Текст книги "Книга таинств Деливеренс Дейн"

Автор книги: Кэтрин Хоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

В голове у Конни словно разом заработали все шестеренки, а пальцы вцепились в завещание Юниуса Лоренса.

– Как вы думаете, сам Юниус Лоренс читал хоть одну книгу из тех, что выкупил у Литературного общества? – спросила она. Голос звучал откуда-то издалека.

Мистер Битон сжал губы, секунду раздумывая.

– Маловероятно, – наконец сказал он. – Думаю, был слишком занят деньгами.

Значит, все это время книга хранилась в Гарварде! Конни посмотрела на завещание и затем подняла глаза на Битона, который казался пигмеем рядом с кипами драгоценных бумаг. Он слегка улыбнулся в ответ.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – сказала она, стараясь говорить ровным голосом. – Можно ли снять копию списка?

– Он ваш, – замахал руками Битон и вздохнул. – Вот если бы сегодняшние коллекционеры проявляли такой же интерес, как и вы, мисс Гудвин… – Он покачал головой. – Но увы…

– Да, действительно, – сказала Конни, вставая. Мысленно она уже летела сквозь мраморные стены в Уайденеровскую библиотеку, где ее ждал альманах Деливеренс Дейн. Ведь уже завтра его можно будет найти! А потом выяснить, зачем он Чилтону. Книга все ускользала от нее, но теперь наконец стало известно, где искать. – Спасибо большое.

– Удачи! – как показалось, крикнул ей вслед мистер Битон, когда Конни уже бежала по коридору, прижав к груди копию завещания Юниуса Лоренса.

– Мама, она в Гарварде! – прокричала Конни, как только на том конце провода – в пустыне Санта-Фе – сняли трубку.

– Кто? – спросила Грейс Гудвин.

Конни вздохнула.

– Не кто, а что. Книга Деливеренс. Я сегодня общалась с потрясающим человеком. Он за меня провел уже половину исследования.

Она потащила за собой телефонный провод, по привычке ходя кругами по бабушкиной столовой и в темноте пробегая рукой по предметам.

– Какая удача, – сказала Грейс не без иронии. – Ты его хоть поблагодарила?

– Мама! – досадливо буркнула Конни.

– Да, дорогая, я знаю. – Грейс шмыгнула носом. – Так что ты будешь делать дальше? Искать в каталоге «Ту самую книгу»?

Грейс совсем по-детски хихикнула – тоненько и игриво.

– Хотелось бы, – ответила Конни.

Неизвестно, как обозначили книгу в каталоге. К тому же найти альманах в центральной библиотеке Гарварда не так-то просто – даром что под боком. По размерам и сложности организации она могла сравниться с Публичной библиотекой Нью-Йорка. У Конни, как у многих аспирантов, были свои излюбленные отделы, и вся остальная библиотека тонула для нее во мгле, простираясь под университетом немыслимыми кротовыми ходами. Даже если вы знали, что искать, обойти все было почти невозможно. Конни стало не по себе при мысли о предстоящей гигантской работе.

– Но ведь никто тебя не заставляет ее искать, – заметила Грейс.

Конни сжала челюсти и стиснула пальцами пузатый заварочный чайник на журнальном столике.

– Чилтон хочет сделать меня соавтором своего доклада на осенней конференции Ассоциации специалистов по истории колониальной Америки. Если я этого хочу, нужно найти книгу.

– А ты действительно хочешь? Что-то голос не очень радостный.

Грейс говорила мягко, но Конни уловила нотки упрека. Было слышно, как Грейс, чуть не выронив трубку, зажала ее поудобнее плечом. Руками она явно делала что-то еще.

– Это уникальная возможность! – воскликнула Конни, осознавая, что пытается убедить не только маму, но и себя.

Засунув палец за ремень шорт, она прислонилась к бабушкиному серванту.

– Так ты говоришь… – начала Грейс, а потом добавила вполголоса: – Черт!

– Что ты там делаешь? – спросила Конни. – Готовишь, что ли?

– Нет, – выдавила Грейс. – Пытаюсь пересадить суккуленты. На них плохо действует погода. Я уже все руки поранила о колючки.

Конни услышала, как Грейс поднесла ко рту ладонь и стала сосать ранку.

– Это же кактусы! – сказала Конни. – Они любят жару!

