Текст книги "Колыбель тишины (СИ)"

Автор книги: Кейси Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Эта странность давно у тебя? – резко спрашивает человек. Миднайт молчит, уязвлённый. Возможно, нейтралы его сдали, возможно ещё что, и шаман покорно ожидает ножа под рёбра или пулю в лоб, но… человек не делает ничего.

– Много долгих зим.

– Она мне пригодится. – Мужчина с косым шрамом кивает своим мыслям. Поднимает ясные, горящие глаза на предсказателя. – Ты идёшь со мной. Слово «Лекторий» тебе говорит о чём-нибудь?

– О том, что я не посмею ослушаться, – протягивает Миднайт без раздражения. Ему, в принципе, всё равно, куда идти. Гадать одним, гадать другим – что угодно, тем более, если Лекторий будет содержать его скромное существование.

– Действительно. Да, это так. – Мужчина хмурится более внимательно, чем мрачно. – Так что там о моей смерти?

– Вы живы, пока трижды ворон не каркнет.

Гость склоняет голову и на ноги поднимается, отражаясь в стеклянном шаре на полу шатра. Затем делает понятный жест, и Миднайт встаёт следом.

– Меня зовут Верран, – представляется мужчина. – А ты теперь часть Лектория.

Снаружи раздаётся карканье ворона, и Миднайт прислушивается. Но – только одно.

========== «Прощай» (Меф) ==========

Комментарий к «Прощай» (Меф)

Для #рассказябрь2017.

Часть 21/30.

– 2016 год, декабрь

Это идиотская шутка.

Он просыпается в окружении темноты, бьётся, ударяется обо что-то, об стену, вероятно, захлёбывается духотой и падает лицом в подушку, обхватывая её. Подушка тёплая и мокрая. Мягкая. Она пахнет каким-то диковинным шампунем, и ему становится так тошно и больно, что он со злым воплем отбрасывает несчастный предмет прочь.

Он словно весь пропах этими фиалками, тонким ароматом напитан, в каждой тряпице, в каждом лоскутке, в каждой чёртовой бумажке. Всё, чего касалась она, всё несёт её следы, и Мефодий с воем сползает с кровати. Она с ним постель не делила – он не самый мудрый, но даже он понимает разницу в возрасте. Она как-то обмолвилась, что «однажды», но он перевёл ловко тему.

Так почему даже кровать её отпечаток хранит?!

«Это твоё наказание», – смеётся шепот над ним, эхом затихающий по прохладным душным периметрам. Разносится он по каждой клеточке, в каждой линии, рассеивается в воздухе и режет с дыханием; Мефодий, корчась в агонии, не может от него избавиться. Этот голос перекрывает всё. Этот голос его убивает.

– Я не хотел, чтобы ты погибла, – бормочет он в пустоту.

«Прощай», – звучат отголоски слабнущие, он вновь на руках чувствует угасающую жизнь, он вновь ничего не может поделать. Мефодий кричит и бьёт по полу, только охая от боли в разодранных костяшках. Это однажды сведёт его с ума. Это не покончит с его мучениями, а только их растянет.

«Страдай теперь, – издевательски шелестит реальность, жестоко ударяя воспоминаниями. – Вспоминай потерянную девочку, которую никогда не любил». Мефодий разбивает что-то стеклянное, и осколки задевают босые ноги, но это ничто по сравнению с навалившимся. Он задыхается, садится на колени и собирает черепки, царапая пальцы; скользкие от крови, они только касаются стекла без возможности поднять.

«Прощай», – елейно протягивают воспоминания голосом умирающей девушки, и каждый её вдох отдаётся каждым его стоном, и каждый удар её сердца отзывается приступом дрожи.

– Ты должна была выжить, – шепчет в темноту и плотную, сотканную болью ненависть, Мефодий, и тяжело опирается взмокшей спиной на кровать, лицо руками закрывает, металлический аромат от них ощущая. Даже запах крови лучше запаха фиалок.

«Это будет с тобой вечно», – кричит ему на уши вина, и ответственность грузом неподъёмным вбивает его в землю. «Никогда не забывай, что ты натворил». И всё отражается, отражается, отражается. Запах фиалок. Шелковистые волосы, пропускаемые через пальцы. Белая кожа, теряющая тона жизни. Девушка. Умирающая на его руках, всю силу передавая из любви.

