Текст книги "Гоблин – император"

Автор книги: Кэтрин Эддисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

– Таким образом, его первое предложение является просто отвлекающим маневром, – задумчиво сказал Майя, но его внимание привлек еще один аспект. Он медленно повторил: «Честь его Дома…». Неужели он хочет сказать, что смерть эрцгерцога была задумана Домом Драхада как оскорбление Бажевада?

– Мы считаем, Ваше Высочество, он надеется, что угроза распространения подобных слухов… Рекомендуем вам следовать его стратегии, и выдвинуть встречное предложение о браке Осмин Бажевин с одним из ваших дальних родственников.

– Либо он очень глуп, либо считает таковым нас.

– Ваше Высочество, – уклончиво пробормотал Цевет.

Майя вздохнул.

– Кажется, нам следует поговорить с нашей сестрой. Честно говоря, нас несколько беспокоит, что она до сих пор не попыталась встретиться с нами.

– При дворе хорошо известно, что эрцгерцогиня не расположена в пользу брака, – неожиданно высказался Бешелар. – Может быть, она надеялась, что о ней могут просто забыть в суматохе?

– Может быть, – с сомнением произнес Цевет.

Майя посмотрел на часы. Была половина четвертого.

– Мы ужинаем с придворными, да?

– Так ожидается, Ваше Высочество.

– В восемь, как сказал Эша?

– Да, Ваше Высочество.

– Запланированы ли у нас на сегодня другие важные встречи?

– Ничего такого, что не может быть отложено, Ваше Высочество. Просто вы не сможете предоставить аудиенцию Осмеру Нелару сегодня вечером.

– Мы благодарим вас. Не пошлете ли вы мальчика, чтобы пригласить к нам эрцгерцогиню Ведеро?

– Да, Ваше Высочество, – сказа Цевет и потянул шнурок.

Эрцгерцогиня незамедлительно явилась в ответ на призыв. Она все еще носила полный траур и, в отличие от большинства дам, не прибегала ни к каким ухищрениям с вышивкой. Черная мантия поверх черного платья, черные ленты в волосах и никаких украшений, кроме обсидиановых колец в ушах. Майя, чьи руки болели от тяжести колец, втихомолку позавидовал ей.

Она сделала реверанс, пробормотала «Ваше Высочество», села в указанное кресло и сразу превратилась в мраморную статую. Бесстрастное лицо, идеально прямая спина и отсутствие всякого интереса к предмету разговора вынудили его начать беседу первым. Майя сразу понял, что при игре в молчанку она обыграет любого соперника, и потому произнес:

– Мы должны поговорить с вами о вашем браке.

Ведеро поняла его слова как вопрос и сказала:

– Мы не хотим выходить замуж.

Ее голос был лишен каких-либо красок, даже интереса.

– Насколько нам известно, наш покойный отец вел переговоры о вашем браке.

– Да.

Майя спросил себя, не издевается ли она над ним, но чего она могла добиться, лишив его самообладания? Он терпеливо спросил:

– С кем?

По крайней мере, она не собиралась делать вид, что не понимает его.

– С герцогом Тетимелом от имени его сына Эшевиса.

В ее тоне не было ничего, указывающего, нравится ли ей Эшевис Тетимар, ненавидит ли она его, знает ли его вообще. Полная отстраненность от того, что Ведеро, по общему мнению, считала своим несчастьем.

– Насколько далеко зашли переговоры?

– Мы не знаем, Ваше Высочество.

Если она и лгала, подумал он, то делала это чрезвычайно хорошо. Майя подумал об Эшевисе Тетимаре, посягающем на каждый дюйм, который, как ему казалось, он может захватить; о графе Бажевеле, угрозами пытающегося выторговать один брак взамен другого, как будто Ведеро и его собственная дочь были не более, как молочными коровами, и внезапно спросил:

– Что бы вы стали делать, если бы не вышли замуж?

– Ваше Высочество?

Он удивился, что смог поразить ее, и испытал странное удовольствие от этого.

– Если вы не выйдете замуж, как вы будете жить?

