Текст книги "Сын епископа"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава XXII
Ибо Господь благоволит к тебе, и земля твоя сочетается.[23]23
  Исайя 62:4


[Закрыть]

Келсона, который и так уже испытывал немалый подъем, яркие образы, возникавшие по пути шествия, вызывали головокружение: ликующие толпы, знамена всех оттенков радуги, трепещущие над улицами, ливни подснежников и других зимних цветов, которыми усыпали его дорогу – и новые цветы, и новое ликование для следовавшей за ним темноволосой невесты. От многоцветья и многозвучья он словно взлетел на гребень волны-надежды, и во все лицо улыбался Моргану и Дункану, между которыми ехал. Улицы были узкими и петляющими, а между ним и его невестой – тьма-тьмущая участников шествия, но выдалось несколько мгновений – когда дорога становилась прямой или когда они пересекали площадь, в которые он мог оглянуться и увидеть ее венок из роз под шелковым балдахином. Однажды их глаза встретились, и ему почудилось, будто пробежала стремительная искра, соединив их, наполнив радостным смятением его мозг и добела накалив чресла. Он твердил себе, что слишком увлекся, что позволяет себе выдавать желаемое за действительное, цепляясь за что-либо – слово или взгляд – уловленные ранее при их встречах… Но его природа не давала ему отстраниться. Его тело уже сполна жаждало единения с ней, но он также решил непременно добиться союза сердец, наряду с союзом их земель, если сможет. Он старался не слишком много думать о предстоящей брачной ночи. И с немалым облегчением доехал, наконец, до собора и спешился, обратив разум, равно как и тело, к делам менее плотским.

Архиепископ Кардиель встретил его у высокой двери в золотой ризе и митре, почти ослепляющих под полуденным солнцем, роскошно контрастирующих с малиновым одеянием Келсона и золотом его короны из крестов и листьев. Когда они обменялись подобающими приветствиями, и архиепископ наклонил голову, а король нагнулся и поцеловал его кольцо, к ним присоединились Арилан с Дунканом, и общение стало более непринужденным: двое в стихарях, обильно отделанных кружевом, древних и незапятнанных, поверх пурпурных сутан, блеск золота на епитрахилях белоснежного шелка. Келсон принял их приветствия, мыслями будучи лишь наполовину здесь, и потянул к себе Моргана, о чем-то беседуя с епископами, черпая у Моргана спокойствие, дабы придать своим мыслям более подобающий вид для обетов, которыми вот-вот обменяется с Сиданой. Когда невеста и ее спутники начали вставать на площадку перед собором, король и его свита заняли место между тремя прелатами и скрылись внутри.

За самым соборным порталом ждали другие служители церкви: крестоносец с распятием Кардиеля, служки со свечами, хористы – мужчины и мальчики с дочиста отмытыми лицами, в белых с алым нарядах, два мальчика постарше, мерно покачивающие кадилами. Когда архиепископ и остальные, вступившие в собор с королем, присоединились к ним, и шествие двинулось по главному нефу, музыканты на хорах протрубили торжественное приветствие королю.

Шагая, Келсон высоко держал голову, не чувствуя, как пристально наблюдает за ним все собравшееся духовенство, не сводя глаз с круга на спине Кардиеля. Когда хор запел, он сразу узнал торжественное Те Deum. По сторонам от себя он ощущал уверенное и успокаивающее присутствие Моргана и Дугала. Морган – как всегда, столп мира, готовый в любой миг мысленно поддержать Келсона; но и Дугал казался более твердым, более надежным, почти Дерини в своей собранности, то ли не чувствующий, то ли не желающий замечать легких и скорых ментальных прикосновений Келсона.

Они пересекли трансепт, пройдя прямехонько над печатью Камбера, Келсон на миг призадумался, а что бы подумал деринийский святой о том, что решил совершить он, Келсон. Он хорошо помнил, что Камбер устроил брак между своей подопечной и Синхилом Халдейном еще до Реставрации Халдейнов. Имя королевы вылетело у него из головы, но его позабавила мысль, что та королева могла быть увенчана вот этой самой золотой короной, покоящейся перед ним на подушечке и сверкающей в пламени алтарных свечей. Он в задумчивости разглядывал венец, следуя за епископами мимо рядов скамей к алтарным ступеням и приветствуя тех, кто стоял меж рядов.