– Да, но не такую. Сейчас у нас теплый цикл, – рассеянно сказала Грейс, и Конни поняла, что она отвлеклась на свою руку. – Это естественный процесс, но уж слишком быстрый из-за озоновых дыр. Мои бедные алоэ этого не переносят.

– Озоновые дыры? – повторила Конни.

Грейс вздохнула.

– Почитай газеты, дорогая.

Конни бросила взгляд на широкие листья клеомы.

– Я… – Она хотела спросить Грейс о карточке с латинской фразой, но не знала, с чего начать. – Пока я здесь живу, с цветами происходят странные вещи.

– Я не удивлена, – сказала Грейс. – Ты всегда здорово управлялась с растениями, пока не пошла в науку.

– Ну… это не совсем то, – тихо сказала Конни. – Мама, на кухне я нашла бабушкины карточки с рецептами… А потом случилось нечто необъяснимое.

Мама тихо засмеялась.

– Знаешь, – сказала она, – самонадеянно утверждать, что все объяснимо. Возьми хотя бы связь людей и условий их жизни. Я сюда переехала еще и потому, что в этой части планеты получу знания, отличные от тех, что дала мне Новая Англия. Здесь другой воздух, другие растения, почва, и солнце светит по-другому. Наши тела – живые, дышащие организмы, об этом легко забыть. На нас влияют ритмы окружающего мира. Мало кто понимает, что земля живет циклами – единицами более высокого уровня, чем времена года. Все думают, что мир вокруг существует в постоянно статическом состоянии. Ну это же глупо.

– Мама, – попыталась прервать ее Конни.

– Или вот, например, с озоном. Ведь проблема не в потеплении как таковом, а в его скорости. Оно происходит раньше, чем нужно. Планетарные ритмы влияют на все вокруг. Погода и растительность будут меняться, животные потеряют свою среду обитания. – Конни услышала, как Грейс силится вытащить из горшка большой кактус и земля сыплется на плиты патио. – Многие просто этого еще не понимают. – Грейс помолчала. – Все, что касается нас, неразрывно связано с жизнью планеты: наши ауры, тела, то влияние, какое мы оказываем на других, черты характера, намерения – все, что ни возьми. И все это может проявиться ярче.

– Мама! – не сдавалась Конни. – Послушай же!

– Кстати, – продолжала Грейс, ничуть не смущаясь, – ты знаешь, что пример такого сбоя в ритме уже происходил в истории, только в обратном направлении? Северная Америка представляла собой ледниковый период в миниатюре, когда сюда прибыли первые поселенцы. Это правда! – Грейс шумно дышала в телефон, и Конни отодвинула трубку от уха. В этот момент Арло вышел из-под стола и, вильнув хвостом, направился в кухню. – …Была одна из причин, почему столько людей умерло в те первые зимы, – говорила Грейс, когда Конни снова приложила трубку к уху. – Ты когда-нибудь читала, как одевались люди в восемнадцатом веке?

Конни грустно улыбнулась.

– Мама, я специалист по истории колониального периода, – терпеливо сказала она.

– Значит, ты понимаешь, о чем я говорю. Многослойная одежда из шерсти была бы сейчас ни к чему в Новой Англии – в такую-то погоду! – Она опять закряхтела, видимо, поднимая очередной тяжелый горшок. – А янки были очень практичны.

Конни набрала в легкие воздуха, чтобы опровергнуть мамину сомнительную логику, но Грейс снова ее прервала.

– Этот ледниковый период достиг своего пика в 1690-е, – заявила она безапелляционно. – Какой позор, в самом деле. Никто не сможет предугадать, как повернутся события.

Она вздохнула, не без горечи.

1692 год.

Конни замерла, сжав трубку. Неосознанно она схватилась рукой за сервант, чтобы не упасть.

– Мама, – сказала она глухим голосом, – зачем ты мне все это рассказываешь?

Грейс усмехнулась.

– Просто размышляю вслух, дорогая. И советую тебе воспринимать свое тело таким, какое оно есть – гармонией случайностей, подобранных великой Богиней. Оно вплетено в этот мир собственными нитями. Ладно, скажи мне лучше, как там Арло? Не забываешь его кормить?

