Текст книги "Книга таинств Деливеренс Дейн"

Автор книги: Кэтрин Хоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава двадцать первая

Марблхед, Массачусетс

Начало сентября 1991 года

Вся поверхность обеденного стола была завалена бумагами и листками из блокнота. За столом сидела Констанс Гудвин, склонив голову над толстой рукописной книгой с пожелтевшими от времени страницами. От книги шел запах старой высохшей кожи – запах отдела особых коллекций гарвардской библиотеки.

Она читала вот уже несколько дней подряд. Рядом лежал еще один фолиант – «Травы Новой Англии. Справочник», открытый на странице с перьевым рисунком ромашника. На столе около рукописной книги лежали три маленькие карточки: одна – полностью на латыни – с заголовком про помидоры, на второй было написано «Верное средство от лихорадки и простуды», третья – без заголовка, но с каким-то словесным ребусом.

Девушка, увлекшись чтением, задумчиво постукивала себя ручкой по виску, совершенно забыв о лежащем перед ней еще неисписанном блокноте. Ее губы бесшумно двигались. Другой рукой она держала тяжелую лупу с медной ручкой, которую несколько дней назад обнаружила в одном из ящиков. С ее помощью Конни пыталась разобрать кое-как нацарапанные слова, которые раздувались и вытягивались, скользя по стеклянной поверхности. Книга была составлена без всякого порядка и последовательности, а уж про оглавление и говорить не приходилось. Конни насчитала уже больше десятка различных почерков: шесть или восемь человек использовали письменные буквы, и еще примерно столько же – печатные. Строки иногда переплетались, наползая друг на друга. Многое было на латыни, и благодаря давней дружбе с Лиз Конни понимала общий смысл написанного, но не более.

Большая часть текстов была на английском языке разной степени архаичности, а устаревшая орфография и вышедшие из употребления названия растений, веществ и процессов еще больше усложняли задачу. Она уже прочитала о способах приготовления снадобий при гнойных ранах, инфекциях, «черном легком», апоплексии и лихорадке.

На некоторых страницах встречалось что-то вроде молитв, больше похожих на магические формулы – в них испрашивалась помощь Всемогущего. Конни не уставала удивляться, насколько религиозной оказалась книга – как и те, что описывали христианские обряды дореформаторских времен.

В книге отразился мир, в котором христианство – основа постижения окружающей действительности. Неудивительно, что пуританские теологи считали, что ведьмовство – если это было оно – опасно. В системе мышления, где источником спасения и добродетели может быть лишь благодать Господня, где поступки никак не влияют на состояние души и где болезнь или неудача – знак Божьей немилости, противостояние неудачам и болезни при помощи личного обращения к Богу и использование методов протонауки шло вразрез со всем тем, что проповедовала пуританская власть. Пуританские теологи видели в этом святотатство. И даже происки дьявола.

Насколько могла судить Конни, составляющих в любом рецепте книги теней было три: молитва, скрупулезно точное смешивание трав и других природных компонентов, и что-то еще – что-то неуловимое. Энергия? Почти, но не то. Намерение? В книге это называлось по-разному: «сноровка», «мастерство», «воля». Но Конни все же не могла выразить это понятие современным языком. В памяти всплыл эпизод с клеомой – как раз когда обнаружились бабушкины карточки. Она вспомнила, что Сэм тоже пробовал произнести заклинание – она рискнула использовать такой термин, хотя и не без смущения, – но у него не вышло вдохнуть жизнь в засохший цветок. Конни нахмурилась, сосредоточившись, и перевернула страницу.

Сэм. Ему становилось хуже. Она хотела навестить его сегодня во второй половине дня, чтобы дать отдохнуть его родителям. Все начиналось с регулярных посещений, а переросло в круглосуточное бодрствование у постели. Сэм обессилел. Нога быстро заживала лишь благодаря прочным крепежам, удерживающим тело, – от ежечасных судорог кости могли снова разойтись. Сильнейшая рвота обезвоживала организм, кожа натянулась и пожелтела. Даже неиссякаемое чувство юмора стало покидать его. Доктора уверяли, что найдут способ лечения, но Конни видела, что их уверенность тает с каждым днем. По глазам Сэма она понимала, что и он догадывается об их растерянности. Его вера в их помощь начинала угасать, и сквозь последние всплески надежды стал проглядывать страх.