Нигель и Мерауд заняли почетные места справа от него, ближайшие к алтарю, а чуть дальше расположились их три сына. Другие – кто позади них, кто – с другой стороны от прохода: Эван и Дерри, Джодрелл и Сигер де Трегерн – все из его старших сановников – на их лицах отразилось ожидание и надежда. Как раз перед тем, как Келсон дошел до ступеней, он перехватил мгновенную, ободряющую улыбку Нигеля и щедрый благожелательный кивок Мерауд.

«Господи, прости меня, если я приближаюсь к Твоему алтарю с недостаточно чистым сердцем, – молился Келсон, вставая между епископами у подножия ступеней и преклоняя колено перед высшим Присутствием. – Дай мне полюбить женщину, на которой я вот-вот женюсь… и пусть она меня полюбит. И помоги мне стать мудрым и понимающим супругом для нее».

Тут епископы обратились к нему в ожидании, а он и его спутники отодвинулись чуть вправо и тоже повернулись, готовые пропустить невесту и тех, кто с ней.

На хорах над главным входом Келсон уловил блеск труб, которые опять поднялись… И вот полились серебряные звуки, на этот раз – величающие Сидану, нежные и протяжные. Хор завел псалом во славу королевы.

Когда она возникла в распахнувшихся дверях, на миг показалось, будто она плывет в облаке солнечного света, и будто запросто унеслась бы прочь, если бы не держалась на якоре: кистью руки за локоть своего брата. Когда балдахин медленно внесли внутрь, а она с Ллюэлом переступила порог под его роскошной сенью, казалось, что белые розы в ее волосах испускают собственный свет, наделяя ее почти деринийским нимбом в глазах Келсона.

«О, Боже, она окутана миром, словно плащом! – подумал он, наблюдая за приближением девушки со смиренно опущенными глазами. Едва ли он вообще видел поджавшего губы Ллюэла или Риченду и всех остальных, кто шел сзади. – Прошу тебя, Господи, да будет мир между нами двоими, равно как и между нашими землями. Я не хочу убивать ее близких. И никого другого не хочу убивать. Я желаю множить жизнь, не смерть. Прошу тебя, Господи…»

И вот она с Ллюэлом – коленопреклоненные у алтарных ступеней, вот – поднимаются, чтобы встать рядом с ним. Ллюэл хмурится между женихом и невестой. Кардиель ждет между Ариланом и Дунканом, когда балдахин очутится на положенном месте и обозначит пространство, где свершится брачный обет. Морган и Дункан остаются у самого внешнего края балдахина, Риченда и другие – с противоположной стороны. Кардиель, раскрыв требник, читает, обращаясь к бледному и внимательному королю:

– Kelsonus, Rex Gwyneddis, vis accipere Sidanam hic praesentem, in tuam legitimam uxorem juxta ritum sanctae Matris Ecclesiae?

Келсон, король Гвиннеда, желаешь ли ты взять Сидану, здесь присутствующую, как свою законную супругу, по обряду нашей Святой Матери Церкви?

– Volo, – выдохнул Келсон, не смея глядеть в ее направлении.

Желаю.

С важностью поклонившись, Кардиель обратился к невесте, задав ей тот же самый вопрос:

– Sidana, Princeressa Mearae, vis accipere Kelsonum hic praesentem, in tuam legitimum uxorem juxta ritum sanctae Matris Ecclesiae?

Затаив дыхание, Келсон позволил своему взгляду метнуться влево, мимо стиснувшего челюсти Ллюэла – к своей невесте. Ее шелковистые волосы падали, словно занавес, на ее правую щеку, и король не видел ее глаз, но после совсем недолгого колебания губы девушки раскрылись.

– Volo, – прошептала она.

Келсон почти что расслышал мысленный стон отчаяния, изданный Ллюэлом, но заставил себя воздержался от дальнейшего мысленного проникновения.

