Текст книги "Жизнь, как морской прилив"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Хозяин сказал?.. Хозяин сказал?.. Послушай, ты. Я здесь хозяин. Я в этом доме и хозяин, и хозяйка. Заруби это на своем носу!

– Хозяин, похоже, так не думает, мадам. – Несмотря на то что Эмили корила себя за сказанное, она отскочила, выставив руку перед лицом, и крикнула: – Я предупреждала вас, мадам, я однажды предупреждала вас, и я это сделаю, если вы кинете в меня что-нибудь...

Рона Берч медленно поставила мыльницу на прикроватный столик, потом опустила фланелевую тряпку в таз с водой.

– Я еще расквитаюсь с тобой, запомни это, и с этим человеком, которого ты называешь хозяином.

Эмили жестом велела Люси выйти из комнаты, а сама пошла в гардеробную и прислонилась головой к высокому комоду, говоря себе, что больше не может это терпеть, одновременно снова напоминая себе, что сейчас была зима, а в доме тети Мэри некуда приткнуться. Если же им придется снять комнату, то соверены, пришитые к поясу нижней юбки, скоро растают. Если бы она только знала, где можно продать часы без лишних расспросов, она бы сбежала отсюда быстрее молнии. Но была еще одна проблема. Куда бы она ни пошла, ей придется взять с собой Люси, но не в каждый дом возьмут чахоточную.

Стук по прикроватному столику подсказал Эмили, что хозяйка уже готова. Испачканная ночная сорочка валялась на полу возле кровати, а рядом с ней полотенце. Мыло и фланелька не были положены в мыльницу, а валялись на полированной поверхности прикроватного столика.

Эмили молча расстелила чистую льняную простыню на кровати. Делая это, невозможно было не дотронуться до хозяйки, и это прикосновение вызвало у нее отвращение. Наконец девушка закончила и уже накрывала покрывалом ноги хозяйки, когда ощутила, что Рона схватила ее за ворот платья и подтянула к себе так, что их лица оказались друг перед другом.

– Сколько он дал тебе? Куда он возил вас в прошлый понедельник?

Неприятный запах от ее дыхания донесся до Эмили. Пытаясь отвернуться, она выдавила из себя:

– Хо... хозяин ничего мне не давал... только мою зарплату. – Она почти задыхалась и в отчаянии схватила хозяйку за запястья, которые держали ворот ее платья, и, немного заикаясь, сказала: – Отпу... отпустите меня, мадам.

– Только когда ты скажешь, сколько он дал тебе. Не думай, что ты первая. Их целый список! Почему, как ты думаешь, ушла Крисси? И еще одна, эта милашка Лиззи. Ты о ней тоже узнаешь.

– Мадам!

– Скажи мне, или сдеру это с твоей спины.

– Сделайте это, мадам! Только сделайте! – Испуг Эмили снова сменился гневом. Она не знала, что бы сделала, если бы ее хозяйка осуществила свою угрозу, в этот момент дверь открылась, и Лэрри Берч застыл как вкопанный, глядя на происходящее.

Затем, разняв их, он сурово посмотрел на жену, которая теперь лежала, откинувшись на подушки, и дышала, с пеной у рта, как лошадь, закончившая скачки.

– Ты сошла с ума, женщина, ты сбесилась! – Потом резко повернул голову к Эмили, которая стояла, опираясь на спинку в ногах кровати, и требовательно спросил: – В чем дело?

– Она не верит, что я сама купила платье, она... она говорит...

Когда она остановилась, он сказал:

– Не может быть! – Потом снова посмотрел на жену и медленно отчеканил: – Я говорю тебе, женщина, что ты сходишь с ума. У тебя мания.

Грудь Роны Берч поднялась несколько раз, прежде чем она начала говорить.

– Хорошо, скажи мне, дорогой муженек, где это наша служанка взяла деньги на покупку такого платья, которое надето на ней сейчас, и на хорошую одежду сестре, которую редко можно увидеть в здешних местах. Только я так одевалась в детстве.

Мистер Берч не ответил, но, повернувшись к Эмили, приказал:

– Идите и принесите ту шляпу и то пальто.

– Что?