– Нет, я…

Конни осеклась. Грейс всегда говорила загадочным стилем приверженцев Эры Водолея. Конни понимала, что Грейс сообщила ей что-то очень важное, но на каком-то своем языке. Девушка посмотрела на себя в зеркало, висевшее в коридоре, и увидела сквозь паутину отражение, искаженное слоями времени на стекле. Мы понимаем мир только через тот язык, которым владеем. У каждого периода есть своя языковая линза сквозь которую мы его видим, слышим и ощущаем. Пока она это осознавала, входная дверь приоткрылась, и Конни увидела в зеркале Сэма с коробкой сластей и бутылкой вина. Конни радостно улыбнулась.

– Мам, я тебе перезвоню, – быстро сказала она, держа палец на рычаге.

– Конни, подожди, – вдруг забеспокоилась Грейс. – Это он?

– Я сейчас не могу больше говорить, мам. Я должна идти. Целую.

Грейс стала возражать, но Конни опустила палец на рычаг – в трубке щелкнуло, а потом раздался длинный гудок.

Глава восемнадцатая

Марблхед, Массачусетс

Начало августа 1991 года

Перед закрытыми глазами Конни полыхали красные блики. Сквозь сон она услышала тихое щебетание за окном спальни. Не открывая глаз, она зажмурилась – по лицу скользнул теплый солнечный луч, нежно поглаживая нос и щеки. Значит, лето подходит к концу – раньше, когда она просыпалась на бабушкиной кровати с пологом, солнце падало ей на живот, но к концу июля доползло до подбородка. Улыбнувшись, Конни потянулась и случайно стукнулась руками о спинку кровати. Рядом с ней застонали во сне. Перевернувшись на бок, она открыла один глаз и попыталась что-нибудь рассмотреть сквозь упавшие на лицо волосы. На белой подушке вырисовалась небритая щека и закрытый глаз. Под бровью застыла капелька золотой краски, мерцающая на утреннем солнце. Вдруг раздался глубокий раскатистый храп. Конни уткнулась в подушку, чтобы заглушить восторженный смех.

– Ты трясешь кровать, – сказал Сэм, не открывая глаз.

Конни чуть не подавилась.

– Что?

– Ты смеешься и трясешь кровать, – ответил он, улыбаясь половинкой рта, видневшейся над подушкой.

– Ты храпел, – пояснила она.

– Ничего подобного, – запротестовал Сэм все еще с закрытыми глазами. – Я никогда не храплю.

– Еще как храпишь! – прыснула она.

– Арло! – окликнул Сэм. – Скажи, старик, я храплю?

Пес, уютно устроившийся у них в ногах, перевернулся на спину, равнодушно вытянув лапы.

– Он сказал «да», – сказала Конни, придвигаясь к Сэму.

– Этого я не слышал. Он сказал: «Ну кто трясет кровать и не дает досмотреть сон?» – ответил Сэм, широко открыв зеленый глаз и глядя на Конни.

– Да что ты! А может, он сказал: «Пора вставать и золотить потолок!»

Она потянулась к Сэму.

– Вряд ли… – начал Сэм и взвизгнул – пальцы Конни защекотали под мышкой. Последовала потасовка. Арло лениво соскочил на пол и ушел во вторую спальню, где устроился на такой же большой кровати. Повалившись на бок, он задремал, подергивая лапами. Солнечный свет лился в окно. Как только луч достиг спинки ложа, пес сорвался с места, оставив после себя облачко пыли над стеганым одеялом. Через несколько секунд он появился на кухне, где в банном халате стояла Конни, держа в руках кружку с кофе и все еще смеясь.

– Ну и как ты проведешь сегодня день? – промычал Сэм, не вынимая изо рта зубную щетку.

– Если бы я была прилежным студентом, то поехала бы в Кембридж и принялась бы искать альманах Деливеренс на полках Уайденера, – ответила Конни. – А если бы я была хорошей дочкой, то я бы осталась здесь дальше разбирать вещи.

– И кем ты хочешь быть? Сразу обеими явно невозможно, – подвел итог Сэм, споласкивая щетку под краном.

– К счастью, хорошей дочке можно иногда полениться, – ответила Конни. – Пока с меня хватит ведьм и книг заклинаний. Сегодня приберусь.

– Отлично, – сказал Сэм, засовывая щетку в передний кармашек рабочего комбинезона. Конни заметила щетку с утра и пока не понимала, радоваться ей или сердиться. Она протянула руку и, вытащив щетку из кармана, озорно подняла бровь.

