Текст книги "Таннер (ЛП)"
Автор книги: Кэти Регнери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 10
Таннер
После того, как я отвез МакКенну, по-прежнему пребывая в взбудораженном состоянии от своего заявления, я провожу вторую половину дня с семьей из пяти человек в походе по тропе Чилкут.
За всю свою жизнь я, наверное, проходил этим маршрутом раз сто или даже больше, но я все равно нахожу его увлекательным – мне нравится смотреть на историю своего родного края свежим взглядом, и мне приходит в голову, что эта глубокая любовь к истории и месту объединит нас с МакКенной. Возможно, она поможет нам сблизиться этим летом.
На пике своего расцвета в 1898 году Дайя занимала шесть кварталов в длину и девять в ширину и насчитывала более ста пятидесяти предприятий, включая салуны, рестораны, отели и торговые точки, а также врачей, дантистов, аптеки, пивоварню, две газеты, церковь, две больницы и похоронное бюро. К 1903 году, всего пять лет спустя, там проживало менее десяти человек, большинство из которых были моими родственниками.
Все, что осталось сегодня, – это развалины некогда двухмильной пристани, металлический остов гребной лодки, единственная сохранившаяся витрина магазина и три кладбища, которые стали последним пристанищем тех, кто в 1898 году попал под лавину в Вербное воскресенье.
Из Дайи мы следуем вдоль реки Тайя через прохладный прибрежный лес к холму Сейнтли-Хилл, названному так из-за быстрого и грязного 300-футового подъема, от которого кровь стыла в жилах у золотоискателей времен Золотой лихорадки, которые везли сотни фунтов припасов и снаряжения для своего долгого путешествия на север. Даже опытные туристы считают Сейнтли-Хилл одним из самых труднопроходимых участков тропы Чилкут. К счастью, за холмом следует узкая ровная местность вдоль старой лесовозной дороги, которая включает в себя руины двух строений у заброшенной лесопилки 1940-х годов постройки.
Вскоре после этого мы добираемся до точки Финнегана, где Служба национальных парков содержит несколько утепленных хижин с дровяными печами, металлическими ящиками для хранения пищи, которые защищены от медведей, и уборной. Для меня это удобное место отдыха и дозаправки моих туристов, а также возможность рассказать им о короткой, но значимой истории точки Финнегана.
В августе 1896 года в Доусон-Сити, на территории Юкона, Канада, было обнаружено золото. Новость достигла западного побережья Соединенных Штатов к весне 1897 года, и первый корабль с золотоискателями на борту пришвартовался в Скагуэйе в августе 1897 года. Они запаслись всем необходимым для путешествия на север и быстро добрались до начала тропы Чилкут в Дайе.
К концу августа 1897 года точка Финнегана, расположенная в пяти милях от начала тропы Чилкут, стала первым значимым местом отдыха на 300-мильной тропе Чилкут, и включала в себя кузницу, салун и ресторан. Следующей весной здесь также появилось паромное сообщение через реку Тайя.
Но к апрелю 1898 года один золотоискатель описал это место не более чем удобной остановкой с “горячими пончиками и кофе”. А к весне 1899 года, когда золотая “лихорадка” пошла на убыль, некогда оживленная зона отдыха была полностью заброшена.
В память о том пропавшем золотоискателе и его рассказе о точке Финнегана мы обычно начинаем обед с горячего кофе, который я нес в термосе за спиной, и домашних пончиков, которые Рив приготовила и посыпала сахарной пудрой вчера вечером.
Сидя у костра с семьей Дэниелсов – матерью, отцом, дочерью-подростком и сыновьями-близнецами, – я готовлю хот-доги, разогреваю печеную фасоль и, как могу, отвечаю на вопросы о золотой лихорадке на Юконе.
Но сегодня я не в форме.
Мои мысли постоянно возвращаются к МакКенне и нашей утренней поездке в Скагуэй.
Интересно, нравлюсь ли я ей так же, как она мне. Интересно, что она скажет, когда я заеду за ней сегодня вечером. Интересно, что она почувствует, когда я, наконец, войду в нее, твердый и горячий, впервые...
