Текст книги "Жизнь, как морской прилив"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Она была не в своем уме, спятила и тешила себя романтическими бреднями, как те девицы, о которых она читала в женском журнале «Лейдис Уикли». Как они, будучи служанками, выходили замуж за своих хозяев, даже лордов, и как их обучали, чтобы сделать из них настоящих леди. Да, она была слепой и легковерной. Все, с этим покончено. Когда он протрезвеет, она все выскажет ему, а потом она уйдет с этого холодного холма, подальше от этой тяжелой, надрывающей сердце земли и от этой каменной коробки!

Прошло еще много времени, перед тем как Эмили поднялась и оделась.

Часы на кухонной полке пробили пятнадцать минут седьмого. Берч сидел, развалясь, положив руки и голову на стол. Эмили пришлось аккуратно ступать, поскольку осколки разбитого стекла валялись повсюду. Девушка положила несколько поленьев на последние тлеющие угли, поставила на них чайник, потом начала выметать осколки из очага и собирать их с ковра. Закончив это, она подошла к столу и стала смотреть на него. В вытянутых руках Лэрри держал бутылку, на три четверти заполненную виски. В корзине оставалось еще четыре бутылки. Это означало, что, когда он проснулся, он выпил больше бутылки. И это сверх того, что было выпито до возвращения домой. Она пришла к выводу, что он пробудет в состоянии ступора еще несколько часов. Новый жакет лежал на деревянной скамье. Эмили даже не посмотрела на него. Девушка зажгла фонарь и поставила его на ступеньку перед дверью. Затем, взяв бутылку с остатками виски, она поставила ее в корзину, где были остальные четыре бутылки, и понесла их по тропинке к стене сада, а там разбила их одну за другой о камни.

Эмили не стала проделывать то же самое с пивом. Пиво, как она считала, никогда не действует на людей так, как крепкое спиртное. И в любом случае, ему понадобится что-то, чтобы опохмелиться, когда он придет в себя.

Когда Эмили возвращалась по тропинке к двери, начали падать первые крупные снежинки, а она подумала, что пусть снег ложится быстро и толстым слоем, ведь ее здесь уже не будет, чтобы убирать его...

Берч пришел в себя быстрее, чем она ожидала. Было около девяти, когда со стонами и ругательствами он с трудом поднял голову и дико огляделся вокруг себя, моргая глазами. Потом его рука потянулась к бутылке, которой не было.

Эмили как раз вернулась после дойки. Снег валил так сильно, что засыпал практически все в пределах ярда. Девушка стояла возле закрытой двери и смотрела, как его рука ощупывает стол. Она наблюдала, как он с трудом поднялся на ноги, повернулся и посмотрел на нее, потом пробормотал:

– Бутылка... где бутылка?

Эмили не ответила, а повернулась к двери, распахнула ее и сказала, указывая:

– Там же, где и остальные четыре.

Лэрри сощурился, глядя на нее и пытаясь понять, что она сказала.

– Тебе придется потрудиться, собирая там осколки, они рассыпались по всему участку, который ты недавно вскопал.

– Ты! Ты! – Он подавился вторым словом и провел по губам сухим языком. Потом он завопил на нее: – Ты! Ты разбила их?

– Да, каждую из них.

– Ты, ты ведьма!

Прежде чем девушка поняла, что происходит, Берч стукнул ее кулаком, и она упала назад, на корзину с пивом. Девушка почувствовала жгучую боль в глазу и в тыльной части головы, а еще она почувствовала боль, но меньшую, в бедре. Но обе они были невыносимыми. Эмили позволила себе утонуть в темном пространстве, которое охватывало ее. Она подумала, что умирает, но даже не пыталась бороться...

Придя в себя, девушка обнаружила, что лежит на кровати, а Лэрри стоит на коленях возле нее. Она все еще ощущала боль, главным образом в голове. Эмили видела его, как сквозь туман. Мужчина выглядел более трезвым и говорил более трезвым голосом:

– О Боже, Эмили... прости. Прости. О, я... я думал, что ты умерла. О, Эмили! Эмили. Я не хотел. Я ни за что бы не причинил тебе боль, ни за что, ни за что... О, Эмили, Эмили. – Когда он уронил голову ей на грудь, она не обняла его.