– Что такое? – спросил он, сама невинность.

– Позвони мне сегодня, – сказала Конни, заталкивая щетку обратно.

Он быстро поцеловал Конни, скользнув теплой небритой щекой по ее подбородку.

– Не преувеличивай про щетку, – говорила Лиз.

Конни уже помыла посуду после завтрака и, снимая с полки запечатанные банки для чистки, наткнулась на высохший корень мандрагоры, который она спрятала в день приезда. Он действительно выглядел как маленький сморщенный человечек или кукла с закрученными волосками вместо пальцев на руках и ногах. Конни стерла с него приставшую землю, размышляя, не опасно ли будет закопать смертоносный овощ в компостную кучу.

– Ты думаешь? – спросила Конни, грызя ноготь.

Нахлынули воспоминания о первом дне в бабушкином доме, и она вдруг поняла, как скучает по Лиз. Скоро придет осень, Конни вернется в Солтонстолл Корт, и дни потянутся по-прежнему предсказуемо: занятия в библиотеке, встречи с вечно волнующимся Томасом, консультации с Джанин Сильвой или Мэннингом Чилтоном. Университетская жизнь вдруг представилась ей чудесной и неведомой, как будто и без Конни она шла своим чередом.

– Конечно, – уверенно ответила Лиз. – Может, он берет ее на работу и чистит зубы после завтрака. Ну и что, многие так делают.

Голос подруги развеял ощущение одиночества, которое охватывало Конни в бабушкином доме. Лиз для нее была глотком реальной жизни. Конни уже поведала ей о продвижении в поисках альманаха, а потом рассказала о ночи с Сэмом.

– Наверное, – неуверенно согласилась она.

– Только не вздумай его спрашивать. – Лиз говорила с набитым кашей ртом. Конни застала ее между занятиями и теперь представляла, как та размахивает ложкой для пущей выразительности. – Зачем показывать свои сомнения?

– Я действительно сомневаюсь.

– Да ладно тебе, перестань, – решительно сказала Лиз. – Слушай, я должна бежать. Мы сегодня учим слова на тему гладиаторских боев, и дети в восторге в первый раз за все лето. – Она вздохнула. – Кстати, я тут вспоминала круг у тебя на двери.

– Он никуда не делся, – понижая голос, ответила Конни. – Я уже думала закрасить краской, но не хочу до него дотрагиваться. – Она помолчала. – По крайней мере, вроде бы никто тут не шляется. Все равно, как гляну на него, так в дрожь бросает.

– Любой испугался бы. Тебе хотя бы в доме не страшно, и то хорошо. Но по правде говоря, чем больше я о нем думаю, тем больше убеждаюсь, что мы его неправильно поняли.

– В смысле? – озадаченно спросила Конни.

– Мы предположили, что он был сделан, чтобы тебя напугать.

Конни зажала трубку плечом и открыла входную дверь. Прислонившись к косяку, она стала рассматривать круг. Глициния, оплетавшая фасад дома, уже отцвела – цветки завяли и поблекли, издавая сладковатый аромат. Круг с латинской надписью и буквами x оставался нетронутым и непостижимым.

– Похоже на то, – сказала Конни, проводя пальцем по выжженному следу.

– И ведь только потому, что раньше мы ничего подобного не видели, – продолжала Лиз. – Смотри, там несколько раз назван Бог, только по-разному. Alpha и omega указывают на то, что Бог – это начало и конец всего. Agla – древнееврейский акроним непроизносимого имени Бога, это ты мне сама сказала. A Dominus adjutor meus – «Господь, мой заступник», а может, «Бог, мой помощник». Что получается? Имена Бога на латыни, иврите и греческом написаны и призыв к Богу о помощи. А что вокруг?

– Буквы x, – сказала Конни.

– Или кресты, – торжествующе провозгласила Лиз. – Греческие православные кресты вписываются не в прямоугольник, как современные, а в квадрат.

У Конни широко раскрылись глаза. С круга как будто сняли темную вуаль угрозы и опасности, а символы преобразились и засияли совершенно новым значением.

– Черт! – ворвалась в ее мысли Лиз. – Побегу, а то опоздаю. Слушай, у тебя есть «Суеверия: их вещественная сторона» Лайонела Чендлера?

– Думаю, да, – сказала Конни. – По крайней мере я их читала к экзамену.