– Мистер Стюарт, – спрашивает один из близнецов Дэниелс, разрушая мою фантазию, – почему меньше половины золотоискателей, приехавших в Скагуэй, добрались до Доусон-Сити?
Я прочищаю горло, отгоняя образы обнаженной МакКенны, и поворачиваюсь к юноше.
– Отличный вопрос. Помните, я говорил, что канадское правительство требовало, чтобы каждый золотоискатель, приезжающий с Аляски, привозил с собой годовой запас оборудования для золотодобычи, припасы и продовольствие? Это была тонна снаряжения, которое они переносили на спине в несколько этапов. Допустим, шахтер работал в паре со своим другом. Он нес в гору сто фунтов припасов, оставлял их своему напарнику, а затем спускался за еще сотней фунтов. Они проделывали это двадцать раз – по десять раз каждый, – прежде чем снова начинали передвигаться в несколько этапов. По миле за раз. На протяжении трехсот миль.
– Многие из них умерли во время путешествия, – говорит миссис Дэниелс.
– Или сдались, – бормочет дочь, которая большую часть сегодняшнего похода жаловалась на тесные ботинки.
– Это было адское путешествие, – добавляет мистер Дэниелс. – Некоторые умерли от болезней. Другие были убиты или замерзли насмерть. Помните, что мистер Стюарт говорил о десятках золотоискателей, погибших под лавиной?
– Тогда, ради чего всё это было? – спрашивает другой близнец, принимаясь за второй пончик. – Ради денег? И только?
– Да. Чтобы разбогатеть, – отвечаю я. – Только ради этого.
– И оно того стоило? – спрашивает миссис Дэниелс, терпеливо ожидая, пока каждый из ее детей ответит на вопрос.
Я достаю булочки для хот-догов из металлического ящика, защищенного от медведей, который мы арендуем у Службы национальных парков, и готовлю еду для всей семьи, пока сам размышляю над вопросом миссис Дэниелс.
Более ста тысяч человек из 48 штатов отправились на поиски золота Юкона. Десятки тысяч погибли. Другие потратили целое состояние в поисках того, что так и не нашли, и уехали с Аляски без средств к существованию. Лишь несколько сотен человек покинули Аляску с суммами, которые изменили их жизнь. И только один процент нашел то, что искал.
Стоило ли оно того?
Я мысленно возвращаюсь к МакКенне и представляю ее как своего рода современного золотоискателя, приехавшего сюда, на Аляску, чтобы быстро заработать денег на уход за своей бабушкой. И вот мы здесь, более ста тридцати лет спустя, а американцы по-прежнему считают Аляску страной быстрого обогащения, хотя и гораздо менее опасным способом... несмотря на собирающих ягоды медведей.
Сколько золотоискателей в 1890-х годах отправились на север, чтобы заработать деньги для своих семей? Интересно. Сколько таких, как МакКенна, приехали сюда по нужде, а не по глупости? Когда МакКенна оглянется на свою жизнь, придет ли ей на ум, что лето в Скагуэйе того стоило?
Я надеюсь на это.
Надеюсь, что она заработает все те деньги, которые ей нужны, и когда ее бабушки не станет, а МакКенна состарится и поседеет, живя в коттедже рядом с колледжем в Сиэтле, она будет знать, что сделала то, что должна была сделать, чтобы позаботиться о том, кого любила. Я надеюсь, что она проживет свою жизнь без сожалений.
Пока семья ест сосиски с фасолью, прежде чем вернуться в Дайю, я мимолетно задаюсь вопросом, найдется ли мне место в воспоминаниях МакКенны и вспомнит ли она меня в будущем, за чередой жизненных событий. Когда она будет прокручивать в голове лето, проведенное на Аляске, как фильм, буду ли я главным героем или второстепенным? Запомнюсь ли я ей?
У меня щемит сердце при мысли о том, что она меня забудет.
Когда мы возвращаемся в лес, я потираю грудь, размышляя, сможет ли это лето каким-то образом оказаться более опасным, чем предыдущее. Насколько разумно затевать летний роман с последующим расставанием, если ты начинаешь привязываться?
