Текст книги "Жизнь, как морской прилив"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Спасибо, тетя Мэри. И... и, надеюсь, вы не будете возражать, если мы сейчас уйдем, потому что мы должны встретиться с хозяином на рынке в половине четвертого.

– Нет, девочка, не буду. Бегите. Но должна сказать, что была рада повидаться с вами.

Когда Эмили вложила ей в руку шиллинг, та громко запротестовала; потом громко чмокнула каждую из сестер в щеку и сказала, что всегда рада видеть их, как цветы в мае, даже если бы они цвели круглый год, а потом проводила их до двери и помахала вслед.

Девочки все еще смеялись, когда добрались до Феллберна, и Эмили сказала:

– Ох уж эта тетя Мэри, прямо как волшебный фонарь.

А Люси ответила:

– Ты знаешь, это странно, Эмили. В доме грязь, дети ползают по всему дому, но я бы хотела жить там.

Эмили посмотрела на сестру и серьезно спросила:

– Даже больше, чем в мансарде в том доме?

А Люси, отведя глаза, кивнула и сказала:

– Да. Да, Эмили, больше, чем в доме Берч.

Сестры молча пошли дальше, а Эмили подумала, что Люси права; она бы тоже так хотела. Но – она подавила смешок, – но я бы стала там жить только после того, как отмыла бы их всех, включая тетю Мэри.

Ровно в половине четвертого они вышли на рыночную площадь Феллберна. Каждая несла большой тюк, завернутый в темную бумагу, а лица их светились радостью.

Но, когда сестры увидели Лэрри Берча, стоявшего практически на том же месте, где они его оставили, девочки замедлили шаг. А когда подошли, стояли перед хозяином молча. Тот переводил взгляд с одной на другую в немом изумлении. Затем, остановив взгляд на Эмили, он рассмеялся. По мере того как смех становился громче и ему пришлось зажать рот рукой, чтобы сдержать его, сияние исчезло с лица Эмили.

– Я кажусь смешной? – Она говорила очень тихо.

– Смешной? – Берч покрутил головой. – Нет, нет, Эмили, вы не кажетесь смешной. – Он не стал добавлять: «Но вы выглядите нелепо», нет, потому что, несмотря на то, что ее одежда совершенно не подходила ни для грязной рыночной площади, ни к занимаемому ею положению, девушка не выглядела нелепо. Она была просто потрясающей. Почему он рассмеялся? Берч и сам не знал. Может, оттого, что на его глазах произошло превращение утенка в прекрасного лебедя. Но она никогда не была гадким утенком, никто не сиял так, как Эмили. Тем не менее он знал, что предпочитает, чтобы она оставалась утенком. Он взглянул на шляпку, которую она заменила, – плоскую соломенную шляпку с воткнутыми в нее булавками с круглыми головками, похожими на глаза, торчащие на стеблях. Новая шляпка тоже была соломенной, но из итальянской тонкой соломки, на ее полях покоились голубое перо и шелковый бант такого же цвета, а в одном месте была видна проволока, которой они закреплялись.

Но больше всего Лорэнса Берча поразил ее зеленый жакет, отделанный тесьмой, с меховым воротником. Рукава были широкими, и каждый ниспадал тремя объемными складками к локтю. Пальто подчеркивало ее тонкую талию, а внизу расширялось клином, подобно юбке. Городская дама надевала бы его по особым поводам, например по случаю спуска на воду корабля или идя на встречу с другими дамами в какой-нибудь светский салон. В некоторых районах Ньюкасла на него, возможно, не обратили бы внимания. Но здесь был не Ньюкасл, а Феллберн, который мог похвастаться только одним районом для избранных, и этот район располагался на Брамтон-Хилл.

Лэрри перевел взгляд на обувь девушки. На ней больше не было прочных высоких ботинок, которые, как он давно заметил, были сильно стоптаны. Сейчас на ее ножках были туфли, как ему показалось, на размер меньше, чем нужно, но были очень аккуратными и слишком хорошими для каждодневного пользования. Более того, ее новый наряд, явно купленный в магазине подержанных вещей, неожиданно превратил ее из юной девушки в молодую женщину. Сейчас Эмили выглядела почти на двадцать лет. И это вызывало сожаление.

