Текст книги "Сын епископа"

Автор книги: Кэтрин Ирен Куртц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Прошу принять мои извинения, ваше высочество, – покаянно проворчал Лорис. – Не знаю, что на меня нашло. Его дерзость… несовместима с духовным саном.

– Согласна, – холодно отозвалась Кэйтрин. – Однако сомневаюсь, что он именно так видит свое поведение. И тем не менее нужно, чтобы Халдейн получил доказательство того, что Истелин жив и здоров. Его кольцо, я думаю, и письмо, написанное его рукой, которое продиктуете вы, архиепископ…

– Я не стану его писать, – спокойно сказал Истелин.

– А если он будет упрямиться, – продолжала Кэйтрин с суровым лицом, – оставляю на ваше усмотрение, архиепископ, что надлежит предпринять, дабы уверить короля, что епископ у нас, и что с ним будет то же, что и с моими детьми, если нам не удастся достичь соглашения. – Она мрачно улыбнулась Лорису. – Я прошу моего племянника содействовать вам и положусь на ваши объединенные усилия, дабы осуществились наши намерения.

Лорис медленно кивнул, на его лице возникла недобрая улыбка.

– Отлично, сударыня. Я с большим удовольствием выполню ваши пожелания. Думаю, вы не будете разочарованы.

Глава XIII
Но и он переселен, пошел в плен.[14]14
  Наум 3:10


[Закрыть]

Усталый, но довольный, Келсон ввел свое воинство обратно в ворота Ремута через неделю после описанных событий, и ни у одного из его людей не появилось и царапины. Присутствие Дугала подле короля свидетельствовало хотя бы о частичном успехе предприятия. Когда колонна прогремела через мост и вступила во двор замка, несколько посланцев из Транши бросились вперед, дабы приветствовать своего нового вождя хриплыми горскими воплями. Прежние раны Дугала стали болеть сильнее вследствие его побега и напряженной скачки трех минувших дней, но он смог улыбнуться и сказать несколько добрых слов каждому, прежде чем со страдальческим видом сполз с коня.

Дугал был не единственным, кто добавился к вернувшимся. С отрядом ехали шесть угрюмых пленников; самый юный, темноволосый, аристократического вида мальчик, старался, как мог, выглядеть бодрым, запястья его были связаны спереди, а поводья его коня укреплены на луке седла Конала. Его щеки рдели от смущения под любопытными взглядами, но он твердо глядел поверх голов и с презрением отверг помощь, когда настала пора спешиться. Но особое любопытство возбудила спящая женщина, укутанная в тяжелый плащ с выбившимися из-под капюшона спутанными каштановыми волосами, которую Морган бережно нес на руках.

– Это младшие дети Самозванки, – сообщил Келсон Нигелю, как только спешился на заснеженном дворе и помог Моргану передать спящую девушку с рук на руки Дункану. – Теперь нам нужны только сама Кэйтрин, Сикард и их старший. И, конечно, Лорис. Девочку зовут Сидана. Дугал выкрал ее у них из-под носа.

– Она невредима? – встревожился Нигель.

Морган, избавленный от своего бремени, переметнул ногу через шею коня и слетел наземь, покачав головой.

– Утром с ней будет все в порядке. Я… Да, мне пришлось ее усыпить. Она принялась вопить и биться, когда поняла, что ее не вызволят. Сомневаюсь, что она хотя бы вспомнит большую часть поездки.

Нигель медленно кивнул, глазом не моргнув при подобном признании в использовании волшебства.

– Да, вероятно, это было оправдано. Дункан, ты не отнесешь ее к моей жене? Если только ты и, конечно, Келсон, не решили иначе. Ей будет кстати общество другой женщины, когда она пробудится. А женские покои более подходящее место для этой меарской розы, чем темница.

– Я бы сказал, не розы, а шиповника, – улыбаясь, заметил Келсон. – И предупреждаю, шипы у нее острые. Но неважно. Тетушка Мерауд – хорошее общество для нее, спору нет. Отец Дункан, вы ее туда не отнесете?

– Разумеется.

