Текст книги "Амбровое дерево (ЛП)"
Автор книги: Кэтрин Оллред
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Потом у нас едва хватило времени сбегать домой и побросать кое-какую одежду в чемодан. Я была счастлива, что какое-то время избегала папу. Не думала, что смогу выдержать еще одну сцену, подобную той, что была с Дженной. Только не сейчас.
Мама достала мешок риса, пока я собирала вещи, и когда мы уходили, они забросали нас белыми зернами. Все обнялись, и мама немного поплакала, а Судья сжал меня чуть крепче, чем обычно, его глаза были влажными. Когда папа обнял меня, я тихо пообещала ему, что мы поговорим, когда я вернусь, и сказала, чтобы он не волновался.
Оказавшись в машине Хью, я немного расслабилась.
– Я думаю, они купились на это, – я повернулась, чтобы посмотреть на него. – И когда же тебе пришла в голову эта идея?
– В субботу, – парень улыбнулся и сомкнул пальцы вокруг моей руки. – Я подумал, что это даст им неделю, чтобы успокоиться и привыкнуть к этой идее, не сводя нас с ума. Надеюсь, с Гавайями у тебя все в порядке?
– Звучит замечательно. Я никогда раньше не выезжала за пределы штата.
– Мы несколько раз ездили туда на каникулы. Это очень красивое место, – Хью снова взглянул на меня. – Ты собираешься рассказать мне, что на самом деле произошло с Дженной?
Я вздохнула.
– Она сказала, что я вышла за тебя замуж только для того, чтобы дать имя ублюдку Ника.
Хью крепче сжал мою руку.
– Мне очень жаль. Вы двое долгое время были подругами. Она, наверное, обиделась, потому что ты не сказала ей раньше. Я уверен, что она придет в себя, когда обдумает все это.
– Возможно.
Но я не была уверен, что смогу когда-нибудь простить ее. Обзывать меня – это одно. Называть моего ребенка ублюдком было чем-то, чего я не могла и не хотела терпеть.
Аэропорт в Джонсборо был небольшим, в основном из него летали на пригородных самолетах в более крупные города, такие как Литл-Рок и Мемфис. Наш отправился в Мемфис, где после небольшой задержки мы сели на самолет, направлявшийся к островам.
Мы были где-то над океаном, Хью дремал рядом со мной, когда до меня, наконец, дошло, для чего именно нужен медовый месяц. Боже мой, Хью больше не был просто моим другом, он был моим мужем, и это была не игра, в которую мы играли. Хорошо это или плохо, но мы были женаты, и это давало ему право заниматься со мной любовью.
Я никогда раньше не хотела никого, кроме Ника, и мысль о том, чтобы сделать с Хью то, что я делала только с любимым человеком, заставляла меня балансировать на грани паники. Смогу ли я это сделать? Так или иначе, я должна была так сделать.
Думаю, именно тогда я начала обманывать себя относительно своего нового мужа, заставляя себя видеть только то, что хотела видеть, а не то, кем он был на самом деле. Так было безопаснее, и это позволило мне пережить медовый месяц с сохранением рассудка.
В тусклом свете самолета я изучала профиль Хью. Он не выглядел на восемнадцать, поняла я. Парень выглядел старше, возможно, лет на двадцать пять. И был невероятно красив, его кожа была темно-бронзовой с крошечными морщинками вокруг глаз и рта. Его светло-каштановые волосы были в изобилии усыпаны золотыми прядями.
Нет, он не был Ником, но Ник ушел и больше не вернется. Я не имела права отказывать Хью, когда он с такой готовностью взяла на себя ответственность, которой Ник не хотел.
Хью открыл глаза, и улыбнулся, когда понял, что я наблюдаю за ним.
– Что? Я храпел?
– Нет. Я думала только о том, какой ты красивый.
Морщины вокруг его глаз стали глубже, когда его улыбка превратилась в усмешку.
– Я думал, ты никогда этого не заметишь, – он осторожно притянул меня к себе и положил мою голову себе на грудь. – Постарайся немного поспать, – прошептал Хью мне в волосы. – Мы приземлимся только рано утром.
