Текст книги "Гоблин – император"

Автор книги: Кэтрин Эддисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Глава 32
Шуливар, Бралшенар и Наршанажен

Беренар, Цевет, Бешелар, Кала, лейтенант Эшана и каждый из членов семьи Майи сделали все возможное, чтобы отговорить его. Он не мог предложить им рациональных аргументов, лишь чувство, настолько сильное, что его невозможно было игнорировать. То были люди, фактически сделавшие его Императором; он должен был увидеть их, как будто только их слово могло убедить его в реальности всего происходящего.

Немедленному осуществлению его желания мешало не только сопротивление персонала, были еще и общественные обязанности: банкет в честь Великого Авара, последовавшее за ним выступление муниципального хора Сето, и бесконечные делегации придворных, купцов, старейшин гильдий, которым необходимо было лично убедиться, что он жив и не пострадал. Было уже за полночь, когда он, наконец, смог спуститься в подземелье древней тюрьмы Унтеленейса, Невеннамир. Она была намного старше дворца, спроектированного Эдретелемой III, и Майя пришел в замешательство при виде ее узких залов, странно округлых комнат и запутанных коридоров. Неужели когда-то так выглядел и сам дворец?

Невеннамир был местом, где сходилось множество различных юрисдикций: гвардии Унтеленейса, Братства Бдительных Сето и Че-Четора, а так же гвардии Справедливости – небольшого, но отлично обученного подразделения, охранявшего свою автономию столь же яростно, как и своих заключенных. В караульном помещении было довольно многолюдно, так как сопровождающих из Амало так же разместили здесь, и все они в панике вскочили на ноги, когда Бешелар провозгласил:

– Его Императорское Высочество Эдрехазивар Седьмой!

Майя отказался принять заключенных в Алсетмерете и даже в Мишентелеане. Здесь он получил неожиданную поддержку лейтенанта Эшаны, который заявил, что контролировать заговорщиков будет намного проще в Невеннамире, чем в просторных залах дворца.

– Если бы Его Высочество вел себя разумно, – пробурчал Бешелар, – уже сегодня не было бы никакой необходимости их контролировать.

Эшана неожиданно улыбнулся.

– Да, но решение принимать не нам, так что давайте работать с тем, что имеем.

А имели они упрямого Императора, который впервые за много лет явился в Невеннамир лично. Кала заверил всех присутствующих, что подобного не случалось со времен Белтелемы IX, когда Императрица Валесто была заключена в тюрьму по навету императорского брата, и венценосный супруг сам пришел освободить ее от цепей.

– Мы создадим еще один прецедент, – мрачно пообещал Майя. – Он сможет войти в учебники истории наряду с двумя попытками переворота с интервалом всего в один месяц.

– Ваше Высочество…

– Неважно. Извините, мы не сдержались.

– Не… – с несчастным видом начал Кала.

Майя пожал плечами, как бы говоря: вы не можете быть нашим другом, и продолжал идти.

И вот теперь охрана Невеннамира, казалось, была на грани паники, что не могло заставить его почувствовать себя лучше. К счастью, начальнику караула, капралу Ишилару, удалось сохранить хладнокровие, и даже если он не понимал, почему Император оказался здесь, все же был всецело готов к сотрудничеству. Он отказался выпустить Майю за пределы караульного помещения и проводить к камерам, но, не колеблясь, согласился переоборудовать комнату в импровизированную приемную. Это было не совсем то, на что рассчитывал Майя, но, вероятно, лучшее, чего он смог бы добиться. Итак, он сидел в кресле капрала с Бешеларом по левую руку и Калой по правую, с восемью охранниками, словно колонны подпиравшими стены, и ждал, когда Ишилар приведет заключенных.

Ишилар категорически отказался допускать к Императору больше одного преступника за раз (в чем был яростно подержан Бешеларом), так что Майя решил сначала увидеть Мин Наршанажен, затем Мера Бралшенара и, наконец, Мера Шуливара. Он чувствовал, что должен подготовиться, прежде чем встретиться с человеком, изготовившим устройство и лучше остальных знавшим, какие разрушения оно может вызвать.

