается забыть про вообще всё и спокойно уснуть; отвернуться всё равно не получается. Дайки смотрит в полумрак комнаты и не слышит собственного сердцебиения, когда – неосознанно – запускает руку под футболку, ладонью касается тёплой кожи…

Ками-сама, что он творит?

Дайки замирает, глаза распахнув, сорвавшись на выдохе, и в мгновение понимает, что Найто не спит, что Найто тоже замер, напрягся, но не тревожно, а иначе, это почти ощущается, это – ох, что Дайки?..

Что он собирается делать?

Дайки рывком садится в кровати, поднимается на ноги и немного шатко покидает комнату, стремясь хотя бы на кухню – проветриться немного, голову освежить, а то совсем свихнётся. Найто молчит, но тоже встаёт и за ним тихо следует, а на кухне стоит, прислонившись к косяку, и ждёт – взъерошенный, с мерцанием во взгляде и выражением растерянно-плавным, Дайки видит отражение в зеркале.

– Пойдём спать, – зевает Найто, пытаясь ещё свести в шутку то, что – что он тоже чуть не позволил.

Напарник (партнёр, друг, друг, запомни это уже, наконец!) берёт его за руку и ведёт обратно в спальню, где они опять ложатся – Дайки уже лицом прочь, а Найто на том же боку. Спи, ну же, засыпай. Сердце колотится, как бешеное. Дайки ужасно стыдно. Найто обнимает его со спины, дыхание обогревает шею, и они оба не спят – до самого утра.

Долго ли эта несбалансированная, шаткая дружба ещё протянет?

Дайки кажется, что остаётся совсем немного.

========== «Серьёзные люди» (Десятка; Союз) ==========

Комментарий к «Серьёзные люди» (Десятка; Союз)

Что это такое?..

Кто и когда умудрился протащить в отделение котят – да чёрт знает. То ли кто-то не уследил, то ли кто-то сам додумался (тут Каспер с большим подозрением покосился в сторону Юры и Роана), то ли вообще сами котята таинственным образом нашли дорогу в самое серьёзное – в теории – собрание из всех самых серьёзных собраний, где нужна важность, ответственность и – да отвлекитесь вы уже, мы тут работаем вообще-то!

Однако не так всё просто. Пока восхищённая непонятными пушистыми созданиями Диана успевает вручить каждому по зверёнышу, Роан уже вовсю тискает чёрного встопорщенного котёнка с жёлтыми глазами и воркует:

– Милашка такой. Касом назову.

– Эй! – возмущается тёзка неожиданно приобретённого питомца. – Опусти котёнка и сядь на место, мы ещё не закончили!

Целая коробка пушистиков! Не многих интересует, что делать дальше, и Каспер, покачивая головой, принимает из рук бессмертного ещё какой-то мягкий комочек, урчащий громко, как будто специально. Кто бы ни притащил сюда эту маленькую сокровищницу, некоторым он вполне угодил – вон Химера уже опрокидывает стулья в кабинете в попытке поиграть с котёнком, пока рядом Маша – реагирующая довольно мирно – единственная вспоминает, что зверушек нужно кормить, а маленьких и голодных – тем более.

Лис, старательно игнорируя врученного ему котёнка, ещё предпринимает попытки привести в порядок собрание, но кому уже какое дело до серьёзностей, которые собирались обсуждать? Евгений трясётся от страха за котёнка, котёнок трясётся от страха перед Евгением. Счастливый Юра, повозившись с питомцем и теперь гордо носящий следы его острых коготков, сидит, уютно устроив котика на макушке, напоминающей теперь воронье гнездо. Каспер качает головой.

– Ладно, иди уже сюда, – он похлопывает по колену, глядя на отвергнутого котёнка. Котёнок склоняет ушастую головушку набок, не успевая ничего предпринять, потому что его место уже занято: на колени Каспера уже уселся Роан, сверкая лучезарной улыбкой и нимало не краснея.

