Текст книги "Книга таинств Деливеренс Дейн"

Автор книги: Кэтрин Хоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Часть II
СИТО И НОЖНИЦЫ

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

Оно было в начале у Бога.

(Ип 1:1–2)

 
И Я говорю тебе: ты – Петр,
и на сем камне Я создам Церковь Мою,
и врата ада не одолеют ее.
 

(Мф 16:18)

Глава пятнадцатая

Марблхед, Массачусетс

Середина июля 1991 года

Карточки, аккуратно разложенные рядами на столе, походили на пасьянс. Конни поправила фитиль лампы, чтобы сделать ярче ее оранжевый свет, и, придвинув к себе один из стульев, села за стол, прижав колени к груди и вжав голову в плечи. Большинство карточек – обыкновенные рецепты: вареные раки, несколько видов пирогов, запеканки, блюда из курицы – все выпачканные в муке и захватанные руками, как любая часто используемая кухонная принадлежность.

Но были карточки и другие.

Оттолкнувшись от стола, Конни встала и начала ходить по комнате. Уже целый час она то садилась, то опять вскакивала, не в состоянии успокоиться. Силы иссякали, и потому так неприятно ощущались биение крови в венах, трепет нервов и прилив адреналина.

Конечно, нужно действовать разумно. Конни с опаской посмотрела на три карточки, лежащие отдельно от других. Это были отнюдь не рецепты.

В панике сбежав из Салемского парка, Конни примчалась на «вольво» домой, всю дорогу убеждая себя, что одуванчик – просто совпадение, а сама она переутомилась и слишком много времени проводит одна. Дома, разложив карточки на обеденном столе, она принялась тщательно и беспристрастно их изучать.

Конни вернулась к столу и взяла карточку, озаглавленную «Особенно хорошо для помидор». Нахмурившись, она вышла с ней из столовой в маленькую прихожую и присела на корточки перед засохшим цветком в треснувшем фарфоровом горшке. Понимая, как смешно выглядит со стороны, воздела одну руку над остатками растения и снова вслух прочитала фразу на карточке.

Ничего не произошло.

– Вот видишь? – сказала она Арло, который появился у ее ног. – Это усталость. Просто усталость.

Пес поднял на хозяйку удивленные глаза. Его шерсть почти не отличалась по цвету от покрашенных ступеней лестницы. Конни смотрела на него некоторое время, потом встала и вернулась в столовую. Арло семенил сзади.

На этот раз она остановилась перед одним из висящих кашпо, в котором скрючилась сухая клеома. Она засохла так давно, что от прикосновения листья разлетались в пыль. Кое-где между листьями виднелись остатки паутины – обитатели давно ее покинули. Из земли была словно высосана вся влага, и теперь между клубком корней и стенками горшка образовались глубокие впадины.

– Ладно, – сказала Конни, откладывая карточку и пристально глядя на мертвый цветок.

Она подняла руки и растопырила пальцы, будто поместив его под невидимый купол. Сдвинув брови, девушка сосредоточила внимание на центре воображаемой сферы – где-то глубоко внутри горшка.

– Pater in caelo, – пробормотала она, и в ладонях стало горячо покалывать. – Te oro et obsecro in benignitate tua. – И невидимая сфера под пальцами засветилась голубым сиянием. Нервы задергались от боли. – Ut sinas hanc herbam, vel piantam, crescere et vigere catena temporis non vinetam, – закончила она.

Светящийся голубой шар стал плотным, и от ее ладоней и кончиков пальцев стали бить маленькие зигзаги молний в центр керамического кашпо. В тот же миг мертвые черные листья клеомы начали расправляться от хлынувшей в них влаги, наливаясь свежей восковой зеленью. Они поднимались, раскачиваясь и похрустывая, а с края горшка уже свесились новые, маленькие листики. Когда Конни уронила руки, столовую наполнил запах влажной земли, а клеома тихо покачивала толстыми листьями в знойном вечернем воздухе.

