Текст книги "Книга таинств Деливеренс Дейн"

Автор книги: Кэтрин Хоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Откуда-то упала капля и смазала набросок одуванчика в блокноте. Конни вытерла глаза и оттолкнула от себя старинный манускрипт.

Глава двенадцатая

Марблхед, Массачусетс

4 июля 1991 года

– В самом деле, я немного удивлена, что он тебе позвонил, – сказала Грейс.

Голос звучал мягко, но Конни показалось, что она несколько смущенно подбирает слова.

– Ему просто было любопытно узнать, что я вычитала в дневнике Пруденс, – заверила ее Конни. – Он знал, что вчера я ходила в библиотеку. И знал, как важно было найти в дневнике упоминание о книге таинств, иначе я бы даже не подозревала, где еще искать.

– Как он воспринял то, что ты ему рассказала? – осторожно спросила Грейс.

Когда она вязала, она всегда все говорила очень осторожно. Интересно, подумала Конни, что выйдет из-под быстро мелькающего вязального крючка Грейс, пока они будут разговаривать? Она представила, как мама сидит у себя в гостиной, зажав трубку плечом, а на коленях и у ног на полу мотки пряжи всех цветов радуги.

Конни сняла паутину с зеркала в прихожей и вздохнула.

– Если честно, он расстроился.

На самом деле, правильнее было бы сказать рассердился. Мэннинг Чилтон позвонил ей в то утро, когда она сидела за чашкой кофе, пролистывая номер местной «Газетт энд мейл», пестревшей заголовками: «Фейерверк состоится в 21.00», «Регата моделей яхт: зарегистрировано рекордное число участников», «Заседание Ротари-клуба отложено». Когда Конни сказала Чилтону, что не обнаружила прямого упоминания книги в дневнике Пруденс и что сама Пруденс оказалась весьма мрачной женщиной, зарабатывающей на жизнь в качестве повитухи, тот стал выспрашивать, каким будет ее следующий шаг. Конни, сбитая с толку тем, что руководитель звонит ей домой в выходной день, была не готова к этому вопросу.

– Что значит расстроился? – спросила Грейс.

Конни помедлила.

– Думаю, он переволновался. Это очень необычное исследование, он хочет, чтобы мне все удалось.

Конни облекла в мягкую форму то, что он на самом деле сказал: «Скажите мне ради всего святого, зачем вы впустую потратили столько своего и моего времени?» И: «Честно говоря, я ожидал от вас большего». Конни содрогнулась, вспомнив разговор.

– Что значит расстроился, Конни? – не отставала Грейс.

Конни опять вздохнула, внутренне проклиная свое вечное желание, чтобы Грейс больше интересовалась ее работой.

– Ну, он… накричал на меня, – призналась она и тут же добавила: – Но ничего страшного.

– Ах, Конни! – воскликнула Грейс, в раздражении бросив на пол вязальный крючок.

– Мама, правда, ничего страшного.

«Лучше бы вы приложили усилия, чтобы найти ее, – сказал тогда Чилтон. – В противном случае я поставлю под сомнение вашу преданность истории как науке и не смогу гарантировать получение вами стипендии в наступающем году».

У Конни все сжалось внутри при одном воспоминании. Она успокаивала себя, что он, видимо, таким способом – хотя и не самым гуманным – подхлестывал ее научный пыл. Грейс сердито выдохнула, и ее горячее дыхание пролетело по проводам и коснулось уха Конни.

– Он действительно хочет, чтобы я нашла книгу. Но сейчас я даже не подозреваю, что с ней сделала Пруденс Бартлетт, и поэтому он расстроился. Я просто была не готова.

Конни прошла в столовую с телефоном. Провод чуть-чуть не дотянулся до полки с посудой. На прошлой неделе Конни провела немало времени, отмывая слои грязи и пыли с каждого блюдечка, и теперь они поблескивали в темном углу комнаты. Конни взяла в руки кружку – британская, девятнадцатый век, с тонкой трещиной – и поставила ее на место.