Идиотская шутка, Судьба. Просто идиотская.

«Прощай», – сотни тонов со всех сторон его окликают. Мефодий сжимает руки в кулаки, зубы стискивает, трясётся, разгорячённый и ледяной одновременно, и его разрывает изнутри. «Прощай», – шепчет ему умирающая Кристина, и с каждым мигом ему всё больнее.

Мефодий, спотыкаясь, бредёт на кухню. Мефодий, шатаясь, поднимает на уровень глаз нож. Мефодий его рассматривает. Острый, подойдёт.

Эхо отражается в его маленьком логове, настолько пропитанным присутствием близкого, что кажется всё почти недосягаемым. Это всё – не его. Это всё – Тины. Даже он сам себе не принадлежит, потому что его жизнь выкуплена ею, его грех ею поднят.

– Прощай, – смеётся он судорожно.

Остриё ножа направляется в грудь.

========== «Он стоит за дверью» (Роан, Каспер, Белль) ==========

Комментарий к «Он стоит за дверью» (Роан, Каспер, Белль)

Для #рассказябрь2017.

Часть 22/30.

– 2017 год, Авельск

– Да что он возомнил о себе?

Роан останавливается. Он собирался коридор пройти, но, видимо, судьбы плетение того не хочет, и вот он уже замер в полумраке близ тонкой полосы света, льющегося из комнаты, и прислушивается. Его конёк – наблюдение, а никак не подлость, но кому от этого плохо? Ему почему-то не хочется уходить. Вспоминая собственные принципы, бессмертный уже собирается шагнуть дальше, но…

– Ты просто злишься, что он оказался проворнее, – посмеивается знакомый до улыбки, до щемленья в груди голос. Сейчас он полон оттеночной теплоты, лёгкой, воздушной, как полупрозрачная марля. – Это не повод обвинять его во всех грехах.

– Почему? – негодует собеседник, девушка, судя по всему.

Роан опускает глаза. Тени мечутся, то и дело прерывая полоску лампового света: должно быть, кто-то беспокойно снуёт по комнате. Бессмертный стоит, решая пока ничего не предпринимать. Он давно разуверился в случайности, так что всё старается принимать к сведению.

– Потому что не повод, – отвечают твёрдо, проскальзывают в тоне нотки недовольства.

– Ты его вечно защищаешь! Но вы с ним не так уж близко знакомы, почём знаешь, что он честен?

– Потому что он честен. – Теперь голос мягок, спокоен. – Ты заблуждаешься, если считаешь Роана фальшивым. В мире нет человека честнее него.

Бессмертный чуть смещается, так, чтобы видеть кусочек комнаты, но не попадать под взволнованные взгляды мечущейся девушки, вертящей головой и пружинящей на носочках: она явно раздражена. Роан причину знает, но ему всё равно интересно.

– Тогда ты должен знать куда больше, – сухо смеётся девушка. – Ты видел его когда-нибудь с кем-нибудь? Пусть и бессмертный, но отношения-то может иметь.

– Не видел, и что?

– А то! По-моему, – она понижает голос, – он что-то таит. Не знаю. Его вообще не прочитать! И взгляд такой, будто он тут самый умный, а ведь лет двадцать, не более того, ведёт себя, как совсем взрослый…

– Белль, – мягко зовёт её собеседник. – Роану больше двух тысяч лет. Он старше любого из нас и имеет право вести себя, как заблагорассудится.

– Ему – сколько?!

– Роан не говорит об этом постоянно, вот и ты не в курсе. Так знай теперь: во-первых, он гораздо взрослее, чем выглядит, и он уж точно знает, что делает. Он всегда знает. Не осуждай, не зная правды, ясно?

Белль слышится совсем растерянной, словно встретила отпор там, где не ожидала. Краешек её плеча заметен из угла. Она не двигается. Потом неуверенно качает головой, и тень колышется с нею вместе.

– Почему защищаешь его? – спрашивает она тоскливо. – Вы с ним, вроде, не так тесно общаетесь.