– А что до нашего второго неожиданного гостя, – продолжал Келсон, бросив взгляд на хмурого Ллюэла, когда Дункан удалился, – вам приятно будет узнать, что захватил его не кто-нибудь, а ваш сын Конал, дядюшка. Его зовут Ллюэл. Он с самого начала вел себя несколько воинственно, и думаю, его нужно тщательно охранять. Но не в подземелье. Он благородный заложник, а не преступник.

Еще несколько минут у Келсона заняли распоряжения касательно остальных пленных и обеспечения его людей и коней, после чего он вместе с Дугалом и Морганом вступил в зал. Когда все трое запили остатки жаркого из оленины подогретым элем, он с ходу отчитался наспех созванному совету о своем предприятии. Ко времени, когда все кончилось, Дугал уже клевал носом над угощением, и даже Морган сделался вялым после того, как голодные желудки наполнились, а эль убаюкал ноющие мышцы. В течение часа, наметив на следующий день собрание полного совета, Келсон отпустил двор и удалился в опочивальню. В ту ночь факелы в Ремутском замке горели допоздна, пока Нигель и прочие пытались переварить то, о чем поведал им король.

Однако на заре Келсон пробудился, еще не вполне выспавшийся, но чувствующий, что валяться дальше смысла нет. Его снедала потребность что-то делать, но делать он ничего не мог, пока Кэйтрин не ответит на его требования. Он сел у окна и некоторое время глядел, как падает снег, надеясь, что на него опять накатит дремота, но лишь стал беспокойнее. Немного погодя он окончательно оставил мысль о сне и оделся в простые серые облегающие штаны, сапоги, рубаху и верхнее платье, подбитое мехом.

Точно безмолвный призрак, он бродил по всему замку, проверил, хорошо ли устроили людей, вернувшихся с ним из Ратаркина, взглянул на своих пленников и заложников и наскоро позавтракал с Морганом, которому тоже не спалось с утра пораньше. Когда несколько часов спустя он вернулся к себе, все еще встревоженный, он застал там Дугала, также бодрого и одетого, недоумевающего, куда пропал король.

– Я не мог спать, – ответил Келсон. – Поговорил с Морганом, но это, кажется, плохо помогло. Думаю, я бы мог посетить могилу отца до того, как начнется совет. Иногда у меня от этого проясняется в голове, почти, как если бы я мог по-прежнему спросить у него совета. Пойдешь со мной?

Они выбрали самого неприметного вида лошадок, какие отыскались в королевских конюшнях, ибо Келсон не хотел, чтобы поездка стала предметом внимания. Завернувшись в плащи и низко надвинув капюшоны, как ради анонимности, так и для тепла, они проскакали полмили до собора по тихим, почти безлюдным улицам и дорожкам. Погода стояла холодная и ясная; снег еще почти везде лежал белый, неутоптанный с предыдущей ночи. У собора они спешились. Белый пар поднимался в воздух от их ноздрей, когда они шагали по крытому проходу, обходя с северной стороны монастырский участок. Келсон направился к боковой двери. Дугал ковылял за ним, ему все еще мешал ноющий синяк на бедре.

– В свое время я ненавидел это место, – признался Келсон, ведя друга по южному нефу. – Я имею в виду королевскую усыпальницу. Архиепископ Кардиель много сделал за те два года, что распоряжается в соборе, чтобы она стала более сносной. Но все же там еще немного жутковато. Я когда-нибудь раньше водил тебя туда?

– Если и да, я не помню.

– Помнил бы, если бы водил. – Келсон задержался, открывая высокие позолоченные медные ворота – ровно настолько, чтобы им с Дугалом проскользнуть внутрь. – Полагаю, она хороша, прежде всего тем, что это единственное место, где меня почти наверняка никто не побеспокоит, – продолжал он. – Таких мест всегда мало, если ты – король.

Дугал позволил себе сдержанно хмыкнуть, пока они шли прямо, сворачивали налево и спускались вниз по мраморным ступеням. Он чуть отставал, чтобы меньше болела нога. Ко времени, когда он очутился внизу, Келсон уже стоял на коленях около украшенного резьбой надгробья, склонив голову в молитве; Дугал устроился поудобнее на нижней ступеньке и прошептал молитву за душу своего отца. Дойдя до конца, он оглянулся, обратив внимание на ряды каменных саркофагов вдоль мраморной стены. Каменное изваяние над той гробницей, у которой молился Келсон, было совсем новым и мало напоминало короля Бриона, каким тот запомнился Дугалу.