– Вот и проверь мою гипотезу. Мне все больше кажется, что круг призван защитить, а не напугать. Конечно, кто это сделал, понятнее не станет, но, может, хотя бы разберешься со значением.

Конни секунду-другую вглядывалась в круг.

– Лиз, – наконец сказала она, – ты гений.

Подруга вздохнула.

– Скажи это моим ученикам. Я вот думаю дать им контрольную без предупреждения, пусть помучаются.

Конни положила трубку на рычаг и посмотрела через открытую дверь в сад. Арло копался в колючих зарослях, подергивая хвостом от напряжения. Скрестив на груди руки, Конни наслаждалась ощущением спокойствия, разлившимся по телу, и чувствовала, как отступает тревога. Телефон зазвонил снова, и Конни сразу сняла трубку – наверное, Лиз хочет еще что-нибудь сказать.

– А ты не опоздаешь? – поинтересовалась Конни, не здороваясь.

В трубке помолчали, потом кашлянули.

– Это Конни Гудвин? – спросил женский голос.

По тону Конни поняла: случилось что-то ужасное.

– Да, – ответила она. Мыслями она метнулась к Грейс, но мгновенно в сознании предстала картина: Грейс дома, водит руками над коленом одного из своих пациентов. Все в порядке. – Кто это?

Женщина ответила не сразу. На заднем плане что-то объявили по громкоговорителю, Конни не могла разобрать слова, но женщина явно внимательно выслушала, прежде чем продолжить разговор.

– Конни, это Линда Хартли, – сказала она. – Мама Сэма.

Конни услышала, как к Линде подошел какой-то мужчина и что-то сказал. Линда, видимо, прикрыла трубку рукой, и Конни услышала только ее приглушенный голос: «Как он?» И потом: «Хорошо». Отняв руку от трубки, Линда сказала:

– Он просил меня тебе позвонить. Он… – Она сглотнула.

– Где он? – крикнула Конни, хватая сумку и нашаривая в ней ключи от машины.

Она не помнила, как доехала до больницы. Наспех припарковав где-то машину, бросилась через раздвижные стеклянные двери, на ходу засовывая ключи в карман джинсов. Следуя указателям, Конни мчалась по серо-коричневым больничным коридорам к приемному покою. Едва не падая на поворотах, она добежала до лифта, где дрожащей рукой нажала кнопку. Выскочив из него, она пролетела еще один серый коридор, вдоль стен которого на каталках сидели старушки в больничных сорочках. Ни одна не подняла на Конни глаз. По громкой связи что-то объявили, и мимо девушки пронеслась усталая молодая доктор со стетоскопом на шее. Конни еще раз свернула за угол, подчиняясь интуиции.

Ноги сами остановились перед рядом обшарпанных коричневых стульев, на одном из которых сидела приятная женщина в растянутом кардигане, простых удобных туфлях и с большой сумкой на коленях. Она смотрела в пол, как будто видела сквозь него что-то невидимое другим. Конни помедлила, но женщина подняла голову и улыбнулась девушке – грустно и тревожно.

– Линда?

– Ты, наверное, Конни. – Она подала девушке мягкую безвольную руку. – Сэм мне говорил, что ты красивая – так и есть, – добавила она, слабо улыбаясь.

Конни опустилась рядом с ней на стул.

– Мой муж сейчас разговаривает по телефону-автомату, – сказала Линда, бросив взгляд в другой конец коридора. – Знаешь, он будет очень рад тебя видеть.

Конни не поняла, кто именно – муж или Сэм, но решила не спрашивать. В свете люминесцентных ламп волосы Линды стали мрачно-серыми. Конни сжимала и отпускала ремень сумки. Она чувствовала, что Линда Хартли ей понравилась бы, с ней можно было бы выпить чашку чая на кухне. Конни заметила улыбчивые морщинки в углах глаз – совсем как у Сэма. Тут Линда сказала:

– Слава богу, что он сломал только ногу. – Она обхватила себя за локти. – С такой высоты мог бы разбиться насмерть…

– Так что все-таки случилось? – спросила Конни. В этот момент к ним подошел серьезный мужчина в вязаном жилете и вельветовых брюках. Он сел рядом с Линдой и положил руку ей на колено.