– О да. Общаемся не так уж тесно. – По голосу слышно: Каспер улыбается, но его улыбка направлена не на Белль, не на кого-то иного, даже если о присутствии третьего он не догадывается. – Но я не хочу, чтобы за его спиной кто-либо так говорил, понимаешь? Больше так не ошибайся. Роан – лучший из нас, и он достоин хотя бы уважения.

Слышится унылое согласие, и диалог прерывается, рассеиваясь тишиной. Тени замирают по разным углам. Они сказали всё, что хотели, видимо. Роан не двигается с места. Он стоит за дверью и улыбается. Затем только поворачивается и бархатной бесшумной походкой направляется прочь, чтобы случайно не смутить беседовавших.

«Роан – лучший из нас», значит?..

========== «Отказ от истины» (Юрико) ==========

Комментарий к «Отказ от истины» (Юрико)

Для #рассказябрь2017.

Часть 23/30.

Она поступила правильно.

В полуденном свете вычерчиваются бледные обои, бледная мебель, поблёкшие словно бы фотографии в неярких рамках. Мир вокруг пропитан тихим непониманием: как такое могло случиться? Как она докатилась до подобного, а теперь как смеет лежать здесь, ничего не делая?

Юрико не может отвести от фотографий взгляда. Смотрит на рабочий стол – всё аккуратно лежит, тетради и учебники, отодвинутые на летние каникулы, блокноты с записями. Книга по истории, которую она одолжила у Дайки в начале прошедшего триместра. Кроме книги есть ещё его закладка в тетради по языку, его пометки в её конспектах, его имя в игре на приставке, потому что он проводил тут больше времени, чем вообще стоило ожидать.

Больше он здесь не появится.

Юрико выдыхает, не разжимая губ, и тянется к телефону. Раньше она закидывала его сообщениями или снимками, расшатывала, покою не давала, и это вошло в привычку у них обоих. Но вот уже несколько дней её телефон молчит, тихо лежит на тумбочке. Единственное пришедшее SMS – от него, но со словами: «Поправляйся. Я не злюсь. N», а Юрико не может такое перепутать. Это не Дайки написал.

Она поступила, как было правильно.

Порой нужно чем-то жертвовать ради достижения результата. Кто-то отдаёт себя, кто-то отдаёт то, что любит, а Юрико отдала чужого им обоим человека – разве это не так ценно по сравнению с другими вариантами? Она делала, как стоило, она держала общение, как и полагается. Да, не самые лучшие средства – но ведь она пыталась защитить его.

Почему он так смотрел? Юрико сжимает края одеяла и равнодушно разглядывает бинты; отворачивается к окну. За ним дышит благословенным теплом лето, в которое они могли бы гулять и отдыхать, а не вот так находиться порознь. Почему он её не понял? Она сделала всё, что могла, дабы его уберечь. Она только ради него пошла на поступок.

Это было правильным решением.

Юрико старательно себя в этом убеждает, отказываясь ото всех фактов. Она не убивала Найто, она только ради Дайки на это решилась. Она не виновата во всём, что произошло после, не виновата. Она вообще ничего плохого не натворила: ею двигало желание защитить, а не злые мотивы, логично ведь, что она не при чём. И Дайки скоро её простит, как поймёт значимость её поступка.

Только вот что-то ехидно шепчет изнутри – а точно ли он сможет это понять?

Дайки честный, он не терпит подлости. Но ведь Юрико не подлая, так ведь? Она только ради него. Это правильно. Она пыталась спасти друга, он должен быть благодарен. Она не предатель, каким её он считает, она не лицемер и не отвратительная дрянь, потому что не ради себя так поступала. Дайки, несомненно, это поймёт, он ведь её друг.

«А уверена ли ты, что вы всё ещё друзья?» – язвительно клокочет сознание.

Юрико утыкается в подушку, и плечи её дрожат.

========== «Поцелуй» (Роан/Каспер) ==========

Комментарий к «Поцелуй» (Роан/Каспер)

Для #рассказябрь2017.

Часть 24/30.

Малость неканон.

Любовь не бывает неправильной.