Этого мальчика с пеленок учили верности долгу, как и самого Келсона. Для чего Келсону возмущать спокойствие, которое он хочет обрести, когда обменяется брачными обетами со своей будущей королевой?

– Кто отдает эту женщину в жены? – спросил Кардиель.

Ллюэл неуклюже вложил руку сестры в ладонь архиепископа, бросив лишь беглый и холодный взгляд на жениха, и отступил на шаг.

Когда Кардиель соединил руки жениха и невесты, ладонь Сиданы показалась Келсону холодной и дрожащей, и он едва заметно с облегчением вздохнул.

– Повторяй на мной, – произнес Кардиель. – «Я, Келсон, беру тебя, Сидану…»

– Я, Келсон, беру тебя, Сидану, – твердо сказал король.

– В законные супруги…

– В законные супруги…

Его глаза были прикованы к ее лицу, пока он повторял древнюю формулу, не смея применить свои деринийские возможности из страха перед тем, что мог бы прочесть, но со все растущей надеждой, ибо ему казалось, что он ощущает тепло.

Лишь когда он умолк, девушка на какой-то миг подняла глаза – и между ними пронеслось нечто, подобное вспышке летней молнии, яркой и жаркой, хлынувшей в каждую жилу, сухожилие и мышцу.

Темные глаза быстро опустились… Она тоже почувствовала?.. Но необычное чувство держалось, пока она повторяла свою часть брачных обетов, голосом, холодным и спокойным, точно священный водоем в Кэндор Ри; рябь ее слов пробуждала надежду и что-то тепло обещала. Келсон не выпустил ее руку, когда она замолчала, и она не вырвала руку, вообще не попыталась убрать ее, когда они оба опять посмотрели на Кардиеля, чтобы тот благословил их.

Но кольцо поднес Дункан, а благословил Арилан, сперва окропив святой водой, а затем с особой молитвой окурив из кадильницы. Мастер, которого знал Арилан, выковал это кольцо из кассанского золота – он был Дерини, связанный с Камберианским Советом: епископ поведал это одному Келсону в редкий миг, когда начистоту говорил об этой особой стороне своей жизни. На плоской овальной поверхности, в которую переходил узкий обруч, мастер выгравировал изящного Гвиннедского льва и вставил в его глаза крохотные рубины – подходящий знак, чтобы скрепить союз новой королевы с ее королем и его землей. Рука Келсона чуть заметно дрожала, когда он повторял за Дунканом слова, а колечко быстро скользило вдоль кончиков ее большого, указательного и среднего пальцев, пока не дошло до безымянного.

– In nomine Patris et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

И вот Кардиель соединил их руки, связав их, как требовал обряд, епитрахилью, взятой у Дункана, все три епископа возложили ладони на их соединенные руки, и Кардиель провозгласил, что брачные обеты даны:

– Ego conjungo vos in matrimonium: In nomine Patris et Filii, et Spiritus Sancti…

В этот священный миг, когда разум Келсона убаюкало могучее «Аминь», подхваченное и разнесенное хором, в нем не возникло никаких предупреждений об опасности. Склонив голову и закрыв глаза, рука – в руке невесты, он был слишком переполнен новизной своего положения, чтобы уловить, как затаенный гнев Ллюэла переходит в готовность к действию.

Лишь, когда Сидана ахнула, и рука была наполовину вырвана из руки, он почуял беду – слишком поздно, чтобы ее предотвратить. Слишком поздно, чтобы кто угодно ее предотвратил. Рука его запуталась в епитрахили, связавшей его с Сиданой, и он не мог вовремя развернуться, чтобы остановить Ллюэла. Не мог перехватить смертоносный кинжал, который непонятно откуда извлек меарский принц. На этот раз молниеносную вспышку вызвала наточенная сталь, сверкнувшая в пламени свечей и угасшая в расплывающемся алом пятне – это Ллюэл одним отчаянным ударом полоснул сестру по горлу.