Но Люси... Люси, одетая в толстое серое миленькое пальто с голубыми обшлагами, воротником и капюшоном, который внутри был отделан тем же материалом, выглядела уютно, тепло и абсолютно к месту.

– Вы думаете, что я сглупила?

– Нет, нет, Эмили, я так не думаю. Поверьте мне, это так. – Ему очень хотелось подбодрить девушку, поскольку радость исчезла с ее лица. – Это только потому, что вы ушли отсюда совсем недавно в качестве юной горничной, а вернулись в виде молодой леди. Ваша одежда... кра... красива. Где вы ее нашли?

– Моя тетя Мэри рассказала мне про этот магазин. Это очень хороший магазин; у них... у них самый лучший подержанный товар.

– Вот как. – Теперь Берч смотрел на Эмили с серьезным выражением лица. – Я вижу. Например, это пальто могло стоить маленькое состояние.

– Вы считаете, что я должна была купить что-то более простое; я сама это понимаю, но... но я никогда раньше не видела ничего подобного. – Она опустила голову и любовно разгладила пальто на талии.

– Вы не сглупили, вы поступили правильно. И это вам решать, как тратить заработанные деньги. Ну ладно, забирайтесь обе в двуколку.

Сестры забрались в коляску. Время от времени он оглядывался и смотрел на них, чаще на Эмили, и улыбался, но, чем ближе они подъезжали к деревне, тем больше ему хотелось сказать: «Ради Бога, снимите эту шляпку, перед тем как мы въедем в деревню». Но он уже погасил сияние лица Эмили и не хотел, чтобы оно сошло навсегда. Однако Берч догадывался о том, что произойдет, когда они проедут по улице.

И это произошло.

В два предыдущих раза, когда они вместе проезжали через деревню, никто не обратил на них особого внимания. Хотя на улице было не так уж много народу, но те, кто был, просто смотрели на сидящих в двуколке, а потом шли дальше по своим делам, продолжая разговаривать. Но сейчас жители деревни не только оборачивались и смотрели на пассажиров двуколки, но и не скрывали своих эмоций. Так, шахтеры, человек десять, возвращающиеся домой с шахты Бюлах вблизи Феллберна – их жилой поселок располагался за деревней, – остановились, разинув рты, а один или двое из них начали смеяться и что-то выкрикивать.

Эмили знала, что шахтеры были грубыми людьми, еще более грубыми, чем докеры, когда на них находило, поскольку им было наплевать и на Бога и на людей и они никого не боялись. Когда один из них прокричал:

– Какой-то бедный петух теперь ходит и мерзнет без хвоста, – ее руки потянулись к шляпке, но замерли, когда Лэрри Берч проговорил, почти не шевеля губами:

– Оставьте все, как есть!

Они поехали по главной улице, где последний комментарий изрекла жена кузнеца. Она стояла в дверях кузницы и, когда коляска проезжала, прокричала через плечо:

– Боже милостивый, Сэнди, иди и взгляни на это!.. Говорят, что красивые перья у красивых птиц, но кто сказал, что нельзя сделать павлина из куропатки? Ну и ну!

Лэрри Берч хранил молчание до тех пор, пока они не приблизились к воротам дома. Там, не глядя на нее, он сказал:

– Знаете что? Следующее, что вы услышите, это то, что я купил вам всю эту одежду, поэтому будьте готовы к этому.

– Но это же не вы, я буду отрицать...

– Вы можете отрицать это, пока ваше сердце не остановится, девочка, но никто вам не поверит. Деревня заселена людьми, которые верят только тому, чему хотят верить, а в вашем случае они скажут, что верят тому, что видят их глаза. Вы проезжаете по улице в полдень в качестве служанки, а возвращаетесь вечером, одетая в такую одежду, которую... – Он повернулся и осмотрел ее с ног до головы, а потом продолжил усталым голосом: – Которую они никогда раньше не видели.

Когда Эмили почувствовала, что Люси осторожно вложила свою руку в ее ладонь, ей захотелось заплакать, но вместо этого, опустив голову, она сказала:

– Я могу уехать.

– Не говорите ерунду!