Роану хватило времени, чтобы это понять, хватило попыток, хватило случаев да случайностей. Мнение сформировано, но в жизнь точку зрения вывести сложно – особенно когда так всё получается. В двадцать первом веке к любви относятся мягче, к любым её проявлениям, но люди всё-таки разнообразны, их общественные слои и того запутаннее. По поведению человека не всегда различишь, к какой группе мнений он себя относит.

Роан любуется Каспером, ничего о своих чувствах не говоря и решая, что так для него будет лучше. Для Каспера, если быть точнее. Роан умеет отпускать, он сможет и сейчас. Роан наблюдает за Каспером, за тем, как тот меняется, взрослеет; Роан ловит на себе его задумчивые взгляды, мигом ускользающие, коль на них ответить.

Роан старается не слишком себя обнадёживать.

Для них обоих будет лучше, если они останутся… кем они там сейчас являются? Коллеги, друзья. Для всех остальных Каспер такой же Роанов воспитанник, как многие другие ребята. Бессмертный их не переубеждает. В принципе, так и есть.

Его желания не имеют ценности. Роану, вроде, удаётся так себя настроить, как настаёт двадцатый день рождения Каспера, и всё становится слишком уж… Но больше терпеть он не может. Хочет, но поздно приходит в себя, приглашая Каспера выпить. Даже в гости к нему направляется, отрекаясь от здравого смысла и решая, что – что хотя бы одна ночь.

Роан целует Каспера в губы.

Им нельзя. Не потому что это Роан, а потому что это Каспер. Он ещё молод, он полон энергии, ему нужно вперёд двигаться. Да и вообще, ему может быть важно, что о нём подумают, какого пола человек, в него влюблённый. Роан того не отрицает.

Но он целует Каспера – и тот отвечает на поцелуй.

Сохранять рассудок далее не имеет смысла.

Это кажется до невозможности наивным. То, что Каспер так долго молчал, боясь того, что не было правдой. То, что Роан за два года не нашёл ему открытых доказательств. Каспер любит его, и это понимание заставляет Роана трепетать, словно подросток, словно по-настоящему обыкновенный юноша его злосчастных двадцати зим.

– Я не хочу, чтобы ты отпускал меня, – говорит Каспер, его глаза сияют. Он честен. – И я не хочу тебя лишаться.

– Я тоже люблю тебя.

Так глупо, что они столько времени тянули с элементарным признанием очевидного. Порой Роан забывает, что всё нужно говорить вслух. Каспер, его милый драгоценный Каспер, не слышал ни разу такого выражения от него; его взгляд вспыхивает, словно маленькая вселенная. Это на самом деле прекрасно. Роан любовался бы этим выражением вечно.

Каспер его целует.

Перед тем, как идти домой, Роан целует его руки, касается губами костяшек. Каспер замёрз, но от него исходят такие волны тепла, что Роан в них ныряет с головою.

Жизнь идёт своим чередом, и они далеко не всегда могут быть вместе. Общество жестоко. NOTE – ещё хуже. Роан за последние два века так никого не любил, но именно сейчас политика организации не предусматривает спокойной жизни с возлюбленным. Слишком много бед. Слишком много напастей.

Одним солнечным утром, кутаясь в одеяла от прохлады в маленькой квартирке, Роан смотрит, как Каспер, недовольно ворча, отвечает на набежавшие за всего одну ночь сообщения. Его спина вырисовывается лучами; на ней татуировки. На ней лебединое крыло. Роан о нём не спрашивает, решая, что так или иначе узнает. Каспер принимает звонок и раздражённым голосом не выспавшегося (любопытно, почему) человека интересуется, какого чёрта его в выходной дёргают.

У Каспера много обязанностей. У Роана их нет вообще, но он всё равно не оставляет работу.

– Это из-за Октябрьска, – поясняет Каспер, оглядываясь на бессмертного. Он тянет край одеяла на себя и опрокидывается на спину. Роану приходится привстать на локтях, чтобы видеть его лицо. – До меня постоянно доходят свежие новости.

Это всё важно. Роан жмурится: солнце в глаз ему светит. Роан ворошит одеяло, оттягивает его кое-как. Каспер вновь садится, отбрасывая телефон на прикроватную тумбочку. Сплошные беспокойства с этими работниками. Нельзя сказать, что Роан против, но порой это несколько не вовремя.

