Текст книги "Гоблин – император"

Автор книги: Кэтрин Эддисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

Его послание к Ведеро было простым, без ухищрений, титулов и прочих формальностей:

«Изучайте звезды. М.»

Глава 16
Новости из Баризана

Ободренный уверенностью, что поступил правильно, Майя хорошо спал той ночью. Расплата пришла на следующее утро: пневмопочта разразилась потоком гневных посланий от графа Бажевела, герцога Тетимела, Эшевиса Тетимара, Далеры Бажевара, всех Свидетелей Коражаса, лорда-канцлера и многих, многих других, которые, как считал Майя, вообще не должны были знать о принятом им решении, а тем более выражать свое мнение о нем.

– Такова природа Унтеленейса, Ваше Высочество, – сказал Цевет. – Это все равно, что остановить ветер. Нужно просто подождать.

Вместе с тем, от Ведеро не было ни одного сообщения; Майя и не ждал его, но было бы так отрадно прочитать хоть пару слов благодарности среди града упреков.

Не думай об этом, сказал он себе, и в дурном настроении отправился в Мишентелеан, где Чавар набросился на него с новыми силами.

Майя вновь повторил все, сказанное накануне Цевету, Тетимару и Чавару, но прекрасно понимал, что лорд-канцлер даже не слушает его, полностью сосредоточившись на перечне своих обид. Майя был готов позволить ему выговориться, как всегда поступал с Сетерисом, но случайно взглянул на Цевета: тот стоял нахмурившись и упрямо прижав уши к голове, уже готовый взбунтоваться против своего бывшего хозяина.

Майя с внезапным испугом понял, что не имеет права позволять Чавару ругать себя; на самом деле он обязан прекратить эту публичную экзекуцию и должен сделать это в первую очередь ради Цевета, других секретарей и каждого из членов правительства, которым никогда и в голову бы не пришло, что Императора может оскорблять любой из его слуг.

Они имеют право не быть подданными труса, подумал он и, движимый презрением к себе, резко произнес:

– Лорд Чавар, достаточно!

Рот Чавара захлопнулся, как крышка сундука. Майя продолжал смотреть на него, пока тот, склонив голову, не пробормотал:

– Наши извинения, Ваше Высочество.

Цевет стремительно воспользовался возможностью перевести разговор на новые проблемы, но атмосфера в зале оставалась напряженной и взрывоопасной. Свидетели утверждали, что приложили все возможные усилия для расследования крушения «Мудрости Чохаро», однако не достигли каких-либо результатов, и было заметно, что лорд-канцлер обсуждает этот вопрос крайне неохотно. Сам Майя и не ожидал немедленного и быстрого успеха, но настаивал на подробном отчете скорее из мрачного желания наказать Чавара, чем из стремления вникать во все подробности дела. Наконец Чавар повернулся и обрушился на одного из секретарей, забывшего принести полный отчет; мальчик-курьер был отправлен в канцелярию за нужной папкой.

В ожидании его возвращения они успели обсудить еще несколько дел – просто прискорбно, сколько поселков и небольших городков имели задолженности по налогам. Когда же мальчик вернулся, тяжело сопя под стопкой папок и сшитых вместе листов бумаги, из-за которых даже не мог видеть дороги, Майя почувствовал, как неразумно с его стороны было сказать: «Мы хотим видеть полный отчет, лорд Чавар, а не просто фрагменты, которые по вашему мнению, годятся для наших ушей».

Чавар попытался возмущенно протестовать, но Майя оборвал его:

– Кроме того, мы хотим, чтобы копии всех протоколов были доставлены в Алсетмерет.

– Ваше Высочество, в этом нет необходимости.

Майя снова перебил его; он уже понял, что с лорд-канцлером проще справиться, пока тому не ударил в голову ораторский задор.

– Это дело об убийстве нашего отца.

И после долгого молчания, в котором Чавар признал поражение, Майя тихо попросил:

– Пожалуйста расскажите нам, что обнаружили ваши Свидетели.