Меня переполняют сомнения, пока я веду Дэниелсов обратно в некогда оживленный, а ныне заброшенный город Дайя. Потому что те, кто приезжает на Аляску в поисках счастья, редко остаются. И мы, те, кто помнит их, – это те немногие, кто остался и о ком забыли.
***
Еще светло, когда я выезжаю, чтобы забрать МакКенну из города, но прошло уже несколько часов с тех пор, как я погружен в размышления.
К сожалению, они все еще меня беспокоят.
В основном потому, что есть только один способ на установление физической связи с МакКенной, и он заключается в следующем: я не могу в нее влюбиться.
Она может меня привлекать.
Я могу проводить с ней время.
Она может мне нравиться.
И если она захочет, я могу трахать ее сколько душе угодно.
Но я не могу в нее влюбиться. Если я это сделаю, мне будет больно, когда она уедет. А я не хочу терять восемь месяцев одинокого межсезонья в Дайе, мечтая о женщине из Сиэтла, которая приехала на Аляску не для того, чтобы влюбляться, и уехала, не бросив даже взгляд на прощанье.
Так что не влюбляйся в нее, твержу я себе. Держи чувства под контролем.
Принимая во внимание, что наши отношения и без того носят деловой характер, я думаю, что мы с МакКенной сможем добавить физическую составляющую к нашему соглашению, не подвергая опасности наши сердца. Все дело в том, что она хочет того же, чего и я: интрижки без обязательств.
К тому времени, как я добираюсь до Скагуэйя, я все еще испытываю противоречивые чувства, но мне уже лучше. Я убежден, что разобрался с проблемой и что “друзья с привилегиями” – это единственное решение.
***
МакКенна
Я провела весь день в романтическом дурмане.
Ты ищешь невысокую, не слишком фигуристую, коротко стриженную, симпатичную, сексуальную женщину-антрополога с высшим образованием. Я правильно поняла?
Даже сейчас, наливая сотое пиво за день в запотевшую стеклянную кружку, я бросаю взгляд на старинные часы на стене и ухмыляюсь. Он скоро приедет.
Я не ожидала, что этим летом у меня завяжется с кем-то роман, и почти сразу же, как только Таннер попал в поле моего зрения, я убедила себя, что он – неудачный выбор для романтических отношений. Я была полна решимости сосредоточиться на том, ради чего приехала на Аляску, – заработать деньги на уход за Мими. Сказано-сделано.
За исключением того, что…
Он привлекателен.
Интересен.
Заботлив.
Забавен.
Когда мы целуемся, весь мир исчезает, а мое сердце – о, мое глупое сердце – бешено колотится, требуя большего. И еще: мне нравится выдавать себя за его невесту. Плюс ко всему, я бы была не прочь притвориться его невестой в приватной обстановке.
Все причины, по которым я не хотела завязывать с ним отношения, испарились за последние несколько часов, мне оставалось лишь желать его. Желать нас. Пусть даже только на лето. В идеале – только на лето. Я никогда раньше не была влюблена, и у меня нет ни малейшего желания влюбляться в Таннера Стюарта. Но интрижка? Приятная интрижка с поцелуями, горячим сексом и еще чем-то возбуждающим в несколько мегаватт? Почему бы и нет.
– Мисс МакКенна!
Я поднимаю голову и вижу Брюса, стоящего в конце барной стойки.
– Слушаю, Брюс! Что-нибудь нужно?
– Два “Погонщика мулов” и два рутбира. А потом... – Он с важным видом надевает монокль, достает карманные часы, открывает их, хорошенько всматривается, а затем захлопывает. – Твоя смена закончена, юная леди!
Брюс, как я сегодня подметила, ничего не делает наполовину, это увлекательно и утомительно одновременно. Но в то же время он оказался прав: чем больше я изображаю из себя распутную барменшу, тем больше чаевых получаю.
– Спасибо, добрый господин, – отвечаю я, скромно приседая в реверансе.
Он подмигивает мне, затем я отворачиваюсь и начинаю смешивать “погонщиков”.
