Текст книги "Гоблин – император"

Автор книги: Кэтрин Эддисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– И не мне следовало стать Императором.

– Да. И ты не отрекся от престола. Позже я вспомнил, что она сказала, когда узнала, что ты явился ко двору. Что ты должен отречься от престола. Я думаю, она действительно верила в это.

– Значит, она возненавидела меня, потому что я не отрекся. – Эта догадка имела смысл, и ему даже стало лучше.

Это значило, что на самом деле он ничего не смог бы изменить.

– Да. И потому, что ты сделал то, чего не хотел Варенечибел. – Идра поспешно добавил: – Я не осуждаю тебя!

И Майя осознал, что вздрогнул, потому что вспомнил Шуливара.

– Нет, я понимаю… – Он поколебался, а затем предложил частичную правду: – Я понимаю, что по сравнению с ним выгляжу… довольно непрезентабельно.

Идра застенчиво предложил в ответ собственное признание:

– Я надеюсь, что у тебя скоро родится сын. Потому что я не хочу быть Императором.

– Понимаю, – сказал Майя.

Они улыбнулись друг другу, связанные единым чувством ответственности, бремени которой ни один из них не желал, но и не мог избежать.

* * *

Майя размышлял об этом, а так же думал о Ведеро, которая сдержала свое обещание и пригласила его вместе с ней наблюдать затмение. Телескоп был установлен на крыше ее покоев, и добраться к нему можно было только через люк по лестнице, которая представляла из себя не что иное, как цепочку вмонтированных в стену металлических скоб. Он был рад, что она надела брюки, хоть и извинилась за неподобающий вид, и еще больше рад, что она предупредила его через эдочареев не только теплее одеться, но и захватить две пары перчаток. Толстые меховые варежки пригодились не только на крыше, но и на лестнице, потому что ступеньки жестоко холодили пальцы через тонкую кожу перчаток.

Он был доволен и впечатлен, как удобно устроилась Ведеро на плоской крыше дворца. Труба дымохода использовалась для тепла и в качестве защиты от ветра, а в противоположному углу «обсерватории» примостилась приземистая жаровня в форме жабы. Между двумя поручнями оставалось достаточно места для четырех человек, но только при условии, что они будут стоять очень близко друг к другу. Майя был рад, что сегодня дежурят Бешелар с Калой и потому, что Кала был искренне заинтересован движением планет, и еще потому, что если ему предстояло делиться теплом своего тела с другими людьми, он предпочел бы этих двоих.

Затмение оказалось завораживающим и увлекательным зрелищем, все четверо по очереди приникали к окуляру телескопа – очень красивому инструменту, изготовленному в форме рога единорога. Когда Майя вслух заметил это, она сказала:

– Это подарок моей подруги, Дач'осмин Тативин. Она изготовила этот рог для своего автомата, но обнаружила, что его телескопический механизм включается в самый неподходящий момент.

– Автомат? В виде единорога?

– Да. На паровом двигателе, и сейчас она учит его поднимать и опускать голову. Она еще не выяснила, как управлять его ногами, так что смогла на некоторое время отдать телескопический рог мне для исследований. Сама она использовала его в качестве вешалки. Видите ли, она маленького роста, и ей было удобно вешать на него свои инструменты.

– Неужели? – Сказал Майя, опасаясь, что это всего лишь странная шутка.

– Да, – подтвердила Ведеро со всей серьезностью. – Она приедет ко двору летом, когда погода будет слишком жаркой для ее экспериментов, и вы сможете познакомиться с ней лично. Если вы не проявите осторожность, она покажет вам все свои чертежи.

– Мы хотели бы их увидеть, – ответил Майя, и Ведеро бросила на него быстрый взгляд, но в скудном свете жаровни и маленького фонаря он не мог разглядеть выражения ее лица.