– Мы благодарим Ваше Высочество, но не думаем, что вас могут заинтересовать наши глупые интересы и амбиции.

Самая длинная из сказанных ею фраз. Майя мягко улыбнулся и, взяв со стола одно из писем, просто приготовился ждать.

Поняв, что он не заговорит и не отпустит ее, пока не получит ответа на свой вопрос, она бросила на него горестный взгляд, а затем выпалила с детской дерзостью в голосе:

– Мы будем изучать звезды.

Так вот какой она была в детстве.

– Звезды?

– Да, Ваше Высочество, – сказала она, и Майе вдруг показалось нелепым и унизительным, что женщина двадцати восьми лет от роду должна зависеть от решения брата, на десять лет моложе ее самой.

– Тогда вы должны изучать звезды, – сказал он.

Судя по тому, с каким удивлением уставились на него все в комнате – Ведеро, Цевет, Кала, Бешелар – он понял, что сказал нечто из ряда вон выходящее. Воцарилось тягостное молчание, Майя чувствовал, как его лицо наливается краской. Первой пришла в себя Ведеро. Она выпрямилась в кресле и сказала:

– Ваше Высочество, этот брак политически необходим.

– Но если вы не хотите его…

– Ваше Высочество, у вас совсем немного козырей. Не отказывайтесь от одного из них. Вы не можете себе позволить ждать, когда вырастут Ино и Миреан.

– Но что мы хотим выиграть?

– Мир, спокойствие в стране, – грустно сказала Ведеро.

Ее голос и осанка напомнили Майе, что она с детства воспитывалась при дворе. Он хотел бы спросить у нее совета, но опасался, что несмотря на свой внезапный приступ откровенности, она по-прежнему ненавидит его. Невежество было самой большой его слабостью, и ему всеми силами хотелось скрыть его.

Он встал, показывая, что аудиенция окончена.

– Мы благодарим вас, Ведеро. Мы подумаем о том, что вы сказали.

– Ваше Высочество, – ответила она, опускаясь в реверансе. – Вы не должны учитывать наши интересы при принятии решения. Наш покойный отец так не делал.

Она дала непрошеный совет. Одна беда, подумал Майя, глядя как она уходит, закованная в свое достоинство, как в доспехи: он не был уверен, что захочет последовать ее совету.

Цевет откашлялся; Майя повернулся и обнаружил, что тот смотрит на него одновременно опасливо и упрямо.

– Вы собираетесь сказать нам что-то неприятное? – Спросил Майя.

– Мы боимся, что да, Ваше Высочество. Эрцгерцогиня права. Вы будете вынуждены торговаться с князьями, и у вас нет времени ждать, пока ваши племянницы достигнут брачного возраста.

– Вы хотите снова поговорить о нашем браке?

– Да, Ваше Высочество. Но сначала… Ваше Высочество спрашивали меня о печати, и сегодня пневматической почтой было доставлено послание от Дашенсола Хабробара, что он полностью в распоряжении Вашего Высочества. Добраться до его мастерской займет около четверти часа, и по дороге мы сможем обсудить другие вопросы.

– Император сам должен посетить Дашенсола Хабробара? – Удивился Майя.

Он не был обижен, его мнение о своей персоне еще не успело настолько вырасти, просто ему стало смешно.

– Ваше Высочество. Насколько мы понимаем, для того, чтобы решить, какой именно символ следует выбрать для вашей печати, вам придется ознакомиться с некоторыми образцами из коллекции Дашенсола Хабробара. А она насчитывает несколько тысяч образцов.

– Хорошо, – сказал Майя, догадываясь, что посещение мастерской понадобилось Цевету, чтобы не дать ему возможности уклониться от обсуждения кандидатуры будущей Императрицы.

Существует множество способов вести переговоры, подумал Майя и приготовился отстаивать свою часть сделки, внимательно выслушав предложения Цевета.

Он не был удивлен, когда в руках секретаря возник довольно длинный список.

– Мы подумали, Ваше Высочество, что было бы лучше предварительно ознакомить вас с девушками, живущими при дворе, чтобы вы сами могли решить, с кем из них желаете встретиться и поговорить. Хотя это важный вопрос, которым не следует пренебрегать, но мы думаем, что вам не следует спешить в подобном деле.