Почти презрительная нотка в его голосе вызвала у нее вспышку гнева.

– Я могу! И я уеду! – Она подняла голову и крикнула ему: – Вы не сможете остановить меня! Я ничем не связана. И она тоже. – Она дернула руку, лежавшую в ее ладони. – И вот что еще я вам скажу. Мне наплевать на то, что они там думают в этой деревне; они мне безразличны, они для меня никто. И мне все равно, что кто-то там думает, в деревне ли, хозяйка ли, или старик Эбби, или... или...

Когда она замешкалась, он тихо вставил:

– Или я?

И теперь она остервенело кивала ему:

– Да, и вы, и все остальные. Пока у меня есть две руки, я всегда найду работу. И я всегда могу пойти к тете Мэри и пожить у нее, пока не найду работу. Мне нет надобности мириться со всем этим. Я не так привязана к этому дому, как вы...

Глаза Эмили были широко открыты, рот тоже. Холодный вечерний воздух проникал ей почти в желудок, но ей было жарко, она вся взмокла. Что это на нее нашло? Ой! Говорить с хозяином подобным тоном... Сказать ему, что он привязан к этому дому... Но Берч и был привязан к дому, да еще к этой злобной ведьме, прикованной к кровати... Ох! Что же с ней случилось?.. Она разозлилась – вот что с ней произошло, и вела себя как дура. Она поступила как дура, потратив деньги на эти вещи, на эту проклятую шляпку, на это пальто и платье под ним... Нет, платье было красивым. Оно было простым, но красивым.

Платье было сшито из мягкой шерстяной ткани темно-розового цвета. Никогда в жизни она не видела ничего подобного.

Она оставит себе платье, но сожжет жакет и шляпку... Нет, она не сделает этого. Когда она уедет отсюда, она заберет их с собой и отдаст тете Мэри. Та будет носить этот наряд. Да, будет, и шляпку и пальто. Мэри вызовет бурю смеха на улице, но она получит удовольствие, да и все вместе с ней... Она потратила на себя целый фунт, но оказалось, что зря... Но была зима, и работников требовалось не так много. Нужно помнить об этом.

– Да, я привязан к дому; вы абсолютно правы. – Теперь в его голосе не было презрительных ноток. Он обращался не к ней, он говорил сам с собой.

– Я сожалею.

– Не стоит.

Эмили посмотрела на мистера Берча в сумеречном свете уходящего дня, и ей снова показалось, что она сидит с Сепом, поскольку девушка снова почувствовала, что этот человек нужен ей, как был нужен Сеп. Но этот человек играл две роли, и из-за своей двойной роли он неожиданно преуспел. Странно, но Эмили понимала его желание продвинуться, которое просто означало, что он хотел стать другим, улучшить свою жизнь. Девушка не знала, откуда у нее этот дар понимания людей и их чаяний, она просто была уверена, что может понять их. Она знала, что Сепу нужно было что-то или кто-то; но она также знала, кто нужен Сепу. Она сама. Но она пока не понимала, кто нужен этому человеку. Она также понимала, что эта его потребность возникла не сейчас, что не она вызвала ее, но кто-то другой, и давно. Может быть, это была дочь миссис Рауэн, та, которую зовут Лиззи?

Берч снова заговорил, но теперь тихо, словно очень устал:

– Я думал, что мы пришли к взаимопониманию сегодня утром. Я сказал вам тогда, что вы нужны мне в доме, и я снова повторяю вам это, поэтому не будем больше говорить об отъезде.

Лэрри дернул вожжи, которые зашевелились, подобно волнам. Двуколка проехала через ворота, мимо фасада дома и въехала во внутренний двор. Когда Берч спрыгнул с коляски и протянул руку, чтобы помочь сестрам спуститься с высокой ступеньки, Кон открыл дверь кухни. Эмили видела, как он стоял, высокий и прямой, как безликая тень, на фоне света, горевшего в кухне, но, когда они приблизились к нему, он отступил с выражением удивления на лице. Потом, снова быстро приблизившись к ним, Кон взял из их рук пакеты и прижал их к себе, переводя взгляд с одной девушки на другую. С Эмили, стоявшей в своем великолепном пальто, отделанном мехом и тесьмой, и державшей в руках большую шляпу с ярким голубым пером и огромным бантом, на Люси, похожую в этот момент на хрупкого ребенка, который сошел со страниц дорогой детской книжки. Потом он воскликнул на высокой ноте восторга и обожания:

– О, вы такие красивые. Красивые.