Девушка лежала и думала: «Да, ты бы не причинил мне боль ни за что на свете; нет, ты бы просто пошел и женился на твоей прежней подружке, после того, как заставил меня поверить, что имеешь ко мне чувство». Он снова плакал. Он всегда плакал во время кризисов.

– Прости меня, Эмили. Скажи, что ты прощаешь меня. Боже! Я бы ни за что так не поступил, если бы был в себе, только не по отношению к тебе. Скажи, что прощаешь меня. О Эмили! Эмили!

Она промолчала. Но когда девушка похлопала его по плечу, этот жест передал невысказанные ею слова, а она поняла, что останется здесь и будет расчищать снег после очередного снегопада.

Часть 5

Второй год

Глава 1

Эмили не верилось, что она прожила в коттедже всего год. Не верилось ей также, что ей всего восемнадцать, поскольку она чувствовала себя взрослой женщиной, которая привыкла нести ответственность за все и которая привыкла... вести за собой мужчину. С того дня, когда Берч ее ударил, а она уступила его искреннему раскаянию, Эмили знала, что схема ее жизни установлена раз и навсегда, поскольку именно ей придется стать лидером, но скрытно, поскольку она никогда не должна дать ему понять, что даже на своем маленьком участке земли он потерпел поражение.

Им удалось вовремя собрать свой небольшой урожай картофеля и овощей. У них было достаточно молока, масла, сыра и яиц. Удалось также кое-что обменять у мистера Уэйта на корм для животных. А поголовье овец увеличилось до шести штук. Лэрри собирался отделаться от лошади, так как она не оправдывала свое содержание, но Эмили была против этого, поскольку очень привязалась к ней. Однако мясо, хлеб и свечи все же нужно было покупать, а их труд пока не приносил наличные деньги.

Они начали серьезно подумывать о том, чтобы заняться разведением свиней. Однако многие разводили свиней. Почти при каждом коттедже в округе был свой свинарник. Но Эмили было ясно одно: они обязательно должны завести несколько свиней, которые бы обеспечили им постоянную, хоть и небольшую прибыль, и к тому же быстро. Свинья может принести десять поросят сразу, а овца всего одного ягненка или, если повезет, двух. И в любом случае, чтобы получать прибыль от овец, нужно иметь приличное стадо и большой луг, чтобы пасти животных. А у них не было ни стада, ни луга.

Такие мысли одолевали Эмили, когда она ехала на почтовой повозке, но теперь не сзади, а впереди вместе с Элфом Морганом. Она была теперь его постоянным клиентом, поэтому он позволял ей садиться впереди. Он не скрывал, что считает ее красавицей и что ему приятно смотреть на нее, ведь ее кожа была подобна персику. Он часто говорил себе, что очень жаль, что ее руки были такими же грубыми, как у чернорабочего. Однако девушке нужны были загрубелые и сильные руки, так как он слышал, какая у нее трудная жизнь там, на Бейлис-Райс.

Остановив повозку, он вытащил ее сумки из-под сиденья и передал ей:

– Ну что же, до следующей недели, девочка.

Она ответила:

– Да, мистер Морган, до следующей недели. – И это тоже нравилось ему в ней; она никогда не фамильярничала, она всегда обращалась к людям, как положено. Мнения об Эмили были крайне противоречивы. Одни говорили, что она была распущенной девицей, жившей на холме с мужчиной, который когда-то был ее хозяином. Другие – что она несчастная девушка и ей заморочил голову человек, который был полным ничтожеством. Он относился к последней группе людей, потому что, насколько он помнит из разговоров об этом Берче, тот был о себе высокого мнения.

Дул легкий ветерок, но солнце светило ярко и тепло, хотя была уже середина октября.

Эмили подняла сумку, которой придала форму рюкзака, чтобы было легче взбираться с ней на холмы, и, просунув руки в ремешки, взгромоздила ее себе на спину. Потом взяла в каждую руку по сумке меньшего размера и пошла по дороге к проходу в изгороди.