– Даже сам позвал, – мурчит Роан помягче любого пушистика, и Каспер недовольно ворчит что-то в ответ, хотя при этом обнимает бессмертного за талию и устраивает удобнее. – Вот видишь, какой я хороший мальчик.

– Не здесь же! – бросает в их сторону возмущённый Алек, поспешно показывая Диане, как правильно держать маленьких зверьков – точно не головой вниз!

И пока сердитый Лис, всерьёз настроенный сегодня добить проект, разбирает котят, пытаясь загнать их в одну коробку, Юра успевает пробормотать: «Серьёзные люди», вторя ворчанию Каспера. Наведённый превышением милоты беспорядок быстро приходит в норму – однако что для Десятки норма? Каспер вон не знает. Роан знает, но его норма сама по себе ненормальная.

Серьёзные люди, блин…

*

– Ser’oznye ludi, – проговаривает Шин по слогам, с акцентом симпатичным, хоть и заметным.

– Чего? – спрашивает Дайки, появляясь со стороны кухни, с полотенцем на плече и подносом с тортом на руке максимально поднятой, чтобы прыгающая вокруг девочка с двумя чёрными косичками не дотянулась – Кёко зыркает голодными глазами, в которых так и отражаются звёздочки.

– Юра-кун сказал, что это означает «серьёзные люди», – важно поясняет Шин, любезно помогая Шиеми прибраться на столе в главной комнате. При этом приходится вступить в суровый бой с Акихито, никак не желающим выпускать из рук приставку, и, пока идёт короткая война без перевеса сил, Шиеми ловко расставляет чашки и успевает выключить телевизор, вызывая возмущённый вопль со стороны Найто.

Торт переходит во власть Шиеми, Кёко поймана в захват Шина, удручённый Акихито отворачивается к углу, излучая всемирную печаль – отняли последнее сердцу дорогое. Дайки пинком сбивает Найто с дивана, вызывая вопль ещё более недовольный; Найто тянет напарника за ногу, роняя его на многострадальный диван, Дайки ругается, Шин с философским видом пытается не сердиться на Кёко, когда та отдавливает ему ногу…

Серьёзные, ага. Как же.

Хорошее словосочетание, но не очень подходящее, учитывая некую особенность сборища. А особенность в том, что серьёзности для них не существует – её проявления иные…

– Ну ты со своими русскими даёшь, – бормочет Найто, когда все, устроившись, наконец-то переходят в состояние спокойствия.

– А я-то тут при чём?!

========== «Молчаливый тип» (Антон) ==========

Парня этого нанимают охранять магазин в конце июля, на последней неделе, и коллеги вроде бы и довольны, а вроде и нет: как вернутся с отпусков дорогие сотрудники, этот малец может отнять чьё-то место. Не то чтобы вакансий так уж мало, но всем хотелось урвать кусок побольше, а возникший словно из ниоткуда новичок самим своим существованием претендует на их долю. Естественно, работники начинают приглядываться к нему с особым усердием, стараясь подметить как можно больше недочётов, чтобы пригрозить в случае чего. Вот только получается пока не очень.

Вопросы по поводу физической формы отпадают сразу: несмотря на юный возраст (лет восемнадцать), парнишка был хорошо сложен, а сине-голубая форма охранника подчёркивает ладность фигуры и силу. Манеры у него отсутствовали, хоть и не в плохом ключе: никому не хамит, не задирает, однако и на сближение не идёт. Он работает два через два и в полную смену, обязанности исполняет идеально и беспрекословно. У этого парня взгляд-то цепкий, пробирает до мурашек, вот и ворюги всякие не лезут – интуитивно чувствуют угрозу. Да, странный новичок, даже бывалые шарлатаны обходят торговый центр сторонкой именно в его смены, как будто одним своим присутствием пацан отбивает всякое желание покушаться на товары.