Постепенно, обрывками, он вытягивал из нее сведения об ее подругах и их занятиях. Одна из женщин перевела сказочную поэму баризанского поэта Аму Карсетлена о путешествии корабля под названием «Лев Орпежкахара». Другая писала трактат о принципах улучшения породы животных, основанный на тысячелетних наблюдениях ее семьи, занимающейся коневодством. Еще одна открыла частную школу для одаренных магическими способностями девочек. Были еще многие и многие, и в какой-то момент Ведеро сочла нужным пояснить:

– Конечно, называя женщину подругой, мы не имеем в виду близкие отношения, а только тот факт, что они разделяют наше убеждение о способности женщин выполнять ту же интеллектуальную работу, что и мужчины.

Ее плечи затвердели, словно готовясь к обороне, и Майя спросил себя, какого ответа она ждет от него? Возможно, она ожидала осуждения или проповеди, что все это хорошо только в качестве развлечения, но истинным предназначением женщины может быть лишь воспитание детей.

– Для нас было бы честью познакомиться в вашими подругами, – мягко ответил он. – С близкими и не очень.

Чтобы посмотреть на него, она повернулась так порывисто, что чуть не столкнула Калу на перила.

– Вы говорите серьезно? – Спросила она то ли удивленно, то ли недоверчиво.

– Мы ценим общество образованных людей, – сказал Майя.

Она склонила голову и ответил:

– Мы ценим ваше внимание, Ваше Высочество.

* * *

Сложившиеся отношения с Идрой и Ведеро нельзя было назвать дружбой в обычном смысле этого слова, но это было нечто равноценное дружбе, некое родство душ, подобие близости, какое только было доступно Императору.

Ростки чего-то подобного он обнаружил и в Дач'осмин Чередин. В первый же бал после Зимнего, когда все танцевали очень осторожно и бдительно, она поднялась на помост в Мишентелеане и сказала:

– Ваше Высочество, почему вы не танцуете?

– Мы не умеем, – Майя сделал все возможное, чтобы голос его прозвучал безразлично.

Она внимательно посмотрела на него, без сочувствия, которое не умела скрыть Мин Вечин, просто с бескорыстным любопытством.

– Мы могли бы научить вас, если пожелаете.

– Научить нас?

Она фыркнула.

– Мы научились в пять лет. Уверяем вас, Ваше Высочество, это совсем не сложно.

– Спасибо, – сказал он. – Если вас не затруднит.

Она нетерпеливо повела плечами.

– А чем еще заниматься в зимнее время?

Таким образом из рабочего графика Императора был вырезан еще один кусок драгоценного времени, и три утра в неделю он проводил сначала на конном дворе, обучаясь верховой езде на своем Бархате, а потом Четиро Чередин учила его танцевать. Она оказалась лучшим учителем, чем он ожидал, чуткой и веселой, очень доходчиво объяснявшей непонятные ему вещи и движения. И постепенно он научился не спотыкаться о собственные ноги и не вздрагивать всякий раз, когда их руки соприкасались.

– После нашей свадьбы, – как-то сказала она, – нам будет совсем не стыдно танцевать с вами на публике, Эдрехазивар.

– Пожалуйста, – сказал Майя. Он стоял рядом с ней, положив одну руку ей на талию, и другой касаясь кончиков ее пальцев. Вторая ее рука покоилась у него на плече, и он чувствовал, как ее жар прожигает куртку и тунику. – Зовите меня Майя.

Она опустила глаза на мгновение, затем посмотрела на него. Ее нельзя было назвать красавицей: нос длинноват, а подбородок слишком слаб, но умные глаза лучились теплом и даже добротой.

– А меня Четиро. Наверное, неплохо мужу и жене быть на короткой ноге друг с другом. – А потом после короткой паузы добавила так тихо, чтобы слышал только он. – И даже на «ты»?

– Да, – сказал он и бесстрашно повторил пируэт, который они только что разучили. – Думаю, что так.

Она радостно рассмеялась и сказала:

– Не плохо. А теперь давайте попробуем это снова, но только забудем, что у вас железный стержень вместо позвоночника.

– Да, Четиро, – ответил он, и они улыбались друг другу весь танец до последнего такта.