«Может быть, он действительно любит меня», – подумала я в изумлении.
И хотя я знала, что никогда не испытаю с ним той всепоглощающей страсти, которая была у меня с Ником, существует больше видов любви, чем одна. Я убедила себя в том, что, в конечном итоге, между мной и Хью возникнет устойчивая, теплая, успокаивающая любовь, которая может длиться вечно. И вот, не раздумывая ни секунды и не испытывая ни малейшего беспокойства, я очертя голову угодила в придуманную мною же самой ловушку.
Когда я пришла к нему в нашу первую ночь на Гавайях, то отбросила всю свою нервозность и сомнения в сторону. Он лежал на кровати в нашем гостиничном номере, одетый только в джинсы, и смотрел телевизор, пока я принимала душ. У меня не было времени купить сексуальное белье, поэтому пришлось довольствоваться лучшим хлопковым платьем. Впрочем, ему было все равно, что я не была одета в шелк и кружева. Хью пристально посмотрел на меня, как только я вошла в комнату.
– Займись со мной любовью, – прошептала я.
Он спустил ноги на пол и пошел мне навстречу.
– Аликс, ты уверена? Я не хочу торопить тебя.
– Я уверена.
Взяв меня на руки, парень отнес меня на кровать и занялся любовью с таким мастерством, что я почувствовала тепло и заботу, хотя и не была удовлетворена. Это было больше, чем я ожидала, и в то время я верила, что этого будет достаточно.
Эта ночь также дала мне понять, что я не первая, с кем он занимался любовью. В некотором смысле это облегчило мою собственную вину. Я не думаю, что смогла бы выстоять, думая, что он ждал меня.
Остаток этой недели прошел как в тумане из песка, солнца, воды и знакомства друг с другом. Хью всегда знал, когда мысли о Нике заставляли меня грустить или расстраиваться. Он дразнил меня до тех пор, пока я не начинала смеяться вместе с ним. И даже купил для ребенка возмутительную цветастую рубашку, удивив меня ею однажды вечером, когда мы ужинали в нашем номере. Я думаю, что мы оба не хотели садиться в самолет, чтобы вернуться домой и в реальный мир, но это было неизбежно.
Мы отправились прямо из аэропорта в наш новый дом и обнаружили, что наши семьи были очень заняты в наше отсутствие. Хотя они поверили Хью на слово насчет мебели и украшений, они сделали все остальное. Холодильник и кладовая были забиты едой до краев, цветы стояли на каждой плоской поверхности, были подключены телефоны и коммунальные услуги. Судья даже принес свой культиватор и вспахал огород на задворках пяти акров.
В хозяйской спальне мы обнаружили, что они ослушались нас в одном отношении. В спальне, которая была в прошлый раз пустой стояла аккуратно застеленная кровать. На подушке лежала записка, и Хью поднял ее.
«Это лучше, чем спать на полу, и, если вам она не понравится, вы можете отдать ее обратно, когда купите новую.
С любовью,
Мама».
– Что думаешь? – спросил меня Хью. – Она принадлежала моим дедушке и бабушке.
– Мне она нравится, Хью, – я провела рукой по резной сосновой спинке кровати. – Она идеально подходит для этого места.
– Тогда мы оставим ее себе.
Следующие несколько недель пролетели еще быстрее, чем наш медовый месяц. Мы немного помешались, покупая вещи для дома, но Хью сказал мне, чтобы я не беспокоилась о деньгах. Его бабушка и дедушка оставили ему наследство. Обе наши семьи были постоянными посетителями, помогали, проверяли и вообще высказывали свое мнение обо всем, что мы делали.
Мой отец был первым. На следующий день после нашего возвращения он очень рано появился в дверях. Хью взглянул на него и извинился, заявив, что ему нужно принять душ. Я воздержалась от упоминания о том, что его волосы все еще были влажными от того, что он уже был там.
– Входи, папа, – я направилась на кухню. – Я пока ничего не готовила, но у нас есть пончики и растворимый кофе.
– Мне ничего не нужно, – он прислонился к стойке. – Аликс, что происходит? Как ты могла выйти замуж за Хью, когда мы оба знаем, что ты любишь Ника?