Конни отшатнулась, схватившись за край стола и прерывисто дыша. Горячие слезы брызнули из глаз, и вдруг она поняла, что с каждым вздохом из груди вырывается громкий болезненный стон. Нащупав рукой и подтянув к себе стул, девушка упала на него. Схватившись за живот, подалась вперед и положила лоб на колени, почти задыхаясь от рыданий.

Перед ее мысленным взором летали и перемешивались картинки гигантской головоломки. На них были лица разных женщин. Картинки менялись местами и сталкивались, и постепенно головоломка стала складываться. Вот бабушка, ее темно-серые волосы собраны в пучок, а светлые глаза сверкают. Она срывает с ветки большой блестящий помидор. Видение растворилось, уступив место образу молодой, розовощекой женщины в белоснежном льняном чепце, обрамляющем лицо, и простой пуританской пелерине на плечах – Деливеренс, по крайней мере как Конни ее представляла. Ее губы беззвучно двигаются, она читает что-то в большой раскрытой книге. Потом появилась измученная заботами женщина, загорелая и усталая – Пруденс. Она передает какой-то сверток в руки незнакомцу. Последней Конни увидела Грейс. Ее прямые волосы ниспадают на плечи, и она на кухне в Санта-Фе водит руками над головой рыдающей женщины.

И у всех светлые глаза.

Конни выпрямилась, потирая ладонями горячий лоб. Опустив руки, она увидела Арло, обеспокоенно уткнувшего морду ей в колени, и за ним, на стене, портрет Темперенс Хоббс, кем бы она ни была – с покатыми плечами и осиной талией. Она смотрела на Конни и загадочно улыбалась.

– Этого не может быть! – шептала Конни, раскачиваясь взад-вперед на стуле. Она должна немедленно поговорить с Грейс. Но бабушка! Глаза Конни заметались по комнате, задержавшись на почерневших кувшинах в столовой, потом на маленькой кукле из кукурузных листьев в платье из грубой ткани и, наконец, на мотке пряжи на каминной полке, рядом с которым лежала семейная Библия, где Конни нашла имя Деливеренс.

Круг, выжженный на двери.

Конни вскочила и помчалась к телефону. Она уже схватила трубку стоящего в прихожей телефона, когда приоткрылась входная дверь. Конни замерла на месте.

– Конни? – позвал Сэм, заглядывая в щель.

Услышав его голос, Конни вскрикнула от радости и облегчения. Бросив трубку, она кинулась Сэму на шею, вдыхая соленый аромат его кожи, смешанный с запахом краски, капельками осевшей в волосах.

– Ну что ты, – смущенно проговорил он, осторожно кладя руки на ее дрожащую спину, а потом на талию.

Конни крепче сжала объятия, стараясь преодолеть сопротивление его мышц и вжимаясь подбородком в ямку между плечом и шеей. Наконец она почувствовала, что он расслабился. Некоторое время они стояли, обнявшись. Входная дверь все еще была открыта. Арло вышел из столовой и, обогнув две пары ног, направился в сад.

– Сэм, – произнесла она приглушенным голосом.

Теперь Конни вспомнила, что позвонила ему, едва вернувшись домой. Задыхаясь от волнения, она оставила сообщение о том, что произошло на Салемском пустыре, и попросила о встрече. И совершенно об этом забыла.

– Давай сядем, – предложил Сэм, увлекая девушку в гостиную. Удобно устроив ее в кресле, он подтащил к себе гобеленовый пуф и сел у ее ног. Уперев загорелые руки в колени, выжидательно взглянул на нее. – Итак, – начал он, – ты прочитала вслух карточку, и одуванчик улетел?

Она прочитала на его лице беспокойство, но под ним скрывалась неподдельная тревога. Она видела по глазам, несмотря на их блеск, что он ей не верит. Да и с чего?

– Сэм, он не просто улетел, – нетерпеливо сказала она. Надо ли его убеждать? Или пусть он убедит ее, что все это глупости? – Я сделала так, что он улетел. Я прочитала латинскую фразу на бабушкиной карточке, и он взялся из ниоткуда, зацвел и засох. И все в одно мгновение!

– Ладно, – сказал Сэм. – Но сама понимаешь, может, ты не заметила и случайно выдохнула, вот он и улетел. Логично же?