Мин Наршанажен оказалась чистокровной эльфийкой с личиком хорька и коротко остриженными, как у всех рабочих, белоснежными волосами. Майя видел, что не произвел на нее ни малейшего впечатления, но это его не заботило. Она была связным между Убежаром и Шуливаром, двумя людьми, замыслившими план разрушения и убийства и при этом никогда не встречавшимися лицом к лицу. Он смотрел на нее довольно долго, и когда она отвела глаза, наконец спросил:

– Знали ли вы, что делаете?

Это был единственный казавшийся ему важным вопрос.

– Да, и я сделала бы это снова, – она словно плевалась словами. – Это единственный способ заставить мерзких паразитов отказаться от своей власти.

Капрал Ишилар дернул ее цепь.

– Вы говорите со своим Императором, Наршанажен.

– С моим Императором? – Ее смех был так же груб, как рваный шрам на руке Майи. – Это не мой Император. Разве он догадывался о моем существовании? Он бы никогда даже не узнал моего имени, если бы не славный удар, который мы нанесли вашей прогнившей власти.

– Вот так вы его называете? – Сказал Майя. – Славным?

– Славным, – вызывающе повторила она.

Он подумал о похоронах в Улимере Сето и почувствовал себя почти больным.

– Тогда нам больше нечего сказать.

Она кричала, пока Ишилар с одним из офицеров из Амало тащили ее по коридору, и этот крик был страшен, как ветер между шпилями Алсетмерета.

– Ваше Высочество, – сказал Кала, – вы не обязаны это делать. Никто от вас этого не требует.

– Я. Я требую, – устало пробормотал Майя, и Кала отступил.

С Бралшенаром все обстояло еще хуже, чем с Наршанажен; от ужаса он пресмыкался даже перед охранниками и был готов рассказывать что угодно, лишь бы спасти свою жизнь. Бесполезно было задавать ему вопросы, ибо он говорил лишь то, что Майя, по его мнению, хотел услышать. Майя слушал в течении нескольких минут, считая, что обязан терпеть, если не ради Бралшенара, то ради всех, кого Бралшенар убил. Наконец, он произнес:

– Вы сами сделали свой выбор, Мер Бралшенар, – и кивнул Ишилару.

Зато Мер Шуливар оказался совсем не таким, каким Майя ожидал его увидеть, хотя, по правде говоря, вряд ли он мог сказать, чего именно ожидал. Шуливар был высоким, немного угловатым мужчиной с коротко обрезанными черными волосами и ярко-голубыми глазами; его кожа в свете факелов казалась такой же серой, как у Майи. Они посмотрели друг на друга. Шуливар не выглядел ни испуганным, ни враждебным, и Майе, как ни странно, было легко задать свой вопрос:

– Почему вы это сделали?

– Потому, что это нужно было сделать, – ответил Шуливар.

Майя видел, что он абсолютно уверен в своих словах, и его спокойствие исходит не столько от мужества, сколько от убежденности.

– Что вы имеете в виду?

– В природе человека заложено удерживать свою власть, когда он ее имеет, – сказал Шуливар. – Таким образом, она застаивается, становится мутной и ядовитой. Необходимы радикальные меры, чтобы высвободить ее. И если вы посмотрите, то увидите, что эта истина уже работает. Если бы я не сделал то, что сделал, полугоблин, такой как вы, никогда бы не получил трон Этувераца.

Майя открыл рот, затем закрыл его снова. В этом пункте Шуливар был абсолютно прав.

– Я уже вижу изменения, – продолжал Шуливар. – Вы не держитесь за власть, как ваш отец и дед. Вы не боитесь отпустить ее. И у вас есть новые идеи, которые никогда не пришли бы в голову прежним Императорам.

– Нет, – запротестовал Майя.

– Да, – кивнул Шуливар. – Никогда ни один Император не присутствовал на похоронах слуг своего отца. Ни один Император не принял бы женщину-нохэчарея. Вы несете с собой перемены, Эдрехазивар, и вы делаете это, потому что я расчистил для вас дорогу.

– Нет. Не такой ценой.