Она шла, слегка наклонив голову, поэтому до тех пор, пока не ступила на первую ступень прохода, не видела мужчину, приближавшегося к ней с другой стороны. Когда он подошел ближе и Эмили посмотрела на него, то у нее пересохло во рту. Она видела его несколько раз раньше. Даже если бы она не поняла, кто это, то она узнала бы двуколку, которой он управлял, когда та обогнала почтовую повозку на проезжей дороге. Сейчас, когда она смотрела на него, она не могла понять, что он за человек. Она вполне была согласна с Джорджем в том, что он был похож на иностранца.

Но сегодня она встретила его, столкнувшись лицом к лицу. Они стояли, каждый со своей стороны перехода, и каждый знал, кем является стоящий напротив. Эмили заметила, что мужчина не слишком высокий, довольно худой, но крепкий. Девушка не могла правильно описать его худобу, он напомнил ей рабочих со сталеплавильных заводов в Джарроу, у которых вся полнота растаяла от сильного жара. Его лицо тоже было худым, но совсем не напоминало лица рабочих-сталеваров, кожа была темной, бледно-коричневой, словно загорелой. Но особенно незнакомца отличали глаза. Они были темными, совсем темными, почти без белков, а их форма была иной, чем у англичан. Может быть, он китаец? Нет, он не похож на китайца, она видела китайцев в Шилдсе, а также арабов и других. Мужчина не был похож на араба, однако и не был похож на англичанина.

– Вам помочь?

Когда он протянул девушке руку, она убрала ногу со ступени и покачала головой.

– Тогда разрешите мне перенести ваши сумки.

Эмили снова покачала головой, чувствуя себя совершенно отупевшей. Мысли в ее голове совершенно спутались. Почему он пришел сюда, к этому краю дороги? Он наверняка знал, кто живет с этой стороны. Он хотел создать проблемы? Но его голос звучал не так, как у человека, который хочет неприятностей. Он звучал лениво, размеренно и спокойно. Девушка бы подумала, что у него приятный голос, если бы этот голос принадлежал кому-то другому, но не ему.

Теперь мужчина ей улыбался, полуудивленно, полусочувственно:

– Я не съем вас.

Эмили заговорила. Она не любила, когда с ней обращались, как с испуганной девчонкой.

– Даже представить себе не могу, чтобы вы меня съели.

– Тогда почему вы так испугались?

Девушка смотрела прямо ему в глаза, а ее голос звучал резко.

– Вы прекрасно знаете, вы знаете, кто я, а я знаю, кто вы, поэтому я удивилась, увидев вас с этой стороны дороги... Вам не кажется, что с нас уже хватит неприятностей?

Стюарт перестал улыбаться и ответил:

– Я гулял вокруг карьера и свернул на боковую тропинку. Я не знал, куда она ведет. Но думаю, что если бы я остановился и подумал, то догадался бы. В любом случае я рад, что не стал задумываться, поскольку я уже давно хотел с вами поговорить.

Эмили слегка опустила голову, ее брови поползли вверх, и она сделала шаг назад от перехода, когда он положил руку на верхнюю перекладину изгороди и сказал:

– Я не понимаю, почему эта ситуация должна продолжаться. Да, я, сам того не желая, лишил мистера Берча дохода и дома, который, по моему мнению, принадлежит ему по праву. И я считаю, что пора нам встретиться и поговорить о соответствующем возмещении с моей стороны.

Девушка хотела тут же отклонить это безумное предложение. Она хотела сказать, что будет еще одно убийство, если он встретится с Лэрри; пьяный или трезвый, Лэрри нападет на него. Эмили была твердо уверена, что так оно и будет. Но ничего не сказала. Она просто смотрела на мистера Стюарта, с удивлением думая, что он говорит, как человек из более высокого общества. Она никогда не слышала, чтобы Лэрри говорил подобным образом. Он бы просто не смог так говорить. Грустно было думать о том, что целью Лэрри было выглядеть как джентльмен, тогда как этот человек, который просидел в тюрьме несколько лет и занял его место, говорил, как джентльмен по рождению, что не соответствовало его внешности, так как она даже ожидала, что он будет говорить на неправильном английском.

– Как вы думаете, смогли бы вы организовать нам встречу?