Внешность у парня выделяющаяся, хоть и не броская. У него чуть вьющиеся тёмные волосы, в которых мелькают серебряные пряди – седина, хотя ему и двадцати не исполнилось! И глаза красноватые, из-за чего коллеги считают, что он носит линзы. Пацан приходит на работу ровно к необходимому часу, одевается он обычно, но даже опрятная одежда сидит на нём чуть более вызывающе, как будто перенимая часть его ауры. У него уши не проколоты, пирсинга нет, но всё это ему не нужно, чтобы выбиваться из своих сверстников. Когда он переодевается в форму, кто-то из коллег замечает на нём старые шрамы, но никто ни о чём не спрашивает.

А пацан и не рассказывает. Он вообще на контакт ни с кем не идёт, ни в плохом смысле, ни в хорошем. На приветствия отвечает равнодушным кивком, сам не здоровается, от него не добьёшься ни слова, если это не касается работы – да и те редкие фразы роняются кратко и предельно точно. «Да», «нет» и подобные обрывки. Вытянуть ещё что-либо не получается, даже если за дело принимаются самые болтливые работники, а таких в скромном торговом центре немало.

Девушкам он нравится – поверхностно и быстро. Им нравится его внешность, его отчуждённое поведение и его немногословная невыразительность. Парень приходит и уходит в срок, в рабочее время размеренно патрулирует доверенный ему этаж, зорко следя за посетителями, прямой и спокойный. Девочки из продавцов пытаются с ним заигрывать, но мимолётная увлечённость быстро сходит на нет – парень никак не реагирует, окидывает безразличностью и продолжает работу, не придавая значения их попыткам. Только один раз отвечает на их щебет, когда его пытаются окрестить «Тошей».

– Антон. – Он щурит винного цвета глаза. – Не иначе.

Девочки настолько ошеломлены внезапным известием, что парень умеет говорить, что мгновенно соглашаются.

Коллеги любят сплетни, так что и теперь головы ерундой забивают. Они спорят, почему пацан работает, хотя так молод, и есть ли у него хоть кто-нибудь. Он не выглядит дружелюбным, открытым или хотя бы согретым. Он всегда один и так точен, что работники шепчутся с сожалением: он, видимо, абсолютно одинок. Из жалости они даже пытаются с ним поладить, но Антон пресекает попытки холодным вопросом: «Вам что-то нужно?», и с тех пор никто не лезет – обидчивые.

Им было бы ещё грустнее, но в один тёплый августовский вечер его навещают. Смена Антона заканчивается, в ночь не он дежурит; в торговый центр, уже закрывшийся, чудом проскальзывает невысокая девушка в узких джинсах и заправленной в них светло-голубой рубашке. У девушки волосы тёмно-русые и почти касаются плеч, а глаза тоже ненормального цвета, напоминающие лаванду и фиалки. Антон, обычно окидывающий пронзительным взглядом, словно рентгеном, любых посетителей и останавливающий пробравшихся после закрытия, в этот раз вовсе не торопится задерживать клиентку. Шагает навстречу девушке, и та замирает в полушаге, чуть поднимает руку и касается его опущенной ладони. Припозднившиеся коллеги так и округляют глаза: Антон, оказывается, не на всех с таким равнодушием смотрит!

– Сюрприз, – улыбается девушка, у неё тихий голос, поэтому работники все превращаются в слух. – Ты не против?

– Нет, – парень отвечает таким же обычным словом, как всегда, но в этот раз получается интонация совсем иная, и коллеги удивляются сверх меры. – Зачем?

– Хотела посмотреть, как работаешь. Но решила, что буду отвлекать, так что под конец дня пришла.

Её рука в его руке, и они стоят так, больше никакого контакта. Обоим, кажется, этого хватает. Девушка не двигается, Антон – тоже, затем говорит:

– Пять минут.

– Хорошо, я подожду тут.

И девушка действительно остаётся на месте. Пока молоденькие продавщицы бочком подбираются к ней, чтобы расспросить о подробностях и молчуне, который каким-то образом оказался не таким одиноким, каким представлялся весь этот месяц, Антон успевает переодеться, разобраться с планом на завтра и выходит в холл.