– В чем-то он прав, – продолжила она. – Я не представляю, что делать дальше. Пруденс не оставила завещания и не упомянула о книге в дневнике. Если я не выясню, куда подевалась книга, мне придется отказываться от проекта.

– Гм… – проговорила Грейс с едва уловимым неодобрением в голосе. – А почему он так заинтересован?

– Все руководители заинтересованы в успехе своих студентов, – сказала Конни, осознавая, что фраза звучит неубедительно и формально.

– Должно быть, многое изменилось со времен моей учебы в колледже, – вздохнула Грейс. И когда Конни исправила «колледж» на «университет», добавила: – Конечно, дорогая, в университете. Это действительно так важно?

Конни резко втянула в себя воздух.

– Знаю-знаю, – поспешила заверить ее Грейс, прежде чем возмущение Конни успело оформиться в словах. Конни подавила вздох и решила сменить тему.

– Как готовишься к четвертому числу? – спросила она, теребя одно из засохших растений, все еще висящих в столовой.

Мама звонко рассмеялась.

– Никаких хот-догов и фейерверков, если ты об этом. Устроим распродажу домашней выпечки и ярмарку с аттракционами, чтобы собрать денег. Излишек пойдет на наш комитет по озону. Ну а я буду определять цвет ауры.

Конни ничего не сказала, но про себя задала вопрос: «Грейс, а какого цвета моя аура сейчас?»

– Знаешь, попробуй взглянуть на книгу с другой стороны, – сказала Грейс, заполняя образовавшуюся паузу.

– Как? – спросила Конни.

– Может быть, эта женщина – Пруденс – не воспринимала ее как таковую. Она могла по-другому ее называть. В конце концов, она жила через сто лет после своей бабушки. Иногда люди все видят иначе, чем их матери. – В голосе Грейс звучала улыбка. Конни невольно улыбнулась сама. – А как ты будешь праздновать? – спросила Грейс.

– На выходные приедет Лиз. Мы поужинаем и пойдем смотреть фейерверки с… с одним знакомым парнем. Будем сидеть на пляже и прятаться от звонков моего руководителя.

– Наконец-то появился молодой человек, – заметила Грейс. – А можно уже узнать его имя?

Она ждала ответа, а Конни просто улыбалась в трубку.

– Ладно. Звучит заманчиво, – бодро проговорила Грейс. – Но я должна бежать. – Она помедлила. – Кстати, Конни, – сказала она, тщательно подбирая слова, – я даже не знаю, что тебе сказать по поводу Чилтона.

– А что тут скажешь? Все руководители давят на своих студентов. В прошлом семестре я тоже кричала на Томаса. Это то же самое, – сказала Конни, пожимая плечами.

– Да? Ну ладно. Ступай осторожно, дорогая, вот и все.

Конни накрутила на палец телефонный шнур.

– Конечно, мама. Не волнуйся.

Когда она вешала трубку, ей показалось, что Грейс сказала: голубого.

Конни, переплетя ноги, сидела за бабушкиным чипендейловским столом и перелистывала выписки из дневника Пруденс. Она дочитала его до конца и не нашла ни одного упоминания о Деливеренс Дейн и ни единого намека на то, что могло произойти с книгой. Ее разочарование усиливалось. День за днем Пруденс работала в саду, готовила еду и принимала роды. Читать это было невообразимо скучно. И наверняка еще скучнее было жить такой жизнью. Конечно, нельзя сказать, что это уменьшило раздражение Конни. Пруденс в ее глазах так и осталась уравновешенной, практичной и даже суровой женщиной, соответствующей своему имени, которое означает «благоразумие».

Пока Конни работала, Арло лежал у входа, уткнувшись носом в щель под дверью. Его шерсть почти сливалась с досками пола из ипсвичской сосны. Вскоре он начал радостно подтявкивать, хвост задрожал, а уши поднялись. Конни перевернула еще одну страницу блокнота, незаметно для себя покусывая изнутри щеку.

– Привет тебе, о великий ученый! – послышался женский голос, и Конни вздрогнула, выведенная из задумчивости.

Обернувшись, она увидела Арло, неистово виляющего всей задней частью тела, на руках у Лиз Дауэрс.