Он был готов услышать жестокую и уродливую правду. Впрочем, они нашли не больше Селехара, хотя провели значительно большую работу. Были допрошены все члены экипажа и все слуги Императора. Двое Свидетелей были посланы на север в Амало, чтобы поговорить с рабочими, готовившими «Мудрость Чохаро» к его последнему полету. Младший дознаватель посетил Гильдию часовщиков Чжао для выяснения, как можно сконструировать устройство для взрыва дирижабля, и какие для этого необходимы навыки. Часовщики старались быть полезными и оказались весьма многословны, но вся полученная от них информация, насколько мог судить Майя, не помогла расследованию продвинуться ни на шаг ближе к истине.

То было долгое и удручающе признание своей беспомощности, и Майя почти пожалел, что не позволил Чавару отвертеться. Но он передаст копии протоколов Селехару, может быть, это поможет.

* * *

В полдень все были рады покинуть Мишентелеан, и, садясь за обед, Майя решительно сказал Цевету:

– Продолжим наши дела.

Цевет понял намек и повиновался, так что они полностью погрузились в обсуждение очередного ходатайства от ссыльного врага Варенечибела, который надеялся, что Эдрехазивар может оказаться более снисходительным – эти ходатайства казались бесконечными, как реки слез, что в сказках гоблинов отделяли землю живых от земли мертвых – как вдруг звук волнения в коридорах Алсетмерета заставили их замолчать и насторожиться. Майя бросил вопросительный взгляд на Цевета, а затем ждал, пока тот вернется из разведки. Императору не пристало лично выглядывать в коридор.

Расследование заняло несколько больше времени, чем Майя ожидал, но когда Цевет вернулся, он был встревожен не на шутку.

– Ваше Высочество, это посол Баризана. Он просит вашей аудиенции.

– Сейчас? – Спросил Майя, нахмурившись в свою очередь.

– Ваше Высочество. Он говорит, что обращается к вам по крайней необходимости, и судя по его волнению, мы готовы ему поверить. Он пришел лично и даже извинился, что не организовал встречу соответствующим порядком. – И, подняв брови, добавил: – Гоблины никогда ни за что не извиняются, Ваше Высочество, тем более публично.

– Тогда нам лучше увидеть его, – сказал Майя. – Это нарушит наш график на оставшуюся часть дня?

– Нет, Ваше Высочество, – ответил Цевет, хотя его слова звучали недовольно.

– Спасибо, – сказал Майя. – Мы понимаем, что это весьма досадная неприятность.

– Это наша работа, – Цевет поклонился и отправился за послом, чтобы пригласить его к Императору.

В соответствии с правилами хорошего тона, посол пришел один, но Майя слышал, как ударили в пол древки копий, когда его солдаты приветствовали охрану, и как охрана салютовала в ответ. С первого взгляда на посла Горменеда стало понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Хотя темная кожа Горменеда не могла ни краснеть ни бледнеть, его глаза были широко распахнуты, а лицо блестело от пота. Он пал ниц, бормоча слова приветствия на баризани; Майя смог разобрать только одно из них: «Уважаемый».

«Ordath», Ченело начинала с него каждое из своих безответных писем к отцу, и Майя знал, что оно является частью надлежащего обращения к старшему.

– Прошу вас встать, посол, – сказал он и добавил, чтобы немного ослабить напряжение. – Мы надеемся, что дедушка не решил объявить нам войну?

– Тогда нам всем было бы легче, – ответил Горменед. Не похоже, что это была шутка. Он поднялся, если не изящно, то без признака усилия. – Великий Авар предлагает совершить государственный визит.

– Он желает, чтобы мы поехали в Баризан?

– Нет, нет, – сказал Горменед, еще больше встревоженный этой идеей. – Он намерен приехать сам.

Из тысячи животрепещущих вопросов Майя почти наугад выбрал один:

– Когда?

– Зимой. Он говорит, что хочет посмотреть, как в Этувераце отмечают Солнцеворот.

Есть ли способ остановить его? Майя не спросил этого. Ответ уже был виден в испуганных глазах Горменеда. Он повернулся к Цевету, который правильно понял выражение его лица и ответил:

– Двор успеет подготовиться, Ваше Высочество, хотя все приготовления нужно согласовать очень быстро, так как до дня зимнего солнцестояния осталось меньше двух месяцев.