– Настя, – представляется девушка с лёгкой заминкой. Она заправляет тёмную прядь за ухо, жест несколько неловкий – ей трудно двигать кистью из-за бинта на запястье.

– Вы с Антоном встречаетесь? Или родственники? – сразу вопросом врываются в личное пространство, и девушка хмурит брови.

– Что? Нет. Извините, зачем вам это знать?

Лёгкий отказ подчиняться давлению. Продавщицы недовольны, Настя сжимает губы. Антон спешит к ним и, перехватывая Настю за запястье – бережно, как сразу отмечается – кивком прощается с коллегами и покидает торговый центр, девушка уже нормально берёт его за руку и торопится так, у неё лёгкие шаги и взгляд, поднятый на Антона, выражает спокойствие. Знакомы, причём близко.

Однако на следующий день Антон не заговаривает о своей гостье и на расспросы не отвечает, как всегда отрешённый и молчаливый, и работники отстают. Ну, неразговорчив, зато хоть не одинок. О нём всё ещё ничего ровным счётом неизвестно, непонятны его причины работать, когда стоит учиться, девушка, которая вроде как ему не девушка и не родственница, и вообще, кто знает, сколько чертей в этом тихом омуте – но они его не достают. Может, со временем он ответит сам.

А даже если не ответит – ничего. Работает и то ладно.

Комментарий к «Молчаливый тип» (Антон)

Нужно же объяснить хоть где-то, что Антон делает, коль не учится!

========== «Новогоднее» (Авельск) ==========

– 31 декабря 2017 года

Витрина украшена мигающими фонариками, раскидывающими по снегу разноцветные блики. Цветастые гирлянды, косящие под еловые пышные ветви с зелёными хвоинками, протягиваются по всему периметру за стеклом. Там же веночки, больше подходящие тематике Рождества, чем Нового Года, фигурки и статуэтки собак, какие-то фарфоровые цветы, прочие сувениры…

Каспер улыбается, выдыхая маленькое облачко. Перед праздником всегда начинается суматоха, но сейчас, за несколько часов до торжественного момента, шумиха угасла, сменившись лёгким предвкушающим волнением. Многие магазины закрыты, но торговый центр по соседству ещё работает; удобно для тех, кто не успел закупиться презентами для родных за почти истёкшие двенадцать месяцев.

У Каспера принцип собственный: он либо дарит что-то дельное, либо не дарит ничего. Да и то, что заранее в планах себе отмечал, он приобретает незадолго до часа Х, зато специально договаривается о наличии товара. Вот и сейчас он успел забрать набор дорогой косметики для сестры – и стоит теперь, смутно представляя, куда идти дальше.

В местном отделении будет банкет. Каспер его посещать не особо хочет, но если Люси его потащит, то он отговариваться не будет; Каспер привык проводить праздник с семьёй, да и сестра сама ни за что его не оставит в одиночестве. Вечер будет неплохим. Остаётся верить, что следующий год тоже выйдет удачным.

Каспер направляется в торговый центр – ему вдруг захотелось кофе. Почти все отделы закрыты, они сияют включёнными гирляндами огоньков и прочими прелестными украшениями, наперебой свидетельствующими о приближении праздника. Ещё день – и они станут не нужны, повиснут немного грустно, но щепетильные работники не станут их убирать недели две, а то и месяц, если совсем разленятся. Из динамиков негромко льётся бренчащая бубенчиками новогодняя музыка. Посетителей почти нет. У уголка, где делают кофе с собой, стоят двое подростков – девушка в светлом пальто и вязаной шапочке и парень в расстёгнутой куртке, которого спутница упорно пытается обмотать шарфом. У девочки волосы короткие и каштановые, у юноши несколько серебристых прядей.

– Ой, – только и говорит девушка, замечая Каспера. Она радостно улыбается. – Здравствуйте!

– Привет, – ответно улыбается Каспер, подходя. – Вас что, из дома выставили?

– Именно. – Настя пожимает плечами с весёлым выражением. – Сенсей сказал, что у него дела, а нам не помешает лишний раз свежим воздухом подышать.