– Двадцать три жизни, – сказал Шуливар. – Вы знаете, сколько человек погибает на заводах Чохаро, Розиро и Севежо в год? А в месяц?

– Но я не буду…

– Вы будете, – Шуливар смотрел на него голубыми, ясными и совершенно безумными глазами.

Благословенные богини, он был прав. Майя уже знал, что будет.

– Наш отец стремился улучшить условия на западе, – сказал он.

– Чтобы найти опору против жесткой оппозиции на востоке, с которой он всегда шел на компромисс. И все же оппозиция убила его.

– Это не они… – Майя не успел прикусить язык. – Разве это было не недоразумение? Ты предал Тетимара ради своей цели?

– Какое это имеет значение? – Сказал Шуливар. – Повторяю, я сожалею обо всех смертях. Но это было необходимо. – Он склонил голову, первое выражение вежливости. – Больше нам нечего сказать, Ваше Высочество. Поистине.

Это означало конец разговора, и Майя был слишком напуган, чтобы возражать. Он кивнул Ишилару и Шуливара увели.

– Может быть, теперь вы покинете это место? – Пробормотал Бешелар.

Майя поднялся с кресла и не мог не заметить выражения облегчения на лицах охраны. Когда капрал вернулся, Майя сказал:

– Благодарим вас за помощь. И за терпение.

Ишилар порозовел.

– Для нас честь служить вам, Ваше Высочество, – ответил он, и вся охрана отдала честь.

Стараясь не думать о Шуливаре, Майя вернулся в Алсетмерет. Он старался не думать о страшной философии и трупе отца под белыми кружевами. И еще он впервые понял, почему Сетерис напивался так часто. Если это помогало заглушить шум в голове, оно того стоило.

Но он был не в силах послать Ишеана, Немера или кто-либо другого за графином метеглина. И не в силах дальше выносить взгляд Бешелара. Поэтому он вызвал своих эдочареев, чтобы приготовиться ко сну, хотя был почти уверен, что не заснет до утра.

Он лег в кровать, закрыл глаза, чтобы не видеть Бешелара, и услышал над головой голос Авриса:

– Ваше Высочество, завтра вас ждет прекрасное утро. Великий Авар уже трижды присылал курьера напомнить, что он будет ждать вас в восточной конюшне.

Ну, конечно, подумал Майя, у меня теперь есть настоящая лошадь. Он сел.

– У нас будет свободное время?

– Да, Ваше Высочество, – ответил Аврис. – Великий Авар все устроил.

– Каким образом?

– Ваше Высочество, Великий Авар очень твердо обсудил этот вопрос с лордом Беренаром, Мером Асавой и с кем-то еще, мы не знаем. Он сказал, что вам нужно время для личной жизни, иначе вы сойдете с ума.

– О, – Майя почувствовал, как потеплели его щеки.

– Таким образом, Ваше Высочество, в вашем распоряжении будет целое утро, – бодро заключил Аврис. – И Великий Авар будет вас ждать.

Майя насмешливо подумал, что слишком благодарен деду, чтобы возмущаться его самоуправством. И он как можно дальше оттолкнул от себя воспоминание о голубых глазах Шуливара и черном лице отца под смертным покрывалом.

Глава 33
Отбытие Великого Авара

Великий Авар уже не садился в седло, будучи, как он сам заявил, слишком жирным и старым, но он, казалось, с большим удовольствием провел утро в восточной конюшне, обучая Майю основам верховой езды. Майя слушал обрывки его разговора с Дашенсолом Рошарисом, главным конюхом Унтеленейса; похоже, оба они наслаждались обществом друг друга, хотя сам он понимал не больше одного слова из пяти. Обсуждая с Дашенсолом Рошарисом совместно выработанный план покупки, продажи и обмена жеребятами между конюшнями Унтеленейса и Корат'Дав Архоса, Великий Авар выглядел донельзя самодовольным. Если бы Рошарис не казался столь же самодовольным, Майя взволновался бы не на шутку.