– Нет! Нет! – Эмили отчаянно трясла головой. – О нет, пожалуйста, даже не вздумайте туда подниматься!

– Но почему?

– Ну... – Она опустила обе сумки на землю и, все еще тряся головой, сказала: – Я не должна бы вам это все объяснять, ведь вы сами знаете, что заняли его место. Все, что у него было, перешло к вам. Вы вышли из небытия, если можно так выразиться. Получилось так, будто ему пришлось передать все призраку, с которым он не мог бороться.

– Ему не нужно было бороться. Необходимо обратиться в суд. Даже если бы он не выиграл дело полностью, он все равно получил бы какую-то компенсацию, которая была бы гораздо больше того, что она ему оставила.

Эмили посмотрела на Николаса Стюарта, прищурив глаза. По тому, как он произнес слово «она», можно было подумать, что это говорит Лэрри.

– Вы действительно хотите помочь?

– Да, я искренне хочу помочь.

– Тогда, пожалуйста, сделайте, как я прошу, и оставьте его в покое. Берч скорее умрет, чем возьмет у вас хотя бы пенни. И он может даже попытаться вас прибить, если вы предложите ему это. – И она была уверена в том, что это правда. Она знала, что во многих отношениях Лэрри был слабаком, но в этом случае, в ненависти к человеку, который узурпировал его место, он проявлял сильный характер, а его ненависть – она это чувствовала – будет поддерживать его до самой смерти.

Они долго стояли и смотрели друг на друга, а потом мужчина отступил в сторону. Теперь, когда Эмили подняла сумки с земли и поставила их на верхнюю перекладину, а он перенес их и поставил на землю с другой стороны, она не возражала. Но когда он протянул ей руку, чтобы помочь перебраться через проход в ограде, девушка сделала вид, что не заметила этого.

Эмили не попрощалась с ним, а пошла по тропинке, слегка склонив плечи под тяжестью рюкзака. Она не останавливалась, пока не прошла через всю рощицу и не добралась до разрушенного моста. Там девушка прислонилась к стене, закрыла глаза и сказала себе: «Господи, не одно, так другое! Можно было догадаться, что не все время жизнь будет гладкой!»

Глава 2

В течение следующих двух недель – или около этого Эмили боялась спускаться вниз на дорогу, опасаясь столкнуться с «ним». Она сказала себе, что их пути не должны пересекаться, поскольку, если кто-то из недоброжелателей увидит, как они разговаривают, то в деревне снова поднимется шум. Однако девушка часто о нем думала. Николас Стюарт показался ей хорошим человеком, спокойным. Она даже представить себе не могла, что он кого-то убил, но он это сделал и отсидел за это срок. Однако он совсем не казался хуже оттого, что просидел в тюрьме несколько лет. В нем было что-то; Эмили мысленно подбирала слово, объясняющее, что это было, и единственное слово, какое ей пришло в голову, было «спокойствие». Да, в нем было какое-то спокойствие, которое Эмили считала странным после того, через что он, должно быть, прошел. Снова и снова она вспоминала, как была удивлена, когда услышала, как хорошо он говорит. В других обстоятельствах Эмили бы доставило удовольствие слушать его, но не сейчас, и если он когда– либо снова заговорит с ней, то она пресечет это в корне сразу же. Она сделает это. Она ему прямо это скажет.

Эмили выходила из коровника, когда увидела Лэрри, идущего к воротам в пристройку с каменными стенами, которую они сложили, чтобы размещать овец в суровую погоду. Она крикнула ему:

– Куда ты пошел?

Он резко повернулся и, указывая на тележку с колесиками, ответил:

– Как ты думаешь?

– Но я никогда не знала, что в той стороне можно найти дрова.

– Там валяется подгнившая ветвь, принесенная водой, я заметил ее вчера.

– А, хорошо. – Она кивнула ему.

Дрова становились проблемой, и, хотя они могли бы позволить себе приобретать пару мешков дешевого торфяного топлива каждую неделю, доставка его сюда, на холм, была проблематична.