– Вежливо послал, – уточняет Антон, выпутываясь из шарфа, но не стягивая его. – А Вы здесь почему?

– Коротаю время перед праздником. Домашние приготовления довольно скучны.

Роановы детишки переглядываются. Каспер с удовлетворением отмечает, что теперь, после прекращения всех этих самогрызений, метаний и попыток во всём разобраться, они выглядят почти как обычные люди своей возрастной группы. Больше не так похожи на загнанных уличных детей-оборванцев, какими их все привыкли представлять. Нужно отдать бессмертному должное: он может валять дурака сколько пожелает, но людей делать счастливыми умеет.

Этим ребятам, к примеру, он дал дом. Там их наверняка уже поджидает сюрприз – Роан любит приятные неожиданности, скорее всего, затеял что-нибудь эдакое. Каспер улыбается теплее, чем стоит, и ему становится немного неловко.

– Приходите с Люси к нам! – предлагает Настя с милым простодушием. – Уверена, учитель будет рад!

Стоит только представить сияние глаз бессмертного… Нет. Всё-таки Каспер на такое не пойдёт. Он вежливо благодарит за приглашение и копается в пакете; вытаскивает квадратную упаковку и вручает Антону.

– Что это?

– Мандариновое мороженое, – хмыкает Каспер, – целая коробка. Передайте своему наставнику, он будет в восторге.

– Не знала, что такое делают, – удивлённо замечает Настя.

– Не делают, но я же смог. Счастливого Нового Года, ребятки!

В ответ летит стройное пожелание того же. С их синхронностью командная работа никогда не будет в тягость; Роан наверняка на это и рассчитывает, обучая их контролю вместе, а не по отдельности. Каспер получает долгожданный американо и выходит, тут же ступая в набежавший на порог торгового центра снег. Авельск вокруг гудит автомобилями, цепочкой спешащих по домам, какими-то красивыми людьми, воодушевлённых приближением праздника, радостными лицами и взволнованными, голосами разномастными. Каспер шагает по самой людной улице, осматриваясь, и ему это всё нравится.

Он никогда не придавал особого значения Новому Году. Чудесные традиции, но сам по себе праздник такой же, как все; при желании даже обычный день можно сделать волшебным, так что выделять какой-то определённый не имело смысла. Однако все так загонялись именно с этим торжеством, что Каспер приучил себя к пониманию – новый год должен начинаться удивительно. В принципе, он всё равно ничего выдающегося в последние часы тридцать первого декабря не выкидывал. Обычно сидел с семьёй, если они ездили к родителям с Люси, или просто с ней. Был в отделении NOTE или развлекался с друзьями, с которыми в то время общался – Каспер навидался на много способов справлять Новый Год, и никакой принципиально его не тревожил.

Праздник как праздник. Зато Авельск вон какой красивый перед ним: расстилается декорациями, пестрит вывесками, чередами гирлянд и фонариков там и тут. Маленькие праздничные лавочки, тематически оформленные магазины, даже люди по-особенному прекрасны становятся в самую чудесную ночь. Касперу нравится наблюдать за этим всем, даже если в его душе восторг не плещется по поводу наступления две тысячи восемнадцатого года.

– Ка-а-аспер!

Он оглядывается. На него несётся симпатичная желтоглазая девушка, из-под шапочки её топорщатся густые кудри, чей нефритовый оттенок затемнён ночью, пусть и ярко освещённой. Она заключает Каспера в объятия; для того ей приходится изо всех сил балансировать на носочках, и парень, посмеиваясь, кратко приобнимает её за плечи.

– Мы идём в гости! – заявляет Люси, сверкая взором с таким выражением, что перечить было бы опасно для жизни. – Пошли-пошли!

Каспер, в принципе, и не перечит. Он покорно подставляет локоть, за который сестра тут же цепляется, и они направляются… по подозрительно знакомому маршруту. Каспер сомнения отгоняет, решая, что всяко лучше наслаждаться волшебным вечером. Вокруг них протекают люди, цветастым потоком готовясь возрадоваться новому наступившему году.