Она перевернула еще одну страницу манускрипта и через лупу стала вглядываться в расплывающиеся слова. Голова начинала раскалываться. Конни отложила лупу и закрыла глаза, потирая веки руками. Затем вновь заставила себя взяться за работу.

В выпуклой глади увеличительного стекла появилось слово «припадки», и Конни наклонилась ниже, чтобы разобрать непростой текст. «Способ избавления от припадков» – гласил заголовок, и у Конни перехватило дыхание. Историки еще не сошлись во мнении, что в колониальных хрониках имелось в виду под словом «припадки» – обморок или, может быть, религиозный экстаз, когда человек дрожит всем телом и говорит на разных языках. Высказывались аргументы в пользу обоих вариантов. У Конни перед глазами предстал Сэм – его тело содрогается и бьется в очередном приступе, глаза закатываются так, что видны только белки, а язык вываливается изо рта. Если это не «припадок», то что тогда?

«Если хочешь увериться, что Страдания Человека происходят от колдовства, – так начинался текст, – нацеди его собственную водицу в ведьмину бутыль, брось туда булавки или гвозди и нагрей на жарком огне».

Конни подняла голову, обдумывая прочитанное. Что такое «ведьмина бутыль»? Она отодвинула книгу и стала рыться в блокноте. Найдя список завещания Деливеренс, она пробежала пальцем по странице. Вот оно: «стеклянные бутыли 30 шилл.». Тогда Конни недоумевала, зачем в завещании специально упоминать какие-то бутылки.

Она подняла голову и оглядела переполненные полки на стене столовой. Сколько же ушло времени, чтобы отчистить фаянсовую и стеклянную посуду, приютившуюся в нише у очага. А в шкафу под ней скопилось столько пыли, что у Конни опустились руки. Среди прочего там стояло множество древних бутылей – ничего примечательного, обычное старье для антикварных лавок. Зато на кухне толпились запечатанные бутылки уже более позднего времени – оставшиеся от бабушкиной работы, хотя Конни с трудом могла себе ее представить.

Обернувшись, Конни посмотрела на нишу у очага и на шкаф под ней. Сощурившись, она сосредоточила внимание на дальнем углу столовой и представила бабушку в цветастом платье, с завязанным на талии передником. Вот она опускается на колени и, устало ворча, открывает дверцу. Смахнув с лица выбившуюся прядь волос, она лезет внутрь. Конни даже услышала, что за деревянными стенками что-то позвякивает.

Нет, это не просто старье.

Конни слезла со стула и присела у дверцы.

По всему дому в самых неожиданных местах она натыкалась на встроенные кладовки. В каждой из спален наверху под окном обнаружился целый склад: запасные одеяла, набор для «Скрэббла» – с почти полным отсутствием гласных букв – и следы пребывания многочисленных поколений мышей.

Отодвинув небольшую щеколду, Конни распахнула дверцу. Внутри под толстыми слоями пыли и гирлянд паутины была погребена куча разнокалиберной посуды: маленькие чугунные котелки и сковородки, что-то похожее на ржавую вафельницу, решетка с длинной ручкой для жарки рыбы на открытом огне, несколько позеленевших от времени медных грелок – в них клали раскаленные угли. И толстостенные стеклянные бутылки голубовато-зеленого оттенка. Десятки, может быть, сотня, разного размера, с неровными горловинами и толстым дном – все родом из доиндустриальной эпохи, когда стекло выдували люди, а не машины.

Бутылки были без пробок и большей частью пусты. Протянув руку, Конни высвободила одну из них из-под слоя всякого хлама. Поднеся бутылку к глазам, через толстые стенки, испещренные пузырьками, она увидела внутри два ржавых гвоздя. Вернувшись с бутылью к столу, девушка вновь сосредоточилась на рукописи.

«Брось бутыль в огонь, а сама читай «Отче наш» и следом самое сильное Заклинание: Agla Pater Dominus Tetragrammaton Adonai Отец Небесный, умоляю тя, яви Мне Злодея».