Кон повернулся и положил их пакеты на стол. Потом, подойдя к Люси, юноша протянул руку и потрогал ее шляпку. Потом он повернулся к Эмили, все так же вытянув руку, и погладил перо на шляпке Эмили. Он поднял глаза и посмотрел на Лэрри, стоявшего позади них:

– Ты купил... им это, Лэрри? О, это было так... здорово с твоей стороны. Правда, им все это... очень идет? – Когда он снова перевел взгляд на Эмили и сказал: – Красивые, красивые, – ее лицо исказилось.

Она оглянулась и посмотрела через плечо на Лэрри, а тот сказал:

– Что я вам говорил? – И в голосе его звучали удивление и горечь.

Это было слишком. Споткнувшись, Эмили выдвинула стул, упала на него, уронив лицо на сложенные руки, и разревелась так, как ей хотелось разреветься уже в течение нескольких недель. Девушка оплакивала Сепа; оплакивала дом на Пайлот-Плейс, дом, который она всегда будет считать прекрасным. Эмили плакала из-за болезни Люси. И она плакала из-за себя, потому что была невежей и не умела выбирать себе одежду.

Компания стояла вокруг нее, Люси ближе всех. Ее тонкие пальцы вцепились Эмили в руку. Кон стоял с другой стороны, а Лэрри – за ее спиной. Кон гладил ее плечо, а Лэрри дотронулся до головы, но так осторожно, что она даже не почувствовала. Эмили вслушивалась в голос, тихо говоривший:

– Ну успокойтесь. Все прошло. Не плачьте. Уже почти конец дня, а это был длинный день. Но будет другой... Никогда не вешайте носа!

Эмили подняла голову и распрямила плечи, сдержала рыдания и потерла рукой лицо. Странно, но ей теперь хотелось смеяться, поскольку кто-то сказал ей «никогда не вешай носа». За много миль от Шилдса и того места, откуда пошло, как она думала, это выражение, кто-то сказал ей: «Никогда не вешай носа». Ха, как странно! Жизнь – странная вещь.

Никогда не вешай носа!

Глава 3

В следующее воскресенье, когда у Эмили снова были свободные полдня, девушка решила надеть свое новое платье. Не было никакой причины, внушала она себе, чтобы делать это, поскольку она никуда не собиралась, а просто хотела прогуляться. И конечно же не в сторону деревни. Она заранее предупредила Люси, что они прогуляются по тем холмам, которые были видны из окна их комнаты. Казалось, что они находятся достаточно близко, и Эмили всегда задумывалась о том, что же там за ними. Может быть, они увидят оттуда Честерли-стрит; и еще Дарем. Нет, не Дарем. Дарем был слишком далеко отсюда. Но когда-нибудь она поедет в Дарем, и в Ньюкасл, и в Сандерленд, и во многие другие места. Да, когда-нибудь она это сделает.

Когда Эмили слегка присела, чтобы еще раз увидеть себя в зеркале, девушка поругала себя за то, что на нее нашло одно из ее «настроений». В последнее время это было нередко. Настроение менялось в течение всей недели, то есть с тех самых пор, как она купила себе одежду. То у Эмили было приподнятое и даже вызывающее настроение, когда девушка говорила себе, что бы она могла сделать и что она собиралась сделать. А в следующую минуту Эмили впадала в мрачное настроение, убеждая себя в том, что она была ничем и никем и что ей лучше быть осторожной и лишний раз не раскрывать рот, а говорить только тогда, когда от нее этого ждут; она забывалась, а в ее положении не должно позволять себе это, поскольку, к сожалению, рабочие места не растут на деревьях.

Итак, раз они собирались всего-навсего прогуляться по холмам, почему она хотела надеть новое платье? Оно же будет почти полностью закрыто ее старым жакетом. Одно было ясно: она никогда не наденет тот новый жакет... и шляпку. Ту шляпку! Никогда!