В прошлом году поиском дров занимались вместе, но в последнее время Лэрри стал ходить один. И Эмили была рада этому, поскольку у нее появилось время для отдыха. Не то чтобы она не могла присесть, когда он был дома, но при нем девушка никогда не могла спокойно подумать или почитать, не ощущая неловкости. Эмили пристрастилась к чтению по вечерам. Иногда это были рассказы в еженедельнике для женщин «Лейдис Уикли» или истории в «Ред Леттер», которые она покупала во время еженедельных поездок в город и к тете Мэри. А в последнее время она начала все чаще заглядывать в черную книжечку.

В этой книжке было пятьдесят восемь страниц, и на каждой помещались отрывки из прозы или поэзии, а в некоторых отрывках было всего две строки. Но с тайной гордостью девушка запомнила наизусть более половины этой книги; она цитировала их про себя слово в слово каждый раз, когда она считала, что их смысл подходит к данному случаю. Как, например, в данный момент, когда распарывала жакет, который купила в магазине подержанных вещей в Феллберне, тот самый, который вызвал столько шуму. Он был сшит из хорошего материала, и Эмили решила, что может сделать из него юбку и жилет с рукавами. Строка, пришедшая сейчас ей в голову, была одной из самых коротких и звучала так: «Язык – это платье мысли». Это было сказано кем-то по фамилии Джонсон. Возможно, она не использует ее в том смысле, который имел в виду человек, написавший ее, но девушка всегда обнаруживала, что, когда брала в руки иглу, ее мысли прояснялись, становились более мудрыми, и она сожалела, что не может выразить словами хотя бы некоторые из них. Когда она пытается передать их языком, они застревают в горле, или если она их все же высказывает, то выражается очень примитивным стилем, не тем, в который хотела бы «одеть» свои мысли.

Была еще одна причина того, почему Эмили радовалась, оставаясь одна. Тогда она могла поговорить с котенком. Девушка назвала его Тиддлс. Очень часто, когда она обращалась к нему, он мяукал в ответ, и Эмили могла поклясться, что он понимает каждое сказанное ею слово.

Она наклонилась, подняла котенка с каменной плиты у очага и посадила рядом с собой на скамью.

– Вот так, и о чем мы будем говорить сегодня? В «Ред Леттер» начали печатать интересный рассказ, но я очень надеюсь, что он не будет слишком длинным, каким был предыдущий. О, все эти несчастья, которые произошли с бедной девушкой. И я так и не узнала, чем все кончилось, потому что пропустила одну неделю. Помнишь, это было тогда, когда у меня жутко болел зуб?

Эмили любила побыть одна; ей еще хотелось немного поразмыслить о последствиях того, что случится, если подозрения, которые нервировали ее, окажутся правильными. Она перестала гладить котенка, когда почувствовала, как покрылась испариной.

Котенок мяукнул, требуя внимания, потом свернулся клубочком и замурлыкал. Дрова в очаге вспыхнули и затрещали. Ворона закаркала на трубе, а Дейзи, словно отвечала ей, замычала в коровнике. Эмили, схватив ножницы, начала распарывать швы жакета.

Когда она услышала стук в дверь, ножницы замерли в ее руке. Никто не стучался в эту дверь в течение всего времени, что они жили здесь. Неужели... Нет, нет! Только не он. Ой, будет убийство. Слава Богу, что Лэрри отсутствует. Девушка взяла жакет с колен и отложила его. Затем, сделав глубокий вдох, она пошла к двери и открыла. В следующее мгновение Эмили вскрикнула:

– Папа! О, папа! Папа! – Она кинулась на шею коренастому краснолицему мужчине, стоявшему на ступеньке, а он крепко прижал ее к себе, не говоря ни слова.

Девушка втащила его в комнату и закрыла дверь. Отец и повзрослевшая дочь посмотрели друг на друга на расстоянии вытянутых рук, а потом снова обнялись. Теперь она одновременно смеялась, плакала и пыталась говорить:

– О, папа! Папа! Откуда ты взялся? О, я так рада видеть тебя! О, папа! – Она погладила его шершавые щеки и, плача и заикаясь, сказала: – Я так рада тебя видеть. Я... я не поменяю этот момент и на тысячу фунтов. Ни за что!

– Как поживаешь, девочка?