Великий Авар планировал отбыть после обеда, он как раз успеет добраться до Увежо, где гоблинов будет ждать вполне комфортный отдых. Обед в посольстве стараниями Горменеда оказался, как и ожидалось, великолепным. Сбитый с толку огромным перечнем баризанских блюд в предложенном меню, он остановился на первой строчке: по крайней мере, он точно знал, как следует обращаться с пирогом, начиненным олениной и грибами. И еще он не удержался от бокала sorcho.

Обед перевалил за половину (во всяком случае, по ощущениям, потому что Майя понятия не имел, как долго сидят гоблины за пиршественным столом), когда кресло рядом с Майей оккупировал Великий Авар.

Майя сразу напрягся.

– Мы не съедим тебя, мальчик, – сказал Великий Авар, но выражение его лица не казалось столь успокаивающим. Майя продолжал молчать, и, наконец, Великий Авар вздохнул и сказал: – У нас нет сыновей.

– Да, – осторожно ответил Майя.

– После нашей смерти аварзинам придется сражаться друг с другом, чтобы выбрать следующего Великого Авара, ибо таков обычай нашего народа в случаях, когда Великий Авар не оставляет сына, а иногда даже когда этот сын есть.

– Да, – еще осторожнее сказал Майя.

Великий Авар ответил ему прямым и жестким взглядом.

– Хотя мне было бы приятнее назвать своим наследником тебя.

– Меня?

Его тонкий голос перешел в почти беззвучный стон.

– Беда в том, что ты наполовину эльф, – согласился Великий Авар. Его вздох послужил Майе сигналом о переходе к более теплому и родственному общению. – В нашем муравейнике ты произвел бы эффект палки, и с этой мыслью я отправился бы в могилу спокойным и счастливым. Но это невозможно сделать, не разрушая Баризан гражданской войной. А я этого, конечно, не хочу.

– Нет, – Майя согласился, пожалуй, слишком поспешно, чем вызвал ухмылку на лице Великого Авара.

– Тем не менее, я тревожусь оставлять тебя здесь одного среди этих эльфов. Мы всегда считали их людьми холодными и себе на уме, но скажу тебе, любой гоблин сгорел бы со стыда за такое поведение. Попытка переворота! Покушение на убийство. Аварзины, по крайней мере, выходят на бой честно и открыто.

– Это исключительные случаи, – попытался возразить Майя.

Великий Авар фыркнул себе под нос.

– Они тоже так говорят, но что-то мне не верится. – Его жестокие оранжевые глаза удерживали взгляд Майи. – Я хочу, чтобы ты запомнил: Горменед даст тебе убежище при первой же необходимости. И после моего отъезда половина солдат моей свиты будет размещена здесь под командованием капитана Виженка.

– Виженка? – Повторил Майя.

– Раз я доверил ему себя и свою дочь, то думаю, смогу доверить и своего внука.

– Но…

– И я так же думаю, что Надеан будет счастливее подальше от Корат'Дав Архоса.

Это пресекло дальнейшие возражения Майи. Голос Великого Авара звучал сердито, словно он собирался наказать всех своих потомков, но Майя вспомнил страстный бунт Надеан против политического лицемерия и подумал, что разгадал намерения деда.

Великий Авар резко кивнул.

– Просто помни, что они здесь, – сказал он и поднялся на ноги. – Горменед! Вы обещали нам бокал khevaral!

Майе понадобилось несколько минут, чтобы восстановить душевное равновесие. Когда он снова обратил внимание на окружающих, то обнаружил перед собой капитана Виженка, стоящего с самым любезным и предупредительным видом, насколько это было возможно для Херцеторца его роста и комплекции.

– Капитан?

– Ваше Высочество, – отсалютовал Виженк. – Мы полагаем, вас не радует мысль, что при вашем дворе будет расквартирована иностранная армия.

– Это очень маленькая армия, – сказал Майя.

Виженк никак не отреагировал на это замечание.

– Мы хотели бы заверить вас, что не имеем никаких распоряжений, кроме защиты вашей персоны и посольства в случае… – он вежливо кашлянул, – каких-либо волнений.