Он дружески подтолкнул ее рукой. Какое у него усталое лицо, – заметила Конни. Ее внутренний голос подсказывал, что Сэм, конечно, сочтет ее сумасшедшей, если она не сменит тему. Любой разумный человек отстранился бы. Нашлись бы причины, не связанные с ней напрямую, а вскоре он исчез бы из ее жизни навсегда.

– Наверное, – выдавила из себя Конни. И сделала вид, что приняла решение. – Да, я думаю, ты прав. Так было бы логично.

Она не смотрела Сэму в глаза. Вместо этого, сложив руки на груди, уставилась на потертый ковер на полу.

Сэм наклонился и стал тереть пальцами виски, лоб и подбородок. Конни вдруг осознала, что еще не спросила, как идет у него работа. Он целый день один проболтался на верхотуре, покрывая краской все щели и уголки под самым сводом церкви, где скапливалась жара.

– Как там золочение? – спросила она, протягивая руку и убирая у него со лба прядь волос. Лоб был весь в поту, и как только ее пальцы коснулись его кожи, она почувствовала, как его усталость перетекла ей в руку, невыносимо отяжеляя ее.

– Хорошо, очень хорошо. Немного жарко, но хорошо.

Он вздохнул. Конни провела большим пальцем у него между бровей и вдруг решила проверить себя. Через нервные окончания на кончиках пальцев она попыталась направить в его организм приказ расслабиться. И с изумлением почувствовала, как напряжение тканей под ее рукой уменьшилось, а Сэм почти неслышно вздохнул. Конни отняла руку, глядя на нее с нескрываемым удивлением. На лбу у Сэма еще несколько мгновений светился светло-голубой отпечаток ее большого пальца, а потом исчез. Она ошеломленно уставилась на Сэма, который словно не заметил ничего необычного.

Он пересел с пуфа на кресло около камина и прижал ладони к глазам.

– Как я рад, что с тобой все в порядке, – сказал он.

Помедлив в нерешительности, Конни забралась к нему на колени, обхватив одной рукой за шею. Сэм обнял ее за талию и притянул к себе.

– Ты мне оставила такое сумасбродное сообщение. Я испугался за тебя, – прошептал он ей в волосы.

Она улыбнулась.

– Правда?

– Да, – ответил Сэм, обнимая ее крепче. Девушка почувствовала на колене тепло его ладони, такое уютное и требовательное.

Конни положила ему голову на грудь, надеясь, что пока усыпила его любопытство. Первый раз за день замешательство и беспокойство оставили ее, уступив место восхитительному осознанию близости Сэма. И так они сидели некоторое время, не говоря ни слова. Он тихонько поглаживал ее по бедру.

– Сэм, – наконец сказала она, уткнувшись в его испачканную краской рубашку.

– Да? – отозвался он, поглаживая Конни по спине.

Он коснулся губами ее затылка, и его дыхание шевельнуло мягкий пушок на шее, вызвав приятный трепет.

Она кашлянула.

– Если хочешь, можешь остаться на ночь.

Ей показалось, что приглашение прозвучало жалобно. Мгновенно ей пришли на память все возвышенные беседы, через которые она страдальчески прошла в колледже, – с парнями, словно покрытыми цельным слоем высокомерия, через который она даже не знала, как пробиться. Она ждала его ответа, боясь, что Сэм посмеется над ней.

Он действительно рассмеялся, но по-доброму и сильнее прижал ее к себе. Через мягкую фланелевую рубашку она ощущала тепло его кожи, а смех эхом отозвался в ее груди. Он слегка потерся подбородком о ее лоб. Конни тихонько выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание.

– Какое облегчение, – воскликнул Сэм, открывая глаза. – Ты меня спасла от выдумывания какой-нибудь глупости, вроде защиты тебя от хулиганов!

Она повернулась к нему, и он поцеловал ее, потом еще, глубже и крепче, нежно проводя рукой по волосам и шее.

Не успела она понять, что происходит, как Сэм встал и, подхватив ее на руки, пошел к лестнице.

– Хватит, – проговорил он хрипловатым голосом.