– Лиз! – удивленно воскликнула Конни, вставая из-за стола. – Я даже не услышала машину! Привет!

– Сегодня выходной, – сразу принялась ворчать Лиз, обнимая Конни свободной рукой. – Ты не должна работать.

– Скажи это Чилтону, – вздохнула Конни. – Он позвонил мне утром и выговаривал, как он разочарован и как я бесполезно трачу его время.

– Профессор Чилтон, – торжественно сказала Лиз, – урод.

Конни открыла было рот, но Лиз подняла руку, предупреждая любые возражения:

– Извини, но это правда. Он тебя заездил. Я это наблюдаю уже не первый год. А сейчас пошли разгружать машину, там продукты.

Конни улыбнулась подруге.

– Надеюсь, немного. Помни, что тут нет холодильника.

– Вот поэтому, – сказала Лиз, – я привезла еще и лед.

– Ну, – начала Лиз, аккуратно выкладывая на обеденном столе вилки рядом с салфетками, – давай рассказывай. Как ты тут?

– Даже не знаю, с чего начать, – ответила Конни с кухни. – С истории об исчезнувшей книге, диссертации и взбешенном профессоре? Или тебе поведать о молодом человеке, чтобы потом можно было его с пристрастием допросить, когда он появится?

– М-м, наверное, и то, и другое. Но вообще-то я хотела знать, как обстоит с продажей дома.

Конни вошла в комнату, держа обеими руками в варежках дуршлаг, от которого валил пар. Она вывалила горячие спагетти в миску на столе.

– А, это…

– Ты ведь еще ничего не сделала, так? – спросила Лиз, скрещивая руки на груди.

– Неправда, – запротестовала Конни. – Я поставила телефон.

Лиз наклонилась и поправила фитиль в масляной лампе на столе. Оранжевое пламя взметнулось, резко высветив ее мелкие черты, и затем выровнялось. Небо еще не потемнело, оставаясь серо-голубым в наступающих сумерках, а внутри дома все погрузилось во тьму.

– Ты предупреди, если мне надо будет искать новую соседку, – серьезно сказала Лиз.

– Лиз! – воскликнула Конни. – Зачем? Сейчас только июль.

– Знаю. Я просто говорю, – тихо сказала Лиз, не глядя на Конни.

– Не глупи. Если я не найду завещания Пруденс Бартлетт и не узнаю, что стало с книгой, то заброшу это интереснейшее исследование. Все свое время посвящу уборке, чистке и продаже дома. А еще уйду из аспирантуры и примкну к Иностранному легиону…

– А как же молодой человек? – спросила Лиз, пропуская сарказм Конни мимо ушей.

Конни зажала нижнюю губу между зубами, а затем улыбнулась:

– Сказал, что фейерверки будут пускать с дамбы. Он попозже зайдет и отведет нас в одно знакомое ему место.

– «Знакомое ему место», – повторила Лиз, помахав руками вокруг головы, а Конни, хохоча, кинула в подругу варежку.

Девушки устроились на одном конце длинного обеденного стола – на маленьком островке, освещенном лампой, – накручивая спагетти на вилки. Лиз делилась смешными историями об учениках своей летней школы латыни («У одного лежал на парте огромный мобильный телефон! Даже у старших студентов их нет! Разве они не для банкиров?») и рассказами о неспешной летней жизни в Кембридже.

Конни слушала Лиз и наслаждалась тем, что не только ее голос наполнял теперь суровые комнаты. Изредка покидая бабушкин скит и выходя в город, Конни перебрасывалась двумя-тремя словами с продавцами, библиотекарями, официантами в кафе, но потом снова уединялась в уже привычном безмолвии. Иногда она с удивлением обнаруживала у себя на коленях Арло, чей взгляд недвусмысленно намекал ей, что она ничего не говорила вот уже несколько часов.

Послышался легкий стук в дверь, и Лиз остановилась, так и не успев дорассказать о каком-то невероятно трудном дне прошлой недели. Она подняла голову, глаза ее заблестели. Она прошептала:

– Ты что, не собираешься открывать?