Именно из-за этого нового тепла между ним и его будущей Императрицей, Майя не отказал, когда Мин Вечин попросила его об аудиенции. Он даже не попросил Цевета внести ее в список публичный аудиенций; вместо этого ее приняли в Алсетмерете, хотя и не в Черепаховой гостиной.

Она была прекрасна, как в первый вечер знакомства, хотя уже не так просто одета; маневры с Императором не помешали ей найти покровителей при дворе. Он обнаружил, что совсем не обижается, теперь он слишком хорошо знал законы придворной жизни.

Она приблизилась к помосту, изящно присела и заговорила без предисловий:

– Ваше Высочество, мы пришли извиниться.

Он посмотрел на нее более внимательно, пытаясь угадать, что она прячет за доспехами изысканного наряда и красоты. Она нервничала, ее щеки горели слишком ярко, а зубы покусывали губу: взволнованная и решительная, и с внезапным чувством родства он понял, что она выпалила эти слова, повинуясь искреннему порыву, в точности как он бросался на препятствие во время своих уроков верховой езды. Видимо, она боялась, что если не скажет эти слова сейчас, не скажет их вообще.

Прощение уже вертелось на кончике его языка, но Цевет приучил не говорить на аудиенциях ничего, не обдумав свои слова; и к тому времени, когда он уже был уверен, что да, он простит ее, ему стало любопытно:

– За что именно вы извиняетесь?

Конечно, он считал, что она должна извиниться, но понятия не имел, видит ли она сложившуюся ситуацию его глазами или вообще имеет в виду нечто иное.

– Ваше Высочество, – она опустилась на колени. – Мы знали, что вы готовы были пойти на… – Она поколебалась, потом решительно встряхнула ушами, – …близкие отношения с нами. И мы использовали это против вас.

– Тем не менее ваш запрос принес нам пользу, – заметил Майя, – потому что мы на самом деле желали поговорить с Гильдией часовщиков Чжао.

– Нет, – сказала Мин Вечин. – То есть мы не это имели в виду. Мы говорим не о результате, хотя он действительно оказался удачным. Это о том, как мы поступили. – Она подняла лицо. – Мы должны были попросить вас правильно. Честно.

– Вы не сделали ничего бесчестного, – запротестовал Майя.

– Только потому, что вы не допустили, – сказала она. – И поэтому мы должны поблагодарить вас, а также извиниться перед вами.

Ее слова неловко повисли в наступившем молчании, а потом Майя почувствовал, как его брови ползут вверх.

– Так вы были неопытны… то есть, мы просим прощения. Конечно, нет.

– Не все оперные певицы опытны, – в ее голосе послышалась смешинка, и она поспешно прижала кончики лакированных ногтей к губам.

Перед глазами Майи промелькнула безмолвная сцена: два смущенных девственника пытаются сделать вид, что знают, как им себя вести. А ведь он до сих пор не выяснил, где будут находиться его нохэчареи в подобной ситуации.

– Мы были недовольны, – признался он. – Но мы больше не сердимся.

– Мы не подумали, – яростно заявила Мин Вечин. – Мы просто хотели помочь одному человеку, и забыли, что вы тоже человек, а не только Император.

– Вы помогали своей сестре, – утешил ее Майя, но она покачала головой.

– Меру Халежу, – призналась она, и выражение ее глаз рассказало об остальном.

– О, – пробормотал Майя.

Он вспомнил, как поинтересовался, не скучно ли ей ждать на скамейке у стены, пока закончится этот долгий разговор о мосте через Истандаарту. Теперь он понял, что нет, она не скучала.

– Мы так же извинились и перед ним. Он простил нас. – Майя слышал в ее голосе изумление, хотя не знал, вызвано ли оно прощением Мера Халежа или чем-то иным. – А теперь мы возвращаемся в Чжао, чтобы начать репетиции «Невесты тигра». Но сначала нам следовало извиниться. Потому что это чертовски необходимо было сделать.

Словечко из ее детства, акцент и даже ее голос усилили его смысл, и когда она поняла, что же сказала, то покраснела до корней волос как роза.