Я собралась с духом и сделала глубокий вдох.
– Ник уехал, папа, и я беременна.
– Что? – от его лица отхлынула кровь.
Я повернулась к нему лицом.
– Я беременна.
– Иисусе, – он провел дрожащей рукой по лицу. – А Хью знает?
– Он все знает. Это была его идея, чтобы мы поженились. Он хочет ребенка, папа.
– Но Ник...
– Я не нужна Нику, – перебила я его. – Он довольно ясно дал это понять. И даже отказался писать.
– Возможно, если бы он знал о ребенке...
Я сердито покачала головой.
– Неужели ты думаешь, что я хотела бы провести остаток своей жизни, зная, что он был со мной только потому, что я забеременела?
– Он имеет право знать.
Я подошла к нему и обняла за плечи.
– Не приравнивай это к тому, что случилось с тобой, папа. Это не та же самая ситуация. Я сделала то, что должна была сделать, то, что было правильно для меня и ребенка. Хью был очень добр ко мне, и я действительно забочусь о нем. Ник ушел и больше никогда не вернется.
Вздохнув, отец положил подбородок мне на макушку и обнял меня.
– Я думаю, что ты совершаешь большую ошибку, детка, но решение должно быть за тобой. Вот что я тебе скажу, Хью – чертовски хороший человек, раз взялся за такое дело. Я надеюсь, что ради вас обоих все это не пойдет наперекосяк.
– Этого не произойдет, – пообещал я. – Все будет в полном порядке.
Вскоре после этого он ушел, и Хью вышел из спальни. Если он и слышал разговор с моим отцом, а я не понимала, как он мог его пропустить, то никогда не упоминал об этом.
Ко дню нашей вечеринки дом был закончен, за исключением светлой угловой комнаты. Мы оставили ее, чтобы потом сделать детскую. В тот же день рано утром Дженна нанесла нам визит.
Я была в столовой с Хью, разворачивала и ставила последний фарфор, который мы купили, в вишневый шкафчик, когда раздался звонок в дверь.
– Я открою, – парень исчез в гостиной.
Я услышала, как открылась дверь, а затем тихий шепот голосов. Казалось, это продолжалось очень долго. Сгорая от любопытства, я уже собиралась присоединиться к нему, когда он снова появился.
– Посмотри, кто здесь.
Одного взгляда на эти рыжие волосы было достаточно, чтобы мой позвоночник напрягся, а подбородок поднялся вверх. Хью пересек комнату, поцеловал меня и сунул бумажник в свой задний карман.
– Я сказал папе, что сегодня ненадолго заскочу в офис.
Я кивнула.
– Не задерживайся. Мы должны подготовиться к сегодняшнему вечеру.
Я снова повернулась к фарфору, делая вид, что не замечаю Дженну. Она причинила мне боль, и я не собиралась так просто с этим смириться.
Она задержалась в дверях, пока Хью не ушел, а затем нерешительно пересекла комнату.
– Аликс, мне очень жаль. Последние несколько недель я была очень несчастна. Ненавидь меня, если хочешь, но хотя бы поговори со мной.
– Зачем? Чтобы ты снова назвала моего ребенка ублюдком?
– Я вовсе не это имела в виду. Ты же знаешь, что я не это имела в виду. Я была обижена и расстроена, и это просто вырвалось наружу. Весь этот день был для меня ужасен. Скотт уезжал, мой отец вел себя так, словно ему было все равно, что я окончила школу с отличием, а потом я узнала, что вы с Хью поженились и даже не удосужились сообщить мне об этом. Я слишком бурно отреагировала. Тебе не нужно меня винить, потому что с тех пор я сама это делаю каждый божий день.
Она положила свою руку мне на плечо.
– Я скучала по тебе. Ты единственная настоящая подруга, которая у меня когда-либо была, и я не хочу потерять тебя. Мы обещали друг другу, что если у одной из нас будут дети, то другая будет их тетей. Пожалуйста, Аликс. Не отгораживайся от меня из-за одной ошибки. Позволь мне быть тетей твоего ребенка.
Слезы наполнили мои глаза и застряли в горле. Ей было нелегко прийти ко мне и извиниться, и, по правде говоря, я тоже скучала по ней. Ужасно.