– Я полагаю, именно таким он остался для большинства людей, – заметил Келсон после того, как перекрестился и встал, оглянувшись на Дугала, задержавшись одной рукой на руке изваянного короля. – Суровый Блюститель Справедливости, который хранил мир почти пятнадцать лет. – Он вздохнул и опустил взгляд к своим ногам. – Хотя я вовсе не таким люблю его себе представлять. Мой отец много смеялся, а король Брион… что же, он делал то, что должен был делать как король. У королей много меньше поводов смеяться, чем у простого люда. Это – одна из вещей, которым я научился за три года, что ношу корону.

Дугал кивнул и вновь оглядел подземный склеп не без праздного любопытства, вспоминая доброту старого короля к смущенному восьмилетнему пажу, еще не отвыкшему от куда более бесхитростных нравов в доме своего отца. Как это часто случается в таком возрасте, Дугалу не всегда удавалось совладать со своим быстро растущим телом, что привело к гибельным последствиям, когда ему впервые повелели прислуживать за главным столом. Один только король и удержался от смеха, когда новый паж споткнулся, и поднос с дымящимися фазанами и подливкой запрыгал и зашлепал вниз по ступеням королевского помоста.

Это воспоминание вызвало в мыслях старого Каулая, восседающего в своем зале в Транше и обучающего своих собственных воспитанников столь же твердо, но любяще, сколь наставляли Дугала при дворе Бриона – и юный горец заулыбался. Улыбка угасла, когда он снова поглядел на изваяние короля Бриона – ибо тот, что в Транше, был мертв лишь недавно, и годы еще не заглушили потрясения от его ухода. Дугал чувствовал, что слезы вот-вот хлынут из его глаз, несмотря на то, что каким-то образом он еще не мог поверить в смерть старого Каулая.

– Да, знаешь ли, его и должно не хватать, – тихо сказал Келсон, уловив его состояние, если не мысли. – Мне до сих пор не хватает моего отца, хотя столько прошло. И я тоже плакал, когда это случилось. А иногда поздно ночью, когда я чувствую себя особенно одиноким и обремененным заботами, я снова плачу.

Дугал постарался, как мог, удержаться от рыданий, не смея взглянуть на Келсона, из опасения излить мощным паводком несвоевременную скорбь. Вместо этого он сосредоточил взгляд на одном из факелов, пылавших на медных подставках, затем принудил себя поднять глаза к сводчатому потолку.

– Не такое уж и жуткое местечко, – выговорил он, неловко пытаясь переменить тему. – Здесь, пожалуй, даже мило.

Келсон одарил его сочувствующей улыбкой, прекрасно понимая, что происходит с его названным братом, и едва ли осуждая его.

– Здесь так стало лишь последний год или около того. Вся каменная облицовка стен – новая. – Он небрежно повел рукой в сторону ближайшей плиты полированного мрамора и двинулся к ней. Его открытая ладонь шлепнула по камню, и Дугал вздрогнул.

– За этими плитами в скале вырублены гробницы, – пояснил он. – Лишь королей и королев полагалось хоронить под такими надгробьями, как у моего отца. Прочих членов королевской семьи просто заворачивали в саван и укладывали в углубления внутри стен. По какой-то причине они не разлагались. Они просто высыхали и наконец начинали крошиться… Мне сказали, здесь дело в воздухе. Я крепко хватался за руку матери и закрывал глаза, когда в памятные дни меня приводили сюда молиться. Тот, что здесь, за стеной, пугал меня больше других – до полусмерти.

Готовый отвлечься на что угодно от своей скорби, Дугал поднялся и приблизился к доске, которой касался Келсон.

– «Dolonus Haldanus, Princeps Gwyneddis, 675–699», – прочел Дугал, немного спотыкаясь на изысканных старинных письменах. – «Filius Llarici, Rigonus Gwyneddis. Requiem in pacem». – Он с вопросом поглядел на друга. – Принц Долон… Это не его казнил родной отец?