***

Дверь распахивается, чуть не стукнув гостя по носу. Тот недовольно морщится и только вопросительно вскидывает брови, обнаруживая на пороге перед собой старого товарища. Светловолосый мужчина в бежевом свитере приветливо ему улыбается; свет льётся из-за его спины, оттуда же доносятся весёлые голоса.

– Ты сказал, что-то срочное, – напоминает гость.

– Да. Безумно. – Взгляд Михаила беззлобно смеётся. Он всяческими способами проталкивает посетителя в коридор, затворяет дверь и просит раздеться. Пока тот разматывает шарф и расстёгивает пальто, Каринов с совершенно бессовестным восторгом замечает: – Рад, что ты заглянул на огонёк, Борис. Не вечно же тебе чахнуть в отделении!

– Если ты без дела позвонил, пеняй на себя, – фыркает Борис, но друг не особо его слушает, увлекая в комнату.

Посреди гостиной стоит ёлка такая высокая, что ей пришлось подрезать макушку. Иначе в потолок бы упиралась. Настоящая, живая. От неё исходит приятный лесной аромат. По ветвям развешаны стеклянные игрушки и шарики, там и тут поблёскивают мохнатыми боками гирлянды, искрится дождик. Завершающие игрушки развешивают двое: Катя в свободной праздничной блузке и светловолосый мальчонка лет шести, Пашка. В его глазах отражается восхищение, а Катя ласково советует ему, как повесить сосульку так, чтоб та не упала.

Рядом с ними сидит Оля. Её коляска тоже приукрашена, спинка обтянута праздничной тонкой мишурой; сама девушка-нейтрал в праздничной красивой одежде, она выглядит счастливой. Её отчим, Василий, тут же, у стола пасётся, поглядывая на сборище салатов и закусок. Борис недовольно хмурится.

– Ты же не ради развлечения позвал? – спрашивает он, уже догадываясь об ответе.

– Ради развлечения, конечно, – и не пытается оправдаться Михаил. – Проходи!

С ним приветливо здороваются. Оля глядит даже без подозрения; она то и дело касается телефона, лежащего у неё на коленях, но, судя по задумчивому виду, окончательного решения вынести не может. По телевизору показывают какое-то шоу. Борис, чей принцип крылся в том, что его не смутить даже самой странной ситуацией, равнодушно проходит к столу и присаживается, наблюдая за собравшимся семейством.

Они, кажется, счастливы. Во всяком случае, смотрятся самой обычной семьёй. Михаил подсаживает Пашку, чтобы тот смог дотянуться до верхних ветвей, Катя со смехом советует ему держать сынишку крепче. Ель украшена непропорционально и неравномерно, но маленькая семья счастлива, их такие мелочи не волнуют. Пока все подтягиваются к столу, Оля с выражением муки набирает что-то на телефоне и со вздохом его откладывает. Играет дверной звонок, через пару минут пыхтения и приветствий рядом с Борисом оказывается Дмитрий – с мороза он выглядит потрёпанным, но более-менее здоровым, даже желтоватая бледность его в мягком освещении праздничной комнаты выглядит приемлемой.

– Что за план? – иронично спрашивает Борис у Михаила, усевшегося напротив. – Новый Год – семейный праздник, я не прав?

– Не беспокойся, с друзьями тоже позволяется праздновать, – усмехается Каринов без толики раскаяния. – Забудь о своих делах хоть на сегодня! И расслабься. И ты, Дима, тоже. У нас несколько часов всегородского перемирия, попытайтесь не закрываться так. Милая посиделка. Представьте, что вы давно друзья.

Оля хихикает в ладонь. Она выглядит взволнованной, но быстро переключает внимание на Пашку: тот, примчавшись к тёте, забирается ей на колени и что-то долго шепчет на ухо. Оля ласковым шёпотом отвечает, и у мальчонки глаза пуще прежнего загораются. Борис назвал бы эту сцену славной, если бы ему было до неё дело.