Сегодня я получила убойные чаевые – более ста долларов наличными и даже больше, когда будут обработаны чаевые по кредитным картам. Отдыхающие с круизных лайнеров дают чертовски хорошие чаевые, и это факт. С финансовой точки зрения, это лето обещает быть очень удачным.
Я ставлю четыре напитка на поднос и на мгновение задумываюсь о том, чтобы пустить их Брюсу по натертой до блеска стойке бара, но мне нужно время и практика, чтобы отточить такие движения. Вместо этого я подношу их ему.
– Ваш заказ, сэр.
Он почтительно кивает.
– Отличный первый день, мисс МакКенна.
– Спасибо, босс, – отвечаю я. – Увидимся завтра.
Я развязываю фартук и бросаю его в корзину для грязного белья за стойкой. Закрытие кассы занимает минуту. Полчаса назад, во время пятиминутного перерыва, я подсчитала чаевые наличными, а Брюс подсчитает чаевые по кредитной карте и добавит их к моей зарплате в конце смены.
Я перекидываю ремешок сумочки через плечо и выхожу на улицу, позволяя дверям салуна захлопнуться за моей спиной. Ступив на дощатый настил в холодном, сыром Скагуэйе, я радуюсь свету. Какое чудо! До полуночи осталось четыре часа, и едва перевалило за пятьдесят градусов по Фаренгейту, но солнце еще не село.
– Чему ты улыбаешься?
Я была так увлечена необычной красотой Скагуэйя, что не заметила Таннера, прислонившегося к своей машине слева от меня. Но мое тело реагирует мгновенно – сердце пускается вскачь, щеки вспыхивают, и я прикусываю нижнюю губу.
Он ухмыляется мне, в уголках его голубых глазах появляются морщинки.
– Здравствуйте, мэм, – произносит он, манерно растягивая слова и приподнимая воображаемую шляпу.
– Добрый вечер, милостивый государь.
– Удачный первый день за стойкой?
– Отличный первый день. Ты был прав, чаевые впечатляют.
– Да! – восклицает он, поднимая руку и давая мне “пять”.
Я делаю шаг вперед и хлопаю его по ладони, позволяя ему переплести свои пальцы с моими, когда он опускает наши руки.
– Не хотите прогуляться, мисс МакКенна? – спрашивает он, окидывая взглядом в основном безлюдный тротуар, затем снова смотрит на меня.
– Конечно, – отвечаю я, стараясь подстроиться под его шаг.
Мы переходим улицу, удаляясь от очереди, которая тянется от все еще открытого King Kone. Я не в настроении иметь дело с потенциальной конфронтацией в лице Рамоны после долгого рабочего дня, поэтому с облегчением обхожу ее магазин.
– Итак, жених, расскажи мне, как прошел твой день. В какие неприятности ты вляпался?
– Водил семью из пяти человек вверх по Чилкуту до точки Финнегана. Затем мы пообедали и вернулись обратно. – Он замолкает на секунду. – Я много думал о тебе.
По моей руке, от того места, где соединены наши ладони, пробегает теплая волнительная дрожь.
– О чем именно?
– Я думал, что у нас впереди три летних месяца, и я проведу их с тобой.
Мой желудок совершает кульбит, как при первом спуске с американских горок. Падение. Полет. И полный вперёд.
– Но, – продолжает он, его голос становится мягче и ниже. – Я не хочу, чтобы кому-то из нас было больно.
– Аналогично.
– Я тут подумал, что было бы неплохо придерживаться некоторых основных правил?
Тон его голоса не такой уверенный, как обычно, и, если я не ошибаюсь, в его предложении чувствуется легкая робость. Интересно, почему? Он так взволнован из-за моей реакции? Думает, что мои чувства будут задеты, если мы договоримся лишь на физическую близость?
– Таннер, – говорю я, – ты многого обо мне не знаешь.
– Разумеется, но я не хочу...
– Я не собираюсь в тебя влюбляться, – решительно заверяю я его, останавливаясь, чтобы посмотреть ему в лицо. – Тебе не стоит беспокоиться об этом.