Келсон кивнул.

– А заодно и его младшего брата. В то время считалось, будто они плетут измену.

– А на самом деле?

– Кто знает? – Келсон оглядел следующий ряд стенных надписей. – Его брат вот тут. Помню, в какой ужас меня привели два безголовых скелета. Моя няня сказала мне тогда, что их отец отрубил им головы за то, что они его не слушались.

– Нечего сказать, воспитывали тебя!

Келсон усмехнулся.

– Думаю, в тот день со мной особенно сладу не было. Прошло много лет, прежде чем я смог более здраво взглянуть на вещи. – Он задумчиво оглянулся на могилу отца. – Хотя это было не самое страшное, что я когда-либо здесь видел, – негромко продолжал он, неуверенный, стоит ли рассказывать о давнем ужасе, который может здорово пробрать еще и Дугала. – Это случилось за ночь до моей коронации…

– До моего отца докатились слухи, – вставил Дугал.

Келсон улыбнулся и вновь подошел к гробнице Бриона, опершись обеими руками о край.

– Ну, еще бы. Ладно, не стану вдаваться в подробности, которые могут показаться тебе слишком жуткими, но как ты, наверное, знаешь, Моргана не было здесь, когда умер мой отец. Он был в Кардосе.

– И вернулся за день до коронации, – подхватил Дугал.

– Правильно. Мой отец был уже неделю, как погребен, к тому времени. Об этом позаботилась моя мать: она ненавидит Моргана за то, что он Дерини. В любом случае, когда я говорил с ним и с отцом Дунканом в тот день, вскоре стало очевидно, что… короче, нам недоставало кое-чего, что окончательно утвердило бы меня на престоле, и это было погребено вместе с моим отцом.

– И тогда ты открыл гробницу?! – ахнул Дугал, в ужасе расширив глаза. – Мой отец говорил, ходили слухи о вандалах…

– За это мы не отвечаем, – парировал Келсон. – Мы думаем, что Карисса или ее подручные распускали сплетни, пытаясь опорочить Моргана и отца Дункана. Мы искали Глаз Цыгана.

Он отбросил прядь волос за правым ухом, явив ярко-красный камень.

Дугал кивнул.

– Я помню, он его носил.

– Ну да, я его без серьги никогда не видел. Но когда мы подняли вот эту крышку, – Келсон одной рукой постучал по камню, – внутри лежал не мой отец… или, если и он, выглядел он совершенно непохоже. Сперва мы подумали, что кто-то подменил тело, и мы стали обыскивать весь склеп. Я был недостаточно силен, чтобы самому сдвигать эти каменные плиты, вот ими и занялись Морган с отцом Дунканом, а я должен был заглядывать внутрь. Это… приятного было мало.

– Я… не думаю, что я понял, – еле слышно признался Дугал. – Ты хочешь сказать, что в гробу все-таки лежало тело твоего отца?

Келсон кивнул.

– Я до сих пор все еще не понимаю, но, очевидно, Карисса что-то сделала с телом путем колдовства, и это, помимо прочего, изменило его вид. Отец Дункан его расколдовал, но сказал, что… – он заколебался, а Дугал глядел ему в лицо странно и напряженно. – Он сказал, что душа отца тоже была связана каким-то заклятием… что он… был не полностью свободен. Я опять тебя напугал, да? Прости. Тебя все еще смущает, когда я так запросто говорю о магии, верно?

Дугал, кое-как откашлялся и постарался не уклоняться от взгляда Келсона, но то была правда.

– Да, – прошептал он. – Я понимаю, что бояться здесь нечего, но, полагаю, это сила привычки. А когда ты говоришь о душах, которые лишены свободы…

– Но это не обычная деринийская магия, – полушепотом произнес Келсон, положив ладонь на плечо Дугалу. – Это черная магия, и у тебя есть все причины ее бояться, как и у меня. Но то, что делаю я, то, что делают Морган и отец Дункан – оно от Света. Я знаю, в этом нет зла. Разве я поставил бы под угрозу свою душу? Или твою? Если бы считал, что это зло?