– Делайте, что я сказал. Принесите ваше пальто и шляпу, те, которые вы купили вместе с платьем, и все остальное, что вы купили в тот день.

Эмили исполнила приказание не сразу; но потом медленно вышла из комнаты и прошла мимо Люси, которая стояла у подножия лестницы, ведущей наверх, и молча грызла ноготь большого пальца.

Через несколько минут девушка вернулась в спальню хозяйки. На одной руке лежали пальто и шляпка, на другой – длинная серая юбка с полоской грязи на подоле, а сверху был наброшен полосатый льняной корсаж.

Едва Эмили вошла в комнату, как Лэрри сразу же выхватил вещи. Держа их на вытянутой руке боком к жене, он крикнул:

– Посмотри на это! А теперь посмотри на это! – Потом, не глядя на Эмили, он сказал: – Положите сверху шляпку. Нет, лучше наденьте ее. Наденьте ее себе на голову!

Девушка медленно надела шляпку поверх своего чепца и стояла, глядя на хозяйку. Потом он помахал перед Роной жакетом и крикнул:

– Она ходила в магазин подержанных вещей и купила это! И все за несколько шиллингов. И она вызвала такой фурор в деревне, что там до сих пор смеются, как мне говорили.

В комнате наступила глубокая тишина, которую и мистер Берч не нарушил, велев ей забрать свою одежду и исчезнуть. Эмили вышла на площадку и поднялась в свою комнату в мансарде.

Она больше не была высокой красивой девушкой с живым характером, она ощущала себя низкопородной горничной, незначительной, совершенно невежественной, выставляющей себя на посмешище...

«И она вызвала такой фурор в деревне, что там до сих пор смеются, как мне говорили».

Глава 4

Эмили было странно и непонятно, но с того воскресного вечера, когда она стояла перед постелью хозяйки в шляпке, в той нелепой шляпке, которая так уронила Эмили в ее собственных глазах и которую она купила, поддавшись на уговоры продавцов, жизнь в доме стала спокойнее.

На следующее же утро девушка была удивлена, увидев изменившуюся миссис Берч, которая говорила с ней спокойно, вежливо и даже улыбаясь.

– Что заставило тебя купить такую одежду?

– Я никогда раньше ничего подобного не видела, мадам, – ответила она грустно. На что хозяйка кивнула, как если бы понимала ее:

– Да, так это и случается. Нам всегда хочется владеть вещами и людьми, которые являются нашей противоположностью.

В то утро хозяйка вымылась сама без возражений и положила мыло обратно в мыльницу; она также расчесала свои длинные волосы и закрутила их в пучок. Мадам не сказала, что сожалеет о том, как вела себя накануне. Но Эмили и не ждала этого. Хозяйки, особенно леди, не должны извиняться перед горничными... Только вот почему? «Ну вот, снова я». Она упрекнула себя. Почему она все время задается такими глупыми вопросами? Зачем мучает себя? Все равно ведь ничего не изменится.

С того утра и до первого дня нового, 1903 года относительное спокойствие царило в доме. Эмили могла бы быть по-своему счастлива, если бы не две вещи.

Во-первых, ее с каждым днем все больше беспокоило состояние Люси. У девочки бывали приступы тошноты; она не ела так, как должна была есть, но, как ни странно, она поправлялась. Это было видно не только по ее лицу, но и по фигуре. Люси стала меньше кашлять, хотя зимой она обычно кашляла больше. А уже стояла зима, ранняя зима, уже дважды были снегопады с такими заносами, что людям приходилось прокапывать проходы к дороге.

Во-вторых, в память Эмили врезалась встреча с бывшей горничной, Крисси Дайер. Это случилось в следующую воскресную прогулку, на этот раз весьма короткую, и не в направлении холмов и крошечного каменного домика на вершине, а вдоль проезжей дороги до развилки, где на указателе было написано: «На Честерли-стрит и Дарем».

Эмили гуляла одна, поскольку Люси все больше жаловалась на холод; девушка же чувствовала, что ей надо вырываться хоть ненадолго из дома, хотя бы на час в неделю. Даже если погода не очень подходила для прогулок, как в этот день: ветер развевал ее жакет, платье, нижние юбки, почти отрывая ее от земли. Но Эмили была рада, что смогла выбраться из дома.