– Нет, – согласился Майя. – Мы не хотели бы подражать нашему отцу в его отношении к браку.

Уши Цевета дернулись и немного провисли.

– Ваше Высочество, мы должны отметить, что многочисленные браки покойного Императора были в значительной степени не его виной.

– Может быть, – сказал Майя. Ему не хотелось спорить с Цеветом. – Расскажите о наших потенциальных Императрицах.

Цевет сверился со списком.

– Мы должны начать прежде всего с того, что Эшевис Тетимар привез ко двору старшую их своих незамужних сестер, Фару Тетимин, хотя мы ее еще не видели. Ей четырнадцать лет, и Дач'осмер Тетимар, наверное, проклинает свое невезение, потому что совсем недавно деятельно способствовал браку своей сестры Улевиан с князем Че-Атамар, а ведь она ваша ровесница.

– Кажется, вам не нравится Дач'осмер Тетимар, – заметил Майя, немного удивленный тем, что Цевет может публично проявлять симпатию или неприязнь.

– Приносим свои извинения, Ваше Высочество, – сказал Цевет, слегка порозовев кончиками ушей. – Мы позволили языку опередить наш разум.

– Нет, – заверил его Майя. – Мы не обижаемся. И мы ценим ваше мнение. Мы так же не смогли найти взаимопонимания с Дач'осмером Тетимаром.

– Был один инцидент, – продолжал Цевет, и румянец от ушей распространился на его лицо, – когда мы были курьером. Мы предпочли бы не обсуждать это, но… – он откашлялся и поставил уши прямо. – После того случая мы держим обиду на Дач'осмера Тетимара.

– Мы запомним это, – сказал Майя. – И мы считаем, что в четырнадцать лет еще рано выходить замуж.

– Да, Ваше Высочество, – согласился Цевет. – Кроме того, Осмин Лоран Дашенин не менее подходящая кандидатура. Ей двадцать лет, вторая дочь графа Дашенела, а по материнской линии племянница лорда Чавара.

– Благодарим вас, – сказал Майя. – Мы этого не знали.

– Конечно, Ваше Высочество, – вежливо ответил Цевет, как будто не видел ничего утомительного или странного в том, чтобы просвещать Императора в вопросах, известных каждому придворному. – Осмин Дашенин очень образованная и красивая молодая леди, в свое время она была главной конкуренткой вдовствующей Императрицы. С другой стороны, Дач'осмин Четиро Чередин, внучатая племянница Арбелан Драхаран, тоже очень образована и входит в круг общения вашей сестры Ведеро. Это наиболее знатные из придворных дам, которые больше всего подходят Вашему Высочеству по возрасту, а это означает, что они сами и их Дома считают себя вправе претендовать на брак с Императором.

– Да, конечно, – Майя снова ощутил смесь страха и недоверия к реальности происходящего, которые впервые ощутил в коридорах Унтеленейса. – Но мы полагаем, они не единственные?

– Есть еще несколько семей с большими амбициями, – сказал Цевет, – но они, конечно, не стремились воспитать своих дочерей, как потенциальных Императриц, и вероятно, эти молодые леди будут выглядеть скромнее на фоне Дач'осмин Тетимин, которую, по всей видимости, не собирались выпускать в свет, пока она не пройдет должную подготовку. Тем не менее Ваше Высочество правы, и у нас нет сомнений, что Абежада, Эримада, Шулихада… – он пробежал глазами в конец списка, – а также Виренада и Олшевада обязательно представят вам своих дочерей. И, возможно, Ваше Высочество предпочтет одну из менее блестящих молодых леди.

Он вопросительно поднял брови, а Майя беспомощно пролепетал:

– Мы не знаем.

Он никогда не думал о браке и даже в самых смелых фантазиях не предполагал, что молодые женщины станут соперничать за его внимание. И чем более реальной становилась такая перспектива, тем менее привлекательной она казалась ему.

– У вас достаточно времени, Ваше Высочество, – успокоил его Цевет. – И вот уже мастерская Дашенсола Хабробара.