– Нет. Если бы ты знал. А что, если ты ошибаешься?

– А разве мой отец ошибался? – спросил Келсон. – Ты его знал, Дугал. Был ли Брион скверным человеком?

– Нет.

– А Морган? А отец Дункан?

– Не думаю.

– Хорошо, а епископ Арилан?

– Арилан? Разве он Дерини?

У Дугала даже отвисла челюсть, Келсон медленно кивнул.

– Да, он Дерини. И ты – один из менее чем дюжины, которые это знают, – ответил он. – Мне говорили, что он происходит из очень-очень древнего деринийского рода, давно таившегося… вероятно, он знает о магии больше, чем Морган, отец Дункан и я, вместе взятые. Я трепещу перед ним, но знаю, что в нем нет зла. А Лорис – самое зло, хотя он даже не Дерини.

– Я… на этот счет я не стану с тобой спорить, – пробормотал Дугал. – Так и есть… – Он провел рукой по глазам, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего мельтешения перед глазами и подозревая, что низложенный архиепископ причинил ему куда больший ущерб, чем он думал прежде. – Прости. Боюсь, я не очень ясно говорю.

– Не нужно извиняться, – ответил Келсон. – Ты уйму всего передумал за последнюю неделю, а при этом еще окончательно не поправился. Мне бы следовало попросить Моргана и Дункана на тебя взглянуть, а не тащить тебя сюда.

На смену нарастающей подавленности в один миг хлынула дремучая жуть, и Дугал с тревогой взглянул на Келсона.

– То есть, чтобы они лечили меня?

– Да.

– Но… – Он болезненно сглотнул комок. – Келсон, я… я не уверен, что уже готов к этому.

– Из-за того, что случилось в Транше?

– Да, – признался горец. Он потер глаза обеими ладонями. – Боже, у меня дергает в голову. Я не могу думать.

– Вот почему я хотел бы, чтобы они на тебя взглянули, – заметил Келсон. – Они бы могли исцелить тебя, не трогая щитов, знаешь ли. И возможно, ты бы почувствовал вообще что-то иное, чем тогда со мной.

– Может быть. Однако сейчас… Думаю, я предпочел бы, чтобы совершила свое природа, если ты не против. Я выкарабкаюсь.

– Если тебе так хочется. Хотя они могут попросить тебя и сами. Я еще не рассказывал Дункану о Транше, но Морган может спросить. Он знает.

Дугал посмотрел на свои тесно сжатые кулаки и с трудом расслабил их, сделав глубокий вдох.

– Ну, тогда я подожду, пока они что-нибудь не скажут. Но только я не могу… сам их спросить, Келсон. И не хочу, чтобы ты с ними говорил. Может быть… я не испугаюсь, если они заговорят об этом первыми. – Он содрогнулся и снова потер виски. – Увы, от твоих прощупываний куда больнее, чем все, что у меня когда-либо случалось с головой… Хотя, я не против, чтобы мне долечили ребра, это наверняка. Мне уже несколько дней как следует вдохнуть без боли не удается. А езда верхом мало улучшила положение.

– Значит, лучше тебе как следует отдохнуть, – сказал король тоном, в котором не слышалось разочарования. – В любом случае, скоро совет, и я не прочь перекусить, прежде чем мы приступим к говорильне.

– Что-что, а такое предложение мне более чем по душе, – ответил горец с улыбкой.

Их шпоры забренчали о полированный мрамор ступеней, пока они поднимались в собор, ворота из позолоченной меди громко проскрипели, когда Келсон плотно прикрыл их снаружи.

– Надо попросить ризничего смазать их, – обронил он, стараясь не особенно повышать голос, пока они двигались вдоль трансепта, направляясь к среднему нефу. – Напомни мне как-нибудь, чтобы я рассказал тебе о том, какую долю он внес в смятение в ночь перед моей коронацией. Эх, жаль тебя тогда не было… Такой день!

Дугал тревожно ответил на сияющую улыбку друга.

– Отец рассказывал мне немного о том, что видел. Он говорил, что ты бился на каком-то магическом поединке, прямо здесь, в соборе.