Роан подсаживается ближе. Роан целует Каспера чуть выше лопатки, щекоча дыханием нарисованные перья. Каспер вздрагивает от неожиданности, но его такими вещами давно не смутить.

Они оба заняты, но кое-как выкраивают и такое время. Минутки спокойствия в периоды беспросветных тревог.

Пир во время чумы.

– Детишки?

Роан грустно улыбается. Каспер такой милый, всё понимает; в его голосе нет досады, только лёгкий осадок огорчения. Оба понимают, что это накладывает новые ограничения. Им теперь порознь идти.

– Детишки, – соглашается бессмертный. – Антон и Настя. Восемнадцать и шестнадцать. Я им нужен.

– А они нужны тебе? – Вопрос без иронии. Каспер тушит ночник. В полумраке видно, что он расстёгивает деловую белую рубашку.

Времени теперь не будет. Им противостоят не только внутренние границы, не только негласные условия NOTE, не только люди. Против них теперь время, обстоятельства и ростки гиблого древа войны. Будет напрасно считать, что они смогут всё совмещать.

– Не знаю ещё. Но нам вместе придётся со многим разобраться.

– Ты любишь таких.

Рубашка мягко скользит по плечам. Роан неспешно касается татуировок на предплечьях и ведёт руки наверх.

– Тебя я тоже люблю.

Во мраке сложно сказать, но бессмертный уверен, что Каспер улыбается.

– Знаю.

Справятся ли они в этот раз?.. Они могут хотя бы попробовать.

Каспер целует Роана в ключицу, и Роан обнимает его руками, прижимая к себе. Они постараются. Обязательно и вместе. Они слишком долго метались, чтобы теперь сомневаться.

Каспер целует Роана в шею. Его губы тёплые.

========== «Любой ответ на дне чашки» (Лара, Румия) ==========

Комментарий к «Любой ответ на дне чашки» (Лара, Румия)

Для #рассказябрь2017.

Часть 25/30.

– Окей, ты можешь мне погадать.

– Какая, по-твоему, у меня странность?

Лара недовольно приподнимает левую бровь, одним движением лица выдавая всё своё отношение к подобного рода просьбам. В прямой чёрной юбке, белой рубашке с чёрным галстуком и рукавами на три четверти, на невысоких каблучках, с шелковистыми, идеально прямыми чёрными волосами – она вся как трафарет, мечта перфекциониста, девушка, с которой можно рисовать прекраснейшие в своей идеальности картины. Она настолько близка к реальности и далека от мечтаний, что Румия удивилась больше всех, когда узнала о её недавнем увлечении.

– Я не про странность! – поясняет девчонка, устраиваясь прямо на столе, отодвигая кипу важных бумаг. – Я про гадание, как по книгам. Попробуй на мне!

Рядом с Ларой она выглядит так же странно, как красная гуашь рядом с чернилами, или как огонь на страницах книги. Лара вся чёрно-белая, а вот Румия полыхает костром ярко-рыжих волос, ярко-рыжих глаз, ярко-рыжих кед на босу ногу, вызывающей пестротой одежды. Вместе они кажутся такими странными, что любой бы остановился, недоумённо разглядывая забавное сочетание, но здесь никого нет.

Пытаться переубедить Румию – идея куда более нудная, чем исполнение её просьбы. Лара, признавая это, со вздохом указывает на чайник в дальнем углу комнаты, и девчонка несётся туда, расплёскивая по помещению яркие краски своего присутствия. Румия такая непоседа, никак её не убедишь экономить энергию; она никогда не устаёт и совершенно не представляет, как должна себя держать. Дитя. Лара улыбается кратко, попутно вспоминая, как там по чаю гадают.

Лара – особа умная, серьёзная, она не доверяет прогнозам астрологии и никогда бы не стала доверять свою судьбу кому-то левому, некому чужому человеку в переулке. Чем её зацепило гадание – никто бы не объяснил, Лара тоже. Глупо, наверно, по-детски наивно. Однако она всё-таки заинтересовалась, раздобыла кое-какие сведения, попробовала; весть о появившемся у мисс умницы любопытстве разлетелась по отделению быстрее, чем неприятности от проступка здешних детей. Лара, если честно, не удивлена, что первой к ней прискакала Румия.