Уже третью неделю мистер Берч говорил, что не может взять ее с собой в Феллберн в понедельник, поскольку, доставив свою продукцию, он поедет в Дарем и вернется назад по другой дороге. Она подумывала о почтовой карете, но зимой последняя почтовая карета отправлялась из Феллберна в полтретьего, поэтому у нее было бы недостаточно времени, чтобы посетить тетю Мэри. Эмили очень хотелось повидаться с тетей. Ей хотелось немного поболтать и посмеяться; да, ей нужно было посмеяться.

Эмили, наверное, прошла больше мили вдоль узкой аллеи, когда дорога неожиданно расширилась и сбоку появился небольшой каменный дом, похожий по конструкции на тот, на холме. Только около этого не было подсобных строений, а только небольшой садик. А под навесом, возле крыльца, посажено много зимней брокколи.

Эмили продолжала идти еще минут пять или около этого, потом повернула, а когда уже подходила к дому, увидела девушку, стоявшую у ворот. На ее голову была накинута шаль, а руки, спрятанные под нее, крепко удерживали шаль под подбородком.

Когда Эмили поравнялась с ней, девушка окликнула ее:

– Эй, привет!

– Привет! – Эмили остановилась и улыбнулась. Впервые кто-то из здешних поздоровался с ней. – Холодно, правда? Ветер прямо сбивает с ног.

– Тогда почему ты не сидишь дома?

Вопрос был слишком прямой, и Эмили замешкалась, глядя на девушку:

– Понимаете, я на службе, там...

– Да, да, я знаю, где ты служишь. Ты заняла мое место... но я не возражаю. О нет. Ради Бога. Я Крисси Дайер. Как ты справляешься? Я имею в виду с ней и с ним.

Эмили сразу же поняла, что нет смысла рисовать жизнерадостную картину своей жизни в доме; хотя в последнее время стало полегче, особенно в комнате хозяйки, она все же вынуждена была признать, что не может заставить себя хорошо относиться к той женщине, хотя бы даже пожалеть ее.

– Она уже швыряла в тебя чем-нибудь?

Эмили рассмеялась, хватаясь за шляпку и наклонив голову, чтобы ее не сдуло.

– Нет, но пыталась.

– Что ты этим хочешь сказать – пыталась?

– Рона Берч угрожала, но я сказала ей, что сделаю, если она выполнит свою угрозу.

– Ты так ей сказала?! – Она убрала руки от подбородка, и шаль распахнулась, а ветер почти подхватил ее. Девушке пришлось уцепиться за шаль и обернуть ее вокруг шеи, а потом она снова спросила: – А что ты сказала?

– Я сказала ей, что, если она кинет в меня что-нибудь, я швырну это назад в нее.

Эмили рассмеялась над выражением лица девушки. Ее смех затих, когда девушка категорично заявила:

– Я не верю тебе; никто не может сказать ей это и остаться в доме. Я тебе не верю.

– Тут уж я ничего не могу поделать. Хочешь верь, хочешь не верь, но я это сделала. Я собиралась уйти оттуда, но хозяин попросил меня остаться.

– О да, конечно, это на него похоже. Хотела бы я получить по пенни за каждый раз, что он уговаривал меня остаться. Три года я терпела все это. Я ужасно страдала, поверь мне. Мне казалось, что свихнусь. В том доме случались такие вещи, которые пугали меня до умопомрачения, и вещи, за которые ругали меня, хотя виноват был Кон. Одно время он мне нравился, я жалела его, но это прошло. Он не так наивен, как кажется, Кон здорово притворяется. Он не до такой уж степени ненормален, раз смог охмурить Беллу Гудир. Имей в виду, я не думала, что Кон на это способен, потому что он никогда не приставал ко мне. Он прекрасно знал, что моя мама поблизости. Но было и другое, я имею в виду ее. – Крисси пошевелила руками под шалью, и то, что она сказала дальше, убедило Эмили в том, что девушка была действительно не в себе. – Там происходят странные вещи. Подожди немного – и ты увидишь. Там есть что-то вроде привидения. – Она кивала головой. – Я видела его своими собственными глазами, но я завизжала, и оно убралось. А потом я завизжала еще громче, потому что вышел хозяин, который был в длинной белой ночной рубахе. На следующий день мистер Берч подошел ко мне и сказал, что привидений не бывает, во всяком случае в их доме. И добавил, что не хочет об этом больше слышать. Но с моей мамы было достаточно. То одно, то другое. Поэтому мы обе уволились оттуда, а мама высказала все, что она думает о работе в его доме. Она сказала, что никогда не страдала от зимнего холода и помирать от него не собирается. И мы переезжаем. Мы переезжаем в Феллберн, потому что там мой папа будет ближе к своей шахте, чем здесь.