Келсону почудилось, будто все, кроме Ллюэла, угодили в липкий мед и двигаются слишком медленно, чтобы что-то сделать, охваченные ужасом при виде свершившегося зла. Даже кровь, хлынувшая из смертельной раны жертвы, словно повисла в воздухе. Губы Сиданы замерли в немом «О», свет в карих глазах уже угасал, когда вопль ее жениха – как слышимый, так и беззвучный – эхом полетел по собору.

– Не-е-е-е-ет!

И тут зашевелились все и каждый. Одновременно. Крики гнева и отчаяния разорвали немоту; Дугал и рыцари, державшие балдахин, накинулись на Ллюэла и бросили его на пол, стараясь не попасть под нож и не допустить, чтобы убийца поразил себя. Келсон, оглушенный почти до темного бесчувствия, подхватил падающую Сидану, прижал к груди и затем бережно уложил на пол, тщетно прикрывая рукой страшную рану на горле, в то время как глаза его искали Моргана и Дункана, а разум взывал к ним, моля спасти невесту.

Кровь хлынула из горла, когда они столпились вокруг нее, омочила голубой наряд, стала натекать лужей там, где рассыпались роскошные волосы, затем запятнала белые розы. Белый стихарь Дункана почти в мгновение стал красным, его руки и руки Моргана оказались все в крови, когда они попытались остановить кровотечение.

– Не убивайте его! – приказал Арилан, когда рыцари и Дугал наконец справились с Ллюэлом и подняли его, избитого и помятого. – Это сделает другой!

А Морган и Дункан все еще боролись за спасение смертельно раненой. Келсон немо глядел на кровь. Кардиель наконец взял на себя обязанность удалить со скамей охваченных ужасом свидетелей, и ему помогал Арилан. Два Дерини еще несколько минут лихорадочно продолжали хлопотать над невестой, пока в конце концов Морган не поглядел на Келсона и не покачал головой, подняв окровавленные ладони с видом побежденного. Он только и мог, что беспомощно смотреть на короля, неспособный предложить ему утешение.

– Келсон, мы пытались, – прошептал он. – Видит Бог, мы пытались. Но все совершилось так быстро. Она потеряла так много крови… Так скоро…

Прежде чем Келсон успел ответить, взгляд Моргана метнулся к тяжело дышащему, торжествующему Ллюэлу, тоже в крови, замершему, широко расставив ноги, среди суровых рыцарей. Дугал оказался тут же, с окровавленным кинжалом в руке. Одним движением Морган вскочил и, схватив убийцу за шиворот, принялся поворачивать вперед и вниз, с глазами, холодными и безжалостными, точно море, схваченное зимним льдом.

– На колени перед твоим королем, меарский бунтовщик! – процедил он сквозь зубы. – Каким зверем надо быть, чтобы умертвить родную сестру в день ее свадьбы?

– Морган, не тронь его! – рыкнул Келсон, оборачивая к ним лицо без единой кровинки и поднимая руку, чтобы не вмешался Кардиель. – Что он сделал – понятно. Я хочу знать, почему. – И в упор, взглядом, какой всегда отличал Халдейнов, посмотрел на схваченного убийцу, как и прежде неподвижно сидя на корточках около невесты. – Я жду ответа, Ллюэл. Почему Сидана? Почему ты не тронул меня? Это было нетрудно.

На шее Ллюэла выступили тугие узловатые жилы, но он не дрогнул под королевским взглядом.

– Убить Дерини? – он с презрением сплюнул и полыхнул глазами на Моргана и Дункана. – Они бы меня как-нибудь остановили. А если бы и нет, если бы я и порешил тебя, это не спасло бы Сидану от брака с каким-нибудь Халдейном. Вот он стал бы королем после тебя. – И дернул подбородком в сторону оторопелого Нигеля, стоявшего за спиной у Келсона. А у него три охочих до радостей жизни сыночка. Я не желаю, чтобы мою сестру лапали Халдейны.

Тут Келсон начал подниматься, захлестываемый яростью, которая одолела скорбь. Дункан удержал его за рукав.

– Келсон, стой!

– Если ты не станешь его убивать сам, доставь мне такое удовольствие, – воскликнул Морган, и в его руке появился стилет, в то время как он до предела скрутил ворот Ллюэла и умоляюще взглянул на короля.