Он моргает, глядя на меня.
– Ох.
– Я этого не сделаю.
– Ты не...
– Скажем так, я полная противоположность Рамоне. – Я подхожу к нему на шаг ближе, так что, когда он вдыхает, его грудь касается меня. – Но я согласна, у нас должно быть несколько основных правил. Вот мои: во-первых, не спи с другими, если спишь со мной. Я не хочу ничего подхватить. И, во-вторых, если у нас все пойдет своим чередом, просто будь откровенен, ладно? Дай мне знать, если ты больше не захочешь продолжать, тогда мы просто разойдемся в разные стороны. Вот и все. – Я пожимаю плечами, как будто уверена в каждом произнесенном слове. Как будто управляю своими чувствами с такой же непринужденностью, с какой перечисляю свои требования. И, по большей части, я такая какая есть, не потому, что хочу быть такой, а потому, что знаю, что так будет лучше. – Я отношусь к этому не так серьезно, так что тебе не о чем беспокоиться.
Он изучает мои глаза, затем вздрагивает. На самом деле он вздрагивает так, будто его что-то укусило, и весьма болезненно. Когда он опускает взгляд на наши ноги, его брови все еще сведены вместе.
– Таннер? Ты в порядке?
– И как же это будет? – спрашивает он меня, поднимая голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и продолжая хмуриться.
– А как ты хочешь, чтобы было?
– Я думаю, мы могли бы... – Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. – Замутить друг с другом? На лето?
– Круто.
– И пусть это будет непринужденно, – говорит он.
Разве я только что не об этом говорила?
– Угу. Именно.
– И ты... не возражаешь?
Не возражаю? Он что, не слушал?
– Я уезжаю в конце августа. Ты остаешься здесь. Что хорошего в том, что мы влюбимся друг в друга? Это было бы глупо.
– Да, – соглашается он. – Думаю, ты права.
– Значит, мы с тобой понимаем друг друга?
– Да, но ты будешь... кем? Моей девушкой?
Я подмигиваю ему.
– Твоей невестой.
– Нет, – говорит он, – я имею в виду... по-настоящему. Кем ты будешь для меня? Кем я буду для тебя?
Никаких “по-настоящему”.
– Считай это дополнением к нашему первоначальному соглашению, – поясняю я. – Этим летом мы притворимся, что помолвлены. Мы будем делать все, что делает помолвленная пара... за исключением планирования свадьбы. А в конце лета мы, – она использует воздушные кавычки, – “расстанемся”, и я уеду домой.
– Значит, всё будет понарошку? – уточняет он.
– Да, – отвечаю я. – Мы изображаем помолвленную пару, спим друг с другом, когда хотим, и не допускаем романтических чувств. Когда время придет, всё закончим.
– И ты не против? – спрашивает он, притягивая меня ближе. Его руки обхватывают меня. Твердые мускулы его тела – его бицепсы, грудные мышцы, пресс, его член – прижимаются ко мне, трутся об меня, и я вспоминаю, какой он большой, и какая я маленькая, и, боже мой, как я хочу, чтобы каждый дюйм его тела принадлежал мне. – Ты уверена?
– Угу.
– Я никогда не встречал такой девушки, как ты, – тихо произносит он, и у меня возникает ощущение, что он даже не осознает, что произносит это вслух.
– “Основные правила” тебя заводят? – Мое сердце бешено колотится. Я хочу его. Черт. Я так сильно его хочу. – Как только они вступят в силу, мы сможем делать все, что захотим, Таннер.
– Чего ты хочешь, МакКенна? – спрашивает он меня хриплым голосом.
– Тебя, – бормочу я, приподнимаясь на цыпочки. – Я хочу тебя.
– Я твой, – произносит он, и его губы накрывают мои.
***
Поездка обратно в его хижину проходит в тишине, но машина словно наэлектризована. Потрескивание, повисшее между нами, мощное и волнующее, как обещание того, что ждет нас впереди.