Конни улыбнулась и кинула салфетку на стол.

– Иду, – крикнула она.

На пороге, словно вынырнув из темноты и зарослей плюща, стоял Сэм. В одной руке он держал упаковку пива, а в другой мощный фонарь.

– Добрый вечер, мадам, – церемонно сказал он, отвесив сдержанный полупоклон и светя себе фонарем в лицо. – Ваш шерп прибыл.

Конни заметила, что на Сэме футболка с надписью «Анархия в Британии», наверное в честь Дня независимости, и невольно хихикнула.

– Сэм Хартли, – объявила она, – я хотела бы представить вам Лиз Дауэрс. Лиз, это Сэм Хартли.

– Очень приятно, – ответствовал Сэм, делая вид, что снимает шляпу.

К Конни подошла Лиз с перекинутым через руку пледом.

– Мистер Хартли, я полагаю? – вопросила она и сделала изящный реверанс, отводя в сторону руку с пледом, словно тяжелый парчовый шлейф.

– Не пора ли нам идти? – спросила Конни. – Фейерверк в девять, верно?

Она заметила, что Лиз окинула Сэма быстрым взглядом, пока тот возился с фонарем, и одними губами сказала Конни: «милый», а потом сразу приняла ангельски-невинный вид, когда Сэм поднял голову.

Три тени ушли в ночь. Из окна столовой сквозь заросли за ними следили блестящие глаза Арло.

Последние искрящиеся завитки рассыпались над самыми потаенными уголками Марблхедской бухты, а со стоящих на якоре яхт доносились гудки, сливающиеся с эхом разрывов над головой и с дружными вздохами публики, сидящей на пледах в парке и на крышах. Красные искры зашипели и превратились в дым, который проплыл над дамбой и растаял. Конни слышала, как люди в парке хлопают и одобрительно свистят, и впервые почувствовала, как в ней просыпаются теплые чувства к обществу, которое до сих пор она привыкла обходить стороной. Она наслаждалась темнотой, скрывающей ее от всех, она была лишь одной из многих, ослепленных огнями в вышине. Облегченно вздохнув, девушка посмотрела на друзей, которые лежали на спине, приподнявшись на локтях и задрав головы к небу.

– Потрясающе, – прошептала Лиз, и Конни услышала, как она дергает пальцем колечко пустой пивной банки.

Дымка от фейерверков постепенно разошлась, и ночное небо снова широко раскинулось над головой. Многочисленные семейства сворачивали пледы и созывали детей, устало собираясь в обратный путь. Конни, Лиз и Сэм сидели молча, слушая тишину.

Конни, зевнув, легла на спину и потянулась, чувствуя, как руки и босые ноги утопают в покрытой росой траве. Вдруг по небу скатилась звезда – крошечный клубок огня, прорезавший атмосферу. Конни улыбнулась, эгоистично решив никому не говорить. Ей даже показалось, что там, где скрылась падающая звезда, горизонт вспыхнул голубым светом и тут же погас.

– Поздно уже, – наконец решилась она. – Пора бы нам назад.

– Народ, что делаете завтра? – спросил Сэм из темноты.

Парк опустел, слышно было лишь волны, бьющиеся о каменный пирс парка.

– Мы ведь на пляж, да, Конни? – спросила Лиз сонным голосом.

– На пляж, – подтвердила Конни, садясь на пледе. – Пошли, Лиз, – сказала она, толкая подругу в ногу. – Сэму пора.

Лиз протестующе застонала, но встала. Свернув плед, компания отправилась по извилистой дорожке назад, на Милк-стрит.

Фонарь Сэма выхватывал из темноты четкий конус света, в котором каждый камушек и упавший на дорогу лист был виден как днем.

– Во всяком случае, Грейс думает, что у меня слишком узкий взгляд, – говорила в это время Конни. – Я думаю, надо еще раз пересмотреть заметки. Она предположила, что Пруденс могла называть книгу по-другому…

– Конни, – авторитетно заявила Лиз, – это, конечно, похвально и все такое. Но завтра у тебя выходной. Мы пойдем на пляж, будем греться на солнышке, плескаться в воде, а вечер проведем в самом дешевом баре, какой только сможем найти. Сэм, ты согласен со мной?