– Сказали, что минут через десять его перевезут в палату. Он еще не совсем отошел от наркоза, но нам можно будет к нему зайти.

– Хорошо, – сказала Линда. – Майк, это Конни. Подруга Сэма.

Она показала на девушку, мужчина кивнул. Конни натянуто улыбнулась ему, как раз размышляя, что именно Сэм успел рассказать про нее родителям.

– Он сегодня работал на лесах, красил, – сказала Линда, тяжело вздохнув. – И почему-то на нем не было страховочного троса…

– Он упал, – вмешался Майк, – с высоты, по крайней мере, двух этажей. Ему сейчас вставляют спицу в ногу.

У Конни внутри все перевернулось. Она вспомнила утро, снова увидела улыбающегося, перемазанного зубной пастой Сэма. Как хотелось дотянуться до него, схватить за руку… Вокруг нее словно сгустилась темнота – как она могла не почувствовать, что ему грозит опасность?! Глупости, – сказала она себе. – Откуда ты могла знать, что он забудет про страховочный трос?

– И зачем он только пошел на эту работу?

Отец Сэма сжал челюсти, и на скулах заходили желваки.

– Майкл. – Линда успокаивающе положила свою руку поверх его.

Все трое сидели и ждали. Прошли две медсестры, разносившие по палатам еду… Прохромал уборщик в комбинезоне, чуть не опрокинув ведро с водой… Женщина средних лет с горестным лицом провезла кресло-каталку, на которой сидел морщинистый старичок в полосатой пижаме с темными пятнами на лысой голове… В коридоре без окон, со слепящими люминесцентными лампами время не ощущалось. Конни не знала, сколько они ждали, но, наконец, к ним вышел серьезный молодой врач и сказал:

– Мистер и миссис Хартли? Пожалуйста, пойдемте со мной.

Родители Сэма встали и вслед за доктором вошли в палату чуть дальше по коридору. Конни осталась ждать за дверью, сцепляя и расцепляя пальцы. Приведя в порядок мысли, она приятно удивилась, что Сэм попросил родителей ей позвонить. Обычно ее замкнутость отпугивала людей, мужчин в особенности. Но Сэм… С ним легко и уютно, с ним не надо притворяться. Неужели возможно перед кем-то чувствовать себя свободнее, чем наедине с собой? Конни всегда думала, что только в одиночестве проявляется ее истинное «я». Она вспомнила, как Сэм улыбался, спустившись к ней из-под свода церкви, как принес целую коробку пончиков… У нее сжалось горло.

Дверь приоткрылась, выглянула Линда.

– Конни? – позвала она. – Входи.

Конни, сглотнув, зашла в палату. Майк и Линда стояли у постели, а молодой доктор изучал свой блокнот. На кровати на множестве подушек лежал Сэм с посеревшим лицом. Нога была подвешена на блоках и ремнях, а из голени – черно-фиолетовой – торчали спицы. Конни подошла к изголовью и улыбнулась.

– Здравствуй, – прошептала она.

– Привет, Корнелл… – сказал он усталым голосом, слабо улыбнувшись.

Улыбка больше походила на гримасу. Конни наклонилась и взяла его ладонь обеими руками и, к своему удивлению, почувствовала в его организме смятение и неразбериху из-за сильной и внезапной боли. Тело Сэма все еще сотрясали удары, не находящие выхода, как океанские волны в бассейне. Ошеломленная, она гладила его ладонь, осознавая, что через руки узнает о нем все больше и больше. Между ней и миром словно убрали тяжелый занавес. Это было пугающе и непостижимо. Но сейчас Конни точно знала, что в его страданиях виноват не только и не столько перелом ноги. Нахмурившись, она взглянула на доктора.

– Итак, – начал врач, просматривая карту Сэма, – могу вас обрадовать, что кость благополучно срастется. Организм сильный, скоро мы сможем наложить гипс и отпустить вас домой. Но я должен кое о чем предупредить.

Засунув карту под мышку, он сцепил пальцы под подбородком и смотрел по очереди на Сэма и его родителей. Они ждали. Сэм сжал руку Конни.

– Боюсь, мы должны принять во внимание то, что спровоцировало падение, – сказал доктор.

– О тросе нельзя было забывать! – рявкнул Майк Хартли, а Линда прошептала:

– Майк, не надо, пожалуйста.