Мастерская больше напоминала хранилище с гулким эхом под темными сводами и длинными рядами стеллажей вдоль стен, уставленных множеством маленьких квадратных ящичков. Посередине стоял стол под современной газовой люстрой, а у стола их ждал Дашенсол Хабробар.

Это был человек с серебристо-серой кожей и блестящими голубыми глазами; когда он легко вскочил на ноги, чтобы приветствовать Императора, оказалось, что в нем не больше пяти футов росту. И еще он был абсолютно лысым. Он говорил с незнакомым Майе акцентом, и казалось, проглатывал все окончания, торопясь сказать пять слов там, где Майе потребовалось бы только одно. Он принес из глубин хранилища коробку, оказавшуюся своего рода шкатулкой, где в мягких гнездах лежало то, что мастер назвал «прототипами» печатей.

– А что, если вы будете небрежны, да? И вот вы, такой небрежный, гуляете с герцогиней Пашаван по парку и, может быть, роняете перстень с руки, хотя мы очень не рекомендуем вам так делать, Ваше Высочество. И вот он падает – ой! – прямо в пруд, и прежде чем вы даже успеваете подумать подойти ближе, подплывает золотой карп, которых герцог привозит откуда-то с запада (мы даже не знаем, как ему удается доставить их сюда живыми) и – ам! – съедает ваш перстень. Тогда вы в отчаянии и смущении приходите к нам, и еще не все потеряно, потом что мы сохранили прототип. – Он погрузил ловкие пальцы в одну из ватных скважин. – Видите, Ваше Высочество, это не печать, а отливка для нее. Мы сохраняем все сделанные нами печати. Это протопит перстня Дач'осмин Лисету Певенин. Она был последней в своей семье и умерла, бедняжка, не успев воспользоваться своей печатью и пяти раз.

Майя посмотрел на деликатно вырезанное изображение лебедя в короне, и попытался отыскать в памяти имя Певенин. Певенар, Певенада, Певенел… странное имя, очень древнее…

– Дач'осмер Певенин умерла почти пятьсот лет назад, – сказал Цевет. – Во время правления Эдретелема Пятого.

– Она была очень беспокойной леди, – с печалью сказал Дашенсол Хабробар.

Вот почему имя беспокойной леди показалось ему знакомым: потому что Певенада возглавляли последний крупный мятеж против Драхада.

– Мы просим прощения, – вежливо сказал Майя Дашенсолу. – Но неужели это вы изготовили ее перстень?

– Люди моего народа живут очень долго, – ответил мастер. – Мы уже стары, но скорее всего, проживем достаточно, чтобы отлить перстень для ваших внуков, Ваше Высочество.

Если они у меня будут, подумал Майя. Он надеялся, что успел скрыть дрожь, но Хабробар быстро сказал:

– Мы приготовили для вашего ознакомления все печати Драхада, чтобы вы смогли выбрать что-то по своему вкусу.

Он стал аккуратно и быстро выкладывать содержимое шкатулок на стол, называя имена и титулы владельцев: Императоров, Императриц, эрцгерцогов и прочих отпрысков Дома Драхада. Повсюду были кошки: прыгающие, угрожающие, свернувшиеся во сне, охотящиеся, держащие розу, чашу или меч; черная кошка и белый кот, обвившиеся вокруг друг друга, скалящаяся морда кота с изящно обрисованными усами и клыками, кошачья лапа с изогнутыми когтями.

– Покойный Император, ваш отец, – пробормотал Хабробар, – выбрал это изображение.

Он положил на стол прототип с кошкой, положившей лапу на корону. Корона носила явное сходство с Этуверац Мура, и Майя был впечатлен мастерством резчика, хотя само изображение показалось ему отталкивающим.

– А это Эдрехазивар Шестой, – сказал Хабробар, выкладывая рядом прототип с сидящей кошкой. Животное обвило себя хвостом и торжественно смотрело с металлического овала. – Мы будем рады показать Вашему Высочеству любой из прототипов, чтобы помочь сделать выбор.