И до моего дня рождения. Майя отбросил эту мысль, после смерти Ченело он ни разу не праздновал свой день рождения, и не хотел праздновать, став Императором.

– Последний раз Великий Авар покидал Баризан в молодости во время войны с Архипелагром, – сказал Горменед. – На нашей памяти он не отъезжал от Корат'Дав Архос больше, чем на двадцать миль.

Майя начал понимать причины паники Горменеда. Когда родилась Ченело, Великий Авар уже был далеко не молод; должно быть, теперь ему перевалило за восемьдесят. И именно послу придется нести ответственность за благополучие своего господина.

– Ваше Высочество, – быстро заговорил посол в новом приступе отчаяния, – мы считаем, что сможем выработать мудрый и последовательный план визита Великого Авара, но это потребует значительных усилий, вот почему мы уповаем на сотрудничество вашего правительства с нашей Dav.

Он использовал баризанское слово, означающее, как догадывался Майя нечто среднее между «домашним хозяйством» и привычным для эльфов «правительством». Гоблины не различали эти два понятия.

– Мы хотели бы… – Посол постарался произнести это как можно торжественнее. – Мы хотели бы пригласить вас, Ваше Высочество, вашего лорда-канцлера и вашего Свидетеля по иностранным делам поужинать с нами в течение трех дней, чтобы мы смогли достигнуть лучшего взаимопонимания.

Он тактично не стал уточнять, что считает «лучшим взаимопониманием», но Майя уже оценил преимущества этой идеи. Он с восхищением отметил про себя хитрое, но политически безупречное предложение Горменеда обеспечить сотрудничество двух человек, которым проще всего было бы превратить визит Великого Авара в катастрофу. Собственный опыт общения с Чаваром заставлял Майю предположить, что все иные пути, скорее всего, заведут их в тупик.

– Мы будем рады присутствовать, – сказал он, и Горменед вздохнул с явным облегчением.

* * *

Конечно, это будет очень непросто. Расписание нужно будет составлять с ювелирной точностью, придется согласовать тысячи деталей этикета и безопасности, Чавара придется уговаривать (Майя с трудом удержался, чтобы не спросить Цевета, чем вызвано это убеждение); и для того, чтобы со стороны Императора это одолжение не выглядело незаслуженной милостью Баризану, Майе пришлось согласиться на ужин в обществе маркиза Лантевела, Председателя Благородной Палаты Крови в Парламенте.

Дальше ситуация только осложнялась: с неожиданной скоростью среди придворных стали распространяться слухи, что Майя ужинает с гоблинским послом, чтобы обсудить женитьбу на баризанской принцессе. Алсетмерет был завален сообщениями, доставленными лично или по пневматической почте от людей, ищущих аудиенции с Императором, чтобы убедить его жениться на девушке исключительно эльфийского происхождения.

* * *

– Есть еще одно дело, Ваше Высочество, – сказал на следующее утро Цевет, и его извиняющийся тон был для Майи сигналом готовиться к новым неприятностям. – Граф Бажевел. Мы боимся, что другого пути нет: вы должны предоставить ему аудиенцию.

– Действительно? – С несчастным видом спросил Майя.

– Он считает, что с ним очень плохо обошлись, Ваше Высочество. И так как Осмин Бажевин теперь принадлежит Дому Драхада, с его стороны естественно и правильно поинтересоваться ее будущей судьбой.

– Но мы не знаем, что с ней делать! – Воскликнул Майя, и сам пришел в ужас от того, как сердито прозвучал его голос.

Осмин Бажевин не по своей вине оказалась в столь двусмысленном положении. И она и ее отец заслуживали ответ. Подписав брачный контракт с эрцгерцогом Кирисом, она уже не считалась дочерью Бажевела, но так как брак не был завершен законным образом, она уже не могла стать женой Кириса и не являлась теперь его вдовой.