– Мин Вечин, – сказал Майя и улыбнулся ей. – Мы прощаем вас.

Она улыбнулась в ответ, и когда она уехала в Чжао, Майя знал, что у него появился там еще один друг.

Идра, Четиро, Недао, Ведеро: пожалуй, впервые после смерти матери он начал чувствовать, что вместо пустоты обретает привязанности. Жизнь перестала быть вопросом выживания от одной враждебной встречи до другой. Для него это ощущение было внове, и когда Тара Селехар тоже попросил об аудиенции, он на всякий случай приготовился к худшему, хотя не догадывался, в чем оно может заключаться.

Ему не стало спокойнее, когда Мер Селехар явился в сопровождении Архипрелата. Совету Прелатов все никак не удавалось подобрать замену Свидетелю епархии, и Майя испытывал все большую и большую неловкость под задумчивым взглядом Архипрелата, преследовавшим его во время сессий Коражаса, тем более, что не мог найти причины столь упорному любопытству.

– Ваше Высочество, – начал Селехар, – мы пришли попросить вас о милости.

– Если это в наших силах, она будет вам предоставлена, – ответил Майя.

Цевет на своем обычном месте в углу поморщился, но Майя говорил правду и ничего, кроме правды. Он слишком многим был обязан Селехару.

– Мы… – Селехар откашлялся, словно всерьез надеялся справиться с хрипотой в своем голосе. – Мы глубоко ценим доброту Вашего Высочества, принявшего нас в своем доме, и мы ни в коем случае не желаем, чтобы вы сочли нас недовольным или неблагодарным… или… да.

– Мы считаем это своим долгом, – сказал Майя.

– Это… – Селехар замолчал, словно не в состоянии подобрать нужные слова.

Он беспомощно взглянул на Архипрелата, который кивнул и выступил вперед.

– Именно поэтому Тара попросил нас прийти вместе с ним.

– Да? – Ответил Майя.

Тот факт, что Архипрелат называл Мера Селехара по имени, можно было счесть за знак.

– Любому человеку непросто осознать природу своего призвания, – сказал Архипрелат. – Тара пригласил нас, чтобы помочь объяснить вам, что хотя он очень горд быть вашим капелланом, эта не та роль, которая ему предназначена на самом деле.

– Мы никогда не считали, что он обязан, – ответил Майя, несколько пораженный. – Мы не подразумевали подобных услуг, предлагая свое гостеприимство. Мы лишь хотели убедиться, что он не останется без крова над головой из-за гнева Сору Жасани.

Селехар низко поклонился.

– И мы благодарим вас за это, Ваше Высочество. Но если мы не можем быть вашим капелланом, как считает Архипрелат, мы полагаем, что от нас не будет пользы в вашем доме. Мы чувствовали себя таким же бесполезным в доме Сору Жасани, и так продолжалось, пока мы не поехали в Амало и не поняли в чем заключается наше предназначение.

– Тогда скажите, чего вы хотите, – предложил Майя, переводя взгляд с Селехара на Архипрелата.

– Тара хочет возобновить свое священство, – сказал Архипрелат.

– Тогда это будет сделано, – быстро ответил Майя. – Мы не знаем, есть ли свободные бенефиции в наших Улимерах, но мы изыщем возможность. Цевет?

– Ваше Высочество, – подтвердил Цевет. – Мы немедленно сделаем запрос.

– Нет! – Поспешно возразил красный как свекла Селехар.

– Нет? – Повторил Майя.

– Мы хотели просить не об этой милости, – пояснил Селехар, обращаясь, в основном, к своим башмакам. – Мы не заслуживаем такой щедрости Вашего Высочества. Мы просто хотели покинуть ваш дом, чтобы поступить в распоряжение епархии. Мы не заслуживаем бенефиция.

– Это дело вкуса, Мер Селехар, – согласился Майя и был удивлен и доволен, когда Архипрелат улыбнулся ему.

– Действительно…

– Продолжайте, Тара… – подбодрил Архипрелат.

– По правде говоря, Ваше Высочество, хотя мы ценим… и не можем отплатить вам за щедрость, нам не нужен приход.