Поят Румию чаем. Девчушка не очень любит этот напиток: в давнишнем путешествии она чаще употребляла кофе, лимонад или особые чаи, настоянные на травах и вообще полезные; от дешёвой заварки из ближайшего супермаркета она нос не воротит только по той причине, что с младенчества приучена есть всё, что дают. Глотает почти кипяток, давится, захлёбывается, ошпаривает язык – но на что только не пойдёшь ради интереса.

Остатки стекают по стенкам перевёрнутой чашки. Румия, поёживаясь от нетерпения, полными внимания глазами рассматривает узор на блюдце, как будто это самое занимательное, что ей приходилось видеть. Лара, посмеиваясь, тянется за чашкой и подтягивает к себе планшет с забитыми туда описаниями вариантов.

– Уже всё?

– Нет, дай мне минутку.

– А теперь?

– Нет.

– Сейчас?

– Румия, тридцать секунд прошло, дай сосредоточиться!

Девчонка замолкает, в комнате воцаряется тишина, правда, относительная. Там, куда приносится этот сгусток баловства, не бывает скучно: она сметает всё своим пожаром, превращает порядок в бедлам, тормошит друзей, вызывает улыбки или гневные восклицания – там, где Румия, всегда правит жизнь. Это на самом деле привлекает Лару, натуру хоть и не болтливую, но приверженную к теплоте.

Оседающие чаинки выкладываются в узор.

Румия – огонёк среди тёмных болот. Если когда-нибудь кто-нибудь вякнет, что ей нет места в этом мире, места уже ему не найдётся, потому что Румию любят все, её невозможно не любить – даже если с ней не ладить. С девчонкой бывает тяжко. С девчонкой бывает сложно. Но она всё-таки Румия, и все желают ей лучшей судьбы, которую способны подарить небеса.

– Ну, что там?

– Кажется, всё сложится у тебя удачно. Поздравляю!

Румия сияет лыбой от уха до уха, сбивчиво благодарит и несётся к остальным, чтобы растрезвонить новость: Лара предсказала, что у неё всё будет отлично, значит, всё круто, всё замечательно! Лара провожает её глазами с ласковой улыбкой, встаёт и направляется к маленькой раковине в углу, где отмывает чашку от осадка. Пальцы её слегка подрагивают. Она не очень хороша во лжи.

На дне чашки чётко вырисовывались часы.

Но есть вещи, которые признавать не хочется.

========== «Враг себе» (Румия, Валериан) ==========

Комментарий к «Враг себе» (Румия, Валериан)

Для #рассказябрь2017.

Часть 26/30.

Румии запрещают странность применять.

Не во всём, конечно; сложно втолковать что-то ребёнку, тем более такому непоседливому и шкодливому. Порой никакой воспитатель не успеет моргнуть – а она уже огоньком живым балуется, по пальцам его пускает рыжими искорками, всё не нарадуется на симпатичную свою способность. Генерировать телом пламя – красиво ведь, а? Эпично. Можно многими методами использовать.

К тому же, она из тех лиф, которым повезло. Основная тренировка её странности представляла собой помещение малого ребёнка в камеру с низкой температурой, где ресницы тут же покрывались инеем, а волосы белели прядями; она находилась в такой камере до тех пор, пока не начинала поджигать собственную кожу, приспосабливаясь к леденящей стуже вокруг. Её не жгли заживо, не резали до криков и не пичкали наркотиками до потери рассудка. Румия на самом деле счастливица.

Её странность почти под полным контролем. Если бы такая девочка-пожар своим огнём не владела, NOTE было бы проще её убить, чем обучать; однако нашли же ей местечко сначала в Приюте, потом под чёрно-вороным крылом Валериана. Её обучили мастерству управления собой достаточно, чтобы она не страшилась что-нибудь или кого-нибудь случайно поджечь.

Ну, бывают, конечно, инциденты, но это всё случайности. Так-то Румия собой владеет хорошо.

Потому запрет вызывает у неё одно обиженное недоумение.

– Я всегда им управляю! – возмущается она, дёргая наставника за рукав.