– Мы благодарим вас, капитан, – ответил Майя, понимая, что капитан Херцеторцев мобилизовал все свои дипломатические способности для этой короткой речи. – Мы понимаем, что дедушка беспокоится о нашей безопасности. Мы считаем, что в этом нет необходимости, но испытываем… – он остановился, подбирая подходящее слово, и, наконец, запинаясь, произнес, – искреннюю благодарность.

– Ваше Высочество, – Виженк снова отдал честь. – Для нас будет честью служить вам.

И Майя почувствовал странную уверенность, что неким образом заслужил одобрение Виженка.

Благодарность, подумал он. Не совсем правильное слово, но он еще не нашел определения этому маленькому ростку доверия и любви.

– Мы надеемся, вы с Меррем Виженк сможете присутствовать на неофициальных семейных встречах? Это не будет выглядеть неуместным?

– Вовсе нет, Ваше Высочество, – сказал Виженк. – Мы будем очень рады и с полной уверенностью можем сказать то же самое от имени Меррем Виженк.

– Хорошо, – кивнул Майя.

А потом Виженк был отозван, и к Майе подошел один из живших в Сето баризанских купцов, пожелавший узнать, действительно ли Император собирается организовать постоянное сообщение через Истандаарту.

– Проект был представлен в Коражас, – сказал Майя и тридцать секунд спустя оказался в плотном кольце гоблинских торговцев, взволнованно объяснявших ему, каким благом станет этот мост.

Майя слушал и кивал, пока великое смятение не возвестило об отбытии баризанских гостей.

Все снова вышли на площадь Пармено, где Великого Авара уже ожидала его великолепная повозка. Старик обменялся салютами с Виженком, поцеловал руки дочери и довольно чувствительно хлопнул Майю по плечам. Затем он тяжело поднялся в карету; кучер склонил увенчанную кокардой шляпу в сторону Императора и крикнул «Но!» десятке лошадей.

Окруженный своей свитой, Великий Авар отбыл из Сето.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
МОСТ ЭДРЕХАЗИВАРА VII

Глава 34
Наведение мостов

Первые два месяца нового года прошли в допросах принцессы Шевеан, лорда Чавара, герцога Тетимела, Дач'осмера Убежара, Мера Шуливара, Мера Бралшенара, Мин Наршанажен и головокружительного количества прочих участников первой или второй попытки сместить Эдрехазивара VII с престола. Майя не мог решить, чувствует он облегчение или, напротив, разочарование от того, что ни одному из заговорщиков нельзя было предъявить обвинение в участии сразу в обоих покушениях. Шевеан с Чаваром, судя по всему, не имели ни малейшего представления о махинациях Тетимара и наоборот.

Единственным облегчением стало то, что призрак Эшевиса Тетимара позволил Императору проявить милосердие к Шевеан и Чавару. При данных обстоятельствах суд счел смягчение наказания приемлемым и даже разумным. В конце концов, они искренне верили, что действуют на благо Этувераца и сохраняют верность пожеланиям Варенечибела IV.

«Бравада Тетимада», как вскоре стали называть второй заговор, ни в коей мере не руководствовалась интересами империи, ее члены стремились устранить Императора, видя в нем лишь помеху на пути к осуществлению личных амбиций.

Казни были проведены публично и повергли Майю в ужас.

Он категорически запретил присутствие на экзекуции сестер Эшевиса Тетимара, хотя некоторые члены правительства считали это необходимой мерой. Они не были повинны ни в чем, кроме факта своего родства, и не нашлось бы более надежного способа внушить им мысль, что их брат и отец были правы в своей обиде. Зато он испытал тайное и дерзкое чувство удовлетворения, передав девочек под опеку князя Оршениса и узнав, что они отбудут в Амало на «Верности Лохасо» – это имя как нельзя больше подходило дирижаблю Оршениса, чье слово оказалось непоколебимым, как его родные горы. Князь начал свою аудиенцию с предложения сэппуку, и по его решительному лицу и ровно звучащему голосу Майя понял, что ритуал будет совершен незамедлительно в случае малейшего сомнения в его верности.

Оршенису ничего не было известно о планах Тетимада, и из его слов Майя сделал вывод, что заговорщики были достаточно осторожны, чтобы воздержаться от выражения неудовольствия в присутствии князя. А его жена, красивая, бледная, застенчивая и откровенно влюбленная в мужа, могла ли она сочувствовать неосуществленным замыслам отца и брата, если они почти не разговаривали с ней?