– Я? О, я живу хорошо, папа, все в порядке. Надо же! Я только вчера вечером вспоминала о тебе. Я подумала, куда же ты запропастился. Это уже не одна, а полторы поездки. Прошло уже больше двух лет. Ой, да садись же. Давай твое пальто. Сейчас я налью тебе что-нибудь выпить.

Эмили повесила его пальто на спинку стула и положила туда же шапку, потом повернулась к нему, смеясь сквозь слезы, и воскликнула:

– Я сказала, что дам тебе выпить, но это всего-навсего чай.

– Чай – это здорово, девочка.

Но она не спешила готовить чай, а стояла и смотрела на отца, а он смотрел на нее. Затем Эмили снова кинулась к нему, но теперь смех не пробивался сквозь ее слезы, а плакала она не как девочка или даже юная девушка, а как взрослая женщина. И отец понял это, когда нежно обнимал ее.

Когда Джон Кеннеди видел дочь в последний раз, она все еще казалась ребенком, но ребенком, полным жизни и веселья; а теперь, два с половиной года спустя, Эмили была рядом с ним, но настолько изменившаяся, что он с трудом узнавал ее. Она оставила детство позади, она больше не напоминала неоперившегося птенца, а ведь ей было всего восемнадцать. Но она все еще была хорошенькой. О да, она была хорошенькой, больше чем хорошенькой. Он отстранил ее от себя и сказал взволнованным голосом:

– Успокойся, девочка, успокойся.

А она, опустив голову, пробормотала:

– Да, папа, да...

Эмили подала ему еду – холодное мясо, квашеную капусту, свежий хлеб и яблочный пирог. А он рассказал, как накануне вернулся домой и обнаружил, что Элис Бротон и ее выводок убрались, а дом как после побоища. Элис быстренько сбежала с другим жильцом, узнав, что его корабль скоро прибудет. Потом отец рассказал, как метался в надежде найти ее и Люси у Мак-Гиллби, но только услышал от миссис Гэнтри, живущей поблизости, странную историю о том, что произошло. Вчера поздно вечером он приехал к ее тетушке Мэри. И вот теперь он здесь.

Эмили в свою очередь рассказала ему, что Люси повезло и она находится в лечебном санатории в Сент-Леонардсе, где подружилась с некоей леди по фамилии Райс, чьи родственники живут в Гастингсе и приглашают ее в свой дом и, похоже, очень хорошо к ней относятся. Она достала письма Люси и смотрела, как отец их читает, кивая, но не комментируя ничего, пока он не прочитал последнее. Потом, взглянув на Эмили, он сказал:

– Вам не надо было разлучаться.

– Но это для ее же блага, папа. Ей было плохо, очень плохо. Посмотри. – Девушка взяла одно из писем. – Она пишет, что почти не кашляет и ест как лошадь.

– Да, она пишет это. Но она также пишет, что очень скучает по тебе и хотела бы, чтобы ты была рядом. – Отец отодвинул от себя пустую тарелку и, продолжая глядеть на дочь, спросил: – Почему ты не уезжаешь, девочка?

Эмили подошла к очагу, подложила дров и передвинула на полке чайник, прежде чем ответить:

– Что сделано, то сделано, папа. В жизни случаются вещи, с которыми трудно бороться. Будто все заранее предрешено.

Джон Кеннеди смотрел в спину дочери. Да, это правда, девочка ушла навсегда, а сейчас с ним говорила женщина.

– Он хорошо к тебе относится?

– Да. О да. – Она выпрямилась и вернулась к столу.

– Как он воспринял переезд сюда из большого дома?

– Ужасно.

– Да уж, этого следовало ожидать. А почему вы не поженились?

– По-моему, это вполне понятно, не так ли?

– Я не понимаю.

– Если тетя Мэри рассказала тебе всю эту историю, то ты должен знать, что он в течение семи лет думал, что женат, а затем обнаружил, что все не так. Поэтому вполне естественно, что он категорически против женитьбы, потому что откуда знать, не замужем ли я.

– Не говори глупости, девочка.

– Я не говорю глупости, папа. Сеп... мистер Мак-Гиллби – он хотел жениться на мне.

– Сеп Мак-Гиллби? Он! Да он был почти в моем возрасте!