Майя тупо смотрел на выложенные перед ним квадратные, круглые, овальные печати. Здесь чего-то не хватало, но ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, чего именно.

– Разве вы не делали печать для Императрицы Ченело, нашей матери?

– Конечно, Ваше Высочество, – сказал Хабробар. – Но мы не были уверены, что… – То ли из опасения обидеть Императора, то ли из врожденной тактичности он не закончил фразу. – Один момент.

Он поднял мягкий квадрат верхнего слоя и без колебаний выбрал еще один прототип.

– В Баризане не используют печати, но каждый из аварзинов имеет символ, который носит на своем военном знамени. У нынешнего Великого Авара это морской змей, называемый Dragon Korath Arhos – Владыка морской бездны. Таким образом, для Императрицы Ченело мы сделали вот это.

Он протянул Майе тонко вырезанное изображение сказочного существа: наполовину кошка, наполовину извивающаяся змея. Оно казалось таким странно, необъяснимо живым, что Майя поспешно заморгал, стараясь прогнать непрошенные слезы.

– Мы сожалеем, – сказал Хабробар тем же быстрым, мягким голосом, – что она так и не смогла воспользоваться своей печатью. Император нашел ее непригодной и настоял, чтобы Императрица взяла кошку Драхада. Но мы сохранили ее, как храним каждый из наших прототипов. Мы не знали, хотели бы вы ее видеть. – Его серебристо-серые глаза задержались на лице Майи. – Ваше Высочество, если вы захотите воспользоваться этой печатью, мы не считаем это невозможным. Ею никогда не пользовались, мы даже не сделали кольца для нее.

– Да, – сказал Майя, и все сделали вид, что не заметили, как дрогнул его голос. – Да. Мы благодарим вас.

– Это займет не больше недели, – заверил его Хабробар. – а теперь, если позволите…

Затем последовала череда быстрых измерений и вопросов, и к тому времени, когда Майя был готов покинуть сводчатую мастерскую Хабробара, он почти забыл о своем внезапном смущении. Но не забыл, что иногда люди могут быть добры к нему просто так, без всякого расчета.

Иногда, произнес холодный голос Сетериса у него в голове. Но не часто.

Глава 14
Мин Недао Вечин

Он возненавидел официальные ужины, как только подали первое блюдо. Благодаря совместным усилиям Ченело и Сетериса (теперь он с благодарностью отдавал им должное) Майя безупречно владел столовыми приборами, но они совершенно пренебрегли – Ченело, потому что Майя был слишком молод, а Сетерис, потому, что ему никогда бы и в голову не пришло побеспокоиться об этом предмете – искусством светской беседы. И вот теперь Майя сидел между своей сводной сестрой Немран по левую руку и лордом Дешехаром, Свидетелем Парламента, по правую, и не мог ни слова сказать ни одному из них.

Немран, которая явно не желала разговаривать с ним в любом случае, не извинившись, сосредоточила все свое внимание на своем втором партнере, немолодом, но остроумном Свидетеле Справедливости. Дешехар, будучи или лучше воспитанным или более чувствительным к последствиям императорской немилости, предпринял несколько попыток. У него достало такта держаться подальше от политики, но, так как он сделал ставку на литературные новинки, по большей части запрещенные Сетерисом или попросту не достигавшие скудной библиотеки Эдономеи, эти попытки не увенчались успехом и оставили у Майи неприятное чувство собственной невоспитанности и ограниченности. Поэтому для него было большим облегчением встать из-за стола и еще большим обнаружить, что его уже ждет Наревис с дружелюбной улыбкой и готовностью принять на себя все тяготы по поддержанию беседы.

Майя не мог сказать, было ли это преднамеренно или нет, но в потоке, казалось бы, бесхитростной болтовни Наревис умудрился предоставить ему большое количество полезной информации. Он узнал об Опере Чжао, «старейшей в Эльфланде, знаете ли, ни один композитор не будет признан без премьеры там»; а потом Наревис перешел к теме сопрано, которая должна была петь сегодня вечером, словно в порыве восторга совсем забыл о своем собеседнике.