– Ладно, – выдавила я из себя.
Потом мы обе заплакали, обнимая друг друга и пытаясь вытереть слезы. Дженна продолжала извиняться, пока я наконец не пригрозила ей сделать больно, если она не остановится, и это вызвало смех. После того как мы успокоились, я показала ей дом, и она охала и ахала над всем этим и обещала помочь мне с детской.
Но что-то еще беспокоило ее, и я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она хотела сказать мне, но не хотела поднимать эту тему.
– Ты можешь рассказать мне, – сказала я ей, когда мы вернулись на кухню.
Подруга вздохнула и взяла из моих рук стаканы с чаем.
– Я поставлю их. Тебе лучше присесть.
– Так плохо, да?
– Да, думаю, что так все и должно быть.
– Ладно, я сижу, – я плюхнулась на стул, а она села напротив меня.
– Если бы я могла хоть как-то помешать тебе узнать это, я бы тебе не сказала. Но скоро все узнают, и я бы предпочла, чтобы ты услышала это сейчас, от меня.
Мое сердце дрогнуло.
– Дженна, ты меня пугаешь.
Она еще секунду поиграла с запотевшим стеклом ее стакана.
– Ты ведь знаешь, что шериф Макэби иногда играет в покер с моим отцом?
– Да.
– Ну, он был там вчера вечером, и я слышала, как они разговаривали, – девушка подняла голову и встретилась со мной взглядом. – Лиз Суоннер сообщили вчера утром, что Линдси уехала. Шериф сказал папе, что ему потребовалось около часа, чтобы выяснить, что с ней случилось. Линдси уехала из города на автобусе, – Дженна глубоко вздохнула. – Аликс, она поехала к Нику.
Я уставилась на нее, чувствуя, как тошнота подступает к горлу.
– Он уверен?
– Настолько, насколько это возможно без разговора с Линдси. Она поехала в тот же город, и Лиз сказала, что у нее нет денег. Она могла купить билет только в том случае, если бы Ник прислал их ей.
Я едва успела дойти до ванной, как меня вырвало.
– Боже. Я знала, что ты расстроишься, – Дженна в бешенстве заметалась вокруг, намочила мочалку и положила ее мне на затылок. – Может быть, мне лучше позвонить Хью и попросить его вернуться домой?
– Нет, – я обессилено опустилась на пол и прислонилась головой к холодной ванне. – Он ничего не может сделать.
Она опустилась на пол передо мной и потерла мое запястье.
– Я не должна была этого говорить. Я никогда не была хороша в таких вещах.
– Это не твоя вина, – из меня вырвался истерический смех. – Я сказала ему, что он не может иметь меня и Линдси одновременно, что он должен сделать выбор. Похоже, он, наконец-то, его сделал.
– Может быть, на то есть веская причина. Мы не можем понять, что происходит.
– О, конечно, на то есть причина. Он любит Линдси. Боже, Дженна, я не могу поверить, как глупо себя вела.
– Ты любишь его.
Я подвинулась достаточно, чтобы видеть ее.
– Теперь уже нет. Я не собираюсь больше тратить на него ни секунды своего времени.
– Что ты собираешься делать?
С упрямой решимостью я заставила себя подняться на ноги.
– Я собираюсь забыть, что Ник Андерсон когда-либо жил. Я иду сегодня вечером на эту вечеринку и никогда больше не буду оглядываться назад. И я собираюсь стать самой лучшей чертовой женой в Морганвилле.
– Но ведь ребенок принадлежит Нику.
– Нет, – холодно ответила я ей. – Этот ребенок – мой. Мой и Хью. Ник никогда не прикоснется к нему.
И вот мой кипящий гнев начал свой медленный путь к ненависти. В тот день на кладбище я сказала Фрэнку Андерсону, что Ник никогда не будет таким, как он. Теперь я знала правду. Ник был еще хуже.
Глава 11
С помощью Хью и Дженны я пережила в тот вечер вечеринку. Дженна была права насчет того, что весь город знал, куда уехала Линдси. Сплетни и домыслы летели во все стороны, подпитывая мой гнев каждым словом.