– Да, я знаю, папа. Но он мне нравился. Я имею в виду, что просто нравился, как я теперь поняла. Я не любила его, ничего подобного. Но тогда я этого не понимала. Во всяком случае, я обещала выйти за него замуж сразу же, как мне исполнится семнадцать лет.

– Господи, ну и дела!

– Да, я обещала. Однако, учитывая то, что было тогда и что я переживаю теперь, я сомневаюсь, что я осталась бы с ним. Я вполне могла уйти оттуда и появиться здесь и... выйти замуж за Лэрри. И это было бы вторым ударом для него.

– Все это чушь. Но подумать только, что Сеп Мак-Гиллби надеялся, что ты выйдешь за него замуж, когда тело его жены едва остыло! Ему повезло, что он умер, не то я бы вышиб ему мозги, вернувшись из плавания!

Эмили не сказала ему: «Человек, с которым я живу сейчас, почти в том же возрасте». Но с глубоким чувством ностальгии, проявившимся в ее голосе, она спросила:

– Как там теперь? Все, как раньше?

– Наверное. Ты ведь была там больше, с тех пор как я видел все перед отъездом.

– Но не номер 6 на Пайлот-Плейс. Ах! Мне нравился тот дом. Мне больно думать, что он теперь принадлежит Джесси Блэкмор.

– Да нет, он не принадлежит ей, девочка. Я узнал об этом от миссис Гэнтри. Она там даже не появляется, насколько я понял.

– Нет? – Ее лицо просияло. – Тогда кому же он отошел?

– Племяннику. Оказалось, что миссис Мак-Гиллби оставила дом мистеру Мак-Гиллби только до его смерти, а в случае его смерти дом переходил ее племяннику. Этот парень живет в Уэстоу и, как я понял из рассказов, сам неплохо устроен.

– Ничего себе! Тогда кто же живет в доме?

– Он сдан кому-то в аренду. Она не сказала кому.

– Как здорово! Кому угодно, только не ей. Потому что я всегда чувствовала... ну, будто я сойду с ума, если дом будет принадлежать этой женщине. – Эмили посмотрела в сторону окна и мечтательно проговорила: – Я содержала дом в чистоте и порядке; можно было спокойно есть мясо на заднем дворе. Я скоблила отдельно каждый камешек по пятницам и отдраивала ступеньку перед задней дверью. Правда, никто этого не видел, кроме Сепа, когда он возвращался другой дорогой.

Она продолжала смотреть в окно, но теперь молча. А отец спросил:

– Ты хотела бы вернуться туда, девочка?

Эмили слегка повернула к нему голову:

– Ты хочешь сказать – в Шилдс, папа?

– Да, в Шилдс.

– Конечно.

– Тогда почему ты не уезжаешь? Ничто не держит тебя.

Она развернулась и посмотрела прямо на него.

– Давай больше не будем говорить об этом, папа. Я здесь, и я здесь навсегда. Но вот что я тебе скажу. – Эмили состроила ему рожицу. – Я собираюсь устроить себе пару выходных до конца года и хочу съездить в Шилдс. Я так часто мечтала об этом. Но потом я начинала думать, что никогда не смогу поехать и посмотреть на дом на Пайлот-Плейс, пока там живет эта женщина, но теперь я могу это сделать. Я поеду и пройду мимо двери, а потом зайду на мол, а вернусь по Оушн-роуд и Кинг-стрит, пройду через рынок, поднимусь по Милл-Дэн Бэнк и загляну в магазины на Фредерик-стрит. Мне всегда нравилась Фредерик-стрит, намного больше, чем Кинг-стрит, хотя дома на ней похуже. Да, – она кивнула, – так я и сделаю... Ты вернулся надолго?

– Если я выйду в море с тем же кораблем, то пробуду на берегу около трех недель.

– А ты собираешься на корабль?

– А ради чего мне оставаться, я имею в виду, что мне делать на берегу? Тебя там нет, дом пуст.

– Ты собираешься сохранить дом для себя?