Келсон обвел широким жестом перекрестье трансепта, пытаясь рассеять тяжелое чувство, связанное с тем событием, и одновременно все еще неся в себе его чудо.

– Прямо здесь, у алтарных ступеней, – ответил он. – Хотя, что действительно меня спасло, это одна из печатей в полу. Без нее я бы просто не догадался, что делать. – Он подвел Дугала почти что к центру трансепта и снял правую перчатку, преклоняя колена.

– Все вот это – печати и символы разных святых, покровителей собора, – объяснил он, обводя кончиками пальцев весь круг мозаичных изображений под крестом. – Среди того, что я унаследовал от отца, как будущий король – дар взывать к Знаку Защитника. Мы предположили, и не без причины, что мой Знак Защитника – это печатка на моргановом перстне, поскольку он с самого начала готов был биться за меня. – Он благоговейно провел пальцами по полустертому изображению близ его колен. – Хотя это был не он, а другой: печать Святого Камбера.

– Того деринийского еретика и святого?

– Его имя не появляется на ней, но все-таки я понял, что это оно – и не спрашивай, каким образом. Возможно, способность распознать истинный символ, когда настанет час – это из области знаний, которые перешли ко мне от моего отца. Вот стоит кто-то в плаще и капюшоне, и держит корону: видишь? Ибо Святой Камбер вернул корону Гвиннеда Халдейнам. А в этот узор вплетены буквы из его имени, и если знать, как смотреть, можно их разобрать: К-М-Б-Р. Может быть, как раз хитрость, с которой это спрятано, и спасла печать от уничтожения, когда культ Камбера искоренялся два столетия назад.

Дугал рассеянно кивнул, упираясь костяшками пальцев в пол и воззрившись на завитки цветной мозаики, и его глаза проследили на печати буквы: Sanctus Camberus, благодаря Келсону, показывавшему кончиком пальца, куда смотреть.

– Значит, ты не веришь, что Святой Камбер был исчадьем ада? – наконец спросил он.

Келсон покачал головой и встал, протягивая Дугалу руку.

– Ничуть. И не хочу показаться легковерным, но либо Святой Камбер, либо какой-то его нынешний последователь, который желает, чтобы мы думали, будто он Святой Камбер, пришел нам на помощь, и не один раз. Моргану и Дункану, а также мне. Думаю, что я попробую когда-нибудь восстановить его почитание, – задумчиво добавил он. – Многие не согласились бы, но я считаю, что он был и великим человеком, и могущественным святым. Я хотел бы узнать о нем побольше. Каким он был в действительности? Да и хорошо бы пуститься в странствие, дабы отыскать какие-нибудь его реликвии, и выстроить для них подобающее святилище. Он этого заслуживает.

– Подозреваю, что Церковь стала бы возражать, – промолвил Дугал.

– Подозреваю, что ты прав, – произнес голос у них за спиной, – если судить о церкви по ее наиболее твердолобым иерархам. При таком подходе Церковь возражает против множества начинаний куда менее противоречивого характера. Я лично могу за это ручаться.

– Отец Дункан! – воскликнул Келсон, когда оба они развернулись и увидели стоящего позади них отца Дункана с грудой рукописных свитков под мышкой. – Ох, надо же, я вовсе не хотел, чтобы вы услышали все, что касается Камбера. Вероятно, глупо об этом даже думать.

– Не глупо, мой повелитель, – кротко сказал Дункан. – Ни одно искреннее деяние благочестия и веры не может быть глупым. Это не означает, что твои мечты непременно осуществимы, – добавил он. – В любом случае, не сейчас. Но кто знает, что нам сулит будущее? В конце концов, кто бы подумал, что епископы одобрят назначение известного Дерини в их ряды?

Келсон оглядел трансепт, чтобы удостовериться, что никого, кроме них, нет в пределах слышимости, слегка обеспокоенный, что Дункану удалось подобраться к ним незамеченным.

– Тссс, – прошипел он едва слышно. – Епископы много чего знают, но не все и каждый. Не следует делать все сложнее, чем оно есть.

Дункан поднял бровь.

– Я то, что я есть, государь, как и все мы. В отрицании немного пользы.