Вопрос о новом замужестве был сложным и неприятным (выйти замуж, не полностью овдовев, помимо его воли прозвучало в голове, и он вздрогнул), и еще более неприятным вопросом было, согласится ли кто-нибудь жениться на женщине с таким неоднозначным статусом. В то же время она не являлась ни вдовой с правом на доход с имущества мужа, ни дочерью Бажевела, имеющей право на поддержку отца, так как в глазах закона теперь была членом Дома Драхада.

Самым простым решением для нее было бы принять сан, чтобы стать монахиней и поселиться в одной из обителей, что густо усеяли Этуверац, особенно труднодоступную и малонаселенную его часть. Майя знал, что большинство его имперских предков сделали бы этот выбор за нее, независимо от того, чувствовала ли она призвание к служению, но находил слишком низким обращаться подобным образом с женщиной, не сделавшей ему ничего плохого.

Может быть, подумалось ему, она действительно захочет уйти в монастырь. Но он знал, что не имеет права отправить ее туда насильно.

Аудиенция графу Бажевелу и Осмин Стано Бажевин была назначена на холодный и мрачный день, когда нависшие над городом облака были почти такого же цвета, как кожа Майи. Так как интриги графа Бажевела уже порядком разозлили Майю, он решил назначить аудиенцию в Унтелеане, хотя статус Осмин Бажевин, как невесты покойного эрцгерцога, позволял ему принять ее в Мишентелеане или даже в гостиной Алсетмерета. Но он надеялся, что мрачная обстановка Унтелеана заставит графа быть кратким.

Дело осложнялось тем, что граф Бажевел, длиннолицый и длинноносый, выглядел точь-в-точь, как овца. Майя слышал, как придворные глумливо растягивали первый слог его имени в насмешливом блеянии, и, хотя это было нехорошо с его стороны, забыть об этом было невозможно, особенно после того, как граф Бажевел открыл рот и слегка дрожащим голосом начал перечень своих обид и жалоб. Вероятно, мысли Майи слишком явно отразились на его лице, потому что стоящая за плечом отца Осмин Бажевин быстро опустила голову и старалась больше не встречаться со взглядом Императора. Майя заметил, как напряжены ее плечи, и как она переплела пальцы, прежде чем спохватилась и спрятала руки в рукавах.

Как и предупредил Цевет, граф Бажевел считал, что с ним поступили крайне жестоко. Майя решил не спорить и не обрывать его, а просто дать выговориться, так как суть жалобы, признавал это сам граф или нет, состояла в том, что Кирис Драхар бесцеремонно помер прежде, чем успела состояться его свадьба. Без реакции Императора даже на самые вопиющие его обвинения, Бажевел в конце концов замолчал, хотя его поза и напряженно подрагивающие уши выказывали упорную решимость добиться удовлетворения прямо здесь и сейчас. Майя выдержал паузу достаточно длинную, чтобы эхо блеяния Бажевела полностью смолкло под сводами Унтелеана, а затем попросил:

– Осмин Бажевин, подойдите в нам, пожалуйста.

Бажевел и его дочь выглядели встревоженно, что только больше усилило сходство между ними, и Майя спросил себя, не начали ли придворные блеять и на Осмин Бажевин теперь, когда она перестала быть невестой эрцгерцога. Она поднялась по ступеням на помост, и Майя тихо сказал ей:

– Мы сожалеем о вашей потере.

– Спасибо, Ваше Высочество, – ее голос был не громче шепота.

– Осмин Бажевин, – спросил Майя. – Чего бы хотели вы сами?

Этот вопрос испугал ее; лицо девушки исказила страдальческая судорога недоверия, но он кивнул, не отводя от нее глаз. Ее страх казался почти оскорблением.

– Давайте я перефразирую свой вопрос. Мы понимаем, что вы находитесь в затруднительном положении, и все предлагаемые вам решения плохи. Признавая, что это правда, чего бы вы выбрали для себя?

Он сделал еще хуже, потому что она по-прежнему шепотом ответила:

– Мы хотели бы, чтобы наш жених был жив.

Через секунду она, широко раскрыв глаза и подрагивая ушами, уже стояла перед ним на коленях, извиняясь, а ее отец встревоженно блеял у подножия помоста.