Кони взволнованно выпрямилась. Прижав руки к голове, попыталась унять пульсирующую боль. Agla – как в выжженном на двери круге. Перечень имен Бога. А Tetragrammaton – где она могла это видеть? Девушка закрыла ладонями глаза и стала мысленно рыться в многочисленных ящиках памяти. Дойдя до ящика «Разное», она почему-то подумала о Сэме. Ее глаза широко распахнулись – она вспомнила! Слово tetragrammaton было высечено на межевом камне, который ей показал Сэм в первый же вечер их знакомства. Она полистала блокнот и нашла определение, выписанное из книги по народной магии. Так описывалось слово «Яхве» – еще одно имя Бога, только на иврите.

Конни посмотрела на часы. Уже пора. Надо дочитать абзац и идти.

«Когда водица закипит, Колдун явится к огню, – писалось далее. – Булавками и хитростью заставь его освободить Жертву от его Дьявольских козней. Читай, как приготовить напиток Смерти, и о других способах».

Далее до конца страницы шел длинный список латинских названий трав, озаглавленный: «Для верного избавления».

Откинувшись на спинку стула, Конни некоторое время постукивала кончиком ручки по зубам. Затем, взяв бутылочку с ржавыми гвоздями, положила ее в сумку и вышла из дома.

Интерлюдия

Город Салем, Массачусетс

29 июня 1692 года

К тому времени как Мерси Дейн подошла к молитвенному дому, внутри уже поднялся оглушительный шум. Она помедлила у входа, топая ногами, чтобы сбить с ботинок грязь, налипшую за долгий путь через весь город.

Она до последнего оставалась дома, меряя шагами комнату, обещая себе, что вот через минутку пойдет, и не понимая, что ее держит. Ведь очень хотелось снова увидеть маму… Но было страшно.

Если бы только она могла прижать руки к ушам и приказать миру исчезнуть, то так и сделала бы. Сидела бы дома, прижимая к себе Пса и договорившись с Богом, что если она не пошевельнется, время не пойдет дальше – и хуже уже не будет. Ею овладело ребяческое упрямство, словно Гласный Окончательный суд без нее не состоится. Походив еще немного, Мерси, наконец, отбросила все сомнения и почти всю дорогу до молитвенного дома бежала по мокрым улицам Салема. День выдался пасмурным и дождливым, одежда прилипала к телу, а на щеках появился нездоровый румянец.

Когда она проскользнула в дверь зала, то, к ее досаде, заседание уже шло полным ходом. Далеко впереди, за длинным библиотечным столом сидели в ряд солидные джентльмены – один суровее другого – в свободных черных мантиях и завитых париках. Тот, в середине – с желтой кожей, длинным носом и двойным подбородком, наползающим на большой воротник, – наверное, сам Уильям Стаутон, вице-губернатор. Мерси никогда раньше его не видела, но он показался ей важным человеком. Стаутон переговаривался с судьями, однако она стояла слишком далеко, чтобы расслышать. Поднявшись на цыпочки, Мерси вытянула шею, высматривая, нет ли впереди свободных мест.

Через головы публики она увидела подсудимых женщин. С опущенными головами и скованными руками они неподвижно стояли перед судьями и коллегией присяжных. Деливеренс – вторая слева. Мерси узнала платье – теперь уже грязное и порванное, – в котором была мама, когда ее увел Джонас Оливер. Не отводя глаз от маминой спины, Мерси стала пробираться по проходу, задевая ноги сидящих. Вдруг Деливеренс обернулась через плечо и встретилась взглядом с дочерью. Мерси увидела, как на изможденном мамином лице ужас на секунду уступил место облегчению.

– Эй, девчонка, осторожнее! – проворчал седой мужчина, от которого воняло рыбой, и с недовольным видом потер голень.

Негромко извинившись, Мерси продолжала протискиваться дальше в надежде добраться до передних рядов, откуда будет видно мамино лицо. До ее ушей долетали обрывки разговоров, словно исходящие не от отдельных людей, а от всей толпы сразу.