Ну ладно, надо успокоиться. Эмили полагала, что ее плохое настроение связано с тем, что хозяин велел им устроить себе выходной сегодня, потому что не мог отвезти их в город в понедельник, не сказав даже почему. Девушка выпрямилась так резко, что чуть не сбила с ног Люси.

Люси наблюдала, как Эмили снимает свою каждодневную одежду и надевает красивое платье, а потом спросила:

– Ты правда хочешь прогуляться по холмам, Эмили? Давай лучше побудем во дворе или на ферме.

– Побудем во дворе и на ферме! – Эмили почти зарычала на нее. – Единственное свободное время за всю неделю, а ты предлагаешь остаться здесь! Да меня тошнит от этого двора. Это все, что я вижу почти семь дней в неделю, – дом внутри, этот двор и ферму. Мы же не встречаем людей неделями, за исключением тех, кто живет здесь, да еще миссис Рауэн, но она ненадолго приходит. Господи! – Эмили глубоко вздохнула. – Я никогда не думала, что буду скучать по Шилдсу, но я бы пожертвовала своим зубом, чтобы вернуться туда, а ты?

Сестры переглянулись, и Люси кивнула:

– Да, я тоже, Эмили. Мне не нравится в деревне.

Эмили снова сорвалась:

– Но ты должна полюбить деревню! Поскольку здешний воздух хорош для твоего здоровья. Это как раз еще одна тема, которую я должна обсудить с тобой. Что ты ешь, из-за чего тебя тошнит? Ничто из того, что я видела вчера, не должно было вызвать тошноту.

– Может быть, это был жир в тушеной баранине.

– Я срезала почти весь жир... В любом случае, ты не ешь так, как должна.

– Я никогда не бываю голодной, Эмили.

– Вот что я тебе скажу: ты захочешь есть сегодня, когда мы вернемся после прогулки, потому что я собираюсь вымотать тебя так, что ты будешь валиться с ног. И нет ничего лучшего для нагуливания аппетита, как хорошая пешая прогулка. Поэтому надевай свой жакет и шляпку, а также надень лишнюю пару штанов. Повяжи шарф вокруг шеи. И побыстрее, потому что мне очень хочется уйти отсюда.

Люси не стала сразу же делать то, о чем ее просили, но посмотрела на свою любимую сестру и грустно спросила:

– Что с тобой, Эмили? Ты все время раздражаешься на меня, ты никогда не была такой раньше.

От неожиданности Эмили плюхнулась на край кровати и уставилась на Люси. Только через минуту она заговорила:

– Я тоже не знаю, что нашло на меня. Прошлой ночью я как раз думала об этом и пришла к выводу, что я только сейчас осознала, что Сепа больше нет. Говорят, что осознание таких несчастий приходит только через длительный период времени. А потом этот дом. Все время что-то приключается. И события эти не прекращаются. А сегодняшнее утро? Я так разговаривала с мистером Берчем, ох... – Она потрясла головой. – Мне бы никогда и в голову не пришло так вести себя с Сепом, правда ведь?

– Да, Эмили.

– Нет, я не знаю, что нашло на меня. Ладно, идем. Давай выберемся отсюда...

Через несколько минут сестры оставили позади дом и шли по дороге. Они пересекли открытую местность и вошли в рощицу, а когда вышли с другой стороны, то оказались перед разрушенным мостиком, под которым бежал ручеек. Девочки стояли и смотрели на воду, потом Люси поежилась, и Эмили сказала:

– Идем, давай двигаться. Посмотри туда. Вон тот первый холм виден из нашего окна.

Через десять минут, когда они достигли вершины холма, Люси уже была без шарфа, а жакет Эмили был расстегнут.

– Вот это был подъем! – Сестры оглянулись назад, на ту дорогу, по которой поднялись на холм. Потом они повернулись, посмотрели в другую сторону и увидели местность, покрытую кое-где засохшим папоротником-орляком цвета ржавчины.

Девочки стояли, пытаясь отдышаться, и с удивлением оглядывались. Но они не увидели ни города, ни населенных пунктов, а только холмы.