Его кровать похожа на гигантскую подушку, и если бы я отдохнула, побрилась и приняла душ, я бы настояла, чтобы он разделил ее со мной этим вечером. Но я только что отработала восьмичасовую смену в крестьянской блузе, юбке в стиле прерий и ботинках. Несмотря на прохладу в воздухе, я изрядно вспотела за сегодняшний день. От меня воняло в тех местах, в которых я бы предпочла оставаться свежей, ноги болели, и мне нужно было хорошенько выспаться.
– Эй, – говорю я, поворачиваясь к нему. – Не сегодня, ладно?
Он поворачивает голову вправо, чтобы взглянуть на меня.
– Что?
– Не сегодня, – повторяю я, и мои щеки вспыхивают, что выглядит нелепо после нашего откровенного разговора и страстного поцелуя на набережной. – Я весь день работала, понимаешь? Мне нужно в душ. И я устала.
– Ох! – говорит он, кивая. – Да. Конечно. Я понял. Да. Не сегодня.
Электричество, наполнявшее машину, испарилось, и я тут же пожалела о сказанном, поэтому, не подумав, открыла свой большой рот.
– Но мы могли бы... – Я собираюсь предложить ему дать мне время принять душ, а потом вместе посмотреть фильм, но останавливаю себя, и вот почему…
Мы никогда не касались темы дружбы, и, честно говоря, для меня это гораздо более серьезный разговор. Отношения не опасны, но дружба? Дружба способна причинить мне настоящую боль. Если мы начнем делать то, что делают друзья – тусоваться, смотреть фильмы, разговаривать, делиться чем-то, проводить время вместе, – между нами может завязаться дружба. А для меня дружба – это не шуточное дело, уступающее по важности лишь моим отношениям с Мими. Моя дружба с Изабеллой, например, абсолютно семейная; это те отношения, ради которых я бы вышла на маты с любым противником. Я бы оберегала их всем, что у меня есть, всеми силами. Я могла даже умереть за них. Поэтому, я уверена, что могла бы спать с Таннером все лето напролет, не выходя за грань легкой интрижки.
Отношения мимолетны.
Но дружба? Это святое. Это настоящее.
Хочу ли я дружить с ним?
Есть ли в моей жизни место для дружбы с ним?
Понятия не имею, думаю я, ерзая на своем сиденье. Я действительно не хочу задумываться над этими вопросами, не говоря уже о том, чтобы отвечать на них. Они слишком сложные. Слишком важные.
– Мы могли бы... что? Договаривай.
– Я не уверена, что это хорошая идея.
– Все равно скажи мне.
– Я не знаю, какие у тебя планы на вечер, – говорю я, чувствуя настоящий риск и неуверенность, впервые с тех пор, как он за мной заехал, – но мне нужно отдохнуть пару часов после работы. Я тут подумывала посмотреть фильм, и мне было интересно...
– Да. Звучит заманчиво.
– Это ничего не значит, – поспешно добавляю я.
– Что ты имеешь в виду?
– Это просто фильм, – говорю я, не решаясь добавить, что нам не обязательно разговаривать или что-то в этом роде. Это не значит, что мы друзья.
– Да, – невозмутимо отвечает он. – Понимаю. Мы не будем сегодня спать вместе.
Я собираюсь сказать, что ты не совсем понимаешь, но решаю оставить все как есть.
Я смогу контролировать себя. Я смогу сидеть рядом с ним на диване или кровати и смотреть фильм без сближения. Мы же не собираемся заплетать друг другу косички и делиться нашими самыми сокровенными секретами, верно?
Вот только в Таннере есть что-то такое, что развязывает язык, думаю я, вспоминая нашу поездку на машине в Скагуэй субботним вечером. Казалось, минуту назад мы говорили о музыке, а в следующее мгновение я обнаружила, что рассказываю ему все о пьянстве моего дедушки и зависимости Шейлы.
Больше так не делай, говорю я себе. Обещай, что больше так не будешь.
– Отлично, – слышу я свой голос. – Приходи через час.
– Я принесу попкорн, – говорит он, улыбаясь мне, когда сворачивает на территорию турбазы.
А я возьму себя в руки, обещаю я себе.