– Пожалуйста, Осмин Бажевин, мы ни в чем не виним вас, – сказал Майя. – Пожалуйста, встаньте. – И когда она наконец поднялась на ноги, настолько испуганная, что он видел, как дрожат ее плечи, он сказал. – Вы понимаете, что самым простым решением было бы отправить вас в монастырь, но мы не будем принуждать вас к тому, чего вы сами не хотите.

Сомнение на ее лице еще больше усилило сходство с овцой.

– Мы обещаем, – заверил Майя, всей душой желая, чтобы она поверила.

После молчания, показавшегося ему очень долгим, она сказала:

– Принцесса Шевеан предложила мне место в своем доме.

– Действительно? – Спросил Майя просто, чтобы выиграть время, пока его мысли лихорадочно кружились в голове.

Он был уверен, что причина предложения Шевеан не имела ничего общего с благотворительностью. Стано будет кроткой и услужливой спутницей вздорной принцессе. И хотя Майя чувствовал, что вряд ли это решение принесет пользу хоть одной из сторон, но были рубежи, которые он не считал себя вправе нарушать, даже зная, что станет первым Императором, признавшим личные границы своих подданных.

– Вы этого хотите?

– Ах, да, – выпалила Осмин Бажевин, заставив себя не оглядываться на отца, хотя ее уши беспокойно подрагивали.

– Тогда у нас нет никаких возражений, – подвел итог Майя.

Это не было правдой, но являлось, в конце концов, лучшим решением, которое могла обеспечить им обоюдная честность, и возможно, подумал он с возрожденным оптимизмом, общество компаньонки поможет смягчить горе Шевеан.

– Спасибо, Ваше Высочество, – сказала Осмин Бажевин, опускаясь в реверансе и предлагая ему то, что казалось почти улыбкой.

Майя кивнул, позволяя ей покинуть помост и возвысил голос, чтобы объявить:

– Ваша дочь устроена, граф Бажевел. Ваша проблема решена.

И наша тоже, подумал он, но не поддался искушения сказать это вслух. Сейчас стало модным остроумие за чужой счет, но Майе не нужно было объяснять, что Императоры не следуют моде, сколько бы ни раздражал его граф Бажевел.

Еще пару секунд он опасался, что Бажевел продолжит настаивать на своем, но Осмин Бажевин не остановилась у подножия помоста; она продолжала идти так быстро, насколько позволяли приличия, к далеким дверям зала. Бажевин колебался, переводя взгляд с дочери на Майю и обратно. Майя предусмотрительно принял озабоченный вид, словно Бажевада уже ушли. Недолгое колебание, быстрый скачок от упрямства к разочарованию, и Бажевел поклонился, пробормотал «Ваше Высочество» и поспешил вслед за дочерью.

* * *

Но даже за вычетом кандидатуры Осмин Бажевин, перечень желающих занять место супруги Эдрехазивара VII напоминал список гарнизона небольшой крепости. Старшей из претенденток было сорок два, в то время как самой молодой всего шесть месяцев. И Цевет перед ужином с Горменедом самым серьезным образом настаивал, что каждая из девиц достойна самого подробного обсуждения.

– Неужели это действительно так необходимо? – Спросил Майя, стараясь не выглядеть ни раздраженным, ни испуганным.

– Боимся, что да, Ваше Высочество, – сказал Цевет. – Большое волнение, вызванное Баризаном означает, что… – Он поколебался, вертя в пальцах перо. – Думайте об этом, как о ритуале, по возможности. Или как о театре. Каждый из предпринимаемых нами шагов должен казаться разумным и справедливым.

Майя заметил, как Цевет сделал легкое ударение на слове «казаться». И согласился с ним. Конечно, Император не мог открыто сказать: «Мы не женимся на Осмин Дашенин, потому что она племянница лорда-канцлера, который нам не нравится. И потому, что она сама тоже нам не нравится».