– О да, конечно. – Джон Кеннеди выразительно закивал. – Там все, что я имею. И это место, куда я всегда могу вернуться. Я поговорил о доме с твоей тетей Мэри, и она, как всегда, кое-что придумала. – Он широко улыбнулся. – Знаешь, Джимми собирается жениться, а он работает на верфи в Хебберне, а Шилдс ближе к Хебберну, чем Гейтсхед, поэтому она предложила сдать ему в аренду дом до тех пор, пока он мне самому не понадобится. А к тому времени они найдут себе собственное жилье. И я сказал ей, что мне это подходит.

Эмили перегнулась через стол и сказала с радостным и оживленным выражением на лице:

– Послушай, папа, что я тебе скажу. Я устрою себе два выходных дня на следующей неделе, и мы с тобой проедемся туда.

– Это было бы здорово, девочка! Как это было бы здорово!

– Прекрасно. Как насчет следующей среды? Мы встретимся у тети Мэри и поедем домой... Я теперь могу думать о нашей квартире, как о доме, и я переночую там, а потом мы с тобой прогуляемся по Шилдсу и Джэрроу, потом поплывем по реке в Ньюкасл.

Джон Кеннеди многозначительно посмотрел на дочь и сказал:

– Хорошо, мы сделаем это, если я не загуляю.

– Знаешь, не надо загуливать. Говорю тебе, – девушка шутливо погрозила ему пальцем, – держи руки подальше от карманов... Итак, договорились. В следующую среду у тети Мэри.

Джон Кеннеди откинулся на спинку стула и оглядел комнату. И, словно эта мысль только что пришла ему в голову, он спросил:

– А где же он?

– Он пошел собирать дрова и должен скоро вернуться. Это целая проблема – поддерживать огонь в очаге. Хочешь еще чашку чаю?

Отец поднялся со стула, подошел к двери в спальню, открыл ее и заглянул внутрь. Потом, снова взглянув на дочь, сказал:

– Заставлено тут у вас.

– Да, мы привезли больше мебели, чем нужно. Я полагаю, что это я... я виновата. Это я выбирала вещи. Я считала, что все это принадлежит ему. Среди мебели есть совершенно особенные предметы.

Он вернулся к очагу, улыбаясь ей:

– Сначала вам нужно было пристроить еще две комнаты, чтобы разместить все это. Здесь хватит мебели, чтобы обставить двухэтажный домик.

– Я уже подумывала об еще одной комнате, типа пристройки с односкатной крышей, – ответила Эмили. – Теперь, когда земля расчищена и у нас ее вполне достаточно, мы можем этим заняться. Придется только навозить камней, приобрести штукатурку и несколько балок.

Через минуту Джон Кеннеди посмотрел на часы и тихо заметил:

– Его долго нет.

Да, девушка тоже так думала, Лэрри не было уже два часа.

– Я посмотрю, возможно, он уже вернулся, он может быть под навесом для дров.

Эмили пересекла моечную, вышла через заднюю дверь и побежала по тропинке. Через ворота по крутому склону. И она увидела его. Лэрри тянул за собой тележку с дровами, но дров было не так уж много. Эмили помахала ему, когда он был еще довольно далеко, а потом побежала навстречу.

– Что случилось?

Берч остановился и ждал, когда она подойдет.

– Ничего. Во всяком случае, ничего плохого. У нас гость. – Девушка увидела, как его лицо застыло, и поторопилась добавить: – Это... это мой отец; он вернулся из плавания. Он просто хотел повидаться со мной.

– Твой отец?

– Да, у меня есть отец. – Эмили рассмеялась. – Я же говорила тебе, что он в плавании. Ты думал, что я сочиняю? Просто он был в плавании дольше, чем всегда.

– Как же он узнал, где ты?.. Ох... ох... – Берч закрыл глаза и кивнул: – Твоя тетя Мэри.

– Да, моя тетя Мэри. – Ее лицо вытянулась, когда она повторила его слова, а потом она спросила: – Ты что, не хочешь войти?

– Он хочет меня видеть?

– Конечно, он хочет тебя видеть.

– Зачем? Чтобы врезать мне?

– Не будь глупым.

– Я живу с его дочерью... или его дочь живет со мной.

Эмили глубоко вздохнула.

– Ты идешь? А то ему скоро нужно уходить.