– Надо же, я и подумать не могла. Я полагала, что отсюда нам будет виден город. – Эмили отерла пот со лба.

– Здесь совсем пустынно, правда, Эмили? Нет даже домов, совершенно ничего, на что можно было бы посмотреть.

– Ой, мы кое-что не заметили, Люси. Посмотри туда, на вершину следующего холма. Там какой-то домик.

– Да, правда. Как ты думаешь, нам там дадут попить водички, а то у меня в горле все пересохло.

– Не вижу ничего плохого в том, что мы пойдем и проверим. А если у них есть корова, то они дадут нам немного молока. – Девушка подтолкнула Люси, а Люси подтолкнула ее, и, смеясь, они побежали, спотыкаясь о кочки, вниз по холму.

И снова расстояние оказалось обманчивым, поскольку им потребовалось целых пять минут, чтобы забраться на холм к постройке, после того как они пересекли ровную местность. А потом они замедлили шаг, поскольку, к их полному разочарованию, увидели, даже на расстоянии, что это был заброшенный и почти развалившийся небольшой дом. Каменная стена окружала домик, но ее почти не было видно за высокой травой и папоротником, а деревянные ворота теперь валялись в траве, почти полностью скрывавшей их.

– Ну вот... Здесь пусто... Но какой же он маленький, совсем крошечный.

– Да. – Эмили рассмеялась. – Как кукольный домик, по сравнению с тем, где мы живем.

Расстояние от ворот до двери дома составляло около ста пятидесяти метров, но Люси остановилась на полпути и спросила:

– Эй, Эмили! Ты же не собираешься туда входить?

Эмили уже стояла на ступеньке и, повернув голову, засмеялась и сказала:

– Ничего плохого не случится, если мы заглянем внутрь. Но могу поспорить, что дом заперт.

Девушка протянула руку к щеколде двери и обратила внимание на то, что дверь была довольно крепкой. Похоже, что ее сделали так, чтобы она соответствовала по крепости каменным стенам. Когда пальцы Эмили подняли щеколду и дверь резко открылась внутрь, она отскочила назад от неожиданности и хихикнула, оглянувшись через плечо на Люси, которая стала пятиться к бывшим воротам, крича:

– Ой, не входи туда, Эмили!..

Но девушка не остановилась. Она осторожно переступила одной ногой через порог и поняла, что находится в маленькой комнате. Маленькой, по сравнению с теми комнатами, в которых она теперь привыкла работать. Однако она была не меньше кухни в доме на Пайлот-Плейс. В помещении не было мебели, но имелся каменный очаг с заржавевшей железной духовкой сбоку. Она снова вышла на улицу и позвала Люси.

– Иди сюда, давай! Тут интересно. Иди и посмотри.

Когда Люси осторожно переступила порог, она постояла немного, оглядывая плохо освещенную комнату, потом улыбнулась Эмили и кивнула, словно подтверждая ее слова.

– А вон еще одно помещение.

Они прошли в другую комнату, по-видимому спальню, потому что там в углу стояла большая деревянная кровать, вроде нар, на которой лежал старый тюфяк.

– Она очень старая, правда, Эмили?

– Да, это так. Могу поспорить, что спать на ней было так же мягко, как на кирпичах. – Эмили наклонилась и надавила руками на тюфяк. Потом посмотрела на маленькое окошко в ногах кровати и сказала: – У них тут было довольно темно.

Вернувшись в кухню, она направилась к двери, находившейся напротив входной двери, и, открыв ее, воскликнула:

– Ой, посмотри, это что-то типа моечной или буфетной. Но в ней нет воды. А вот эта дверь должна вести на задний двор. – Она открыла дверь, которая была перед ней. Потом повернулась к Люси. – Иди и взгляни. Это маленький двор с небольшими коровниками.

Эмили хотела выйти во двор, но заметила кое-что и указала на это Люси.

– Посмотри, трава примята вон от тех ворот; кто-то приходит сюда.

– Тогда нам лучше уйти.

– Почему? Здесь пусто. Похоже, что здесь пристанище для бродяг. Знаешь, они оставляют пометки на воротах и разные вещи, которые сообщают другим бродягам о том, что кто-то может дать им пенни, а кто-то только хлеб. Наша мама мне рассказывала, что много раз давала нищим хлеб, а потом находила его на задворках... Идем дальше.