Конни восторженно засмеялась, откинув голову назад, и едва успела пригнуть ее, чтобы не ушибиться о балку.

По узкой лестнице они поднимались наверх, в старинную спальню.

Глава шестнадцатая

Кембридж, Массачусетс

Середина июля 1991 года

В холле перед кабинетом Мэннинга Чилтона на историческом факультете Гарварда стояла выкрашенная в черный цвет деревянная скамья, жесткая спинка которой – как у виндзорских стульев – отбивала всякую охоту сидеть. Конни раскрыла левую ладонь и стала один за другим сгибать пальцы и по очереди касаясь ими большого пальца.

Вчера ночью она уступила уговорам Сэма и показала ему карточку с латинским заклинанием, и он прочел его вслух несколько раз. Один раз, читая, он протянул руку к одному из засохших цветов в гостиной. Все безрезультатно.

– Видишь? – сказал он. – Это было просто совпадение.

– Знаю, – ответила Конни. – Наверное, слишком много работала.

– У тебя слишком много ведьм в голове, Корнелл, – поддразнил он.

Но теперь возникла новая загадка – почему заклинание не сработало в устах Сэма? Любое доступное объяснение расползалось, как мокрая бумага в руках. Сэму было достаточно того, что это просто карточка. А что касалось Конни… Чем дальше в прошлое уходило воскрешение клеомы, тем менее реальным оно казалось. И все-таки оно произошло.

Конни глянула на часы. Не в привычке Чилтона заставлять ждать. В отличие от Джанин Сильвы, вечно опаздывающей и запыхавшейся, Чилтон строго придерживался расписания. Его присутственные часы оставались неизменными даже в ленивые летние дни, когда все преподаватели спешили покинуть университетский городок.

Она покачала сандалией, свесив ее с ноги, стараясь не смотреть на тревожный пейзаж с луной и солнцем. Неловко подвигала плечами – они упирались в среднюю рейку, на которой был вырезан герб университета и слово Veritas – правда. Приподнятый орнамент впивался в спину, и Конни наклонилась вперед, опершись локтями о колени, чтобы расслабиться.

Не похоже на Чилтона, но, возможно, он просто забыл о назначенной встрече.

Она наклонилась к сумке, ища что-нибудь почитать, и тут дверь кабинета отворилась, и Конни краем глаза увидела пару элегантных мокасин. Она подняла голову и встретилась взглядом с бледным, уставшим Мэннингом Чилтоном.

– Конни, девочка моя, – немного напряженно обратился он к ней. – У нас ведь с вами встреча? Ну что же вы не заходите…

Подхватив сумку, Конни последовала за ним.

При виде озабоченного лица Чилтона вчерашние события отодвинулись на самый дальний план, сейчас самое главное – разговор с руководителем.

Стол Чилтона – обычно пустое сверкающее пространство полированного дуба – был завален бумагами, целые барханы которых скопились по краям. Под рукой громоздилась стопка книг, ощетинившихся закладками. Прямо перед профессором лежал большой исписанный блокнот. Чуть подальше стояла измученная пепельница, а на мундштуке трубки виднелись следы зубов. По одному из листков, торчавших из-под зеленой лампы, расплылось кофейное пятно. Чилтон сидел, откинувшись на спинку стула и сложив пальцы куполом перед подбородком. Слегка покачиваясь на стуле и не глядя на Конни, он, казалось, почти не замечал ее присутствия.

– Профессор Чилтон? – сказала она, пытаясь поймать его взгляд.

Он качнулся еще раз, потом моргнул и, наконец, посмотрел на Конни. Выглядел Чилтон намного старше, волосы еще больше побелели, а кожа пожелтела. Наверное, работа выматывает его гораздо больше, чем предполагала Джанин. В первый раз за многие годы Конни захотелось его пожалеть и защитить. Она представила град презрительных насмешек, сыпавшийся на него на той конференции. Возможно, исследование Чилтона – слишком эзотерическое и философское – вышло за рамки традиционной науки.

Она уже испытывала гордость, что ей выпало работать с человеком, не побоявшимся изменить взгляд на историю.