Сбыв с рук девочек Тетимада, Майя должен был решить, как поступить с участниками первого заговора. С Чаваром все решалось относительно легко; Дому Чавада принадлежала усадьба в захолустье Че-Атамара между Тетарой и ее притоком Тетарисом, и виконт Чавел принял на себя ответственность за содержание брата там.

Майя приложил все усилия, чтобы уберечь Дом Чавада от падения вслед за бывшим лордом-канцлером; он считал, что Чавар, давно овдовевший и почти не поддерживавший отношений с братом и племянниками, не должен стать причиной опалы для своих родственников. Конечно, виконт Чавел, представший перед Майей через три дня после неудачного переворота и тоже предложивший сэппуку (чего, кстати не удосужился сделать сам Чавар), не имел ни малейшего понятия о замыслах брата. И если бы заговорщики заручились поддержкой Наревиса, то не возникло бы никакой необходимости в столь театральном нападении на Алсетмерет: Майю можно было легко подкараулить в покоях Чавада.

Но на семью были наложены суровые штрафы, и их Майя оспорить не мог. Лишившись значительных доходов Чавара, Дом возвращался в ряды мелкопоместного дворянства вроде Нелада, Данивада и всех прочих. И Наревис вместе с ним, ведь он даже не был наследником своего дяди.

Удержанный от сэппуку, виконт Чавел предложил остаться при дворе, чтобы, находясь под императорским надзором, убедить двор в своей непричастности к предательству. Майя так же вежливо отказался и от этого предложения, и благодарный виконт Чавел начал долгий и неприятный процесс консервации дворцовых апартаментов Чавада. Большая часть мебели и картин была направлена прямиком в аукционный дом Сето, где, надеялся Майя (возможно, с некоторой долей злорадства), они будут куплены гоблинскими торговцами, которых столь откровенно презирал Чавар.

Следствие заканчивалось, и Майя не винил Чавела за его панические заверения в невиновности, доставляемые пневмопочтой чуть ли не каждый час; конец им положил ответ с личной печатью Императора. Он так же не винил виконта за желание избежать второй аудиенции; обе стороны достаточно потрепали друг другу нервы на первой. Но виконту хватило жестокости отправить Наревиса лично сообщить Императору, что Чавада, наконец, покидают Унтеленейс.

Возможно, это была намеренная жестокость. Виконт Чавел оказался честен и верен, но не было гарантии, что он не походит на своего брата во всех прочих отношениях.

Наревис, осунувшийся и бледный, с уныло обвисшими ушами, был одет в платье столь же потертое, в каком Майя впервые явился ко двору. Его личный гардероб так же отправился в аукционный дом. Майя вспомнил Сетериса в первые недели в Эдономее, мрачно углубившегося в изучение счетов от продажи своей одежды.

Наревис быстро и почти равнодушно прочел традиционную формулу прощания, а затем замолчал. Впервые за время их знакомства, он, казалось, испытывал неловкость; его уверенность испарилась вместе с властью отца.

Не совладав с собственным горем и сожалением, Майя выпалил:

– Нам очень жаль.

Прежде, чем эти слова сорвались с его губ, он уже знал, что ведет себя неправильно. Они прозвучали так, словно Майя извинялся перед Наревисом, а ведь даже последний гоблин знал, что Император не извиняется за чужую измену.

Уши Наревиса обвисли еще больше, и он пробормотал:

– Ваше Высочество, вы не должны сожалеть.

– И все же мы сожалеем, – упрямый в своем стремлении к правде, возразил Майя и добавил. – Мы были в таком же положении, как вы сейчас.

Наревис широко распахнул глаза, на секунду став похожим на своего отца. Наконец он медленно выговорил:

– Вы единственный человек, по-прежнему готовый признать себя нашим другом. Спасибо, Ваше Высочество.

– Просто они боятся, – сказал Майя, вспомнив веселых и нарядных молодых людей в гостиной Чавада, не желающих говорить ни о чем, кроме охоты.