На одной из вечеринок Наревиса Осмин Дашенин очень ловко и элегантно загнала его в угол. Она стояла слишком близко к нему и слишком много смеялась, пока ее смех не начал звучать в его ушах, как лай охотничьей собаки. Даже преодолев свою обычную застенчивость, он все равно не имел ни малейшего понятия, как разговаривать с ней; в потоке ее блестящего остроумия не было ничего близкого его душе, ничего, что могло бы зажечь его интерес. И каждый раз, когда он не мог подыскать ответ, Лоран Дашенин просто смеялась и придвигалась ближе, как будто надеялась взять его измором. На этот раз Наревис не стал спасать его, должно быть ему приказали не мешать брачным играм кузины. Подобная прямолинейная настойчивость вполне соответствовала характеру Чавара, и Майя знал, что несмотря на множество хитрых и дипломатичных приемов, позволявших Наревису саботировать приказы отца, он никогда не восставал против него открыто.

В конце концов, от окончательного позора Майя был спасен своими нохэчареями. Телимеж шагнул вперед и сказал:

– Ваше Высочество, напоминаю, что Мер Асава хотел поговорить с вами, прежде чем вы удалитесь почивать. Час уже поздний.

Майя радостно ухватился за этот предлог, закрыв глаза на тот факт, что выглядит со стороны ребенком под присмотром двух нянек, и с тех пор тщательно избегал общества Осмин Дашенин.

Но главная причина была не в этом.

– Очень хорошо, – сказал он. – Тогда мы прямо заявляем, что не собираемся жениться на ребенке. И пример Белмаливена Пятого ясно говорит нам, что это было бы неразумно.

– Ваше Высочество, – пробормотал Цевет, принимая к сведению императорскую волю.

– Мы так же полагаем, – мрачно продолжал Майя, – что было бы не меньшей глупостью выбирать женщину, подошедшую к окончанию детородного возраста, как Осмин Алшенин.

– Да, Ваше Высочество.

– Некоторые из этих женщин являются нашими родственницами.

– Большинство из них, в большей или меньшей степени. Драхада вступали в брак с наиболее благородными Домами Этувераца. – Цевет неловко кашлянул и передернул ушами. – Мы помним, что это был один из аргументов в пользу женитьбы Варенечибела на вашей матери.

– Ах. Тем не менее, мы предпочли бы не жениться на кузине.

– Итак, мы исключаем любую женщину ближе третьей степени родства, – сказал Цевет, делая еще одну пометку.

– Существуют ли благородные Дома, с которыми нам не следует заключать союза?

Он не задавал этот вопрос раньше, когда выбор Императрицы казался делом неприятным, но относительно простым, но теперь, познакомившись со своими придворными поближе, должен был выяснить все мелкие и неприятные детали.

– Ваше Высочество, – Цевет задумался всего на пару секунд, – мы бы сказали, хотя это только предположение, что дальнейшее сближение с Рохетада и Имада может оказаться нежелательным. Так же, как и с Селехада. – Конечно, семьи супругов сводных братьев и сестры, а также вдова отца. – С другой стороны, выбор жены из семьи Чередин может быть истолкован как изящный и милостивый жест. Ваш отец не приобрел друзей, когда отослал Арбелан Жасан.

– Мы тоже так думаем. Но мы не можем вспомнить, упоминали ли вы раньше о Дач'осмин Чередин?

– Да, Ваше Высочество. Это внучка брата Арбелан Драхаран. Она была бы во всех отношениях прекрасным выбором.

– Вы сами выбрали бы ее?

Цевет выронил перо. Щелчок металлического наконечника о мраморную столешницу был слышен всем в комнате.

– Ваше Высочество, мы не имеем права выбирать. Нам не положено.

– А Чавар бы не постеснялся.

– Чавар ваш лорд-канцлер, а не секретарь.

Голос Цевета звучал с таким чопорным достоинством, что Майя понял: он не на шутку взволнован.

– Но мы не доверяем ни его решениям, ни его преданности. А вам мы верим.

На бледных щеках Цевета вспыхнули розы.

– Это большая честь для нас, Ваше Высочество, но мы не можем выбрать Императрицу.

– Мы тоже не можем! – Он совсем не хотел кричать, и смутился, когда Цевет и нохэчареи дружно подпрыгнули. Майя понизил голос и разжал сведенные судорогой пальцы. – Мы не можем… Это слишком сложный танец. Мы тоже не можем выбрать Императрицу.