Эмили отошла от стены, но продолжала смотреть на девушку. Одно было ясно. Это девушка была довольно нервной.

Теперь Крисси пыталась перекричать ветер, а Эмили пришлось переспросить:

– Что ты сказала?

– Я сказала, что нужно присматривать за Коном и избегать его щипков.

– Да, да, я постараюсь. И спасибо, спасибо за все, что ты рассказала мне. До свидания.

Девушка не ответила, и Эмили отвернулась, думая, что с головой у девушки совсем плохо.

Эмили сказала себе, что работает в доме уже больше двух месяцев, и если там есть привидение, то она уже должна была его увидеть. Но на всякий случай она постарается сделать так, чтобы Люси находилась поблизости, когда придется передвигаться по дому ночью, потому что, насколько она слышала, призраки никогда не являлись сразу двоим, они всегда поджидают тебя, когда ты остаешься одна...

Наступила рождественская неделя, и Эмили была вся в волнении и даже, можно сказать, ощущала счастье. Вчера мистер Берч свозил их в Феллберн, и она сходила к тете Мэри, чтобы просто обнять ее и вручить полсоверена на подарки детишкам. Кроме того, в городе она купила подарки для Кона и Эбби, заплатив девять пенсов за дудочку для Кона. Он мог наигрывать неплохие мелодии, но его дудочка, по ее мнению, была не очень хорошей, цветной рисунок между дырочками давно стерся. А для Эбби она купила новую глиняную трубку и унцию табаку. Эмили ничего не купила для хозяина и хозяйки, хотя и думала об этом. Но потом решила, что это будет неуместно. Если бы это касалось Сепа...

Странно, но Эмили сейчас скучала по Сепу больше, чем когда он погиб, однако она была рада, что не вышла за него замуж. Она считала, что ее ощущения весьма необычны.

Три дня перед Сочельником Эмили стояла у стола и готовила – пекла пироги, рисовые лепешки, пироги с беконом и яйцами и имбирные пряники. Рождественский пирог девушка испекла почти три недели назад. Она также попробовала сделать что-то вроде пирожных: между тонкими слоями легкого бисквита положила немного джема и свежих взбитых сливок.

На кухне слышался смех, настоящий смех, когда хозяин украдкой пробовал ее выпечку. Люси и Кон громко хохотали, когда Лэрри, проходя через кухню, тайком умыкнул несколько пирожков – Эмили стояла к нему спиной – и быстренько дал по одному каждому из них.

И поскольку девушка чувствовала себя необычно счастливой, она кое-что предложила хозяйке.

Это было ближе к вечеру в Сочельник. Эмили поднялась в свою комнату, надела чистый фартук и, взяв поднос из рук Кона, понесла его в спальню хозяйки. На подносе стояла тарелка с различными образцами ее трудов. Она показала на них, глядя на Рону Берч, и сказала:

– Я специально сделала такие маленькие и изящные изделия. Я... я надеюсь, что они вам понравятся.

– Спасибо, Эмили.

Третий раз за последнюю неделю хозяйка назвала ее по имени. «Чудеса никогда не кончаются!» – подумала она. Потом девушка спросила:

– Мадам, можно мне что-то сказать вам?

Рука Роны Берч застыла на ручке маленького серебряного чайника, и она посмотрела на Эмили:

– Да. Что ты хочешь сказать?