– Так же, как и мы, – ответил Наревис, его голос прозвучал не громче шепота.

Любые слова утешения прозвучали бы лживо и не принесли бы облегчения. Они оказались в странной ловушке: все, что мог сказать один из них, неизбежно причинило бы боль другому, и Майя сделал единственное, что мог. Он отпустил Наревиса, и тот удалился с опущенными плечами и ушами, больше похожий на побитую собаку, чем на недавно столь блестящего придворного. Майя ненавидел Чавара за то, что тот сотворил с собственным сыном. Ненавидел и был рад, что бывший лорд-канцлер проведет остаток жизни в нищей усадьбе, где будет обузой для всех Чавада.

* * *

Но Шевеан была проблемой Дома Драхада, и вопрос ее содержания и охраны предстояло решить самому Майе. С помощью Цевета был составлен и подробно рассмотрен перечень всей недвижимости Драхада. Он, не раздумывая, отверг Исварое и Эдономею, а так же решил, что Сеторея располагается слишком близко к столице и главной усадьбе Рохетада. Варенечибелу, мрачно подумал он, повезло, что Арбелан сохранила верность престолу.

В конце концов, поместья Драхада были разбросаны по всему Этуверацу, и Майя мог отправить ее практически в любую точку страны. В конце концов он остановился на Бакорее в северном Че-Четоре – не из мести, хотя Бакорея находилась в непосредственной близости к монастырю, куда Чавар с Шевеан планировали отправить его самого – но потому что поместье было почти полностью самодостаточным. Любые чужаки, а Майя помнил это по собственному опыту жизни в Эдономее, будут немедленно замечены, и Шевеан не сможет ни сбежать, ни отправлять тайных посланий. Правда, жилые помещения там считались неудобными и некомфортабельными, но Майя не мог заставить себя позаботиться об удобствах родственницы.

Его больше беспокоило, как воспримут эту новость дети. Он принес карту в детскую гостиную и показал Идре, где именно находится Бакорея.

– К ней там будут хорошо относиться, – неловко пояснил он. – Слуги усадьбы привыкли к ссыльным дворянам, они постоянно жили там еще со времен правления моего отца, и у нее будет Осмин Бажевин для компании.

– Осмин Бажевин не принимала участия в заговоре, – сказал Идра.

– Но знала о нем и не сделала ничего, чтобы остановить его, – возразил Майя. – Твоя мать глумилась над ее молчанием, и она позволяла над собой глумиться.

– Так было со всеми подругами матери, – устало согласился Идра. – Наш отец однажды спросил ее, не предпочтет ли она общество овец, по крайней мере, получит выгоду от продажи шерсти. Мать не удивилась.

– Я сожалею, что так и не смог познакомиться с твоим отцом, – осторожно сказал Майя.

Идра улыбнулся.

– Очень жаль, действительно. Хотя это звучит немного странно, но мне кажется, что вы бы понравились друг другу.

– Ну, конечно, папе понравился бы кузен Майя, – возмутилась Миреан. – Покажите мне, где будет жить мама.

Он снова отметил Бакорею на карте и провел пальцем по красиво выписанному названию крепости.

– Это в горах, – сказала она, – там есть людоеды?

– Только не в Бакорее, – уверенно ответил Майя.

– Хорошо, – сказала Миреан.

– А что будет, если они спустятся с гор? – Спросила Ино. Майя заметил, что она беспокоится. – Вдруг они съедят маму?

– Ни в коем случае, – успокоил ее Майя. – Бакорея старый дом, совсем как маленький замок. И вашу маму будут защищать солдаты.

Идра наградил Майю язвительным взглядом, но был слишком хорошим братом, чтобы возражать. И Ино утешилась.