– Не понимаю, почему все так удивляются, – заметила Гретхен Трис, обращаясь к Хелене. – Они из одного теста. Пегги рассказывала мне, что видела их несколько раз в своем старом грузовике, и окна всегда были запотевшими. Отвратительно, как некоторые люди ведут себя.
Я стиснула зубы, улыбнулась и отошла, но никогда не сомневалась в правдивости ее слов. Да и зачем мне это? Ник сам сказал мне, что хочет, чтобы все думали, что он встречается с Линдси. Я была просто настолько глупа и доверчива, что считала его доводы невинными.
На следующий день, я пошла в салон красоты и обрезала свои волосы. Я сказала Хью, что из-за беременности мне станет труднее за ними ухаживать, но настоящая причина была в том, что каждый раз, проходя мимо зеркала, я вспоминала, как сильно Ник любил мои длинные волосы. Иногда месть принимает простые формы.
Удивительно, но новая, короткая стрижка мне подошла. Во мне было пять футов и два дюйма17 роста, и с моей хрупкой костной структурой, короткая стрижка придавала мне вид пикси, заставляя мои глаза казаться огромными и таинственными.
Оставалось еще одно дело, о котором я должна была позаботиться, прежде чем смогу жить дальше. Кулон, который подарил мне Ник, нужно было выбросить. В тот день я долго сидела в своей спальне и смотрела на него. И, в конце концов, не смогла заставить себя выбросить его. Вместо этого я аккуратно положила его в коробку и поехала на ферму.
Оказавшись там, я пошла в сарай, в комнату Ника. Это был первый раз, когда я вернулась сюда за последние недели, и мне казалось, что все следы Ника стерлись с лица земли. Его одежда исчезла, а простыни и одеяла на узкой кровати были выстираны и заменены, не оставив и следа его запаха.
В последний раз я позволила себе заплакать, и даже когда мои слезы падали, я проклинала Ника с каждым вздохом. Когда все было кончено, я положила коробку с кулоном в бельевой шкаф, запихнув ее в самый дальний угол на верхней полке. Потом я закрыла дверь, закрыла шкаф и все воспоминания о Нике.
После этого жизнь вошла в привычную для меня рутину. Хью постоянно работал вместе с отцом на мельнице, и я с удвоенной силой взяла на себя роль его жены. Даже тетя Дарла не нашла в моем доме ни пятнышка грязи, а она действительно искала.
Судья находил предлог приходить сюда чуть ли не каждый день, и я радовалась его визитам. Вместе мы посадили мой первый огород, каждый ряд которого был сделан с математической точностью. Когда-то пустые клумбы вокруг дома теперь цвели кустарниками и цветами: азалии, японский остролист и спирея, герань, петунии, душистый горошек и хоста, а также несколько цветов креп-мирта, добавленных для высоты и контраста.
Когда мы с Хью решили, что пришло время, мы собрали наши семьи и сообщили им новость о ребенке. Все были в восторге, и я вошла в совершенно новый мир, на который раньше никогда не обращала особого внимания; мир традиций воспитания первородных матерей юга путем передачи кусочков мудрости, собранной из поколений женщин, ушедших раньше.
– Аликс! – моя мать взвизгнула, когда увидела, что я тянусь за миской на верхней полке шкафа. – Немедленно прекрати это. Разве ты не знаешь, что обернешь пуповину вокруг шеи ребенка?
Когда я страдала от изжоги, тетя Дарла сказала мне, что это означает, что у ребенка будет много волос.
Хелена вступила в игру, предупредив меня, чтобы я ничего не боялась, потому что это «отметит» ребенка. Казалось, что у всех были такие приметы, и они потчевали меня ими при каждом удобном случае. Я отшучивалась от этих историй, но моя бедная акушерка, жительница Нью-Йорка, переехавшая сюда, пришла в ужас, когда я повторила ей эти истории, и приказала мне не слушать ничего из того, что говорила моя семья. Я не думаю, что она когда-либо полностью понимала концепцию южной традиции, и несколько лет спустя она перенесла свою практику обратно в «цивилизацию».