Он засмеялся, и луч фонаря перескочил им на ноги, а потом обратно на дорогу.

– Слушайте, слушайте! – сказал он сквозь смех.

– Я знала, что он мне понравится, – сказала Лиз.

В свете фонаря показались заросли, окружавшие бабушкин дом, а потом и калитка. Конни протянула руку в освещенный круг и отодвинула засов. Они протиснулись в сад и пошли по мощеной дорожке, заросшей травой.

– Ты действительно заслужила выходной, – начал было Сэм, и тут свет фонаря упал на входную дверь.

Все трое замерли. Лиз вскрикнула.

– Боже… – прошептала Конни, в ужасе уставившись на дверь.

Конни, дрожа, натянула свитер до подбородка. Рядом на крыльце, тесно прижавшись к ней, сидела Лиз. Девушки не отрываясь смотрели туда, где Сэм тихо разговаривал с двумя высокими плотными людьми. Их силуэты резко очерчивались в отблеске красно-синей мигалки на патрульной машине, припаркованной на улице. Он пронизывал заросли дикого винограда и выплескивался на бесстрастный, молчаливый фасад дома.

– Они разберутся, я уверена, – тихо сказала Лиз.

Но Конни поняла, что Лиз просто пытается ободрить и себя, и ее.

– Да, конечно, – сказала Конни, обнимая подругу за плечо.

Ее сердце забилось быстрее. Она увидела, как Сэм указал рукой в ее сторону, и две большие фигуры двинулись к ней.

– Вы Конни Гудвин? – спросил один из полисменов.

Второй осторожно отступил в глубь сада и посветил фонарем в окна фасада. У офицера, который возвышался над Конни, была почти наголо острижена голова, а распухший синюшный нос выдавал в нем любителя выпить. Отблески мигалки придавали его лицу что-то демоническое, чего он совсем не заслуживал.

– Да, – ответила она.

– Ваш дом? – спросил он.

– Да. То есть вообще-то нет. Это моей бабушки – Софии Гудвин. Она умерла.

Конни скрестила руки на груди, стараясь не смотреть на входную дверь.

– Трудновато искать ваш дом. Даже нам с офицером Личменом, а мы давно живем в Марблхеде, – сказал он, открывая небольшой блокнот на чистой странице.

– Следов взлома нет, Лен! – крикнул второй полицейский – офицер Личмен, как поняла Конни – из-под окна столовой. Он светил фонарем в окно.

– Хорошо, – сказал первый, что-то записывая. Он повернулся к Конни. – Кто-нибудь знает, что вы здесь живете?

– Думаю, нет, – сказала Конни, нахмурившись. – Моя мама, которая попросила пожить здесь летом. Разумеется, мои друзья. Еще мой руководитель.

– Руководитель? – переспросил полисмен.

– Я в аспирантуре. Мой руководитель – это профессор, у которого я пишу работу, – объяснила она.

– Понял, – ответил он, продолжая записывать.

В эту секунду послышался неистовый собачий лай и крик офицера Личмена «Господи Иисусе!», а затем глухой удар упавшего на землю фонаря.

– У вас собака? – спросил первый полицейский – Лен? – у Конни.

– Да, Арло. Он в доме. Извините, пожалуйста! – крикнула она офицеру Личмену, который, тихо чертыхаясь, шарил в сорняках, пытаясь найти фонарь.

– Странно, что он их не отпугнул, – заметил полисмен, строча в блокноте.

– Да, – взволнованно сказала Конни.

К этому моменту Сэм уже был рядом и поддерживал Конни за талию.

– Офицер… Кардульо, – начала Лиз, разглядев имя на бляхе мундира, – у вас уже есть соображения, кто мог это сделать? Почему кому-то понадобилось пугать Конни? Она даже никого здесь не знает!

Ее голос зазвенел от возмущения, и Конни тихонько взяла подругу за локоть. Все снова посмотрели на входную дверь.