– Нет! – вмешался Кардиель и решительней, чем когда-либо на памяти Келсона, схватил запястье Моргана, а сам встал между пленником и королем. – Да не свершится нового кровопролития в этом Доме Божием! Разве ты не мог примириться со свадьбой, Ллюэл? – добавил он, с жалостью покачав головой, между тем как Морган отпустил горло меарца и убрал свой клинок. – Твоя сестра стала бы королевой Гвиннеда и Меары. Удалось бы покончить почти со столетней распрей. Ты понимаешь, что натворил?

– Я вернул своему брату надежду получить корону, – упрямо возразил Ллюэл. – После нового союза Меары с Халдейнами его права навсегда оказались бы под сомнением. Пусть король Гвиннеда найдет себе другую королеву. Моя сестра стоила лучшей участи. Теперь она с ангелами.

– И ты никогда больше ее не увидишь, – спокойно заметил Арилан, встав рядом с Кардиелем. – В аду есть особое место для убийц, Ллюэл.

Юноша только покачал головой.

– Я с радостью отправлюсь в ад, ибо спас мою сестру от того, что готовили для нее вы, епископ. Ей лучше было умереть, чем стать королевой проклятого короля-Дерини.

– Что же, счастливого пути, – нарушил Келсон гробовое молчание. – Но проклят я или нет, я был готов любить и почитать Сидану… и, думаю, она готова была постараться любить и почитать меня.

Ллюэл сплюнул.

– Никогда бы она тебя не полюбила!

Келсон лишь печально покачал головой, когда Морган спокойно подхватил окровавленную епитрахиль, которая еще недавно опутывала руки венчавшихся, и предложил одному из рыцарей сделать из нее кляп для Ллюэла.

– Возможно, ты и прав, Ллюэл, – прошептал король. – Да, очень даже может быть, что ты прав. Но она была моей королевой, пусть всего миг – и ей окажут почести, как королеве, хотя бы провожая в последний путь. – Он взглянул на Моргана, смахивая слезы, затем опустил глаза.

– Пусть его отсюда уведут, Аларик. Я не желаю видеть его до тех пор, пока моя королева не обретет последнее пристанище. Тогда состоится суд. Не может быть сомнений насчет его исхода, но даже Ллюэл должен получить все преимущества, какие предоставляет закон.

– Будет сделано, мой повелитель, – проговорил Морган и дал знак рыцарям исполнить приказ.

– А теперь, если вы не против, – продолжал король упавшим голосом, – я бы хотел побыть с ней наедине несколько минут. Дядя, уведи, пожалуйста, отсюда всех.

Вскоре в оскверненном кровопролитием соборе с погруженным в скорбь королем остались только Морган, Дункан и Дугал. Нигель и его семья помедлили за пределами слышимости, не желая окончательно его покинуть. Мерауд и Риченда тихо всхлипывали в объятиях друг дружки, Конал непритворно горевал, а два мальчика помоложе стояли с расширенными глазами, перепуганные жутким зрелищем. Морган со вздохом присел на корточки рядом с безмолвным королем, возле которого опустился на колени и Дункан. Дугал с белым лицом стоял, онемев, за спиной отца, не зная, как утешить.

– Я бы мог сделать для тебя что-нибудь еще, мой повелитель? – спросил Морган, коснувшись оцепенелых плеч.

Келсон только наклонил голову и закрыл глаза, плотно затворив разум от любого вторжения.

– Иди к жене, Аларик, – прошептал он. – Пожалуйста. Ты ей сейчас нужен. А мне… необходимо побыть одному.

– Хорошо. Дугал, Дункан, вы идете?

– Сейчас, – ответил Дункан. – Встретимся в ризнице.

Вздохнув, Морган поднялся и присоединился к тем, кто ждал его, на несколько секунд обнял Риченду, а затем просто замер в ее объятиях, прежде чем проводить через боковую дверь Нигеля и его семью. Келсон открыл глаза, когда Дугал молча присел рядом с Дунканом, но не поглядел в их сторону.