– Конни, как продвигаются дела с вашей книгой теней?! – вдруг рявкнул он, врываясь в ее размышления.

Тепло и свет рассеялись, оставив Конни трепетать от страха точно провинившуюся студентку перед преподавателем.

– С книгой теней? – переспросила Конни и поправила его дрожащим голосом: – Последние данные говорят о том, что это своего рода альманах.

– Девочка моя, я провел свое собственное расследование, – сказал он, подаваясь вперед. – «Книга теней» – это современный термин, обозначающий собрание рецептов и заклинаний, которые данная ведьма считала наиболее действенными. Книга часто передавалась по наследству. Можете, если хотите, называть ее альманахом, но на самом деле это книга теней. Если вы до сих пор этого не знаете, значит, вам еще предстоит ее найти. Так как обстоят дела?

Он положил руки на стол и выжидающе посмотрел на Конни.

«Книга теней»? Какое нелепое название. Интересно, где он проводил свое «расследование»? И именно в тот момент, когда его собственная работа в таком шатком положении! Конни охватила ревность и злость – занимался бы лучше своим докладом.

Она мысленно отобрала несколько фактов, которыми хотела поделиться, и убрала подальше все остальные. Он узнает, куда привели поиски книги, а вот о ее содержании она умолчит.

– Выяснилось, что книгу диаксировали из Литературного общества в 1870-х. Я решила поискать в архивах аукционного дома…

– «Сэкет», – поскучневшим голосом перебил ее Чилтон.

– Да, – удивленно подняла брови Конни. – Откуда вы знаете?

– Девочка моя, все бостонские аукционы в девятнадцатом веке проводились домом «Сэкет».

Он махнул рукой, смерив Конни удивленным взглядом – как она этого еще не знает?

Конни храбро продолжала:

– Библиотекарь в Литературном обществе уверена, что книгу мог приобрести коллекционер ранних изданий энциклопедии «Американа». Наверняка она оставила след, переходя из рук в руки. Мне потребуется время.

Чилтон засопел и потянулся за трубкой, лежащей на пепельнице.

– Время… – холодно повторил он.

Не отрывая глаз от Конни, профессор зачерпнул табак из кисета в верхнем ящике стола и набил трубку. Конни почувствовала сладкий аромат табака из магазина на главной площади. Наверное, Чилтон начал курить трубку еще в студенчестве – хотелось выглядеть солидно и изысканно. Она представила Чилтона-подростка: прилизанные волосы, небрежно завязанный галстук-бабочка. Он открывает стеклянную шкатулку с высушенными табачными листьями. Но видение исчезло от неодобрительного взгляда аристократа, сидящего напротив.

– Конни, – начал он, затянувшись, – я не хотел вам говорить до того, как вы найдете книгу, но, вижу, вам необходим мощный стимул.

Конни негодующе посмотрела на него. Чего он ждет? На работу нужно время. Он, как никто другой, должен это понять.

– В конце сентября, как вы знаете, я приглашен на конференцию Ассоциации специалистов по истории колониальной Америки. Там я представлю результаты своего исследования алхимической практики и колдовской мысли в начале истории Америки. Оно привлекло значительный интерес. Я бы хотел, чтобы мы сделали совместный доклад.

Попыхивая трубкой, он смущенно смотрел на Конни, словно ожидая потока благодарностей за свое предложение. Конни, конечно, удивилась и обрадовалась. Еще бы: делать доклад вместе с научным руководителем – действительно большая честь. Но облачко сомнения не исчезало с горизонта: она помнила, как отзывалась о его работе Джанин. Она вопросительно смотрела на Чилтона.

Не дождавшись бури эмоций, Чилтон явно занервничал, однако взял себя в руки. Слегка кашлянув, он заговорил снова:

– Я уверен, вы знаете, насколько уникальна подобная возможность для аспиранта на данной ступени карьеры. Я был бы счастлив предоставить вам такую почетную аудиторию. К тому же велика вероятность того, что на конференции завяжутся профессиональные знакомства. – Он понизил голос. – Профессиональные знакомства, важные для карьеры. Тем не менее я не смогу представить вас коллегам, если книга все еще не будет найдена. Как видите, мы в небольшом затруднении.