– …вот уж не думала, что Ребекка Нерс…

– …явился ей ночью, дух-то этот, да еще на метле и со свечой…

– …у нее восемь детей умерло – родились, а потом зачахли на руках…

– …говорят, для выкармливания демонов и духов…

– …старая мегера, я тоже видела…

Мерси перебегала взглядом от одного к другому. Все они – сморщенные беззубые старички, нежные юные девушки, богачи в кружевах, румяные дети – с искаженными от желчи лицами открывали и закрывали рты, словно хищные рыбы, отрывающие кусок за куском плоть жертвы.

Она наконец дошла до конца зала и прислонилась к стене, сжав под передником кулаки. За спинами обвиняемых, в центральном проходе – в самой середине зала – сидели несколько девочек примерно ее возраста, кто-то младше, кто-то чуть старше. К ним было приковано внимание всей публики – они то и дело заламывали руки, корчились, пронзительно визжали. Мерси нахмурилась. Двух-трех из них она знала. Вон ту – Анну Путнам, да простит ее Бог – как она ее ненавидела! Взбалмошная гордячка, своих мыслей нет, вечно присваивает чужие. Ноздри Мерси раздулись от бешенства. Анна старше всех остальных – уж могла бы соображать!

Из обвиняемых женщин, кроме своей матери, Мерси еще узнала Сару Гуд, которая всегда бродила по улицам Салема с маленькой дочерью – Доркас, что-то бессвязно бормоча. И сейчас она стояла с приоткрытым ртом, у нее бегали глаза и дергалась рука. Мерси всегда боялась Сару, а ее обезумевшая дочка кусалась и визжала. Интересно, где же она. В зале ее не было.

С другой стороны от мамы Мерси с удивлением увидела морщинистую Ребекку Нерс – она же истая прихожанка, благочестивая женщина, и это всем известно! Никакая она не ведьма!

«Если уж она здесь, то судьи поостерегутся продолжать это безумие», – словно прозвучал в ушах Мерси голос ее отца. Хорошо бы он был здесь! К его слову в Деревне прислушивались. Он бы знал, что делать. Он бы не просидел так долго дома, зная, что суд вот-вот начнется.

Пока Мерси размышляла подобным образом, судьи закончили совещаться между собой, и один из них – «Джон Готорн – он раньше был судьей», как прошептали в толпе, – учтиво и негромко обратился к кому-то, сидящему напротив одержимых девочек. Слова, потонув в ропоте публики, не долетели до задних рядов.

Мерси сощурилась – она не всегда могла сразу сосредоточить взгляд на предмете – и увидела тощего, пожилого человека, чья лысая голова была покрыта темными пятнами. Судья Готорн поднял руки, призывая к тишине, и по всему залу прокатилась волна шиканий, замершая у дальней стены. Человек встал и начал говорить. Люди притихли, Мерси старалась не пропустить ни звука.

– …давно подозревал достопочтенную Дейн в ведовстве, – говорил человек, когда умолкли последние разговоры, и Мерси, наконец, услышала его голос. – Мои страхи подтвердились страшным образом в одну ночь десять лет назад, когда моя несчастная дочь Марта умерла от дьявольских козней, как раз когда достопочтенная Дейн ухаживала за ней.

В этот момент все девочки завопили и стали корчиться, а Анна Путнам вскочила на ноги и, указывая на Деливеренс, прокричала:

– Я ее видела! Ее дух явился ко мне ночью и сказал: «Я убила Марту Петфорд, а если ты покажешь на меня, я тебя тоже убью!»

Толпа дружно ахнула, а другие девочки тоже стали выкрикивать свидетельства против Деливеренс:

– Она влетела ко мне в окно верхом на пылающей метле! – визжала одна.

Другая ей вторила:

– И ко мне! Она хотела взять меня на свой шабаш, чтобы я написала свое имя в книге дьявола!

Вице-губернатор Стаутон с дрожащими от ярости усами стукнул по столу молотком, и одна из девиц упала в обморок, а Анна Путнам, повысив голос, добавила:

– Да! А еще она велела мне снять всю одежду, показала мне образ моего отца, завернутого в простыни, и сказала, что, если я не пойду с ней, мой отец умрет!