– Ваше Высочество?

– Неудачная метафора, – сказал Майя, и ему даже удалось улыбнуться. – Наверное, поэта из нас не получится.

Он не мог сидеть здесь больше, обсуждая свой брак, словно выбор кобылы для жеребца; он чувствовал, что снова может закричать, а это была плохая плата за труды Цевета. Майя отодвинулся от стола и встал.

– Уверен, что на сегодняшний вечер у нас запланированы еще дела.

Он заметил искру понимания в глазах Цевета и отвернулся, пока там не появилось нетерпение или жалость.

– Есть еще одно дело, Ваше Высочество, – сказал Цевет, – хотя мы не знаем, насколько оно важно для вас.

– Что именно?

– Вы поручили нам найти женщину, которая заботилась о вас во время похорон вашей матери. Мы ее нашли, но не были уверены, что…

– Благодарим вас, – ответил Майя. – Нас интересует эта леди. Кто она?

– Ее зовут Аро Даниван. Ее муж был Драхада по материнской линии, и ваш отец признавал его своим родственником. Данивада удручающе бедны.

Цевет сделал паузу и посмотрел на Майю, чтобы убедиться, все ли он понял. Майя все прекрасно понял.

– Как и Нелары, вероятно, – сказал он.

Цевет слегка поморщился.

– Да, Ваше Высочество. Но Осмеру Данивару и его жене повезло больше, чем Осмеру Нелару. Лет пять назад на день рождения первого внука ваш отец подарил им небольшую усадьбу, и есть надежда, что Данивары смогли поправить свое финансовое положение.

– Мы рады щедрости нашего отца, – сказал Майя, не позволив себе ни каплю горечи в голосе.

– Осмер Данивар умер два года назад. Его сын занимается строительством и за Осмеррем Даниван сохранили ее апартаменты во дворце. – В голосе Цевета предупреждением прозвучали нотки сожаления, и Майя был почти готов к тому, что услышал дальше: – Осмеррем Даниван перенесла удар. За несколько дней до смерти вашего отца. Она прикована к постели и врачи не гарантируют, что она переживет день зимнего солнцестояния.

Напоминание о связи других жизненных трагедий с его собственной было и спасительным и болезненным. Майя сказал:

– Мы хотели бы навестить ее, если это разрешено.

– Ваше Высочество, – поклонился Цевет. – Ее дочь сказала, что это будет для их семьи честью и радостью. И что ее матушка, как правило, лучше себя чувствует по вечерам.

* * *

Император не мог заявляться в гости без предупреждения, так что в апартаменты Осмеррем Даниван был отправлен мальчик-курьер, а пока эдочареи Майи суетились над его одеждой и драгоценностями, потому что платье, подходящее для вечера, проведенного в Алсетмерете, где, как гласил этикет, Император находится «у себя дома», совершенно не подходило для любого из выходов в общество, в том числе в публичные залы Унтеленейса. Майя терпеливо ожидал, пока его белую куртку с зеленой вышивкой заменят на белую куртку с пурпурным кантом, а тяжелые серебряные кольца с аметистами, на массивные золотые с черными опалами. Немер с Аврисом озабоченно обсудили проблему аметистов и гранатов в волосах, но милостиво решили, что их можно оставить. Достаточно будет поменять шпильки из черного дерева с изумрудами на золотые с жемчугами. Немер ловко заменил их, не внося беспорядок в прическу, и Майя вернулся в Черепаховую гостиную как раз к возвращению мальчика, который сообщил, что Император будет желанным гостем в покоях Осмеррем Даниван. Под бдительным оком Дажиса и Телимежа Майя вышел за порог своих покоев.

Они правильно поступили, не отослав мальчика, потому что Осмеррем Даниван жила в той части Унтеленейса, где Майе еще не довелось побывать. Большинство придворных в коридорах были среднего возраста и старше; почти все женщина приседали, не следуя моде, введенной Императрицей Сору. Он напомнил себе, что они не имели в виду ничего дурного, просто были слишком стары, чтобы следовать примеру Императрицы, которая годилась им во внучки.