Валериан в последние дни мрачный, сгорбленный. Шелестят бумаги, которыми он легонько стукает воспитанницу по лбу; на белизне чернеют буквы. Румия перехватывает документы и жадно поглощает их глазами, но находит что-то довольно необычное. Это не приказ и не постановление. Она поднимает взгляд.

– Это запрет лично от меня, – разгоняет её сомнения Валериан. Он хмурится. – И тебе бы лучше ему последовать.

– Это ещё почему?

– До конца прочитай.

Румия рассматривает бумагу. Здесь много чего не так: кое-где пропущены куски фраз, заменены какими-то нечитабельными символами или помехами, прочерками, расплывчатостью, где-то замазано чернилами так искусно, что слова не прочитать – все эти ошибки в самом документе, их уже напечатали такими.

– Расшифровали пока только часть данных. – Валериан непроницаемо глядит на неё. Румия склоняет голову набок.

– Здесь написано, что… – Она запинается. Читает абзац ещё раз. Поднимает подрагивающие зрачки на воспитателя. – …Что это значит?

Наставник забирает из её ослабевших пальцев документы и прячет в стол. Затем подталкивает к ней стул; Румия неосознанно садится, не прерывая зрительного контакта.

– Странности, взращенные искусственно, разрушают не только пространство, – говорит он раздельно. Валериану трудно кого-то беречь, но он изо всех сил старается. Одно это вызывает у Румии укол теплоты, но есть тревожащие вещи, куда более серьёзные, чем попытки наставника её защитить от правды. – Лиф слишком долго держали в повиновении и экспериментах. Организм истощён.

– Моя странность… – Румия сглатывает. – Моя способность разрушает меня же изнутри?

– Постепенно. Понемногу. – Он опечален и встревожен. Он кладёт свою руку поверх её рук, лежащих на коленях, как у идеальной ученицы. Румия не двигается. – Это не для всех лиф характерно, но мы пока не знаем, кто может избежать участи…

– Я умру?

– Может быть. – Ещё одна прекрасная черта Валериана: он ей не лжёт. – Неизвестно, кто из лиф уже на грани. Но пока всем советуют беречь себя и часто странности не использовать. Потому ты тоже не должна. Понимаешь?

– Да. Да, понимаю. – Румия опускает веки и поднимает. – Значит, я теперь сама себе враг?

– Ты сама себя должна сохранить. – Он становится настойчив. – Пойми, Румия, сейчас нельзя сдаваться.

– Я не собираюсь сдаваться, – хмыкает сухо она, взор её горит ярче любого пламени, рождённого сверхъестественными силами. Теми, что её медленно и горько убивают прямо сейчас. – Когда это я проигрывала?

– В этот раз придётся сражаться против себя.

– Я не проиграю. Я не проиграю себе, Валериан.

Она говорит это уверено и нагло, если можно вообще так себя вести в нынешнем состоянии. Она ухмыляется, поблёскивая зубками, и расправляет плечи, словно над чем-то незримо ликуя. Однако в глубине души она, возможно… совсем немного…

Такого страшного врага у неё никогда ещё не было.

Но победить нужно, во что бы то ни стало. В этот раз ставка не в безопасности или умении. В этот раз её ставка – её собственная жизнь.

========== «Россыпь моей боли» (Роан, Каспер) ==========

Комментарий к «Россыпь моей боли» (Роан, Каспер)

Для #рассказябрь2017.

Часть 27/30.

За каждым что-то стоит. Война с собой или шаткое перемирие, шрамы раскрытые или пластырями залепленные – каждому своё, каждый сам справляется, то опираясь на близких, то их отталкивая, то отрекаясь от связей любых. Сражаются все по-разному, но сражаются все.

Человек рождается с боем, отвоевывает место себе под солнцем, даже умирая, он дерется до последнего за право существовать. Разве не занятно? Каспер вот считает, что очень.

Войну чужую угадать не просто, это стоит усилий, это стоит стараний и постоянного внимания. Каспер приглядывается к окружающим, решая, что это не плохо; он всего лишь хочет их понять. Может, и не очень честно, но по крайней мере полезно: узнав, за что человек борется, его узнать становится легче легкого.