– Хорошо, – сдался Майя. – Допустим, мы уже затрудняемся в поиске решения. Ваше желание?

– Мы хотим быть Свидетелем Справедливости, – сказал Селехар. – Они так же часто являются клириками Ули.

– Немного необычно от мертвых обратиться к живым, – заметил Архипрелат, – но на самом деле прелатство имеет значительную потребность в таких Свидетелях.

– Мы полагали, что все служители Ули являются Свидетелями мертвых.

– Они могут иметь подобное призвание, – сказал Архипрелат, – но это не является частью их служебных обязанностей; а многие из них – будем откровенны, Ваше Высочество, – не имеют к этому никакой особой склонности. Поэтому священник, понимающий, что он может не справиться с задачей, всегда вправе запросить из епархии Свидетеля, но это часто означает задержку, иногда даже на месяцы. Поэтому если Тара вернется к нам в качестве Свидетеля, мы сможем провести несколько полезных новаций. С одной стороны мы смогли бы поощрить священников на запрос Свидетеля. С другой стороны – поощрить молодых священников встать на путь поисков истины. Мы не можем отказываться от тех, чья преданность Ули сильна и искренна, только потому, что они не имеют дара говорить с живыми и мертвыми. И чем больше таких Свидетелей у нас будет, тем меньше нам придется полагаться на непредсказуемые способности местных священников.

– Мы понимаем, – сказал Майя. – Нам кажется, это очень достойная задача. Если это действительно все, что вы хотите Мер Селехар, мы с удовольствием удовлетворим ваше желание, но, пожалуйста, помните, что с не меньшей радостью мы предоставили бы вам более значительную милость.

Теперь Селехар улыбнулся легко и свободно.

– Спасибо, Ваше Высочество. Но нам больше ничего не нужно.

В его глазах появился свет, которого Майя не замечал раньше, и было ясно, что он говорит именно то, во что верит.

– Тогда вы можете чувствовать себя свободных ото всех обязательств по отношению к нам, – заключил Майя. – Мы желаем вам всего хорошего.

Селехар снова поклонился.

– Вы всегда сможете призвать нас в случае нужды, Ваше Высочество. Хотя мы надеемся, что вам никогда не понадобятся наши особые навыки, мы так же надеемся, что если вам понадобится наша преданность и дружба, вы не станете сомневаться.

– Спасибо, – сказал Майя. – Мы запомним ваши слова.

Селехар удалился, зато остался Архипрелат. Майя взглянул на него с опасением.

– Архипрелат?

– Ваше Высочество. Рассматривая ситуацию с Тарой, мы пришли к мысли, что даже если он совершенно прав, считая, что не подходит на должность капеллана, это вовсе не означает, что вы в капеллане не нуждаетесь.

– Капеллан? Нам?

– Мы не упрекаем вас, – заверил Архипрелат. – Это не требование. Ваш покойный отец обходился без священника, и мы заверяем вас, что от этого наша преданность Короне ничуть не уменьшилась. Но вы не ваш отец.

– Нет, – согласился Майя. – Это верно.

– И нам известно, что Ченело Жасан была глубоко духовной натурой, – добавил Архипрелат.

– Откуда вы это знаете?

– Мы застали ее в Унтеленейсе. Тогда мы были каноником Унтеленейсмера, обязательная ступень на пути к высшим должностям епархии, и мы часто видели ее там. Однажды мы говорили с ней.

– Правда? – Спросил Майя, надеясь, что голос не выдает его жгучего интереса.

– Она спросила, не обременит ли нас ее присутствие. Мы сказали, что Унтеленейсмер в первую очередь является местом молитвы, даже если Императоры Этувераца склонны рассматривать его лишь в качестве своей усыпальницы. Она поблагодарила нас, а потом спросила, где она может зажечь свечи. Она объяснила, что баризанский ритуал требует света нескольких свечей, и мы заметили, что это для нее очень важно. Мы нашли место, где она могла уединиться, и…

– Где? – Майя уже не в силах был скрыть свое волнение. – Вы покажете нам?