– Это не все, мистер Хартли, – невозмутимо продолжал доктор. – Сэм, вы помните, что произошло непосредственно перед падением?

Сэм облизнул губы. Конни видела, как он пытается прорваться сквозь туман отходящего наркоза, который окутывал его мысли. Он кашлянул.

– На самом деле смутно… – начал он, глядя на родителей. – Я уже почти заканчивал купол… – Он сглотнул. – Немного устал… потому что, – он посмотрел на Конни, – плохо спал ночью… Спустился отдохнуть… Выпил воды из автомата, она была какая-то… – он подвигал губами, вспоминая, – …скверная… с привкусом металла… но я не обратил внимания… Я присел на скамью, чтобы отдохнуть с минуту… – Сэм вздохнул, и вокруг глаз собрались напряженные морщинки. – Потом я забрался наверх и стал работать дальше. – Он смущенно остановился. – Все. Больше я ничего не помню.

Он с беспокойством глянул на Конни.

– Вы не помните, как падали? Или как приехала «Скорая»? – настаивал доктор.

– Нет, – ответил Сэм, осознавая серьезность своего положения. – Я даже не знаю, кто меня нашел. – Он посмотрел на родителей. – Кто меня нашел?

Те переглянулись и ничего не ответили.

– Интересно, – сказал доктор, записав что-то в блокноте. Он помолчал, серьезно глядя на пациента. – Сэм, – начал он, – я полагаю, что падение было спровоцировано эпилептическим припадком.

– Что? – воскликнул Сэм, а его мама выдохнула:

– Боже…

Майк положил руки жене на плечи, а Конни посмотрела на Сэма. Его лицо исказилось от отчаяния. Она сглотнула и крепче сжала его руку.

– Иногда перед таким припадком пациент очень часто ощущает то, что мы называем аурой, то есть предвестником приступа, когда происходят радикальные изменения физического восприятия и эмоционального состояния. Изменения в мозге часто приводят к странным вкусовым и обонятельным ощущениям. Например, металлический привкус воды или ваша необъяснимая усталость. Во второй фазе приступа деревенеют конечности, и пациент падает, содрогаясь в конвульсиях. После припадка он ничего не помнит.

Врач продолжал что-то записывать, критически оглядывая Сэма.

– Боюсь, это еще не все. Пока мы оперировали вашу ногу, вы были под наркозом, но за это время у вас случился еще один приступ, сопровождающийся рвотой. К сожалению, антиконвульсивный препарат не помог. Страдал ли кто-нибудь в вашей семье эпилепсией или другими подобными расстройствами?

– Нет, – испуганно ответила Линда и посмотрела на мужа.

Майк стоял, задыхаясь, словно получил в грудь удар камнем.

– Мне о них неизвестно, – подавленно сказал он.

Сэм заерзал на кровати, силясь приподняться на подушках. Конни положила руку ему на плечо.

– Это значит, что он может повториться? – спросил Сэм, ровно глядя на врача.

– К сожалению, вероятность высока.

Линда ахнула, прижав руку к губам.

– Случай не совсем обычный, – продолжал доктор. – Нужно определить, сыграла ли роль генетическая предрасположенность или внешние факторы. Рвота – это серьезно, поэтому необходимо провести дополнительные анализы. Само собой разумеется, что Сэмюэль останется здесь, пока его состояние не стабилизируется. Он рискует во время конвульсий повредить сломанную ногу, а сильная рвота может привести к дегидратации. Пока мы не возьмем ситуацию под контроль, я вас не выпишу.

Родители Сэма переглянулись, посмотрели на врача, а потом на Сэма. Конни сжала его ладонь. Слеза показалась в уголке ее глаза. Она смахнула ее, чтобы Сэм не увидел, что она боится.

– Обычно эпилепсия первый раз проявляется в детстве или отрочестве, но никак не во взрослом состоянии. Кроме того, я пока не нахожу объяснений рвоте, которая, похоже, не зависит от приступов. Тем не менее, – врач улыбнулся, но Конни почувствовала тревогу под маской уверенности, – я искренне надеюсь, что к утру завтрашнего дня мы предложим вариант лечения.

Быстро, по-деловому, пожав всем руки, он вышел из палаты. Конни посмотрела ему вслед, и страх внутри нее разросся в огромный холодный комок.

Она видела, как на яркой цветной фотографии, что врач абсолютно не знает, что делать.