У дверей их ждал другой мальчик в ливрее Драхада; Майя сделал вид, что не заметил, как тот быстро пнул дверь пяткой, предупреждая находящихся внутри о приближении Императора. Правильно ли было, внезапно подумал он, прийти в дом к людям, не готовым принять его? У них могло не оказаться времени или средств, чтобы привести свои комнаты в порядок для приема Императора. И он не мог признаться им, что после убожества Исварое и Эдономеи до сих пор испытывает неловкость и смущение среди великолепия Алсетмерета.

Но было поздно. Мальчик уже распахнул дверь и объявил (Майя вздрогнул от сочувствия, когда тот «дал петуха» на третьем слове):

– Его Императорское Высочество Эдрехазивар Седьмой.

Научись думать, прежде чем что-то сделаешь, дурачок, сказал себе Майя с хорошо отработанными интонациями Сетериса; но, начав дело, он стремился его закончить. Вслед за Телимежем он переступил порог, последним шел Дажис.

Гостиная оказалась вовсе не такой убогой, как он ожидал. Майя подумал, что не сходится с Цеветом в оценке «удручающей бедности», либо Данивада обанкротились из-за парчовых обоев. При появлении Майи женщина, стоявшая в центре комнаты под витражным абажуром, присела в глубоком реверансе. Когда она выпрямилась, он разглядел, что она была средних лет, довольно полная, но с узким заостренным к подбородку лицом, как обычно изображали эльфийскую знать в сатирических газетах. Хотя и не роскошные, ее одежда и драгоценности были подобраны со вкусом: мелкие лазуритовые бусины в волосах подчеркивали цвет необычайно ярких глаз.

– Осмин Данивин? – Спросил Майя.

Она ахнула и присела снова.

– Прошу вас, встаньте. Мы не желаем причинить вреда вашей матери. Мы уйдем, если вы считаете наш визит вредным для нее.

– О, нет, – Осмин Данивин с видимым усилием взяла себя в руки. – Ваше Высочество, наша матушка искренне рада визиту Вашего Высочества и будет счастлива вас видеть. Просто мы вместе с ней сожалеем, что не можем приветствовать вас должным образом. Видите ли, последствия удара…

– Пожалуйста, – поспешно сказал Майя в ужасе, что она считает себя обязанной извиняться за болезнь, которая убивает ее мать. – Это не важно. Мы можем пройти к ней?

– Конечно, Ваше Высочество, – заверила Осмин Данивин и повела его, сопровождаемого нохэчареями, через короткий коридор в спальню Осмеррем Даниван.

В тусклом свете ночника кровать казалась бледно-голубой горой, осененной, словно облаками, кружевными занавесками. Осмеррем Даниван, обложенная пышными подушками, казалась бесконечно хрупкой, а ее безупречно белое лицо и волосы на фоне халата, веселых розовых и желтых тонов, наводило оторопь прежде, чем посетитель успевал понять, что это вовсе не жестокая ирония.

При звуке их шагов она открыла глаза: бледно-зеленые и выпуклые, только их смог узнать Майя. Она прохрипела что-то невнятное, вероятно, означавшее «Ваше Высочество», и Майя сказал в ответ:

– Приветствуем вас, Осмеррем Даниван. Мы рады видеть вас снова.

– Рады, – повторила она более внятно, и протянула вперед сухонькую ручку со скрюченными пальцами.

Майя взял ее в ладони, оберегая от прикосновения колец, и, повинуясь слабому давлению, встал рядом с кроватью. Она не отпускала, только прищурилась, словно желая лучше разглядеть его лицо и прошептала;

– Хороший… мальчик.

– Она говорит, что вы были хорошим мальчиком, Ваше Высочество, – прошептала Осмин Данивин. – Она рассказывала нам после похорон, каким вы были вежливым и спокойным.

– Мы вспоминали ее, – ответил Майя.

Забыв об этикете, он низко склонился к Осмеррем Даниван; было глупо и бессмысленно изображать Императора перед умирающей. Он тихо сказал: