Текст книги "Книга таинств Деливеренс Дейн"

Автор книги: Кэтрин Хоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава седьмая

Марблхед, Массачусетс

Середина июня 1991 года

Сумка с глухим стуком соскользнула на пол. Конни стояла на пороге и разглядывала прихожую и все, что находилось на первом этаже бабушкиного дома. Была вторая половина дня, солнце едва пробивалось сквозь щели в занавесе из плюща, закрывавшем окна. Полдня Конни провела в архиве, и дом успел наполниться жарой, которая просочилась через слои древесины, штукатурки и изоляции, пропитав каждый уголок. Казалось, она стоит стеной, особенно у входа. Конни всегда медлила, прежде чем переступить порог, но сейчас в голове крутилась мысль, наполняя душу азартом, гнетущая жара покалывала кожу, нервы напряглись. Перво-наперво следовало начать с книг в гостиной. Проходя мимо лестницы, Конни с удовольствием пнула гриб, и тот с хлюпаньем разлетелся по полу.

По отдельным, хаотичным рассказам Грейс Лемюэль Гудвин – простой человек, не получивший даже среднего образования, не говоря уже о высшем, и отнюдь не расположенный к чтению. Его родители работали на местной обувной фабрике, и он всю жизнь провел в Марблхеде. По выходным развлекался тем, что ездил на Кэт-Айленд проверять расставленные у входа в бухту ловушки для омаров. На каминной полке в гостиной стояла выцветшая от времени фотография: под вычурной аркой у входа в Рэдклифф Лемюэль с гордым видом обнимает Грейс за плечи. Судя по белым перчаткам и аккуратной шляпке Грейс, это 1962 год – год, когда Грейс покинула дом. Конни провела пальцем по рамке, размышляя, почему Грейс так мало рассказывала об отце. Конни даже не знала подробностей его смерти, кроме того, что он погиб от несчастного случая. Он внезапно исчез из жизни Грейс и Софии, и Конни подумала, что, может быть, поэтому Грейс так постыдно бросила университет. Связующее звено между Грейс и Софией исчезло.

Итак, все или почти все книги на полках принадлежали бабушке. Конни еще всерьез не задумывалась, почему имя Деливеренс Дейн появилось в доме. Янки бережливы: ни одна хоть сколько-нибудь годная вещь не будет выброшена, поэтому в семьях иногда хранятся предметы, принадлежащие давно ушедшим поколениям. Конни лелеяла надежду, что если в старой семейной Библии нашло приют имя Деливеренс Дейн, где-то еще должны обнаружиться и другие артефакты из ее жизни. Вдруг бабушкина Библия – как раз та, что упомянута в завещании Деливеренс Дейн! Конни стояла и обшаривала взглядом корешки книг. Появился Арло и тронул лапой ногу. Она наклонилась почесать его бурое ухо.

– Ты еще не поймал змею? – спросила она его. – Омерзительно, когда по дому ползают змеи. Потрудись и ты, в конце концов.

Арло не ответил и прыгнул на одно из гобеленовых кресел. Конни сердито выдохнула и решила начать с самой большой книги.

Если книга Деливеренс шла в списке вместе с Библией, возможно, той самой, на которую она наткнулась, то стоило предположить, что они примерно одного размера. Ha нижней полке выстроились огромные тяжелые фолианты, и Конни вытаскивала их по одному. Первой была Библия, в которой хранился ключ. Оказалось, что она напечатана в Англии в 1619 году, некоторые ее страницы склеились от воды. Рядом нашлись еще две Библии, 1752 и 1866 годов издания. На форзаце второй Конни обнаружила набросок генеалогического древа предков Лемюэля – все из Марблхеда. Евангелие от Матфея было заложено расшитой, но изъеденной плесенью закладкой с изображением церковной колокольни.

Дальше следовали две Псалтыри, затем книга, похожая на вахтенный журнал. Полистав страницы, Конни выяснила, что принадлежал он капитану клипера, вывозившего удобрения и патоку из Салемского порта. Потом обнаружился сборник церковных гимнов Первой Конгрегационалистской церкви у Моря, напечатанный в 1940-е годы. Неужели бабушка его украла? Конни раздраженно выдохнула и стала засовывать сборник на полку, но что-то мешало ему встать на место. Конни осторожно просунула руку за книгу, боясь наткнуться на что-нибудь неприятное – дохлую мышь или жука. Но извлекла оттуда маленькую куклу, сплетенную из кукурузных листьев. Клочок простой ткани служил ей платьем, а на шее был повязан выцветший бант из ниток. На месте лица кто-то нарисовал оранжевым цветом большой улыбающийся рот.

– Странно, – пробормотала Конни, вертя в руках маленькую фигурку.

Вдруг что-то укололо ее, и, отдернув руку, она увидела на пальце капельку крови.

– Ого, – воскликнула она.

Присмотревшись, девушка вытянула из складок одеяния куклы тонкую иглу с вдетой ниткой. Пососав палец, пристроила куклу на каминной полке рядом с фотографией Грейс и Лемюэля. Нахмурившись, она смотрела на куклу, та улыбалась оранжевым ртом. Бабушке она принадлежать не могла – слишком уж старая. Но почему она оказалась на полке рядом с совсем не старинной книгой? Возможно, бабушка с ней играла в детстве. Потом кукла перешла к Грейс, которая спрятала ее и забыла. Надо будет спросить вечером по телефону. Конечно, если Грейс окажется дома.

Конни провела еще час, внимательно просматривая книги на бабушкиных полках. Тщательное исследование выявило набор, типичный для новоанглийской семьи среднего класса. Избранные тома из собрания «Книга месяца» в твердых переплетах без суперобложек, зачитанные до дыр. Несколько книг по истории, изданных в девятнадцатом веке, три или четыре тома математических ребусов, справочник стратегий в дупликатном бридже. Учебник для яхтсменов. Несколько книг по садоводству. И конечно же, все тот же «Упадок и разрушение Римской Империи». В общем, ничего, что подтверждало бы ее гипотезу. Ничего из семнадцатого века, кроме той, первой Библии.

Взгляд Конни, метавшийся по комнате, на секунду задержался на засохших цветах, которые висели в кашпо на окнах, и вдруг упал на чипендейловский стол из вишневого дерева. Глаза девушки загорелись. Конни поспешила к столу и стала шарить руками по твердой, гладкой поверхности. Она сама не понимала, что хочет найти. Может быть, ящик, открывающийся тем самым старинным ключом? Ключ не подошел ни к входной двери, ни к сундукам в столовой. В таких столах бывали фальшпанели, скрывающие отделения для важных бумаг. Под столешницей пальцы наткнулись на выступ, пульс участился. Потайной ящик? Она опустилась на корточки, чтобы заглянуть под крышку. Никакого ящика – просто отошла планка, которую грубо прибили гвоздем за неумением чинить колониальную мебель. Конни рассмеялась про себя. Глупо. Не прятали здесь книгу. В ящиках стола она нашла только квитанции от зеленщика и задубевшие ластики – ничтожные напоминания, которые оставила о себе бабушка.

Солнечные лучи, проникавшие сквозь окна, угасали и скрывались в наступающих сумерках. В вечернем свете Конни боковым зрением всегда замечала движение в углах дома, которое исчезало, стоило ей присмотреться. Мыши, – решила она, хотя ни одной не попалось в ловушки, расставленные вдоль зияющих щелей между стеной и полом. Скоро станет совсем темно. Казалось, дом нарочно торопит наступление темноты, чтобы не посвящать Конни в свои тайны.

Конни чиркнула спичкой, которую достала из коробки на каминной полке, и зажгла масляную лампу, выкручивая фитиль, чтобы выровнять пламя. В столовой стояло несколько запертых сундуков и встроенный шкаф с посудой, которую надо было помыть, но Конни все никак не могла собраться с силами. Она подошла к камину, с удивлением глядя на огромное количество железных прутов и крюков, торчавших из его недр. Когда дом только построили, у камина собиралась вся семья. На дне до сих пор лежала давно остывшая зола.

Поставив светильник на каминную полку, Конни облокотилась на нее и глубоко задумалась. Она провела пальцем по слою пыли на полке с посудой, оставляя темный след. Надо все это протереть, а посуду вымыть, сложить в коробки и продать. Конни представила себе, сколько еще нужно сделать, и сразу почувствовала усталость. Она подтянула к себе один из стульев, стоящих у стола, и села, подперев рукой подбородок. В доме было тихо, сумерки сгущались. На противоположной стене между засохшими растениями висел портрет. С него вполоборота взирала бледно-голубыми глазами затянутая в корсет чопорная брюнетка и декольтированном платье.

– И что это мы так задаемся? – спросила ее Конни.

Неудивительно, что портрет ничего не ответил. В этот момент взявшийся из ниоткуда Арло встал лапами ей на колени и начал тыкаться носом в локоть. Конни посмотрела на собаку и улыбнулась.

– Хорошая идея, Арло, – сказала она, поднимаясь со стула.

Пробравшись и в другие дома Старого города, жара выгнала всех на улицу, и небольшой квартал в центре кишел народом. Конни повернула за угол и подошла к телефонной будке. На другой стороне подростки заполонили магазин с мороженым, наслаждаясь прохладой кондиционеров. Чуть дальше по улице из открытой двери итальянского ресторана доносился шум – там за барной стойкой собрались родители подростков, громкими возгласами сопровождая трансляцию бейсбольного матча. Мимо Конни пронеслись мальчишки на скейтбордах, и Арло на всякий случай спрятался у нее в ногах.

– Тряпка, – сказала ему Конни. Открыла дверь будки и, повесив полотенце на плечо, набрала номер в Нью-Мексико.

Как ни странно, Грейс сняла трубку после первого гудка.

– Мама? – воскликнула Конни, не в силах скрыть удивление.

– Конни! Как хорошо, что я тебя застала! – бодрым голосом сказала Грейс Гудвин.

– Вообще-то я тебе позвонила, – не сумев сдержаться, сказала Конни.

– Ах, дорогая, не воспринимай так буквально! Как дела? Как тебе дом? Устроилась уже?

Бравурные интонации Грейс бесконечно раздражали Конни в подростковом возрасте. Но сейчас она совсем не рассердилась, а улыбнулась.

– Спасибо, хорошо. Но ты была права – дом в кошмарном состоянии. Удивляюсь, как он еще стоит. А сад совсем запущен.

– О да! Ну, твоя бабушка всегда говорила, что лучше во всем придерживаться старых методов. – Грейс усмехнулась. – Предполагаю, что даже в строительстве дома. Скажи лучше, как тебе там живется?

– Как-то… по-другому, – призналась Конни. – Не как в Кембридже, если не сказать больше.

– Конечно, – согласилась Грейс.

Интересно, – подумала Конни, – что же такое Грейс делала, что оказалась так близко к телефону. Она закрыла глаза и напрягла воображение, представляя себе гостиную с балками на потолке в мамином глинобитном доме. Грейс сидит в своем глубоком кресле, джинсы закатаны, а ноги опущены в широкий металлический таз с чем-то ароматическим. Конни неосознанно пошевелила ступнями и почувствовала, как они заныли.

– Что ты сегодня делала? – спросила она, натягивая телефонный шнур.

Мать вздохнула.

– Ой, знаешь, не так уж и много. Мы были в пустыне, четыре часа лазили по камням. Представляешь, я пошла в шлепанцах! – сказала Грейс, смеясь над собой. – Вот что значит плохо подготовиться.

Конни посмеялась про себя, довольная, что нарисовала точную картину.

– Мама, – отважилась она, – ты что-нибудь знаешь о некой Деливеренс Дейн?

– О ком? – без всякого интереса переспросила Грейс.

Конни почти видела, как она с закрытыми глазами отклоняется на спинку кресла. В Санта-Фе сейчас уже вечер. На улицу, где в телефонной будке стояла Конни, выскочил на велосипеде десятилетний мальчишка, и проезжающий грузовик, завизжав тормозами, резко остановился. Водитель, размахивая рукой, высунулся из кабины, выкрикивая ругательства, которых Конни не могла расслышать. Арло поскреб лапой дверь будки, но Конни погрозила ему пальцем, чтобы ждал.

– Я нашла это имя на клочке бумаги, который был в одной из бабушкиных библий, – сказала Конни. – Предполагаю, она замешана в салемских судебных процессах над ведьмами. Я облазила весь дом, хотела найти еще что-нибудь, но ничего нет. Подумала, что ты, может быть, в курсе.

Конни услышала мягкий мамин смех.

– Ах, моя дорогая, – сказала Грейс, – опять ты со своей историей. Ну, не сердись. – И как только она это сказала, Конни очень захотелось именно рассердиться. – Ты никогда не думала, что твоя одержимость людьми из прошлого оттого, что тебе слегка наскучило общение с людьми настоящего? Давай поговорим о настоящем. Расскажи мне лучше, как ты поживаешь.

Ярость вспыхнула в глазах Конни, и она чуть не повесила трубку.

– Мама, это моя работа. Я этим живу!

– Ничего подобного, – спокойно сказала Грейс. – По твоему цвету я вижу, что есть еще что-то.

Так Грейс выражалась о том, что аура Конни изменила цвет, и Конни с трудом сдержала раздражение. Она сжала пальцами переносицу, зажмурила глаза и сосчитала до десяти.

– Это молодой человек? – лукаво спросила Грейс.

– Между прочим, как только я сюда переехала, у меня бывают очень яркие видения, – раскрыла свою тайну Конни, пытаясь нащупать путь к примирению, – а после них у меня ужасно болит голова. Я хотела пойти к врачу.

– Тебе не нужен врач, – нисколько не удивившись сказала Грейс. – Что ты видела?

– В основном бабушку, – ответила Конни, – и Лемюэля, что странно – я ведь его не знала.

Грейс несколько секунд молчала, и Конни смутилась. Она испугалась, что упоминание о Лемюэле расстроит маму. Грейс снова вздохнула.

– Тебе бы понравился папа, – сказала она немного грустным голосом. – Он бы тебя не понял, так же, как не понимал меня, но души бы в тебе не чаял. Я рада, что ты о нем думала.

Конни сглотнула, и внезапно ей стало стыдно за раздражение. Грейс просто нестандартно выражала свои мысли. Конни уже давала себе обещание слушать, что говорит Грейс, а не как она это делает.

– Мама, это не все… – начала она.

– Основное в аурах, – перебила ее Грейс, – это то, что они имеют свойство задерживаться на предметах. Тонко чувствующим людям достаточно крошечной, иногда очень необычной вещицы. А я всегда знала, что ты очень восприимчивая девочка.

Конни обрадовалась маминой похвале, но говорить про ауру ей порядком надоело. Конни охотно признавала за собой живое воображение и не сомневалась, что одинока, и потому видела во всем то, чего там могло и не быть. Но больше она знать не хотела.

– Мама, мне надо идти, – сказала она, – здесь очень жарко, а в будке просто невыносимо.

– У тебя точно нет молодого человека? Если есть, ты мне обязательно скажи, дорогая.

– Мама, – раздраженно сказала Конни. – Мне надо идти. Я тебе скоро позвоню, обещаю. А ты поправляйся.

Грейс захохотала, и Конни улыбнулась. Она уже хотела повесить трубку, но, передумав, сказала:

– Я тебя люблю, мама.

– Я тоже тебя люблю, дорогая. Позвони в воскресенье, если хочешь, – ответила Грейс.

– Конечно, – сказала Конни и повесила трубку. Щеки у нее пылали.

Конни осторожно спускалась по деревянным сходням, Арло сопел сзади. Из общественного парка на западном берегу Марблхедской бухты сходни вели на понтонный плот, закрепленный на якоре недалеко от гранитной скалы. С того времени как она вышла из дома, влажный вечерний воздух стал еще тяжелее. Над прохладной водой бухты он превращался в туман такой плотный, что, казалось, из него можно было лепить, как из глины. Когда Конни ступила на плот, туман полностью закрыл сходни, и Конни оказалась в одиночестве. Она сбросила полотенце, и Арло улегся на него, со вздохом вытянув лапы. В рассеянном лунном свете его шерсть выглядела черно-серой, почти незаметной на фоне досок плота. Конни помедлила, вдыхая соленый морской воздух, и прислушалась.

Футах в шестидесяти от нее в тумане у причала швартовались лодки – оттуда доносился приглушенный стук весел. Был штиль. Спокойная вода тихонько шлепала по плоту. Конни с облегчением вздохнула, стягивая с себя пропитанную потом футболку и шорты и осталась в одном белье, невидимая в темноте. Туман приятно ласкал кожу, и она бесшумно скользнула в воду, чувствуя, как охлаждается тело в восхитительных объятиях моря. Погрузившись с головой, девушка плыла сквозь темную воду, окруженная тишиной, вспоминая, как в детстве ночью купалась нагишом в пруду Уолден. Она вынырнула в отдалении и увидела, что плот полностью заволокло туманом. Перевернувшись на спину, Конни некоторое время лежала на воде, светлым пятном на темной поверхности. Она была рада, что дозвонилась Грейс. Хотя беседа оказалась не безоблачной, она почувствовала себя намного уверенней. И даже не сказала Грейс, что ходила в бар! Конни улыбнулась, и немного соленой воды попало ей в углы рта. Ничего, в воскресенье будет возможность. Она подняла руку и дотянулась до низко висящего тумана.

Тишину взорвал собачий лай, приглушенный плотным туманом. Конни резко подняла голову.

– Арло? – позвала она. В ответ раздалось радостное поскуливание, и затем послышался всплеск. Конни поплыла обратно к плоту и по легким волнам поняла, что рядом в воде есть еще кто-то. – Арло? – опять позвала она, вытягивая перед собой руки, готовая поймать плывущего пса. Рука наткнулась на что-то, и голос произнес: «Эй!»

Конни вскрикнула от удивления. Кто-то спросил:

– Конни?

Она пригляделась. Расплывчатая фигура, маячившая в тумане, принадлежала молодому человеку, который держался одной рукой за плот. Над ним стоял ее пес, радостно виляя хвостом.

– Сэм? – не поверила Конни.

– Здравствуйте! – ответил он, отпуская плот и боком подплывая к ней.

Конни рассмеялась.

– Что вы здесь делаете?

– Плаваю, – солидно ответил он. – Спросите что-нибудь еще.

Она нетерпеливо плеснула в него водой.

– Я имею в виду, что вы делаете здесь? Вы ведь живете в соседнем городе!

– А вы когда-нибудь видели Салемскую бухту? Она вот-вот загорится, настолько ее залили мазутом. Я плаваю только здесь.

Он опустился под воду и вынырнул, откинув голову назад, чтобы волосы не попали в глаза. Его кожа светилась под луной, и вода стекала по лицу, сверкая на кольце в носу. Интересно, давно у него это кольцо? Конни терпеть не могла украшения на мужчинах, но на Сэме кольцо смотрелось как-то особенно. Первобытно.

– Вот так я и встретил Арло, – сказал Сэм, прерывая ее мысли. – А он вояка. Правда, не укусил меня. Но думаю, без боя не дал бы мне стащить ваше полотенце.

– Да уж, – сказала Конни, и губы сами расползлись в злорадную улыбку.

Она лениво отплыла от плота, и Сэм последовал за ней.

– Ну, – отважился спросить Сэм, – как продвигаются дела с вашей любимой ведьмой?

Конни закатила глаза и ударила по воде ногой, фонтан брызг полетел Сэму прямо в лицо.

– Но-но! – воскликнул он, отфыркиваясь. – За что?

– За разговоры о работе в жару, – ответила она. – И могу еще добавить.

– Справедливо, – смиренно признал Сэм. – Давайте не будем о работе.

Он помолчал, подплывая ближе и оглядываясь по сторонам. Конни смотрела на Сэма. Ее бледные плечи слегка виднелись над поверхностью, распущенные волосы вились вокруг нее в воде, темные брови сдвинулись в одну линию.

– Знаете, – вдруг тихо сказал Сэм, – вообще-то здесь опасно плавать ночью.

– Это почему? – спросила она, тоже понизив голос.

– Ну, – произнес он деланно серьезным тоном, – из-за осьминога.

– Из-за осьминога? – подняла бровь Конни.

– Да, это редкий североамериканский ядовитый осьминог. Он выходит на охоту только в туман. Если что-то заденет вас за ногу, – прошептал он, подплывая еще ближе, – может быть уже слишком поздно.

Конни почувствовала, как ее колена касаются чьи-то пальцы. Она сунула руку в воду и нащупала там ступню. Крепко ухватившись за лодыжку, вытащила всю ногу Сэма.

– Ура! Я поймала одного! – победоносно воскликнула она, а Сэм дернулся назад и, зайдясь смехом, скрылся под водой.

– Но постойте, он весь в татуировках, – заметила она, внимательно изучая конечность, а Сэм в это время барахтался, поднимая фонтаны брызг и пытаясь всплыть на поверхность.

Высвободив ногу, он, тяжело дыша и отплевываясь, ринулся за Конни, а та, смеясь, заскользила прочь.

Арло лежал на полотенце хозяйки и со своего места слышал, как вдалеке плещется вода. До него долетали взрывы хохота и отдельные выкрики: «Ты спишь на ходу, Корнелл!» или «Сначала поймай меня, Хартли!». Один раз он даже поднял голову, навострив уши, когда громкий смех перешел в еле слышное хихиканье. Пес опустил голову на лапы и стал ждать, почти слившись с туманом, освещенным луной.

Глава восьмая

Кембридж, Массачусетс

Конец июня 1991 года

В тесной дамской комнате на первом этаже Гарвардского преподавательского клуба Конни заплетала волосы в аккуратную, как ей представлялось, косу. Посмотрев в зеркало, чтобы оценить результат работы, она увидела торчащий на макушке клок волос.

– Черт! – выругалась девушка, распуская волосы.

Она намочила расческу под краном и, сильно надавливая зубцами, пригладила непослушную шевелюру. Прихорашиваться Конни никогда не умела. На торжественных мероприятиях ее трясло: она боялась, что из-за незнания модных тенденций выставит себя на посмешище.

Заплетая косу, девушка ворчала себе под нос. Зачем профессор Чилтон так настойчиво приглашал ее на обед? Они вполне могли бы встретиться у него в кабинете. Обычно профессор звал своих подопечных сюда, чтобы что-то отпраздновать. Или запугать их.

– Глупо, – сказала Конни, накрутив резинку на кончик косы и откинув ее за спину.

Она посмотрела на себя. Помимо искусственной фиолетовой орхидеи, стоящей на раковине и занимающей почти все поле зрения, зеркало отражало голубоглазую девушку в платье с унылым цветочным рисунком. Оставалась лишь надежда, что консерватизм фасона восполнит недостаток стиля и покроя. Респектабельные туфли с застежкой временно пришли на смену шлепанцам. Сумка на широкой лямке явно не к месту. Конни вздохнула. Надо было взять сумку у Лиз.

– Как нелепо, – сказала она вслух, сама не зная, по поводу своего вида или предстоящей встречи.

Возможно, и того, и другого. Посмотрев на часы, Конни решила, что уже неприлично столько времени прятаться в туалете, и открыла дверь.

Аспиранты никогда не осмеливались входить в читальный зал Гарвардского преподавательского клуба, и, протискиваясь в дверь, Конни недоумевала почему. Глубокие, заманчиво мягкие диваны и блестящие кожаные кресла стояли вокруг низких кофейных столиков, а ковры на полу выцвели от прямого солнца и сотен ног. С портретов на стенах благосклонно взирали давно умершие гарвардские клерикалы. Здесь приятно пахло полированной древесиной, кофе и трубочным табаком. И все равно аспиранты обходили зал стороной, словно его изысканная атмосфера была отравлена.

В тот день сладкий запах табака исходил от седовласого джентльмена, восседавшего на диване под старинными часами. На носу у него красовались очки в золотой оправе, сквозь которые он читал газету, держа ее на уровне глаз. Шурша страницами, он попыхивал трубкой, не вынимая ее изо рта. Конни направилась в противоположный конец зала, села и стала ждать.

Она признавалась себе, что ей не терпелось рассказать профессору Чилтону, что она успела выяснить. Как он удивится! В предвкушении Конни слегка заулыбалась, покачивая ногой.

– Мисс Гудвин? – вдруг прозвучал голос.

Конни вздрогнула – она не слышала, как подошел официант.

– Да, это я, – ответила она, нервно теребя край платья.

– Профессор Чилтон просит вас присоединиться к нему в столовой, – сказал официант с легкой ухмылкой, которую мог распознать только такой прожженный циник, как Конни. «Не пойдет же он сам за вами», – как будто говорила эта ухмылка.