– Понимаете, мадам. – Эмили улыбнулась и посмотрела на нее. – Кон, то есть мистер Кон... – Ей всегда приходилось осторожно обращаться с именами, ей уже делали на этот счет замечания. – Он... он сказал прошлым вечером, что вы учились музыке и очень хорошо играете на пианино, и я подумала, что... что если мы разведем хороший огонь в гостиной, то хозяин мог бы, ну – она наклонила голову, – он мог бы отнести вас туда, и можно было бы поставить то большое кресло с двигающейся спинкой возле пианино и...

– Нет!

Слово было произнесено глубоким грудным голосом. В нем звучала категоричность, которая заставила Эмили отступить от кровати и кивнуть головой. Но, прежде чем она повернулась к двери, Рона Берч снова заговорила, не сводя глаз с руки, в которой была зажата ручка чайника:

– Это... Это было очень мило с твоей стороны, но передвижение для меня всегда болезненно, и я потом чувствую себя еще более больной.

– Да, да. Я понимаю, мадам, но я подумала, что это... все-таки Рождество и...

Эмили смотрела, как хозяйка подняла чайник и наполнила чашку. Нет, не полностью. Она никогда не наполняла чашку выше золотой полоски. Более того, она потом подлила в чашку холодного молока, что совершенно не соответствовало ее вкусу. Потом Эмили наблюдала, как хозяйка почти поднесла чашку ко рту. Но не стала пить, а, посмотрев в чашку, повторила:

– Да, все-таки Рождество. – Затем медленно продолжала: – Все должны быть счастливы в Рождество: накрытые столы, раздача и получение подарков, елка, сверкающая мишурой и цветными стеклянными шарами и украшенная маленькими свечами. Однажды в Рождество елка загорелась. – Она повернула лицо к Эмили. – В детстве каждый год мне ставили на Рождество елку. Мы танцевали вокруг нее. Когда Кону было три года, у нас был большой праздничный прием. Елка стояла в гостиной. У нас были шестеро детишек семейства Марсден из Холла, приехали Питер и Гвен из Прайори. Питер немного расхулиганился и стукнул одного из мальчишек Марсденов по ноге. Они начали драться и упали на елку, и та загорелась. Питеру было всего шесть, и, насколько я помню, мальчишке Марсденов тоже. Отец держал их за воротники на вытянутых руках; они дергали ногами, и все смеялись, но это было уже после того, как дерево вынесли... Мне всегда нравились елки. Хотя бы это мне нравилось в королеве Виктории. А так я всегда ее не любила; все так носились с ней, а кем она была на самом деле? Унылой и невыразительной личностью. Ей повезло, что ей достался такой принц-консорт, как Альберт. И в конце концов, это ведь он подал ей идею рождественской елки... Она совсем не вела себя так, как подобает королеве. А тебе она нравилась?

Эмили просто поразилась. Она никогда раньше не слышала, чтобы ее хозяйка говорила так много, перепрыгивая с одной темы на другую. Рождественские елки, пожары, детские драки, королева Виктория и принц Альберт...

Да, ей нравилась королева; все любили королеву Викторию, потому что она была как чья-то бабушка. Она помнит, как будто это было только вчера, и в то же время – много-много лет назад, в другой жизни. Это было только в январе прошлого года. Сеп пришел и встал около кухонного стола, покачал головой и грустно сказал: «Знаешь, старушка умерла; никогда больше у нас не будет такой, как она. Это положит конец галопу Эдди».

Она не смогла понять последние слова, тогда не могла понять. Но сейчас она знала, что король ведет себя как мальчишка. Да, ей нравилась королева, и она не собиралась говорить, что не любила ее, поэтому она ответила:

– Да, мне она нравилась. Я... я думала, что она была мудрой женщиной.

– Ха! Ха! Ха!

Эмили никогда не слышала, как смеялась ее хозяйка. Во всяком случае, не так. Она откинулась на подушки, держась за ручки чайного подноса, и три раза повторила:

– Она была мудрой женщиной! Она была мудрой женщиной! Она была мудрой женщиной! – Когда Рона Берч выпрямилась, она кивнула Эмили: – Ей бы понравились твои слова. – Потом ее тело как бы осело, она наклонила голову набок и, теперь ее голос звучал мягко, добавила: – Возможно, что ты права, она была мудрой. Я не любила ее из-за того, что у нее была власть. Я завидовала ей. О да, я завидовала ей. Знаешь что, Эмили?