Конни сглотнула и решила действовать осторожно:

– Профессор Чилтон, – начала она, – возможно, если вы хотя бы в общих чертах обрисовали тему вашего доклада, мне будет легче подготовиться.

Он проговорил, тщательно взвешивая каждое слово:

– Весьма благоразумный вопрос. И на этот вопрос я смогу ответить, как только вы принесете мне книгу.

– Ясно, – сказала она.

Чилтон смотрел на нее, посасывая трубку и выпуская сладковатый дым, собиравшийся облаком вокруг головы.

– Правда? – спросил он, откидываясь на спинку стула.

– Да, – ответила Конни, чувствуя беспокойство. – И спасибо вам. Это замечательная возможность. Я вас не разочарую.

Она словно произносила заготовленный текст, не задумываясь. Не глядя на Чилтона, девушка встала и, взяв сумку, стала пятиться к двери, шажок за шажком, пока не нащупала медную ручку. Уже выйдя в коридор, она услышала звучный голос профессора:

– Найдите книгу, Конни.

Щелкнув, дверь закрылась.

Глава семнадцатая

Бостон, Массачусетс

Середина июля 1991 года

Поезд остановился, и народ, образовавший запруду у дверей, стал выливаться наружу – сначала тоненьким ручейком, а потом широкой рекой. Конни чувствовала, как бурлящим течением ее выносит на платформу подземки, и старалась не вдыхать запахи одеколона, пота, горячего асфальта и резины. Она прижала к себе сумку и отдалась потоку, который потащил ее по перрону, потом вверх по лестнице, мимо спящего на грязном матрасе бомжа к выходу со станции Арлингтон и на открытом пространстве городского парка потерял силу, разбившись на группы по два-три человека.

Конни остановилась под изящной плакучей ивой, ветви которой доставали до земли. Отдышалась в тени, наслаждаясь ветерком, приятно остужавшим кожу.

Несмотря на то, что Бостон вобрал в себя огромное число опрятных благообразных городков на северо-востоке штата Массачусетс, каждый из них, подобно феодальному княжеству, как мог, сохранял свое лицо, тем самым немало удивляя приезжих. Детство Конни прошло в окруженном лесами Конкорде, а теперь она жила в кирпичном Кембридже. Но ни тогда, ни сейчас она не осмеливалась заглядывать в центр Бостона. Пока не понимая, куда идти, Конни стала разглядывать лужайку, простиравшуюся от Бойлстон-стрит до паркового пруда. По пруду плавали на лодках туристы, скрываясь из виду под мостом. Пошарив в сумке, Конни вытащила смятую бумажку с адресом, который ей продиктовали по телефону.

– Провиденс-стрит, – прочитала она.

Это наверняка где-то рядом, но в центре Бостона она всегда терялась. Конни привыкла идти наугад мимо одинаковых домов, пока не окажется на нужной улице.

На другой стороне улицы высился отель «Риту-Карлтон», окруженный неброскими линкольнами; позади Конни, на углу, перед витринами ювелирного дома «Шрив и К°», женщины, увешанные фирменными пакетами, рассматривали сверкающие товары.

Конни снова решила действовать наугад и перешла забитую машинами улицу. Минут через десять, к своему удивлению, она уже открывала внушительные двери аукционного дома «Сэкет». В прохладном вестибюле, как во многих учреждениях Бостона, все дышало сдержанной, слегка поблекшей роскошью. Индийский ковер на полу истерся и кое-где пострадал от моли. Над потрескавшимся кожаным диваном висела потемневшая от табачного дыма картина в позолоченной раме. На полотне был изображен клипер под раздутыми парусами. Несколько экземпляров журнала «Янки хоум» десятилетней давности веером лежали на скромном кофейном столике. Нью-Йорк смотрит в будущее, – подумала Конни, – а Бостон норовит оглянуться в прошлое. Расписавшись фломастером в книге для посетителей, она поднялась по лестнице в главную галерею.