Ее звали Недао Вечин. Она была самой молодой примой-сопрано в истории оперы Чжао, и сила ее голоса была не просто замечательной, но, как говорили некоторые, просто божественной. Она была красива, умна и, хотя происходила не из благородной семьи, ее речь и манеры были признаны безупречными.

– Вы никогда не видели подобной женщины, Ваше Высочество, – заявил Наревис, и Майя не стал объяснять ему, как мало значит такой комплимент.

* * *

Покои лорда-канцлера, конечно, не идущие ни в какое сравнение по размеру и величию с Алсетмеретом, тем не менее были просторными и прекрасно обставленными. Внимательный взгляд Майи, привыкший к потертой полунищете Исварое и Эдономеи, не мог не отметить, что богатством здесь пользовались рачительно, но не скупясь. Он поинтересовался про себя, что же является источником благосостояния Дома Чавада, и сделал мысленную пометку спросить об этом позже у Цевета. Предусматривает ли какое-либо вознаграждение должность лорда-канцлера? Еще один пункт в списке вещей, ему пока неизвестных.

В салоне толпилось множество ярко одетых придворных. Срок официального траура уже закончился, и те, кто продолжал носить черное, подобно Ведеро, делали это, потому что чувствовали некоторую личную связь с умершими. Сам Майя, разрываясь между честностью и тактом, носил черные украшения, но в одежде вернулся к императорскому белому цвету. Он был уверен, что, отказываясь демонстрировать горе, которого на самом деле не чувствовал, обидел многих, но все же не хотел оскорблять ложью ни себя, ни мать, по которой ему не разрешили носить траур только из-за того, что Сетерис счел это неприличным. Но он еще замечал осуждение в глазах придворных.

Наревис, дружелюбно суетясь, расчистил путь Майе и его нохэчареям к императорскому креслу. Блестящая гладь пола, отделяющая его от благопристойных рядов стульев остальной части зала, показалась Майе почти непреодолимой преградой. Даже здесь он вынужден был оставаться Императором.

А что бы ты хотел, спросил он себя. Сидеть и кукситься в одиночестве в своей башне? Ему стало заметно легче от возможности посмеяться над собственным недовольством.

Прибытие Императора послужило сигналом для начала развлечений. Придворные расположились на стульях, а сопрано покинула общество любовавшихся ею мужчин и прошла к предназначенному для нее месту между двух высоких канделябров. Майя был поражен в самое сердце еще до того, как она успела издать хоть звук.

Недао Вечин была не просто красива. Изящная, тонкая с необыкновенными глазами цвета бледно-зеленого нефрита, она была изысканна, как фарфоровая статуэтка. Одетая с элегантной простотой в платье насыщенного розового цвета с прямым длинным шлейфом, она разительно отличалась от большинства придворных дам. Ее лунные волосы были скреплены черепаховыми гребнями и узкими розовыми ленточками, а единственным украшением сверкали в мочках ушей маленькие золотые колечки. Она не смогла бы произвести более ошеломляющего впечатления, даже будучи усыпанной рубинами с головы до ног.

Майя догадался, что она всего на три или четыре года старше него самого, и поразился ее самообладанию. Одной-единственной сияющей улыбкой она овладела вниманием аудитории и без каких-либо предварительных ухищрений начала петь.

Ее голос был богатым и чистым, удивительно чистым. Лучшей певицей, которую слышал Майя до сих пор, была дочка кухарки, и сила голоса Мин Вечин сразу указала ему на разницу между девушкой, сладко мяукавшей старинные баллады, и настоящей оперной дивой. Озноб пробежал у него вдоль позвоночника, и он почти перестал дышать, опасаясь разрушить красоту, парящую в воздухе.

Он не мог знать ни одну из мелодий, и не догадывался, фрагменты каких опер были исполнены. Но это не имело значения; он слушал Мин Вечин и чувствовал себя почти летящим на крыльях ее голоса. Когда она закончила, ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и понять, что он должен что-то сделать. Пауза затягивалась, уши придворных были насторожены в его сторону, лицо Мин Вечин слегка порозовело, и что-то промелькнуло в глубине ее глаз. Неужели страх?