На деревянной двери был выжжен круг примерно двух футов в диаметре. Внутри него помещался круг поменьше, разделенный линиями по обеим осям, как мишень. В верхней половине неровным, словно древним, почерком было выведено слово Alpha, а над ним – две буквы x. В левой верхней четверти круга по внешнему краю было написано слово Meus с буквами x в начале и в конце. В правой верхней четверти располагалось слово Adjutor, так же оформленное буквами x. Зеркально в нижней половине круга виднелись слова Omega – ближе к центру, Agla – в нижней левой четверти и Dominus – в нижней правой. Все слова, словно в кавычки, были заключены в буквы x.

– Трудно сказать, – ответил офицер Кардульо, кладя руку на тяжелый пояс. – Приезжают порой придурки из Салема – готы всякие, еще кто-нибудь. Иной раз рисуют краской на стенах. Пентаграммы там, еще какие-нибудь штучки. Но не такие сложные.

– Могли подумать, что дом заброшен – без света, в зарослях, – задумчиво добавил офицер Личмен, присоединяясь к ним. – Мало ли, дети шалили. Ваша собака их испугала, а иначе проникли бы внутрь. В доме что-нибудь пропало?

– Ничего, – ответила Конни, неосознанно поднося ко рту руку и обгрызая ноготь. – Там нет ничего ценного.

Она почувствовала, что теряет самообладание, а внешняя скорлупка спокойствия идет трещинами.

– А что это за слова хоть знаете? – спросил Кардульо, глядя на Конни.

– Нет, – прошептала она.

Загадочный символ оставался на месте, распространяя в ночном воздухе резкий запах обгоревшего дерева и дыма, как будто дверь разукрасили за несколько секунд до их прихода. На крыльце кое-где виднелся осыпавшийся пепел.

У Конни в уголке глаза показалась горячая слеза и поползла вниз по щеке.

– Alpha и omega – первая и последняя буквы греческого алфавита, – сказал Сэм. Конни почувствовала, как он сжал ее сильнее.

– Dominus adjutor meus – это латынь, – нерешительно добавила Лиз. Она взяла из рук Сэма фонарь и подошла ближе к двери. – Конечно, в слове adjutor должно быть не j, а i, если уж говорить о старинном написании. Примерно это можно перевести, как «Господь мой заступник» или «Бог мой помощник». «Заступник» используется чаще. – Хмурясь, она смотрела на надписи. – Я не знаю, что такое Agla. Аглаида – это имя одной из граций, но скорее всего они имели в виду совсем другое.

– Ого, ничего себе! – сказал офицер Личмен, толкая локтем офицера Кардульо. – Я прислуживал в алтаре, но такого бы не сказал!

– А кто это «они»? – спросил Сэм.

Полицейские быстро переглянулись.

– Послушайте, – сказал Кардульо после неловкой паузы, засовывая блокнот в задний карман брюк. – Мы записали ваши показания. На следующей неделе могу к вам заехать – буду в патруле. Но больше похоже на хулиганство. Явно дети шалят.

– На хулиганство? – недоверчиво повторил Сэм. – Вы серьезно? Вам не кажется, что обычные хулиганы просто набрызгали бы краску из баллончика? Или нарисовали бы маркером?

В его голосе слышалась ярость, и Конни постаралась перехватить его взгляд и едва заметно покачала головой. Спорить с полицейскими без толку – все равно не воспримут всерьез.

– Простите, ребята, не знаю, что вам сказать. Дом стоит далеко, света нет. Вы смотрели фейерверк, было шумно, а здесь никого. Смахивает на детские шалости и невезение, – сказал Кардульо, а Личмен кивнул в знак согласия. – Вот моя карточка. Если что, звоните, хорошо?

– Что ж, спасибо, – пробурчала Конни, беря карточку, и полисмены удалились.

– Надо бы тут фонарь повесить! – крикнул один из них, и Конни слабо улыбнулась.

Красно-синяя мигалка погасла, и некоторое время виднелись лишь красные габариты.

Конни стояла, словно пригвожденная к месту, а холодный ночной ветер обдувал ей ноги и поднимал в воздух легкий пепел с крыльца.