– Келсон, нам нужно еще очень многому учиться, – тихо произнес Дункан. – Мы пытались, я и Аларик, но просто-напросто времени не хватило. Будь мы поискусней… Но кто умеет обучать искусству исцеления в наше время?

– Ее бы никто не спас, – прошептал Келсон. – Ей не суждено было жить. Выходило как-то слишком просто. Совершенное решение: король женится на прекрасной принцессе и объединяет две земли, даруя мир.

Слезы брызнули из глаз Дугала.

– Это я виноват, – сказал он. – Мне следовало бдительней наблюдать за Ллюэлом. Если бы я…

– Да брось ты, – возразил Келсон. – Никто не мог знать, что Ллюэл скорее прикончит родную сестру, чем увидит, как та стала женой его заклятого врага. Но когда мы произнесли наши обеты, я подумал, что он принял все как должное.

– Келсон прав, сынок, – тихо проговорил Дункан. – Ты не мог знать. Сомневаюсь, что это знал даже Ллюэл до последнего мгновения. Кто-нибудь из нас уловил бы хоть намек.

Келсон пожал плечами и тяжко вздохнул.

– Теперь это все равно неважно. Мы старались, как могли, с наилучшими намерениями – и этого оказалось недостаточно. Очевидно, судьба припасла для нас что-то другое.

– Возможно, – отозвался Дункан.

Воцарилось неловкое молчание. Миг спустя, Дункан подобрав запятнанную епитрахиль, подал знак Дугалу идти с ним.

– Мы оставим вас на несколько минут, государь, – тихо произнес он. – Я переоденусь и вернусь. Дугал, поможешь?

– Я сейчас, – ответил Дугал, не шевельнувшись.

– Хорошо.

Дункан медленно поднялся по алтарным ступеням и прошел в ризницу, оставив Дугала коленопреклоненным.

– Келсон, мне так жаль, – с усилием прошептал Дугал.

– Знаю. Мне тоже.

– Ты… Ты действительно в нее влюбился? – спросил Дугал.

– Влюбился? – Келсон удрученно пожал плечами. – Откуда мне знать? У меня не было времени это решить. Думаю, я был готов сделать все, чтобы стать ей хорошим мужем. Наверное король не имеет права рассчитывать на что-то большее.

– Но мужчина имеет такое право, – с негодованием бросил Дугал. – Короли, что – не такие как все?

– Да, черт побери! Не такие. Они… – Келсон опустил глаза, сдерживая слезы. – Я столь же мужчина, сколь и король. И сегодня оба они оплакивают свою невесту. И расстроенный союз наших двух земель, который мог принести мир. Я…

Его голос дрогнул, угрожая сорваться на рыдание, он снял корону, поставил рядом с собой и закрыл лицо окровавленной ладонью.

– Прошу, оставь меня, Дугал, – еле-еле выдавил он.

Ему даже удалось овладеть собой, пока Дугал не встал и не вышел; и лишь тогда он горестно уронил голову, чуть только его глаза снова обратились к неподвижному созданию, распростертому перед ним.

«О, Боже, у них были благие намерения, но как они могли понять? – подумал он. – Все кончилось прежде, чем успело даже начаться».

Видение расплылось в его глазах, дрожащими пальцами он легонько коснулся ее локона, на который не попала кровь, приложил его к губам, и слезы наполнили его глаза – но он все еще подавлял рыдания.

«Сидана, – прошептал он мысленно. – Сидана, моя шелковая принцесса. Я бы попытался сделать тебя счастливой. Ты могла бы…»

С нежностью он скользнул руками под ее плечи, приподнял ее и положил ее голову себе на грудь, не замечая крови, мерно покачивая ее и шепча ее имя, а между тем слезы наконец ослепили его, а рыдания заставили содрогаться оба тела – живое и мертвое.

«Сидана…»

И так, сокрушенный и своей кровью, и своей короной, как было ему навсегда суждено, Келсон Гвиннедский сидел на обломках своих разбитых мечтаний и плакал горькими слезами, держа мертвую надежду на мир в трепещущих руках.