Несколько рук схватили дергающуюся девушку, которая уже начала рвать на себе воротник. Кто-то поднял упавшую в обморок и шлепал ее по щекам, пока не затрепетали веки. Вице-губернатор поднялся с места и, стукнув молотком, проревел:

– Это отвратительно! Посмотрим, что обвиняемая скажет в свою защиту!

Толпа затихла, боясь упустить хоть одно слово Деливеренс. В едином порыве все подались вперед, затаив дыхание. Мерси еще сильнее сжала кулаки под передником, чтобы ничем больше не выдать свое бешенство и негодование.

– Анна лжет! – прошептала она чуть слышно. – Она никогда к нам не ходила! Она лжет!

Деливеренс смотрела на лица судей, присяжных и публики. Ребекка Нерс морщинистой рукой погладила ее по локтю. Деливеренс выпрямилась и, подняв подбородок, стала как будто выше ростом. Даже со своего места Мерси увидела, как похудела и постарела мама за последние несколько месяцев. Под глазами появились темные круги, волосы поредели и поседели. Она заговорила, и из глаз словно ушла синева – они стали холодно-голубыми.

– Десять лет назад меня позвали к постели Марты – дочери достопочтенного Петфорда. Она очень страдала от припадков, – начала Деливеренс. Толпа напряженно слушала. – Я ухаживала за ней, думая, что она больна, и дала ей лекарство, которое принесла с собой. Затем я молилась над ней всю ночь.

– Но ведь говорят, что ведьма не может без запинки прочитать молитву! – крикнул кто-то из дальних рядов.

– Я молюсь каждый день, – тихо сказала Деливеренс, и Мерси увидела, как по залу пробежал шорох сомнения.

Она вытащила руки из-под передника и, сложив их под подбородком, стала ждать, широко раскрыв глаза.

Деливеренс помедлила, глянув на свои скованные руки и на судей. Мерси пыталась понять, о чем она думает, и пристально смотрела на мамино лицо, однако ничего не уловила. Деливеренс сглотнула и, облизнув губы, продолжала:

– Достопочтенный Петфорд за несколько месяцев до этого потерял жену, и долгое время я полагала, что… – она искоса посмотрела на Питера Петфорда, который сидел, глядя на нее с нескрываемой злобой, – …что это горе помутило его разум.

– А ребенок в ту ночь умер? – спросил другой судья. Позади Мерси зашептали: «Это Джонатан Корвин, он занял место Натаниэля Солтонстолла, который обезумел после повешения той самой Бишоп».

– Увы, она умерла, – сказала Деливеренс. – У меня на руках.

У Питера Петфорда задрожал подбородок, лицо пошло пятнами.

Тот же судья, Корвин, подался вперед и посмотрел на Деливеренс в упор.

– А девочка была больна? Или околдована?

Ноздри Деливеренс задрожали, глаза метнулись вправо и влево. У Мерси внутри все сжалось от ужаса.

– Да, она была околдована, некоторым образом, – призналась Деливеренс. – Я свидетельствовала в суде, когда подавала прошение обелить мое запятнанное имя, и сейчас отрекаться не стану.

– А как ты узнала, что она околдована? Кто тогда виновен, если не ты? – не отставал судья, грозно подняв бровь.

– Этого я не могу сказать, сэр, – прошептала Деливеренс. – Я не знаю, как это произошло. Но Господь своей мудростью и милостью иногда открывает мне тайны, если я прошу его.

– Господь? – переспросил судья Корвин. – Ты говоришь с Богом, достопочтенная Дейн?

– Я верю, что Его дети могут говорить с Ним, – сказала Деливеренс, глянув на сидящих в стороне священников.

Один или двое кивали, но остальные, сложив руки на груди, осуждающе смотрели на нее.

– Достопочтенная Дейн, – вмешался другой судья – позади Мерси о нем не зашептались, или же она не расслышала. – Как ты можешь быть уверена, что именно Всемогущий Господь открывает тебе тайны?

– Простите? – не поняла Деливеренс.