– Что, мадам?

– Когда-нибудь этой страной будут править женщины. Они будут руководить всем, всем, что требует логики и интеллекта, поскольку женщины сильнее мужчин!

Эмили заморгала. Она не то чтобы не верила тому, что говорила хозяйка, но не могла с ней согласиться. Однако откуда-то из глубины сознания прокрадывалась мысль, что женщины, если бы им дать возможность, превзошли бы мужчин очень во многом. Но им не дадут такой возможности.

– Ты не веришь мне?

– Ну, я не часто задумываюсь о таких вещах, мадам, но я верю вам, потому что я знаю женщин, которые командуют всем в доме. Мужчины много говорят, а женщины действуют. Конечно, я говорю о домах, в которых живут семьи, относящиеся к рабочему классу.

– Ты говоришь о большинстве домов... Ты умеешь читать?

– О да, мадам.

– И писать?

– Да, мадам, я училась в школе.

– У тебя когда-нибудь был мужчина?

– Что?

– Ты когда-нибудь была с мужчиной? Ты слышала, что я сказала.

Эмили выпрямила спину, подняла голову, слегка наклонив ее набок и выставив подбородок.

– Нет, не была, мадам! Но даже если бы была, то это было бы моим личным делом.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Рона Берч откинула голову и рассмеялась. А когда Эмили вышла из комнаты, не слишком тихо закрыв за собой дверь, до нее донесся голос хозяйки, ясный и громкий.

– И его. И его.

Девушка так разволновалась, что вместо того, чтобы пойти вниз на кухню, она повернулась и побежала вверх в свою комнату.

Ну когда же ты научишься нормально реагировать! Сказать такие слова! Да и вообще весь этот разговор. Но спросить ее, был ли у нее мужчина! Это нечестно, отвратительно! На мгновение Эмили почувствовала жалость к ней. Когда мадам говорила, как она это сделала в последние пять минут, было трудно поверить, что Рона Берч калека и прикована к постели, поскольку все, что она говорила, предполагало... Что предполагало? Своего рода силу, дикую силу. Смешно, но хозяйка напоминала ей собаку, сидящую на цепи, и если когда-нибудь она сорвется, то растерзает вас в клочья.

Эмили присела на край кровати и, глубоко вздохнув, подумала, что это было довольно странное описание хозяйки, потому что та была слабой, как котенок. Более того, она постепенно становилась все слабее, и Эмили не думала, что та притворяется. Иногда мадам выглядела так, будто вот-вот отойдет в лучший мир, но она была, как скрипучая дверь, она будет болтаться на одной петле еще очень долго... А жаль.

Господи! Ну и мысли у нее.

Глава 5

Рождество прошло в основном за поеданием приготовленных праздничных блюд, а настоящего веселья не было. Люси очень правильно сказала Эмили:

– Можно было надеяться, что кто-нибудь зайдет, но даже эта миссис Рауэн не пришла.

А Эмили ответила:

– Неужели ты думаешь, что она могла бы добраться сюда, когда дороги так развезло после оттепели? Кто же мог подумать, что за снегопадом сразу же пойдет дождь. Хозяин же рассказывал тебе, как трудно ему было добираться из Феллберна.

– Да, но, – настаивала Люси, – ни хозяин, ни Кон даже не поднялись и не посидели с ней хоть немного, они просто вели себя, как в самый обычный день, а не в Рождество. И я думала, что они пообедают здесь с нами.

– Ты думала, что они будут обедать здесь с нами! – Эмили удивленно посмотрела на Люси. – Ты слишком много о себе понимаешь. – Однако она сама тоже думала, что мистер Берч и Кон могли бы так сделать. Она даже ждала этого, потому что... потому что Кон сказал ей:

– Как было бы хорошо, Эмили, если бы мы устроили вечеринку с пением песен!

А она ответила:

– Это было бы здорово, Кон.

А он поднял плечи почти до лица, как радующийся ребенок, и сказал:

– Я спрошу Лэрри. Правильно, я спрошу Лэрри.

Эмили не знает, спросил он у хозяина или нет, но она подала им обед в столовой, как обычно.