– Аплодируйте, Ваше Высочество, – быстро пробормотал Телимеж, и с чувством облегчения и смущения Майя горячо захлопал в ладоши.

Придворные сразу же присоединились к аплодисментам, а Мин Вечин глубоко присела перед Императором, прежде чем сделать реверанс остальной публике.

Он должен был подняться, чтобы освободить придворных от условностей этикета, но когда они начали смеяться и болтать между собой, Майя остался стоять на месте, размышляя, что все рассказы об Императорах, под маской гуляющих среди своих подданных, несут в себе больший смысл, чем он мог вообразить в своей ветхой спальне в Эдономее. Он оглядел толпу, с энтузиазмом обсуждающую достоинства Мин Вечин, и пожалел, что не может запросто подойти и присоединиться к общей беседе. Он всем сердцем сожалел, что отец не счел нужным допустить его ко двору или хотя бы поселить в одном из провинциальных городов, где он мог бы научиться вести себя в обществе. Тогда ему не пришлось бы стоять сейчас посреди толпы беззаботных людей, парализованному сознанием собственного невежества и необразованности.

Я должен уйти, подумал он, и уже готов был дать знак нохэчареям, когда увидел, как сквозь толпу к нему решительно пробирается Наревис, а за ним, легко, как солнечный зайчик, скользит Мин Вечин.

Она вежливо остановилась вне пределов слышимости, а Наревис подошел ближе и остановился перед Майей.

– Ваше Высочество, – пробормотал он, – Мин Вечин выразила большое желание быть представленной вам. Вы позволите?

Майя недоверчиво перевел взгляд на Мин Вечин и обратно на Наревиса.

– Быть представленной… нам?

– Вы же Император, – с улыбкой заметил Наревис.

– Да. Да, конечно… то есть, мы будем рады познакомиться с Мин Вечин.

Ему казалось, его лицо сейчас вспыхнет огнем.

– Прекрасно! – Сказал Наревис, вежливо игнорируя смущение Императора.

Он повернулся и поманил Мин Вечин, которая сделала три шага вперед и снова присела в глубоком реверансе.

– Ваше Высочество, – произнесла она, и ее голос звучал все так же красиво и певуче.

Внезапно на Майю снизошло спокойствие. Вблизи она была еще ослепительнее, а ее тонкий и пряный запах казался незнакомым и волнующим. Его сердце билось ровно и сильно.

– Мы очень рады познакомиться с вами, Мин Вечин. – Он сделал над собой усилие, чтобы добавить. – У вас прекрасный голос.

– Спасибо, Ваше Высочество, – сказала она. Майя обругал себя бестолочью несусветной, как частенько называл его Сетерис. К своему ужасу он снова услышал свой голос: – Мы очень мало знаем об опере, но ваше пение доставило нам настоящее наслаждение.

– Ваше Высочество очень добры, – сказала она.

Ее вежливость была безукоризненна, но он чувствовал, как она отступает, разочарованная банальностью его ответа.

– Нет… – Спохватился он и осторожно добавил: – Мы имеем в виду, что не можем предложить вам похвалы знатока, только наше искреннее восхищение.

Эта попытка помогла вновь привлечь ее внимание. Зеленые глаза слегка потемнели, их взгляд под затрепетавшими ресницами стал более драматичным. Некое шестое чувство дало ему знать, что придворные пристально следят за их встречей, даже не прерывая болтовни.

Тогда Недао Вечин улыбнулась, и весь остальной мир пропал.

– Мы будем дорожить добрым мнением Вашего Высочества, тем более зная, насколько оно искреннее.

У нее был легкий незнакомый акцент, не имеющий ничего общего с пришепетыванием столичных жителей. Но в ее ясном и чистом голосе он переливался, как радужная хрустальная грань. Майя понял, что снова молчит, совершенно зачарованный, и поспешно спросил:

– Как давно вы поете в Опере Чжао?

Это был сокрушительно банальный вопрос, но Мин Вечин простила и его.

– Как только достигла совершеннолетия, – сказала она. – Мы мечтали петь с детства, но дирекция оперы не принимает в труппу несовершеннолетних учеников. Поэтому до того мы пели в детском хоре.