Конни вздохнула.

– Тогда я, наверное, пойду в столовую, – сказала она, вставая.

– Конечно, мисс Гудвин, – сказал официант, слегка наклонив голову.

В столовой окна были закрыты шторами от яркого полуденного солнца, и Конни потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к полумраку, прежде чем она увидела Мэннинга Чилтона за столом в роскошной нише. Он читал увесистую книгу – «Алхимия как нравственное очищение», – которую при появлении Конни сунул в сумку под столом.

– Конни, девочка моя, – сказал он, приподнявшись и изобразив изящный полупоклон.

Опять он со своей «девочкой», – подумала Конни, пожимая руку своему руководителю, но сумела скрыть раздражение под широкой улыбкой. Официант пододвинул ей стул.

– Я очень рад, что вы смогли ко мне присоединиться. Попросить у Джеймса меню, или вы знаете, что хотите заказать? – спросил Чилтон.

Официант – Джеймс – застыл наготове около Конни, одна бровь у него была все так же иронично приподнята.

– Ах да, – пробормотала Конни.

В столовой с хрустящими выглаженными скатертями и серебряными ножами для масла она всегда чувствовала себя неуютно. Многие аспиранты питались тем, что оставалось от кафедральных заседаний. В прошлом семестре они с Лиз целую неделю жили на сырной нарезке, унесенной со дня открытых дверей на кафедре классических языков. Когда с бесплатной едой было туго, в столовой всегда можно было разжиться макаронами с кетчупом и запеканкой из тунца. Удивительно, как мы еще не свалились с рахитом, – подумала Конни и только сейчас осознала, что не ответила профессору. Джеймс деликатно кашлянул.

– Можно взглянуть на меню? – спросила она, обратившись куда-то в пустоту между Чилтоном и официантом.

Перед ней возникла большая кожаная папка, и перед глазами поплыли цветистые описания предлагаемых блюд. Ей показалось, что они написаны на иностранном языке. Конни присмотрелась. Язык действительно был иностранный – французский.

– Скорее всего курицу, – сказала она, надеясь, что это блюдо точно есть в меню, которое у нее тут же выхватил Джеймс и исчез в сумрачных недрах клуба.

– А теперь, – начал Чилтон, потирая руки в предвкушении, – расскажите мне о вашем великом открытии.

Конни бросила на него взгляд: не шутит ли? Нет, вроде серьезен.

– Я нашла настоящий, новый, неисследованный первоисточник, – начала объяснять она. – Впрочем, если точнее, я нашла доказательство тому, что этот первоисточник существует.

Чилтон подался вперед, опершись локтями о стол.

– Рассказывайте, – потребовал он.

Конни начала с того, как искала Деливеренс Дейн в архиве молитвенного дома в Салеме, старательно обходя все связанное с Сэмом. Услышав уже знакомое ему странное имя, Чилтон нахмурился, однако ничего не сказал. Конни говорила очень быстро, не давая ему никакой возможности вставить хоть слово. Рассказав про архив в отделе завещаний, Конни перечислила все имущество Деливеренс, оставшееся после ее смерти.

– Конни, я бы хотел услышать, куда ведет этот тернистый путь, – прервал ее Чилтон. – До сих пор вы мне поведали, как потратили массу времени, блуждая по архивам и почти ничего не обнаружив.

Конни была полна энтузиазма и так жаждала похвалы, что не приняла близко к сердцу его замечание.

– Меня смутил список, – храбро продолжала она. – Я не понимала, почему какую-то книгу записей поставили рядом с Библией, а не посчитали, что это просто еще одна книга, каких было немало в доме Деливеренс. Почему вдруг бухгалтерская книга ценится, если говорить о деньгах, наравне с большой, дорогой фамильной реликвией?

Она остановилась, чтобы отпить воды со льдом. В этот момент снова появился Джеймс и молча поставил перед Конни на стол фрикасе из цыпленка, а перед Чилтоном блюдо с жареным лососем.

– Что-нибудь еще, сэр? – спросил Джеймс.

Чилтон вопросительно глянул на Конни. Она пожала плечами.