Все казалось розовым и совершенным снаружи, но это было так далеко от истины. Несмотря на то, что я притворялась, мне было больно, как никогда прежде. Вы не можете включать и выключать любовь, как выключатель света, как бы сильно ни старались. Все, что вы можете сделать, это отгородиться стеной, ставя по одному кирпичику за раз, пока не создадите непроницаемую крепость вокруг своих эмоций. И как только эта крепость будет построена, вы замаскируете любовь так хорошо, что даже сами больше не сможете ее видеть. Вот что я сделала со своей любовью к Нику, и ненависть стала моим камуфляжем. Это повлияло на все в моей жизни. В первый раз я потеряла из виду сердцевину амбрового дерева и теперь видела только бледную волокнистую древесину, искривленную и ненадежную.
Одной из главных последствий этой перемены стала моя внезапная неспособность доверять Хью. Когда-то я была глупой и верила всему, что говорил мне Ник. Это не должно было повториться, и, если Хью казался слишком хорошим, чтобы это было правдой, значит, у него должен был быть скрытый мотив. Моя фантазии разрушились с оглушительным треском, когда с глаз спали шоры.
Я проводила много времени, наблюдая за Хью, удивляясь, почему мужчина так радуется чужому ребенку. Если бы он раньше проявлял хоть малейший интерес к детям, я бы его поняла. А теперь он вдруг разыгрывал из себя заботливого отца, и мои подозрения разгорались с новой силой.
Напрашивался только один вывод. Я была права насчет Хью с самого начала. Он не любил меня. А преследовал меня только потому, что этого хотела и ожидала его семья. И хотя у него было много денег, если он сохранит счастье своих родителей, то унаследует индустрию, которая контролировала целый город и прилегающую к нему территорию. Возможно, Хью действительно заботился обо мне, но наши отношения были больше похожи на отношения брата и сестры, чем мужа и жены. Я была его трофеем, самой подходящей кандидатурой, чтобы помочь получить то, что он действительно хотел; респектабельность и власть – бесценные вещи в нашем маленьком южном городке. Ребенок был просто украшением витрины, чем-то, что могло бы дополнить картину счастливой семьи, которую он пытался спроецировать.
О, Хью казался достаточно жизнерадостным. Он помогал Дженне и мне с детской, выполняя большую часть работы по обустройству. Мы безжалостно дразнили его, когда он поставил спинки кроватки вверх ногами и ему пришлось их переделывать. И по мере того, как рос мой живот, Хью становился все более заботливым, настаивая, чтобы я перестала так усердно работать по дому, убеждался, что мне есть на что положить свои отекшие лодыжки. Он клал руку мне на живот и смеялся, когда ребенок энергично брыкался. Ближе к концу беременности Хью даже посещал вместе со мной класс по подготовке к родам.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что вся эта забота обо мне была в основном тогда, когда рядом были другие. Когда мы оставались одни, мне казалось, что ребенка вообще не существует, и я начала понимать, насколько большую ошибку совершила. Ошибку, с которой мне теперь приходилось жить и справляться в одиночку. Дженна думала, что у Хью есть крылья и нимб, а у моей семьи был свой собственный маленький кризис, с которым нужно было справиться.
За неделю до Рождества ко мне приехала мама, чтобы помочь украсить нашу елку. Моя обычно экспансивная мать молчала, нахмурив брови, пока мы нанизывали украшения. Я ждала, зная, что рано или поздно она расскажет о том, что у нее на уме. Наконец, она со вздохом опустилась на диван.
– Твой отец попросил меня выйти за него замуж.
Эта новость не стала для меня неожиданностью, и я улыбнулась. Мне было интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы собраться с духом.
– И что же ты ему ответила?
– Что мне нужно подумать об этом, – она прикусила нижнюю губу. – Это означало бы переезд в Джонсборо и уход от Судьи.
– Мама, вряд ли Судья будет один. Тетя Дарла и тетя Джейн все еще будут там, чтобы позаботиться о нем, а до Джонсборо всего двадцать минут езды.
Она подняла на меня умоляющий взгляд.
– А что подумает Джейн, Аликс? Я не могу снова причинить ей боль.
Я села и взяла ее за руку.