– Как из детского хора можно попасть в Оперу?

Она рассмеялась, и он понял, что снова выдал свое невежество. Но ее улыбка была полна тепла.

– Мы видим, что вы действительно далеки от мира музыки, Ваше Высочество. Многие большие Оперы используют детский хор. В одиннадцать лет мы получили роль древесной лягушки во «Сне Императрицы Кориверо». И, конечно, существую Мишен-оперы.

– Прошу прощения?

– Маленькие оперы. – Она казалась сбитой с толку, но он действительно не имел понятия, о чем она говорит. – Разве Ваше Высочество никогда не посещали Мишен-оперу, когда были мальчиком?

– Нет, – сказал он, изо всех сил стараясь удержаться от объяснения, насколько абсурдной показалась бы эта идея Сетерису. Он выбрал самый безопасный из ответов: – Мы всегда жили в очень уединенных местах.

На секунду в ее глазах промелькнул ужас, затем она овладела собой и вернулась к безупречным манерам.

– Тогда мы надеемся, что ваш первый опыт склонит вас к дальнейшему знакомству с музыкой.

– Да, – сказал Майя.

Затем рядом с ним снова возник Наревис, бормоча, что кто-то еще желает быть представленным Императору.

Мин Вечин низко присела и с ослепительной улыбкой растворилась в толпе. Майя, затаив дыхание, смотрел ей вслед.

Потребовалось значительное и сознательное усилие, чтобы сосредоточить внимание на человеке, которого подвел Наревис. И на следующем человеке. И следующем. Все стремились быть представленными Императору, но Майя мог только улыбаться, произносить нейтральные, бессмысленные фразы, вроде: «Спасибо», «Мы очень рады», и отчаянно пытаться запомнить их имена и лица. Он отказался от безнадежной расшифровки сложных связей между Домами до тех пор, пока гораздо позже Наревис не пробормотал:

– А это, Ваше Высочество, Осмин Лоран Дашенин.

Усталый и издерганный, Майя тем не менее узнал это имя и вспомнил, как Цевет назвал ее племянницей Чавара: блестящая, амбициозная соперница Сору Жасани. Женщина, которая хотела стать Императрицей. Он моргнул, заставляя себя сосредоточиться на женщине в зеленых шелках, которая в реверансе подметала подолом пол перед ним.

Когда она поднялась, он увидел, что она выше Сору, хотя так же тонка костью. Глаза у нее были зелеными, но темнее, чем у Мин Вечин, и она подчеркнула их цвет хризолитовыми украшениями в волосах и ушах. Осмин Дашенин улыбнулась и сказала:

– Мы надеемся, что Ваше Высочество получили удовольствие от концерта.

– Очень большое, – ответил Майя.

Последовала пауза, он знал, что должен что-то сказать, но понятия не имел, что именно. Совершенные брови Осмин Дашенин дрогнули над переносицей, затем снова появилась улыбка, и она спросила:

– Как новый человек здесь, Ваше Высочество, наверное, находит Унтеленейс очень запутанным?

– Да, – согласился Майя. – И очень утомительным.

Осмин Дашенин зазвенела смехом, как будто он сказал что-то остроумное, и пустилась в повествование о некоем своем знакомом (Майя не уловил связи), который на три часа опоздал к обеду, потому что решил сократить путь через незнакомую часть дворца и заблудился.

– В конце концов его спас кухонный мальчик, которого он встретил в кладовой.

Она закончила рассказ новой трелью, и милосердный Наревис спас Майю от следующего анекдота, предположив, что Император, возможно, захочет выпить стакан метеглина и познакомиться с кем-нибудь из его друзей. Майя уже не способен был удержать в памяти, перегруженной впечатлениями вечера, ни одного из имен. Они все казались одинаковыми: высокие, узколицые, со светло-голубыми, светло-зелеными, светло-серыми глазами, остроумные, но до странности пустые молодые люди, которые никогда не знали ни горя, ни одиночества. Они изрекали все те же вялые банальности, которые Майя слушал весь вечер, и он, как мог, отвечал им.