Был уже канун Нового года, и девушка быстро пробежала через холл в кухню, где на стуле у огня сидела Люси, и схватила ее за руку

– Что ты думаешь? Ну, скажи мне. Что ты думаешь?

– Да о чем?

– Помнишь, ты жаловалась, что нет никакого веселья в праздник? А что, как ты думаешь, он мне только что сказал?

– Кон?

– Нет, сам хозяин. Он сказал: «Эмили, мы собираемся встречать Новый год все вместе».

– Все мы и она тоже?

– Нет, нет. – Эмили потрясла головой. – Она не желает двигаться с места. Однако, – девушка выпрямилась и, взявшись рукой за подбородок, посмотрела вверх и сказала, – у меня такое чувство, что, если бы мистер Берч изменил своим привычкам и убедил Рону, она бы разрешила ему перенести ее вниз.

– А почему бы тебе не попросить его это сделать?

– Нет. – Эмили скосила глаза на Люси. – Я не посмею сказать ему это. – Она усмехнулась. – Я слишком часто забывала свое место в последнее время. Берч мне скоро напомнит об этом.

– Как ты думаешь, мы будем петь?

– Ох, – Эмили медленно покачала головой, – этого я сказать не могу.

– Но все всегда поют песни, когда встречают Новый год.

– Да, – она наклонилась к Люси, – все на Кредор-стрит, когда изрядно напьются. Но на Пайлот-Плейс не пели, встречая Новый год, это я тебе точно говорю. Миссис Мак-Гиллби молилась при наступлении Нового года. – Девушка наклонилась еще ниже, пока не коснулась лбом лица Люси, и они обнялись и начали смеяться. Эмили, опустившись на корточки и все еще держа Люси за руку, сказала: – Ты же знаешь, как обстоят дела в этом доме. Уж слишком все чинно. Единственное, что меня очень порадует, это если ты хорошенько поешь.

– Но я не хочу есть, Эмили.

Эмили вздохнула.

– Странно. Да! Это странно. Помнишь, когда ты жила у Элис Бротон, то ты всегда хотела кушать, потому что ты всю неделю не могла нормально поесть, тогда ты съела бы целую лошадь.

– Да, я знаю. – Люси кивнула и покраснела, а на лице отразилась грусть. – Вчера я подумала, что как было бы хорошо, если бы все семейство тети Мэри могло быть здесь сегодня. Они могли бы наесться до колик в животе.

– В этом ты права. – Лицо Эмили слегка омрачилось. – Но у семейства тети Мэри есть то, чего этот дом не сможет им дать. При всей их грязи, недоедании, босых ногах и всем прочем они все равно счастливее там, чем они были бы здесь, тебе так не кажется?

– Да, да, ты права, Эмили.

– Знаешь что? – Эмили теперь говорила шепотом. – В следующий наш выходной я хочу попросить его разрешить мне купить масла и сыра и отвезти им. Я думаю, что он уступит мне их за половину той цены, которую я плачу в магазине. Ведь она очень обрадуется, правда?

– О да, Эмили, я могу представить себе ее лицо.

Эмили поднялась с корточек, повернула к себе стул и села на него. Она посмотрела на гудящий огонь и сказала, словно говорила сама с собой:

– Никогда не знаешь, где ты очутишься в следующий Новый год. Кто бы мог подумать в это время в прошлом году, что мы будем в доме, подобном этому? Хотелось бы мне знать, где мы будем в канун следующего года? – Она повернулась к Люси и мягко улыбнулась. – Все так говорят. В Шилдсе в канун Нового года я слышала эти слова много раз, на рынке, на улицах. «Хотелось бы мне знать, где мы будем в канун следующего Нового года». Эти слова люди никогда не говорят в Рождество, только в канун Нового года. В любом случае, – она глубоко вздохнула, – может быть, и хорошо, что мы этого не знаем. – Ее настроение снова изменилось. Эмили протянула руку и слегка толкнула Люси. – Мы собираемся повеселиться сегодня, и я буду не я, если не уговорю Кона поиграть джигу на его дудочке.

Она рассмешила Люси до икоты, соскочив со стула, задрав юбку и нижние юбки до колен и сплясав джигу на каменных плитах пола.