– Ты сказала, что не знаешь промысла Божьего. Как ты можешь утверждать, что именно наш Спаситель говорит с тобой? – спросил он, проводя рукой по подбородку с самодовольным видом человека, который вот-вот победит ребенка в споре. – А вдруг ты служишь дьяволу, который вводит тебя в заблуждение обещаниями богатства и славы и велит тебе притворяться, что ты служишь Господу?

Толпа откликнулась приглушенным ропотом, люди шептались между собой, склонившись головами.

Деливеренс подумала немного, а затем, повысив голос, чтобы все слышали, сказала:

– Господь сотворил небо и землю. Я верую, что нет ничего на этом свете, как и на том, что не было бы его творением.

Публика забурлила, бросая на Деливеренс косые взгляды. Мерси слышала, как сзади злобно прошипели: «Святотатство!»

Вице-губернатор Стаутон, удивленно подняв брови, спросил:

– Но, достопочтенная Дейн, неужели ты не веришь в существование дьявола? И что при помощи верных слуг здесь, на земле, своими мерзкими кознями он заставил страдать невинных жителей Салема?

Зал замер в ожидании. Деливеренс молчала. Вице-губернатор Стаутон продолжал:

– Ты ведь не станешь утверждать, что суд ввели в заблуждение, не правда ли, достопочтенная Дейн?

– Боюсь, что стану, сэр. Настоящая цель дьявола – осуждение невинных, а вовсе не страдания этих грешных обезумевших девочек, – сказала Деливеренс и закрыла глаза.

Толпа взревела, а девочки пронзительно завизжали и кинулись к закованным в цепи женщинам. Их удержали несколько человек, сидящих на передних рядах.

– Я его вижу! – бешено завопила Анна Путнам, показывая пальцем. – Вот он! Черный демон нашептывает на ухо достопочтенной Дейн! Вот он! Неужели вы не видите? Вон он стоит!

Рев толпы достиг оглушительных пределов, и прижавшаяся к стене Мерси почти ничего не слышала. Она видела, что мама стоит тихо и спокойно, а Ребекка Нерс говорит ей что-то на ухо, а остальные обвиняемые женщины сгрудились вокруг, вздрагивая от криков и суеты толпы. Судьи совещались, склонившись головами и отчаянно тыкая друг в друга пальцами. Казалось, они не могут договориться, но через мгновение разногласие было улажено, и они заняли свои места. Вице-губернатор Стаутон стукнул молотком по столу, призывая к тишине и порядку хотя бы на время произнесения приговора.

– Сусанна Мартин, – затянул он, когда толпа поутихла, – Сара Уайлдс, Ребекка Нерс, Сара Гуд, Элизабет Хоу и Деливеренс Дейн. В соответствии с показаниями, данными здесь против вас, что ваши духи являлись этим девочкам во тьме ночной, приказывая им служить дьяволу, что у иных из вас при тщательном осмотре обнаружены неестественные сосцы, посредством коих вы выкармливали демонов, что некоторые из вас имели ссоры с соседями, после чего неведомыми способами причиняли вред им самим или их имуществу, и что здесь, на собрании, рядом с вами видели демонов, а вы отрицаете истинность этих утверждений, мы таким образом объявляем вас виновными в ведьмовстве и приговариваем к смертной казни через повешение.

Мерси вскрикнула. Вице-губернатор Стаутон снова стукнул молотком, потому что зал взорвался возгласами облегчения и ужаса. Кто-то орал: «Хвала Господу! Мы будем спасены!», а одержимые девочки дрожали и тряслись.

– Глядите, что она делает! – воскликнула Анна Путнам. – Достопочтенная Дейн посылает своего духа, чтобы поразить меня! Это не я тебя обвиняю, достопочтенная Дейн! Это не я!

Она съежилась и прикрыла голову руками, словно защищаясь от удара. Мерси посмотрела на нее и мысленно швырнула мяч в эту хныкающую негодницу. Голова Анны откинулась назад, как от пощечины, а по лицу расплылся розовый след удара, и Анна забилась в истерике.

Мерси подняла голову и встретилась с холодными мамиными глазами. Как ни странно, в них не было ни гнева, ни страха. Когда осужденных выводили из зала, чтобы посадить в стоящую на улице повозку, Мерси поняла, что на мамином лице отразилась лишь глубокая печаль.