Сестры прошли несколько шагов вдоль каменной стены и вошли в первый коровник. Но он явно был предназначен для лошади, потому что в нем у стены находилась специальная кормушка. Второй коровник использовался по назначению, хотя в нем можно было разместить не больше двух коров. Третье строение оказалось кладовой, и в ней когда-то размещался котел для нагревания воды, часть старого железного дымохода все еще торчала в стене. Указав на нее, Эмили пояснила:

– Они, наверное, держали свиней и готовили им здесь еду.

– Как это делает Эбби?

– Да. Но кипятильня Эбби немного отличается от этой.

– О да, конечно. Я даже не представляю, как можно здесь жить, Эмили.

– Могу сказать то же самое. Но я бы не отказалась от такого дома, если бы он был в деревне... но... – Они обменялись быстрыми взглядами, и Эмили закончила: – Но не в той, что недалеко от нас. В той деревне живут довольно неприятные люди. Эбби говорит, что некоторые из них не дали бы никому даже дневного света, если бы могли закрыть его от других. И он должен хорошо это знать, потому что мистер Эткинс, хозяин гостиницы, его кузен... Ну ладно, пошли. Нам лучше вернуться. Но я должна закрыть двери и оставить все так, как было...

Некоторое время спустя девочки снова стояли на вершине холма, оглядываясь назад, на тот путь, который они прошли от домика. Они уже собирались повернуться и идти дальше, когда Люси указала направо от себя:

– Посмотри, там какой-то человек направляется к коттеджу.

– Где

– Ты увидишь его через минуту, сейчас его загораживает папоротник. Да вон он!

Эмили посмотрела в ту сторону и сконцентрировала взгляд на фигуре, двигавшейся внизу на приличном расстоянии от них. Что-то в его фигуре показалось ей знакомым. Но задолго до того, как он приблизился к дому и свернул направо, направляясь вдоль стены к заднему двору, Эмили знала, кто это. Этот домишко был той развалюхой, о которой говорил ей Эбби. Наверное, именно там раньше жил мистер Берч. Именно оттуда он пришел работать на ферму. Девушка не могла этому поверить. Это была такая незначительная ферма... Но одно она теперь поняла. Она поняла, почему жители деревни так к нему относились. Конечно, они могли считать его выскочкой, поскольку прыжок от этого маленького двухкомнатного домишки с ветхими разваливающимися подсобками к имению Крофт-Дин Хаус трудно было даже представить.

Хотя предполагалось, что сестры могут брать выходной на половину дня раз в неделю, Эмили полагала, что, как только они вернутся домой, хозяин будет ждать, что они снова впрягутся в работу. И до сегодняшнего дня девушка сама поступала именно так, не задавая лишних вопросов. Вернувшись с прогулки, она сразу же прошла через кухню и направилась к задней лестнице, но в этот момент со стороны главной лестницы в холл вышел Кон. Он нес поднос, сервированный для чая, но тут же остановился и улыбнулся им:

– Вы уже... пришли?

– Да, Кон.

– Я приготовил... я приготовил... чай.

– Мы пока ничего не хотим; мы скоро спустимся, Кон.

– Хорошо... Эмили... Рона в плохом настроении... Она спрашивает про Лэрри, но Лэрри... ушел. Я сказал ей, что, по его словам, ему нужно было пойти в... в Рекентон.

«Рекентон?» – Эмили повторила название про себя и удивленно подняла брови. Когда она его видела, он шел в противоположном от Рекентона направлении.

– Рона расстроена. Ее... ее постель... испачкана, но она не разрешает мне... менять ее. Ведь я вполне мог... поменять простыни.

– Она испачкала постель?

– Да, Эмили.

Девушка вздохнула. Она не любила свою хозяйку, она ее просто ненавидела, но она говорила себе, что не позволит этой злобной собаке лежать в грязной постели, если это будет зависеть от нее. Поэтому Эмили со вздохом скинула свой жакет и шляпку и, передав их Люси, сказала:

– Принеси мне фартук, но не один из моих лучших, а коричневый голландский фартук.