– Ты любишь его, мама?
– Да, – прошептала она. – Думаю, что всегда любила.
– Тогда выходи за него замуж. Тетя Джейн все поймет. Она хочет, чтобы ты была счастлива.
– Ты действительно так думаешь?
– Поговори с ней.
Я думаю, что папа не хотел рисковать, чтобы она отступила, как только скажет «да». Свадьба состоялась на Рождество, и моя мать была легкомысленна, как подросток. Если тетя Джейн и чувствовала какую-то затянувшуюся грусть, то хорошо это скрывала, и день для всех нас был чудесный. Следующая неделя прошла в суматохе переезда мамы в папин дом в Джонсборо, хотя, по большей части, мне приходилось сидеть в кресле и наблюдать.
Через несколько дней, холодной январской ночью, у меня начались схватки. Мы пробыли в постели недолго, может быть, несколько часов, когда меня разбудил кошмар. Обливаясь потом, я спустила ноги с кровати, накинула халат и проковыляла на кухню, чтобы согреть стакан молока. Первая боль пронзила меня, когда я закончила наливать молоко из кастрюли. Схватившись за край стойки, я задержала дыхание, пока боль не прошла, затем вылила молоко в раковину и сполоснула кастрюлю и стакан.
Какая-то глубокая инстинктивная потребность побыть одной удержала меня от того, чтобы разбудить Хью. Я сидела в тускло освещенной комнате за столом, не сводя глаз с часов, когда боли становились все сильнее, каждый из последующих приступов длился чуть дольше предыдущего. Я все еще была там четыре часа спустя, когда Хью, сонно спотыкаясь, вышел из спальни с взъерошенными волосами и полузакрытыми глазами.
– Аликс? Что ты делаешь?
– Рожаю, – сказала я спокойно.
Его глаза широко распахнулись.
– Прямо сейчас?
– В значительной степени.
– Почему ты меня не разбудила?
– Не было особого смысла нам обоим бодрствовать в такую рань во время родов.
Я не могла сказать ему истинную причину. В то время я, кажется, и сама этого не понимала. Хью не был отцом моего ребенка, и глубоко внутри я не доверяла ему, не доверяла больше ни одному мужчине.
Он присел на корточки рядом со мной.
– Какая частота схваток?
Я бросила взгляд на часы.
– Каждые пятнадцать минут.
– Хорошо, я позвоню доктору, а потом мы тебя оденем.
Я не стал возражать, когда Хью принялся за дело. Еще один приступ боли, и я полностью сосредоточилась на ощущениях внутри себя. И так продолжалось в течение следующих восьми часов, пока я трудилась, чтобы родить свою дочь.
Кэти появилась на свет с громким протестом, ее крошечное личико сморщилось в маску ярости, когда она закричала, недовольная тем, что ее вытолкнули из ее теплого гнезда, и успокоилась только тогда, когда ее завернули в одеяло и положили в мои объятия. Слезы наполнили мои глаза, когда я осмотрела ее. Она была так похожа на Ника, что я не понимала, как кто-то мог этого не заметить. Ее маленькая головка была покрыта густыми черными волосами, которые сразу же начали завиваться на концах, и даже когда она, наконец, успокоилась, на пухлых детских щечках отчетливо проступили ямочки.
Хью оставался со мной все это время, поддерживая меня, потирая спину и живот, когда боли становились сильнее, и с удовольствием перерезал пуповину, когда доктор протянул ему ножницы, а позже наполнил мою комнату розовыми цветами и раздавал сигары18.
Но к тому времени меня уже не волновало, что все это было притворством. У меня была Кэти, и в одно мгновение моя жизнь изменилась. Она была моим миром, причиной, по которой я жила и дышала, и ничто другое не имело для меня значения.
Кэти не была той, кого люди называют «хорошим» ребенком. С самого начала она была яркой, умной и постоянно двигалась. Ее улыбки и смех озаряли нашу жизнь, а серые глаза всегда искрились радостью. Мы все бесстыдно баловали ее, и она впитывала это, как будто это было ее право, а потом потребовала большего.