Майя был рад, что никто из детей не попросил разрешения попрощаться с матерью, иначе ему пришлось бы согласиться, а он не доверял Шевеан. Она вполне могла воспользоваться ситуацией, чтобы разыграть трагическую сцену расставания. Он встал на рассвете, чтобы увидеть ее у подножия причальной мачты дворца: основной его целью было лично убедиться в отъезде Шевеан, чтобы навсегда изгнать ее из своих ночных кошмаров. Похоже, Императорское милосердие не произвело впечатления на принцессу, она едва согнула колени в реверансе, а ее взгляд был прочно прикован к неведомому объекту за его плечом. Стано Бажевин даже не пыталась смотреть ему в глаза. Он испытал к ней мимолетную жалость, однако, не сравнимую с огромным чувством облегчения, когда «Честь Чедо» отдал швартовы и унес Шевеан из Унтеленейса.

* * *

Он попытался скрыть это облегчение, когда вечером конфиденциально сообщил Идре, что его мать покинула двор, но мальчик сказал:

– Должно быть, вы рады.

В его тоне не слышалось обвинения, но Майя знал, что сейчас ему предстоит пройти испытание, даже если Идра его и не планировал.

– Не рад, – ответил он. – Скорее, я был бы доволен, если бы она приняла меня, пусть даже не любя. Но да, мне стало легче. Я опасался, что она может… – Он замолчал и пожал плечами, его воображения было недостаточно, чтобы предвидеть поведение Шевеан, – …что-то сделать.

– Мой отец, – голос Идры дрогнул, но он упрямо продолжал, – как-то сказал матери, что ей следовало стать солдатом. Она была очень обижена, но отец сказал, что тогда она смогла бы лично убивать тех, кто ей не нравился. Это правда. Она очень жестокая.

– Да, – согласился Майя, на себе испытавший свирепость этой женщины.

– И она… – Мальчик посмотрел на свои руки, словно не доверял им, а затем поднял голову и встретил взгляд Майи. – Я хочу, чтобы моим сестрам было хорошо. А мать не хотела…

Майя знал, что правда прозвучит жестоко.

– … иметь детей, – закончил он.

– Да, спасибо. Она не была довольна тем, что имеет, и это разрушало ее. Я слышал, как люди говорили, что ей следовало родиться мальчиком, и это правда. Тогда бы ее жизнь не была бы ограничена воспитанием детей. Я знаю, что этот долг не всем женщинам по душе.

Майя попытался протестовать, но Идра только покачал головой.

– Я видел выражение твоего лица, когда ты понял, что мои сестры любят свою горничную больше, чем мать.

– Просто я очень сильно любил мою маму, – извиняясь, ответил Майя.

– А я стараюсь не утратить сострадания к моей, – криво усмехнулся Идра.

– Тогда я не… я подумал, что не моя вина, что она так сильно возненавидела меня.

– Нет, – ответил Идра с внезапной яростью. – Она будет ненавидеть любого, кто встанет между ней и тем, что она считает правильным положением вещей.

– Чтобы быть Императрицей?

– Нет. За это тебя уже ненавидит Сору. – Идра поморщился. – Прости. Это звучит ужасно.

– Тем не менее, это правда, – сказал Майя. – Я это понял, как только увидел ее в первый раз.

– Мать не огорчалась из-за этого, хотя я не утверждаю, что ей не понравилось бы быть Императрицей Шевеан. Но нет. Она считает, что имеет законное право быть матерью Императора.

– Тогда она все же заботилась о тебе. Я так подумал.

– Нет, – снова возразил Идра. – Не совсем так. Дело не во мне. – Он колебался. – Я никогда и никому не говорил об этом, даже отцу, хотя именно он помог мне понять звериную сущность ее свирепости – ведь зверь не может совладать со своим голодом – а мы с Ино и Миреан не могли утолить ее голод. Но он любил ее, и я не хотел его расстраивать.

– Конечно, нет, – согласился Майя.

Идра ответил ему благодарной улыбкой.

– Но может быть, скажи мне, если я ошибаюсь, но мне кажется, мать не очень волнуют люди, как таковые. Она никогда не видела в тебе человека, просто какую-то ошибку. И когда я говорю, что она хотела быть матерью Императора, я не имею в виду, что она желала видеть Императором именно меня. Она хотела, чтобы ее сын был Императором. И она всегда очень сердилась на людей, которые не соглашались играть роли, которые она им отводила. Наверное, поэтому она всегда окружала себя людьми, вроде Осмин Бажевин.