– А кто же тогда я? – прошептал Дугал, обращая угасшие, полные страха глаза на Келсона. – Давай, Келсон, спроси его! Он прав. Мне нужно знать. Иначе я не смогу как следует служить тебе, пока все не пойму.

Келсон воззрился на Дункана и обнаружил, что священник-Дерини неправдоподобно спокоен, тих и поглядывает то на него, то на Дугала со жгучим вопросом в голубых глазах.

– У Дугала есть щиты, – проговорил Келсон, одновременно касаясь кончиками пальцев ладоней Дункана и передавая кратко общее впечатление о том, что пережили тогда они с Дугалом. – Я сказал о них Аларику до отъезда, но не было времени сказать тебе. Теперь его нужно долечить, но я немного боюсь, если кто-либо из вас попытается заняться этим в одиночку. Я подозреваю, вам понадобится обойти щиты, а это – дело хитрое. Он закрылся от жуткой боли, когда я пробовал прочесть его мысли в Транше.

Глаза Дункана не выдали никаких чувств, пока он вбирал слова и мысли Келсона; но когда король договорил, Дункан медленно перевел глаза на Дугала, насторожившегося и слегка призадумавшегося.

– Щиты, говоришь? Щиты, которые даже ты, Келсон, не смог пробить?

Король покачал головой.

– Я не хочу сделать ему еще больнее, чем тогда, грубо ломясь вперед. Я знаю, что и как делать, но у вас с Алариком куда больше опыта. Если необходимо, думаю, можно привлечь… еще чью-то мудрость, – добавил он, подумав об Арилане и заметив, что та же мысль посетила и Дункана, хотя внезапно ему захотелось, чтобы Дункан не знал, что он проговорился Дугалу.

– Нет, – мягко заметил Дункан, – я предпочел бы больше никого не впутывать, если мы можем справиться сами. – Он опять переключил внимание на Дугала, переложив свою гору свитков, чтобы освободилась одна рука. – Ты не против, если я тебя слегка прощупаю, Дугал? – спросил он, как бы между прочим потянув руку ко лбу мальчика, прежде чем тот успел отпрянуть. – Я тут же прекращу, если тебе станет плохо.

Коснувшись Дугала, он осторожно попробовал установить ментальный контакт, но немедленно отпрянул, как только сомкнулись мощные щиты, и мальчик испуганно заморгал.

– Больно было? – спросил Дункан, не убирая ладонь. Дугал осторожно качнул головой, слишком изумленный, чтобы даже подумать об отступлении.

– Нет, не больно. Нет. Просто я что-то почувствовал.

– Ну, можно вообразить, каково тебе было – с такими щитами. – Дункан снова осторожно коснулся его мыслей. – А это чувствуешь?

На лице Дугала возникло странное выражение.

– Не то чтобы чувствую. Это вообще не телесное ощущение. Похоже… ну, как бы на зуд в голове.

– Прекратить?

Дугал кашлянул.

– Ну, по-настоящему-то не болит. И не то, чтобы даже неприятно, просто…

– Давайте я помогу, – сказал Келсон, положив руку рядом с дункановой и попытавшись подсоединиться.

Но при первом же его телесном прикосновении Дугал раскрыл рот и отпрянул, стиснув ладонями виски и скорчившись от боли. Келсон и Дункан немедленно отпустили его, и при этом Дункан уронил на пол свои свитки, помогая Келсону поддержать его дрожащего названного брата. Дугал хватал ртом воздух, но позволил священнику усадить себя на корточки и зажать свою голову между колен, стараясь не задеть его больные ребра и не тронуть синяк на бедре. В голове у него опять болезненно подрагивало.

– Точь-в-точь как тогда в Транше, – пробормотал Келсон, предоставив священнику заботу о Дугале, а сам между тем стал неловко собирать упавшие свитки. – Это случилось не сразу же, но с тех пор только так и было. Хотел бы я знать, почему у тебя по-другому.

Дункан пожал плечами, осторожно разминая шею Дугала, и опять прикоснулся к нему мыслями.

– Не знаю. Но он все еще за щитами. И чем сильнее я напираю, тем они крепче.