Здесь шли приготовления к аукционной продаже картин второстепенных американских пейзажистов. Огромные полотна, изображающие зловеще хмурое небо и поваленные стволы деревьев, перемежались с посредственными видами моря, по которому на всех парусах летели клиперы. На верхней площадке лестницы девушку чуть не сбила с ног заледеневшая Глостерская бухта – из-под рамы едва виднелись ноги рабочего, несущего холст.

Несколько минут Конни толкали и наступали на ноги, пока она не обратилась к рабочему, который только что прислонил к стене картину с замерзшей бухтой. Тот кивнул на темную дверь в дальнем конце галереи.

Войдя в нее, Конни оказалась в длинном коридоре с деревянными дверьми, на каждой из которых висела табличка с названием отдела. Она прошла мимо «Музыкальных инструментов», «Гравюр и бумажных изданий» и остановилась перед «Редкими рукописями и книгами». Дверь, поскрипывая, открылась от легкого прикосновения руки – Конни не успела даже постучать. Комната была забита папками и бумагами, а за столом сидел пухлый добродушного вида человек с прикрепленными к очкам ювелирными окулярами.

– Да?.. – сказал он, слегка приподнявшись – как любой джентльмен, который, однако, всегда спешит. Он явно не намеревался представляться – напротив, ждал, когда это сделает Конни. – Садитесь, садитесь. – Он махнул рукой на кипу бумаг, под которыми, как оказалось, прятался стул. Конни осторожно сняла бумаги – в основном аукционные каталоги – и переложила на пол.

– Простите, – начала она, – но вы мистер…

– Битон, да, – подтвердил он, не переставая листать каталог, лежащий перед ним на столе. – Должен признаться, меня уже давно не спрашивали ни о чем, достойном исследования. – Он презрительно фыркнул. – Уже мало кто что понимает в коллекционировании. А потом мне сказали о вас. С кем вы говорили?

Конни начала было отвечать, но мистер Битон ее прервал:

– Не важно. Эти девчонки на телефоне… только и мечтают, что выйти замуж! Я им говорю: езжайте в Нью-Йорк! Так разве они послушают? – Он перелистнул страницу. – Интеллекта никакого, бедняжки. Едут сюда из Маунт-Холиока и Уэллсли и думают, мол, уж с моим-то дипломом по истории искусств я найду кого-нибудь со средствами! Как будто коллекционирование – это просто собирание!

Он почти выплюнул последнее слово и поднял бледную руку поправить окуляры.

Конни с трудом сдерживала улыбку.

– Собственно говоря, – начала она, – я училась в Маунт…

– Скажите, мисс Гудвин, – грозно прервал ее мистер Битон, – как вы думаете, что является признаком настоящего коллекционерского чутья? А? – Он сделал закладку в каталоге, который так внимательно изучал, и достал толстую папку. – Приобретать все, что можешь себе позволить?

– Нет? – робко спросила Конни.

– Или просто скупать символы вкуса и достатка, которые вам рекомендует дизайнер?

– Гм… – засомневалась Конни.

– А может, это совершенствование вкуса с помощью исследований и наблюдений? Развитие понимания того, что отличает просто дорогую вещь от действительно редкой, с помощью дисциплины и самообразования?

Он глядел на нее поверх окуляров. Конни открыла рот, но сначала ничего не могла сказать. Мистер Битон ждал, барабаня пальцами по столу.

– Дисциплина, – наконец сказала она.

– Именно! – воскликнул он, подтолкнув ей через стол каталог с папкой. – Юниус Лоренс!

Он опасно размахивал локтем рядом со стопкой бумаг прямо на краю стола.

– Простите? – не поняла Конни, просматривая документы, которые он ей дал.

– Тот, кто скупил все собрание Салемского литературного общества в 1877 году. Конечно, через посредника – не хотел выставлять напоказ свою неразборчивость. И правильно!

Мистер Битон откинулся в кресле.

Конни внимательно прочитала каталог с рекламой выставки-продажи с приблизительной ценой редких книг, к которым альманах явно не принадлежал. Она взяла папку – на первом листе была указана сумма, за которую приобрели коллекцию, с поручительствами от безымянной холдинговой компании. Дальше шли квитанции и доверенности, указывающие на некого Юниуса Лоренса из Бэк-Бэй в Бостоне, штат Массачусетс.