– Конечно, Ваше Высочество, – немного испуганно ответил Архипрелат, и небольшая процессия из него, Майи, Бешелара и Калы направилась в Унтеленейсмер.

По дороге после короткого колебания Архипрелат сказал:

– Ваше Высочество, мы благодарны, что вы не сочли нас соучастником нашего кузена Эшевиса.

– Мы были уверен, что вы не замешаны, – ответил Майя.

– Многие Императоры не стали бы терять время на выяснение.

– И наш дед в том числе. Но мы надеемся, что отец одобрил бы наше решение.

Архипрелат ответил ему задумчивым взглядом искоса, но сказал только:

– В любом случае спасибо, Ваше Высочество. Ваше доверие много значит для нас, даже больше, чем спасение нашей шкуры.

– Мы рады, – неловко пробормотал Майя. – То есть, благодарим вас.

Архипрелат улыбнулся, освобождая от необходимости продолжать разговор, и прибавил шаг, чтобы открыть двери Унтеленейсмера.

Двое находившихся там каноников выглядели очень встревоженными, узрев перед собой своего Императора в обществе Архипрелата, но поклонились послушно и благодарно, когда Архипрелат отпустил их движением руки. Он провел Майю вдоль внешнего кольца гробниц к одной из часовен, и Майя впервые понял, что их здесь шесть, а не пять.

– Это часовня Всех Богов, – объяснил Архипрелат. – Мишотасмер. Ее не так часто используют, потому что она слишком велика для почитания одного бога, а люди, пришедшие для молитвы, в душе предпочитают обращаться к Осреан или Чтео. Однажды, когда мы только-только прибыли в Унтеленейс, здесь появилась служительница Ахаларны – очень старая женщина с ритуальными шрамами. Она совершала паломничество в Вално, где Ахаларна упал на землю, и остановилась принести жертвы здесь. Но кроме нее… – Он пожал плечами. Ченело Жасан очень не хотела никому помешать, и мы были уверены, что здесь она найдет полное уединение. Позже мы видели ее здесь, а когда ее отослали в Исварое, мы пришли, чтобы убрать часовню. Она ставила свечи на всех окнах, наверное, это было очень красиво.

– Спасибо, – сказал Майя, оглядываясь вокруг.

Часовня была круглой, как и весь Унтеленейсмер, но лишена каких-либо украшений, кроме золотой мозаики в центре пола. Высокие стрельчатые окна, равномерно распределенные по окружности. Это место было мало похоже на святилище в Исварое и еще меньше на гоблинские храмы, к которым она привыкла с детства. Но Архипрелат был прав: это небольшое тихое помещение было очень красиво при свечах.

– Можно нам?.. – Он остановился, осознав, как смешно звучит его вопрос.

Он был Императором, и по закону эта часовня, как и каждый дюйм Унтеленейса, являлась его собственностью.

– Мы будем только рады видеть вас здесь, – тихо ответил Архипрелат. – Но мы хотели сказать вам еще кое-что.

– Да? – Сказал Майя.

– Так же как отказ от капеллана не является преступлением, Ваше Высочество, не выглядит предосудительным и желание побыть в уединении. Обязательное присутствие охраны – это обычай, восходящих корнями ко временам подавления культа Шеваримаи, но не все Императоры столь решительно отворачивались от церкви, как ваш покойный отец. Вероятно, вы были воспитаны в традициях Баризана?

– Только до восьмилетнего возраста, – ответил Майя, мечтая забиться в какую-нибудь щель подальше от этого доброжелательного внимания.

– Тогда вы должны были привыкнуть к ритуалу медитации, – задумчиво продолжал Архипрелат. – Можем ли мы рассмотреть этот вопрос и предоставить вам духовного наставника? У нас есть несколько молодых священников, обученных баризанской духовной практике: она весьма популярна в западном Че-Тетаре и Че-Истандааре, и на самом деле, мы хотели бы поощрить баризанскую традицию самосозерцания среди наших священников и прихожан.