– Но мне совсем не больно, когда это делаешь ты, – пролепетал горец.

– И будь я проклят, если понимаю, почему, – откликнулся священник, помогая мальчику встать. – Признаюсь, мне это не по силам. Нам скоро нужно идти на совет. Но почему бы, когда все кончится, не уединиться где-нибудь с Алариком и не добраться до сути? Я просто жажду посмотреть, Дугал, отзовешься ли ты на него так же, как на меня. Хотя, предупреждаю, с тем же успехом ты можешь отозваться на него, как на Келсона.

Дугал поморщился, но храбро последовал за ними, когда они двинулись обратно по главному нефу.

– Только предупредите, прежде чем кто-то еще меня коснется, отче. Если Морган…

Но у него не хватило времени завершить эту мысль. Как только все трое достигли притвора, накидывая капюшоны для защиты от снега, сыпавшегося за наружной дверью, Морган собственной персоной явился из узкого дверного проема в сопровождении встревоженного Нигеля. Он поприветствовал всех троих хмурой рассеянной улыбкой и небрежно поклонился Келсону, вытаскивая из-под рубахи какое-то письмо. Нигель стряхнул снег с плеч и потопал ногами, между тем как Морган вручил письмо королю.

– Прибыло около часа назад, мой повелитель, – сказал Морган, окидывая взглядом притвор и дав мимоходом знак Нигелю поплотнее закрыть за ними дверь. – Мне не очень легко было понять, куда вы подевались. Это ответ из Ратаркина, хотя, боюсь, не тот ответ, какого пожелал бы любой из нас.

Пергамент был тяжелым, с висящими на шнурах печатями, темным, покрытым мелким почерком кого-то, кто любил вставлять перо в широкий держатель. Келсон пробежал глазами по первым нескольким строкам, где содержались титулы, положенные и самовольно принятые. Суть послания излагалась лишь в нескольких сжатых фразах:

«…что Мы не намереваемся сдаваться; и далее, что если Вы немедленно не заявите о Вашем согласии вернуть Наших сына и дочь, епископ Генри Истелин за это поплатится. В доказательство Нашей решимости, Мы посылаем Вам это кольцо…»

Послание было подписано Кэйтрин и Сикардом, как соправителями Меары, и удостоверено принцем Ителом, архиепископом Лорисом и другими епископами, знакомыми и незнакомыми – всего восемью.

– Не могу сказать, что для меня это неожиданность, – заметил Келсон, изучая письмо во второй раз, – хотя никак не ожидал, что Лорису за столь короткое время удастся заполучить столько сторонников. Должно быть, он уже несколько лет как подкапывался под нас… все время, что был в заключении. Здесь имен почти достаточно, чтобы создать их собственный синод, как в прошлый раз. Думаешь, он так и сделает, Дункан?

– Я бы счел это почти неизбежным, государь, – отозвался священник, заглядывая через его плечо.

– Боюсь, что это еще не все, – и Морган вынул из-за пазухи крохотный деревянный ящичек. – Это было при письме. И, похоже, положение у нас скоро будет незавидное.

– Оно давно незавидное, – заметил король, беря ящичек, поворачивая его и возясь с задвижкой. – Хотя не возьму в толк, что способна придумать Кэйтрин, чтобы заставить меня договориться о скорейшем обмене Сиданы и Ллюэла на Истелина.

– Полагаю, за это дополнение мы должны благодарить Лориса, – спокойно заявил Морган, пока юный король открывал ящичек. Во всяком случае, записка его. А прочее – боюсь – Истелина. И больше, нежели просто кольцо.

У Келсона округлились глаза, и он так испуганно отпрянул, что чуть не выронил шкатулку.

– Иисусе Милосердный! – ахнул он, и взгляд его метнулся к остальным, как если бы он искал опровержения того, что увидел сам. – Посмотрите, что они сделали!

Там, внутри сверточка густо исписанного пергамента, лежало епископское кольцо Истелина, надетое на отрубленный палец.

– И Лорис угрожает прислать новые и более существенные кусочки нашего друга епископа, если ты не станешь сговорчивее, – тихо сказал Морган.