Они воюют против того, что приносит им максимум боли. Того, что спать не даёт спокойно и душу растравляет насмешками ядовитыми. Логично, впрочем, что именно по такой причине они свои сражения скрывают, раны в одиночестве зализывают, не показывают их на свет.

Йорек пытается уничтожить себя, притом непрерывно, мучительно, горько. Он прячет руки под рукавами, но делает пирсинг; он ходит плавно и размеренно, но избегает зеркал – Каспер замечает, что своё отражение Йорек крайней степенью не любит. Большей – ненавидит. Йорек борется против себя, не замечая, что делает только хуже.

Люси топчет ногами своё одиночество, но тут вина Каспера насквозь пронизывает. Это его упущение, это его промашка: он не должен был от неё отдаляться. Но дело сделано, ставки выросли; сестра выворачивается наизнанку, к людям льнет отчаянно, и в этом ли её стратегия? Каспер не может спросить. Вряд ли теперь у него есть право.

Роан сражается…

Против чего? Из людей всех нынеживущих он лишь Каспера подпускает к себе на дистанцию короткую, доверительную, лишь его сердцем чувствует. Это прекрасно. Это каждый раз Каспера поражает. И всё же, что за война может длиться столетиями, себя не исчерпав? Или он каждый раз новый повод находит?

Другому Роан не ответил бы, но это Каспер, его Каспер, и ему позволяется всё. У Каспера порой ощущение складывается, что он мог бы взять бессмертного в охапку и в море выкинуть, а тот бы ничуть не обиделся. Возможно, всё так и есть.

– Что за война у тебя?

Пёстрые глаза, проникает через них свет, дробится реальность, грезами не обращаясь. Роан на самом деле ему отвечает – так, как есть, ничего не приукрашивая, ничего не стыдясь.

– Сам порой не знаю. Стараюсь избегать этой темы, хм. – Он отводит взгляд немного в сторону. – На борьбу против себя я давно махнул рукой; нельзя же вечно обгрызать себе кости. Наверно, против своей боли.

Роан никогда не говорит, что ему плохо. Он держится в тонусе, себя через других подбадривая, и посторонний бы не догадался, что на душе у вечного странника.

– Большая боль? – спрашивает Каспер.

Роан ласково смотрит на него.

– Россыпь. Мелкие шрамы, затершиеся воспоминания, образы из прошлого. Обычно я контролирую своё состояние, вот никто и не знает.

– Теперь знаю я. Я могу помочь?

– Ты существуешь, – бессмертный протягивает руку и касается его плеча. – Этого достаточно.

Все ведут свои войны. Каспер тоже. Вот только назвать её никак не может; самопознание – шаг страшный и рисковый. Но, во всяком случае, любое его сражение с самого начала меньше россыпи боли Роана. Это не успокаивает, а ранит. Каспер тянется к бессмертному и гладит его по щеке.

– Тогда будем сражаться с твоей болью… вместе.

========== «Это всё я!» (Дайки) ==========

Комментарий к «Это всё я!» (Дайки)

Для #рассказябрь2017.

Часть 28/30.

«Момент истины». Секунда, которая решает, насколько ты сильный, насколько ты храбрый, насколько ты верный. Мгновение, за которое проходят тысячи бесконечностей, но длящееся во времени реальном всего ничего. Последняя грань мужества. Последняя грань безумия.

«Каста» ненавидит врагов, ломает их, крушит и по частях растаскивает, словно свора голодных безжалостных псов. Преступная организация странных милосердия не знает, не знает и смысла этой доброты. Она не умеет прощать. Она умеет только убивать.

Его тоже убьют, но не сразу. Он теперь – находка. Истинное сокровище для тех, кто пытается прищучить, за хвосты поймать людей, что ему стали дороги. Он даже отрицать этого не может, только голову склоняет и кровь сплёвывает на пол. Резко саднит щека. Кажется, ему нехило по скуле врезали.

– И чего вы ждёте? – он усмехается. Из полного мрака прилетает второй удар, и стул падает, стукаясь громко спинкой о холодный кафельный пол, залитый чем-то алым, в разводах и грязи. Фу, отвратительно. О гигиене тут явно не задумываются.