Даже Хью не был невосприимчив к ее чарам. Однажды днем, когда ей было три месяца, я застала его в детской. Пухлые кулачки Кэти зарылись в его волосы, и она истерически смеялась, когда Хью дул ей на животик. Я тихонько ускользнула, пока они меня не заметили, и в этот момент я действительно любила Хью. Это был первый и последний раз, когда я испытывала к нему какие-то настоящие чувства.
Три месяца спустя, когда Кэти исполнилось шесть месяцев, она умерла. Врачи сказали, что это был синдром внезапной смерти, но я знала только, что в одну секунду у меня на руках было мое прекрасное, теплое дитя, а в следующую она исчезла, и у меня ничего не осталось. Когда хоронили ее, они должны были похоронить и меня. Единственное, что от меня осталось – это пустая оболочка, которая вдыхала и выдыхала воздух, которая ела, потому что ее насильно заставляли, и отказывалась с кем-либо разговаривать. Я заперлась в детской и оставалась там до тех пор, пока моя семья, больная от горя и беспокойства, не выгнала меня и не упаковала все вещи Кэти в коробки, прежде чем заставить меня пойти к врачу. Но нет ни одной известной человеку таблетки, которая помогла бы мне справиться с потерей моего ребенка.
Я просыпалась среди ночи, в ушах эхом отдавались отчаянные крики Кэти, и ехала на кладбище, оставаясь там в темноте, положив одну руку на ее могилу, напевая колыбельные, пока не появлялся Хью и не забирал меня домой.
И почему-то в своей боли и страданиях я винила именно Ника. На которого я злилась в те одинокие, пустые часы у могилы Кэти. Ничего бы этого не случилось, если бы он не ушел от нас. Если бы он послал за мной, а не за Линдси, Кэти была бы сейчас жива. Ник должен был быть здесь, должен был найти способ защитить ее. Но его не было, и из-за этого я ненавидела его еще больше.
Как ни странно, именно Йен, отец Хью, вернул меня к некоему подобию жизни. Однажды утром он появился в нашем доме, вошел в нашу комнату и приказал мне встать с постели.
– Одевайся, – сказал он мне. – Ты идешь на работу.
Йен дал мне работу в качестве своего «помощника», должность, очевидно, созданная для того, чтобы держать меня занятой. Я согласилась с его тиранией только потому, что мне было легче подчиниться, чем сопротивляться. Но постепенно работа стала мне интересна, и я начала вкладывать себя в лесопромышленную отрасль. После двух лет работы я знала об этом бизнесе больше, чем Хью. Через год после этого я пошла в банк и воспользовалась фамилией Морган, чтобы получить ссуду. Когда я получила ее, то открыла свою собственную компанию по снабжению зданий, первую в Морганвилле. Каждая минута моего времени, день и ночь, уходила на то, чтобы добиться успеха. «Саутерн Снабженс» стали моей жизнью, единственной вещью, которая меня заботила.
Тогда я впервые узнала, что у Хью был роман на стороне, но проигнорировала это. В каком-то смысле это принесло почти облегчение. Какое-то время мне не приходилось иметь с ним дело самой. Я никогда не знала, кто эта женщина, да и не хотела знать. Единственное, чего я хотела – это зарыться головой в песок и забыть прошлое, забыть, что мои руки и сердце все еще болели за дочь, которая так мало была со мной. И мне это прекрасно удавалось. По мере того как шло время, у меня внутри все онемело – состояние, которое я приветствовала и изо всех сил старалась поддерживать. Я ничего не чувствовала – ни злости, ни радости, ни печали. Так жить было легче.
А потом, спустя пятнадцать лет после своего отъезда, домой вернулся Ник.
Часть 2
Глава 12
Когда я ушла от Хью, в Морганвилле разверзся настоящий ад. Сплетни носились взад и вперед, как колибри на амфетамине, и весь город был охвачен войной из-за различных мнений. Часть людей думала, что я сошла с ума, а другая часть, та, что знала о продолжающихся интрижках Хью, аплодировала моему здравому смыслу. Не то, чтобы все это меня беспокоило. Я шла сквозь бурю слухов спокойно и невозмутимо, не давая никаких объяснений или извинений, игнорируя шепот, который преследовал меня повсюду.