– И Император подаст им прекрасный пример, – несколько кисло заметил Майя.

– Это правда, Ваше Высочество, – спокойно согласился Архипрелат.

– Очень хорошо, – сказал Майя. – Мы не можем отрицать, что вы правы, и медитация стала бы для нас большим утешением. – Он надеялся, что в его голосе не прозвучал излишний энтузиазм. – Возможно, нам действительно понадобится наставник, мы знаем только то, чему учила нас мать до своей смерти.

– Конечно, Ваше Высочество. Мы обсудим кандидатуру.

– Спасибо, Архипрелат, – сказал Майя, и они расстались.

На обратно пути в Алсетмерет Кала ускорил шаг и догнал его.

– Ваше Высочество, мы не знали, что вы медитировали.

– Мы этого не делали, – ответил Майя. – После коронации ни разу.

– Но почему нет?

– Император, – сухо заметил Майя, – никогда не остается один.

– О, – Кала чуть не споткнулся, и молчал несколько секунд, прежде чем сказать: – Неужели вы думаете, что мы стали бы смеяться над вами?

– Нет, – ответил Майя, – ибо, несомненно, любой нохэчарей, посмевший смеяться над Императором, будет немедленно уволен. Но мы боялись… мы боялись, что вы будете разочарованы в нас.

– Нет! – Выдохнул Кала.

Кажется, сама эта идея привела его в ужас.

– Мы никогда не разочаруемся, Ваше Высочество, – решительно заявил Бешелар.

– Спасибо, – сказал Майя.

Двумя шагами позже он осознал, что ни один из них не сказал: «Нохэчареи не вправе судить поступки Императора». Это наблюдение так гармонично сочеталось с его новой теорией союзов и отношений, равноценных дружбе, что он внезапно развернулся лицом к обоим и яростно произнес:

– Адремаза был неправ.

– Ваше Высочество? – Спросил Бешелар, а Кала встревоженно уставился на Майю.

– Когда он сказал, что вы не можете быть нашими друзьями. Ибо если он имел в виду, что мы не можем испытывать к вам теплых чувств, или вы не можете привязаться к нам, то он просто соврал. Это бессмысленно. Он отрицает очевидную истину, которая заключается в том, что мы… – Он запнулся, а потом отбросил официальный тон, словно швырнул об пол тарелку. – Я люблю вас обоих. Иначе как бы я смог провести половину жизни в вашем обществе? И, конечно, то же самое должно быть верно в обратном направлении. По крайней мере, я надеюсь, что должно.

Кала и Бешелар, багровые от смущения, пробормотали что-то согласным хором.

Почти задыхаясь от свирепого чувства справедливости, Майя сказал:

– Это правда, что мы не можем быть друзьями в общепринятом смысле этого слова, но у меня никогда в жизни не было друга и, наверное, уже не будет. Я Император и не могу иметь друзей, но это не значит, что я должен быть лишен привязанностей. Я считаю, что Адремаза давал свои советы из лучших побуждений, но он жестоко ошибался. Я не прошу и не ожидаю, что вы будете дружить со мной, как дружите с другими Атмазами или гвардейцами. Но… глупо отрицать, что мы не безразличны друг другу. – Он остановился, сглотнул. – Если, конечно, вы…

– Конечно, мы любим вас, – Бешелар говорил, имея в виду себя и Калу.

– Со своей стороны, – вступил Кала, – я никогда не мог перестать думать о вас как… вы правы, не о друге, но… я бы умер за вас, Ваше Высочество. И не только потому, что дал клятву.

– И я, – сказал Бешелар.

Майя заморгал и вздохнул.

– Тогда мы будем своего рода друзьями. Насколько это возможно. Вы согласны?

Улыбка на лице Калы была прекрасна, а серьезный Бешелар порывисто отсалютовал по всем правилам.

– Хорошо, – Майя улыбнулся в ответ им обоим. – Тогда давайте вернемся в Алсетмерет прежде, чем Цевет пошлет экспедицию на поиски.

Вступив за решетки Алсетмерета, он впервые почувствовал, что возвращается домой.