Здесь шумно…

Хотя, так-то, он не против. В отделении тоже было бы неплохо, но и тут ничего. Михаил явно доволен; его окружает любящая семья. Они радушно пригласили Бориса как друга Каринова, Дмитрия как друга Оли, и все этим фактом довольны. Почему бы Борису тоже не довольствоваться нынешним положением дел? Всего ночь. Выпьет, даст себе небольшой перерыв.

– Уже лучше, – улыбается Михаил.

– Больше по зову не приду.

– Посмотрим!

Начинается новогодняя программа.

***

Традиции празднования Нового Года в их семье складывались не очень приятно. Когда родители были живы, они справляли праздник всегда вместе, и это было лучшим времяпровождением. Самая чудесная ночь в году, последний и самый лучший вечер декабря, когда все желали друг другу счастья и непременно менялись подарками. Потом некоторые обстоятельства, и оставшимся сиротам пришлось самостоятельно решать, как праздновать.

Разумеется, они оставались дома на вечер, деля друг с другом осадочную тяжесть. О веселье речь не заходила. Для обоих это было скорее испытанием, чем чем-то волшебным-прекрасным; они старались перетерпеть эту ночь и жить дальше, как всегда. Но устои сохранялись: они собирались за столом, где заботливая младшая сестрёнка заранее устраивала маленький пир, смотрели телевизор, дарили и принимали подарки. Не так плохо. Просто они оба праздник не любили. Сразу вспоминались родители, а вместе с ними и потеря.

То, что в этом году Сугу первым вспомнил о приближении Нового Года, удивило Юко. Обычно как раз брат являлся последним, кто замечал красную дату в календаре. Он равнодушен был ко всем человеческим развлечениям, и лишь её напоминание спасало его от забытья. Теперь же первым завёл разговор о праздновании.

Юко не могла, в отличие от него, избавиться от давящей атмосферы. Всё, что дарило удовольствие окружающим, ей действовало на нервы. Она, как примерная ученица и староста класса, участвовала в жизни школы, поэтому приходилось помогать в постановке спектакля для младшего и среднего звена, организовывать в собственном классе какие-нибудь мероприятия, трясти с родительского комитета деньги на подарки и всё такое прочее – рутина, которая могла бы быть в радость, если бы не одно важное обстоятельство: Новый Год Юко не любила.

Она всегда подмечала, как оживляются люди. Их ауры начинали мерцать беспокойством, тревогой, сладостным предвкушением или, наоборот, горечью: не все могли встречать праздник счастливо. И себя Юко отнесла бы ко вторым. За каждым клочком мишуры она видела улыбку мамы. За каждым сувениром она видела руки папы, обожавшего дарить всякие безделушки. Всё это давило на неё, и радоваться наступлению каникул она не могла – вне школы сбежать от мыслей было сложнее.

Как существо общественное, Юко посещала всякие мероприятия, начиная от школьных и заканчивая вечеринками своего круга, приятелей и косплееров. Это было приятно, но сам праздник обтекал Аню стороной, не затрагивая. Она даже одевалась в новогоднем стиле: от неё этого ждали, так что она мерила костюмы айдолов и делала фотографии для сетей, где с (фальшивой) радостью поздравляла всех с окончанием ещё одного года. Никто не подозревал, что на самом деле ей это ненавистно.

Хотелось сбежать куда-нибудь, где о празднике ничего не знают. В Антарктиду, например. Но приходилось строить из себя счастливицу и притворяться, что весь этот гвалт приносит ей удовольствие.

Будет ли в этом году иначе?

Юко уже в институте, учится на психолога. Это кажется ей (наконец-то) чем-то по-настоящему интересным, а ещё здесь она решает не выбиваться в умницы и просто наслаждаться учёбой. От приглашений, правда, это её не освобождает, и девушка посещает все мероприятия, куда её зовут; все так уверены, что она счастлива, что разубеждать их не хочется.