Было уже одиннадцать часов. Они сидели у гудящего огня в библиотеке – Лэрри, Кон, Люси и Эмили. Еще до этого, вечером, Эмили спросила, не будет ли правильным пригласить Эбби, а Лэрри, рассмеявшись, ответил:

– Можете, конечно, попробовать.

Она попробовала, но потерпела неудачу.

– Что! Пойти туда встречать Новый год с ним? Никогда! Я ухожу в гостиницу, и вы не увидите меня до утра, а может, и до следующего дня. Там, в гостинице, умеют встречать Новый год. Можешь поблагодарить его за приглашение. Ха! Он приглашает меня в дом на празднование Нового года. Изображает из себя хозяина имения? Это он попросил тебя пойти пригласить меня? Или это твоя идея?

Она не ответила, а он покачал головой.

– Хорошо, девочка, я не имею ничего против тебя, и я выпью за твое здоровье, как только наступит Новый год, и за здоровье девчушки. Кстати, ты знаешь, что сегодня ее опять тошнило? Что вызывает эту тошноту?

Он внимательно смотрел на Эмили, а она покачала головой.

– Я не знаю, я думаю, что это бывает тогда, когда она ест жирную пищу. Она всегда плохо себя чувствует.

– Да, – сказал он, потом положил руку ей на плечо и добавил: – С Новым годом, девочка!

И она ответила:

– И вас, Эбби. И долгих лет жизни.

Теперь она сидела здесь, в тепле и комфорте, возле огня, который буквально обжигал ее лицо и руки. Эмили чувствовала, как по телу разливается приятное тепло от двух бокалов вина, согревшего ей желудок и подбиравшегося к голове. Она никогда раньше не пробовала ничего, подобного этому вину. Берч назвал его ликером. Он сказал, что ей не будет от него плохо. Крепкий напиток сделан из вишни.

У нее оставалось еще немного на дне стакана, он светился красивым темно-розовым цветом. По густоте спиртное напоминало сироп.

Эмили откинула голову и допила ликер, а если бы она была в комнате одна, то она слизала бы языком оставшиеся на бокале капли.

Круглый стол за кушеткой был заставлен едой. Она и Люси сидели на кушетке, ее хозяин сидел в большом кожаном кресле справа от нее, а Кон сидел в таком же кресле слева от Люси.

Она переводила взгляд с одного лица на другое. Все они казались счастливыми, особенно Кон и Люси. Она даже подумала, что они могли бы быть братом и сестрой, они могли бы быть членами одной семьи; например, она и хозяин – муж и жена, а Кон и Люси – их дети... О Господи! Она прижала руки к губам. Ну и мысли у нее! Она, наверное, опьянела. Ха! Она начала хохотать. Потом, посмотрев на Лэрри, который начал подниматься из глубокого кресла, она спросила:

– Что вы сказали?

А он ответил:

– Вы обязательно должны что-то съесть; всегда нужно есть, когда пьешь спиртное, или вы скоро свалитесь под стол.

– Нельзя начинать есть до наступления Нового года.

– Если вы не поедите, то вы не дождетесь наступления Нового года.

Эмили повернулась, положила подбородок на спинку кушетки и посмотрела на Лэрри. Она чувствовала себя такой счастливой, какой не была никогда в жизни. Он тоже казался счастливым, расслабившимся, вся его скованность куда-то исчезла. Это мог бы быть Сеп... Бедный Сеп. На минуту радость девушки омрачилась. Если бы Сеп был жив, то вот бы уж они повеселились на Новый год. И она смогла бы надеть его подарок. Эмили положила руку на талию. Ей надоело прятать часы; ей захотелось поднять юбку и отколоть их...

Боже, что с ней происходит! Только подумать, хотела задрать юбку. А ей пришлось бы еще задрать все три нижние юбки, потому что часы были приколоты к ее нижней сорочке. Ха! Ну и мысли у нее. Это все от этого коварного ликера. Лучше ей сделать так, как он сказал, и больше не пить, пока они не начнут есть, а то она, кто знает, вполне может задрать юбки.

– Вот. Съешьте это. – Мистер Берч протягивал ей тарелку с большим куском бекона и яичным пирогом.