– Но кто он? – подняла голову Конни.

Мистер Битон издал смешок.

– Промышленник. Из новых. Сколотил состояние на чем-то непотребном – добыче гранита, если не ошибаюсь. И как все джентльмены такого сорта, принялся завоевывать доверие общества.

– Но зачем ему книги? – запуталась Конни.

– Ну, он покупал не только книги, – ответил мистер Битон. – Приобретал мебель – в основном викторианское барахло. А еще несколько пейзажей американских художников. Видимо, посоветовали в том отделе. Один-два даже попали в Художественный музей. Он не просто так тратил деньги. Кстати, одно из полотен, небольшое, сейчас вешают наверху. Фитц Хью Лейн. Люминизм. Возможно, подделка. Но мы о книгах, мисс Гудвин. Как вы думаете, зачем ему понадобились книги?

Он смотрел на Конни, а кабинетная пыль заползала ей в нос и подбиралась к горлу. Глаза начинали слезиться. В самом деле, кому нужно было покупать старые книги? И тем более дорогие.

– Чтобы поставить в новую библиотеку! – словно в ответ ее мыслям, воскликнул он. – До вашего прихода я навел кое-какие справки. В 1874 году он начал строить новый дом на Бикон-стрит – где-то здесь есть эскизы, – и архитектор, разумеется, отвел помещение под библиотеку. – Битон засопел. – Хозяин-то горняк! Книг сроду не собирал, а тут срочно понадобилось. В декабре 1877 года его жена – кстати, дальняя родственница Кэботов, но из обедневших – устроила вечеринку.

Он сунул Конни в руки пожелтевшую газетную вырезку с колонкой светской хроники и снимком дома.

– Самая изысканная вечеринка года, которая открыла Лоренсу двери в светское общество. Благо в доме оказалось полно старинных книг. Гораздо проще влиться в общество, если иметь все его атрибуты. Когда подошло время, его дочери очень многого добились.

Битон, лукаво усмехнувшись, передвинул окуляры на лоб. Он говорил об аферистах столетней давности так, будто знал их лично. Родственные и семейные связи бостонских аристократов, их банковские счета и светские сплетни – в его рассказах все бурлило жизнью. Конни иногда забывала, что хороший историк не должен пренебрегать слухами. Она вернула ему листочек.

– Как интересно, – сказала Конни, недоумевая, чем это способно помочь в поисках альманаха Деливеренс Дейн, – я никогда не слышала о Лоренсах.

– Он передал свою коллекцию в дар Бостонской общественной библиотеке в 1891 году – она заняла целое крыло. Выдал замуж дочерей, о которых, правда, ничего больше неизвестно. Семья потеряла деньги в крахе 1929 года и продала дом местному колледжу. – Битон фыркнул.

– Вы думаете, альманах, который я ищу, мог оказаться в Общественной библиотеке? Или остался у одной из дочерей? – спросила Конни.

– О, не думаю, – ответил Битон. – Здесь, в отделе Редких рукописей и книг, мы отслеживаем большинство коллекций, которые проходят через наши руки. – Он говорил с важностью и знанием дела. – Естественно, мы надеялись, что семья вспомнит о нас, если захочет передать собрание по наследству. Но насколько я знаю, – мистер Битон перевернул еще несколько страниц в папке, – несколько книг осталось у дочерей – не любительниц чтения. А после смерти Юниуса Лоренса в 1925 году, – он порылся в папке и передал Конни вырезку из «Геральд трибьюн» с некрологом: «Юниус Лоренс, филантроп, гранитный магнат, скончался в возрасте 74 лет», – собрание было передано… где же это? А, вот – в Гарвард.

В руках у Конни оказался листок – копия завещания, подтверждающего благотворительный акт. Его дочери очень пожалели об этом через четыре года, – подумала она, пока последняя фраза Битона оседала в сознании. И тут..

– Подождите… Гарвард? – переспросила она тихим голосом.

– Ну конечно! – воскликнул Битон. – Им, по-моему, все равно, откуда что взялось. – Он глянул на Конни, подняв бровь.