Она проследовала за Коном назад в кухню:

– Сначала я выпью чашку чаю.

Он радостно ответил:

– Да. Да, Эмили. Сейчас я тебе приготовлю.

Пока девушка пила чай, она сказала, больше себе, чем ему:

– Ей нужна сиделка, вот кто ей нужен.

– У нее были... Эмили... три. Но они... все ушли. Она не любит... не любит сиделок.

«Интересно, был ли на свете кто-нибудь, кого бы она любила?»

С чувством отчаяния Эмили поставила недопитый чай на стол и быстро вышла из комнаты, пересекла холл и поднялась по главной лестнице. Она постучала в дверь хозяйки и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.

Обе лампы уже горели, по одной с каждой стороны кровати – Рона была весьма экстравагантна и использовала масляные лампы. В помещении было очень жарко, огонь в камине был сильным. В обязанность Кона и Люси входило следить, чтобы огонь горел постоянно. А сейчас жар подчеркивал запах человеческих испражнений.

Рона Берч сидела, наклонившись, в кровати, вытянув руки к своим бесполезным коленям. Эмили приняла это за признак отчаяния и спокойно сказала:

– Я поменяю ваши простыни, мадам.

Рона Берч медленно повернула голову в ее сторону, и, когда увидела Эмили, внешность которой, казалось, изменилась, благодаря элегантности и простоте нового шерстяного платья, верхняя часть ее тела откинулась назад, и это резкое движение, наверное, доставило ей боль, поскольку Рона вскрикнула и прижала руку к груди, а потом спросила:

– Где ты взяла это?

– Платье, мадам? – Эмили дотронулась до одной из двух пуговиц на талии. – Я купила его, мадам.

– Ты купила его!

– Да, мадам.

Они пристально смотрели друг на друга, потом Эмили повернулась и пошла в гардеробную.

Когда девушка вернулась с двумя простынями, подстилаемым вниз одеялом, перекинутыми через одну руку, и с полотенцами и ночной рубашкой – через другую, послышался стук в дверь и вошла Люси, одетая в одежду, в которой она выходила на улицу. Девочка молча передала фартук Эмили, та закатала рукава платья, как можно выше, и надела фартук.

Теперь хозяйка не сводила глаз с Люси. Она несколько раз поводила вверх-вниз рукой, а потом сказала:

– Это не ее обычная одежда. Полагаю, и это ты купила?

– Да, я купила. – Движением руки Эмили откинула верхнее покрывало, потом одеяла и сморщила нос от отвращения, когда добралась до простыней. Повернувшись к Люси, которая все еще была в комнате, она сказала:

– Переоденься и принеси мне горячей воды!

– Где ты взяла деньги на такие вещи? – Рона Берч лежала на спине и говорила тихим голосом, будто успокоившись.

– Мне удалось накопить немного денег.

Ответ подействовал как укол, потому что Берч завопила:

– Кому ты это говоришь, девка! Никогда за всю твою жизнь тебе не накопить денег на такое платье и на такую одежду для твоей сестры. Кто дал тебе деньги? – Она снова села в кровати.

Эмили сняла верхнюю простыню, собрала нижнюю вокруг неподвижных ног хозяйки, обтирая их, и постепенно скатав простыню в ком, ловко вытащила ее и бросила на пол. Подняла грязную простыню, отнесла ее в гардеробную и швырнула в деревянное ведро.

Когда Эмили вернулась в комнату, ее хозяйка закричала:

– Не оставляй меня в подобном виде, девушка!

Эмили сурово посмотрела на нее, сглотнула и сказала:

– У вас есть руки, мадам, вы прекрасно можете натянуть на себя одеяло. – После этого она буквально услышала, как хозяйка заскрипела зубами.

Эмили повернулась к Люси, которая входила в комнату, сгибаясь под тяжестью ведра с горячей водой. Она взяла его у сестры, налила в тазик воды и сказала:

– Может быть, вы помоетесь перед тем, как я постелю чистые простыни?

– Ты закончишь работу, которую начала!

– Мадам, – Эмили отошла от кровати, – хозяин сказал, что вы вполне можете мыться сами.