– Спасибо, не сейчас, Джеймс, – сказал Чилтон. Конни сконфуженно улыбнулась официанту, на что тот пренебрежительно закатил глаза и вышел.

– В общем, Деливеренс оставила все своей дочери Мерси, – продолжила она. – И я подумала, что если это такая важная книга, она должна быть упомянута и в завещании Мерси.

Конни вовсю жестикулировала вилкой, и по лицу Чилтона пробежала тень неодобрения.

– В самом деле, – сказал он, отделяя кусочек рыбы.

– Но вот в чем загвоздка, – сказала Конни, – я нигде не могла найти Мерси. Я знаю, что хроники этого периода могут быть неполными, но странно, если бы она исчезла без следа. А потом я поняла, где допустила промах.

– В каком смысле? – спросил Чилтон, в упор глядя на нее.

– Скажите «Мерси», – попросила Конни.

– Простите? – не понял Чилтон.

– У вас, профессор Чилтон, старомодный бостонский акцент, – сказала Конни, размышляя, не переходит ли она границ дозволенного.

Интересно, осознают ли люди, что они говорят с акцентом? Надеюсь, что у Чилтона есть чувство юмора, – подумала Конни, хотя за все студенческие годы она не могла припомнить, когда бы он его проявил. А, была не была.

– Пожалуйста, сделайте мне одолжение.

– Ма’си, – сказал он с непроницаемым лицом.

– Вот, – сказала Конни, – «р» выпадает, а гласная меняется. Теперь произнесите имя, которое пишется как М-а-р-с-и.

– Ма’си, – опять сказал Чилтон.

– Точно! – воскликнула Конни, взмахнув вилкой. – В фонетическом написании, которое существовало до того, как словари и книгопечатание унифицировали язык, Мерси и Марси – одно и то же имя!

Конни отправила в рот большой кусок цыпленка и стала жевать с торжествующим видом. Чилтон улыбнулся ее энтузиазму. Конни была довольна, что сумела расположить его к себе.

– Когда я стала искать Марси Дейн, – добавила она, – я много чего нашла. И кстати, я уже натыкалась на упоминания о ней в архиве Первой Церкви, даже не подозревая, что потом она мне понадобится.

– Например? – заинтересовался Чилтон.

– Я не могла найти точную дату ее рождения, но знаю, что она всю свою жизнь принадлежала к Первой Церкви в Марблхеде и имела хорошую репутацию. Она вышла замуж в Салеме за человека по фамилии Лэмсон, его имени я пока не знаю. Она была замешана в каком-то судебном процессе в 1715 году, а умерла в 1763, оставив завещание.

Она прервалась, чтобы выпить воды, и увидела, что Чилтон уже поглощен ее рассказом.

– И? – не выдержал он.

– И в ее завещании, вместе с домом, который оставила ей Деливеренс, значилось: «книга – записи врачевания».

– Еще одна бухгалтерская книга? – спросил Чилтон.

– Сначала и я так думала. Но поискав еще, наткнулась на кое-какие артефакты.

Она рассказала про межевой столб со странной надписью и резьбой. И снова оставила Сэма за пределами своего повествования То ли решила поразить Чилтона своей исследовательской проницательностью, то ли хотела сохранить для себя то теплое чувство, которое испытывала, думая о Сэме. Даже сейчас, когда Конни в нелепом платье сидела напротив Чилтона, мысль о Сэме воодушевила и придавала уверенности. Приятная дрожь пробежала по спине, и Конни улыбнулась про себя.

– Конни, я вас не совсем понимаю, – сказал Чилтон. – Как связана бухгалтерская книга с межевым столбом?

– Не торопитесь, – сказала Конни, расправляясь с цыпленком. – Межевой столб – это косвенное доказательство того, что местные жители верили в магию и пытались применять ее в жизни. А теперь вернемся к тому, что мы знаем о Деливеренс Дейн. Она была отлучена от Церкви в 1692 году. В Салеме.

– Отлучение от Церкви не было редкостью в пуританских религиозных общинах, – заметил Чилтон.

– Но это первое, чему подвергали человека, осужденного за ведьмовство!

Конни в пылу ударила тарелку вилкой. Чилтон начал улыбаться. Конни настойчиво продолжала: